Текст книги "«Аленка» шоколадка"

ЧАСТЬ 4. СУМАСШЕДШАЯ КОРОЛЕВА

Наверное, утро, и правда, мудрее вечера. Это похоже на морскую бурю. Она бушует всю ночь, а под утро ветер успокаивается, водные валуны превращаются в послушных барашков, яркое солнце раскрашивает все золотом.

Моя Женька, проплакав полночи, утром вдруг сказала:

– А знаешь Мира, жизнь продолжается. Наверное, мне нужно было прожить и такой опыт тоже. Просто за восемь лет моих отношений с Артуром я запрещала себе даже думать о том, что в мире существуют и другие мужчины тоже. Он заполнил всю мою жизнь… всю меня, – Женька вздохнула, а потом продолжила, – заполнил изнутри и снаружи. Как будто облепил. Я ничего не видела и не слышала вокруг. А сейчас я вдруг поняла, что и не дышала, оказывается. И, наверное, не жила. С ним так глубоко все было, так нежно и красиво, но… бесперспективно. Наверное, я просто устала.

– Жень, ну ты же знаешь, так было много раз. Усталость пройдет, и ты будешь его любить с новой силой.

– Нет, Мира. Не буду. Всему есть предел. И этот предел – восемь лет моей жизни. Знаешь, я благодарна этому Мустафе. Благодаря ему, я поняла, что еще могу что-то в своей жизни изменить. Я устала быть одна, понимаешь? Я хочу чувствовать рядом родного человека. Но Артур мне этого дать не может. А Мустафа… Он был, просто, как… – Женька задумалась, – катализатор химической реакции разрушения, – добавила она своим докторским тоном.

– Ну, слава Богу, – я улыбнулась, – что ты именно так все понимаешь.

– Понимать то понимаю, – Женька улыбнулась, но улыбка была грустной и какой-то немного потерянной, – но избавление от иллюзий – процесс весьма болезненный. Это как операция без анестезии…

Мы продолжили этот разговор позже, уже на пляже. Женька натирала себя маслом для загара, а я расслаблено лежала на лежаке.

– Знаешь Мира, ведь и Мухаммед твой, тоже иллюзия, – Женька была предельно сосредоточена.

– Да, наверно, – согласилась я. Я не рассказала Женьке о нашей поездке к брату Мухаммеда. И про мужчину в черном джипе, и про свою ночную историю тоже. Я знаю, что она бы очень волновалась. Кроме того, я видела, что она по своему доверяла Мухаммеду, и не хотела ломать ее представление, прежде, чем мы вернемся домой.

– Я вообще поняла, – продолжала Женька, – что все мужчины в отношениях эгоисты. Они приходят, и берут то, что им нужно. И ничего не хотят отдавать взамен. И еще я поняла… любви с первого взгляда не существует.

Спорить с Женькой я не стала, хотя и была с ней не согласна. Ведь все люди разные. И женщины и мужчины. Я вообще не любила обобщений. Какое может быть обобщение, когда, например, говорят в целом о мужчинах или женщинах? Или о людях какой-то национальности?

Меня всегда передергивало, когда я слышала что-то из серии: «все англичане чопорные и сухие… все немцы слишком педантичные… все американцы туповатые… все русские любят выпить…» Вот это словечко – «все», меня коробило и напрягало. Что же касается любви с первого взгляда, то тут вообще загадка, эх…

И именно в этот момент я снова убедилась, что Женька не права…

Я повернулась на бок и вдруг увидела, как к нам направляется Джон. Его лицо было сосредоточенным. Он шел через пляж большими шагами.

– Жень, вон Джон идет. Похоже, к нам, – только и успела сказать я. В это время он подошел и сказал:

– Доброе утро.

– Доброе утро, – ответила ему Женька на плохом английском.

Он улыбнулся широкой добродушной улыбкой. Он не был «ни чопорным, ни сухим». Он был открыт, немного взволнован и очень дружелюбен.

– Как ваши дела? – продолжил он.

