Текст книги "Хардкор"

И вот так постепенно простой обмен пластами превращался в самодостаточный рынок, задолго до начала перестройки. Все было нужно, и нужно немедленно. И вот поэтому, за неимением муляжей, в ход шли настоящие боевые патроны. Я тогда чуть не поседел, когда на двадцатом протоколе следователь достал мешок из-под школьной обуви. А там было восемь столов и восемь следаков, потому что народищу было принято немеряно. Я тогда проходил с кожаными джинсами, в смысле из кожзама. Следователь тогда с трудом подавляя зависть на лице, спросил: «Кожаные?» «Не, из заменителя. Жене купил». Причем видно было, что бытовой интерес превышал служебный долг. Я, конечно же, занизив сумму в два раза, чтоб не превышало сумму зарплаты, ответил, что двести – хотя на самом деле было четыреста. И вот смотрю, товарища моего уже пытают, потому что нашли патрон и мешок с патронташем. А на мешке от сменной обуви чего-то написано, типа ученик Алешин или что-то такое. И же пробивают насчет оружия, золота, наркотиков. Это были вилы выкидные.

А в другом лесу меня приняли прямо на месте покупки другого артефакта. Какой-то человек на заводе «Знамя труда» сделал палицу с наборной ручкой, металлическим шаром размером едва кулака и пятисантиметровыми шипами. Шедевр токарного искусства. Я тогда понял, что если я её не куплю, то другой такой вещи уже в своей жизни не встречу. Тогда был на подъеме Manowar с рыцарской эстетикой и я, увидев сей артефакт, подумал: «Да-а-а…»

И только я купил, тут же меня под ручки и повели люди в плащиках. А остальные, как стая рыб: видят, что хищники шарятся, но почему-то думают, что их это не коснется. Стоят, видят, что приняли, и все равно продолжают торговые операции. Тогда все кончилось мирно. Все видели, как я ее приобретал, и просто меня подвели к изготовителю, который отсчитал мне деньги назад, а его тоже отпустили, предварительно объяснив, что «мановар мановаром», но тут, мол, бегает какой-то маньяк, который подобным орудием труда уже насамоварил десяток трупов. Стращали, журили, пытали, но не сажали, потому что уже тогда было ясно, что все это должно вот-вот измениться.

М. Б. Ты перескочил, не обозначив цифры.

С. О. Ну, представь сам. Если из одной электрички, на какую-то глухую станцию вываливала толпа, то на платформе не хватало места. Причем все не успевали выходить, срывали стоп краны, и девушка, которая продавала три билета в день, увидев такое, начинала голосить в мегафон: «Старший группы, возьмите руководство по движению людей с перрона». Не знаю, за кого нас могли там принимать, видимо, за экскурсию по местам боевой славы, но было смешно.

И вот таких электричек было до пяти за день. Были случаи, когда собиралось по несколько толп. Одна толпа уходила налево и утаптывала там на снегу поляну, вторая толпа размещалась где-то слева от платформы; а третья толпа, состоявшая из проспавших и ленивых, уже часам к двум приезжала и металась между ними. Когда толпа маленькая, все начинали друг друга искать. А на таких глухих станциях гудение толпы было слышно издалека, и заблудиться было сложно. И вот когда все эти бздявые филофонисты разбегались, то на полянах оставались брошенные витрины из пластов и вещей, такой лесной магазин.

