Текст книги "Резистент"

– Гарри, – говорит Адам, не поворачивая головы, – давай, встань с Олегом. Покажи, как ты блокируешь удары.

Гарри кивает. У него правда хорошо выходит: всего пару раз попробовал и понял, что это вроде его личной фишки. У него хорошая реакция и сильные руки. Уже есть, что показать Берневу и остальным. Черт, а если Адам сейчас велит что-нибудь показать и мне? Я многому научилась за две недели. По крайней мере, не стою теперь столбом. Но одно дело – тренироваться с кем-то из мальчиков (а они наверняка меня жалеют, хоть я и прошу драться в полную силу), и совсем другое – демонстрировать свои умения целой комиссии. У меня фишек нет.

Я думаю о том, что будет делать Адам, если я опозорюсь. Это ведь он договорился за меня с начальством. И, как оказалось, из-за просьбы Агаты. А теперь окажется, что я – обычная девчонка, место которой в лучшем случае в службе охраны или медицине. Потому Адам и отправил Гарри демонстрировать, чему тот научился. А меня держит подальше от глаз Бернева.

С тревогой наблюдаю, как Гарри дерется с Олегом. Хоть бы сумел показать себя с хорошей стороны! Олег все понял, вроде даже поддается, чтоб Гарри смотрелся круче. А Бернев сидит с каменным лицом – ни одобрения, ни недовольства. Как будто смотрит неинтересную передачу по телевизору. Но ведь наверняка делает какие-то свои выводы.

– Была еще девушка, – вдруг говорит он громко. Сердце готово разорвать грудную клетку. Нельзя так волноваться, иначе выйдет еще хуже.

– Да, вот она, – говорит Адам. Я понимаю, что все это время стояла за его спиной, словно он и правда меня прятал. Ох, что сейчас будет!

– Подойди сюда.

На ватных ногах подхожу к Берневу. Стараюсь, чтоб походка выглядела уверенной, но внутри все сжимается. И с чего я так перепугалась? Что случится в худшем случае? Не пустят в экспедицию? Ну и ладно… хотя – как же ладно, если нужно отнести рюкзак? Да и кто станет меня здесь держать, если я не подхожу для работы? Отправят на опыты, и поминай, как звали. То-то Алиса обрадуется.

– Драться не боишься? – задает странный вопрос Бернев.

– Вовсе нет.

– Давай, встань вон с номером сто тринадцать ноль три. Давно здесь не было девичьих боев – года два.

Ну да, раньше здесь Алиса тренировалась. Интересно, у нее все выходило сразу?

Народ чуть расступается, без всякой команды образовывая полукруг. Ко мне выходит девочка – та самая, которая отказалась драться со мной на первой тренировке. Я теперь знаю, что зовут ее Женей. Она сказала – «В другой раз»? Похоже, этот раз настал.

Мы сходимся. Все наблюдают. Ну неужели нельзя заниматься своими делами? У Гарри не было столько зрителей.

Не оплошай. Не думай ни о ком. Не обращай внимания на дрожь в коленях. Бей.

Не успевает Женя встать в боевую стойку, как я без всякой подготовки бью ее кулаком. Удар застает ее врасплох; наверное, она даже не была уверена, что я вообще смогу напасть. А я уж вложила в удар весь вес своего тела, как Адам учил. Нельзя давать ей времени опомниться. Делаю рывок вперед и бью снова, едва не сбивая с ног. Хорошо. Дышать. Бросаюсь назад, когда Женя бьет в ответ, очень вовремя. Но тут же получаю по лицу другим ее кулаком. От силы удара челюсть уходит вбок, губу словно огнем обдает. Но я на ногах. Пытаюсь вспомнить все, что показывал Адам. Обездвижить ее. Схватить за руку.

