Текст книги "Неукротимое милосердие. Откровения женщин мистиков из разных культур и времен"

Язык любви

Мирабай не была единственной, кто для выражения боли разлуки использовал язык любви. В этой же главе несколькими страницами выше мы уже видели, как поэзия Руми (женственного мистика в теле мужчины) стучится в двери сердец, приглашая нас вступить в особые отношения со страданием как вратами благодати. Такова и вся сюжетная линия «Песни песней», этого своеобразного эротического библейского писания, где невеста – архетип души, влюбленной в божественное, терзается в любовных муках по своему пропавшему жениху. И вот он появляется у дверей дома ее матери, а та ускользает, дабы любовники могли страстно предаться брачным отношениям. До появления жениха все настолько пропитано тоской, что с дверной ручки капает «сладкая струящаяся мирра». Как и во многих стихах Мирабай, в «Песни песней» повествование ведет читателя через порог тоски до экстаза единения.

 
На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя,
искала его и не нашла его.
Встану же я, пойду по городу,
по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя,
искала я его и не нашла его. —
 

«Песнь песней» 3:1–2

 
Положи меня, как печать, на сердце твое,
как перстень, на руку твою:
ибо крепка, как смерть, любовь…
стрелы ее – стрелы огненные,
она пламень весьма сильный. —
 

«Песнь песней» 8:6

«Гитаговинда», поэма, сочиненная Джаядевой в XII веке, – это еще одно понятное чувственное произведение, в котором любое различие между духовным стремлением и сексуальным желанием становится несущественным. «Гитаговинда» описывает любовные шалости Господа Кришны, который отдается его божественной супруге Радхе, когда та принимает образ пастушки (гопи). Далее он заигрывает с другими пастушками – со всеми без исключения, причем с каждой из них он занимается любовью так, как она больше всего хочет. Когда же Радха упрекает и покидает его, то он тоскует по ней. В конце концов они возвращаются домой, к сердцам и телам друг друга, и сливаются в экстатическом союзе, что после пережитой разлуки становится еще слаще.

Пышный язык поэмы выражает страстное желание души, которая должна вернуться к своему источнику – любви. Вот как здесь описывается насущная ситуация с Радхой:

«[Она] заявляет, что всякий шаг, сделанный ею, – шаг к твоим ногам: что означает огонь Луны, когда ты отвернулся; в Мадхаве она боится стрел бога любви; одинокая и несчастная, она думает о тебе».

А вот и намек на отчаяние Кришны:

«Снова и снова вздыхает он и следит, и борется, как пчелы в зарослях, и стелет, и перестилает, и продолжает следить: измученный любовью и сбитый с толку, он все еще ждет».

А вот как выглядит исполнение их желания:

«Когда его сковывают руки возлюбленной, сдавливает тяжесть ее груди, ранят ногти и зубы ее кусают его губы, когда его прижимают бедра, а рука, схватившая за волосы, наклоняет его, и он опьянен медом, что источают ее уста! Как сладостен путь любви!»

Как в западной, так и в восточной версии этой великой истории любви влюбленные начинают жить вместе, а затем их отрывают друг от друга. И только потом они находят путь, пройдя который снова оказываются вместе. Такой путь возвращения может оказаться мучительным. На самом деле горе и есть тот философский камень, который превращает свинец тоски в золото единения. Целостность – это целебная трава, которая растет на почве утраты. В разных мифах и разных культурах в разные века мы находим свидетельства о силе романтической любви, описывающие отношения между каждым существом и Единым.

Где-то в глубине души мы распознаем эту динамику изгнания и возвращения. Мы помним о том, что наш источник – любовь. Мы страдаем от иллюзии, будто нас оторвали от корней нашей души. Мы стремимся вернуться домой. Каждую освоенную нами практику мы используем, чтобы вернуть себе право принадлежности к Единому по рождению. А когда нам удается достичь мимолетных моментов такого единения, мы осознаем, что изначально никогда не были разделены надвое. Мы всегда были одним целым и навсегда останемся им.

Язык любви подобен космическому кораблю, который, проносясь сквозь слои иллюзии, доставляет нас к истине главной связи с божественным, а также взаимосвязи со всем творением. И это вовсе не строчка из мистического стихотворения, испускающего жар любовной тоски и опьяняющего вином единения, цель которого – пробудить в нас жгучее желание и раскрыть способность к слиянию.

