Текст книги "Последний год"

НА РЕКЕ ДУРАКОВ

Тобогганы в поход не взяли, хотя долго шли юконскими равнинами, встречая на каждом шагу куропаток, зайцев и мелких рыжеватых равнинных волков. Путь по равнине был нелегким и для пешехода. Она была покрыта высокими, в половину человеческого роста, кочками, с длинной косматой травой на макушке. Русские называли такие кочки «непричесанными бабами». Ноги путались в этих космах и срывались в промежуточные впадины, в сырые ямы, где снова путались в клубках корней.

На реку Дураков, кроме Красного Облака и Андрея, шел только Громовая Стрела. Шли налегке с заплечными мешками и оружием.

За равниной начались Чугацкие Альпы – лабиринт ущелий, долин, озер, небольших рек и ручьев. Островерхие горные хребты вгрызались в небо, как пилы. Ночами над горами трепетало зарево вулканов.

На пятый день пути вдали на западе что-то блеснуло алмазной искрой, а к концу дня эта искра превратилась в огромную гору с ледяной вершиной. Андрей узнал в ней по конусообразной вершине гору на парусиновой карте. Он искал глазами вторую гору карты с дымящейся вершиной, но не находил. Значит, не близок еще конец их пути.

Дымящаяся гора показалась под вечер следующего дня. Но не дым, а густые облака пара стояли над ее вершиной.

– Гора Духов, – благоговейным шепотом сказал Красное Облако и первый упал на землю. Его примеру последовал Громовая Стрела. Лежа ничком, они шептали заклинания. И духи горы откликнулись на их молитвы. Из недр ее послышался глухой гул. Индейцы поднялись с радостными, посветлевшими лицами: духи приняли их молитвы.

Гору Духов огибала быстрая порожистая река. Она с грохотом неслась по каменным порогам, прыгала вниз невысокими водопадами и снова металась, прыгала, ревела, обдавая ледяными брызгами прибрежные скалы.

– Река Дураков, – подумал Андрей и не ошибся. Когда они дошли до места, где берег обрывался в реку отвесной скалой, такой пронзительно белой, что слепило глаза, Красное Облако сказал:

– Река Дураков. Здесь нувуков прибило к берегу. Здесь мы их нашли.

За белой кварцевой скалой река Дураков разделилась на четыре рукава. Красное Облако свернул на второй, считая от белой скалы. Рукав этот сразу вошел в узкое ущелье, вернее, в каменную щель, угрюмую и полутемную, как комната с закрытыми ставнями. А по верху этой щели стояли освещенные солнцем стройные хвойные леса. Сделав крутой изгиб, каменная щель внезапно расширилась и превратилась в долинку, заросшую густым и пестрым подлеском.

– Мы пришли, – сказал Красное Облако.

Андрей сел на мшистый, теплый от солнца камень и огляделся. По долине лениво тащился небольшой ручей, выстланный по дну галькой, с широкими песчаными отмелями. «Золото в этом ручье, – решил Андрей, глядя на отмели, покрытые песком, глиной и галечником. – С гор вода смывала и сносила золото в эту долинку. Смывала тысячелетиями!»

– Идем, Добрая Гагара, – легко дотронулся Красное Облако до плеча задумавшегося Андрея. – Сначала я покажу тебе силу и мощь ттынехов! Покажу то, что даст нам победу над нувуками!

Удивленный Андрей поднялся с камня и пошел за индейцами. Они привели его в густой кустарник, и Андрей не сразу заметил низкую нору в скале. Сначала они ползли по ней на четвереньках, но вскоре нора стала расширяться, и они встали. Андрей чувствовал, что он находится в пещере, но видеть ничего не мог. Но вот застучало в чьих-то руках огниво о кремень, брызнули искры, и вспыхнуло яркое пламя. Громовая Стрела зажег три толстых сосновых сука, густо обмазанных смолой, и один из этих ярких факелов передал русскому. Андрей удивленно оглянулся. В большой пещере с черными поблескивающими сводами был скрыт тайный арсенал индейцев. По стенам в строгом порядке, совсем как в солдатской казарме, стояли ружья. Их было много, не одна сотня.

