Текст книги "Дети грозы. Книга 5. Драконья кровь"

Глава 3
О щипаных воронах и одноглазой камбале

Ни одна революция ни разу не сделала ни один мир лучше.

Ману Бодхисаттва, из неопубликованного

24 день ласточек. Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази

Закат застал Роне лежащим на постели с мокрой тряпкой на лбу. От головной боли не помогало ничего – как ничего не помогало от тошнотворного страха, скребущегося изнутри висков, словно дюжина отборных сколопендр. Зря он думал, что дважды заглянув в Бездну, на третий раз не испугается. Ничего подобного. Ни когда он вырезал собственное сердце, ни когда умирал вместе с Даймом у позорного столба – он не боялся. Не до того было. А на этот раз, сдохнув в чужом теле от вульгарного сердечного приступа – перепугался до дрожи в коленках. Если, конечно же, у бесплотного духа могут быть коленки.

– Еще как могут, – проворчал Ману, присаживаясь на край кровати и кладя Роне на лоб холодную ладонь.

Судя по тому, что под ним, бесплотным духом, матрас прогнулся – он был прав. Да и артефактное сердце Роне вело себя совершенно не так, как должен себя вести мертвый кусок звездного серебра. Ну не может артефактное сердце биться так быстро и неровно, не может сжиматься в панике и болеть! Не мо-жет!

Однако в траве оно видело все «может» и «не может».

– Ты сумасшедший шисов дысс, Ястреб. К тому же тупой, как тролль.

– Сам ты тролль, – устало отозвался Роне вместо того, чтобы поблагодарить Хиссово отродье: его прикосновение облегчило боль и почти успокоило обезумевший артефакт.

– Да я и не спорю. Был бы умным, сидел бы себе в Сашмире, нянчил правнуков и пописывал стишата. Джетта любила слушать мои стихи. – В голосе Ману прозвучала такая отчаянная тоска, что Роне невольно ему посочувствовал. – Только конченый дурак пытается переделывать мир. Запомни, Ястреб. Ни одна революция не сделала ни один мир лучше.

– Плевал я на все революции во всех мирах. Я хочу свой замок за высокой стеной, два десятка правнуков и… – Роне замолк, потому что от увиденной картины в горле встал ком.

Простой, мирной и совершенно нереальной картины: они втроем, в старом запущенном саду. Шуалейда сидит на оплетенных виноградом качелях и показывает сказки полудюжине шерской мелкоты. Роне с Даймом расположились рядом, в плетеных креслах, неспешно играют в хатрандж и время от времени дополняют сказки своими комментариями, а мелкота, не в силах усидеть спокойно, подпрыгивает и требует еще живых картинок и новых подвигов.

– Ну почему нереальной? – Ману по обыкновению не делал различия между сказанными вслух словами и едва оформленными мыслями. – Ты, конечно, ведешь себя как анацефал. Но пока ничего непоправимо не испортил. Они оба живы и даже тебя не ненавидят.

Роне поморщился.

– Если это – не ненависть, то что тогда, Ману?

– О, друг мой, настоящая ненависть выглядит совершенно иначе, и упаси тебя Светлая ее увидеть. Шуалейда всего лишь обижена. Да и какая женщина не обиделась бы на ее месте? Ты делаешь все, чтобы ее оттолкнуть.

– Я делаю все для того, чтобы она сама пришла ко мне. И она придет.

– Ну, если тебе надо, чтобы она сама пришла убить тебя, осталось всего ничего. Поддержи Ристану в интригах, убей любимого брата Шуалейды – и она точно придет. Правда, в результате вы оба отправитесь в Ургаш, но это же такие мелочи, не так ли, Ястреб?

– Да иди ты!

– Да некуда уже, – пожал плечами Ману. – Я и так одной ногой в Бездне.

– Вот и катись туда. Какого екая ты изображаешь любящего папочку?!

Ману рассмеялся. Головная боль с новой силой впилась в виски.

– Папочку, скажешь тоже. Даже не мечтай, Ястреб. Мне нужно новое тело, а добыть его и провести нужные ритуалы можешь ты.

– Ну хоть не «только ты, о избранный», – проворчал Роне.

