Текст книги "Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944"

26 октября 1918 г. император Карл I (он же король Венгрии Карл IV) послал телеграмму императору Вильгельму II следующего содержания: «Это является моим долгом, как бы тяжело это ни было, сообщить Вам, что мой народ больше не может или не хочет продолжать войну… Сим довожу до Вашего сведения, что я принял окончательное решение в течение следующих суток заключить сепаратный мир и объявить о немедленном перемирии…»

Мне было ничего не известно об этом. 27 октября я отослал свой рапорт, в котором сообщал о намерении попытаться остановить распространение мятежа на кораблях, лично обратившись к матросам. Я побывал на борту многих кораблей и встретился с их командами. В то же время я принял все меры предосторожности на случай, если ситуация ухудшится. Я видел, что были нарушены все секретные инструкции германского командования. Большое количество немцев уже отправились в Германию. Среди них были и рабочие с верфи подводных лодок в Пуле, которые взорвали перед своим уходом все недостроенные подлодки.

28 октября 1918 г. я получил распоряжение его величества о передаче флота югославянскому Национальному совету.

Этот приказ обрушился на меня, словно сокрушительный удар. Виды на будущее были крайне пессимистичными. Капитуляция нашего славного и не знавшего поражений флота без всякого сопротивления с его стороны стала позорной катастрофой. Ни одного врага не было видно на подходе к гавани, просторы Адриатики были пустынны. Мне ничего не оставалось, как принять Югославянский комитет, и встреча была назначена на 31 октября в 9 часов утра на борту моего флагманского корабля «Вирибус Унитис».

В адмиральской каюте собрались капитан фон Конек, мой начальник морского штаба; капитаны Лауффер и Шмидт, командиры 2-го и 3-го дивизионов и командир 2-й флотилии миноносцев. Югославянский национальный совет представляли доктор Тресич-Павичич, доктор Иво Кок, Вилим Букшег и несколько делегатов местного совета, среди которых, к моему удивлению, был морской капитан Мефодий Кох.

Обсуждение было коротким и строго официальным. Я отказал в просьбе югославам спустить имперский красно-бело-красный стяг и поднять югославский национальный флаг. До тех пор, пока я не покину корабль в половине пятого, вымпел и имперский флаг останутся на месте.

Был составлен и подписан следующий документ:

«Протокол о капитуляции Австро-Венгерского флота перед уполномоченными делегатами Национального совета словенцев, хорватов и сербов в Загребе согласно приказу его императорского и королевского апостолического величества. Австро-Венгерский флот вместе со всей его материальной частью и складами передается Национальному совету словенцев, хорватов и сербов в Загребе с особой оговоркой, что остается в силе право притязания на владение им для неюгославянских государств и наций, входивших до последнего времени в Австро-Венгерскую империю. Пула, 31 октября 1918 г.».

Доктор Тресич-Павичич попросил меня передать всем морским офицерам, служащим на флоте, просьбу Национального совета остаться на действительной военной службе, условия которой останутся неизменными. Я сделал это, но ни один офицер, кроме хорватов и словенцев, не пожелал остаться.

Пробило половину пятого. Это был один из самых печальных моментов в моей до того, в общем-то, счастливой жизни. Когда я появился на палубе «Вирибус Унитис», команда приняла положение «смирно». Я был настолько взволнован, что несколько мгновений не мог произнести ни слова и не был в состоянии начать свое короткое прощальное обращение к матросам. Парадный вымпел и мой адмиральский флаг я взял с собой. А также и портрет императора Франца-Иосифа, который он подарил лично флагманскому кораблю Viribus Unitis, название которого (лат. «Общими усилиями») было его девизом.

Когда по мачте соскользнул вниз мой флаг, на всех кораблях выполнили ту же команду. Это было боевое знамя, которое никогда не спускали перед врагом. Большинство офицеров, среди которых было много словенцев и хорватов, покинули свои корабли, после того как я уехал из Пулы на следующее утро.