Именно по этой причине я живу в обществе мистиков всех духовных традиций. Вот почему, отправляясь на пешую прогулку, я кладу в рюкзак вместе с яблоками, шоколадом и солнцезащитным кремом томик поэтессы в небесном одеянии Лаллы или сонеты Шекспира. Живя в отдельном теле, постоянно сталкиваешься с возможностью забыть, кто я (избранная возлюбленная Святого Единства, как и вы). Хорошее стихотворение пробуждает меня и целует в веки, когда я снова засыпаю.

Не стоит думать, что наша влюбленность в божественное спасет нас от всех страданий человеческого состояния. Иногда нас предают партнеры, а наши мертвые никогда не воскреснут. Но когда наше сердце открыто – даже в аду, в нем есть место для Возлюбленного. И в самые темные ночи нашей души, когда мы знаем только, что не знаем ничего, именно присутствие сакрального может незаметно проявиться, смешиваясь с нашей болью и соединяя нас с любовью, которая никогда не умрет.

Для более углубленного понимания

В своей духовной биографии «Книга моей жизни» Тереза Авильская приводит слова требовательной и одновременно любовной молитвы:

«Разве не недостаточно для тебя, Господь, – сетовала я, – что держишь меня привязанной к этой жалкой жизни? Из любви к тебе я терплю все это и смиряюсь с тем, что живу там, где все мешает мне насладиться тобою. Здесь я должна есть и спать, что-то делать и поддерживать разговор с каждым. Это мучает меня, Господь, но я совершаю все это из любви к тебе. В те редкие мгновения, что остались у меня для наслаждения твоим присутствием, – как можешь ты прятаться от меня, мой Возлюбленный? Можно ли такое сопоставить с твоим состраданием? Как может твоя любовь ко мне позволить себе такое? …Не мирись больше с этой разлукой, о Возлюбленный мой! Молю тебя увидеть, как сильно ты ранишь того, кто так сильно тебя любит!»

А чего вы сами хотите от Святого Единства? Напишите письмо к Возлюбленному с изложением ваших потребностей. Не ограничивайте себя. Когда закончите, прочтите его человеку, которому доверяете. Возьмите с него слово не давать никаких отзывов – негативных или позитивных, достаточно просто выслушать и стать свидетелем.

 
Вот горизонт чист
Пожар уничтожил всё
Птичка летит в дом
 

4. Переплавка. Растворяясь в Едином

Начало

У вас пропало желание быть кем-то особенным в тот самый момент, когда вы, переживая горе или предаваясь тяжелым думам, испробовали эликсир уничижения. Господствующая культура приучила вас создавать некий образ и защищать его всеми возможными способами. Проект бесконечного самосовершенствования, подпитываемый ненавистью к себе и увенчанный реалиями человеческого существования, лишь укрепил иллюзию вашей отдельности от источника. Но сочетание духовной практики и трагических потерь положило конец такой игре. И вот вы с облегчением сдаетесь.

Ваша капитуляция незаметна. Вы всё еще заняты продвижением своей работы в социальных сетях и пытаетесь ограничить потребление углеводов, практикуете йогу и выбираете, что надеть. Но происходит это не от того, что вы в самом деле считаете себя личностью, отдельной от всех других существ на земле или от Святого Единства. Просто вы пришли к пониманию, что действующее эго является необходимым сосудом, где воплощается душа. Эго для вас больше не является проблемой. Просто вы не воспринимаете его всерьез. (Именно это его и раздражало раньше, если учесть его самомнение. Но оно к этому привыкло.)

В молодости вы признавали высшую реальность за Возлюбленного, развив при этом мощное влечение. На протяжении десятилетий ваши роли периодически менялись. Вы были искателем и были искомым. Со временем, в моменты полной тишины или невыносимой тоски, любящая и Возлюбленный сливались в одно целое. Оставалась одна любовь. Такое характерное состояние напоминало пустоту, но при этом ощущалось как полнота. Вы пришли к пониманию, что не только все это время были связаны с Возлюбленным, но что вы и есть искомое.

Вы ожидали, что Бог станет той наградой, которую вы получите после всей этой трудной работы по его поиску. Но объект, который вы принимали за себя, не существует, а значит, и субъект, который вы называли Богом, также нереален.

Казалось бы, подобное озарение должно повлечь опустошительные последствия, но это не так. Это забавно. Посмеиваясь над космической шуткой, вы приступаете к работе. Вам предстоит строить храмы, разрабатывать учебные программы, сочинять сонаты, создавать стартапы. За свою невозмутимость вы заплатили сполна. Частые вспышки гнева полностью искоренили ваше личное мнение на этот счет. Многочисленные переплавки послужили причиной того, что вашим единственным выбором стала потеря формы. Кто знал, что растворение будет столь сладостным?