Дожидаюсь, когда Женя замахивается снова, и прямо в полете ловлю ее кулак, крепко хватаю запястье. У меня вышло – сделала точно, как Адам в первый день! Но не успеваю я сообразить, что дальше, как от боли в животе на секунду меркнет в глазах, будто свет выключили. Руку Жени я схватила, но ноги у нее по-прежнему свободны… Пользуясь моим замешательством, Женя высвобождает руку, снова бьет меня в живот. И снова… Падаю на пол, свернувшись в комок. Нельзя сдаваться. Нельзя лежать здесь, на глазах у всех. Поднимаюсь, хотя разгибать спину больно. Бросаюсь на Женю с разбегу – она как раз отошла, решив, что со мной покончено, – заваливаю на спину, прижимаю к полу своим весом. Такому Адам точно не учил! Я даже не уверена, что это по правилам. Бью Женю по лицу, много раз, до крови. У меня самой кровь льет из губы, я чувствую, как она стекает по подбородку и шее, но боли нет. Женя зла. Я чувствую ее ярость, сочащуюся из глубины бесцветных глаз. Она стряхивает меня, отбивается ногами. Скоро мы валяемся по полу, как затеявшие драку школьники.

– Ладно, девочки, прекращайте, – не выдерживает Адам. Он стаскивает меня с Жени, а я делаю вид, что намерена драться до конца, хотя на самом деле безмерно рада, что все кончилось. Женя тоже как будто готова напасть снова.

Бернев молча уходит. Да что за черт! Я так завелась, пытаясь доказать ему, что не слабачка. И Гарри старался для него. А он просто встал и ушел.

– Что на тебя нашло? – горячий шепот Адама возле моего уха.

Я не знаю, что на меня нашло. Никогда раньше такого не было. И что ответить – тоже не знаю.

– Ох ты и дикая, – подбегает ко мне Гарри. Хоть он доволен мною.

– Нет, ты верно поступила, что не сдалась, – говорит Адам. – Если на нас нападут за Стеной, последнее, что будет иметь значение, это то, следуешь ли ты правилам. И господин Бернев тоже это понимает.

– То есть это хорошо, что я на нее накинулась?

– А какая разница – стрелять, бить или просто запрыгивать на противника? Никакой. Дело в другом. Ты дала волю эмоциям. Женя, впрочем, тоже. Под конец выглядели как не поделившие платье девчонки.

Обидно, но я понимаю, что он прав. Черт, он всегда прав.

– Беги в душ, тренировка для вас окончена. А ты, Гарри, большой молодец…

Иду по коридору и злюсь. Злюсь на Бернева, на себя, на Женю, которая могла бы и поддаться, зная, что наблюдают именно за мной. И на Адама. Чего он кинулся нас разнимать? Достаточно было сказать «стоп». Я ведь не дикий зверь. А теперь выглядит так, будто я совсем неуправляемая.

Залетаю в свою комнату. И мысли о тренировке тут же улетучиваются. Мой ящик исчез; все его содержимое кучкой лежит возле Алисиной кровати. Над вещами сидит сама Алиса. Черный рюкзак – моя самая страшная тайна – лежит на самом верху. И как раз в тот момент, когда я вхожу в комнату, рука Алисы тянется к нему, почти касаясь лямки.

– Ты что такая побитая, с лестницы навернулась? Я решила, что раз тебе сложно просто переложить шмотки в другой ящик, я сделаю это сама. Можешь не благодарить.

– Ты рылась в моих вещах, – медленно говорю я, отчеканивая каждое слово. Какая-то пружина внутри меня, давно уже сжатая до предела, вот-вот разожмется, и тогда точно случится что-то страшное.

– Здесь твоего ничего нет. А что в этом рюкзаке?

– Не твоего ума дело.

– Ты меня прямо заинтересовала!

Иду к куче пожитков, чтобы быстро сгрести все в охапку и унести подальше. И вижу, как рука Алисы назло мне тянется к молнии на рюкзаке. Это точка. Жирная точка в конце моего терпения.

Бросаюсь на Алису, качусь вместе с ней по полу, больно ударяясь головой о кровать. Видел бы меня сейчас Бернев – решил бы, что я готовый боец. Она толкает меня, лягает ногами в живот, заламывает руку за спину и тыкает лицом в стену. Ну уж нет, здесь даже нет Адама, чтоб меня оттащить. И терять нечего. С силой дергаюсь назад, едва не сбиваю Алису с ног. Ей приходится выпустить меня. Снова толкаю, толкаю, пока она не падает, хватаясь руками за быльце кровати.

Тяжело дыша, отхожу к стене. Что дальше? Что теперь будет?

– Больная на голову, – шипит Алиса, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Лечиться тебе надо.