Я тогда уже решил все свои интересы: и эстетические, и экономические. Меня просто перло не по-детски, а вокруг было много аморфных и непредприимчивых людей. Покупая клепку по кощунственным ценам в рубль, сделать ремень с двадцатью пятью клепками, а потом можно было легко продать его за пятьдесят рублей! Я уже ходил по заводам и предлагал сделать мне этих клепок по баснословным для работяг суммам. Наверное, выглядел я как сумасшедший – из тех, кто ходит сейчас по кабакам и, не найдя чего-то там в меню, просит: а зажарьте мне вот этого попугая из клетки… Что бы там ни говорили про цеховые производства и кооперативы, там, на этих толпах, и происходило зарождение капитализма. Люди начинали понимать цену деньгам и своим возможностям. Цеховиков и кооператоров было– единицы. Люди хотели, но не было ни регламента, ни законов. Я помню, как приходили люди, а регистраторы не понимали, чего от них хотят. Приходит чел, говорит: «Хочу кооператив». «Какой? Чем хотите заниматься?» «Какое вам дело? Хочу покупать все, что подвернется под руку, и тут же это продавать, чтобы иметь свою маржу». А те не понимали: «Чего хотите поиметь, кого?..»

И только тогда, когда Артем Тарасов принес и вывалил на стол партийным бонзам миллион рублей из чемодана, эти бюрократы зачесали репы. Как так, миллион, почему миллион? А тот сказал – миллион рублей партийных взносов. И пошли прикидки насчет его состояния и собственной несостоятельности. Вот тут-то их жаба и придавила: пошла структуризация под то, чтобы все эти бонзы продолжали сидеть, а все предприниматели приносили им чемоданы и кланялись. В тот момент надо было быть отчаянным авантюристом, и такие были. Тот же Андрей Разин за год нагнул весь комсомольский шоу-бизнес со своим дурацким «Ласковым маем». Или Айзеншпис, который после тюрьмы уже не боялся ничего.

Сейчас еще более выгодная ситуация, потому что тогда стартовать было гораздо сложнее. Тогда можно было реально подвести под статью 88 и упаковать по полной. В государстве был такой развал, что первые, кто перестроились, были люди из ОБХСС. Комитетчики того периода были чуть чище, и в итоге обэхэссники первые поняли, что торговать выгоднее, чем воровать. А чиновник, наживший маржу за галочку, преступником был тогда и остается им и сейчас. При этом глюк в виде государства с середины восьмидесятых представлял из себя группу рях, которую все время показывали по телевизору, не более.

Но были же и простые люди, которые пытались в этих условиях организовать рынок в его первичном экономическом понимании. Еще на подъездах к перрону в вагонах начинались биржевые сводки: что там поперло, Metallica или Judas Priest. И те пласты, которые можно было купить за тридцатку, в этот день за семьдесят рублей уже было не найти. Живые сводки и котировки давали прибыль в два конца за полгода. Ну и новинки, конечно же, которые сметались на корню. Сарафанное радио срабатывало четко. Tears For Fears не бери, говно типа Scorpions…

В одну субботу привозили все новое, а пионеры, которые отслушали чего-то там, уже ходили и пытались отдать свои диски за полцены и добить за новинку. Причем эти пионеры налаживали свой бизнес тоже с выгодой. Купленный пласт тиражировался на весь район по пять рублей кассета, и сумма в пятьдесят рублей отбивалась полностью. При этом, если ты хотел обзавестись новыми связями, выпить водки под шашлычок и еще сделать деньги, послушать новую музыку и прикинуться по-человечески или наоборот, – то это было то самое единственное место. Это не КСПшники, одинаково одетые, как китайские хуйвейбины, со своими одинаковыми песнями и одинаковыми бородами и гитарами, одинаковыми девушками с макияжем а-ля Дженис Джоплин. Макияж фри… Те же самые «совки», только на выгуле.

Тогда же стали появляться первые майки непонятного производства– то ли польские, то ли венгерские. Братья по соцлагерю тоже активно включались в неформальную индустрию, и из Польши потянулись всевозможные виды маек и нашивок.

М. Б. А перепродажи «бритых маек»! Когда ношенная майка покрывалась катышками, ее брили, упаковывали и продавали как новую…

С. О. Да-а, уже подзабывать стал; ну так двадцать лет все-таки назад было. Мерчендайзинг хилял по всем направлениям, что было удобно. Надоело-продал, захотелось– купил. С теми же футболками. Можно было круглый год еженедельно менять футболки, которые даже стирать-то не надо было. Прямо с себя снял, другую надел. Возможно, по этой причине костяк московских металлистов не погряз в чуханизме и всегда был одет как с иголочки.