Шакти

Демонтаж наших ложных структур – священная работа, неразрывно связанная с творчеством. Феникс возрождается из пепла. Воскресение не бывает без распятия. В индуистской мифологии Шакти является первичной энергией Вселенной. Она – воплощение силы и могущества, проходящее через все творение, оживляющее и питающее все сущее. Все формы – это проявления Шакти. Она Великая Мать. Она – источник, из которого берут начало все другие богини. Она – тот пламенный растворитель, который порой, спонтанно или в ответ на определенные духовные практики, проникает к нам в душу и устраняет границы отдельного существа, восстанавливая наше важнейшее единство с высшим существом.

Шакти – супруга Шивы, бога разрушения и преображения. Такие отношения никоим образом не подразумевают ее раболепия. Без Шакти не может быть Шивы, они переплетены и взаимозависимы. И если Шива представляет трансцендентную природу божественной реальности, то Шакти является имманентностью. Она – сила воплощения, сотворенное из плоти слово, Большой взрыв. Шакти – это не только движение Единого ко множеству, она освобождает и от иллюзии разделения.

Кундалини

Одна из излюбленных форм Шакти – кундалини. Она пребывает в тонком теле, свернувшись в виде змеи у основания позвоночника, в корневой чакре. Духовные практики, например медитация и визуализация, дыхательные упражнения и распевание мантр, способны пробудить эту дремлющую жизненную силу. Подобно электрическому разряду, Шакти поднимается, излучая свет, раскручиваясь в каждой из чакр, пробуждая и освещая ее, и наконец прорывается через тысячелепестковый лотос верхней чакры. Таким образом Шакти сливается с Шивой – чистым сознанием. Проявленное растворяется в непроявленном, а затем опять нисходит в форму в этом вечно разворачивающемся космическом танце становления и растворения.

И это не такое уж редкое состояние, как может показаться. Пробуждение кундалини, как и любой мистический опыт, – наше неотъемлемое право. В течение жизни у нас бывают бесчисленные моменты, когда истово молясь или занимаясь искусством, пребывая в печали или предаваясь любви, мы естественным образом делаем шаг в сторону от своего пути и становимся чистым каналом, по которому течет первоначальная сила творения. Сила эта женского рода. Она – творческая, необузданная – не обязана спрашивать разрешения, чтобы прорваться сквозь наше существо и нас использовать. В тантрической философии, где особо подчеркиваются наши отношения с Шакти и признается потенция кундалини, а не попытка преодоления телесного опыта, рекомендуется использовать энергию жизни для ускорения пробуждения.

Некоторые переживания кундалини довольно яркие, и благодаря им на всю последующую жизнь мы приобретаем более широкий доступ к экстатическим состояниям. Другие же более ординарны. Да, они изменяют нас неким последовательным образом, однако они лучше вплетены в ковер наших дней, а не стоят особняком, как шоковые переживания.

Моя подруга Дороти Уолтерс – один из таких примеров спонтанного и полностью трансформирующего пробуждения кундалини. Дороти преподавала в колледже английский язык и изучала проблемы женщин в Канзасе. Когда ей было пятьдесят три года, то безо всяких на то причин ее кундалини внезапно вознеслась, сметая прежнюю привычную жизнь и перенося ее на путь любовного томления и экстаза. Недавняя госслужащая, дама из академических кругов, превратилась в неистового мистика. Теперь ей за девяносто, но Дороти все еще отзывчива к страданиям мира и по возможности старается их облегчить. Она проводит дни, в основном сочиняя стихи, достойные великих мистических поэтов прошлого Руми и Мирабай. Читая стихи Дороти, обращенные к Возлюбленному, мы не только становимся свидетелями ее переживаний божественного единения, но и непосредственно участвуем в опыте любви.

Преданность

Есть такие люди, например великий индийский святой Ним Кароли Баба (последователи любовно называют его Джи Махараджи), которые представляют собой особо чистые каналы для Шакти, и одно их присутствие помогает каждому, кто находится рядом, пробудить сознание и открыть сердце. Мне не довелось увидеться с Джи Махараджи, но не было такого момента, когда он не служил для меня окном к Богу. Мне было всего девять лет, когда культовая книга Рама Дасса «Будь здесь и сейчас» вышла в печать и связала этого удивительного святого из Гималаев с миллионами западных искателей. Среди них – родители мои и моих друзей, мои учителя и соседи по микрорайону, где проживали представители разных культур. Так воспринимали Иисуса Христа другие люди: это была священная земля, где они росли и по которой ходили, пробный камень, родительский дом.

