Текст книги "Дети грозы. Книга 5. Драконья кровь"

Глава 5
Тигренок в тумане

Одним из проявлений феномена возврата к нелогичным древним традициям является повсеместное распространение ханжества. Совершенно естественные и необходимые истинным шерам сексуальные контакты интерпретируются бездарными массами как распущенность и аморальность. Одной из причин подобной интерпретации является неспособность условных шеров сексуально заинтересовать истинных шеров, что порождает неприятие и зависть.

Как известно, сексуальная привлекательность партнера обусловлена сочетаемостью дара, генов и ментального вектора, что позволяет максимально раскрыть и усилить дар, а также произвести на свет удачное потомство.

Соответственно, шерами категории терц-максимум и выше бездарные не воспринимаются как перспективные партнеры. Как следствие, бездарные пытаются повысить свою ценность как партнеров в глазах одаренных с помощью различных социальных паттернов, таких как «чистота» и «невинность», по сути подменяющих собой этичность и являющихся лишь неопытностью и невежеством. Также весьма популярен паттерн «запретного плода», апеллирующий к охотничьим инстинктам, и паттерн «природной сексуальности», обесценивающий однополые отношения, которые для истинных шеров ничуть не менее естественны, чем разнополые.

С. ш. Ханс Либниц Мастер Миражей, «Основы социологии»

25 день ласточек. Риль Суардис

Себастьяно бие Морелле, Стриж

Он шел сквозь густой туман, пронизанный рассветным солнцем – вперед, на вздохи флейты и журчание воды. Туман холодил кожу и щекотал ароматом кувшинок. Трава путалась в ногах, тянула вниз. Но флейта трепетала, звала – и он шел, не зная, сумеет ли в этот раз увидеть туманную деву, танцующую над ручьем в брызгах радуги.

– Ты здесь? – звенел ручей, или ее смех, или падающие на камни капли.

Туман легко касался губ и манил: поймай меня, найди! Флейта вздыхала – то справа, то слева. Ручей смеялся ее голосом, пел и дразнил.

– Покажись, – попросил он, пытаясь поймать тонкие руки, как просил каждый раз.

Губы, пахнущие рассветом и рекой, на миг коснулись его губ. И туман схлынул вдруг, как бывает только во сне, оставив его на берегу ручья.

Она кружилась, одетая лишь в длинные, до колен, туманные пряди. Она была дождь, и радуга, и рассвет, и страсть – дева с сиреневыми глазами и лицом изменчивым, как отражение в воде. Казалось, еще миг, и он узнает ее…

– Шу-у… – плеснула вода у ног.

– Шу? – повторил он за ручьем.

В ответ облачная дева покачала головой, шагнула навстречу…

Трава взметнулась сотней змей, опутала его, прижала к земле. Дева растаяла в тяжелой мгле, запахло смертью. Стриж дернулся, попытался вскочить, и…

Проснулся.

Распятым на постели. Едва прикрытым простыней. В ошейнике, холодящем горло.

Прямо на него смотрели хищные сиреневые глаза – страсть и голод завивались в воронку смерча, готового засосать его и разнести все вокруг в клочья. Стриж замер, не решаясь вздохнуть, отказываясь поверить, что Шуалейда и есть та облачная дева из снов, мечта, жизнь и смерть…

Сегодня – смерть. Опасность. Сила. Прекрасная, манящая сила – и знакомая, понятная и почти родная смерть.

– Тигренок? – шепнула Шуалейда, и от ее голоса по всему телу прокатилась жаркая волна удовольствия.

Он попробовал пошевелить руками, но не смог: магия держала крепче любых веревок. Разумом он понимал, что никто и ничто не помешает колдунье убить его сию же секунду. Даже под взглядом лжепророка он не был так беспомощен. Но…

Пророка он хотел убить. Все его инстинкты требовали – убить.

А ее хотелось поцеловать. Дотронуться. Ощутить жар ее тела, силу ее магии, тяжесть ее воли.

Сладко, как прикосновение Хисса. Только – не Хисс, а Шуалейда. Божественно прекрасная сумрачная колдунья.