– До избранного тебе, уж прости, как троллю до магистратуры. Был бы рядом кто-то более подходящий…

– Вот и шел бы к Пауку. Шер-зеро, шесть веков бесценного опыта, что тебе еще-то.

– Связываться с кем-то из семейства Тхемши? Упаси Светлая! Уж лучше ты, с тобой я давно знаком…

– Ты так уверен в том, что я – тот самый Ястреб? – внезапно для самого себя задал Роне вопрос, интересовавший его вот уже… давно, короче, интересовавший.

Ману снова рассмеялся, но на этот раз совсем иначе. Теплее, что ли.

– Уж поверь, своего лучшего друга я ни с кем не перепутаю, Ястреб. Даже если ты побывал в Ургаше и все забыл. Как был упрямым бараном, двинутым на науке, таким и остался. И в любви ведешь себя так же – как ишак с колючкой под хвостом. Вот объясни мне, какого шиса ты сам ненавидишь Шуалейду? Ведь она ничего плохого тебе не сделала. И не сжимай кулаки, драться тут не с кем.

– Просто заткнись, – вытолкнул Роне сквозь сжатые губы и усилием воли расслабился, успокоил взметнувшиеся вокруг него потоки тьмы.

– Ну нет. Я и так долго молчал, все надеялся, что сам поумнеешь. Но как-то ты не торопишься, ворона ты ощипанная.

– Сам ты камбала одноглазая, – огрызнулся Роне, сам не понимая, откуда эта камбала взялась.

– О, не так уж и все ты забыл, – донельзя довольно отозвался Ману. – Помнится, впервые ты назвал меня так в первую встречу. Ох и славно же мы подрались…

– Надеюсь, я начистил твою самодовольную рожу.

– Еще как… Хорошее было время… Но ты не увиливай, Ястреб. Покажи мне, что же случилось на самом деле.

– Не хочу.

– Ясное дело, что не хочешь. Но ты же не станешь заставлять меня взламывать твой рассудок? Его и так слишком мало.

– Ты!.. – Роне от возмущения забыл о головной боли и вскочил, но тут же рухнул обратно на постель, схватившись за виски. – Чтоб ты сдох, килька тухлая.

– Уже, Ястреб, уже. Так рассказывай. Сам знаешь, я не отстану.

– Пиявка.

– Угу. Пиявка. Ну?

– Что ну? Нечего тут рассказывать. Явилась глупая девчонка и чуть не убила нас обоих. Кто ее заставлял лезть, а? Идиотка! Ослица! Ты хоть представляешь, что она творит с потоками, тюлька ты в томате?!

– Ну так, отдаленно, – покивал Ману. – Так что именно она натворила, Ястреб? Не считая того, что изо всех сил пыталась спасти вашего любовника и фактически продалась за него в рабство к полоумному Брайнону.

– Вот-вот. Более идиотской торговли я в жизни не видел! Попасться в столь примитивную ловушку! И не думай, что мне ее жаль, сама дура!

– Так что там с потоками, Ястреб? И не ори, как в задницу клюнутый ишак, а расскажи и покажи.

– Да подавись ты, – обессиленно выдохнул Роне и впустил Ману в собственные воспоминания.

Смутные, рваные, полные боли, гнева и ужаса – не за себя, сам-то он к тому моменту уже один раз умер. За Дайма. За возлюбленного, которого он почти спас. Безумным, отчаянным порывом связал их в одно целое, каким-то чудом сумел обойти созданные лучшими умами империи стихийные блокаторы и всерьез рассчитывал обмануть мнимой смертью Дюбрайна не только его сумасшедшего брата, но и проклятую печать верности. Ведь первая смерть Дайма уже ослабила ее, а вторая должна была уничтожить окончательно.