Я жду нового удара, но Алиса просто отряхивает одежду, позыркивая на меня. Пользуясь моментом, хватаю рюкзак. Как теперь быть? Она ведь из принципа залезет в мой ящик и откроет рюкзак. Или просто расскажет Берневу или кому еще, что я храню что-то подозрительное. Где были мои мозги? Сейчас кажется, что это была вообще не я.

Нацепляю рюкзак на спину, беру полотенце, мыло и шампунь, убегаю в душ, хлопнув дверью. Придется везде таскать рюкзак с собой, пока не придумаю, где его держать.

Забегаю в душ и закрываю дверь на защелку. И впервые даю волю слезам. Просто сижу на холодном кафельном полу и плачу, растирая слезы по лицу, как маленькая. Слишком много всего навалилось, слишком много ошибок я успела сделать. Я просто хочу назад свою спокойную жизнь с Ба.

Привожу себя в порядок, успокаиваюсь. Все нормально. Пока еще ничего страшного не случилось. Решаю открыть рюкзак. Я имею право знать, что там. Столько усилий, чтоб его сохранить…

Внутри – небольшой прозрачный пакет с желтоватым порошком. Оторопело гляжу на него. И это оно?.. То, чего не хватает коммуне, чтоб спасти людей из Центра? В карманах обнаруживаю три компактных устройства с выдвижной антенной и маленьким экраном, несколько пластиковых бутылочек, полных темной жидкости, и пакетик, а внутри – фото. На нем красивая молодая женщина и мужчина с густой темной бородой. Женщина смутно напоминает Агату. Должно быть, ее родители. Но зачем она так рискует? Без фото содержимое рюкзака никак не соотнести с Агатой. Она могла бы сделать вид, что ни при чем, даже если я сдала бы ее. А так – сразу ясно, что это ее рюкзак и что в нем – послание ее брату. Неужели передать это фото настолько важно?

Придется как-то перепрятать все эти вещи. Распихиваю все по карманам, – только пакет деть совсем некуда. Заворачиваю его в бумажные полотенца для рук. Ими же наполняю рюкзак, чтоб не выглядел пустым. Почти весь рулон расходую. Все вещи прячу рядом с кабинкой и только после этого принимаю душ. Следы от ударов начинают болеть, особенно разбитая губа. К ней больно пальцем притронуться. Одеваюсь, беру вещи, гляжу в зеркало. Завернутый пакет можно принять за постиранное белье. Но карманы сильно оттопыриваются. Она заметит.

Иду в комнату, как на казнь. И – о чудо! – там пусто. Быстро думаю, куда спрятать вещи. Что-то пихаю под матрас, что-то – в одежду. Рюкзак вместе с другими вещами кладу в свой ящик. Пусть теперь Алиса сколько угодно копается в бумажных полотенцах. Напоследок осматриваю комнату. Если целенаправленно не рыться, то вряд ли что-то заметишь.

Если бы только я могла довериться Нате, Нику или Гарри! Их соседи точно не роются в вещах. Спрятали бы у них. Они точно поняли бы и помогли, ведь дело касается наших общих друзей. Но раз Агата запретила, я ничего не могу поделать. Господи, во что же я влипла?

Глава шестая

– Проснись и пой! – орет Гарри, просунув голову в дверной проем.

– Какого черта?! – шипит Алиса, накрываясь одеялом с головой. Бросаю взгляд на окно. Совсем темно, похоже, еще даже не утро.

– Уже пора? – протягиваю я сонно. Почти не спала. И это уже вторая ночь. Я боюсь, что Алиса что-нибудь сделает, пока я сплю. Влезет в мои вещи, разрисует мне лицо или выльет ведро воды на голову. Но нет – после драки позавчера она стала как шелковая. Может, она меня… зауважала? Вряд ли мой бросок можно было счесть за проявление силы. Выглядело, скорее, как истерика. Но с тех пор я ни разу не слышала от Алисы издевок или дурацких шуток. Вообще ничего не слышала. Я старалась приходить в комнату только чтобы поспать, все остальное время проводила у Гарри или Наты, а еще узнала, где живет Ник, и один раз побывала в его комнате. Вот уж кому повезло с соседом, – обычный скромный мальчик, они с Ником хорошо ладят.

Я возвращалась в комнату поздно ночью, на цыпочках кралась к своей кровати. Но у Алисы чуткий сон. Думаю, она просто притворялась. Так что спать спокойно я не могла: мало ли что взбредет ей в голову? Хуже не придумаешь: сегодня мы уходим в разведку, а я буду медлительной и сонной, как муха. Хорошо, что Гарри разбудил меня пораньше, хоть соберусь без спешки.

