Текст книги "Белый какаду"

– Именно, – согласилась Сю, – …а сегодня утром я не могла сама обыскать комнату священника.

Она помедлила, затем взволнованно призналась:

– Я была испугана, испытывала страх… недаром вы предостерегали меня. Но в Белой гостиной я хотела вам сказать в тот момент, когда…

На этом она прервала речь.

– Так вот причина убийства священника! Он завладел сувениром, кто-то узнал об этом и убил его. Небольшой эпизод в жадной погоне за золотом, ожидающим наследницу.

Отсюда вытекало три вывода. Первый: убийца взял сувенир у священника; второй: сувенир находился на теле священника и теперь он в руках полиции. Это казалось мне почти невероятным, так как убийца имел много времени и мог тщательно обыскать труп; и третье – священник успел надежно спрятать сувенир или передал его своему сообщнику. Это тоже казалось маловероятным.

– Можете ли вы сказать мне, что из себя представляет ваш сувенир? – робко спросил я.

– Вы хотите попытаться найти его для меня?

– Да, если смогу, – кратко сказал я.

Она серьезно размышляла, взвешивая мои слова.

– Это очень опасное сведение, – наконец сказала она. – И я обещала никому не говорить о нем. Конечно, дело очень срочное. Но я не хотела просить вас найти его, я полагаю, это безнадежная затея. Кроме того, я уже и так достаточно подвергала вас опасности. Я хочу лишь обсудить с вами, что теперь мне следует делать. Что сказать Френсису? О, какая ужасная ирония судьбы! Что стоило ему приехать днем раньше! Я полагаю, он уже ждет меня. Он сказал мне, что по возвращении из полиции мы займемся формальностями. Конечно, он имеет в виду сувенир.

Она была совершенно права. Что сказать сейчас Френсису – это был самый важный и неотложный вопрос. Сказать ему прямо, что сувенир украден, – значит убедить его, что Сю являлась еще одной самозванкой.

– Вам придется обмануть вашего брата. Заставьте Ловсхайма отдать вам бумаги и для начала передайте их вашему брату. Затем не соглашайтесь показать ему ваш сувенир до тех пор, пока он не покажет вам свой. У вас есть шансы, что он не пожелает пойти на это. Он может подумать, что это ловушка. Поскольку вам нужно доказать свои права, он может потребовать, чтобы сначала вы показали ему сувенир. Попытайтесь затянуть время, скажите, что вы тоже опасаетесь ловушки… лучше тактично намекните на это. Но непременно будьте спокойны и уверены в себе.

– Да, я могу это сделать, – сказала Сю.

И это было правдой, я не сомневался в ней.

– Но представьте себе… вдруг он поверит мне… Предположим, он согласится положить свой сувенир рядом с моим. Допустим, что он примет вызов моего блефа? – сказала она с подобием улыбки на лице, не смягчившей, однако, напряженности ее взгляда и жесткой линии губ.

– Он этого не сделает, – ответил я более уверенно, нежели думал. – Он захочет подождать и обсудить это с Лорном. А тем временем, возможно…

Ее глаза оживились, и она ухватилась за намек, поняв его в желаемом для себя смысле.

– Вы хотите сказать, – прошептала она, – что вы, может быть… Что вам что-то известно… Что вы напали на след…

– Нет, нет, – сказал я сразу. – У меня есть лишь идея, но не более. Я рассчитываю на одного Лорна. Если только парижские детективы не прибудут сюда раньше.

Но мне не удалось убедить ее. Это было ясно видно по ее вопрошающему, нетерпеливому взгляду. Я был обескуражен, так как не представлял себя в роли детектива. У меня не было ни опыта, ни представления о традиционном подходе к этому делу. Я даже предпочитал чисто приключенческую литературу – рассказу о самом талантливом и умнейшем детективе.

Такой вкус, думается мне, основывается на контрастах: инженеру в его деятельности приходится очень много логически мыслить, причем результат его размышлений выражается цифрами. Понятно, он с большим удовольствием читает описания морского сражения или соперничества и борьбы двух мужчин, нежели следит за разрешением криминальной истории дедуктивным методом мышления.

