Текст книги "Секта"

4

Над гулом голосов в кафе «Морская выдра» из старенького музыкального автомата «Вурлитцер» неслась песня «Unchain my heart»[1]1
  «Освободи мое сердце из оков» (англ.).


[Закрыть], исполняемая хриплым голосом Джо Кокера[2]2
  Джо Кокер (1944–2014) – британский рок-певец.


[Закрыть]. Стойку бара густо облепила пришедшая потусоваться молодежь; завсегдатаи постарше, сидя за столиками, пили пиво, большинство посетителей курили, и в воздухе плавали густые облака сизого дыма.

Томас явился в «Морскую выдру» пораньше, и ему удалось найти свободное место в конце стойки. Зато он и выпить успел больше других посетителей и потому порядком охмелел – сильнее, чем рассчитывал.

Оглядывая стойку, Томас заметил, что двое молодых барменов, которых Йонсон нанял себе в помощь, еле справлялись, – слишком много набилось народу.

– Никак остальные бары сегодня бастуют? Чего это все сюда повалили? – спросил Томас, обернувшись к Йонсону.

Йонсон, едва успевавший мыть бокалы и обслуживать клиентов, поднял на него взгляд:

– Шутить изволишь, Ворон?[3]3
  Вороном зовут героя друзья, поскольку так с датского языка переводится первая часть его фамилии – Раунсхольт.


[Закрыть] Разве ты не знаешь, что нас называют «бурым золотом»? Не читал, что ли, местную газетку? – Отложив полотенце, он взял своей огромной клешней хрупкую кофейную чашечку.

Томас помотал головой:

– Руки не доходят. Мёффе их сразу рвет.

Йонсон опорожнил чашку и налил себе новую.

– В «Кристиансхавнском листке» напечатали целую статью о местных питейных заведениях. Нынче мода на изысканные и укромные.

– Уж «Морская выдра» никогда не славилась изысканностью и модным антуражем.

Йонсон насупился:

– Если бы я угощался в кредит, я постарался бы шутить так, чтобы и другим было смешно.

Томас допил пиво и опустил пустую бутылку перед Йонсоном:

– Дай-ка еще одну.

Йонсон достал из ящика новую бутылку «Хофа» и откупорил.

– Ломан говорит, ты больше не хочешь на него работать?

– Сплетни разносятся быстрее ветра.

– Он сам мне сказал. Заходил тут, играл в бильярд с Викторией.

– Ну и играл бы себе. Чего языком молоть! – Томас глотнул из бутылки. – Я же не нанимался к нему на постоянную работу. Расследовал несколько дел, вот и все.

– Нехорошо все-таки вот так – взял и ушел.

– А он что, жаловался? – спросил Томас и развел руками. – Я только что, рискуя жизнью, сберег для его клиента два миллиона, – сказал Томас, показывая перевязанную руку.

– Да нет же! Ломан был очень доволен твоей работой. – Наклонившись могучим торсом над прилавком, Йонсон придвинулся к Томасу. – Дельце-то и для тебя обернулось хорошим заработком. Ломан говорит, ты вроде как не внакладе.

Томас пожал плечами:

– Я согласился поработать в летнее время, а лето вон уже почти прошло.

– У тебя есть другие дела?

Томас отрицательно покачал головой.

– Вот и я об этом. Так почему бы тебе еще у него не поработать, глядишь, наберешься нового опыта.

– Какой там опыт! Разве это работа – заглядывать в замочную скважину! Дай обезьяне видеокамеру, и она бы с ней справилась.

Йонсон пожал плечами:

– Непохоже, что у тебя такая уйма предложений, что можно привередничать.

– У меня все нормально.

Томас никак не мог понять, о ком Йонсон беспокоится – о нем или о Ломане, или это для самого Йонсона дело чести. Ведь познакомил его с Ломаном Йонсон. Томас не знал, какие отношения связывают двух упрямых стариков, ему было известно только, что когда-то в незапамятные времена Ломан оказал Йонсону юридическую и финансовую помощь при покупке «Морской выдры». С тех пор Ломан владел небольшой долей в его предприятии, а среди старожилов Кристиансхавна считалось, что Ломан и Йонсон вроде как побратимы.