– Адам был у меня, оставил твой рюкзак. Держи, – Гарри поставил большой зеленый рюкзак, уже явно не пустой, возле двери. – Одевайся и спускайся, сегодня нас раньше накормят завтраком. И уже в девять выезжаем.

Так скоро? Я чувствую приятное волнение, как перед поездкой в кино. Только там все будет по-настоящему.

Бросаю взгляд на Алису. Гарри знает, что мы с ней на ножах, потому и разбудил ее криками, хотя мог бы тихонько тронуть меня за плечо. С одной стороны, так ей и надо, но с другой – если бы она спала, я могла бы незаметно собрать сумку. А теперь мне кажется, что она наблюдает из-под чуть приподнятого одеяла. Ну и черт с ней. Достаю секретные вещи для коммуны, стараюсь закрывать их спиной. Заворачиваю в пакет, прячу в рюкзак. Там уже лежат маленькое полотенце, пластмассовый контейнер, пара пакетов, веревка и крюк, свернутый спальный мешок, – стандартный набор. Сверху укладываю запасной комплект одежды, белье, носки, зубную щетку и пасту, мыло, шампунь. Подумав немного, в кармашек кладу блокнот и карандаш Иванны. Ее талисман висит у меня на шее. Может быть, моя разведка спасет ее.

Перед глазами плывет. Быстро моюсь в душе, высушиваю волосы феном, собираю в тугой хвост. Натягиваю штаны, майку, куртку, продеваю руки в лямки рюкзака. Пора.

Спускаюсь в столовую. Здесь только Адам и Гарри.

– Что так долго? – упрекает меня Гарри с полным ртом.

Завтрак плотный: каша, котлеты, омлет, кофе и молоко, хлеб с маслом и сыром. Я стараюсь съесть побольше и в результате переедаю, в животе словно камень лежит. Повара выносят нам припасы – для них нам и выдали пакеты и контейнеры. Укладываем в рюкзаки хлебцы, колбасу, копченое мясо, крупы в пластиковых банках, сухофрукты, сыр и печенье. Еды много, но мне не кажется, что ее хватит на две недели. Наверняка придется экономить.

Жаль, что я не могу попрощаться с Натой и Ником. Мы увидимся нескоро, да и в пути может случиться что угодно. Зато соседка по комнате точно скучать не будет.

Выходим из столовой во двор; там уже ждет машина, рядом – охранник не из Резистентов. В машине еще один. Мы лезем в фургончик, как обычно, двери закрываются. Гарри достает из рюкзака фонарик и светит мне в глаза.

– Ну что, страшно?

– Прекрати, – закрываю глаза ладонью, – не страшно. Главное – от голода не сдохнуть.

– Для нас рассчитали порции, – говорит Адам. – Всего по минимуму, но хватит, чтобы поддержать силы. А если по дороге встретится что-то съедобное, пополним запасы.

Я же пошутила, а он сразу так серьезно. Вздыхаю. В фургончике наше оружие – две винтовки и пистолет, ремни для крепления. Разбираем. Адам настаивает, чтобы я пока взяла пистолет, а не тяжелую винтовку.

Едем совсем недолго, а потом выгружаемся у Стены. Здесь одни из трех ворот – восточные. Куча охраны, все косятся на нас, пока мы идем к выходу. Многие люди – в масках. Раздается гудок. Высоченные металлические ворота медленно раздвигаются, из-за них слепит глаза восходящее солнце. Пора.

Адам ступает за Стену первым. Я делаю шаг – всего один шаг, отделяющий меня от Пентеса и всего, что я знаю. Я за Стеной.

Двери за нами с шумом сдвигаются. Впереди – пустошь. Желто-серая каменистая почва, редко пробивающиеся через трещины пучки жухлой травы. Вдалеке видны горы, отвесные скалы, которые окружают весь город. Говорят, благодаря горам мы и выжили: они не дали ветру принести сюда вирус и радиоактивную пыль десятки лет назад. А там, за скалами, – другой мир. И я отправляюсь туда.