Этот эпизод знаменовал конец моей службы на флоте. Основные посты оставались вакантными. Электрические огни были потушены. Боны в гавани больше не охранялись.

Это дало возможность двум итальянским боевым пловцам офицерам проникнуть в гавань Пулы на следующий день с помощью недавно изобретенного подводного аппарата и прикрепить мину (200 кг взрывчатки) с часовым механизмом к корпусу «Вирибус Унитис» ниже ватерлинии. Итальянцев, когда они уплывали, обнаружил младший офицер, который начал преследовать их на шлюпке. Он догнал их и взял на борт. Находясь в состоянии крайнего возбуждения, они потребовали отвести их к капитану. Они рассказали ему о своем задании, объяснив, что мина, которую они поставили, скоро взорвется. Капитан фон Вукович, командующий флотом, приказал команде корабля немедленно покинуть его. Он сам взошел на капитанский мостик в ожидании взрыва. Он погиб вместе со своим кораблем[42]42
  Погибло также около 400 человек команды.


[Закрыть]. Светлая ему память.

Тем офицерам, которые не успевали вовремя покинуть корабль, удалось спастись вплавь, но они потеряли все свое имущество. Они пришли на мою виллу, и от них я узнал, что флагманский корабль нашего флота не перенес трагических изменений в своей судьбе. Я раздал им все свои мундиры и гражданскую одежду. Затем я запер двери дома, в котором провел столько счастливых лет, дома, который видел рождение всех моих детей, и оставил его навсегда. Все, что было в нем, – серебряные сервизы, ковры, картины, – все было оставлено.

Для штабных офицеров флота и большей части офицеров флагманского корабля был выделен специальный поезд. Уезжал из Пулы на этом поезде и я. Было печально видеть вокруг себя энергичных молодых людей, отправлявшихся в неизвестность.

Моя карьера, как мне казалось, близилась к завершению. На что я мог надеяться в Венгрии, стране, переживавшей родовые муки революции?

Глава 8
Революция в Венгрии. От Михая Каройи к Беле Куну

Капитуляция военно-морского флота Австро-Венгрии, описанная в предыдущей главе, была только частью великого разлома, начало которому положили события 1917 г. в царской России, которые привели к свержению монархий в Австро-Венгрии, Германии и Турции и к отречению короля Фердинанда I в Болгарии. Силы националистической и социальной революции, питаемые голодом, лишениями и невзгодами военных лет, проявляли себя хаотично и непоследовательно. Венгрия, ставшая целью тайной пропаганды, которую вели страны Антанты среди разных национальностей, также оказалась вовлечена в происходившие события. Здесь я имею в виду прежде всего обстоятельную докладную записку графа Тисы, которую он составил после возвращения из Боснии. Румыны и сербы также захотели создать, соответственно, великую Румынию и Югославянское государство, в то время как чехи планировали включить словаков во вновь образованную Чехословакию. Усилия его величества императора и короля Карла I (Карла IV) вывести как можно быстрее свое государство из войны должны рассматриваться на общем фоне событий, так же как и предлагаемые ими реформы в области внутренней политики.

Для блага Венгрии его величество настаивал, чтобы граф Тиса, премьер-министр, обеспечил более широкие права избирателей при выборах в парламент. Трудности, возникшие при проведении реформы, стали непреодолимыми, и в мае 1917 г. Тиса подал прошение об отставке, в результате которой последующие правительства стали часто меняться. После ухода графа Тисы пост премьера занимал сначала граф Мориц Эстерхази, а затем опытный политик Александр Векерле. Как известно, в своем Манифесте от 17 октября 1918 г. его величество провозгласил независимость Венгрии; и он уполномочил премьера Векерле объявить о том, что союз де факто Австрии и Венгрии будет преобразован в союз ин номине, при котором будут упразднены совместные министерства. Однако правительство Векерле не смогло противостоять давлению обстоятельств, и после его отставки его величество поручил графу Хадику формирование коалиционного правительства, которое, однако, так и не появилось, так как власть захватил Национальный совет.