Женька открыла сумку и достала выстиранный и аккуратно сложенный носовой платок. Тот самый, что он ей дал вчера. Она протянула ему его и снова на английском сказала:

– Спасибо.

Вдруг Джон повернулся ко мне:

– Пожалуйста, переведи ей, то, что я сейчас скажу.

– Хорошо, – ответила я, а потом, обращаясь к Женьке, добавила: – он что-то хочет тебе сказать.

Он сосредоточился, и лицо его немного покраснело, видно было, что он волнуется.

– Я уже не молод, – начал Джон.

Женька удивленно глянула на меня, после того, как я перевела эту первую фразу. «Многозначительное начало», – мелькнуло у меня в голове.

– Я был женат и имею двух детей. Но дети давно выросли, создали свои семьи и живут своей отдельной жизнью. Моя жена умерла много лет назад. Она была хорошим человеком, мы с ней дружно жили, но я тогда не знал, что такое любовь. А после ее смерти я подумал, что жизнь закончилась. Я просто доживаю свой век. Я знаю – это звучит глупо и абсурдно, но когда я встретил тебя, – он показал рукой на Женьку, – я понял, что снова хочу жить. И любить! У меня нет времени на длинные ухаживания, поэтому… – он остановился и перевел дух:

– Поэтому я хочу просить ее, – повернулся он ко мне, – спроси ее… – его голос стал глухим, – я хочу просить ее стать моей женой… – замолчал, и, повернувшись к Женьке, добавил: – пожалуйста…

Я переводила, не останавливаясь, и внимательно смотрела за Женькиной реакцией. Я боялась, что она может ответить резко, что было совсем в ее стиле. Мне так не хотелось обижать этого такого большого и такого безобидного человека. Видно было, что он долго думал, прежде чем прийти с этим разговором к нам. Он стоял перед нами и говорил, говорил, говорил…

Женька молчала. Сначала на ее лице отразилось удивление, потом крайняя форма изумления, потом некая растерянность.

– Ты можешь не отвечать сразу, – продолжал Джон, – я понимаю, тебе нужно подумать… Но не говори сразу нет… пожалуйста, – добавил он, глядя на Женьку.

Я продолжала переводить и чувствовать внутри невероятное волнение. Меня даже знобить начало, хотя на улице было жарко. «Только бы она ему не нагрубила», – мелькнуло в голове, – «пусть хоть корректно откажет» – почему-то мне было искренне жаль Джона.

Женька продолжала молчать и смотреть на Джона широко распахнутыми глазами, потом вдруг встала, подошла к нему. Рядом с ним она казалась маленькой и беззащитной. Она очень серьезно посмотрела на него снизу вверх, прямо в глаза. Потом протянула к нему руку и взяла его ладонь в свою. Джон замолчал и как будто бы замер.

Женька тоже несколько секунд молчала. Потом заговорила:

– Мира, скажи ему… Я согласна. У меня есть много недостатков… я не знаю английского, боюсь пауков, я разговариваю во сне, не люблю дождь и не прощаю предательства. Но… если он не передумает… я согласна.

Я удивленно уставилась на Женьку:

– Ты это серьезно, подруга?

– Абсолютно.

– Хорошо, я сейчас переведу. Но… не нужно его обижать. Он хороший человек, видно же. Ты потом передумаешь, а он страдать будет…

– Не передумаю, – Женька резко повернулась ко мне, – я чувствую в нем, то, что давно уже не чувствовала. Он мужчина. Понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула я.

Джон напряженно ждал. Он не понимал, о чем мы разговариваем, но чувствовал, что его судьба тоже решается именно в эту минуту.

Я повернулась к нему и быстро начала переводить. Он осторожно улыбнулся, и его улыбка была светлой и чистой. Кажется, напряжение оставило нас всех троих сразу.

В этот самый момент я поняла, что должна уйти и оставить их вместе. Я не задумывалась, как они будут общаться. Я точно знала – это у них получится. И сейчас и в дальнейшем.