И плевать на опасность. Так даже острее и ярче, когда не знаешь, убьет она или поцелует…

Да кому он врет, а? Поцелует. Она пахнет весенней грозой и желанием.

– Не бойся, Тигренок, – снова шепнула Шуалейда и погладила его по щеке.

Сердце забилось, как ненормальное, нестерпимо захотелось продлить прикосновение, такое нежное, такое горячее.

Коротко и неуверенно улыбнувшись, она отодвинулась и на миг прикрыла глаза. Тяжесть, прижимающая его к постели, ослабла, морок отступил: ровно настолько, чтобы Стриж смог вздохнуть и вспомнить – кто он и зачем здесь… и тут же забыть. Какая разница, кто он и зачем пришел, если она – прекрасна! Как ураган, как радуга после грозы, как мечта… Она совершенно не походила на принцессу: растрепанная, в сползающей с бледных плеч сорочке, с лихорадочными пятнами румянца на резких скулах. Восхитительная. Желанная до дрожи. И хорошо, что он не в силах даже пошевелиться, значит – можно не противиться тому, что она сейчас сделает. Тому, чего он сам хочет так, что в глазах темнеет.

«Поцелуй меня», – шепнул он беззвучно, одними губами.

– Тигренок?.. – переспросила Шуалейда, вспыхивая удивлением и радостью.

Стриж потянулся всем телом, так чтобы простыня соскользнула, и улыбнулся: бери, ты же хочешь…

Она легко коснулась пальцами его губ.

Глядя прямо в лиловые омуты, прямо в клубящуюся мглу, он втянул ее палец в рот и лизнул.

Она вздрогнула, ее зрачки расширились. Резко и сильно пахнуло грозой – и смерч сорвался с привязи. Ее руки зашарили по его телу, следом – губы. Стриж перестал понимать, кто он и где он, для него остался только терпкий запах юной женщины, ее тепло, обжигающие касания и мелькающие перед глазами плечи, груди, черные пряди, запястья…

«Моя!» – пульсировало жаром в паху. Он рвался из волшебных пут, стонал и рычал, а она смеялась и острыми ногтями чертила руны по его коже. Он разорвал зубами ее сорочку, а она хлестнула его по щеке и сверкнула колдовскими сиреневыми глазами. Он поймал ртом ее пальцы, прикусил их – а она выгнулась, сжала его бедрами и вскрикнула: «Мой Тигренок!»

Он опомнился, лишь когда волна сумасшедшего наслаждения схлынула, оставив его хватать воздух запекшимися губами и слушать биение двух сердец в унисон: его и ее, обессиленно и довольно лежащей щекой на его плече, обвивающей его руками и ногами. И лишь через несколько бесконечно легких, искрящихся, счастливых мгновений полной пустоты в голове пришла первая мысль: им играли. Им, обнаженным, беспомощным и покорным, словно он не мастер теней, а изнеженный наложник. Вторая мысль была еще более странной и стыдной: ему хватило одних только ласк и поцелуев! Словно ему тринадцать лет! Да что там, это оргазм был несравненно ярче, чем все, что он испытывал до сих пор. Словно он слился с ней не телом, а самой своей сутью. Душой. И хотел бы остаться вот так, касаясь ее обнаженной кожей и чем-то еще, неназываемым и тоже обнаженным – навсегда. Не разлучаясь, не выныривая из тяжелой сладкой истомы ни на миг.

И пусть она, его ураган и смерть, наслаждалась его болью и беспомощностью – он наслаждался не меньше. Он готов быть для нее игрушкой и десертом сколько угодно, потому что так хорошо ему не было ни с кем и никогда… А это значит…

Додумать он не успел. Ее губы вдруг снова оказались у его губ, ладонь убрала волосы с лица. В сиреневых глазах сверкало шальное веселье. Шуалейда поцеловала его – коротко, так что он едва успел податься навстречу, и шепнула:

– Одевайся и приходи завтракать, Тигренок.

Отстранившись, она оглядела его с головы до ног, заодно давая возможность полюбоваться обнаженной грудью в разорванном вырезе сорочки и припухшим от поцелуев ртом. Покачала головой, провела рукой по его животу, заставив задохнуться от удовольствия и желания, и убежала наверх.