Андрей поднял над головой факел и пошел по ружейному ряду, внимательно разглядывая оружие. «Не арсенал, а музей», – невесело улыбаясь, подумал он, глядя на гладкоствольные фузеи, с какими русские ходили еще на Фридриха Великого. А рядом стояли казачьи кремневки, грохавшие в ватагах землепроходцев Владимира Атласова, Семена Дежнева и Ерофея Хабарова, и короткие мушкетоны с раструбом на конце ствола для стрельбы картечью. Оружие петровских драгунов и флибустьеров Южных Морей!

И в каком жалком виде было это оружие! За долгую свою жизнь побывали эти самопалы и под дождем, и под снегом, и в воде, и в огне. У одного мушкетона ложе обгорело, а на ствол другого неумело приварена заплатка. Такое оружие для хозяина опаснее, чем для врага. Кто-то ловкий и бесчестный скупил этот хлам по полтиннику за штуку на Ново-Архангельском базаре или на складах Компании, где валялись они как лом для переплавки, и, наверное, по цене раз в двадцать выше действительной перепродал неопытным, доверчивым краснокожим.

Красное Облако, стоявший близко за спиной Андрея, жарко дышал ему в затылок. Андрей обернулся. Вождь улыбался не по-индейски скупо, а широко и радостно. Он гордился своим оружием, он ждал и от русского восхищенных похвал. Но русский молчал.

– Похвали наше оружие, Добрая Гагара, – сказал Красное Облако. В глазах его начало появляться беспокойство. – Могут ттынехи начать большую войну?

– Я не буду, анкау, хвалить твои ружья. С ними нельзя начинать войну. На медведя не ходят с ржавым ножом.

У Громовой Стрелы вырвался крик бешенства. Он готов был броситься на русского. Красное Облако молча, вытянутой рукой остановил его.

– Мои ружья хорошие, – неуверенно сказал вождь. В его глазах был теперь испуг. – Если завернуть пулю в кожу и крепко забить в ствол, они хорошо стреляют.

– Пойдем, попробуем в стрельбе твои ружья, – ответил русский.

Громовая Стрела взял в охапку десяток ружей, и они вышли из пещеры. На берегу ручья Андрей сказал:

– Ты не поверил мне, Громовая Стрела. Бери любое ружье и стреляй в ручей. По всплеску воды мы увидим, как далеко оно бросает пулю.

Молодой вождь выбрал длинноствольную тяжелую фузею, тщательно зарядил, прицелился и спустил курок. Кремень дал искры, но выстрела не было. Громовая Стрела, недоумевая, опустил фузею, и тогда из-под курка показался вдруг дым, а в стволе что-то зашипело. Индеец едва успел вскинуть фузею к плечу, как раздался оглушительный выстрел. Пуля плюхнулась в ручей, шагах в трехстах, подняв тучу крохалей, чирков и уток.

– Лениво стреляет, – смущенно сказал Громовая Стрела, вытирая засыпанные порохом глаза. – Долго ждать надо.

– А враг ждать не будет. Где купил ты, Красное Облако, эти ружья? Торгованов вы к себе не пускаете, сами на редуты не приходите. Да и не продадут вам касяки ружья и порох.

– Такаякс продал, – сказал коротко Красное Облако.

– Толстый Журавль? – воскликнул Андрей.

– Ты его знаешь? – удивился вождь.

– Я видел его в твоем стойбище. На нем столько бисера, что две собаки не увезут. Что давал ты ему за ружье?

– Двадцать бобров.

– Он обманул тебя. Полтинник цена этому ружью.

– Что такое полтинник?

– Половина белки. Толстый Журавль содрал с тебя в десять раз больше.

– Торговля! – с философским спокойствием ответил вождь. – На вешалах Толстого Журавля я видел двести собольих шкур, столько же бобровых и столько же оленьих. В бараборе у такаяксы стояло три бочки соли. Зачем одному человеку столько шкур и три бочки соли?

– Оборотный капитал, – засмеялся Андрей. – Для торговли.

– Торговля, – сказал задумчиво Красное Облако. – Охотники отбирают щенков: у которых черное нёбо, злые глаза и широкие лапы, тех оставляют, остальных убивают. Так и торговля перебирает людей. Кто самый злой, у кого жесткое сердце и широкая лапа, тот будет жить. Зачем Толстому Журавлю торговля?

– Он счастье себе делает. Богатство делает.