Да, конечно, менты усиливали прессинг, и в конце концов практически на всех станциях, где было возможно размещение такой массы людей, стояли патрули и засады. Нужно было уже другое место. В итоге с 84-го года, когда закрылись Химки, по 87-й год никто не мог договориться о месте – поэтому и приходилось скитаться по лесам. Именно эти времена участники вспоминают с наибольшей теплотой в сердце, потому что там присутствовал дух братства. Тогда же, в 86-м году, на толпах стали появляться любера и стали грабить вдоль дороги задержавшихся пионеров и чуть ли не тут же это все скидывать. Такое случалось, когда кто-то, заторговавшись, вдруг обнаруживал себя в окружении бандитских рож: в лесу, и бежать некуда. Жертва сразу же понимала, что она жертва, и отъем капитала происходил с молчаливого согласия ряженых милиционеров.

Как-то на «куче» появилась толпа гопников, которая приволокла какую-то немерянную битку – и как по улице слона водили, будто на показ. Видно их было сразу; но меломанам пофигу, а они уже какого-то подростка прижимают. И тут один металлюга с позывными Шрам впрягается за пионера. Он потом стал каким-то бандосом и разбился при перегоне из-за границы какого-то джипа.

Я, хотя и был в авторитете, но тогда смалодушничал; а вот этот Шрам, безвозмездно, не будучи русским народным богатырем, вышел против этого слона и забил его об близстоящие пеньки. Причем все были еще не богатырями, но природа брала свое, и метаморфозы были разительные. Диано, Хирург– все, будучи изначально смешными, как-то в один момент расправили плечи, даже Гриша Фары-Гары. Так и Шрам, впоследствии возникший на Горбушке, уже был богатырского телосложения. Так и Тема со Шведом, за годы бурной боевой молодости постепенно поднабрали массу, да и лица, украсившись боевыми шрамами, приобретали зверские оттенки. А я – как был бухгалтером, так бухгалтером и оставался.

Вся эта борьба каждую субботу закончилась тем, что в конце концов толпа осела возле ДК Горбунова. Инициатором Горбунова был все тот же Боря Борода со своими бородатыми товарищами, которые стали пробивать площадку в Москве. После открытия Горбушки все уже не помещались внутри, и тусовка происходила на улице. Культовый статус уже был такой, что люди ехали со всех концов страны. Тут же при этой толпе комсомольцы пристроились со своими рок-фестивалями, и жизнь заклубилась вновь.

А концерты тогда уже проходили по всей Москве. В Измайлово, помню, посещал вместе с Отиевой концерт «99 %» – и вокалист пел так, что у него горлом хлынула кровь. А это было особенностью местных концертов – выкрутить ручки на пульте на полную, чтобы музычка превратилась в какофонию и голоса певца слышно не было. И то ли он старался все это перекричать, то ли просто старался, но сорвал себе все, что можно. Звукооператоров и аппаратов нормальных не было, и получалась, как говорил В. И. Ленин, нечеловеческая музыка– какофония. Шостакович напополам со Шнитке. Шостакович чего-то там делил, а Шнитке стоял рядом и говорил: «Только винтаж»… Когда выступал «Шах», публика припухала. Непонятно, откуда брался этот западный подход у цыганских братьев Гарсия. Когда они приезжали ко мне со своими катушками, я понял: Gipsy rocks курят.

