Текст книги "Ржавчина и соль"

Пока что информация разделялась на три пункта, которые он, как ни старался, не мог объединить.

Первым было то, что рассказали Нора и Клайд. Диана исчезла, и отец Джима попытался ее найти. Вместо этого он обнаружил, что кто-то похищает девочек из дома призрения, и с головой ушел в это расследование. Непонятно, считал ли он исчезновение своей дочери связанным с другими. Но, получив предупреждение от Клайда, не отступил, за что и расплатился жизнью. А Нора и Клайд поплатились лишь за то, что оказались не в то время и не в том месте…

Вторым пунктом шла родословная нового, с позволения сказать, верховного судьи Соединенных Земель Малиры. И, если честно, здесь было непонятно абсолютно все. Как Стар достиг таких высот с матерью-убийцей? Кто его продвинул? Кто такая Шейла Элви и как она связана с Ником? Вообще все, что относилось с Винсенту Стару, было больше связано именно с Ником, чем с Дианой! К сожалению, второй раз соваться к сыскарям было опасно: лучше не привлекать к себе внимания, а то он может доиграться до тюрьмы. По сути, забрав досье Стара и отца, он нарушил сразу два закона. И пока никто не спохватился, надо действовать. В любом случае второй пункт занимал Джима больше. Если Зеркала показали ему статью, значит, как раз в этом направлении стоит копнуть поглубже. И теперь благодаря Клайду Джим знал, куда именно будет копать.

Третий пункт пока включал в себя какие-то непонятные вещи, которые казались важными, но в принципе не складывались в систему похищения и убийства Дианы. Во-первых, Джим с досадой вспомнил, что так и не узнал у Норы, зачем она спрашивала его про запах ржавчины в столице. А во-вторых, если его сестру убили маги, может, именно это и имеет значение? Ржавчина – признак близко расположенного портала в Бездну, а соляной осадок выпадает, когда в Купели Познания происходит выплеск. Через некоторое время оракулы объявляют тех счастливчиков, кого коснулось влияние Купели, и они становятся новыми оракулами. А иногда – великими учеными типа Вилада Нордау. Впрочем, он тоже был из оракулов. Конечно, примечательно, что после подобного выброса дар может проснуться у любого дурака, но…

Но Джим категорически не понимал, как ржавчина и соль связаны с убийством его сестры!

Поэтому он решил пойти по следу Стара. А точнее, его матери. Спустившись в ресторан, он с удовольствием поужинал, провожая взглядом милашку Нелли, и планировал следующий день. В Пустые Зеркала пока не тянет, а значит, об этом он подумает позже. С утра он отправится в ту богадельню, откуда сбежала Синтия Стар, которой суждено было стать Красной Гильотиной. Может, там он найдет еще парочку зацепок?

Поглаживая пальцем рубин на перстне Ника, Джим не мог оторвать взгляда от Нелли. После ее утреннего фокуса, когда он обнаружил свои вещи вычищенными, она сильно выросла в его глазах.

И пусть учитель считал всех женщин сосудами греха, Джим не хотел с ним соглашаться. Особенно сейчас, когда щеки белокурой служанки розовели при взгляде на него. Ничего предпринимать насчет нее Джим не собирался. Пока. Но видеть ее смущение было приятно.

От греха подальше Джим поднялся в свою комнату совсем рано и почти сразу заснул. Впереди его ждал интересный день.

* * *

Главный доктор богадельни Дэйн Арлок выглядел как угодно, но только не уверенным в себе человеком. Суетливые движения, бегающий взгляд за толстыми стеклами очков и вечная неловкая улыбка не давали поверить, будто перед Джимом находится тот, в чьих руках столько жизней. Пусть вокруг него только душевно искалеченные люди, но забота о них – на его плечах. Несмотря на это, запах страха, исходивший от Дэйна, можно было потрогать руками.

– А вот здесь у нас комната отдыха, – слегка сиплым голосом сказал Арлок, открывая очередную скрипучую дверь.

– Для кого? – холодно спросил Беккет.

– Для пациентов, конечно! – даже немного обиженно воскликнул доктор. – Как видите, здесь они могут развлечь себя игрой в шашки или карты. Также есть фортепиано, хоть и слегка расстроенное, а это – место для танцев.