Как инженер, я знал, что надежный результат при сложении зависит от того, насколько достоверны суммируемые цифры.

Именно эта неуверенность в слагаемых теперь меня беспокоила. Я спросил:

– Скажите, это ваш носовой платок?

Она поглядела на платок, который я вынул из кармана. Мне казалось, она хотела поговорить со мной на прежнюю тему и была недовольна тем, что я прервал ее. Однако выражение нетерпения на ее лице сменилось хмурым удивленным взглядом.

– Да, по-моему, это мой платок, – сказала она. – По крайней мере, он очень похож на мой и пахнет духами, которые я употребляю. Но я не уверена. Платок обычный, ручной работы, скрученный рубец и продернутые нитки… дюжины таких платков можно купить в любом магазине во Франции. Но почему вы спрашиваете?

Я не стал объяснять. Я просто сказал, что нашел его на полу.

– Не пойдете ли вы со мной? Я знаю, что ваш брат ждет вас, но это минутное дело.

Она по-прежнему казалась озабоченной, но пошла со мной в северное крыло. Когда мы проходили по коридору мимо одной из дверей, она, наверное, вспомнила о моих поцелуях, так как покраснела. Однако на этот раз ее шарф не зацепился.

Я попросил ее остановиться перед моей дверью и прикинул ее рост над уровнем окна. Было ясно, если даже учесть угол зрения из холла, что ее фигура была намного меньше того силуэта, который я видел ночью из холла. Мне следовало сразу сообразить это. Однако тогда я был введен в заблуждение бегущей темной фигурой в развевающейся черной юбке.

У меня не было времени объяснить это Сю. Я спросил:

– Вы видите напротив, на третьем этаже, пятое окно от угла? Это комнаты № 34 или 35. Входили ли вы туда в ночь первого убийства?

Не знаю, что она тогда обо мне подумала. Она удивилась, но не колеблясь ответила:

– Нет.

– Простите мою настойчивость, но еще один вопрос. Я не решался, мне было стыдно задавать его. И все же я спросил:

– Миссис Бинг утверждает, будто вы выключили свет в отеле в ночь первого убийства.

Глаза Сю начали расширяться, лицо побледнело и застыло. Проклиная себя, я отчаянно продолжал:

– Она говорит, что вы стояли у распределительного щита напротив ее двери и она видела, как вы опустили рубильник.

– И вы поверили ей? – печально спросила она.

– Нет.

Я взял ее за руки и обнял.

– Нет! Я не поверил ей, так как вы рассказали мне, где вы были в это время.

Она освободила свои руки и отошла от меня.

– Не знаю, что миссис Бинг видела, или ей это почудилось. Но я обо всем сказала вам истинную правду.

– Я знаю. Скажите, миссис Бинг дружна с вами?

– Нет, а что? Но мы и не враждуем. Мы почти незнакомы друг с другом.

– Не проявляла ли она к вам особого интереса?

– О, нет, ей-богу, нет, – сказала Сю. Она поняла, что я имел в виду, и простила меня.

– Если вы думаете, что миссис Бинг можно… подозревать в чем-то, – это нелепость. Она именно такая, какой кажется.

– Похоже, что я зашел в тупик. Пойдемте к вашему брату, а то у него возникнут подозрения. Я провожу вас до холла.

– Нелегко будет разговаривать с ним, зная, что если он выложит свой сувенир, то я этого сделать не смогу. Сегодня утром я уже хотела отказаться от всего и уехать, если бы полиция разрешила это. Теперь мне нечем удостоверить свою личность. В конце концов, зачем мне пять миллионов долларов?

Она сказала это задумчиво, будто не нуждалась в деньгах.

– Пятью миллионами нельзя пренебрегать, – с горечью сказал я. – Если вы нуждаетесь в центах, то придется бороться и за доллары.

Мы шли к холлу. Я полагал, что через два или три дня она навсегда уйдет из моей жизни. Вероятно, она будет помнить меня, так как трудно будет забыть события в этом отеле. Но это воспоминание со временем станет неясным и, в конце концов, вытиснится из памяти яркими впечатлениями ее будущего.