– Разве богатство – счастье? – с искренним удивлением спросил вождь. – Толстый Журавль от богатства поворачивается медленно и вяло, как бобр перед спячкой. Охотники смеются над ним и плюют на его следы. Он ест мясо, добытое не им. Разве можно быть счастливым, пожирая мясо, добытое не твоим копьем и не твоей стрелой? Мы не любим богатства. У кого много мяса и шкур, должен дать старикам, больным, изувеченным на охоте и на войне. Когда охотник умер, мы все самое лучшее кладем на его костер. Пусть сыновья не надеются на добытое отцом, пусть добывают сами.

Он долго молчал, глядя куда-то вдаль. Потом решительно встал, взял в охапку принесенные из пещеры фузеи, зло швырнул их в ручей.

– Больше я не будут покупать ружья у такаяксы!

– Ттынехам нужны вот какие ружья! – похлопал Андрей по прикладу своего ружья. Это был «медвежатник», дальнобойный и скорострельный магазинный штуцер, новинка славных тульских заводов. – Вы, анкау, видели его работу на охоте, посмотрите еще раз.

Андрей вскинул штуцер к плечу, и прогремели пять выстрелов, один за другим, а на белом стволе далекой березы зачернело пять пулевых отметин.

– Ваши глаза видели, анкау? Вы стреляете один раз, я стреляю десять раз, и пули мои летят дальше ваших пуль тоже в десять раз. С такими ружьями можно начинать большую войну.

Громовая Стрела восхищенно хлопал ладонью по губам. Красное Облако молча взял штуцер из рук Андрея, внимательно осмотрел, пощелкал затвором, прицелился и молча же вернул ружье русскому.

– Иди, Добрая Гагара, смотри наше золото! – сказал вдруг он каким-то особенно значительным тоном, глядя в глаза русского.

ДОБРАЯ ГАГАРА ОТВЕЧАЕТ НА ТРУДНЫЙ ВОПРОС

– Здесь они копали золото, – остановился Красное Облако над глубокой ямой.

Яма была не одна. По обоим берегам ручья зияли шурфы и закопушки, грунт из которых был вынут до коренной породы, до гранитного дна Аляски. И около каждого шурфа высились отвалы чистых, до белизны промытых песков. Здесь же были раскиданы инструменты золотоискателей: обломок копья с каменным наконечником и обломок лосиных рогов, заменявших кайла, грубо вытесанная из дерева лопата и лосиная лопатка со следами глины на ней.

Андрей с изумлением разглядывал иззубренную кость. На что способен человек, если перед глазами его блестит золото! Грунт был здесь, правда, рыхлый, но на поверхность выкинуты горы песка и глины. Они знали, что не смогут унести все добытое ими здесь золото, и все же копали и мыли, копали и мыли, пока смерть не подошла к ним на два шага.

– Они копали песок, а потом мыли его в воде, – сказал Громовая Стрела. – Я видел, как это делают.

Он взял лежавшее на берегу большое деревянное блюдо, наполнил его песком и водой и начал ловко, совсем по-приискательски, вертеть и встряхивать его. Индеец несколько раз сиял глину и крупные куски горных пород, снова вертел, встряхивал, доливал водой, а когда выплеснул из блюда воду в последний раз, на дне, на черном песке шлиха, жирно блеснула широкая золотая полоса.

Громовая Стрела протянул блюдо Красному Облаку. Сахем собрал золотой песок на ладонь и небрежно кинул его куда-то за спину. Андрей оглянулся. Ничем не укрытая, никем не охраняемая, на потертом кожаном одеяле тускло поблескивала куча золотого песка и самородков, высотою до колен человека.

– Здесь везде золото. Смотри, Добрая Гагара.

Красное Облако ухватил пучок травы и вырвал его. В корнях что-то поблескивало. Сахем тряхнул пучок, и с корней, как гравий, посыпались на землю золотые самородки.

– Здесь везде золото, – равнодушно повторил вождь, перебирая пальцами самородки. – Оно лежит здесь толще, чем жир на ребрах осеннего оленя.

Андрей поднялся с земли и сел на валун. Он растерялся. Что ему делать? Как он должен поступить? Одновременно с растерянностью его охватило злобное бешенство. Этот золотой клад, сокровища эти равнодушный Петербург отдает американцам! За гроши, наверное! [39]39
  В первые пять лет после открытия аляскинского золота американцы добыли его на 400 млн долларов, т. е. на сумму, в пятьдесят с лишним раз превышающую ту, за какую Аляска была продана царским правительством.