Незадолго до своей внезапной смерти 11 сентября 1973 года (мне было тогда двенадцать) Джи Махараджи внезапно прекратил свою пожизненную практику записи «РАМ-РАМ-РАМ» в маленьком дневнике и передал его одной из ближайших учениц, Сиддхи Ма (позже названной Матаджи, «любимая мать»). Он наказал ей повторять божественное имя. После его ухода стало ясно, что этим он давал знак: Сиддхи Ма должна продолжить его родословную и позаботиться о его учениках, храмах и религиозном воспитании.

В продолжение многих лет «ма» (индийские женщины, преданные Джи Махараджи) были вынуждены находиться в дальних комнатах его ашрамов, и прибывшие с Запада могли даже не догадываться об их существовании. Но они были там, за кулисами, заботясь о любой физической потребности Джи Махараджи, чтобы он мог заботиться о любой духовной потребности своих последователей снаружи. С присущими ей смирением и добродушием Матаджи распахнула объятия для обширной семьи Джи Махараджи после его ухода и встречала нас под своим кровом вплоть до собственной смерти в конце 2017 года.

В октябре 2010 года, на девятую годовщину смерти моей дочери, я совершила паломничество в ашрам Каинчи, в главный храм, где Джи Махараджи давал свой даршан (созерцание божественного в форме гуру) паломникам с Запада в начале 1970-х годов и где Матаджи еще жила в теплое время года. Этот ашрам расположен в предгорьях Гималаев в самой северной части Индии. Он находится менее чем в ста шестидесяти километрах от Нью-Дели, но чтобы добраться до него на машине, потребуется десять часов. Миновав впечатляющие горные перевалы, дорога спускается в долину Кумаон.

Оказаться в Каинчи – это все равно что перенестись назад на тысячу лет. А быть рядом с Матаджи – все равно что вернуться домой. После потери дочери мой жизненный путь стал для меня невыносим. Хотя прошло уже почти десять лет, я приехала сюда с измученной душой и разбитым сердцем. И дело было не в том, что Шри Сиддхи Ма обладала какой-то магической силой, способной меня исцелить (хотя это и возможно), или что она владела метафизическим видением, умеющим выходить за пределы этого мира (тоже возможно), или же что она щедро одаривала меня состраданием (этого она не делала). Все было проще: она смотрела на меня с полным вниманием и она видела настоящую меня. Именно это происходит, когда рядом находится полностью присутствующий в настоящем моменте человек. Такие люди видят тебя насквозь. А быть полностью видимым – редкая и преображающая вас удача. Мне кажется, что способность к подлинному присутствию, свойственная пробужденным существам, является свидетельством собственного уничтожения: их отождествление с отдельным «я» растворилось в океане Единого. Все, что осталось, – это чистое присутствие.

Сидеть рядом с Матаджи и петь для нее, простираться у ее ног и следить за тем, как она делает пранам (поклоны) перед храмовыми богинями, – всего этого было достаточно, чтобы мой скептицизм в отношении гуру исчез и вместо него проявилось стремление к благоговению. Но самым подлинным и настоящим для меня в этой великой женщине была не преданность, какую она вызывала во мне, а ее преданность Джи Махараджи. Шри Сиддхи Ма была для меня олицетворением отношений между гуру и его учеником, и свет этого можно было видеть и пробовать на вкус. Все в Матаджи указывало на Джи Махараджи. Все хорошее принадлежало ему, и всякое страдание давало шанс пройти по огненному следу напрямую в сад его любви.

Умри до своей смерти

Мистики разных традиций и обоих полов поют нам о радости сгорания. Но что сгорает? Наша привязанность к ложному о себе представлению. Иллюзия отдельности от божественного. «Умри до своей смерти», – говорил пророк Мухаммед (а также искусный учитель недуальности Рамана Махарши). Руми говорил о блаженстве быть виноградной гроздью, которую давят, ибо она станет вином для Возлюбленного, или о блаженстве быть горохом, который Великий Повар бросает обратно в котел, когда тот из него выскакивает. Поэтесса традиции бхакти Мирабай воспевала безумную мудрость куропатки, «глотающей горящие угольки из-за любви к Луне».