Волшебные путы исчезли, и Стриж сел на постели, гадая: он все еще спит или уже умер и по ошибке попал в Светлые сады? Наверняка спит. Не могла же жестокая сумрачная колдунья вместо страшных пыток целовать его и почти заняться с ним любовью?

На мысли о «почти» здоровый мужской организм потребовал немедленного продолжения, и чтобы не «почти»! Где-то здесь была ванная комната, а в ней – душ. Холодный. Говорят, очень помогает от несвоевременных желаний. И вообще. Мастер прислал его сюда не для того, чтобы он стал домашним Тигренком и постельной игрушкой принцессы. Или – для этого? Хм… пожалуй, это невозможное предположение нравилось ему много больше, чем самое логичное: его цель – Шуалейда. Единственная, на кого гильдия никогда не возьмет заказа и единственная, ради кого стоило наверчивать хитрый план с отравленным зельем. Та, кому «продали в рабство» лучшего в Суарде мастера теней.

Потому что думать о том, кто успеет первым – колдунья или ее убийца – он не мог. Просто не мог, и все тут.

Следующие полчаса лишь подтвердили: все вокруг – сон и бред. Золотые краны с горячей и холодной водой, десять сортов мыла, нежные льняные полотенца, бресконские кружева и лазуритовые пуговицы на синем сюртуке, расписной фарфор и засахаренные фиалки… А главное – дивной красоты и изысканного воспитания принцесса, деликатно кушающая суфле серебряной вилочкой и поглядывающая из-под длинных, словно нарисованных, ресниц.

Все – сон. Такого не бывает на самом деле.

– …попробуй пирожное, Тигренок.

Шуалейда улыбнулась ему, словно какому-нибудь графу на великосветском приеме, и погрузилась в собственные мысли: переводила взгляд с украшенных эмалевыми миниатюрами напольных часов на свернувшегося в кресле котенка, потом на Стрижа и снова на котенка… Какая досада, что он не шер-менталист, а то знал бы, о чем она думает! Вообще не шер, как это ни обидно, а всего лишь случайный раб, снятый с виселицы ради короткого развлечения…

Стриж улыбался, пытаясь поймать ее взгляд, и старался забыть про все больше давящий на горло ошейник, подумать о чем-то другом. Хоть бы о том, почему она упорно называет его светлым шером. Ведь он не может быть истинным шером, как бы ни хотелось. Наверное, просто у них, аристократов, так принято. Вежливость такая… Ну посмотри же на меня, прекрасная принцесса! Скажи, о чем ты думаешь? Что за новая жизнь ждет твоего Тигренка?

Однако ее взгляд не ловился, ускользал…

Вскоре ускользнула и сама Шуалейда. Едва кивнула на прощанье, неопределенно махнула рукой – вся башня в твоем распоряжении – и вылетела за дверь, кажется, даже не касаясь туфельками пола.

Через минуту явились слуги, чтобы убрать со стола. Стриж тут же сбежал наверх от любопытных взглядов, то и дело прилипающих к куску железа на его шее. Нестерпимо хотелось сорвать его, вздохнуть свободно. И закончить, наконец, эту игру – слишком просто было верить во влюбленного менестреля и нежную принцессу, слишком больно понимать, что это всего лишь игра и закончится все смертью. Если он успеет первым – ее, если не успеет – его.

Но как успеть первым, шис дери всех магов вместе взятых?

Попытка уйти в Тень опять не удалась. Он пытался уже в который раз! Убить сумрачную колдунью, не уходя в Тень – вообще невозможно. Она сильнее Пророка, сильнее Воплощенного, она – чистая стихия, гроза и ураган! Разве можно убить ураган? К тому же она настороже. Ее защите позавидует гномий банк, а своему Тигренку она не доверяет ни на динг. Правильная принцесса, шис ее дери! Постель для нее не повод для… Ни для чего не повод!

Пометавшись по кабинету и вдоволь насладившись ощущениями тигра в клетке, Стриж велел себе отвлечься. Хоть бы на исследование верхних этажей башни – когда еще доведется побывать в спальне принцессы или логове колдуньи?