Тут к бару протиснулась молоденькая девушка и уселась рядом с Томасом. Широко улыбнувшись Йонсону, чтобы привлечь его внимание, она, выпятив нижнюю губу, подула себе на разгоряченный лоб, так что затрепетала челка. Томас старался не слишком пялиться на ее груди, туго обтянутые белым топиком, но она перехватила его взгляд, прежде чем он успел его отвести.

– Камилла, – представилась девушка, протягивая ему руку.

Томас пожал ее руку, осознав внезапно, как она молода.

– Хочешь, пойдем сыграем в Мейера?[4]4
  Игра в Мейера – разновидность игры в кости.


[Закрыть]

– В Мейера? Спасибо, Карина, но я слишком пьян, чтобы играть.

– Камилла, – поправила она и похлопала его по плечу.

– Прости, но я не рискну.

– Боишься проиграть? – бросила она кокетливо и расплатилась за бутылки пива, которые выставил перед ней Йонсон.

– Нет, боюсь, как бы не наделать глупостей.

Девушка улыбнулась и сгребла в обе руки пять бутылок.

– Ладно, если передумаешь, спускайся к нам.

В следующий миг она исчезла в толпе, но тут же вынырнула у одного из столиков возле музыкального автомата.

– Я же говорил, что бурое золото теперь поднялось в цене. Даже у тебя появились какие-то шансы с прекрасным полом, – сказал Йонсон. – Хорошенькая девчушка.

– Хочешь сказать – молоденькая. Ты и тут пытаешься меня сторговать?

– Нет уж. Тут можешь сам похлопотать, если хочешь. – Йонсон стал протирать новый бокал, не замечая жаждущих посетителей у стойки, которые тщетно старались привлечь его внимание.

– А кстати, ты знаешь Роберта?

Томас покачал головой:

– Это имя мне ничего не говорит.

– Он у меня тут бывает. Роберт. Старый боксер из «АИК»[5]5
  «АИК» – любительский спортивный клуб.


[Закрыть]. Когда-то давно был его спарринг-партнером. Жесткий удар, ничего не скажешь. Во всяком случае, так было в те времена.

– Похоже, старая списанная галоша. Ну, так что этот Роберт?

– Он работает в охране, держит собственное небольшое агентство, там всего несколько сотрудников. Я мог бы спросить, нет ли у него какой-нибудь вакансии. Бывший полицейский вроде тебя там бы вполне пригодился.

Томас поставил на стойку бутылку и недоуменно воззрился на Йонсона:

– В охранники? Ты хочешь, чтобы я расхаживал по Амагер-центру при галстуке и с дурацкой нашивкой на рукаве?

– А что в этом плохого? У Роберта бывает и работа сторожа. Ночная работа – это уж точно для тебя, – по крайней мере, не будет повода оскорблять людей.

Томас опустил глаза и покачал головой:

– Слушай, Йонсон, давай договоримся. Ты больше не будешь подыскивать мне работу. Я прекрасно справлюсь с этим без твоего участия.

Сунув руку в карман, Томас достал купюру в пятьсот крон и выложил ее на стол.

– Можешь рассчитаться завтра.

– Нет уж, спасибо.

Йонсон пожал плечами и забрал купюру. Вскоре он принес сдачу.

– Только иди-ка ты домой.

– Об этом мы еще подумаем.

5

Ведя Мёффе на поводке, Томас шел через Ратушную площадь в сторону Вестербро. Несмотря на поздний час и середину рабочей недели, на улице было людно. Светлая ночь выманила народ погулять: всем, как и Томасу, хотелось, чтобы день продлился подольше. По пути ему попалась толпа туристов, направлявшихся к главному входу «Тиволи». Проходя по улицам Кристиансхавна, он еще оттуда наблюдал полночный фейерверк, устроенный в старинном парке развлечений и осветивший небо над городом вспышками огней и залпами разноцветных ракет. Прогулка взбодрила Томаса, и хмель прошел, вернее, почти прошел, сгладились неприятные ощущения. Томас уговаривал себя, что этот поход – обычная прогулка на сон грядущий, но в душе понимал, куда его понесло после выпитого пива. В старый центр на Вестербро, туда, где раньше была его работа и где неприступным фортом высилось среди вражеской территории здание Центрального полицейского участка. Туда, где он служил в специальном подразделении, занимая должность заместителя начальника, и где он наизусть знал все дворы и переулки, все подвалы, бордели и наркопритоны. Он знал поименно всех мелких распространителей наркотиков и всех шлюх – во всяком случае, тех, которым повезло прожить достаточно долго, чтобы примелькаться в уличной толпе. Но в эти места его потянула не ностальгия – это было другое чувство, то, что оставило незаживающую рану в его душе. Его влекло туда старое дело – дело о гибели Евы. То, что всегда жило на дне души и неизменно выходило на поверхность, в особенности когда ему случалось напиться. Так и не раскрытое дело, которое было с ним неразлучно.