– И кто играет? – Джим, подняв брови, посмотрел на убогую обстановку, с позволения сказать, комнаты отдыха. Большое помещение выглядело полупустым. Ни одной картины на стенах, вместо них – какие-то бумажки с детскими рисунками, больше похожие на разноцветные кляксы. Шахматный столик с расставленными фигурами (вместо белой королевы стояла детская куколка), еще один стол – широкий, на котором были раскиданы колоды карт, фишки домино и цветные карандаши. Обшарпанные стулья. Помост с инструментом, одна ножка которого была сломана, отчего клавиатура казалась повисшей в воздухе, и застеленное мягким ковром пустое пространство. Когда-то ковер был белым, но сейчас на нем при желании можно было найти следы чего угодно. От краски до крови.

Среди всего этого великолепия находились трое санитаров, меланхолично перебрасывающихся картами, да парочка пациентов в больничных пижамах. Немолодая женщина со всклокоченными светлыми волосами скрючилась в углу и разглядывала стену напротив, покачиваясь из стороны в сторону. Сцепив пальцы, она бормотала что-то типа: «Лив. Ливия. Оливия… Ливия… Лив… Оливия…» Второй пациент оказался парнем моложе Джима. Сидя посреди белого ковра, он смотрел в потолок и махал руками так, как это делают дети, получившие погремушку. Вот только никаких погремушек в его руках не было. С уголка губ несчастного стекала густая слюна.

Увидев, кто вошел в помещение, санитары бросили карты и поднялись на ноги. Вытянувшись в струнку, они настороженно смотрели на Дэйна Арлока и его спутника.

Джим в который раз за это утро сдержал ухмылку. Все-таки не зря он провел столько времени в столице. Ник хвалил его, когда он избавился от оршенского говора, и теперь это сыграло Беккету на руку. Столичный акцент вкупе с тяжелым взглядом и сияющим на пальце дорогущим перстнем Ника сделали свое дело. Когда он представился направленным из столицы инспектором, призванным провести внезапную проверку, ему поверили на слово.

Даже документов не спросили.

– И это все? – ледяным тоном поинтересовался Джим. – Только двое?

– Некоторые находятся на процедурах, – вскинулся Арлок, и его взгляд снова забегал, словно доктор не знал, что сказать. – Ну и нельзя забывать о буйных. Их опасно держать в обществе других больных.

– Понятно, – процедил Джим и поджал губы.

Санитары, сообразив, что происходит, попытались сделать вид, будто их здесь вообще нет. Если уж главный так нервничает, наверняка остальные тоже чуют неприятности. Интересно, чего они так боятся?

Снова окинув взглядом помещение, Джим едва сдержал гримасу отвращения. Светловолосая женщина перестала смотреть в стену. Глядя прямо на Джима, она тихо шептала: «Лив… Лив… монас… монас… монас… Лив…»

– Именно отсюда когда-то сбежала Красная Гильотина, я прав? – Стараясь не смотреть на сумасшедшую и не слушать ее бреда, Джим бросил строгий взгляд на Арлока.

Тот замер. Его глаза расширились, а на лбу выступила испарина.

– С-с чего вы взяли? – проблеял он.

– Дверь. Вторая дверь прямо за фортепиано, – Джим кивнул в сторону инструмента.

– Она заколочена, – попытался вставить санитар, но Беккет одарил его таким взглядом, что тот сразу заткнулся.

Пожалуй, происходящее даже нравилось Джиму. Он никогда еще не наслаждался вкусом чужого страха и собственной власти. Но сегодня что-то изменилось.

– Сейчас – да, – прозорливо заметил Беккет. – А тогда – вряд ли. Я осмотрел остальные помещения. Что-то мне подсказывает, что в палатах для буйных или в процедурных кабинетах нет второго выхода. А значит, она вышла отсюда.

– Это было много лет назад! – Арлок наконец совладал с собой. – Больше отсюда никто и никогда не сбежит.

– Вы уверены? – вкрадчиво поинтересовался Джим.

– Уверен. – От доктора наконец перестало нести страхом. – Право попасть в эту комнату есть не у каждого.