«Скорее, чем хотелось бы», – вклинился здравый смысл, но Стриж послал его к Мертвому и отправился наверх.

Зря. Лучше бы сидел тихо и не совался – но было поздно. Магия, живущая в башне Заката, увидела его и показалась сама. Разноцветные змеи взвились в танце над опаловым кругом, притянули взгляд, потребовали: «Иди сюда!»

Стриж хотел бежать, но вместо того шагнул ближе. Еще ближе… Ноги дрожали, сердце билось где-то в горле, но он продолжал идти вперед, пока полосы цветного тумана не сложились в женский силуэт: пышное платье, высокая прическа, знакомый профиль.

Внезапно страх перегорел, и Стриж понял: ему все равно, убьет его колдунья или продолжит играть.

«Шуалейда?» – одними губами, говорить вслух он по-прежнему не мог.

«Нет, – насмешливо прошелестел туман. – Иди сюда, хочу на тебя посмотреть».

Стриж сделал последний шаг и поклонился стихии, как принцессе – это показалось правильным.

«Какой вежливый мальчик», – засмеялась она, протянула руку…

…и коснулась его пальцев. Стриж ослеп. Не от боли – прикосновение стихии не было болезненным, но было странным. Правильным. И страшным. Мир вывернулся наизнанку, и посреди этого вывернутого мира стояла живая девушка, похожая на Шуалейду, как…

«Ваше величество!» – Стриж снова склонился перед матерью Шуалейды, покойной королевой Зефридой. Ох, не зря болтали, что с ее смертью нечисто! Вот она, мертвая королева – совсем даже не мертвая.

«Здравствуй, золотой шер, – улыбнулась королева и внимательно осмотрела его с головы до ног, заставив ощутить всю свою неуклюжесть и неуместность на нем, простом парне из ремесленных кварталов, расшитого золотом сюртука и прочих кружев. – Будь осторожен, мальчик».

Стриж не успел удивиться, не то что спросить, чего же ему следует бояться, как королева махнула рукой, и он снова ослеп и оглох.

Он очнулся на полу, сжавшимся в комок, мокрым от пота и замерзшим. С трудом поднялся – мышцы не слушались и болели, словно он пролежал в одной позе сутки. Оглядел лабораторию, пытаясь вспомнить, что случилось? Заваленные книгами и свитками полки, реторты на обсидиановом столе, тлеющие дрова в камине, одинокое кресло у окна и едва выступающий над полом светлый плоский камень ничего не подсказали. Только в голове словно отдавались чьи-то слова: «будь осторожен».

Стриж потер виски, чтобы избавиться от головокружения, выглянул в окно – ветер кинул в лицо пригоршню водяной пыли. Там, за завесой дождя, за королевским парком, виднелся медный шпиль Магистрата. Может быть, именно сейчас брат поднимается по вытертым пыльным ступеням к Кукольным часам или сидит на крыше, облокотившись на основание шпиля, и размышляет, куда же подевался Стриж. Или не размышляет – наверняка наставник соврал ему про задание у шиса под хвостами.

Кулак сам собой врезался в подоконник, но за злостью Стриж не почувствовал боли. Если бы он мог сейчас дотянуться до регентши и придворного мага, убил их только ради справедливости. Проклятые аристократы, делили бы свою власть сами!

Глава 6
Звездное серебро и солнечное золото

Физика и шеры – это две параллельные прямые, которые не пересекутся никогда, сказал бы я, если бы не знал точно: плевать шеры хотели на все физические и математические законы. У них параллельные прямые не то что пересекутся, они узлом завяжутся и вельсу станцуют. Не переставая при этом быть параллельными прямыми.

Дру Бродерик. Из наболевшего

25 день ласточек. Риль Суардис

Шуалейда шера Суардис

«Тигренок, котенок. Котенок, Тигренок, шера Ландеха…» – вертелось в голове, пока Шу завтракала.