Я сделала шаг в сторону и достала из сумки англо-русский словарь, который всегда носила с собой и протянула его Джону:

– Подарок, – сказала.

– Спасибо, – он улыбнулся и добавил: – спасибо за все.

Я быстро пошла, понимая, что это самое лучшее, что я сейчас могу сделать.

Спустя час и, вдоволь нагулявшись по пляжу, я решила отдохнуть.

Дойдя до бара, я выпила чашку кофе, я вдруг вспомнила, что обещала Кире прийти к его столу. «Интересно, он сейчас на месте?» – подумала.

Он был на месте и, очень обрадовался, увидев меня. Я была рада видеть его тоже.

Я вспомнила, что Женька назвала Киру «своим» во время самой первой встречи. Наверное, так оно и было, потому что, спустя несколько минут, я сидела напротив, и беседовала с ним, как с давним знакомым.

– Скажи, Кира, – спрашивала я его, – почему я чувствую тебя так хорошо? И Женька тоже говорит, что тебя так чувствует.

– Потому, что мы, и правда, родственные души, – улыбался Кира, – хочешь я расскажу тебе одну сказку?

– Конечно, хочу, – я приготовилась слушать.

– Давным-давно в одном лесу жила стая волков. Лес был большой и дремучий… как тайга в России, – добавил он и улыбнулся, – так вот. Жили эти волки очень дружно и всегда понимали друг друга с полуслова или полурыка… – и Кира снова улыбнулся.

Я улыбнулась тоже:

– А что было дальше?

– А еще обладали эти волки знанием и мудростью. Особым знанием. Никто, кроме них им не владел. Собрал однажды вожак всю стаю и сказал, что пора этому знанию научить всех лесных жителей. И велел волкам разойтись по всему лесу и учить зверей: лис, зайцев, медведей, оленей… Всех-всех. Волки разошлись и стали учить зверей. Но лес был большой-большой. А стая была совсем маленькая. Волки разошлись и растерялись…

– Ну, как же так, – возразила я.

– Это жизнь, Мира… так бывает, – Кира замолчал, а потом добавил: – но они иногда встречают друг друга в этом огромном лесу. И сразу узнают своих. Ведь они – одной крови, они из одной стаи…

– И мы с тобой? – спросила я тихо.

– Да, – просто ответил он и замолчал.

Я опустила свою руку в сумку и достала свой талисман, свой крестик.

– Посмотри, – я разжала ладонь.

– Откуда у тебя этот крест? – спросил Кира, разглядывая мой талисман.

– Мне его подарили, – ответила я, – это мой амулет. Он приносит мне уверенность и удачу.

– Удивительно, – Кира улыбнулся, – он похож на наш, коптский крест…

– А может он и есть коптский? – спросила.

– Может, – ответил Кира, – ну с таким амулетом, вся удача будет твоя, – он снова улыбнулся.

Я хотела что-то сказать, но он продолжил:

– Скажи Мира, ты никогда не писала?

– Писала? Что? – не поняла я.

– Ну, не знаю… – Кира замялся, – рассказы, стихи, повести… статьи в газету… разное.

Я замерла. Я действительно писала. Стихи и рассказы, повести и статьи в газету. В юности мечтала стать журналистом. Но юность прошла, образование получено, и не одно. Но образования журналиста среди моих «трех высших» так и не было. Писать, конечно же, продолжала. Потому как не писать не могла. Это то, что помогало мне жить. Это было для меня самой жизнью. Моя личная «таблетка от стресса».

Все, кто читал мои произведения, считали их талантливыми и говорили о том, что мне нужно издавать свои книги. Но время шло, я продолжала писать, стопка моих трудов в шкафу росла… и все.

Откуда он узнал? Я удивленно смотрела на Киру и молчала. Он ответил сам:

– Помнишь, Мира? Мы с тобой одной крови… мы из одной стаи… Тебе нужно писать и издавать свои книги. Обязательно. У тебя есть те самые знания, ради которых наша стая разошлась по лесу…

– Это просто невероятно, – только и смогла ответить я.