[Закрыть] Что же делать ему? Мчаться в Ново-Архангельск, предупредить?..

Андрей поднял голову и поискал глазами Красное Облако. Сахем сидел рядом, почти у его ног. Чуть в стороне сидел Громовая Стрела. И оба они строго смотрели на касяка, чего-то ожидая от него.

Сахем поймал взгляд русского и заговорил, не отводя глаз от глаз Андрея, словно не отпуская его от себя. Андрей напряженно вслушивался в его гортанный, будто заикающийся говор.

– Я думаю, думаю, думаю! Голова моя кружится и слабеет, как у бобра, попавшего в весенний водоворот. Это земля ттынехов, – повел он рукой вокруг. – Тут все наше: земля, камни, вода, небо. Нам оставили их наши предки. А что будет с ттынехами, когда нувуки узнают про это? – протянул вождь руку к Андрею. На ладони лежал крупный самородок. – Тогда земля наша застонет от шагов белых людей, а для ноги ттынеха не будет места на родной земле.

Красное Облако смотрел на русского беспомощно и жалобно, и это было необычно для гордого вождя.

«Я никому не скажу об этом золоте! – решил Андрей. – Напустить сюда, на бешеные деньги, орды жадных и жестоких людей, русских или американцев – безразлично?! И этим отплатить индейцам за доверие и дружбу? Бесчестно это!»

– Ты задумал великое дело, анкау! – взволнованно сказал он. – Борись за родную землю и за свободу своего народа! Закрой все тропы в свои земли, не пускай нувуков, если они придут в стойбища ттынехов.

Красное Облако опустил голову.

– Как я закрою тропы в мою землю? Чем? Этими ружьями, которые лениво стреляют? – поднял он свою кремневку. – Ты верно сказал: на медведя не идут со ржавым ножом. Добрая Гагара, спаси мой народ! Возьми золото, бери все золото, что есть в этом ручье и на его берегах, и купи нам часто и далеко стреляющие ружья. И научи нас хитростям войны. Научи ттынехов нападению в лесу, засадам в горах, сражениям на равнинах и защите наших стойбищ. Ты спас моего сына, теперь спаси весь мой народ! Белая Западня задушит его!

Андрей ошеломленно поднялся с камня. Этого он не ожидал. Купить индейцам оружие? Опасная игра! Но на это он пойдет без колебаний. Страшно другое. Учить индейцев искусству войны? Воинов, знающих только «индейскую войну», нападения в одиночку или стычки мелких партий, обучать тактике и стратегии большой войны?! На это нужны годы! Это значит запереть себя в пустынях, жить жизнью первобытной, дикой, без книги, журнала, газеты – единственной связи с далекой родиной…

Андрей молчал. Молчали и индейцы, опустив глаза в землю, не тревожа русского даже взглядом. Пусть думает. Только зудение комара тонко и остро, как иглой, сверлило настороженную выжидательную тишину. И вдруг послышался громкий, насмешливый голос Громовой Стрелы:

– Добрая Гагара – касяк, торгован. Он думает сейчас, сколько бобров взять за свой ответ.

– Зачем говоришь плохие слова, Громовая Стрела? Я не торгован, я охотник, как и ты, – горячо, волнуясь, ответил русский. И, обращаясь к сахему, заговорил еще более взволнованно: – Красное Облако, я куплю ружья ттынехам. Я куплю вам хорошие ружья! И я пойду по тропе войны рядом с моими братьями ттынехами! Мое ружье будет стрелять по врагам ттынехов!.. – с внезапным порывом вскинул он свой штуцер.

Красное Облако не шевельнулся, лицо его застыло в холодном спокойствии, но в глазах вождя было ликование. Потом он тихо сказал:

– Я верю тебе, Добрая Гагара, ты наш брат.

– А ты, Громовая Стрела, веришь мне? – улыбнулся Андрей вождю Волков.

Молодой анкау глубоко и шумно вздохнул и долго не выпускал вздох, будто удерживая себя от чего-то. И ответил он не сразу и не твердо.

– Зачем торопиться, касяк! У рыси пятна снаружи, у человека пятна внутри. Я не буду торопиться. – Он поднялся и, подойдя к одеялу, на котором лежало золото, начал связывать его концы. – Бери золото, касяк, и привези нам ружья.