На концертах появлялись первые неформальные девушки. Нет, конечно, были еще жены музыкантов и тусовщиков, та же Маша Крупнова, моя и джониковская жены. Но были и отдельные персоналии, которых стоит отметить. Ходили такие две девушки, как в индийском фильме «Зита и Гита», ходящие вместе. Была жена Хирурга Юля, Двинская Аня, Афонина, которые забили на свою женскую программу и мерканто. Не было таких расчетов, как у девушки Ким Ир Сена, которая при первом же случае вышла замуж за музыканта Les garsons bouchers и свалила за бугор. Просто были девушки, которым было интересно, что в этом клубке творилось, и которым нравились отрывные богатыри неформального мира. И за этими девушками вереницей потянулись особи женского пола помельче. Аня Двинская приглашала к себе рокерскую тусовку, и ей искренне нравилось такое общение. Это, видимо, сказалась общая тенденция, когда девушки – дети состоятельных и образованных родителей, начитавшись рыцарских романов, видели в неформалах проявление рыцарского духа. Что было, кстати, небезосновательно. На фоне советского жлобства так оно и было. Та же Ира Грунгильда со своей подружкой Юлей Локомотив всегда чувствовала себя счастливой рядом с викингоподобными богатырями и наряжала их своими изделиями, как новогодние елки… Хирурга наряжала она с особым рвением: во всякие аксельбанты из телефонных шнуров и какие-то кольчуги, над чем по-доброму потешались многие рокеры. Три подруги было: Афоня, она же Грунгильда, Юля и жена Ганса. Причем, самые первые девушки-металлистки стали появляться еще во времена лесных столпотворений. Только люди, выбивающиеся из всех правил, были способны привести девушек на такие мероприятия, и такие были. Девушек на самом деле было много, но были такие, которые специально приезжали, чтобы стать металлистками или просто почерпнуть недостающую в те времена информацию.

Была такая маленькая девушка белокурая, которую сразу же окрестили Дорой – из-за Доры Пеш. Потом в девяностых, когда Паук подписал московский канал, чтобы ретранслировать свой галлюциноз, она была там в роли ведущей и звучала как Дора. Была еще такая девушка Нателла, дочь грузинско-финской семьи и фанатка White Snake, которая была очень коммуникативной и позже вышла замуж за Кирилла Ланже. Эти люди выделялись из волосатой тусовки своими лысыми головами. То есть первые, кто стал сбривать хаера, обгоняя своих зарубежных кумиров.

Рок-лабораторские концерты на Горбушке я помню смутно, потому что вся энергия уходила на толпежное общение и выпивания, да и группы все эти, по большому счету, не шли ни в какое сравнение с той музыкой, которую я привык потреблять. Комсомольские концерты были настолько одинаковыми, что каких-то отчетливых следов в памяти не оставили. Все эти уродские группы, конечно, мне близки по духу; тем более я со многими музыкантами дружил, но слушать их– это извините. Единственный, кто меня удивил, это был Макс Покровский, который, появившись в Рок-лаборатории, сыпал отрывками Мандельштама и нес прочую веселую ахинею, и на фоне остальных неначитанных музыкантов смотрелся очень интеллектуально.

Кстати, у тех же финских групп, как Sielun Veljet, КПД был гораздо больше; и я не удивляюсь, почему сборная пятимиллионной страны в хоккее обыгрывает сборную стопятидесятимиллионной России. По тем же причинам, что и в рок-музыке, и на линии Маннергейма в 20 м веке.

Крупнов был искренним и сгорел быстрее, чем Высоцкий, который как-то распределял свое горение. Пузо горел также искренне. Искренность присутствовала в общении. С Женей Круглым мы понимали друг друга простым взглядом глаза в глаза. Без этой педерастической фигни «Он посмотрел в глаза ему, а тот в ответ». Нет. Все было связанно на каком-то труднообъяснимом уровне. Одно слово: неформальная коммуникация, которая не подчинялась никому и ярко горела на всю катушку. Люди, вливавшиеся в тусовку, не были зажаты. И сами концерты были не важны-важны были диалоги в подворотнях, из которых формировался неформальный фольклор, который позже взял на вооружение весь отечественный шоу-бизнес.