И тут, в самый ответственный момент, вмешалась Шуалейда со своими проклятыми эмоциями и перекорежила всю тончайшую вязь потоков к екаям рогатым! Эта идиотка поверила, что Роне по приказу кронпринца убьет Дайма, что запорет его насмерть! Нет чтобы рассмотреть внимательно потоки! Да хоть подумать, почему разорвана ее ментальная связь и с Даймом, и с Роне, и почему Роне не может произнести ничего, кроме «да, сир» и «слушаюсь, сир»! Вместо этого идиотка так крепко поверила своим страхам, что иллюзия стала реальностью! И все усилия Роне едва не пошли прахом, их связь с Даймом вместо того, чтобы спасать Дайма – убивала Роне! Его собственный дар утекал вместе с кровью Дайма, и даже то, что Роне брал себе большую часть его ран и боли, не спасало…

Да что там. Вся энергетическая система Роне пошла вразнос, он так и не смог восстановиться. Из-за этой упрямой ослицы он завис на грани между жизнью и смертью, из-за нее вынужден был вынуть из своей груди сердце Дайма и заменить его на артефакт! Да одни только незаживающие шрамы от кнута чего стоят!

Разве можно это забыть или простить? Да она!..

– Успокойся, Ястреб. – Холодная ладонь Ману снова легла ему на лоб, и бурлящие эмоции притихли, улеглись, оставив после себя пустоту. – Успокойся и подумай головой. Ты ж ее пока не потерял, нет?

– Да иди ты…

– Спасибо, я там уже был. И все же, друг мой с ученой степенью, где твое научное мышление? Где рациональный подход? Эмоции и снова эмоции.

– Ты удовлетворил любопытство, Ману, а теперь оставь меня в покое.

– Оставить тебя маяться дурью, хочешь сказать. Роне, признайся уже, что ты ненавидишь ее только потому, что не можешь простить себя.

– Не могу. Доволен?

– Нет. Не доволен. Ты подыхаешь не потому, что Шуалейда такая дрянь, а потому что убиваешь себя сам. Наказываешь за ошибки. Ты сам себе палач, Рональд шер Бастерхази.

На это Роне отвечать не стал. Что тут ответишь, если все правда? Да, палач. Да, не может простить самого себя, потому что сам все загубил. Своими руками. Если бы он не дал воли паранойе, поверил в любовь Шуалейды и позволил ей инициировать Линзу самой, дождался ее – все повернулось бы иначе. Дайм мог избавиться от печати и не был бы вынужден подчиняться брату-маньяку. Шуалейде бы не пришлось продавать себя ради спасения Дайма. И у них было бы полноценное единение на троих, а не то противное Двуединым извращение, которое Роне пришлось сделать, чтобы только Дайм остался в живых.

Так что виноват во всем Роне и только Роне. Именно он затеял всю интригу ради единения, именно он в самый ответственный момент испугался, не смог довериться – и… все. Единение невозможно без доверия. Полного, абсолютного доверия.

Ему следовало сдохнуть еще тогда, у дверей башни Заката. Оставить Дайма наедине с Шуалейдой. Может быть, тогда бы они провели единение вдвоем, и никакой Люкрес бы уже ничего не смог с ними поделать.

И теперь он совершенно зря цепляется за жизнь. Ни Дайм, ни Шуалейда никогда его не простят, не примут его помощи, да и какая от него помощь? От его благих намерений одни неприятности. Ему давно уже следовало оставить их…

– А ну прекрати, дубина безмозглая! – послышалось откуда-то издалека. – Открой глаза! Придурок! Тупица! Ворона ты ощипанная! Встать, я сказал!

Какая-то злая сила вздернула Роне на ноги, встряхнула, и словно сотни молний вонзились в него, разрывая мышцы и дробя кости… И вдруг все закончилось. Роне осознал себя опустошенным, висящим в воздухе, бессильным, но живым.

– Открой глаза. Сейчас же.

Роне повиновался, и первым, что он увидел – была Бездна. Она смотрела на него из черного, без белка, глаза Ману. Она дышала. Она шептала тысячей голосов. Она ждала. Она требовала – живи.

– Живи, дери тебя тысяча ракшасов! Слышишь?

– Слышу, – одними губами прошептал Роне.

– И не вздумай сбегать. Трусливое ссыкло.

– Я не…

– Ты – да. Трусливая ощипанная ворона, а не Ястреб. Наворотил дел, так исправляй! В Ургаш ему захотелось! Покоя и забвения ему! Даже не мечтай, понял?

– Да понял я, понял. Отпусти. Тоже мне, еще один Паук нашелся.

– А с Пауком у меня будет отдельный разговор, – прошептала Бездна. – Не умеет воспитывать идиотов – пусть не берется!