Граф Михай Каройи (Карольи) возглавил Национальный совет, в который входили его сторонники и некоторое число левых радикалов, не представленных в парламенте. Это было неудачное предложение, но его величество последовал ему и назначил Каройи премьер-министром. Он не понимал, что премьер не намерен противостоять революции, а рассматривает себя как ее главное действующее лицо.

К тому времени, как скончался престарелый император Франц-Иосиф, Каройи стал в Венгрии лидером быстро набиравшей популярность партии пораженцев, чьи цели он намеревался реализовать, став премьер-министром.

Вскоре после своего назначения на этот пост граф Каройи, желая обеспечить себе свободу действий, попросил его величество принять его отставку и его кабинета. Его просьба была удовлетворена, и революция, ведомая бесчестными левыми радикалами и социалистами всякого рода, стала быстро и бесконтрольно разрастаться. Король Карл пошел даже на то, что согласился освободить венгерские войска от присяги на верность; Каройи немедленно воспользовался этим и заставил их присягнуть Национальному совету. В армии были образованы солдатские комитеты, которые по примеру русских революционеров стали называться советами, что только способствовало усилению анархии и всеобщему беспорядку. Одной из первых жертв этого анархического правления стал граф Тиса. Полностью исказив историческую правду – а в июле 1914 г. граф энергично выступил против объявления войны, – теперь его выставили перед всей страной как главного ее зачинщика. Верный своему монарху, граф Тиса промолчал. Ему были предъявлены нелепые обвинения, и 31 октября на его виллу пришли четверо революционных солдат. Хотя граф полностью сознавал грозившую ему опасность, у него не было оружия, и он бесстрашно встретил своих убийц. Его жена и графиня Алмазия стали свидетелями страшной трагедии и оставили о ней свои воспоминания. Смерть графа Тисы стала символом поражения.

Однако Михай Каройи продолжал следовать по избранному им пути или, вернее, все явственнее соскальзывать к большевистскому хаосу; это было движение, которое невозможно остановить.

Для того чтобы продемонстрировать независимость Венгрии от Австрии, Каройи намеревался заключить сепаратный мир, несмотря на то что в Северной Италии шли переговоры о перемирии для всех областей империи; и при этом венгерские части оставались там на прежних позициях. Это был судьбоносный для Каройи шаг. В сопровождении членов Национального совета он отправился в Белград на встречу с генералом Франше д’Эспере, главнокомандующим союзными войсками на Балканах, который поспешил приехать туда из Константинополя. Когда Каройи высказал свою просьбу о перемирии, генерал спросил его, от чьего имени он говорит. Каройи ответил, что в Венгрии революция, что он представитель Национального совета и солдатских комитетов, которые взяли на себя командование армией. Презрительный ответ д’Эспере на это стал широко известен: «Вы пали настолько низко?»

Условия перемирия позволили сербам получить область Бачка, а румынам – Трансильванию. Распад Венгрии начался. Генерал-фельдмаршал фон Макензен, под чьим командованием немецкие, австрийские и венгерские войска разгромили Румынию в 1916 г. в результате нескольких блестящих побед, был интернирован по распоряжению Каройи, что воспрепятствовало возвращению в Германию его армии. Каройи также приказал разоружить и распустить вернувшуюся с фронта венгерскую армию. Однако вместо того, чтобы снискать расположение победителей при помощи этих мер и демонстрацией своих демократических и пацифистских взглядов, Каройи преуспел только в том, что утвердил высокомерное отношение к Венгрии со стороны своих соседей; горькие последствия этого не замедлили вскоре проявиться.

В своей внутренней политике Каройи намеревался привлечь вернувшихся с фронта солдат на свою сторону, назначил Барна Бузу министром сельского хозяйства, объявил о проведении радикальной аграрной реформы, которая была обречена на провал, поскольку следующая революционная волна смыла самого Каройи.