К 86–87 году активность молодежных масс привлекла повышенный интерес международной прессы и местных комсомольцев. Немецкая журналистка Петра Галл выступила в роли московской Стингрей. Тогда уже, будучи не сильно молодой, Петра провела массовые фотосессии, сделала серию публикаций в иностранной прессе, которые действительно привлекли интерес к нашей московской рок-культуре. Впоследствии, в году 88 м, она же помогла некоторым товарищам с выездом в Германию, в частности Жене Пирату и Саше Хирургу, в тот момент еще не определившемуся, кто он – рокер, панк или металлист. А я всегда знал: главное в жизни– определиться. Я даже не знаю, испытывает ли он разочарование в чем-то сейчас.

Тогда весь это клубок идеологически сдерживал и направлял в артистическое русло Гарик Асса. Если Пузо был генералом металлистов, Рус – рокерским генералом, то Гарик, будучи панковским генералом, координировал многие движения. Познакомил меня с ним, конечно же, Джоник, для которого при всей его крутости Гарри Иванович был неоспоримым авторитетом. Он же привел Гарика на «Кузню», вместе с толпой панков, которые меркли на фоне Алана. Все эти палочки с набалдашниками возрождали в памяти кадры из «Механического апельсина». Моды модами, а тут на тебе! – все есть в Москве и в немалом количестве. Группа Who со всеми мотороллерами и одеждами отдыхала. Алан поражал гитлеровскими усами, остальные– нарядами.

Тогда же началась централизированная война с люберами, где многие себя проявили. Первое крупное сражение было в «Резонансе», где все началось с винтилова Хирурга, которого хотели забрать якобы для проверки с позывными какого-то криминального авторитета, но тусовка его отбила.

Надо сделать ремарку. Тогда милиция мало того, что была не вооружена и старалась вести себя культурненько; был такой феномен, как общественное мнение, которое при всей своей бюрократизации играло немалую роль. Поэтому милиция старалась решить свои проблемы и задачи руками и ногами ДНД, «Березы» и люберов, которые действовали беспредельно цинично вне каких-либо правовых полей.

Да. Так и тогда – были вызваны автобусы этих люберов, и случилась та самая история, которую Гарик наверняка осветил. У меня было впечатление, что это постановочная сцена. Все же было настолько символично: «Резонанс», «Проспект Мира» – и глобальное побоище. Причем время было позднее, и на этой станции скопились иностранцы, которые хотели провести там фотосессию. Этот маленький фактик такой продуманной операции наводит меня до сих пор на мысли о том, что и это было продумано. Неформалов вели сквозь коридор в метро, где их уже ждали фотокамеры Canon и любера. Но фотосъемка была иной. Я, как человек интеллигентный, никого не бил; и, что удивительно, сойдя с эскалатора первым, вплотную подошел к этим «шапочникам», но на меня как-то не позарились. Видимо, пресловутые очки сыграли свою судьбоносную роль. В армии было тоже самое, когда все среднеазиаты считали меня чуть ли не Ибн Синной. Так и тогда, а мочилово было серьезным, и иностранцы, выстроившись по стенкам, офигевали и имели сходные с моими мысли: а вдруг это шоу?

Люберов было в городе немеряно. Практически на всех станциях, где были стекляшки, сидели эти «люди» и пасли прохожих. Со стороны казалось, что группа поддержки смотрит за игрой в пинг-понг.

Рядом жила тусовка Репы и Амоса, которые как-то существовали в центре гопоты. А я давил либо взглядом, либо базаром, при этом умудрялся участвовать во всех потасовках. Просто испепелял через линзы очков своим независимым взглядом… Все же это были недалекие люди, и стереотип очков на них давил подспудно. У них же ни минусов, ни плюсов не было. Просто лобная кость до самого затылка и стопроцентное зрение, не испорченное вечерним чтением…

