Текст книги "На синем берегу Желтой реки паслись козы и зрел укроп… Художественная проза"

На синем берегу Желтой реки паслись козы и зрел укроп…
Художественная проза
Мирослав Палыч

«ЭТО ЖЕ НЕ СТАЛИНСКИЙ ПЕРИОД, —

НИКТО НЕ ПРИСТАВЛЯЕТ РЕВОЛЬВЕР К ВИСКУ» ДЕПУТАТ ГОЛОВАСТЫЙ (Украмбия)

1

© Мирослав Палыч, 2017

ISBN 978-5-4485-9582-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Случай этот, или эта – «отдельная реальность», напрямую связанная с известными в мировой политике фигурами, имела хамоватость приключиться в самом, относительно недавнем историческом прошлом: месяцев семь – восемь до начала последних выборов уже смещенного Президента Украмбии.

…Или, президента реальной страны – с нереальным, но точно указующим на несомненную реальность существования таковой, – названием, какое, более чем я, или кто другой – удачно мог бы, известное дело, вымыслить какой-нибудь непревзойденный мастер литературных намеков на толстые политические обстоятельства или фигуры. Мастер, скажем – масштаба – Генриха Авиэзеровича Боровика.

…Словом, встреча эта произошла еще до того, как уже подусталые от жизни повзрослевшие, успевшие преуспеть «комсомольцы» – в реальном союзе с энергичным донб… простите – «данбазийским» – (есть такой многобанановый район в Украмбии) бизнесом, еще не лишенном криминальной липкости – победили «косатую хуторянскую эвропэйщину» – полит. силу, не сумевшую от куцей «хатоскрайной» ментальности – не быть не жадной и не заносчивой при дележе траншей МВФ.

Наиболее имущие, победившие на выборах таких же других, – тут же принялись за перестройку, точнее – за кадровую перестановку в вертикалях общественных, политических и экономических Украмбийских институтов – «для своей пользы». Справедливости ради, замечу, – перестановку начали без особо истерических эмоций победившего «олигархического пролетариата»… От такой их победы мой знакомый – литератор, некогда написавший:

«…и выпивая «Луга-Нову»

под небогатое меню,

я слышу пуки тихановы

и ефремовую херню.

И вытерши мусалы фантиком

из-под конфеты АВК,

слышу маразмы телеландика, —

трещит как фюрер из ЦК, —

свой бизнес надо защищать

в ТВ карманном глотку драть…» – уехал, от греха подальше, – в деревню к родственникам под Вороне… Старо-Украмбийск.

…А другой знакомый литератор, частый собутыльник первого, придумавший:

«Вся – така харизматична, —

Вона бреше – поєтично;

Вона бреше – працьовито,

Бреше, киця, діловито;

Забагацько бреше в Раді,

Треба – збреше на естраді.

Бреше, що не має хати,

Бреше, що не скрiзь лохмата;

Бреше в спальні та в їдальні,

Бреше – параноїдально,

Бреше – як ота реклама

Та не скривиться – нi грама!

Саме – брьохом пре у вуха,

Вона – профі – як брехуха!

Киця, бач, – загралася,

Киця – забрехалася…»

… – тот предприимчиво затусовался по общественным, и не очень, апартаментам победившей партии, – той, что уже перестраивала страну «для своей пользы».

Перед лицом завоевывающей электораты, но политически отнюдь несозидательной женщины с косой, что в ходе предвыборной скачки, вдруг навязчиво превратилась в «Вонуцеукрамбію», – лично мне и Ла.., Саибландег, то есть, временами казался вполне симпатичным и «своим в доску», который – сам препростой, будто бы отнюдь по-простецки, горой за таких же простых из слоев – самых донельзя, простого народа…

Словом, Украмбия – лишь в масмедийных понтах, в реале – страны ни хрена нет, а кругом одна «святая простота», представленная в разномастных, насквозь «альтруистких» и «бессребренных» – депутатских обличьях. Тогда вполне бездарно соискали президентской власти и – на все руки поверхностно шустрый – «филин-спикер» и политически, казалось бы, мало-матерый «хасид-очкарик», – на которого, по слухам, положил глаз Билдебергский клуб. …Были и еще какие-то, сегодня совсем забытые, «юрлица» и «полу».