Самое большее через год она меня забудет. Почему-то я задал себе вопрос, где я сам буду через год? Вероятно, где-нибудь на краю цивилизации, в отдаленном и безлюдном месте. Звезды будут казаться мне ближе, и я буду смотреть на них ночами и представлять себе Сю: ее мягкие волосы и яркие губы, которые я целовал, ее глаза, которые смотрели на меня, сверкая загадочным блеском.

Я осознал, какой опустошающей была мысль, что я никогда не буду видеть ее вблизи, не буду ловить зов ее улыбающихся губ. Никогда не увижу ее изящно поднятого подбородка, золотого отлива волос, изящества рук и ее красивого тела.

Эта мысль была испепеляющей. Тяжело вдруг осознавать, что осталось так мало счастливых минут и они быстро и безвозвратно пролетят. Очень скоро, думал я, настанет будничное, серое существование и единственной отрадой останутся воспоминания о прошедших днях. Подобные мысли приводили меня в отчаяние. Но даже в эти минуты я не мог сказать ей ни слова. Я ничего не мог сказать этой девушке с миллионами.

Я жалел, что она не уехала до появления брата, жалел, что она не отказалась от своих притязаний, жалел о безумствах разного рода. Рассудок говорил мне, что я не буду долго испытывать невыносимые страдания, так как всякие воспоминания постепенно теряют свою остроту и бледнеют. Но стоило Сю обернуться в эту минуту, стоило ей попросить моей поддержки – все мои чувства прорвались бы наружу, Подобно большинству инженеров, я не красноречив и привык писать сухие отчеты. Лишь в очень редких случаях, в моменты большого напряжения, мне удавалось выражать словами свои чувства. Но я знал, что, когда это произойдет, поток не удастся остановить, пока он не иссякнет.

Однако она не обернулась. Когда мы подошли к лестнице, я успел пройти сквозь рай и ад. Я любил ее, но был намерен отказаться от нее. Я даже помогал созиданию того ненавистного блестящего пути, по которому ей суждено было удалиться из моей жизни.

Итак, я отступился, ни о чем не жалея, готовый снова испытать эти дни ужасов и счастья. Я почувствовал облегчение, заставив себя вернуться к занимавшему нас вопросу: как помочь Сю добыть эти проклятые миллионы, которые не только отнимали ее у меня, но даже подвергали ее жизнь опасности, угрожали ей!!

А время не ждало.

Френсис еще был в приемной. Когда мы вошли в холл, навстречу нам вышел Лорн.

– Ваш брат ждет вас, – сказал он, сделал паузу и посмотрел на Сю. Он казался неуверенным и обескураженным. Я и Сю остановились, ожидая продолжения фразы, однако он ничего более не сказал. Сделав какой-то странный жест, он пожал плечами и ушел.

Сю в недоумении посмотрела ему вслед, затем обернулась ко мне с вопрошающим видом. Но, конечно, я ничего не мог ей сказать; лишь почувствовал во взгляде детектива какое-то предостережение.

Сю вздохнула полной грудью, слегка кивнула мне и решительно вошла в старую затхлую приемную к ожидающему ее брату. Сю имела хорошую закалку, и в критические минуты мужество не покидало ее.

Я сел в холле так, чтобы видеть дверь, и стал ждать. Но очень скоро я почувствовал, что не в состоянии сидеть, и начал ходить взад и вперед, следя за дверью приемной, лифтом и коридорами. Беспокойство мое возросло, когда я вспомнил, что Марсель был застрелен у меня на глазах и я оказался бессильным предотвратить убийство. Нельзя было считать, что и с приездом Френсиса уменьшилась опасность для Сю. Его приезд был кульминационной точкой заговора. Стоило сейчас Френсису убедиться в том, что Сю – его сестра, весь заговор должен потерпеть провал. Наверняка это понимали и наши невидимые противники. А мы, блуждая в потемках в своем неведении, могли ожидать быстрого ужасного удара.