– Подожди, анкау, – остановил его Андрей. – Золота очень много. Все я не возьму.

– Возьми сколько надо, – ответил Громовая Стрела. Он снял с пояса мешок из волчьих шкур и, опустившись на колени перед кучей золотого песка, начал насыпать его в мешок.

– А если золота мало будет, приди и возьми сам Говорящая тряпка приведет тебя сюда, – послышался за спиной Андрея голос Красного Облака.

Он обернулся. Сахем протягивал ему парусиновую карту.

– Сахем, ты отдаешь в мои руки жизнь своего народа?! – потрясенно воскликнул Андрей.

Вождь взял руку русского, долго смотрел на нее и слабо пожал запястье. Это было рукопожатие индейцев. – Добрые руки! Хорошие руки!

Он повернул руку Андрея ладонью вверх и положил на нее карту.

– Теперь идем обратно в стойбище, – сказал Громовая Стрела, кладя к ногам Андрея завязанный мешок с золотом. – Ты возьмешь своих собак, касяк, и погонишь их на редут. Ты будешь очень гнать своих собак! Наше дело надо скоро делать.

– Уг. Наше дело надо скоро делать! – сурово повторил Красное Облако,

ПРИШЕДШАЯ ИЗ НОЧИ

Дышишь – будто сосешь тонкую хрупкую льдинку. Воздух ломкий, чистый и крепкий. Вода в Юконе отяжелела, стала тугой и плотной, как нерпичий жир, а над речными отмелями носились косяки молодых, поднявшихся на крыло уток. Готовились к отлету. А вскоре пропали и утиные косяки. В тальниках вскрикивала тоскливо серая цапля, последней покидающая север. Утра вставали туманные и холодные, без солнца, и однажды, багряным вечером, выпала не роса, а иней. Шел октябрь – месяц Инея, а также месяц Первых Буранов.

Андрей был давно готов в дорогу Мехов у него набралось на два тобоггана. Спасибо ттынехам! Никогда не было у него такого богатого промысла, какой он повезет теперь на редут. А под мехами, в самом низу, лежал тяжелый мешок из волчуры. Золото!

Андрей все решил и все обдумал. Он пойдет на Береговой редут, к закадычному своему другу, отставному капитану Сукачеву. На сукачевский редут часто заходят иностранные корабли, зверобои, китобои и просто купцы. И каждый шкипер, особенно американец или англичанин, обязательно браконьер и контрабандист. Эти авантюристы северных морей приволокут любой товар, лишь заплати им хорошо и обязательно наличными. А контрабандным оружием они издавна снабжали весь американский берег, от Мексики до Аляски. Не решил Андрей только одного – стоит ли втягивать в это опасное дело старика Сукачева? Сам-то Македон Иванович с восторгом согласится принять участие. Любит лихой кавказец и аляскинский зверобой поиграть в прятки с опасностью и даже со смертью.

Андрей давно готов, дело за индейцами. И однажды, ранним утром, когда по-настоящему еще не развиднелось, в его палатку вошли Красное Облако и Громовая Стрела.

– Пора, Добрая Гагара, – сказал сахем. – Тропа ждет.

– А куда собрался Громовая Стрела? – неприятно удивился Андрей

Вождь Волков был одет по-дорожному, в парку с капюшоном и в меховую шапку из волчьей головы

– Он будет тянуть след.

– Разве я женщина или ребенок? Я не первый раз встану на тропу.

– Ты не можешь! – решительно сказал сахем. – Ты не знаешь нашей кочевой тропы к берегам Туманного моря. Громовая Стрела знает.

Андрей молчал. Все это было очень подозрительно! Ттынех, и даже не простой охотник, а вождь, идет на редут касяков! Редкий, исключительный случай! А что это означает? Братская, дружеская забота Красного Облака или индеец все же остается индейцем, и в темной необузданной душе сахема проснулись недоверие и подозрение?

Сахем, зорко следивший за лицом русского, подошел к нему. Взяв руку русского, он приложил ее к своему сердцу:

– Когда твоя рука лежит на моем сердце – сердцу тепло. Я доверил тебе, Добрая Гагара, жизнь моего народа. Она в этой, твоей руке, – с добрым укором сказал Красное Облако.