Слишком занятая размышлениями, она не обращала внимания на то, что ест, и старалась не смотреть на сидящего напротив золотого шера – чтобы не отвлекаться. Хватит на сегодня необдуманных поступков. И так несказанно повезло, что после утренних игр он жив и здоров. Странно, на самом-то деле: если бы Мануэль пропустил через себя столько энергии, не смог бы шевелиться неделю. А этот Тигренок улыбается, как ни в чем не бывало, и смотрит так, что снова по всему телу мурашки, и слабость в коленях, и…

«Не отвлекаемся. Думаем, – оборвала себя Шу и опустила взгляд в тарелку. – Нам не надо, чтобы Тигренок повторил судьбу Мануэля».

При воспоминании о пришпиленном к дереву верном друге она еле сдержала злые слезы. Мануэль выжил только потому, что Ристана решила показать ей всю ее беспомощность перед властью сестры. Поиздевалась. Доказала в очередной раз, что Шу – жалкая недоучка, не способная ни защитить своих друзей, ни исцелить их. Как бы ей ни хотелось верить, что Мануэлю помогут в Метрополии и он снова станет все тем же легким, веселым и нежным другом – не получалось. Ее саму и то тошнило от его воспоминаний.

Если же подручным Ристаны попадется Тигренок, то вряд ли отделается лишь израненной психикой. Беззащитного светлого шера или замучают насмерть… или сделают с ним что-нибудь похуже.

Нет. Она не допустит! Она защитит своего Тигренка – и плевать, кем он там был раньше. У него новая жизнь. И она отвечает за него перед законом и Двуедиными.

Двуедиными… которые никогда ничего не делают просто так. А значит, и Тигренок – это ее шанс…

Да. Это ее шанс спасти Кая, не сдавшись на милость Бастерхази!

Ее золотой шер, истинный бард.

План обрел очертания белого котенка и полоски звездного серебра. Оставались сущие мелочи: избавиться от самого котенка, добыть металл, сотворить из него артефакт с нужными свойствами и немножко соврать. Надо только придумать, как именно.

Так как думала Шу по дороге к лаборатории дру Бродерика, ничего удивительного в том, что она чуть не столкнулась с кем-то из придворных, не было. Удивительно было другое: придворный, аккуратно поймавший ее за руку, оказался герцогом Альгредо, а его спутницей – Бален.

– Урмано, доброе утро. – Шу улыбнулась. – Рада видеть вас.

– Доброе утро, ваше высочество. – Урмано поцеловал ей пальцы. – Не ошибусь, если предположу целью вашей прогулки дру Берри?

– Ваши шпионы не дремлют, – улыбнулась Шу. – Нам, кажется, по дороге.

– О чем ваше высочество так глубоко задумались? – Баль вздернула бровь. – Никак о подарке сиятельной шеры…

– Именно! – прервала ее Шу. – О подарке сиятельной шеры Ландеха. Очень необычный подарок!

Альгредо удивленно переводил взгляд с Шу на Бален и обратно, а Шу про себя молила Светлую, чтобы хоть раз бывший глава королевской СБ оказался не в курсе всего на свете. Похоже, Баль не успела или не захотела поделиться с ним новостью о золотом шере, и скорее всего, не рассказала никому, кроме Энрике, а капитан не любит молоть языком.

– Надеюсь, завтра Таис и мои фрейлины оценят его по достоинству, – продолжила Шу, взглядом упрашивая Баль не вмешиваться. Та едва заметно пожала плечами в ответ, обещая подождать объяснений. – Не забудьте передать ей приглашение на завтрак, Урмано.

– Разумеется, ваше высочество. – Альгредо кивнул. – Думаю, она приедет сегодня к вечеру. Позвольте проводить вас?

– Благодарю. Кстати, Урмано, приглядите за графом Сильво. Он ведет себя странно.

Переходов восточного крыла и Кабаньей галереи, соединяющей Дымный флигель с основными помещениями Риль Суардиса, еле хватило на короткое описание встречи с графом Сильво у матушки Пусоль и требование заняться им сегодня же, сразу после обеда у короля.

За массивными двустворчатыми дверьми мореного дуба что-то трещало, свистело и стучало, а воздух около лаборатории искрил странной энергией, одновременно похожей и не похожей на эфирные потоки: как всегда, когда Берри проводил очередной зубодробительный эксперимент.

– Пожалуй, мне не стоит заходить, – начала Шу за несколько шагов до входа, но поздно.