Обладание сувениром давало Сю какую-то защиту, теперь же, когда сувенир был украден, – эта защита исчезла. Заполучив сувенир, убийца должен был немедленно подставить замену для Сю, а ее убрать с дороги.

Оставалась лишь слабая надежда. Возможно, убийца не будет теперь считать Сю препятствием, поскольку она не сможет убедить брата в своих правах. Френсис, кстати сказать, будет только рад найти предлог для отказа. В конечном счете даже брат предпочтет иметь десять миллионов вместо пяти. Но эта надежда была очень слабой. Только убедивши Френсиса в том, что она его сестра, Сю получала гарантию безопасности. Но она пошла к нему с пустыми руками, без сувенира, значение которого было решающим. Она могла представить только свидетельство о рождении и браке, и если Френсис пожелает быть разумным и справедливым, эти бумаги помогут установить ее личность.

Мои нервы напряглись, когда я увидел в дверях Френсиса и услышал, как он сказал что-то Ловсхайму. Вскоре тот, тяжело переваливаясь, вышел из приемной. Закурив сигарету, я заставил себя успокоиться и подумал, что Ловсхайм пошел открывать сейф. Если Френсис убедится в подлинности этих давно написанных свидетельств, еще не все потеряно. Имея время, мы в случае удачи отыщем сувенир.

Но я не чувствовал себя спокойным. И для меня не было неожиданностью поспешное возвращение Ловсхайма, его возбужденный вид, жесты его жирных рук и крики о том, что его ограбили. Задыхаясь, он кричал, что из сейфа украли конверт с бумагами мисс Телли и ничего больше.

Но самым странным было то, что его возбуждение не было наигранным, оно казалось мне настоящим.

Глава 16

Ловсхайм, как и раньше, оставался таким же жирным, лоснящимся и плутоватым с виду, а Грета такой же обольстительной и что-то таящей в глубине своих выжидающих зеленых глаз. Но наблюдая этот переполох, собравший всех в холл, я был уверен, что ни Марк, ни Грета до этого не знали о пропаже конверта с документами. Я был уверен, что они искренне удивились, обеспокоились и расстроились. Я убедился, что они действительно желали, чтобы Сю получила этот конверт и уехала вместе с братом. Мои прежние теории в отношении Ловсхаймов были опрокинуты.

В это же время я с любопытством отметил, что они знали о наследстве и его получении гораздо больше, чем предполагала Сю. Френсис был крайне неосторожен в своих замечаниях и намеках, но Ловсхаймы ничему не удивлялись.

Прерывая яростные самообвинения Ловсхайма, Френсис, наконец, сказал:

– Эти документы не имеют первостепенного значения. Моя сестра…

Он сделал паузу и взглянул на меня, намекая на секретный характер этого дела.

– Насколько я понимаю, вы посвятили своих… друзей в это дело.

Он жестом указал на меня и Ловсхаймов. Такое объединение мне не понравилось.

– Только мистера Сандина, – сказала Сю, – который был…

– Хорошо, хорошо, – прервал ее Френсис, – все в порядке. Важно лишь то…

– Но я не говорила больше никому, – твердо продолжала Сю, не желая, чтобы ее прерывали. Френсис быстро взглянул на Ловсхаймов, и меня поразило странно спокойное лицо Греты. Отчетливо и непринужденно она сказала:

– Мать мисс Телли рассказала нам кое-что о необычных условиях, при которых мисс Телли должна получить наследство. Она сообщила нам это по секрету, в надежде, что мы окажем мисс Телли всяческую помощь. Она не имела других друзей.

Слова "других друзей" прозвучали мило, без умышленного подчеркивания, но тем не менее они полностью сохранили свое значение.

– Надеюсь, мне незачем уверять вас, что мы никому об этом не сказали. Есть опасения, что существует заговор, имеющий целью захват ее наследства. Но если он возник, то отнюдь не из-за того, что мы открыли кому-нибудь секрет, который доверила нам ее умирающая мать. Мы даже хранили его в тайне от мисс Телли. Мы понимали, что это деликатное дело и что оно таит опасности.

Она помолчала, затем неуверенно прибавила:

– Однако нам и в голову не приходило, что опасность может быть так велика. И у нас были связаны руки.