Андрей пристыженно покраснел, потом улыбнулся, открывая всю душу;

– Я пойду по следу Громовой Стрелы, брат мой!

…Прощальный костер зажег сам Красное Облако. Тунгаки громко, с воплями и плясками, молили духов сохранить жизнь уходящих, защитить их на тропе. Их вопли, от которых у белых людей замирает душа, не пугали ребенка, висевшего в мешке за спиной матери. Он сосредоточенно сосал кусок сырого сала и спокойно смотрел на Андрея живыми черными глазенками. «Кем вырастет он? – подумал Андрей. – Свободным охотником или всегда голодным, но пьяным попрошайкой, пресмыкающимся перед белыми хозяевами его жизни и смерти?»

К костру подошел Кривой Бобр и в последний раз попросил прошки на трубку. Единственный его глаз смотрел печально. О чем жалел старик? О крепкой касяцкой прошке или о приветливых словах и ласковой улыбке Доброй Гагары?

Вопли тунгаков смолкли, и в наступившей тишине Красное Облако сказал печально:

– Сердце мое болит. Разлука с тобой, Добрая Гагара, расколола его надвое. Пусть будет долгой твоя жизнь, браг мой!

Он отошел, накрыв голову плащом.

– Чук! – крикнул на своих собак Громовая Стрела.

– Кей-кей! – крикнул своим упряжкам русский.

Молчан первый влег в набитый мохом алык, собаки, натужно горбя спины, стронули с места тобогганы.

Воины в последнем прощальном приветствии подбросили копья, женщины и дети закричали пожелания счастливого пути. И тогда Андрей увидел Айвику. Молчаливая и неподвижная, она стояла отдельно от толпы и печально смотрела на уходящих. Андрей вскинул ружье и помахал ей. Девушка тоже подняла руку, сделала неуверенный, слабый жест и смешалась с женщинами.

Горечь разлуки обожгла сердце Андрея. Оно было полно нежности и жалости. Встретятся ли они снова? Андрей тряхнул головой и, давая выход настроению, пронзительно свистнул. Упряжка ответила взволнованным лаем.

Они шли чуть волнистыми равнинами. Идти было легко. Тобогганы не хуже, чем по снегу, мчались по густым пружинистым мхам, синим, темно-красным, фиолетовым. Громовая Стрела шел впереди, «тянул след». За его легкой спорой побежкой собаки поспевали только рысью, нередко переходя и на галоп. Тобогганы неслись так, что вылетали из-под них брызги и струи ржавой воды. На стоянках индеец молчал, изредка роняя скупые, только необходимые слова. Андрей снова удивлялся, зачем сахем послал вместе с ним на опасное, требующее осторожности дело этого угрюмого, надменно-презрительного и явно недоброжелательного человека!

И сейчас, поздним вечером, они молча сидели у костра. Андрей разогревал на костре оленьи кости и, разломав их ножом, высасывал нежный, тающий во рту костный мозг. Громовая Стрела осматривал промокшие за день, исходившие возле костра паром мокасины. Мокасины были изношены до последней степени. Он швырнул их в костер и вытащил из походного мешка новые, из белой оленьей шкуры. Надевая их, он пробормотал довольно:

– Лягу спать с теплыми ногами. Айвика любит своего брата.

Андрей весело прищурил глаз. Точно такие же мокасины он нашел в своей палатке накануне отъезда. Теперь он будет знать, кто их подбросил ему. Русский развязал мешок, достал мокасины и надел их.

– Ха! – изумленно вскрикнул Громовая Стрела. Трубка выпала из его губ. Он поднял ее, поднес было ко рту, но плюнул зло в костер и отшвырнул трубку.

Андрей, лежа на меховом одеяле, печально смотрел в звездное небо. Айвика, милая краснокожая девочка! И с тобой разделила меня эта черная ночь!

Лежавшие вокруг костра собаки вздыхали во сне и по временам поднимали головы, прислушиваясь к чему-то в тишине ночи. Но вот поднялся Молчан и сел, сторожко поставив уши. Нос его начал морщиться.

– В чем дело, Молчан? – спросил Андрей собаку. – Зверя чуешь?

Тотчас откликнулся Громовая Стрела:

– В ту сторону дым от костра. Зверь не пойдет с этой стороны.