Тьма наконец-то отпустила Роне, и он рухнул на постель.

– Да шис с ним, с Пауком. Ты… спасибо, Ману. Ману?

Не услышав ответа, Роне открыл глаза и сел. Огляделся. Нахмурился, огляделся еще раз.

Ману не было. Ни почти материального призрака. Ни бесплотного духа. Ни даже его тени, едва ощутимого присутствия. Ни-че-го. Только…

Только на полу валялся раскрытый фолиант, озаглавленный «Ссеубех. Основы химеристики».

Роне бережно поднял его, взглянул на страницы… и чуть не заорал от ужаса.

Страницы были пусты. Ни единой буквы, ни единого пятнышка. Только пожелтевший от старости чистый пергамент. Но самое главное – в фолианте не было души. Просто мертвая книга.

– Ману… ты же здесь, Ману? – позвал Роне, прижимая фолиант к груди, пытаясь согреть его собственным теплом.

Никто не отозвался… или нет? Или слабое: «Здесь я, ворона ты щипаная» – не послышалось?

– Ману, камбала одноглазая, не пугай меня.

Что-то легко коснулось щеки Роне и… все.

– Ладно. Ты здесь, это главное. Вот осел старый, я все равно тебя верну. Найду тебе подходящее тело, и будешь как новенький. И Джетту твою найдем, нечего ей бродить неприкаянной, людей пугать… Слышишь? А не вернешься, сделаю из тебя селедочный паштет, понял? Килька ты…

– Патрон! – прервал его скрипучий голос Эйты. – Патрон, к вам пришли!

– Кого там гоблины принесли?

– Королевский гвардеец, патрон.

– Чтоб они все провалились, – пробормотал Роне, бережно пристроил фолиант на пюпитр, велел Эйты положить рядом полный энергокристалл и пошел вниз, в гостиную.

Королевский гвардеец столбом стоял на пороге.

– Его величество желает немедленно видеть вашу темность в оранжерее. Шер Бенаске скончался, – отчеканил гвардеец, глядя строго перед собой.

– Сейчас буду, – ответил Роне и жестом захлопнул дверь прямо перед носом гвардейца.

Глава 4
Никакой некромантии

Предубеждение против некромантии не имеет под собой ровным счетом никаких оснований, кроме чисто эмоциональных, обусловленных последствиями Черного Бунта. Сама по себе некромантия не зла и не добра, как не зла Тьма и не добр Свет. К сожалению, из-за этого предубеждения в последние десятилетия крайне сложно стало найти практикующего некроманта, готового служить в органах защиты правопорядка. И еще сложнее убедить унтер-офицерский состав в необходимости сотрудничества с темными шерами. А ведь создание и допрос посмертного слепка личности, в просторечии называемое вызовом духа, зачастую может дать ответ на большинство вопросов, связанных с преступлением.

Чтобы у вас, господа офицеры, в будущем не возникало проблем взаимодействия, мы подробно рассмотрим, как создается данный слепок, и убедимся, что он никоим образом не затрагивает реальную душу умершего человека.

Разумеется, вызвать реальную душу тоже возможно. Но! Запомните раз и навсегда! Реальную душу может вернуть только светлый шер! И только в том случае, если эта душа согласна вернуться в тело. Что мы крайне редко, но все же наблюдаем в случаях воскрешения после клинической смерти.

Итак, вернемся к нашим некромантам… и нечего смеяться, господа. Хороший некромант для вас – на вес золота.

Из лекции полковника МБ с. ш. Клема на ежегодной конференции защитников правопорядка

24 день ласточек. Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази

Вскоре Роне входил в знакомую оранжерею. Между кадками с пальмами и увитыми орхидеями арками столпились юный король, Ристана, отец и сын Альбарра, лекарь дру Альгаф, барон Харрерас и канцлер Сальепус. Чуть поодаль мялись три фрейлины и пяток королевских рыцарей. Из-за их спин проглядывала голубая аура Герашана – он осматривал тело.

– Приветствую, ваше величество, ваше высочество. – Роне коротко поклонился. – Чем могу служить?