– Его надо заслужи-и-и-ить, – тоненьким голоском пропел парень на ковре. Он продолжал трясти воображаемые погремушки и смотреть в потолок. – Хершел хоро-о-ший, он не будет никого бить. Он хороший, он не будет никого би-ить… Он хороший, он не…

– Лив, Лив, монас, монас, монас… – Светловолосая женщина заговорила громче, будто пытаясь оборвать товарища по несчастью.

– Он не будет никого би-и-ить…

– Монас…

Джим понял, что в этом месте самому недолго стать душевнобольным. Пристально посмотрев на доктора Арлока, он отчеканил:

– Я хочу видеть записи о той, которую впоследствии назвали Красной Гильотиной. Прямо сейчас.

– …монас, монас, лив, монас! – Голос женщины становился все громче. Она почти кричала.

– Послушайте, это давняя история. С тех пор мы не допускаем даже призрачной возможности повторения подобного. Зачем ворошить прошлое?

– Иногда в прошлом можно найти много ответов, – отрезал Джим.

– Монас! Монс! Монс! Аймонс!

И Беккет не выдержал.

– Я подожду на улице. Будьте добры поторопиться. – С трудом сохраняя бесстрастное выражение лица, он развернулся и покинул комнату, где все громогласнее кричала сумасшедшая.

Выйдя на улицу, он быстро спустился с крыльца и вдохнул полной грудью. Сегодня Оршен снова заволок серый туман. Осенняя морось забиралась под плащ, обнимая его своими ледяными пальцами. Но сейчас Джим был рад этим странным объятиям.

Через несколько минут Арлок вынес ему тонкую папку. Джим сунул ее под плащ, благодарно кивнул и произнес:

– Инспекция закончена. Живите спокойно… если сможете.

Вид пациентов этого страшного места сказал ему намного больше, чем хотел бы показать главенствующий здесь садист.

Раны на руках пациентов были одинаковыми. Если сюда приедет настоящая инспекция, которая будет знать, куда смотреть, она найдет в процедурных не только инструменты для лечения. Мелкие шрамы на пальцах обоих сумасшедших, кривые ногти и швы на запястьях, расположенные совершенно одинаково, говорили о том, что несчастных, которые потеряли разум, используют в качестве образцов для опытов.

Покинув территорию богадельни, Джим проверил, на месте ли пистолет, а потом открыл папку.

Да. Это оно.

Будь он одержимым всеобщей справедливостью болваном, обязательно бы написал куда надо, чтобы в это место приехали настоящие инспектора.

Но ему плевать на Дэйна Арлока и то, чем он занимается в своем скорбном доме.

Потому что сейчас он держит в своих руках компромат на Винсента Стара. То, что уничтожит его. И пусть Ник написал записку, пусть казалось, будто в его смерти никто не виноват, Джим в это не верил.

Надо снять со лживого гада маску и посмотреть на то, что под ней. Пожалуй, Джим легко мог представить, как сын перерезавшей сорок человек женщины убивает маленькую девочку. И не одну. В конце концов, тогда исчезла не только Диана. И отец искал похитителя до самого конца.

Джим тоже пойдет до конца.

Чего бы ему это ни стоило.

Поймать экипаж на самой окраине города было непросто, поэтому Беккету пришлось изрядно пройтись пешком, ощущая всю прелесть промозглой осенней погоды. К сырости примешивался кислый привкус ржавчины, казалось, поселившийся здесь с самого начала времен. Надо обязательно узнать у Норы, что она имела в виду. В Циране тоже пахнет, но не так сильно.

Наконец ему на глаза попался экипаж с подремывающим возницей на козлах. Укутавшись в кожаный плащ и надвинув на лоб шляпу, извозчик сладко похрапывал, не замечая ни гула голосов, ни стука ставен, ни лая вездесущих собак.

Джим даже позавидовал парню: он сам в таких условиях уж точно никогда бы не заснул. Сытая жизнь у Ника давала о себе знать: старая перина кровати в «Старом очаге» первое время казалась жесткой и комковатой. А потом ничего, привык. А если вспомнить о том, что скоро закончатся деньги, а где взять еще, Джим мало представляет, ему еще предстоит привыкнуть к чему-то еще менее удобному.