Он остановился у подворотни вместе с Мёффе, который, как и его хозяин, спрятался в тени, подальше от яркого света уличных фонарей. Перед ними простиралась пустынная улица Кольбьернсенсгаде. Они простояли уже полчаса, и за это время на улице не показывалось никого, кроме нескольких африканских проституток и их клиентов. Одна из девушек была сегодня особенно востребованной, так как подобрала на панели уже второго клиента. Томас внимательно вглядывался в заброшенную парикмахерскую в доме напротив. За грязными окнами с пожелтевшими занавесками все время горел свет, иногда к нему прибавлялось мерцание работавшего телевизора. Томас знал, что в этом салоне давно не делают дамских стрижек. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как в бывшем помещении салона официально расположился этнический культурный центр. Место встреч выходцев из бывших республик Советского Cоюза, собиравшихся якобы ради сохранения своего культурного наследия и улучшения социальных условий проживающих в этом районе соответствующих национальных меньшинств. Средства на содержание этого клуба ежегодно выделялись из местного коммунального бюджета, также он получал постоянную дотацию на оплату помещения. В действительности же это заведение с первого дня существования использовалось упомянутыми меньшинствами, и не только ими, в качестве казино. Без малого десять лет назад управление клубом перешло в руки гангстера по имени Андрей Каминский. При нем дела заведения пошли в гору, так как он сумел привлечь в клуб богатых любителей азартной игры из числа интернационального преступного сообщества. Его завсегдатаями стали опасные личности, обладатели больших, добытых ценою кровавых преступлений денег, которыми они с удовольствием готовы были рискнуть у Каминского. Главным образом потому, что у Каминского хорошо была поставлена служба безопасности и власти не вмешивались в дела клуба, а также потому, что Каминский знал, как обуздать тех, кто не умеет проигрывать, и не допускал буйства. Здесь дело никогда не доходило до кровопролития, зато рекой лился знаменитый борщ, которым Каминский гостеприимно потчевал проигравших, один за другим выбывавших из игры на проводимых им турнирах. За все про все он взимал два процента от общей суммы поставленных на кон денег.

Дверь на другой стороне улицы отворилась, и из нее вышли двое молодых мужчин славянского типа. Они двинулись по улице, окруженные облаками табачного дыма, из которого вырывались отдельные русские слова. Томас по опыту знал, что это шестерки. Чем громче такие орут и чем наглее выступают, тем ниже они стоят в преступной иерархии. В том, что касалось членов иммигрантских банд, рокеров и восточной мафии, суждение Томаса всегда было безошибочным. Остерегаться следовало других – тех, которые не шумят, а действуют исподтишка.

Вышедшие посетители оставили дверь приоткрытой, и на тротуар лег луч света. Томасу не было видно, что происходит внутри, сколько там народу и присутствует ли среди собравшихся сам Каминский. Его так и тянуло подойти к двери. Обстановка напомнила былые дни службы в специальном отделе, когда после многодневного наблюдения приходил приказ брать заведение штурмом. На Томаса нашло особое состояние боевого подъема, которое сродни освобождению после долгого ожидания. В эти мгновения ощущаешь себя частью команды, одним из слагаемых той силы, которая, выломав дверь, укладывает бандитов в наручниках на пол, прежде чем они успеют спрятать наркотики. И ты чувствуешь себя королем улицы, глядя на здоровенных парней с наколками, лежащих мордой в пол со скрученными руками, в то время как полиция изымает килограммы наркотиков. Чем их больше, тем длиннее срок, на который негодяи будут изолированы от общества за решеткой. Будь его воля, Томас так же поступил бы и с Каминским. Тем более что Каминский, скорее всего, многое знал про старое дело.

Алкоголь подзадоривал Томаса, ноги сами двинулись в сторону приоткрытой двери. Он вышел из темной подворотни. Но не успел сойти с тротуара на мостовую, как чья-то рука схватила его за плечо, втянула обратно в подворотню и прижала к стене. Собачий поводок натянулся, и Мёффе зарычал.