– И еще тебе нужно помнить, что ты королева… чтобы не случилось, – он смотрел на меня своими теплыми темными глазами и я сразу почувствовала свою королеву, которая проснулась у меня внутри.

– Я сумасшедшая, – улыбнулась я, вспомнив ситуацию с мужчиной на черном джипе.

– Да, – с улыбкой подтвердил Кира, – ты сумасшедшая королева…

Оставшиеся дни отпуска пролетели быстро. Женьку я теперь почти не видела. Они вместе с Джоном купались, загорали, обедали и гуляли по городу. Джулия, как и я, приходила в ресторан одна, кивала мне головой в знак приветствия и, выбрав место на террасе, закуривала.

Я почти все дни просиживала рядом с Кирой. Я даже ездила с ним снова на экскурсию, когда он повез туда очередную группу. Мне было с ним приятно и интересно. За это время мы стали настоящими друзьями. С каждым днем я все больше и больше убеждалась – он прав. Мы точно из одной стаи.

С Мухаммедом мы встретились через день, он позвонил и попросил выйти из отеля. Идти мне не хотелось, но я понимала, что нужно поставить точку.

Во время встречи его настроение резко менялось от слов любви и нежности, он легко переходил к угрозам и оскорблениям. Когда мне надоело это слушать, я сказала, что ухожу и больше не хочу его видеть.

– Сумасшедшая, – крикнул он мне вслед.

– … королева, – добавила я шепотом.

В день отъезда было много суеты. Особенно ее создавала Женька. Джон вместе с Джулией уезжали на следующий день после нас, поэтому в день нашего отъезда Джон пришел Женьке помогать собирать вещи. А вещей у моей подруги было великое множество.

Кроме украшений она любила предметы антиквариата или их имитацию, поэтому набрала в Египте кувшинов, светильников, сувениров и даже деревянную голову фараона.

Я смотрела, как ловко управляется Джон, втискивая все это в Женькин чемодан, и невольно любовалась. И все чаще и чаще мне приходила в голову мысль: «они действительно нашли друг друга».

И, с другой стороны, я понимала, что завтра в аэропорту нашего города нас будет встречать Артур. Он наверняка соскучился за Женькой… он любит ее… и вообще он хороший парень. Но, увы, бесперспективный, как сказала о нем Женька.

Свои вещи я собирала сама. И когда наступило время освобождать номер, я решила проверить, не забыла ли чего. Все было на местах.

Не знаю почему, рука вдруг потянулась к сумке. Я хотела достать свой крестик. Но его не было на месте. Я стала искать, я перерыла всю сумку. Но крестика нигде не было. Я осмотрела весь номер, снова открыла чемодан и перевернула в нем все вверх дном, вытряхнула сумку, пересмотрела все свои карманы… Крестик бесследно исчез.

Женька вместе с Джоном удивленно наблюдали за моими манипуляциями, потом Женька осторожно спросила:

– Мира, что ты потеряла?

– Амууулетттт, – в голос заревела я.

– Какой амулет? – Женька ведь не видела его никогда, ей было сложно меня понять. Кроме Вахтанга, мой крестик видел только Кира.

Кира!!!… точно! Нужно пойти к нему. Может, я его там выронила? Я ведь последний раз доставала крестик, когда показывала его ему.

Я кое-как собрала разбросанные вещи в чемодан и сумку и заторопилась из номера.

Но найти крестик мне так и не удалось. Кира качал головой и смотрел на меня своими теплыми темными глазами:

– Нет, не находил никто… – и он разводил руками.

Мы даже поискали вокруг с ним вместе. Но прошло несколько дней и даже, если я уронила его здесь, найти его было уже невозможно.

Мне было очень грустно и очень обидно. Постоянно хотелось плакать. Кира понял мое состояние, он рукой остановил меня и показал на стул:

– Сядь Мира, успокойся. И, пожалуйста, не плачь. Я сейчас что-то придумаю. И никогда не плачь. Пообещай мне, что не будешь плакать. Ты же королева.