О том, как он будет жить дальше, подумает позже. А сейчас ему надо на почту.

Разбудив возницу, Джим сунул ему шесть медных грошей и приказал отвезти его на почтовую станцию. Парень, явно недовольный своим возвращением из страны грез, заявил, что его услуги стоят не меньше половины серебряного луара, заставив Беккета скрипнуть зубами. А ведь ему еще на почте потратиться предстоит… Такими темпами денег у него хватит до завершения недели, не больше.

Но пришлось отдать. Почтовая станция находилась на другом конце города, а ему очень хотелось, чтобы письмо успело покинуть Оршен уже сегодня вечером.

Чем быстрее он выведет Винсента Стара на чистую воду, тем лучше. А раз этот урод забрался на самый верх, то Джиму могут помочь только те, кто не боится кусать сильных мира сего.

Газетчики.

Какое счастье, что он помнит адрес редакции одной из столичных газет!

На почте было не протолкнуться. А что поделать: единственное отделение на весь город. Расплатившись с возницей, Джим нырнул в людское море. Для начала ему надо написать сопроводительное письмо, чтобы папка с компроматом на Стара попала в нужные руки. Придется раскошелиться не только на конверт, но и за срочную, а главное – ценную доставку.

Ничего, сегодня он откажется от ужина и этим покроет свои траты. Купив большой конверт, Джим устроился в самом темном углу зала и скрючился за маленьким столиком. Папку с делом матери Стара положил по правую руку от себя и достал письменные принадлежности. С одной стороны, галдящая толпа вокруг вызывала смутную тревогу, но в то же время он понимал, что именно здесь до него никому нет дела. Кто-то, как и Беккет, пришел отправить посылку, кто-то – получить, а вон тот неприметный мужчина в темно-сером сюртуке, склонившийся с потрепанным блокнотом и карандашом над грудой коробок, – явно конторщик какой-нибудь фирмы, единственной заботой которого сейчас является ничего не забыть.

В толпе легко стать невидимкой.

Джим уже заканчивал витиеватое обращение к владельцу «Столичного вестника», как почувствовал, что рядом с ним кто-то остановился. Подняв голову, он обнаружил, что над ним возвышается Нора.

Она была облачена в довольно милое скромное платье и серый плащ. Ее темные волосы были скрыты под шляпкой, а в руках она держала небольшую сумочку. Ни дать ни взять почтенная леди явилась на почту, чтобы отправить очень важное письмо.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался Джим, склоняясь над трудом последних тридцати минут. Нужно как-то закончить. И постараться, чтобы, несмотря на анонимность послания, папку приняли всерьез.

Нора не ответила. Положив сумочку на стол, она молча взяла карточку матери Стара и открыла ее.

– Положи на место! – возмутился Джим. – Кто тебя научил брать чужие вещи без спроса?

Норе хватило беглого взгляда на содержимое папки, чтобы понять, что он задумал. В ее глазах, до этого совершенно бесстрастных, появилось презрение.

И не к Стару с его грязной родословной. А к Джиму.

– Когда мы с Клайдом предложили тебе помощь, мы и подумать не могли, что ты будешь действовать… так грязно. – Бросив папку на стол, Нора сложила руки на груди и уставилась на Джима. Тот инстинктивным жестом попытался прикрыть письмо в «Столичный вестник», но потом сообразил, что это бесполезно. Она все равно уже все поняла.

– Клайд сам все рассказал, – напомнил он. – И сделал правильно. И действительно помог.

– Он хотел, чтобы ты отстал от несчастного! Он ни при чем! – Нора повысила голос. А потом скосила взгляд на посетителей, снующих туда-сюда мальчишек-разносчиков, и покачала головой. – Дурное ты задумал.

– Вы сами привели меня в Пустые Зеркала. А они показали мне зацепку.

Джим решил, что можно оставить письмо и так. В конце концов, обычно газетчикам плевать, кто поставляет им повод для сенсации. Положив в конверт папку и письмо, он запечатал его и принялся выводить адрес.