Первыми, кто прибыл в нашу страну, были чехи. В декабре военные представители союзных держав в Будапеште информировали венгерское правительство, что территориальные притязания Масарика на словацкую область Пожонь (современная Братислава), Кашшу (современная Кошице) и Верхнюю Венгрию (историческая область в Словакии) были удовлетворены. Одновременно румынское меньшинство Трансильвании объявило о ее воссоединении с Румынией, и румынские войска оккупировали страну вплоть до Коложвара (современный Клуж). В соответствии с положением Белградской конвенции, которую подписал Каройи, сербы вошли в Банат и Бачку, а в это время Хорватия вошла в состав вновь созданного Королевства сербов, хорватов и словенцев.

Правительство Каройи пассивно наблюдало за расчленением своей страны и даже запретило войскам препятствовать продвижению румынской армии. В политическом отношении правительство все больше левело. В январе был сформирован новый кабинет; социал-демократы, входившие в него, симпатизировали Отто Бауэру и Виктору Адлеру, австрийским радикальным марксистам. 11 января 1919 г. Каройи был провозглашен президентом Венгерской Республики. Однако в газетах все чаще начало встречаться имя Белы Куна. Это был венгерский еврей из Трансильвании (р. в 1886 г.), который во время службы в австрийском полку был уличен своими товарищами в воровстве, и по этой причине он дезертировал и сдался в 1916 г. русским. Вернулся Бела Кун из Москвы в Венгрию в ноябре 1918 г.[43]43
  К этому времени он успел отличиться, пропагандируя среди военнопленных в России идеи большевизма, участвовал в подавлении эсеровского мятежа в Москве летом 1918 г. Во многом благодаря агитации таких, как Бела Кун, 120 тыс. венгров из числа военнопленных активно участвовали в Гражданской войне в России на стороне большевиков (вместе со 100 тыс. китайцев, латышскими стрелками, эстонской дивизией и т. д.).


[Закрыть] Он и его друзья вели агитацию в массах и в своей газете «Вёрёш Уйшаг» («Красная газета») угрожали вооруженной интервенцией пролетариата. 19 марта 1919 г. французский полковник Викс потребовал от лица союзных держав отвода венгерских войск на линию реки Тисы. Так или иначе, но венгры поняли, что эта линия должна стать границей между Венгрией и Румынией. По слухам, такую цену им пришлось уплатить за отказ вступить в Тройственный союз. Венгерские социал-демократы объединились с коммунистами, и Каройи в обращении, датированном 21 марта 1919 г., обратился «к мировому пролетариату за поддержкой», затем ушел в отставку и передал власть «венгерскому пролетариату». Парижская мирная конференция, открывшаяся 16 февраля 1919 г. и согласно решениям которой почти вся венгерская территория должна была быть оккупирована войсками соседних с Венгрией стран, открыла путь большевистской революции, во имя которой Бела Кун установил режим кровавого террора.

«Венгрия, – пишет английский автор Оуэн Раттер в своей книге „Регент Венгрии“, вышедшей в Лондоне в 1939 г., – никогда бы не стала большевистской, если бы союзные державы не позволили странам, которые были ранее частью большой империи, открыто заявлять о своих правах в преддверии заключения мирного договора. Наибольший вред принесло чрезмерное влияние на принятие решений со стороны чешских лидеров в Париже, которые получили не только Словакию, но и возможность оккупировать ее до того, как был подписан и опубликован договор, регулирующий ее передачу. В это же время румыны и югославы обеспечили себе подобные преимущества, и тоже за счет Венгрии».