– Не буду, – растерянно сказала я.

Он сел напротив, прикрыл глаза и замер. Я смотрела на него и почему-то верила, он точно что-то придумает.

Всего через несколько секунд, он открыл глаза и достал телефон. Включил там камеру и сфотографировал… свое запястье. То самое место, где была татуировка коптского креста. Потом он поднял на меня глаза и сказал:

– Твой амулет всегда будет с тобой, ты его не потеряешь. Сейчас я отправлю тебе эту фотографию на твой телефон. И всегда, когда тебе нужна будет помощь, просто посмотри на фотографию. Запомнила?

– Запомнила-, ответила я, окончательно вытирая слезы.

Я почему-то вдруг поверила, что это так и есть. Мой амулет всегда будет со мной. И он не только защищать меня будет. Но и помогать. И вдохновлять.

Попрощались мы быстро. Кира хорошо знал русские пословицы и поговорки, поэтому он только сказал:

– Иди Мира, с Богом. Не нужно длинных прощаний. Как у вас в России говорят: долгие проводы, лишние слезы… Помни, ты пообещала не плакать, и еще ты пообещала писать. Помнишь? Напиши, пожалуйста книгу. Ведь именно для этого волки ушли из стаи, чтобы делить знаниями… Не грусти, я тебе позвоню…

И я ушла. Нам пора было уезжать в аэропорт. Хотя, я и пообещала не плакать, но все же несколько слезинок упали на экран телефона, когда мне пришла фотография, отправленная Кирой.

Ну, вот и все. Наш отдых подошел к концу. В автобусе мы ехали молча. Женька думала о чем-то своем. Джон провел ее прямо к автобусу и нежно обнял на прощанье. Я смотрела на них и думала, как странно все-таки бывает, Женька так не хотела сюда ехать, а вот, кажется, судьбу свою встретила. Именно здесь. А я ехала замуж выходить. Даже смешно вспомнить. Вот как жизнь играет с нами в прятки и шутит шутки.

Но прежде, чем мы покинули территорию Египта, жизнь еще раз с нами пошутила. Прямо на таможне. И в этот раз нам было совсем не смешно.

Все дело в Женькиной страсти ко всякого рода антиквариату. В этот раз, в самом начале нашего пребывания в Хургаде, когда мы вместе с Мухаммедом гуляли по городу, случайно наткнулись на маленькую лавочку всякого разного исторического хлама. Женьке там приглянулась старинная медная ваза. На мой взгляд, ничего особенного, но Женька охала и ахала, цокала языком и долго торговалась с торговцем, который, кстати, хорошо говорил по-русски. В результате этой сделки двадцать пять долларов перекочевали в карман торговца, а заветная ваза – в Женькину сумку.

В тот момент никто из нас: ни Мухаммед, ни я, ни Женька не подумали, что эта странная вещь, пусть и ручной работы, как утверждал торговец, будет принята работниками таможни за настоящую историческую ценность.

Но именно так и случилось на таможне.

Когда наши чемоданы поехали по ленте на проверку, один из таможенников остановил ленту и спросил:

– Чей чемодан? – и пальцем показал на Женькин чемодан с розовой ленточкой на ручке. Она всегда вязала эти странные ленточки на чемоданы, чтобы потом легко узнать свой чемодан из массы похожих, при выгрузке багажа.

– Мой, – отозвалась она.

– Откройте, – он стоял и ждал.

Я вспомнила, с каким трудом в чемодан впихивал Женькины вещи Джон, и тоже немного напряглась.

Женька хмыкнула и открыла чемодан. Таможенник стал осматривать все, что там было. Вдруг его взгляд остановился на той самой медной вазе, которую Женька купила за двадцать пять долларов.

– Что это? – спросил он.

– Ваза, – недовольно ответила Женька, – разве не видно?