Мальчишка обернулся, оглядел Роне с головы до ног – каков наглец! – и распорядился:

– Нам нужно знать, о чем шер Бенаске перед смертью говорил с бароном Харрерасом.

К горлу снова подступила тошнота – от королевского тона, обещающего всем виновным жестокую расправу в традициях Эстебано Кровавого Кулака. Вот только начинающего тирана тут не хватало!

– Вашему величеству угодно знать, говорит ли барон правду? – собрав в кулак эмоции и натянув привычный образ высокомерной сволочи, осведомился Роне. – Или вашему величеству угодно услышать все из уст шера Бенаске?

Краем глаза Роне отметил, как передернулся барон Харрерас при намеке на некромантию. И не он один: даже ко всему привычный канцлер поморщился, не говоря уж о затрепетавших от ужаса и любопытства фрейлинах.

– Достаточно вашего подтверждения, шер Бастерхази.

– Если ваше величество позволит, я бы просил присутствия ее высочества Шуалейды. Во избежание последующих недоразумений.

– Разумеется. За моей сестрой уже послали. А пока извольте взглянуть на тело и проверить наличие следов магического вмешательства.

Роне поклонился и молча прошел к телу сквозь расступившуюся толпу. Герашан так же молча уступил место. Несколько минут Рональд внимательно изучал остаточную ауру мертвеца. По счастью, никаких следов его ментального присутствия не осталось, да и души шера Бенаске – тоже. Как Роне и предполагал, связь духа с телом реципиента была настолько сильно нарушена его присутствием, что дух отправился в Светлые сады едва ли не раньше, чем умерло тело.

Кроме ауры мертвеца Роне прислушивался к эмоциям окружающих. Все было именно так, как и должно было быть – кроме эмоций Ристаны. Уж слишком она радовалась смерти шера Бенаске, и явно не только потому, что он единственный знал, кто и как на самом деле убил короля Тодора. От Ристаны настолько явственно несло злорадством и предвкушением, словно она вот прямо сегодня готовилась возложить корону на свою голову.

Похоже, Роне ненароком сыграл ей на руку.

– Ее высочество Шуалейда! – скороговоркой оповестил гвардеец, распахивая дверь.

В этот момент Ристана испытала настолько острую досаду, словно уже успела похоронить сестру и сплясать на ее траве, а тут она взяла и ей назло воскресла.

Крайне, просто крайне интересно, что эта недопринцесса еще затеяла. Ведь предупреждал же – без его позволения ни шагу! Ни шагу! Вот упрямая дрянь! Этак она испортит ему всю игру.

– Наконец-то, – проворчал Роне оборачиваясь. – Настоятельно прошу ваше высочество посмотреть как можно внимательнее. Возможно, вы заметите следы ментального воздействия и сумеете определить дату и авторство.

Барон Харрерас пробормотал нечто недовольное, но его тут же одернул полковник Альбарра, велев молчать и ждать, когда его спросят.

– Вы уверены, шер Бастерхази, что имело место ментальное вмешательство? – Шуалейда остановилась в паре шагов и принюхалась.

– Не уверен. След слишком слабый.

Роне сделал приглашающий жест и посторонился. Шуалейда замерла над телом, похожая на берущую след гончую. Невольно залюбовавшись ею, Роне едва не вздрогнул, когда через пару минут Ристана подала голос:

– Ну? Вы так любите запах мертвечины, дорогая моя сестра, что никак не можете оторваться?

Шуалейда немедленно огрызнулась:

– Не мешайте, ваше высочество, раз уж ни ширхаба не смыслите. Здесь так воняет вашими интригами, что меня уже тошнит.

Ристана только открыла рот, чтобы сказать очередную гадость, но ее неожиданно опередил юный король:

– Хватит! Вам стоит удалиться, дорогая Ристана, и оставить расследование Магбезопасности.

– Ваше величество…

– Я сказал, ступайте. Шер Сальепус, проводите ее высочество. И вы, сиятельные шеры, ступайте, – велел он своей свите.

Удивлением Ристаны тоже можно было любоваться бесконечно. Она настолько не привыкла к тому, что младший брат способен дать отпор, что даже не сумела ничего сказать. А Сальепус – молодец, быстро сориентировался, подхватил ее под руку и повел прочь.