До скал мы добираемся около получаса. Идем быстро, но не слишком, чтобы ноги не уставали. Нам уставать вообще нельзя. Идем молча, даже Гарри не болтает. Когда подходим к скалам, становится ясно, что перелезть здесь будет тяжело. Стена скалодрома в разы ниже, – правда, здесь больше уступов и точек, где можно зацепиться. Местами прямо из камня растет куст-другой.

Снимаем рюкзаки, достаем веревки, карабины. Застегиваем страховочные беседки.

– Видите крюк? – говорит Адам, указывая вверх. Я разглядываю стальной зацеп в скале высоко над нами. Выше еще один, затем еще.

– Их вбили те, кто перелазил здесь первыми. Страховка для нас. Я поднимусь и закреплю веревку наверху, а потом Вероника двинется уже со страховкой.

Схему мы знаем, обсуждали на тренировках. Но я не представляла, что будет так высоко. Но это и не стена здания, так что взбираться должно быть проще. Адаму точно легко: он ловко, как паук, поднимается до первого крюка, ползет дальше. Скоро он уже у последнего швеллера, протягивает веревку, добирается до самого верха. Конец веревки падает на землю рядом со мной. Адама на скале совсем не видно.

Что же, мой черед. Гарри показывает «окей» большим и указательным пальцами, крепко берется за веревку. Я знаю, он удержит меня в случае чего, но не могу не волноваться. Начинаю подъем. Осторожно, без спешки: не перед кем красоваться. Здесь лезть действительно легче, иногда уступы совсем как ступеньки, иди себе спокойно. Чувствую, как Гарри постоянно выбирает веревку.

Солнце уже поднялось, окрасило камни в ржаво-красный. С каждым мгновением подъема ветер становится сильнее и прохладнее. Смотрю вверх. Вижу лицо Адама, выглядывающего со скалы. Он сосредоточен, наблюдает за каждым моим движением. Глаза у него как у змеи: гипнотизируют, даже не моргают. Оступаюсь, пытаюсь удержаться на месте, но все же срываюсь, ноги соскальзывают с камня.

– Держи! – визжу, закрыв от ужаса глаза. Не падаю. Надо брать себя в руки, долго Гарри держать не сможет. Заставляю себя открыть глаза и вернуться на уступ. Все в порядке. Все в порядке. Только как объяснить это колотящемуся сердцу?

– Что случилось? – кричит сверху Адам.

– Не знаю, тут как-то скользко, – вру я. Не говорить же, что меня его глаза с толку сбили.

До конца пути добираюсь без происшествий. Адам втаскивает меня за руку, дает время отдышаться.

– Уже порядок?

Киваю.

– Давай, помоги закрепить.

Здесь, наверху, есть еще крючья. Кто-то хорошо постарался для будущих разведчиков. Мне вдруг приходит в голову, что их могла вбить даже Алиса. Вдеваем веревку Гарри в карабин, сбрасываем свободный конец. Адам почти без моей помощи помогает Гарри подняться. Какое-то время просто переводим дыхание и идем дальше.

Спуск оказывается проще и быстрее. Пейзаж за горной цепью такой же, – а я-то ожидала чего-то необычного. Чаще, чем за скалами, встречаются деревья, но они все те же – одинокие, сухие, серые. Совсем не похожи на яблони и вишни на фермах Пентеса.

Постоянно ориентируясь по компасу, двигаемся вперед. В какую сторону не посмотришь, до самого горизонта только пустошь, серо-желтая земля и редкие растения. И правда, ничего интересного. Зато парни оживились после подъема. Гарри начинает рассказывать смешные истории о школе, и Адам, к моему удивлению, охотно участвует в разговоре. Вроде даже посмеивается.

Идти несложно. Рюкзак немного оттягивает плечи, но я быстро привыкаю. Здесь тихо, нет привычного шума, всегда сопровождавшего меня в городе. Даже по ночам слышно было шуршание машин и гудение электроники. Здесь – тишина абсолютная, даже пугающая. К полудню мы подходим к воде; ее шум слышен издалека. Я впервые вижу такую большую реку: зеленая ее полоса тянется, сколько глаз видит, в обе стороны. Вода прозрачная, можно разглядеть замшелые камешки на дне.

– Это река Два, – говорит Адам. – Чистая пресная вода, будем идти вдоль нее почти всю дорогу. Всегда можно попить и искупаться.

Другое дело! Я вспомнила, какой грязной Алиса пришла из своего похода.