– Где ты был утром? – внезапно спросила Нора. – От тебя несет ржавчиной.

– А ты не поняла? В богадельне, откуда когда-то Красная Гильотина и сбежала. Откуда бы у меня папочка эта появилась, а? Все отдали, даже документов не потребовали.

– Это еще почему? – нахмурилась Нора.

– А у них там неладное творится. Встретил-то всего двух психов. Остальных не показали, зато главный трясся так, будто я могу обнаружить что-то ужасное. Судя по шрамам этих двоих, над ними там опыты ставят.

– Что? – задохнулась Нора. – Какие еще опыты?

– А мне почем знать? – Джим пожал плечами и поднялся. – Может, лекарство от чахотки проверяют. А может, какое заживляющее средство. На ком еще-то? На трупах уже ничего никогда не заживет, а у этих людей и души не осталось. Так… оболочка.

Нора отшатнулась от него, будто он был прокаженным. На ее лице появилась гримаса отвращения.

Беккету стало неуютно под ее осуждающим взглядом. Еще вчера он был почти рад тому, что теперь у него есть Нора и Клайд. Но прошла ночь, потом он побывал в жутком месте, и теперь… теперь, кажется, на доверие можно не рассчитывать.

– Это у тебя нет души, – произнесла Нора. Вытащив из сумочки какую-то смятую бумажку, она бросила ее на стол. – Забирай. Это мои старые заметки. Как ты помнишь, мы с твоим отцом изучали дела похищенных девочек. Искали связь. Не нашли, но, может, у тебя получится.

Джим молча взял бумагу и сунул в карман. Потом посмотрит. Потом. Ибо сейчас он не в силах оторвать взгляда от карих глаз Норы. Теплых и холодных одновременно. В них плещется разочарование, и почему-то Джиму жаль, что он – его причина.

– Я все равно его уничтожу. Сын сумасшедшей не должен быть оплотом справедливости, – глухо сказал он.

Нора хмыкнула.

– И это все? А мне кажется, ты хочешь уничтожить его потому, что он занял место, которое ты в глубине души считал своим, Джим Беккет.

– Ничего подобного! – прорычал Джим. – Я никогда не питал иллюзий по этому поводу, понятно?

– Или обманывал самого себя, – тихо ответила Нора. – Значит, не передумаешь?

– Нет, – отрезал Джим.

Нора пожала плечами.

– Я тебя услышала. Прости, но больше ты помощи не дождешься. Ни от меня, ни от Клайда. Он сглупил вчера, и ему еще только предстоит раскаяться в этом. Поверил тебе, поэтому и дождался, пока меня рядом не будет. Я бы никогда не допустила такого.

– Почему?

– Потому что в твоем тяжелом взгляде нет ничего, Джим. Поэтому ты пугаешь людей. Они видят пустоту, и им страшно провалиться внутрь. Мы думали, что сможем тебя растормошить. Но нет. Это ты – всего лишь оболочка, Беккет. Безликое ничто, в котором не осталось ничего, кроме ненависти к этому миру. Изломанный остов, проржавевший насквозь.

– Замолчи! – последние ее слова задели за живое. – Я не собираюсь слушать оскорбления от бывшей шлюхи!

Нора усмехнулась. Сжав сумочку двумя руками, она потупилась и отвесила Джиму короткий поклон.

– Что и требовалось доказать. Мы с Клайдом ошиблись: тебя никогда больше не потянет в Зеркала. Потому что все твои желания – это пустота, порожденная ненавистью. Прощай, Джим Беккет.

И, больше не сказав ни слова, Нора Синклер развернулась и быстро скрылась из поля зрения Джима, затерявшись среди людей.

А он… А что он?

Чувствовал себя оплеванным. И злым. И одиноким до такой степени, что хотелось завыть.

«Пустая оболочка, говорите? Ничего, госпожа Синклер, я еще покажу вам, на что способна эта “оболочка”. Это вы проржавели насквозь в этом пропахшем гнилью городе. Вы довольствуетесь своей полужизнью, не собираясь ее менять.

Это ваш выбор, Нора».

Джим тряхнул головой и, не очень-то вежливо расталкивая собравшуюся толпу, начал пробираться к свободному окну.