– Барон Харрерас, вы тоже выйдите и подождите за дверью, – распорядился полковник Альбарра. – Вас позовут.

Несколько мгновений Шуалейда смотрела вслед сестре с нескрываемой ненавистью, а затем перевела взгляд на Роне, фыркнула и снова сосредоточилась на теле шера Бенаске. В оранжерее повисло напряженное молчание. Герашан и Шуалейда пытались найти хоть что-то подозрительное, король и оба Альбарра сверлили Роне недоверчивыми взглядами. А сам Роне делал вид, что продолжает изучение остаточной ауры трупа и прощупывал Шуалейду. Безуспешно. Она обвесилась такими ментальными щитами, что не удавалось даже почувствовать ее эмоции, не говоря уж о мыслях.

Наконец она со вздохом вернулась в реальность, ее взгляд снова сфокусировался.

– Или это была естественная смерть от сердечного приступа, или тут поработал слишком сильный и опытный шер. – При этом она кинула острый взгляд на Роне.

– Сочту это за комплимент, ваше высочество, – поклонился он с легкой улыбкой.

– Это признание, мой темный шер? – зло усмехнулся Каетано.

– Только моих заслуг перед короной, ваше величество, – снова поклонился Роне. – Однако для полной ясности я бы порекомендовал призыв духа и полный допрос. Возможно, мы узнаем что-то интересное о смерти вашего августейшего отца.

Король нахмурился, а полковник Альбарра шагнул к Роне:

– Вы что-то нам не рассказали, темный шер?

– Глубокий ментальный допрос шера Бенаске мы не проводили, щадя его рассудок. Как вы помните, на этом настояли вы сами, ваше величество, а ее высочество Ристана поддержала ваше решение. Теперь же это шеру Бенаске никак не повредит.

Король, оба Альбарра, Герашан и Шуалейда обменялись выразительными взглядами. Роне кольнуло досадой: вот что они мямлят? Он же почти прямым текстом сказал, что со смертью Тодора нечисто, и то письмо попало к королю по вине Ристаны! Неужели непонятно?

– Нет, – покачал головой Каетано. – Никакой некромантии. Оставьте шера Бенаске в покое.

Роне чуть не выругался вслух. Тупые ослы! Вместо того чтобы воспользоваться подсказкой, они опять подозревают его шис знает в чем. Да если он посоветует мальчишке регулярно питаться, тот из чистой паранойи сдохнет с голоду! Суардисы, дери их!..

– Капитан, ваш вердикт? – спросил старший Альбарра.

– Это выглядит как естественная смерть. Думаю, пора опросить барона Харрераса.

Пока младший Альбарра ходил за бароном, Шуалейда и Герашан о чем-то мысленно переговаривались. Роне их не слышал, но по выражению лиц было ясно – обсуждают, каким образом к смерти Бенаске причастен «проклятый темный колдун» и как бы его поймать на горячем. М-да. Отвратительная ситуация. Прав Ману, с помолвкой короля и девицы Ландеха он переборщил. Надо как можно скорее объясниться с Шуалейдой и подсказать ей, как легко и непринужденно избавить мальчишку от этой напасти. Даже странно, что она еще не догадалась сама. Ему всего-то и надо, что рявкнуть на распоясавшихся министров и напомнить им, что именно он тут король и истинный шер, и именно его поддерживает и Конвент, и МБ, и сумрачная колдунья с ласковым прозвищем Зуржья Погибель. И он, как истинный шер, сам решает, на ком жениться.

Ведь не думает же Шуалейда, что Роне зайдет настолько далеко, чтобы объявить Каетано недееспособным? Он же клялся именем Двуединых не причинять вреда Суардисам, а это – самый что ни на есть настоящий вред. И даже если бы Роне мог обойти клятву Конвенту (положим, мог, если бы в самом деле хотел), то нарушать обещание, данное Дайму, он не собирался ни в коем случае. И Шуалейда должна это прекрасно понимать.

– Барон, расскажите все по порядку, – велел Каетано, едва привели Харрераса.