Убедительно, честно и обстоятельно.

Но мое растущее мнение о драгоценной паре тотчас дало большую трещину и рассыпалось. Уж слишком безукоризненным, честным и обстоятельным было это объяснение. В глазах мадам Греты было слишком много настороженности, и не случайно они сверкнули, встретившись со взглядом Френсиса. Казалось, она была готова выпустить когти и все ее мышцы напряглись перед решительным прыжком. Посмотрев на лицо Марка, я проникся прежними подозрениями, так как у него был глупый взгляд, в котором смешались чувства неловкости и страха. Они исчезали по мере того, как его супруга, обладавшая большей живостью ума, произносила свою речь. Он напоминал лодочника, который слишком поздно заметил, что летит прямо на скалу, и в самое последнее мгновение чей-то сильный взмах весла избавил его от гибели.

– Конечно, конечно, – сказал Френсис Телли, будто это не имело ни малейшего значения. Интересно, мог ли он так небрежно говорить, если бы пережил вместе с нами все это? Думаю, что нет. Я также подумал, что Ловсхаймы поступили бы по-другому, если бы были честными.

– Дело в том, что бумаги, находившиеся в вашем сейфе, совсем не нужны, – продолжал непринужденно Френсис. – У моей сестры есть простое средство доказать свою личность. Я полагаю, что она сейчас им воспользуется, чтобы покончить со всей этой неопределенностью.

– Я положу свой сувенир рядом с вашим, – приветливо сказала Сю.

Френсис резко повернулся и посмотрел на нее. Даже Лорн, который в критические минуты каким-то таинственным образом всегда оказывался поблизости, почувствовал что-то особое в ее голосе. Я заметил его пристальный пытливый взгляд, и мне стало интересно, что он думал. В Лорне было что-то странное, какая-то непонятная перемена. Она появилась с приездом Френсиса Телли. Трудно было сказать, в чем она проявлялась, может быть, в настороженности. Неизвестна была и причина этой перемены, не являлась ли она результатом каких-то полученных им сведений?

– Что вы хотите этим сказать? Голос Френсиса немного повысился.

– Только то, что сказала, – ответила Сю все еще приветливым тоном. Лицо Френсиса постепенно стало омрачаться.

– Но, моя дорогая девочка, ведь вам, а не мне нужно удостоверить свою личность. Вам не кажется, что вы путаете обстоятельства? – сказал Френсис.

– Нет, – ответила спокойно Сю. Как это ни странно, но в ее взгляде, брошенном на меня, вспыхнули веселые огоньки. Я с интересом отметил, что лицо Френсиса стало куда менее ласковым и кротким. Что-то он скажет? Как поступит? Он метнул взгляд в сторону мадам Греты, которая наблюдала происходившее своими кошачьими глазами, и сказал:

– Вы забываете, что я единственный арбитр в этом деле. И во всяком случае, сестра, нам лучше продолжить разговор в более интимной обстановке. Может быть, мы…

Он направился в приемную, и Сю покорно последовала за ним, успев, однако, взглянуть на меня. Я поборол желание напомнить ему, что он только что рассказывал о своих личных делах, даже не спросив, желаем ли мы в них вникать.

Грета тоже удалилась, резко сказав что-то Ловсхайму. Он ушел за ней, а Лорн, вопросительно взглянув на Френсиса, остался со мной. Некоторое время мы молчали, углубленные в свои мысли.

– Хорошо, – сказал я, зайдя в тупик в своих рассуждениях.

– По-моему, даже очень хорошо, – ответил Лорн ворчливым тоном. – Куда уж лучше!

Он внимательно следил за дверью приемной. Я спросил напрямик:

– Послушайте, Лорн, мне кажется, что вам известно об этом деле гораздо больше, чем вы говорили. Правда ли это?

Его подбородок скрылся в воротнике пальто, которое он не снимал из-за холода в отеле. Он неуклюже съежился на своем стуле, казался вялым и вообще приобрел какой-то невзрачный вид.

– И да, и нет, – ответил он. – Если я кое-что знаю, то не хочу преждевременно говорить об этом.