– Видно, – согласился сразу таможенник. Глаза его сузились и стали хитрыми, губы скривились в улыбке, – историческая ценность Египта, – добавил он.

– Чтооооо? – в один голос спросили мы обе.

– Историческая ценность, – повторил таможенник.

– Никакая это не ценность, – затараторила Женька, – я ее за двадцать пять долларов в обычной лавке купила.

– И справка есть? – таможенник тонко и как-то масляно улыбнулся.

Никакой справки у Женьки не было, как и чека на покупку тоже. Мы растерянно молчали, время шло.

– И…что же нам делать? – попробовала я исправить положение.

– Конфискация, штраф пятьсот долларов и задержание до выяснения обстоятельств… – таможенник явно наслаждался своей властью над нами. А, может, ждал, когда мы начнем предлагать ему деньги.

Но денег у нас не было. На все про все у нас осталось сто долларов на двоих. Мы же домой летели и оставили небольшую сумму только на всякий случай.

– А как вы сможете узнать, действительно ли эта вещь является исторической ценностью или нет? – спросила я.

– А мы эксперта пригласим, – сказал таможенник, продолжая улыбаться.

– Так пригласите его сейчас, – не сдавалась я.

– Нет, – таможенник продолжал играть своей властью, – сначала мы оформим конфискацию, потом снимем вас с рейса, а затем начнем эксперта вызывать.

Я растерялась. Женька вообще чуть не плакала. Что же делать?

– А как-то по-другому? Мы можем решить этот вопрос по-другому? – я цеплялась за соломинку.

Таможенник улыбнулся и написал на бумажке цифру в триста долларов. Но бумажку мне в руки не дал, а быстро смял и разорвал. Таких денег у нас сейчас не было. А еще обиднее было то, что вымогательство даже ничем не прикрывалось.

Я отошла в сторону, достала телефон, нашла фотографию, которую прислал мне Кира. Долго смотрела и мысленно просила помощи.

Может, Кире позвонить? Но зачем? Вряд ли он сможет помочь. Только расстроится. Я думала несколько секунд и, вдруг, меня осенило! Я снова посмотрела на фотографию коптского креста на Кирином запястье и улыбнулась. Я почувствовала, как проснулась моя королева. Моя сумасшедшая королева. И я полезла в сумку.

Этот белый кусочек дорогой бумаги с золотыми буквами я нашла не сразу, однако нашла.

Я набрала номер и подождала, но никто не ответил. Я снова набрала номер, и снова мне никто не ответил. Неужели? Неужели я проиграла? Но королевы не проигрывают! И я решила сыграть ва-банк.

Я подошла к таможеннику и твердым голосом сказала:

– Эта ваза, обычный хлам. Она не является исторической ценностью Египта. Сейчас вы вымогали у нас деньги. Я записала это на телефон и готова показать эту запись компетентным органам. И в довершение всего, этот человек, – и я протянула вперед руку, показывая визитку, – он мой друг, мы вместе с ним учились в университете, – фантазировала я на ходу, – сейчас я ему позвоню, и он приедет. И если эксперт докажет, что эта ваза – обычный хлам и исторической ценности не представляет, вы, за свой счет, лично, восстановите нам все расходы, которые мы сейчас понесем. Уверена, работать вы здесь больше не будете! – я закончила свою пламенную речь на довольно высокой ноте.

Женька удивленно смотрела на меня, как будто впервые видела и я была ей совершенно не знакома.

Таможенник глянул на визитную карточку и побледнел, настолько это вообще возможно для человека со смуглой кожей.

В это время подошел второй таможенник, явно старший по званию. Я подозреваю, что все это время он стоял и наблюдал со стороны за происходящим. И понял, что пришло время вмешаться.

– Что случилось? – спросил он, обращаясь то ли к нам, то ли к своему коллеге.

Коллега ответил на арабском языке и, конечно, я ничего не поняла. Однако, неуловимый кивок головой в сторону визитной карточки, которую я продолжала держать в вытянутой руке, ответил мне лучше слов. Я не знаю, кто он был, тот человек на черном джипе, но однозначно, они его хорошо знали и… боялись.