Возле реки свежо, пахнет рыбой. У самой поверхности вертится стайка мальков. Ветер здесь гораздо сильнее, чем в городе; он треплет пряди, выбившиеся из хвоста.

У берега усаживаемся на привал. Теперь ясно, почему нам дали с собой так мало еды: здесь можно рыбачить, а если повезет, и птицу подстрелить. У Адама есть небольшой казанок; мы разводим костер и кипятим немного воды для чая. Перед этим Адам обеззараживает воду белой шипящей таблеткой. У речной воды странный, но приятный привкус.

– А в городе есть что-то интересное? – спрашивает Гарри, запивая хлебец с мясом чаем. – Какие-нибудь вещи старых людей?

– Есть, но ничего особенного, – пожимает плечами Адам, – почти все ценное разворовали дикари и звери.

– А дикари, – спрашиваю я, – тоже Резистенты? Раз живут здесь.

Адам качает головой:

– Нет, наоборот. Они болели и выжили, но вирус изменил их тела и сознание. Возможно, радиация тоже повлияла. Они звери… нет, даже хуже.

В его затуманенном взгляде я вдруг вижу воспоминания. В его жизни было что-то, связанное с дикарями. Но спрашивать об этом не слишком тактично, захочет – расскажет сам.

После обеда продолжаем путь. Теперь пейзаж меняется на глазах, как и земля под ногами. Редкие пучки травы и сухоцветы сменяются высокими кустами и густой мягкой травой. Появляются деревья, почти такие же, как на фермах – раскидистые, пушистые. Вместе с растениями меняется и воздух. Дышать тяжелее, даже голова немного кружится.

Ближе к вечеру, уже в сумерках, мы слышим шорох в кустах, а затем замечаем зайца, пулей улетающего прочь. Это первое настоящее, дикое животное, которое я встречаю в жизни.

– Ох, он такой крупный! – восхищаюсь я, – и я думала, что они должны быть серыми, а этот – почти рыжий.

– Зайцы бывают разные, этот рыжий, – говорит Адам. Парни моего восторга не разделяют.

Укладываемся на ночлег. Дежурить придется по очереди, чтобы все выспались. Пока мы с Гарри упаковываемся в спальные мешки, Адам достает из кармана пачку сигарет и спички.

– Вы не против, если я буду курить?

– Нет, пожалуйста, – говорит Гарри и скрывается в спальнике. Он-то не знает, что Адам уже курил при мне. Об этом вообще никто не знает, даже Ната.

Я застегиваю свой мешок изнутри. Он сделан из плотной ткани, отражающей тепло. Вот только тесноват. Нащупываю кулон Иванны на шее. Если у ребят получится сбежать, они уже никогда не будут ходить в школу и общаться с семьями. Придется примкнуть к коммуне и жить здесь, в незнакомом и непривычном мире. Разумеется, это лучше, чем провести остаток жизни в лаборатории. Но точно не то, о чем они мечтали.

Бернев. Я вспоминаю его равнодушное, непоколебимое лицо на тренировке по борьбе. Наверное, с таким лицом он и ломает жизни подростков вроде Иванны. Сколько их там? Если из каждого нового набора забирали по три человека, то в лаборатории – не меньше двадцати подопытных. Все ли они живы? И если нет, то сколько времени осталось у близнецов и Лёхи?

Я засыпаю; кажется, что прошла пара минут, как меня уже будит Гарри. Протирая глаза, вылезаю из спальника.

– Давай, уже твоя очередь, – говорит Гарри шепотом. – До утра. Все спокойно, так что не переживай.

Он дает мне винтовку, закидываю ремень на плечо. Солнце еще не встало, но темнота немного рассеялась, стоят предрассветные сумерки. Озираюсь. У моих ног – остатки костра, двое парней в серебристых спальных мешках и три рюкзака. А вокруг – огромный пустой мир, и на километры нет никого, кроме нас троих. И еще зайцев. Оглядываю свой рюкзак. Если мы останемся ночевать в заброшенном городе, совсем не сложно будет спрятать свой ценный груз во время дежурства. Но мне нужно будет пристроить его так, чтоб никто не добрался до него слишком рано, – ни звери, ни дикари. Взгляд скользит по рюкзакам, и я замечаю, что из бокового кармашка рюкзака Адама торчит пачка сигарет.