– Люди? – Андрей сел на одеяле.

Индеец молчал. Отвернувшись от костра, он напряженно глядел в ночную тьму. Затем послышалось его неясное бормотание, похожее на квохтанье курицы. Так индейцы выражают удивление.

– Что ты видишь, Громовая Стрела? – встревожился Андрей.

– Айвика, – ответил спокойно индеец, снова поворачиваясь к костру…

Андрей вскочил, хотел бежать от костра, но услышал, как где-то близко затрещал промерзший за ночь мох. Собаки тоже вскочили, но сразу успокоились и сели, сонно зевая.

Айвика остановилась в свете костра, но не подошла к нему. Черные длинные волосы висели космами из-под мехового капора парки. Нос заострился, щеки впали, резко обозначились скулы.

– Я пришла, – несмело сказала она.

Ей не ответили. Андрей не имел права заговорить с девушкой, когда молчит ее брат. Он смотрел на осунувшееся, как в тяжелой болезни, лицо Айвики и морщился от жалости: «Боже ты мой! Мы, два здоровенных мужика, то шли, то ехали, а этот ребенок пять дней бежал по нашему следу!»

Не дождавшись ответа и, видимо, не удивившись этому, Айвика снова заговорила:

– Я вышла из стойбища, когда не стало слышно лая ваших собак. Я сразу побежала. А вы бежали, как ветер. Мне было трудно…

Громовая Стрела по-прежнему равнодушно смотрел в костер, как будто здесь не было сестры. А она, качаясь на онемевших от безмерной усталости ногах, продолжала рассказывать ровным спокойным голосом, как после первого же ночлега за нею пошли волки. Целый выводок. Два матерых, три молодых длинноногих переярка и пяток прибылых, почти щенят. Днем звери бежали по сторонам, а с темнотой начинали подкрадываться со спины. Она знала, что волки, бросаясь на человека, хватают сзади за ноги, вцепляясь в сухожилия Она то и дело оборачивалась, отпугивая волков. А ночью, едва она ложилась, звери начинали окружать ее. Костра она не зажигала, боясь, что брат заметит огонь и вернет ее в стойбище. Ей оставалось только молиться волкам, тотему ее рода. Она садилась на корточки и кричала в ночную тьму:

– О, мои серые братья волки! О, мудрые охотники! Не трогайте меня, дочь Великого Волка! Я ваша сестра!

А прокричав молитву, она бросала в жертву братьям свои украшения, – то костяные серьги, то ожерелье из раковины или деревянные браслеты. Волки шарахались во тьму, конечно, подбирать ее жертвы.

Громовая Стрела, не отрывая взгляда от костра, иронически скривился. Видимо, он не слишком верил в миролюбие серых братьев.

Но украшения вскоре кончились, а одни молитвы уже не помогали. Серые братья все теснее смыкались по ночам вокруг Айвики. Тогда она стала устраивать ночевку поближе к костру брата и касяка. А спала она все эти дни очень мало. Последние две ночи совсем не спала. Она знала, что если заснет, то больше не проснется. Но сегодня у нее не было сил бороться со сном. Она заснула на ходу и не помнит, как упала на землю. Проснулась она, почувствовав на лице жаркое звериное дыхание.

– Я открыла глаза. Братья сидели вокруг меня. Я вскочила, они отбежали. Недалеко отбежали. А ваш костер горел, как низкая звезда. Я побежала к вам. Я бежала и кричала…

Громовая Стрела посмотрел на сестру через костер.

– Я слышал. Я думал, заяц кричит в зубах лисицы.

– Волки бежали рядом со мной, – закрыв глаза и опустив голову, как в забытье, говорила Айвика. – Один забежал вперед и прыгнул на меня. Это был неопытный охотник, переярок. Матерые нападают сзади. Его зубы щелкнули около моей щеки.

А я уже вытащила пеколку. Гуп!.. Уах!.. Я распорола ему шкуру на боку. Он завизжал, завертелся. Я побежала еще быстрее. Вот я здесь. А братья очень злы. Слышите?

С равнины доносился злобный и тоскливый вой, волнуя собак у костра.

– Я хочу спать, – прошептала Айвика и качнулась, падая. Андрей успел подхватить девушку на руки.

– Громовая Стрела, иди на мое одеяло! На твоем будет спать Айвика! – крикнул он индейцу.