Вполне уверенно и по-королевски сказал. Что ж, по крайней мере с обостренным «порчей классической» кризисом взросления он справился. Наверняка не без помощи сестры. Все же Шуалейда умница, для ее возраста и отсутствия систематического образования отлично соображает. Ее бы подучить, какая была бы помощница в экспериментах! И наверняка бы ей понравился Ману, оба отличаются изумительным творческим подходом… Да что ж этот Харрерас все нудит и нудит!

Впрочем, Роне зря на него злился. Барон полностью оправдал ожидания: краснел, запинался, пытался замалчивать намеки Бенаске на Шуалейду. Роне еще и подлил масла в огонь, заявив:

– Барон Харрерас не сказал ни слова неправды, ваше величество, – с таким видом, что только слепой бы не понял, что барон о чем-то умалчивает. – Не угодно ли вашему величеству…

– Не угодно. Благодарим вашу темность. Можете быть свободны.

– Как вашему величеству будет угодно. Капитан Герашан, позвольте вас на пару слов.

Все, включая барона Харрераса, воззрились на Роне с глубоким недоумением. Как будто полпред Конвента не может иметь никаких дел с Магбезопасностью! Как дети, наслушавшиеся страшных сказок, в самом-то деле.

– Это не подождет до завтра, темный шер? – спросил король, явно желая, чтобы Роне провалился в Ургаш прямо сейчас и навсегда.

– Не подождет, ваше величество, – ответил Роне идеально ровно, ну не ругаться же с королем, тот и так на него смертельно обижен. – Это не займет много времени.

Вместо ответа Каетано махнул рукой, позволяя Герашану последовать за Роне к выходу из оранжереи. Там, у самых дверей, наложив на них обоих пелену тишины, Роне остановился.

– Капитан…

– Что у вас за дело, темный шер? – зло осведомился Герашан.

– Сущий пустяк, светлый шер. Мне птичка напела, что на вас и вашу супругу поступил заказ в ткацкую лавку.

Глаза капитана МБ стали такими круглыми, что Роне не сдержал улыбки.

– Вы так шутите, темный шер?

– Вы переоцениваете мое чувство юмора, капитан.

– Даже если это не шутка, почему вы?..

– Сообщаю вам? Это мой долг, как полпреда Конвента.

На это Герашан фыркнул в точности как Шуалейда, с таким же недоверием и презрением.

Роне же ехидно усмехнулся:

– Зря не верите, капитан. Ведь когда полковник Дюбрайн не получит вашего очередного отчета, он очень огорчится. А мне бы не хотелось огорчать Магбезопасность. Кстати, нет ли от него новостей?

– Уверен, если полковник захочет вам что-то сообщить, он сделает это сам, – отбрехался Герашан, плохо скрывая собственное беспокойство.

– То есть он с вами не связывался. Жаль, – покачал головой Роне. – Однако есть вероятность, что полковник появится в Метрополии в самое ближайшее время.

– Вы что-то знаете о нем? – не выдержал Герашан.

– Я точно знаю, что полмесяца тому полковник был жив и здоров. Больше – ничего.

– Он связывался с вами, темный шер?!

– Если полковник захочет вам что-то сообщить, капитан, он сделает это сам, – передразнил его Роне, но тут же покачал головой: – Всего раз. Он наверняка свяжется с вами в самом ближайшем времени.

«Если будет жив», – хотел добавить Роне, но не стал.

Ни к чему каркать.

Дюбрайн выкарабкается. В конце концов, Светлейший явно на его стороне, а отчетов о сумасшествии Люкреса и его безумных поступках в Суарде император получил целую пачку. Не должен он подтвердить смертный приговор Дюбрайну. Не должен! Так что Дайм скоро приедет.

Обязательно приедет.

И тому, что он не зеркалит и не пишет никому в Суарде, наверняка есть логичное объяснение. Ведь если бы вызовы поступали, экспериментальная система бы снова перенаправила их Роне.

– Надеюсь. Если это все, то я должен вернуться к его величеству.

– Не хворайте, светлый шер, – кивнул Роне и покинул оранжерею.

Конечно, хотелось бы знать, что Герашан скажет об их разговоре Шуалейде. Но навешивать следилку не стал, еще не хватало, чтобы Шу заметила.

Милостивые боги, как же трудно быть хорошим! И ведь все равно никто не верит.