Я никогда не курила. Зато сто раз вдыхала дым. Парни, с которыми учился Артур, все курили. Артур тоже пробовал, точно знаю. И когда я стояла с их компанией, то пропитывалась табачным духом, вся одежда потом пахла тяжелым прогорклым дымом. Не скажу, что запах сигарет мне приятен или отвратителен. Но рука почему-то тянется к пачке. Аккуратно вытаскиваю одну сигарету, чуть отхожу от ребят. Вначале нюхаю; запах, как ни странно, не горький, а сладковатый. Чиркаю спичкой, подношу огонь к сигарете, вдыхаю. По горлу словно наждачкой поскребли! Откашливаюсь, пытаясь прочистить горло, но ничего не выходит. Отвратительно. Желудок недовольно сжимается, ему дым тоже не по вкусу. Тушу сигарету об землю и бросаю в реку – хорошего мало, но как еще от нее избавиться? Больше никогда курить не стану, еще и этот привкус во рту… зачем Адам курит? Может, это только в первый раз так гадко?

Все еще покашливая, возвращаюсь к ребятам и вижу Адама. Он сидит в наполовину расстегнутом мешке. О черт! Лицо мгновенно наливается краской, я чувствую, как оно горит.

– Что ты делаешь? – невозмутимо спрашивает Адам.

– Ничего, – покашливаю.

– Ты взяла сигарету.

Он не осуждает. И это не вопрос, это констатация факта. Он все видел. До чего стыдно, о чем я думала? С чего вообще решила взять ее? Я даже не задумалась о том, что это, в общем-то, воровство.

– Извини. Не знаю, что на меня нашло.

– В следующий раз просто попроси.

– Больше в жизни не притронусь к сигарете.

– Вот и отлично. Не подумай, что мне жалко, но этой пачки едва ли хватит на две недели.

– Прости, мне правда жаль.

Он отворачивается. Обиделся. Ну конечно, обиделся! Что за идиотка. А у него очень чуткий сон, раз он услышал покашливание так далеко от себя.

Спать Адам уже не ложится. Теперь я чувствую себя виноватой еще и из-за того, что он не выспался. Сижу на земле и ругаю себя за идиотскую сигарету до самого утра. А когда встает солнце и просыпается Гарри, становится легче: теперь я хотя бы не наедине с Адамом.

Завтракаем и снова выдвигаемся в путь. С Гарри Адам общается довольно дружелюбно, даже рассказывает забавные случаи с тренировок. Описывает свою первую вылазку, первого командира отряда, потом – как нашли посреди пустоши мешок детских игрушек и притащили в ЦИР, но его пришлось сжечь, потому что игрушки оказались зараженными радиацией. Оказалось, Адам ходил в разведку уже раз двадцать за последние четыре года. Но что важнее – я поняла, что такой угрюмый и молчаливый он только со мной наедине. Я его раздражаю? Тогда зачем брал в отряд – только из-за просьбы Агаты? И как она ее объяснила: «возьми с собой в разведку эту девочку, я дала ей секретное задание»? Но я сама веду себя с Адамом странно, просто не знаю, что говорить. Зато Гарри ко всем может найти подход.

Следующие два дня проходят без происшествий. Бредем вдоль реки, делаем остановки строго в определенное время, ночами дежурим по очереди.

В одну из ночей Гарри тормошит меня, чтобы вставала дежурить, а я и не спала. Какая-то затянувшаяся бессонница. Беру винтовку, сажусь на спальник. Прохладно, шумит вода. Слышу шорох за спиной: это Адам вылез из своего мешка.

– Что-то случилось? – спрашиваю шепотом, чтобы не разбудить Гарри.

Адам качает головой. Подходит и садится рядом со мной.

– Хочешь, подежурю? Все равно не сплю.

– Мне тоже не хочется спать, – признаюсь я.

– Тогда давай отойдем, чтобы Гарри не будить.

Зачем отходить? Ну, не спорю, беру свой спальник и перетягиваю подальше.

– Ты тоже плохо по ночам спишь, – замечает Адам.

– Вовсе нет. Просто в Центре режим немного сбился.

– Из-за Алисы? – спрашивает он, склонив голову.

Да.

– Нет.

– Вы уже нормально общаетесь? Или не очень? Только честно.

– Если совсем уж честно… у нас с ней просто беда. Один раз чуть не подрались, – говорю я.