Зверства большевиков повергли в ужас всю страну. Их агитаторы проникали повсюду, даже в самые отдаленные местности, где шла мирная патриархальная жизнь. Отряды их людей ходили от деревни к деревне и терроризировали крестьян. Устраивались военно-полевые суды и с садистским удовольствием вешали всех, кто на войне был награжден золотой медалью за отвагу. «Террор – главное оружие нашего режима», – хвастался Тибор Самуэли[44]44
  В 1915 г. сдался в плен, где вскоре стал одним из соратников Белы Куна, организовывал после Октябрьской революции отряды для защиты русской революции из венгерских военнопленных. В конце 1918 г. выехал в Германию, где участвовал в организации Союза Спартака, содействовал Карлу Либкнехту и Розе Люксембург. В 1919 г. вернулся в Венгрию, став одним из руководителей Венгерской Советской республики. Несет ответственность вместе с Белой Куном, Лукачем (Лёвингером), Черни и др. за красный террор в Венгрии. При попытке бежать в Австрию был убит.


[Закрыть], близкий соратник Белы Куна, основным занятием которого было исполнять обязанности палача. Евреи, которые издавна селились рядом с нами, были первыми, кто начал порицать преступления своих единоверцев, ведь именно на евреях в основном и держался новый режим.

Бела Кун попробовал опереться на армию. Что тому было причиной – возмущение действиями чехов, румын и сербов или просто от отчаяния, но значительное число демобилизованных офицеров пополнило ее ряды, и эти части добились отдельных успехов в боях с чехами. Ими двигала не лояльность режиму Белы Куна, но их воодушевлял исконный венгерский патриотизм.

Румыны использовали большевизацию Венгрии в качестве предлога для дальнейшего продвижения своих вооруженных сил, которые по пути занимались грабежами. Поезда с награбленным имуществом шли на восток. Из моего имения угнали лучшие породы племенного скота. Мы были глубоко растроганы, когда после такого погрома неожиданно увидели трех молодых кобыл, стоявших у дверей конюшни. У одной седло съехало под живот, у другой повода болтались на шее, а третья была вообще без сбруи. Откуда они вернулись, как им удалось бежать, они не могли рассказать нам, но, должно быть, им пришлось пройти по крайней мере сотни километров, прежде чем они добрались до дома.

Всем хорошо известно, что всякое действие обязательно вызывает противодействие. Самые лучшие люди страны начали объединяться вокруг тех деятелей, которые исполнились решимости освободить страну от большевистских правителей и обратились к великим державам с просьбой остудить наступательный пыл наших победоносных соседей. Вскоре после провозглашения Венгрии социалистической республикой граф Иштван Бетлен собрал в Вене вокруг себя политических эмигрантов. В то же самое время независимо от Бетлена, так как непосредственного сообщения с ним не было и новости доходили с опозданием и часто искажались, граф Дьюла Каройи (двоюродный брат М. Каройи) во второй половине апреля приступил к формированию оппозиционного правительства в Араде. Город был оккупирован французскими войсками, командир которых генерал де Гондрекур обещал Каройи помощь и поддержку. Румыны, со своей стороны опасаясь, что в случае свержения коммунистического режима исчезнет предлог для оккупации Венгрии, обеспокоились таким развитием событий. Их войска начали продвижение в направлении Арада, и Каройи решил перебраться в Сегед. Тем временем румыны, не принимая во внимание объяснения генерала Гондрекура, арестовали его самого и его офицеров, когда они проходили через оккупированную румынами территорию, и держали их под арестом несколько дней.

Глава 9
Контрреволюция. Мое назначение военным министром и главнокомандующим

Я наблюдал прискорбные последствия революции из своего уединенного убежища в Кендереше, куда вернулся вместе с семьей в ноябре 1918 г. Было нелегко выбрать свой собственный путь в водовороте стремительно сменявших друг друга событий. Когда мы переезжали из Вены в поместье моего отца, мы посетили проездом Будапешт. Город было просто не узнать. За порядком в столице никто не следил; по улицам бродили банды хулиганов, которыми руководили какие-то люди в грязной военной форме, и везде над толпой были видны красные знамена. Горожане были запуганы; магазины и конторы, за небольшим исключением, были закрыты. Люди были в отчаянии, они опасались, что тяжелое настоящее обещает еще худшее завтра. Мы испытали облегчение, когда покинули пределы города.