Но все же можно сказать, что восемьдесят процентов металлистов были не боевыми. Это, видимо, наследие лесных грабежей, когда эта тусовка Паука шла по лесу и боялась каждого куста. У нас все-таки было по другому, возможно, из-за того, что никто не хотел терять свои подростковые героические понты. К тому же в 87-м году все с друг другом перезнакомились на концертах в Измайлово. Персоналии на нашей металлической тусовке были яркими и разнородными. Тот же Ким Ир Сен, напоминающий больше восточного купца, который по малоизвестным причинам сел на мотоцикл. Или Влад Щербатый, сын не простых родителей и ломовой картежник, поразивший меня математическим складом ума. Я был азартен, как Парамоша из «Бега», и проигрывал ему вещи и деньги. Я думаю, что у него, как и у многих, была проблема с самоопределением, и он тоже видоизменялся на глазах. То превалировала тяга к роскошной жизни, то он выстригал себе ирокез, то садился на мотоцикл. Саша Хирург, собиравший и звавший непонятно куда себе подобных. Гриша Фары Гары, детдомомский паренек, одевавшийся в суперстаринные плащи и рейнджерские шляпы 19 века. Когда в него влюбилась американская девушка и пригласила его в Америку, такой человек не мог не иметь проблем с визой. Природа над Гришей долго не старалась, и у него не было волоокого взора и журнальной внешности. Но, попав на собеседование, артистизм, приобретенный за годы тусовок, сыграл свою роль. На вопрос, с какой целью он собрался посетить Америку, Гриша втер, что он фанат Элвиса Пресли, а как раз сейчас у него юбилей, который отмечается в Мемфисе. Да вы что, не знаете? Я, мол, русский и то знаю… Короче, зачморил сотрудников посольства за то, что они не дают ему положить цветы на могилу Элвиса, и его пропустили. Чего он там только не делал, я уж и не припомню, но в итоге вернулся и сгорел за компанию с отрывавшимися товарищами.

При этом, вспоминая Круглого, который любил приезжать в гости, когда мы жили в Печатниках… И вот Круглый, пробиваясь на улицах сквозь люберецкие кордоны… А тогда уличная война шла на всех улицах, и под люберов косила уже «ждань» и «текстили», где мужественно отбивалась команда металлистов Амоса. Женя бродил, круша люберов, и заходил без определенного повода ко многим знакомым, часто не выбирая время, когда он это делает. Любой выход сопровождался фантастическими историями, которые потом обрастали легендами на тусовках. Если бы Круглый пошел по официальной стезе, то сейчас вполне мог быть заместителем Кудрина, но он так искренне ненавидел бюрократов, жлобов и комсомольцев, что путь в официоз ему был заказан, и он это понимал. Выбор при этом всегда есть, но не каждый искренний человек способен наступить на горло своей песне и вписаться в систему. Если такое происходило, и этот человек был способен привносить новации в любую область официоза, то такие люди давали фору всем.

Паша Золотозуб. Если люди косили от армии, то Паше это не требовалось. Все было и на лице, и налицо. Как он считал деньги и его предприимчивость– это что-то. Есть такая форма аутизма: вроде бы шизофреник, но математические способности исключительные. И меня самого поражало то, что будучи уже взрослым мужчиной, я покупаю пластинки у шизофреника, зная все его недостатки. И вот этот предприимчивый мудак купил два видеомагнитофона. Это был верх капитализма.

Тут надо сделать пометку. Видеомагнитофоны мало того что стояли на учетах в милиции, они стоили достаточно внушительные суммы, даже по предпринимательским меркам того периода. Суммы разнились. Четыре тысячи рублей, или сумма, сравнимая с госценой на автомобиль «Жигули». Да, а когда Паша собрался покупать третий, он умудрился продать один из пары людям, которые тоже вошли в историю города. Эти люди были замечательны тем, что прогремели на всю страну, попали в газеты из-за того, что ограбили очень крупный магазин на Кутузовском проспекте. Название уже подзабылось, но не суть. Это было очень крупное дело; все одно, что ГУМ ограбить, а купить-то на шальные деньги в стране Советов нечего. Ну, они у Паши и прикупили видеомагнитофон. Пять тыщ-то-тьфу! На, Павлик, не горюй!.. Паша с теми магнитофонами устроил первый московский видеосалон.