Он посмотрел на меня, но в его темных глазах я ничего не смог прочитать.

– Вы хотите сказать, что это меня не касается и мне следует заняться своими делами?

– Не совсем так, – сказал он со странной горячностью. – Но для вас, действительно, было бы лучше так поступить.

И даже не взглянув на меня, он добавил:

– Кажется, я не нужен мистеру Телли. Я лучше пойду и взгляну на этот сейф, который был так вовремя ограблен.

– Подождите, – поспешно сказал я. – Я нашел связь между Стравским и Ловсхаймом.

– Что?!

На этот раз мне удалось завладеть его вниманием. Находясь с ним, я всегда чувствовал, что он терпит меня, даже порой пытается меня успокоить, но никогда он не придавал значения моим рассуждениям. Однако на этот раз я заинтересовал его.

– Эта связь может выдержать критику полиции? – сразу спросил он.

– Возможно, что нет, – ответил я, мгновенно теряя большую часть его заинтересованности.

– Что же это? – несколько вяло осведомился он.

– В день моего приезда еще кто-то прибыл в отель, зарегистрировался в журнале после меня, и ему отвели комнату. Затем этот человек исчез. Даже его имя было изъято из регистрационного журнала. Кто был этот человек, если не Стравский?

– Откуда вам это известно?

На этот раз его скептицизм не поколебал моей убежденности.

– Это мое логическое заключение.

– Ах так! А из чего вы вывели свое логическое заключение?

Я коротко рассказал ему о кляксе и полотенцах, продолжая следить за дверью и прислушиваться. Когда я кончил, казалось, что история эта произвела на него впечатление, хотя он сразу указал мне, что мои предположения основаны лишь на исчезнувшей чернильной кляксе и нескольких словах Марселя об использованных полотенцах в комнате, которую все считали никем не занятой.

– Но все это согласуется с фактами, – упрямо сказал я.

– Нет, – грустно возразил он, – не согласуется. Это совсем не убедительно, но дает направление для расследования.

– Ну, значит, все же принесет вам некоторую пользу, – сказал я. – Надеюсь, вы согласитесь, что нуждаетесь в новых направлениях для своих расследований. Он не рассердился, но сразу остудил мой пыл.

– Вы считаете, что я проваливаю это дело, мистер Сандин? Полагаю, вам так кажется. Что ж, я не в претензии. Я уверен, что кажусь некомпетентным и мямлей. Но на деле я работаю не покладая рук, И результаты могут удивить вас.

– Я надеюсь, что так и будет, – сказал я, все еще расстроенный. – И я хочу сказать вам одну вещь, которую, надеюсь, вы оцените больше каких-либо перлов мудрости и проницательности.

Быстрым движением я вынул изо рта сигарету и встал.

– Дело в том, что мисс Телли и теперь в опасности. Мы знаем, она своевольна. Она может отказаться показать брату сувенир, пока он не покажет ей свой. Возможно, они оба боятся ловушки, и переговоры могут зайти в тупик или затянуться. И пока Френсис Телли не признает ее своей сестрой, она будет находиться в большей опасности, чем когда-либо. Приезд ее брата может форсировать события. Надеюсь, вы не забудете об этом?

Лорн тоже поднялся. Он посмотрел на меня странным, долгим взглядом.

– Не беспокойтесь, Сандин. Я буду помнить об этом. Его слова не принесли мне полного удовлетворения.

И в этот момент он свалил мне на голову новые раскаленные угли.

– Я вынужден вас предостеречь, Сандин, чтобы вы были… чрезвычайно осмотрительны в своем поведении.

Я был поражен скрытой значительностью его слов. У меня было такое ощущение, которое может появиться, когда, проходя по густому лесу, видишь, что кустарник тихо шевелится от того, что кто-то невидимый крадется рядом с тобой. В таких случаях всегда охватывает примитивный ужас, я ощутил его тогда, глядя на Лорна и слушая его слова.

– В чем дело? Что вы хотите сказать?