– Довольно странно. Она всегда была замкнутой, конечно, но чтоб задирать кого-то…

Да, это я одна такая везучая.

– С другими соседками она ладила?

– У нее не было соседок, ведь ты вторая разведчица за все время. Может, она оттого и недовольна, что больше не живет одна. Привыкла, что комната только ее. Туда даже я почти не заходил.

– Вы ведь встречались, да? – спрашиваю я и тут же жалею об этом.

– Да, в самом начале. Когда только приехали. Мы из одного набора, оба стали разведчиками, даже были в одном отряде. Но с ней было непросто. Знаешь, как бывает… строить отношения с некоторыми людьми – тяжелый труд, который не стоит результата. Я никогда не знал, что может ее разозлить или обидеть, что у нее в голове. И однажды устал.

Вот это он разоткровенничался! Мне почему-то становится неловко. А когда представляю, как Алиса и Адам гуляют за ручку…

Быстро меняю тему:

– А почему нет других девушек-разведчиков? Разве за шесть лет не было подходящих?

– Как тебе объяснить… Дело не только в хорошей физической подготовке и обучаемости – девушек с такими качествами много. Тут нужен особый склад характера. У Алисы он есть. Мне показалось, что у тебя тоже, потому я попросил тебя в свой отряд.

– Теперь не кажется? – негромко спрашиваю я.

– Нет, я все еще так думаю. У тебя не все выходит, но ты не бросаешь дело, даже если больно и страшно. И не пытаешься выглядеть лучше, чем есть. Быстро приспосабливаешься к ситуации, помогаешь другим, когда самой тяжело. А еще мне кажется, что ты хороший командный игрок. Это важнее всего остального.

От него это звучит не как комплимент, а как характеристика, просто констатация факта. И это именно то, что я хотела услышать: он правда думает, что я заслуживаю быть разведчиком. И не считает меня обузой.

– Я рада, что ты так думаешь.

Мы сидим в тишине несколько минут.

– Ты рада, что попала в Центр? – спрашивает Адам.

– Не знаю. Иногда рада, иногда – нет.

– Я тоже не знаю до сих пор, а ведь четыре года прошло. К тому же то, что здесь происходит… Доктор Агата ведь…

Он запинается, прерывает мысль.

– Что?

– Забудь. Я все-таки попробую поспать.

Он торопливо поднимается и уходит. И что хотел сказать? Вот сиди теперь и гадай.

Утром, как обычно, быстро моюсь и меняю белье, пока все спят. Только тогда бужу парней. Завтракаем скудно: всего за три дня наши запасы уменьшились вдвое.

– Сегодня перед обедом порыбачим, – говорит Адам.

Проволочив ноги до обеда, останавливаемся, оставляем вещи в тени раскидистого дерева, названия которого я не знаю. Тут везде такие. Адам находит в своем рюкзаке крючок и леску, сооружает удочку, вместо наживки – кусок колбасы. Заняться нечем, поэтому мы с Гарри устраиваемся на влажном зеленом камне над самой водой и просто наблюдаем, как Адам, вошедший по колено в воду, ловит рыбу. Рыбы здесь много, так что улов хороший: две крупных, с переливающейся, почти зеркальной серебристой чешуей, и пара рыбешек поменьше. Потом Адам показывает, как чистить и потрошить добычу. Скоро мои руки пахнут рыбой, чешуйки забиваются под ногти. Довольно отвратительно, но раз уж Адам сказал, что я легко приспосабливаюсь, надо держать марку. Поджариваем улов на костре, посыпав солью и перцем. Вкусно – пальчики оближешь!

После обеда я стираю свои вещи в реке, пока парни доедают рыбу. Слышу обрывки их разговора:

– …И он начинает доказывать, что как раз на днях купил такой же плеер, как у меня украли! – эмоционально рассказывает Гарри. Адам смеется – не просто усмехается, а смеется в голос. Ну надо же, не такой он и ледышка.

Подхожу ближе, чтоб развесить одежду на толстой ветке дерева.

– Вероника, – зовет Гарри, – Адам сейчас будет связываться с Центром. Придется остаться здесь до утра. Не хочешь пока пойти поискать ягоды или корешки?

– Ладно, – пожимаю плечами.

Мы берем винтовку и пистолет – на всякий случай. А Адам тем временем достает из рюкзака маленькое устройство – такие же дала мне Агата.