Он закончит начатое. Он совершенно уверен, что все делает правильно. И одобрение священника и проститутки, возомнивших себя его наставниками, ему совершенно ни к чему.

Отослав конверт, Джим отправился в гостиницу. Пешком. Во-первых, следовало экономить, а во-вторых, несмотря на поганую погоду, ему хотелось прогуляться. Как бы он ни пытался убедить себя в обратном, слова Норы задели его. Сильно. Горечь наполнила его до отказа, и казалось, что больше ничего не осталось. Только апатия и привкус пепла на губах.

Что с ним происходит? Ведь еще вчера он почти серьезно обдумывал возможность приударить за миленькой Нелли. И, пожалуй, только мысли о белокурой служанке сейчас заставляли его душу теплеть хотя бы на несколько мгновений. Казалось, что, кроме Нелли, ничто не способно разогнать холод, который поселился внутри.

Это все Нора и Клайд со своими Пустыми Зеркалами! Газета в любом случае попалась бы ему на глаза, а все остальные зацепки он обнаружил, уже идя по следу Винсента Стара. Вот и получается, что после посещения странного измерения, где Истинный Бог стал Двуликим, а по улицам разгуливают желания с пузырями вместо головы, он обрел только холод.

Идти пришлось долго. Пока добрался до «Старого очага», продрог до костей. Приказав пробегающей мимо служанке приготовить горячую ванну, он поднялся к себе и начал с остервенением стаскивать промокшую одежду. Закутавшись в халат, он уселся на стул и стал ждать. В комнату принесли бадью, и служанка начала наполнять ее водой. Ведро за ведром.

– Как тебя зовут? – спросил он у служанки, когда она пришла в третий раз. Раньше он ее не видел. Или не замечал, какая разница?

– Райя, господин. – Темноволосая женщина лет тридцати пяти подняла ведро и начала выливать воду в бадью.

– А где Нелли? – На самом деле, если бы сейчас здесь появилась светловолосая милашка, Джиму стало бы теплей намного раньше. А так приходится ждать, пока ванна будет готова.

– Она отпросилась на вечер, – коротко ответила Райя.

Да уж, с этой заигрывать нет смысла. А желания – тем более. Немного обрюзгшая, с сальными волосами, забранными в тугой пучок, Райя внушала Джиму только отвращение.

Впрочем, сейчас его не радовало ничего. Даже свершившаяся месть. Конечно, до успеха еще далеко. Письму нужно время, чтобы добраться до столицы, а там… Джим был уверен, что статью о Красной Гильотине и ее ближайшем родстве с новым верховным судьей Соединенных Земель Малиры напечатают сразу же. Уж такую сенсацию точно не пропустят.

Когда Райя, поклонившись, сообщила, что ванна готова, Джим снял халат и перстень Ника, чтобы потом не ловить кольцо, если оно соскользнет с пальца, и блаженно опустился в горячую воду.

Тело кололо иголками, но вскоре неприятные ощущения сменились упоительным теплом. Злые мысли ушли, оставив после себя привкус ржавчины, и Джим подумал, что Нора, по сути, была права.

Не в вопросе мести Стару, нет. А в том, что Джим слишком одержим. Он вел себя как придурок. Ни в чем не разобрался. Не подумал, что папку, которую он достал в богадельне, можно использовать по-другому.

Чего он добьется сейчас? Только отстранения Стара с поста. А ведь он мог поехать с этими бумагами в столицу, показать их Винсенту и заставить того признаться, если он виновен. Ну или хотя бы пролить свет на то, что происходило десять лет назад.

Пустые Зеркала дали ему зацепку, а он так бездарно воспользовался ей. Отстранение Стара не отмоет имя Виктора Беккета.

Будто отогревшись, на Джима, ко всему прочему, накатило раскаяние. Он назвал Нору шлюхой. Ладно, бывшей шлюхой, но это не умаляет общей гадости сказанного. Что на него нашло?

Несмотря ни на что, Нора и Клайд старались ему помочь. Он не просил их, но они все равно пытались. Им было не плевать. Он мог им доверять. Что ему стоило придержать конверт на несколько дней? Потом он бы доказал виновность Стара, и они точно не стали бы препятствовать возмездию.