Но даже Кендереш уже не был тем уютным прибежищем, каким он был прежде; хотя мы и не жили в роскоши, но ни в чем не нуждались. Наших слуг призвали на военную службу, лошади были реквизированы, амбары и кладовые были пусты. Со дня смерти моего отца всем хозяйством в имении распоряжался управляющий. В течение последних лет у меня все меньше и меньше выдавалось времени и возможностей наблюдать за тем, как шли дела в имении. Теперь, решил я, это будет моей первейшей обязанностью, и я сменил мундир на гражданскую одежду, став обыкновенным помещиком. Было утешительно видеть, что крестьяне продолжают сохранять преданность своему господину. Совместными усилиями мы отремонтировали строения, наладили машины и инвентарь и начали подготовку к весенним работам, насколько это было возможным. Воспользовавшись подходящим случаем, я навестил своих друзей в Будапеште и нанес визит тем людям, чьи политические взгляды разделял, понимая, что они также стремятся положить конец невыносимым условиям нашего существования. Но их планы были настолько же смелы, насколько непрактичны, и требовалось время, чтобы перейти к решительным действиям.

Можете себе представить, что я почувствовал и как был благодарен, когда в Кендереш прибыл посыльный от графа Дьюлы Каройи и передал мне его предложение от лица оппозиционного правительства приступить к формированию новой национальной армии. Почти одновременно прибыл курьер из Вены от графа Бетлена с таким же предложением. Бетлен и Каройи были согласны в том, что освобождение страны от террора большевиков и решение вопроса территориальных притязаний стран-соседей невозможно достичь одними дипломатическими мерами.

Я был готов немедленно ответить на обращенный ко мне призыв, но в действительности сделать это было непросто. Кендереш, где я проживал вместе с женой и детьми, находился, условно говоря, на «границе». С одной ее стороны находилась территория, где хозяйничали красные, с другой – области под румынской оккупацией. Получив сообщение, что граф Каройи благополучно прибыл в Сегед и провел там первое заседание своего кабинета, на которое приехал граф Пал Телеки из Вены, я отправился в путь. На машине я смог добраться до Мёзотура, а оттуда на поезде до Сегеда. Это было 6 июня 1919 г.

Мой краткий эпизод штатской жизни завершился, и начался новый этап моей карьеры. По просьбе Каройи я занял пост военного министра и составил воззвание об образовании венгерской национальной армии.

Для того чтобы опубликовать воззвание, необходимо было получить согласие французских оккупационных властей Сегеда, и только после длительных переговоров удалось получить разрешение. В отличие от генерала Гондрекура полковник Бетрикс, французский комендант города, и генерал де Лоби, командующий французскими оккупационными войсками, не были вначале расположены оказать содействие венгерскому национальному движению. Не то чтобы они симпатизировали большевикам, вовсе нет, но они поддерживали румын и поэтому были готовы признать только режим Белы Куна.

Когда дипломатия не помогает, а власти нет, следует прибегнуть к иной тактике. Я поднялся в воздух на нашем единственном аэроплане и начал разбрасывать листовки над позициями войск красных. Я был доволен, увидев результаты своей работы – эскадрон полностью экипированных гусар на следующий день появился у моего дома. Со всех концов страны прибывали офицеры, из которых полковник Пронаи и майор Остенбург формировали офицерские роты. Приходили бывшие военнослужащие из окрестностей Сегеда, и вскоре у нас уже сложился костяк будущей армии из дисциплинированных и надежных солдат. Курьеры из Вены привезли нам крупную сумму денег, добытых группой венгерских офицеров во время дерзкого налета на одно из отделений венгерской Коммунистической партии, который помог совершить венский корреспондент «Дейли телеграф» Э. Ашмед-Бартлетт, а шеф венской полиции Шобер попросту закрыл глаза на произошедшее событие. Несколько миллионов тогда были отложены на пропагандистские цели.