– Успокой своего пса, Ворон, пока я не двинул ему сапогом в ребра.

Томас дернул поводок, удерживая Мёффе. Он шикнул на собаку, та недовольно заворчала.

– Какого черта ты тут делаешь? – со злостью спросил Дэннис Мельбю.

– Гуляю. А ты какого?

Мельбю сердито покачал головой:

– Ты помешал работе полиции. Это противозаконно. – Мельбю снова бросил на Томаса сердитый взгляд.

– Я прогуливался в общественном месте, – заявил Томас, быстро смерив его взглядом. Дэннис Мельбю, кажется, еще больше раздался вширь. Накачанный, как раздувшаяся лягушка! Томас всегда терпеть не мог этого поганца. – Вижу, ты все сидишь на своих витаминах.

– Не твое дело!

– Сбегал бы уж к торговцам наркотиками у церкви Богоматери и купил себе дозу для поддержания формы!

Мельбю одной рукой схватил Томаса за глотку и стал душить:

– Ах ты, пьянь забубенная. Всю жизнь таким был, еще тогда, когда служил в полиции.

– Отпусти… пока… не схлопотал.

Мельбю оскалился:

– Мотай отсюда подальше на свой паршивый остров, где живут такие, как ты, уроды и недотепы.

Томас высвободил руку и схватил Мельбю за его причиндалы:

– Говорил же я тебе, отпусти!

Когда Томас стиснул руку, лицо Мельбю исказилось от боли, но тот не ослабил железной хватки, а большим пальцем стал давить Томасу на кадык. У Томаса потемнело в глазах.

– Смотри спущу собаку, передам ей, что держу.

Мельбю оглянулся на Мёффе, тот так и рвался с поводка.

– А ну прекратить сейчас же! – послышалось из глубины подворотни.

Оба противника обернулись навстречу подошедшему.

– Прекратите, черт вас побери! – повторил голос с певучим ютландским акцентом.

Это подошел Миккель.

Оба ослабили хватку, и Томас шумно вдохнул воздух.

– Скверно выглядишь, – сдавленным голосом произнес Томас, повернувшись к бывшему напарнику.

Мешки под глазами Миккеля свидетельствовали о долгих бессонных ночах.

– Что тут у вас происходит? Решили провалить операцию, которую мы готовили больше года?

Дэннис поправил натянувшиеся в паху брюки.

– Я сказал постороннему, чтобы он здесь не задерживался. Он отказался выполнять мое указание.

– Заткнись, Дэннис, и возвращайся в машину, – распорядился Миккель.

Дэннис на прощание бросил взгляд на Томаса:

– Еще увидимся, забулдыга, до скорой встречи!

Томас проводил взглядом Дэнниса, который потрусил прочь.

– Так накачался стероидами, что совсем крыша съехала, – бросил Томас.

– А ты никак не остепенишься?

– Со мной все в порядке. Чего тебе нужно?

– Меня интересует вопрос: что ты тут делаешь?

– Как я уже сказал этому качку, вышел прогуляться.

– Ты стоишь тут больше часа.

– Полчаса. Остановился отдохнуть.

Миккель терпеливо вздохнул:

– Мы вот-вот должны взять Каминского.

– Ты обещал, что будешь держать меня в курсе. Забыл, Миккель?

Миккель прикрыл рукой микрофон наушника в левом ухе, который позволял ему держать связь с центром.

– Не кричи так. – Миккель заговорил еще тише: – Прослушка, установленная у Каминского, подтвердила наши подозрения, что, кроме азартной игры, он замешан еще и в наркоторговле, торговле людьми и скупке краденого в особо крупных размерах, где счет идет на миллионы.

– Это меня не интересует. Ты обещал мне, что если всплывут новые сведения, касающиеся… дела Евы, то я первым о них узнаю.

Миккель отвел глаза:

– Обещал и сдержу слово. Но пока ничего нового нет. При всем уважении к тебе, должен сказать, что по сравнению со всем остальным, в чем замешан Каминский, твое дело не самое важное. Мы даже не знаем толком, причастен ли Каминский к смерти Евы.

– Вот и надо спросить его при случае. – Томас хотел было отойти от Миккеля, но тот выставил ладонь и не дал ему пройти.