А сейчас получается, что он сам глупец.

Идиот.

Болван.

А что, если его действительно потянет в эти проклятые Пустые Зеркала? Пусть пока такого не случилось, но не стоит исключать, что завтра ему очень сильно захочется оказаться среди толпы чужих несбыточных желаний и еще раз увидеть странное существо, издающее звуки ножа по стеклу.

Прогуляться по городу грез. По изнанке Оршена.

Кретин.

Согревшись, Джим, вылез из ванны и обнаружил, что на улице стемнело. Желудок укоризненно ворчал, намекая, что неплохо бы и поесть, но, к сожалению, денег осталось совсем немного. Нужно экономить. Ему неоткуда взять средства, разве что продать перстень Ника, но на это он никогда не пойдет.

Болван.

Если бы он не рассорился с Норой, можно было бы попробовать попросить в долг у нее, а так…

Он совершенно один в городе, где ему не рады.

Нет, не так. Он один во всем мире. Ни родственников, ни друзей, ни семьи.

Как ни странно, даже мысли о белокурых локонах Нелли сейчас вызывали лишь странное ощущение неправильности. Служанка, конечно, мила до невозможности, да еще и попыталась ухаживать за ним, но Джиму вдруг подумалось, что, несмотря на совершенно противоположную внешность – у Дианы были черные волосы и темные глаза, – Нелли чем-то напоминает ему сестру. Еще бы понять чем…

Может, именно поэтому мысли о ней его согревают? Может, он просто перепутал желание опекать с похотью?

Да и не было похоти. Так… только вялое намерение приударить.

А вот с Норой совсем некрасиво получилось. Она ведь пострадала только потому, что пыталась помочь отцу Джима. А Джим обозвал ее шлюхой. Хороша благодарность за помощь, ничего не скажешь.

Нужно будет прийти к ней и извиниться. Да, попросить в долг уже не выйдет, но хотя бы совесть будет чиста.

Нехорошо получилось.

Джим потушил все свечи, кроме одной, и лег в постель. Во сне чувство голода притупится. Ему предстоит еще много раз засыпать на голодный желудок. И, как ни странно, именно эта мысль его успокоила.

Уже проваливаясь в мир грез, он подумал, что завтра отправится в архив и попробует узнать что-нибудь о жертвах Красной Гильотины. Пусть это никаким образом не имело отношения к смерти его сестры, все-таки казалось очень важным.

Во сне он снова был юным студиозусом, у которого еще все впереди. Диана была рядом. Она звонко смеялась, глядя на него, и ее черные волосы рассыпались по плечам. Неизменная кукла тоже была с ней.

– Джимми, смотри! – Диана подбежала к нему и сунула куклу прямо под нос. – Я нарисовала ей улыбку. Теперь она счастлива!

– Кукла не может быть счастливой, – возразил Джим. – У нее нет души.

– А моя Лили – живая! – заявила Диана и надула губки. – Ты ничего не понимаешь, Джим Беккет.

Она никогда не называла его так.

Джим снова посмотрел на куклу. Она действительно улыбалась. И на миг Джиму показалось, что бездушная Лили ему подмигивает.

…Вскочив на постели в холодном поту, он отдышался и обнаружил, что за окном все еще темно. Единственная свеча потухла, и это говорило о том, что до рассвета не так уж и далеко.

Джим снова лег, вспоминая сон. Странный. Страшный. Как будто вещий. А ведь Лили до сих пор хранится где-то у сыскарей, как-никак именно благодаря этой кукле удалось опознать обезображенный труп Дианы.

Не думать об этом. Не сейчас.

Лили – это всего лишь шутка подсознания. Потому что кукла уж точно не могла убить его сестру…

Как ни странно, он смог заснуть снова. Нарисованная улыбка Лили стояла перед глазами, однако стоило ему погрузиться в сон, как она исчезла. Все исчезло. Осталась только тьма, окутывающая Джима, словно теплое одеяло. Ему было хорошо в этой тьме сна без сновидений. И, проснувшись во второй раз, он ощутил себя отдохнувшим и готовым к новому дню.