Наша свобода передвижения была ограничена не только из-за действий французов и давления со стороны румын. Для организации наступления на позиции венгерской Красной армии мы должны были взять под надежный контроль железную дорогу, которая связывала нас с Задунайским краем; на тот момент она находилась в руках сербов. Мы знали, что Белград был настроен решительно против большевиков. Король Петр состоял в родстве через свою супругу черногорку с русской царской фамилией; его сын Александр, бывший тогда регентом, обучался в Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге. В Белграде бывшее императорское российское посольство все еще пользовалось всеми дипломатическими привилегиями и стало центром белой русской эмиграции. Вместе с графом Телеки я отправился в Белград для переговоров с сербским премьер-министром Протичем. Он согласился предоставить столь необходимые нам гарантии при условии, что французы не будут иметь ничего против этого, и согласился на аккредитацию представителя нашего правительства в Белграде. Это было первое дипломатическое признание нашего контр-правительства. Наша миссия имела некоторый успех, хотя мы не могли воспользоваться в полной мере благожелательным отношением премьера, для этого было необходимо получить согласие французов.

Граф Бетлен отправлял нам оптимистичные послания из Вены, сообщая о благожелательном отношении британцев; пропуска, с которыми венгерские офицеры и курьеры ездили в Сегед, подписывал лично британский представитель Томас Каннингем, который также назначил для контактов с нашим правительством офицера связи полковника Александра Фитцджеральда. Мы также получили поддержку от адмирала Э. Трубриджа, который находился тогда в Белграде и с которым я познакомился в прошлом, когда он был морским атташе при венском дворе. Французы продолжали относиться к нам предельно сдержанно; их показной нейтралитет мог быть только на руку большевикам. Французы в Сегеде были связаны инструкциями, которые приходили из Парижа. Ведь Клемансо был известен как заклятый враг австро-венгерской монархии.

К сожалению, политические конфликты между двумя основными союзными державами отражались также на взаимоотношениях внутри венгерского кабинета. Министр торговли и коммерции Варьяши, придерживавшийся леволиберальной ориентации, использовал отношение к нам французов как прикрытие; мы так и не узнали, какую роль он сыграл в изгнании из Сегеда французами моего госсекретаря, штабс-капитана Дьюлы Гёмбёша. Французы настаивали на формировании «демократического» правительства, то есть такого, в котором были бы представлены все партии и направления. Не приняв во внимание мой совет, Каройи подчинился этому требованию. Новое правительство, которое возглавил бывший депутат парламента Дежё Паттантьюш-Абрахам, было образовано 12 июля 1919 г. Я отказался от должности военного министра в этом кабинете, хотя и остался главнокомандующим нашей новой Национальной армией. При этом мне были даны гарантии, что этот пост не будет использован в качестве предмета торга в политических спорах. У меня было только одно страстное желание: освободить Венгрию от коммунистического террора, поскольку зверства и преступления коммунистов множились с каждым днем, и я был уверен, что избавление должно было прийти только от нас самих, а не от какой-либо иностранной державы.

Тем не менее французы, а отчасти и чехи были совсем другого мнения. Хотя войска под моим командованием в Сегеде были готовы действовать, я все еще не мог начать наступление на Будапешт, несмотря на то что правительство Белы Куна вынудили уйти в отставку под давлением командования румынской армии и после предъявления ультиматума Верховного совета Антанты в Париже. Бела Кун бежал в Вену, прихватив с собой финансы страны[45]45
  Ему удалось, при содействии большевистского правительства России, вернуться туда и продолжить свою деятельность. Особенно Бела Кун проявил свои ветхозаветные наклонности во время красного террора в Крыму в конце 1920 г. и в 1921 г. Вместе с Розалией Землячкой, Юрием Пятаковым и др. организовывал истребление сдавшихся под честное слово командования Красной армии остатков армии Врангеля (более 50 тыс. человек) и десятков тысяч гражданских «классово чуждых» лиц. Всего было расстреляно, утоплено и умерщвлено другими способами от 120 до 150 тыс. человек (56 тыс. только в крупнейших городах Крыма). В 1921 г. Бела Кун направлялся в Германию с целью поднять восстание. Работал в Коминтерне и др. Позже занимался издательской деятельностью. В 1937 г. арестован, 29 августа 1938 г. расстрелян, как и большинство представителей «ленинской гвардии», кровавый путь которых закончился на расстрельном полигоне в Коммунарке и других местах ликвидации.