В лаборатории громыхнуло, в пол перед Шу ударил голубой разряд, послышался сердитый топот, и дверь распахнулась, выпуская взъерошенного гнома в поднятых на лоб защитных очках и покрытом пятнами копоти кожаном фартуке поверх неизменного малинового сюртука. За его спиной клубился вонючий сизый дым и слышалось чье-то озабоченное бормотание.

– Ваше высочество, чему обязаны?

– Доброго утра, Берри. Прости. – Шу виновато развела руками.

Дру Бродерик смерил взглядом расстояние от двери до Шу, покачал головой, что-то прикидывая, вздохнул и посторонился.

– Проходите. Все равно…

– Берри! – вклинился радостный голос, послышались быстрые шаги. – Я нашел! Вот он, контур…

Из дыма показался сначала хитро изогнутый металлический прут с расплавленным концом. А за ним – второй гном, похожий на дру Берри как родной брат: такая же квадратная фигура, такие же горящие научной лихорадкой глаза, такая же торчащая тремя косицами рыжая борода, такие же очки на лбу и закопченный фартук. Разве что сюртука на втором гноме не было, ни малинового, никакого, только полотняная рубаха без рукавов, открывающая мускулистые руки кузнеца. И годами он был помладше – лет так на сто пятьдесят или двести. Гном остановился на пороге, растеряно переводя взгляд с Шуалейды на Альгредо, с Альгредо на Бален, с Бален на Бродерика…

– Позвольте представить моего внучатого племянника, дру Ульриха из Иргвинов, – подтолкнув племянника в бок, чтобы тот вспомнил о манерах, поклонился Берри. – Тот самый Ульрих, лучший оружейник Валанты, – довольно кивнул Берри, поймав заинтересованный взгляд Альгредо.

Шуалейда еле удержалась, чтобы не сказать: «Мы уже знакомы». Но вовремя вспомнила, что их с Бален дру Ульрих видел под личинами, и потому лишь кивнула и пробормотала:

– Очень приятно.

– Для меня большая честь познакомиться с вашим высочеством, – без особого энтузиазма сказал дру Ульрих и тут же вернулся мыслями к своему эксперименту.

– Ваша светлость подкинули нам интересную задачку, – продолжил дру Бродерик, обращаясь к Альгредо. – Извольте же!

Следуя за увлеченно обсуждающими какие-то разряды, потенциалы, давление и траектории гномами и Альгредо в недра заставленной загадочного назначения агрегатами лаборатории, Шу чуть отстала и дернула Баль за рукав.

– Никому я не говорила, – сердитым шепотом отозвалась та, не дожидаясь вопроса. – Сама объясняйся с Энрике.

– Ладно, Энрике все скажу сама. Я придумала, что сказать фрейлинам и всем прочим! – торопливо прошептала Шу. – Если Альгредо спросит, что за подарок, намекни на чары, интриги и какую-нибудь романную чушь. А завтра…

– Ладно. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

– Ваше высочество! Идите сюда! – прервал их Берри. – Как удачно, что вы зашли. Вы не очень торопитесь? Нам надо всего пять минут, а потом мы всецело в вашем распоряжении.

В голосе гнома слышалась чистая радость исследователя, поймавшего неизвестную науке лягушку и занесшего над беднягой скальпель, дабы изучить явление во всех подробностях, заспиртовать и поделиться счастьем с такими же фанатиками-учеными. Если бы не острая необходимость в куске звездного серебра прямо сейчас, Шуалейда бы развернулась и сбежала. Но, может, гномам хватит для опытов Бален?

Она обернулась, чтобы позвать подругу, но та уже испарилась.

– Будьте любезны, ваше высочество, встаньте вот сюда. – Берри указал на окруженный кусками медной проволоки пятачок. – Пока ничего не делайте, а как только я скажу, направьте вот на этот шар-приемник совсем слабый поток воздушной энергии. Очень коротко, одним зарядом.