– Перестань, Ворон. Ты же в стельку пьян. Я обещал помочь и помогу, но на это требуется время. Ты это понимаешь?

Томас опустил голову. Из него словно выкачали остатки энергии, и уже дали о себе знать первые признаки похмелья.

– С тобой все в порядке? Может, надо денег? – спросил Миккель, роясь в карманах.

– Не трудись, – рыкнул на него Томас. – Добейся только правды от Каминского. Не забывай, ты мне должен, – закончил он, тыча в Миккеля пальцем.

Миккель кивнул:

– Ты первым узнаешь, если он расколется.

Томас дернул за поводок, и пес поднялся с асфальта. Пора было возвращаться домой.

– Ворон, – окликнул его Миккель.

Томас обернулся через плечо.

– Послушай доброго совета: постарайся забыть об этом.

– Я не просил у тебя советов.

– И все-таки…

– Ты помнишь, какой завтра день?

Миккель отрицательно качнул головой.

– Третья годовщина убийства Евы.

6

Что угодно, только не входи в гостиную…

Ева отперла замок своим ключом. Она разговаривала по мобильному телефону, придерживая его плечом около уха, и локтем открыла дверь. Руки у нее были заняты: в одной она держала портфель, к тому же через руку было перекинуто пальто, в другой – пакет с покупками и букет тюльпанов. Пройдя через коридор, она вошла в кухню.

– Привет, любимый, это я, – сказала она в трубку на автоответчик Томаса. – Я только что пришла домой и надеюсь, что мы будем вместе ужинать. Во всяком случае, я купила съестного и бутылку вина. Чмок-чмок, дорогой! Береги себя.

Она сложила свою ношу на кухонный стол и, выключив телефон, отложила его в сторону. Затем вернулась в коридор и затворила входную дверь.

Что угодно, только не входи в гостиную…

Ева оглядела себя в большом зеркале на стене. Лоб у нее был влажен от испарины, а темные пятна под мышками на белой блузке свидетельствовали о том, что позади у нее был тяжелый рабочий день. Расстегнув верхние пуговицы, она вытащила наружу полы заправленной в юбку блузки. Скинув полуботинки, она босиком вернулась на кухню и стала разбирать продукты. Убрав все в холодильник, она плеснула в бокал розового вина и наскоро просмотрела почту. Кроме конвертов с официальными уведомлениями, там была открытка от Лиллиан: подруга приглашала на крестины. Ева улыбнулась, глядя на личико смеющегося младенца, красовавшееся на открытке. Сняв с холодильника один из магнитиков, она поместила на дверцу приглашение рядом с меню от «Эра Ора»[6]6
  «Эра Ора» – ресторан в Копенгагене.


[Закрыть], которое сохранила на память со своего дня рождения, и фотографией, запечатлевшей ее и Томаса на борту «Бьянки».

Что угодно, только не входи в гостиную…

Взяв со стола брошенное пальто, Ева отнесла его в спальню и повесила в шкаф. Затем принялась застилать постель. Прежде чем, аккуратно сложив, положить майку Томаса, которую он, а иногда и она надевали на ночь, к нему на подушку, она подержала ее в руках и с наслаждением вдохнула ее запах. Тут Ева зевнула и пошла на кухню допивать вино. Пригубив бокал, она поправила в вазе тюльпаны. Один цветок уже поник, и она выбросила его в мусорное ведро.

Что угодно, только не входи в гостиную…

Взяв вазу, Ева вышла в прихожую. Тут зажужжал оставленный на кухонном столе телефон. Она вернулась. Это было сообщение от Томаса: «Задерживаюсь на работе. Постараюсь не опаздывать. Если что, ужинай без меня».

В ответ она послала ему смайлик с сердечком, положила телефон и пошла в гостиную.

Что угодно, только не входи в гостиную… Ни в коем случае не в гостиную…

Ни в коем случае не в гостиную… Ни в коем случае не в гостиную…

Ева вошла в гостиную, залитую солнцем, которое светило в окно. В комнате было жарко, как в печке. Она обогнула стеклянный столик у дивана и поставила букет на подоконник рядом с низенькими подсвечниками. Некоторое время она переставляла на нем предметы, пока не добилась, чтобы было красиво. Затем растворила окно. Пахнуло прохладой, и Ева постояла, наслаждаясь свежестью бриза и любуясь видом на городской вал с раскачивающимися на ветру деревьями и отблесками солнца на поверхности раскинувшегося за ними озера Магасиндаммен. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. За спиной скрипнули половицы, она открыла глаза и обернулась через плечо.