[Закрыть]; повинный в смерти множества людей Тибор Самуэли был застрелен жандармом при попытке пересечь границу. Социал-демократическое правительство Пейдла было свергнуто 6 августа 1919 г. в результате государственного переворота. Новый премьер-министр Иштван Фридрих сформировал временный кабинет, упразднил республику и назначил эрцгерцога Иосифа-Августа, который во время падения монархии исполнял обязанности Homo Regius, то есть был представителем короля в Венгрии, регентом Венгрии.

Таким образом, существовало два правительства, и у каждого были связаны руки; и это при том, что союзные державы все еще требовали, чтобы в венгерском правительстве были представлены все партии. Тем временем румынские войска вошли в Будапешт на следующий день после переворота и отказались вывести их в ответ на требование Верховного совета Антанты. Мне нет необходимости описывать в деталях, чем занимались румыны в столице. Генерал Г. Бандхольц, американский представитель четырехсторонней военной миссии Антанты в Будапеште, подробно рассказал в своих мемуарах (An Undiplomatic Diary. New York, 1933), как румыны демонтировали и вывозили оборудование целых заводов. Если бы не его своевременное появление в Королевском дворце, он был бы неминуемо разграблен. Национальный музей он тоже спас в последнюю минуту; грузовики уже стояли у входа, готовые вывезти богатую добычу. Генерал запечатал двери музея и предупредил всех покушавшихся на него, что он сделал это по распоряжению союзных держав.

Эрцгерцог Иосиф подтвердил мое назначение главнокомандующим Венгерской армией, и я использовал свое положение и потребовал от премьер-министра Паттантьюш-Абрахама, чтобы он издал этот приказ независимо от военного министра. В то же самое время я начал планировать возможную передислокацию находившихся под моим командованием частей. Мне предстояло решить сложную задачу – требовалось каким-то образом пересечь узкую полосу земли, расположенную между сербскими и румынскими войсками. Когда 12 августа эрцгерцог сообщил мне, что Межсоюзническая военная миссия потребовала, чтобы вся операция была немедленно отменена, а войска отведены в Сегед, я понял, что он не поддерживает эти приказы. Выполни мы их, и мы останемся под властью французов и не сможем предпринять в дальнейшем никаких действий. Пытаясь объяснить, что я не могу выполнить приказ, я привел в свое оправдание тот факт, что нет никаких средств коммуникации с войсками, уже находящимися на марше, за исключением разве что попытки сбросить им приказ с аэроплана; и я вызвался сам выполнить это задание. Я вылетел из Сегеда в компании своего адъютанта майора Магашхази, когда правительство уже готовилось уйти в отставку, а французы были уверены, что я вернусь. Однако, подняв аэроплан в воздух, я развернул его в направлении озера Балатон. Там мы и приземлились на убранном поле вблизи курортного места Шиофок. В то время там находилась штаб-квартира большевистских сил. Одного только вида орлиного пера на фуражке моего адъютанта, указывающего на его принадлежность к Национальной армии, было достаточно, чтобы большевики обратились в бегство. Прошло всего два дня, и не осталось ни одного сочувствующего красным. Начальник их Генштаба и несколько офицеров раскрыли нам свои истинные взгляды и сказали, что мы можем на них рассчитывать. Когда я зашел вместе с майором Магашхази в штаб, то по его приказу красногвардейцы приняли положение «смирно», а затем исполнили команду «На караул!» перед представителем национальной армии. На следующий день к нам присоединилась рота офицеров под командованием полковника фон Пронаи.