Несколько минут Шу послушно стояла, посылала в металлический шар на тонкой ножке эфирные потоки, стараясь не задеть прочих приборов – агрегаты Берри имели обыкновение ломаться и портиться в присутствии активных магов. Берри и Ульрих носились вокруг нее с железяками, что-то измеряли, проверяли, подкручивали и отвинчивали, обмениваясь друг с другом и с Альгредо непонятными замечаниями о емкости, заземлении, проводимости и сопротивлении. Шу особо не прислушивалась: она давно убедилась, что пытаться их понять дело пустое. Магическое и техническое мировосприятия, по словам Берри, абсолютно несовместимые категории. И чем сильнее шер, тем меньше у него шансов разобраться в технике.

«Что ж, если верить Берри, то я – величайший шер на свете, – утешала себя Шу, глядя на вращающиеся шестерни и ходящие ходуном поршни агрегата. – Потому что в гномьей технике я не понимаю ровным счетом ничего».

– А теперь посильнее, ваше высочество, – скомандовал Берри. – Чуть-чуть!

Получив заряд чуть-чуть посильнее, шар расплавился. А Берри с Ульрихом обрадовались и принялись копаться в шестернях, проволоках и прочей механической требухе.

– Берри! – позвала Шу. – Я еще нужна? Мне бы кусочек звездного серебра, и я пойду.

– Мину… бр-бр-бр… – пробормотал гном, не вылезая из внутренностей машины и не вынимая отвертки изо рта.

– Простите, ваше высочество, – вместо него ответил Альгредо. – Моя вина! В акватории Марки неспокойно, карумиты как с цепи сорвались. Надо что-то противопоставить их блокаторам магии, и чем скорее, тем меньше мы потеряем кораблей. Если удастся приспособить к судам моторы от вагонеток, пираты потеряют преимущество в скорости.

Шу вместо ответа пожала плечами. Никакой связи между обожаемой гномами железной дорогой, торговыми судами и мотками медных проводов она не улавливала, но раз надо – значит, надо. Вот только Тигренок!

– Берри, послушай! – снова позвала она гнома. – Давай я дам вам заряженный воздухом кристалл с регулируемым клапаном выброса, и пользуйте его сколько хотите. А мне бы звездного серебра дингов сто.

На ее предложение гномы отреагировали удивительно бурно. Оба вылезли из машины, несколько мгновений смотрели на нее, словно на говорящую рыбу, потом радостно загомонили на своем заумном техническом наречии. Шу умоляюще посмотрела на Альгредо, тот кивнул и распорядился:

– Берри, спокойствие. Сначала звездное серебро для ее высочества, потом кристалл, а потом займемся мотором.

– Сто дингов? – наконец услышал Бродерик. – Ваше высочество собирается открыть лавку артефактов?

– Нет.

Берри хмыкнул такой неразговорчивости, что-то подсчитал в уме и озвучил предложение:

– Два кристалла, заряд на месяц.

Шу опешила.

– Может, вам эти кристаллы еще и стихи слагать должны?

– Для вашего высочества задачка на час. А сто дингов звездного серебра, между прочим, стоят три тысячи империалов. И ни у кого в Суарде столько серебра нет.

– Ладно. Ладно! Сделаю.

Берри довольно усмехнулся, пихнул в бок Ульриха – тот сорвался с места и убежал в соседнюю комнату – и поклонился.

– Ваше высочество радует старого наставника мудростью. Смею ли я надеяться увидеть готовый артефакт из звездного металла? Хм… и сделайте записи, ваше высочество.

– Записи?

– Они самые. Ваша метода изготовления артефактов заслуживает… э… отдельного изучения.

Шу мучительно покраснела. Метода изготовления артефактов, ширхаб ее нюхай! Шиворот навыворот, задом наперед и сердечные капли для наставника как обязательный ингредиент. Если бы Шу могла объяснить, почему у нее получается то, что получается, давно бы имела докторскую степень. И если бы могла повторить то, что получилось однажды. Эх, Магадемия, где ж ты!

Любимую грезу о систематическом обучении прервал дру Ульрих, принесший слиток. Дингов на восемьдесят, но на ошейник должно бы хватить.

– Позвольте, я провожу ваше высочество, – попросил он.

– А заодно Ульрих заберет кристаллы, – добавил Берри.

Шу кивнула. В руках у нее было сокровище. А все прочее не так важно.