Громовая Стрела не шевельнулся.

– Айвика не будет спать на моем одеяле. Айвика пойдет обратно в стойбище.

– О, брат мой, Громовая Стрела, – жалобно прошептала девушка, открыв глаза.

– Кто сказал тебе: иди по следу брата и касяка? Я сказал? Сахем сказал?

Когда мужчина говорит с женщиной «громким голосом», она должна безмолвствовать. Айвика села, в знак смирения, на землю, уткнув голову в колени и низко опустив капюшон парки.

– Клянусь сердцем Волка, ты пойдешь обратно, в стойбище! Я буду бить тебя палкой, как собаку, и ты пойдешь!

– Я не пойду обратно в стойбище, – донеслось тихо из-под капюшона.

– Тогда я убью тебя и брошу твое тело серым братьям! – крикнул Громовая Стрела, схватив лежавший на одеяле нож.

Андрей молча подошел к Айвике и встал, загородив ее от брата.

Косые рысьи брови Громовой Стрелы соединились на переносье Индеец попробовал пальцем лезвие ножа, встал и пошел на русского.

– Опять ты, анкау, грозишь мне ножом? Я могу рассердиться! – глухо сказал Андрей. Синие глаза его потемнели, стали черными.

С головы Айвики слетел капюшон. Она вскочила и, обойдя русского, встала перед братом. Андрею показалось, что она улыбается.

– Брат мой, ты забыл, что началась осенняя охота Сахем повел народ на ту сторону Юны, в леса. Скажи мне, где наше стойбище, и я пойду туда. Где оно, брат мои?

– Ха! – смущенно сказал Громовая Стрела. Он медленно вернулся к костру, сел на одеяло и хлопнул ладонью по меху.

– Садись, Айвика! Ты хочешь есть?

…А утром Летящая Зорянка уже хлопотала у костра, приготавливая завтрак мужчинам Выбрав минуту, когда Громовая Стрела отошел к собакам, Андрей шепнул девушке, лукаво улыбаясь:

– Зачем Летящая Зорянка идет в стойбище касяков? Чтобы купить стекло, которое показывает лицо человека?

Айвика быстро приложила руку к его губам, опасливо оглянувшись на брата, и шепнула, опуская длинные жесткие ресницы на глаза:

– Летящая Зорянка идет в Ситку, чтобы смотреть на девушек касяков. Красивее они ттынехских девушек? Мне надо это знать!

Андрей отошел улыбаясь. И весь этот день он чему-то тихо улыбался.

На одиннадцатый день пути равнины кончились, и они вошли в сырой, пахнущий тленью полумрак аляскинских лесов.

Вершины деревьев висели сплошным сводом. Неба не было. В зелено-черной стене переплетенных ветвей, стволов, лиан, мхов, огромных папоротников Андрей и Громовая Стрела целыми днями прорубали просеку, Айвика вела по ней три упряжки.

К концу дня Андрей сваливался у костра, буквально не чувствуя ни рук ни ног. Но сердце его радостно билось. За лесом русские селения, родные липа, родная речь! И долгожданные книги, журналы, газеты! Как долго он был лишен всего этого! Что делается на белом свете, что делается в России, в Петербурге?

Андрей с мучительным нетерпением ждал конца лесов, и все же для него было неожиданностью, когда они вышли на опушку.

Вдали мерно и мощно дышала зеленая грудь океана. Оттуда дул резкий ветер, сизая плотная туча закрывала солнце. Было пусто, холодно, неуютно. А Андрею хотелось петь, плясать, хотелось бежать навстречу разгулявшейся океанской волне.

Первый же холм закрыл океан, но теперь Андрей увидел дым. Не опасливый бледный дым костров зверобоев, а густой важный дым из трубы русской избы И сразу же на него пахнуло ароматом подового хлеба. Пахло скорее океанским ветром, солью и рыбой, а он ясно слышал запах теплого хлеба, только что испеченного на поду русской печи Больше года не ел он хлеба! А потом им встретилась валявшаяся ситцевая тряпка, потом летевший по ветру, напугавший собак, скомканный лист бумаги, а потом, смеясь от радости, Андрей смотрел на аккуратную поленницу заблаговременно заготовленных на зиму дров.

Зверобой вернулся из диких пустынь в края цивилизованные, в мир образованности!