И вот, более чем за пол года до всего этого, – до избирательной суеты – по дороге из Kyev (украмбийский город случайно созвучный названию столицы Украины), в вагоне-ресторане «Молодой Гвардии» – поезда, со мной разговорился некто Геннадий. Он не притрагивался к бифштексу – мясной летающей тарелке, лежащей на, утрамбованной с помощью ложки, «Медведь-горке» из картофеля; и пил одно лишь пиво, хотя перед ним стоял и графинчик, наверное, на треть – с водкой.

Геннадий был не словоохотлив и досадливо ругал запретивших курить непосредственно в вагонах под страхом – в 180гр… (простите, – украмбийских тугриков) штрафа. Я, в свою очередь, сказал, что сам из курящих, но так мне, даже в некотором смысле, – катит по экстриму: напрячь, то есть, свою железную волю и не покурить, покуда не будет станция с более или менее длительной стоянкой.

– Я, вообще-то, курил мало, – это тока в Kyevе, – на шабашке раскурился – сообщил Геннадий.

– Строишь? – спросил я.

– Да, …так по-всякому…, …сторожил там.., приглядывал за хозяйством…» – сказал как-то не особо уверенно мой попутчик…

Я допивал чай с баснословно дорогой микроскопической вафелькой, только обертка которой, судя по цене, стоила не менее пачки сигарет (такие в вагонах-ресторанах поездов Украмбии расценки) и уже засобирался к себе в купе, когда Геннадий, вдруг, предложил мне выпить пива из едва умещавшейся на столике целой батареи его заказа. …Может мне показалось, что он очень обидится, если откажусь… Словом, – сам не знаю отчего, – я, ни мало не колеблясь, пошел на вполне идиотичный, по своей сути, – шаг: согласился на пиво, особым любителем какого не являюсь. …Да еще после десерта.

Внешне обрадованный моей реакции на его предложение демократичнейший Геннадий, в знак глубокого удовлетворения энергично тряхнул съедобным шнурком из чего-то морского вяленого, что было в его правой руке видимо, – вместо сигареты. Думаю, что имей возможность накуриться, он, возможно, и не был бы в дальнейшем столь словоохотлив, рассказывая мне о весьма разинтимных особенностях своей столичной шабашки.

…За окном вагона-ресторана проплывали приусадебные покопанные огородики и крытые шифером беленые, где мелом – где известью, ха…, то есть крытые пальмовыми листьями и кое-где обломками крыльев от сбитых НАТовских самолетов – хижинки с бамбуковыми стенами; чернокожие голозадые карапузы в вышитых сорочках, размахивая то ли бананами, то ли кукурузными початками, – галдя, бежали за поездом. За ними, весело скаля зубы и виляя хвостом, преданно несся Сирко.., то есть – шустро полз ручной украмбийский питон по кличке Грэй…

История, которую я ниже просто перескажу с его, Геннадия, слов была мне не безинтересна; слушая своего нового знакомого и берясь уже за неизвестно какие по счету бутылки, из батареи, заказанной для нас обоих – уже мной, я про себя, отметил, что поступил бы – да, таки опрометчиво, – если бы лишил себя возможности услышать подробности о командировке моего попутчика в украмбийскую неньку-столицу цветущих каштанов…, …растущих вперемешку с пальмами, …то есть, – по берегам величавой Желтой реки, редкий попугай долетит до середины которой.

Когда меня в здании донецко… данбазийской, прошу прощения, PR, где я заканчивал ремонт стены в одном из кабинетов, приятная желтоволосая худышка (имени не назову) агитировала (слово «агитировала» у Геннадия было «фаловала») поработать в Kyevе за 5000, я никак не подозревал, что мне не придется использовать свои строительные специальности и возится с порядком поднадоевшими бетоном с кирпичам, или штукатурить…

Работать мне пришлось на «Дилянци» – только так, в крайнем случае, – и никак по другому, настоятельно рекомендовал говорить о месте работы, доставлявший нас к месту будущей деятельности, Старший, долговязый и шустрый малый, лет тридцати, на бывшего работника шахты, однако не бывавшего в забое, похожий и не стеснявшийся таскать наши документы (нас было четверо) в голубой – через плечо – сумке, еще, наверняка, мало кем виданной до тогда еще не близких выборов, с контуром границы Украмбийской территории и надписью « …наш президент…!»