Что угодно, только…

Подсвечник со всего размаха опустился ей на голову, раздался громкий треск. У Евы подкосились ноги, и, обмякнув, она повалилась на стеклянный столик, стекло треснуло под тяжестью ее тела. Ева, как тряпичная кукла, повисла на лакированном остове стола, а солнечные лучи, отраженные бесчисленными осколками стекла, засверкали еще ярче. Из открытой раны на затылке на пол текла кровь, постепенно образуя лужу. Неподвижный взгляд был устремлен в потолок, а пальцы левой руки трепетали, словно она играла на несуществующем рояле. В уголке рта проступило несколько пузырьков вместе с вырвавшимся бессознательным вздохом, затем она затихла.

Человек в бейсбольной кепке, одетый в черное, бросил на пол остроугольный подсвечник и оставил его лежать возле Евы. Нагнувшись над телом, он протянул руку в черной обтягивающей перчатке и, приложив два пальца к шее жертвы, проверил пульс. Убедившись, что пульса нет, он снял с ее запястья часы «ролекс» с браслетом «Юбилей» и, спокойно выйдя из гостиной, отправился в кухню. Там он взял со стола ее портфель и, открыв его, вынул ноутбук и кошелек, положил их в лежащий на столе пустой пакет из-под продуктов. Затем вышел из кухни в прихожую и, направляясь к двери, на секунду задержался перед зеркалом.

Покажи мне лицо… Хотя бы мельком… Хотя бы на секунду… Покажи… Покажи лицо…

Человек надвинул на лоб кепку и вышел.

– Покажись, кто ты такой! – закричал Томас и проснулся от собственного крика. Он подскочил, сел и не сразу понял, что находится у себя на «Бьянке».

– С тобой все в порядке, Томас? – послышался с соседней яхты голос Эдуардо. Его яхта была пришвартована рядом.

Томас повернул голову к открытому люку над койкой.

– Да-да, – отозвался он, глядя на звезды над головой. – Ложись и спи спокойно.

Эдуардо буркнул что-то вроде «спокойной ночи» и «приятных снов».

Томас взглянул на электронные часы, было еще только половина пятого. Значит, он проспал всего час или два. Томас тут же понял, что больше не заснет. Он встал и пошел, захватив с собой одеяло, через каюту мимо спящего Мёффе. Выйдя на палубу, он пододвинул одно из белых пластиковых кресел к бортовому ограждению и сел. Замерший канал темнел во мраке. Через мост, ведущий на Кристиансхавн-торв, проехал куда-то фургончик ремонтников, и снова все стихло. В этот час все распивочные заведения закрыты, все жители спокойно спят, в этот час ты сам по себе и никто тебе не мешает. Старая шхуна типа «Гранд бэнкс» легонько покачивалась, баюкая своего хозяина. Томас вспоминал сон, который никогда не менялся. Во сне он пытался предостеречь Еву от того, что затем неизбежно случалось. Во сне всплывали детали, которые обнаружились во время полицейского расследования, – все, начиная с тех действий, которые совершала Ева перед смертью, и кончая предметами, которые унес убийца. Положение трупа и следы нападения он видел своими глазами, когда вернулся с Мёффе домой и нашел ее безжизненное тело.

Иногда во сне ему удавалось мельком увидеть лицо убийцы, но это всегда оказывалось его собственное лицо. Не надо быть психологом, чтобы понять почему. Он и сам догадался, что причиной тому было не отпускавшее его чувство вины. Он не предотвратил убийства и не нашел преступника. Предположительно, это был квартирный вор, которого она на беду застала на месте преступления. Вероятно, он был связан с восточноевропейскими шайками, которые наводнили в то время район, где жили они с Евой, и, скорее всего, давно уже сбежал за границу. На этих скудных данных основывались их с Миккелем предположения, что Каминскому должны быть известны члены той банды. Сейчас, сидя над замершим каналом, Томас впервые осознал, как слаба эта теория и как долго он цеплялся за надежду, что когда-нибудь раскроет это дело. Словом, сплошные слезы. И они лились у него из глаз, пока он размышлял.