День, к слову, уже давно начался. Поднявшись с постели и выглянув в окно, Джим обнаружил, что тучи на время покинули Оршен, а солнце радостно сияет, окатывая уставший от слякоти город своими теплыми лучами. Судя по всему, Джим умудрился проспать до полудня. С одной стороны, он хорошо выспался. А с другой – письмо в столицу уже не перехватить при всем желании.

В желудке требовательно урчало. Он ведь не ужинал, экономя деньги. Кстати, о них. Надо пересчитать все, что осталось, чтобы точно знать, сколько у него времени, прежде чем ему придется ночевать на улице.

Облачившись в халат, Джим высыпал монеты из кошелька, пошарил в саквояже, обнаружив еще парочку блестящих кругляшей, и с обреченным смирением заключил, что хватит ему только на два дня.

Идиот.

Ему же теперь некуда пойти! Не было бы вчерашнего инцидента с Норой, можно было бы попросить помощи у нее или Клайда…

Поспешные решения еще никогда не приносили хороших результатов. Просто иногда мы об этом забываем и действуем, как нам кажется, наверняка. Наверняка неразумно.

Скоро Джиму предстоит в полной мере заплатить за то, что он натворил.

Скинув халат, он умылся остатками воды, надел вчерашнюю одежду и, бросив монеты в кошелек, сунул его в карман сюртука. Размышляя о том, что лучше бы он не знал, сколько ему осталось жить комфортной жизнью, Джим открыл дверь и… наткнулся на переступающую с ноги на ногу Нелли. Увидев его, служанка потупилась и покраснела.

– Что ты здесь делаешь? – хмуро спросил Джим.

Сегодня она не прятала свои белокурые локоны под косынку. Наоборот, собрала волосы так, что, если бы не коричневое платье и передник, ее можно было принять за знатную леди. А Беккету пришло в голову, что ей действительно подойдет быть леди.

– Вам тут письмо пришло… – продолжая смотреть в пол, сообщила Нелли. – Я стучала, только вот вы не отвечали.

– В прошлый раз тебя это не остановило, – напомнил Джим. Ему очень хотелось обнять эту хрупкую девушку, оградить от всего. Но вместо этого он продолжал буравить ее неодобрительным взглядом. – Ты зашла, взяла мою одежду и вычистила ее.

– Вы хотите, чтобы я сделала так еще раз? – спросила Нелли.

Джим вздохнул.

– Нет, – коротко ответил он. – Но от завтрака в комнату не откажусь. Давай письмо.

Служанка, не поднимая головы, протянула ему пухлый конверт.

– Я жду свой завтрак, – напомнил Джим, растерянно разглядывая обратный адрес. Цирана, улица Пятого Наместника, дом четыре. Кому в столице понадобилось писать ему письмо?

Нелли быстро поклонилась и исчезла, а Джим, все еще ничего не понимая, вернулся в комнату и медленно, оттягивая миг истины, разорвал конверт.

Из него выпало три бумаги. Первая вынудила его удивиться. Вторая – повергла в шок. А третья – заставила расхохотаться от нелепости происходящего.

Остановиться он не мог. Сначала хохотал во весь голос, потом глупо хихикал, а потом просто икал. Горькая сладость заполнила его эмоции. Он ведь действительно любил Старого Ника. Уважал его. Надеялся стать таким же справедливым судьей. Для этого ему нужно было пройти несколько ступеней по карьерной лестнице, и Ник обещал, что все устроит. Что поможет ему, когда Джим вернется из Оршена. А потом Ник умер, и Джим подумал, что обещания старого учителя были лишь попытками утихомирить ученика, который скрашивал его последние дни.

Ведь он знал, что умирает, как оказалось.

Но все оказалось намного интереснее. Прозаичнее. Честнее.

Первая бумага была официальным письмом нотариуса из Цираны, который вежливо уведомлял, что через два дня прибудет в Оршен, и спрашивал, удобно ли будет господину Беккету его принять. Вторая – запиской от Ника, состоящей из трех слов: «Все будет хорошо». Третья бумага гласила, что Джим Виктор Беккет такого-то числа такого-то месяца становится официальным наследником всего имущества Николаса Питера Элви.