Будучи представителями западного мира эпохи постмодернизма, мы делаем ошибку, отождествляя самоопустошение (известное как кенозис в христианской мистической традиции) с проблемой самоуважения. Стремление мистика стать ничем вызывает у нас оторопь. Как-никак, мы упорно трудились и занимались терапией, чтобы прийти в себя от эмоционального насилия и вернуть себе устойчивое чувство собственной значимости. Семинары на тему «сознания процветания» и так называемый закон притяжения – успешно развивающийся бизнес. Мы пишем для себя крохотные утверждения, наклеиваем их скотчем на зеркало в ванной или помещаем в особую «божью шкатулку». Нас направляют, чтобы мы имели границы, и мы сами поощряем других иметь границы.

Границы могут отгородить нас от Святого Единства и заманивать в ловушку иллюзорного опыта разделения. Может, все это лишнее? Пусть границы исчезнут. Путь мистика – это путь отречения, путь отмирания ложного «я». Только так может возродиться наше истинное «я», божественное «я» – сияющее, божественное существо, которым мы на самом деле являемся. И дело не в том, что прежнее «я» – наша личность, эго и истории, которые мы рассказываем о своей жизни, – дурное или порочное. Когда мы обретаем чудесный дар взаимосвязи с Единым, осознаем главную пустоту нашей индивидуальной идентичности, то представление о независимости становится куда менее убедительным. И это путь женственный, это путь соединения.

Путь скромных цветов

Иногда для соединения нужно умереть. Женщины-мистики относятся к этому нормально.

Чем более пробужденными и доступными мы будем во всех аспектах нашей жизни, тем более элегантной и милостивой станет наша смерть. Мы приносим себя в жертву на тысячах алтарей – больших и малых, осмелившись вырвать своего Возлюбленного из цепких когтей косной системы верований, чтобы снова сблизиться с Единым. Мы идем на жертвы, возвышая женский голос и защищая Мать-Землю. Мы умираем каждый раз, когда наши дети сталкиваются с жестокостью или болезнью. Каждое предательство, разрушенная иллюзия или разрыв отношений – это смерть. Большинство мистических традиций твердят нам, что способ улаживания таких разрывов и определяет наш уход из этого мира.

Уничтожение ложного «я» не обязательно должно быть жестоким, насильственным, болезненным. Таков мужской путь – вести войну со своими заблуждениями. Вместо того чтобы сражаться за преодоление индивидуального эго, женщина-мистик чествует взаимосвязь. Мы можем признать нашу малость перед лицом устрашающего величия творения. Такой сдвиг в перспективе вовсе не означает, что мы не берем себя в расчет или что наши действия вовсе ничего не значат. Суть в том, что теперь мы можем расслабиться и постараться создать нечто прекрасное для огромного космоса, в котором мы живем.

«Не обязательно вершить великие дела, лучше делать небольшие дела с большой любовью», – заявила, перефразируя французского мистика XIX века Терезу из Лизье, мать Тереза Калькуттская, гуманистка из века XX. Стремление Терезы сделать из повседневной рутины подношение во славу Господню, характеризует все ее недолгое воплощение. Она называла себя «скромным цветком» в божественном саду – не важнее других и не менее прекрасной, чем любые другие. Быть простой маргариткой на божественной цветочной клумбе – разве уже не прекрасно? Это настоящее благословение.

Хотя Тереза была сторонницей духовной обнаженности, это вовсе не означало ее пассивности. Тереза культивировала в себе пробуждение каждой клеткой своего мужественного сердца. С тех пор, как она себя помнила, ей всегда хотелось быть святой. Ее детское желание сбылось. Мать Тереза умерла от туберкулеза, она жестоко страдала физически и была опустошена святым сомнением и безумной влюбленностью в Бога. Обилие чудес, последовавших после ее смерти, в том числе спонтанные исцеления, пережитые теми, кто ей молился, и сопровождаемые ароматом роз, приписывается этой святой, известной своим смирением.

Величие Терезы заключено в ее малости. «Скромный цветок» продолжает дарить пути красоту, напоминая о том, что мы должны раствориться в великом саду, где мы обретаем свое истинное бытие. Каждый раз, когда мы противостоим соблазну купить новую блестящую вещь или защищаемся от ложных обвинений, когда выбираем простоту вместо сложности или доброту вместо правоты, мы снимаем с себя еще один слой, отделяющий нас от сути любви.