Таможенники поговорили между собой и затем тот, которого я приняла за начальника, сказал:

– Собирайте вещи, вам пора на самолет. Счастливого пути, – и, повернувшись, отошел к другим пассажирам.

Женька продолжала смотреть на меня удивленными глазами.

– Быстро, – сказала я.

Женька, которая никогда не могла нормально упаковать чемодан, собрала вещи в одну минуту.

Когда все проверки оказались позади, я сказала:

– А пошли-ка, подруга в буфет, выпьем красного вина, за победу, – и улыбнулась.

– Ну ты… ну ты Мира даешь… – Женька не могла успокоиться… – это ж надо, как ты их… Про какого-то друга из университета что-то наплела, – она засмеялась, – а, кстати, что ты им там показывала? – спросила она и я поняла, что Женькина растерянность прошла и включился «добрый доктор – следопыт».

– Да так, – ответила я неопределенно, – пошли и правда быстрее в буфет, ведь до посадки осталось всего десять минут.

Потом, когда мы уже летели, и Женька крепко уснула, я сидела и анализировала все происходящее. Все, что случилось в моей жизни, за последние несколько месяцев.

Я вспомнила свое знакомство с Мухаммедом, потом поездку в командировку и удивительный подарок Вахтанга, приезд сюда, мужчину на черном джипе, Женькины приключения и, наконец, встречу с Кирой.

Удивительное дело. Как будто книга… роман. Обязательно со счастливым концом. Я улыбнулась и вдруг вспомнила, как при прощании Кира просил меня начать писать. И в это самое мгновение я почувствовала необыкновенный прилив сил и какой-то необычной радости.

«Наверное, он действительно прав. Нужно достать все свои книги, пересмотреть и начать потихоньку готовить их к изданию»… это была последняя мысль, перед тем, как я уснула.

Во сне я видела улыбающегося таможенника, а потом мужчину на черном джипе, который одевал мне на голову большую и красивую корону. Он постоянно повторял: Наташа! Наташа! Я хотела ему ответить и сказать, что я не Наташа, но голос отказывал мне. А потом вдруг я увидела Киру. Он стоял чуть в стороне, смотрел на меня своими темными теплыми глазами и улыбался. В руках он держал что-то. Потом это что-то он протянул мне. В одной его руке был крестик. Тот самый, который я потеряла в Египте. А в другой руке я увидела книгу. Я не могла рассмотреть название. Я только увидела имя автора на обложке. Это было мое имя.

В аэропорту нас встретил Артур. Видно было, что он очень соскучился за Женькой. Я наблюдала за ней и немного волновалась. Конечно, это было совсем не мое дело, но Артур был хорошим и добрым человеком. И Джон тоже. Мне нравились они оба. Я смотрела на Женьку и понимала, что ей приходится принимать непростое решение.

Но, похоже, решение Женька уже приняла. Она спокойно и легко общалась с Артуром, но это было совсем по-другому, не так как раньше. Она смотрела на него, как на доброго друга. И все.

«Значит, она выбрала Джона», – подумала я.

По дороге из аэропорта я смотрела в окно. За время нашего отсутствия в городе выпал первый снег. Да, такое случается, ведь город у нас северный. Я вдыхала аромат свежего снежного воздуха из приоткрытого окна и смотрела на дорогу. Хорошо все-таки, возвращаться домой! Я чувствовала ликование и радость в душе.

«Да, я такая! Сумасшедшая королева. Может быть, странная или необычная. Но королева. Королева, у которой есть Родина. Моя любимая Родина». Я тихо улыбнулась своим мыслям и закрыла глаза. Я была дома.

В это время неожиданно зазвонил телефон у меня в кармане. Достала и быстро ответила, не глядя на номер:

– Алло!

– Привет, королева! Как долетели? – услышала я, прерываемый помехами голос Киры.

– Супер! – ответила я и засмеялась. Я была счастлива.