– Я не собирался говорить вам. Я объяснял полицейским, что вы делали сегодня утром перед тем, как открыли ставни в Белой гостиной. Но меня не слушали. Не уходите из отеля сегодня вечером, мистер Сандин, и не совершайте подозрительных поступков. В этом для вас может быть вопрос жизни.

– Скажите, ради Бога, что это значит?

– Полиция обнаружила отпечатки ваших пальцев на выключателе в Белой гостиной. Сделано предположение, что вы были там ночью. Следовательно…

Легкое выразительное пожатие плечами закончило его фразу.

Все предметы внезапно потускнели в моих глазах. Действительно, я пытался включить там свет. Это было накануне, перед тем как я видел промелькнувший силуэт священника. Я хорошо помнил это. Лорн следил за мной, подмечая малейшую тень, пробегавшую по моему лицу. Самым непринужденным тоном, на который был способен, я сказал:

– Я полагаю, эту улику приберегают для парижских детективов?

– Ну конечно. Я не хочу пугать вас, Сандин, но на это нельзя смотреть сквозь пальцы.

Я с удовлетворением отметил, что мое лицо не выдало моих чувств.

– Я не смотрю на это сквозь пальцы, – ответил я. – Я рассчитываю на вас и надеюсь, что вы поможете мне выпутаться из беды.

– Что ж, я постараюсь сделать все возможное, – угрюмо сказал он. – Но ни к чему оставлять повсюду следы своего пребывания.

– Послушайте, Лорн, кто убийца? Вы, должно быть, знаете это. Может быть, у вас есть предположения?

– В таких делах не следует спешить, – пессимистически предостерег Лорн. – Надо иметь полную уверенность в каждом факте. Нужно иметь доказательства. Нельзя делать поспешные выводы, как вы это любите. Но я должен сказать вам одну вещь, Сандин. Я предпочел бы сказать это самой мисс Телли, но сейчас не могу на это решиться. Поэтому я скажу вам.

– Ну?

Он сделал паузу, подыскивая слова, в его затуманенных, темных глазах не было ни выражения, ни эмоций. Наконец, он сказал:

– Я полагаю, было бы хорошо для мисс Телли повременить день-другой с переговорами.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказал. Ни больше ни меньше.

Я пристально смотрел на него, пытаясь прочесть объяснение в его затуманенных глазах и на его спокойном лице с женоподобным подбородком. Я не сказал ему, что при всем желании Сю не могла бы закончить переговоры.

– Он ваш клиент, – в раздумье сказал я. – Но вы не вполне доверяете ему. Однако причина вашего недоверия недостаточно основательна, чтобы открыто пойти против вашего клиента и предупредить мисс Телли, что ей не следует доверять ему. И вы предостерегали меня, зная, что я скажу ей.

Он смотрел на меня, не мигая, и ясно чувствовалось, что ему не нравилась моя манера открыто выражать то, что он делал дипломатическим методом. Он всегда имел пристрастие к напыщенному языку.

– Ну продолжайте же, Лорн!

– Я не могу сейчас сказать больше ничего.

– Вы должны. У нас слишком мало времени.

– Отлично, тогда я отказываюсь говорить, – упрямо ответил он.

У меня явилось дикое желание схватить его за плечи и вытрясти из него всю информацию или его подозрения. Могу прибавить, потом я всегда жалел, что не сделал этого. Но в то время я надеялся, что он имел наготове какой-то свой план. Я все еще верил, хотя не очень твердо, что Лорн был в этом деле нашим рулевым и, возможно, благополучно доведет наш маленький корабль, минуя скалы и водовороты, служа нам защитой от бед.

Его методы работы, таинственные недомолвки, чрезвычайный консерватизм часто раздражали меня, но я всегда помнил, что в критические минуты он оказывался находчивым и полезным. Он дважды выручал меня из очень скверного положения, и мы многим были ему обязаны. Но мне хотелось подтолкнуть его на быстроту действий, на которую его побуждали, кажется, лишь критические моменты. С самого начала он был непонятной личностью, мы всегда по-разному смотрели на каждый вопрос. И после его намеков на Френсиса и проявленного им ослиного упрямства наши дороги резко разошлись, и мы оказались в разных лагерях. По одну сторону были Френсис и Лорн, по другую – я и Сю.