Уже в столице нас подвезли к месту почему-то на ожидавшем нас на вокзале автомобиле «скорой помощи», которая минут с пять – семь простояла в воротах или пропускном пункте. Отодвинув занавеску, я успел заметить еще двух охранников, вооруженных десантными автоматами кроме тех, что общались с водителем, предварительно, сперва окинув цепким опытным взглядом весь салон «скорой», и еще одного – в защитке, – без оружия, но с большим футляром для бинокля, что висел на его шее. Шустрый малый Старший, это было, когда мы оказались уже на «дилянци», снова-таки, – настоятельно рекомендовал называть того, на кого нам предстояло работать, – «Хозяином» – и никак по-другому. …Меня, особо не привыкшего к природе и относительному ничегонеделанию, конечно же, устраивало за 5000гр… то есть – местных украмбийских тугриков – проходя вдоль закрепленной за мной аллейки, накалывать на палку с гвоздем редкий мусор; подстригать деревья и кустарник; изредка вырывать бросающиеся в глаза наглеющие сорняки и, главное, – приглядывать за козами, чтобы паслись только там, где им положено, и, вдруг что где не так, – звонить по мобильному уже другому Старшему, Виталию, или, если что – не дай бог с козами, – сразу звонить ветеринару. Мне была выделена комната в одноэтажном, отделанном светло-бежевым сайдингом, доме, что находился неподалеку, чуть более полукилометра, от загона с крышей, – для коз. Козы, надо сказать, были необычные, какие-то совсем не наши – симпатичные и задастые.

На следующий по приезде день, с утра, выслушав очередной ненавязчивый, но терпеливый инструктаж интеллигентного, судя по тому, как был одет, скорее сухожильного, чем худощавого мужчины, который, не назвав профессию или должность представился – просто, Сергеем Григорьевичем, (удивительная эта Украмбия: имена там и впрямь – почти сплошь русско-украинские) и, окинувши взглядом поле деятельности, я, сразу же, пошел, для начала, за граблями. …Инструктаж Сергея Григорьевича сводился к тому, что всему, вроде меня, «персоналу» не следует вступать ни в какие контакты с местными, и совать свой нос на «Дилянци» во что-либо иное, кроме своих служебных обязанностей. Свои мобильники, как явствовало из инструкции, надо было оставлять в помещениях, где жили – с собой не носить, так как это якобы могло препятствовать «неким параметрам некоего автономного эфирного режима» существующего на Дилянци. Понизив голос почти до шепота, жилистый Григорьич сказал еще и о том, что на Дилянци, о чем просьба молчать и никому не говорить, – разрешена лицензионная охота на некоторых животных, которые имеют вшитые в тело радиомаяки, для пущего их, в конце-концов, обнаружения замаянными, от неустанной, чиновной – заради народа – деятельности и, поэтому, заехавшими отдохнуть – охотниками-важняками.

И вот, – такой охотник – бывали якобы случаи, – сигнал от мобильного телефона пастушка свиней или коз мог принять (своим невесть-каким «джипиэрэсом» авт.) за сигнал, идущий от животного и, не дай бог, – выстрелить… «Так, что не дай вам боже таскать с собой мобильники, за это будем строго штрафовать и наказывать: порядок – есть порядок», – безапелляционно с металликой в голосе резюмировал насквозь уставной и интеллигентный Григорьич, которому в немногочисленном коллективе ухаживателей за животными «сослуживцев» моего собеседника Геннадия, – почему-то неотдираемо приклеилась кличка – «Тварь белоглазая». (М. б. Геннадий и верил в эти сказки, но я уверен, что эти инструктажные бредовости были придуманы для того, чтобы как-то контролировать телефонные переговоры служащих, что в одном и том же помещении, сделать значительно легче, чем на бескрайних просторах Украмбийского Битвинмаунтинья)

Так, ежедневно дивясь своим нехитрым потугам на ниве ухода за аллеями и козами, я стал, слегка набирая вес, довольно быстро осваиваться на этой самой «Дилянци», не забыв поблагодарить судьбу за, мне подброшенную, относительную – шабашную халявку. (Надо сказать 

...

конец ознакомительного фрагмента