Это разделение произошло очень скоро. Из приемной стали яснее слышны приглушенные голоса, и вдруг Сю вбежала в холл.

Ее щеки горели, а глаза сверкали гневом. Она выглядела возбужденной и настороженной. Она была подобна хрупкой парусной лодке, взлетевшей на гребень волны и отважно готовившейся встретить следующую. За ней вошел Френсис, также разгневанный, но проявлявший это менее приятным образом. Лицо его тоже раскраснелось, глаза сузились, и руки нервно двигались. Каждое слово Сю падало подобно маленькой хрупкой ледяной сосульке, но речь ее была вполне корректной.

– Надеюсь, вы не будете возражать, Френсис, если я расскажу о нашем разговоре мистеру Лорну и мистеру Сандину.

Она обратилась ко мне:

– Видите ли, я попросила разрешения Френсиса, чтобы мои интересы представлял адвокат. Я считаю, что так будет лучше, учитывая характер дела. Но мой брат с этим не согласен.

– Для этого нет никаких причин, – взорвался Френсис. – Я приехал сюда из Америки, чтобы разрешить дело с этой девушкой и дать ей возможность получить пять миллионов долларов. Пять миллионов! А она, вместо того чтобы доказать свои права, несет какой-то детский лепет о…

– Я прошу вас не перебивать меня, Френсис!

Было забавно отметить, что по мере того, как Френсис злился все больше, Сю становилась более спокойной и любезной, а это чрезвычайно раздражало ее собеседника.

– Я очень благодарна брату за его усилия, – продолжала она. – Хотя все могло быть сделано скорее – прежде чем я подверглась…

Ее приветливый тон слегка изменил ей, и она оборвала фразу, предпочитая не говорить о тех ужасах, которые ей пришлось здесь пережить.

– В то же время, я принимаю во внимание значение, которое имеет сумма в пять миллионов, о чем вы любезно мне напомнили. Учитывая значительность этой суммы, я полагаю, что будет правильно и уместно поручить адвокату ведение моего дела.

Глаза Френсиса еще более сузились. Я услышал за своей спиной легкий шелест и, заметив его быстрый взгляд, не сомневался, что появилась мадам Грета.

– Но послушайте же, Сю, – сказал Френсис умоляющим тоном, – зачем создавать шум вокруг этого… семейного дела. Все, что вам надо сделать, – это дать мне взглянуть на ваш сувенир. Если он окажется подлинным, все будет в порядке. Я возьму вас с собой в Америку, и вы получите все свои деньги. Вы скоро забудете обо всем, будьте же благоразумны!

– Но, Френсис, разве у вас есть какая-либо особая причина отказывать мне в адвокате? – спросила Сю так нежно, что, вероятно, Френсис сразу не осознал всю чудовищность ее намека.

Прошла минута или две, прежде чем накипевшая ярость Френсиса прорвалась наружу. Я испытывал гордость за Сю, которая так смело сражалась с ним, используя свои женские чары. Она сумела перенести войну на его собственную территорию, имея, по существу, одну видимость тяжелой артиллерии. Такая атака, подумал я, – чисто женский метод, защита не имела бы успеха. Сю атаковала так приветливо, изящно и спокойно, хотя я знал, что она воюет с пустыми руками.

– Вы хотите сказать, что не доверяете мне? – со злобой спросил Френсис.

– Какие вещи вы говорите! – воскликнула Сю, заливаясь звонким смехом, который уязвил Френсиса и поразил меня своей обманчивой нежностью. Многие женщины умеют поражать нас подобным образом. – Но почему вы говорите это? Как можно не доверять брату, приехавшему выплатить мне миллионы?

– Значит вы доверяете мне, – сказал Френсис, с трудом сдерживая раздражение. Он вновь бросил взгляд мимо меня. Обернувшись, я увидел мадам Грету, стоявшую неподвижно и смотревшую на него своими блестящими зелеными глазами.

– Почему же нет? – спросила Сю, презрительно пожав плечами.