Где он брал двадцатиминутные кусочки с концертами зарубежных групп, загадка. Но как он это все обставил! Люди сидели во дворе, пока вся шобла человек в тридцать, затаив дыхание созерцала своих кумиров. Тогда уже начинались такие подпольные дела, но показывали только «Рэмбо» и «Греческую смоковницу». А уж порнуха реально ставила в ступор советских инженеров, провоцируя непроизвольную эрекцию… Паша собирал после сеансов мятые трешки и пятерки. Но, конечно же, долго это все не продолжалось, и к нему постучались. Паша, хоть дурак дураком, но подстраховался так, как не каждый умный человек догадается. Когда у него изымали деньги, шел стандартный вопрос про то, что надо бы прояснить, на какие доходы была закуплена техника, Паша тут же предъявил акт о продаже дома бабушки.

Потом он пропал на какое-то время, и был случайно обнаружен одним знакомым металлистом, работавшим на заводе Хруничева. Паша вытирал столы в какой-то столовой, пару раз «пролетев над гнездом кукушки». Неизвестно, чем его там закалывали, но после этого, он какое-то время замывал грехи молодости в столовой. Видели его работающим и контролером в троллейбусе на заре перестройки. Потом были слухи о каком-то там кооперативе, но я почему-то уверен, что такие люди не пропадают. Я его встречаю иногда.

М. Б. А почему Золотозуб?

С. О. У него два клыка были с золотыми фиксами, при этом у него была такая непреодолимая тяга забуриться в тусу и пофоткаться со звездами эстрады, что даже не знаю, как бы отреагировали эти люди, узнав, с каким фоном им придется в этой истории фигурировать. Форест Гамп советского разлива жил в стране Советов задолго до написания сценария к фильму…

Замечательной фигурой, которую тоже можно отметить, был и есть Женя Батлер. Я не удивлюсь, если ему сейчас за пятьдесят. Он всегда был фанатом Black Sabbath, и даже в древние времена ходил с хаером, баками и усами. Сейчас он что то делает на НТВ+ и путешествует по местам боевой славы своих кумиров. Объездил Индию по битловским маршрутам. Это феноменальный специалист, и если бы у него возникло желание проучаствовать во всех этих конкурсах на эрудицию в области рок-музыки, он стал бы чемпионом. Причем вопросы могут быть любой сложности, поскольку знания энциклопедические и коллекция винила немалая. Такой же специалист, как питерский Коля Васин. Когда однажды мне нужно было сделать обложку Creedence, а я чего-то подзабыл, – то просто позвонил Жене и что-то ему приблизительное на слух напел. Женя покряхтел, но назавтра перезвонил и все сказал. Разбуди ночью и спроси, как называется песня Black Sabbath в таком-то году, – ответит без запинки. Настоящий эксперт.

Замечательным был еще юноша с позывными Принцип. Этот Сережа учился в институте, изучая бейсики по перфокартам, и преуспел в науках так, что венгерская фирма выписала его к себе еще в начале перестройки. По тем временам это было круто. Только Чернобыль отгремел, а тут проехаться в Венгрию на работу за форинты… И вот кто бы от него потом ездил за всяческим мерчендайзом – такой человек из алтуфьевской тусовки со смешными позывными Тля, потому что лип ко всем девушкам, которые носили панковские прикиды. И это тогда, когда я, встретив несколько человек с сережками в ушах, думал, что попал в какую-то секту!.. Сережа, отработав множество лет в Венгрии, возвращается в виде главы сети магазинов «Белый Ветер» и магазинов Harley Davidson. Я встретил его на каком-то концерте недавно. Стоит: смешной, с пузом, на руках болты с черепами, как у Хирурга, только из желтого металла. Вот такими в моем понимании и должны быть современные металлисты. Насколько я понял, все эти престарелые музыканты приютились у него на даче, и всякие Елины Саши с Марго Пушкиной тоже. Молодец – главное, чтобы нравилось. Маргариту не могу назвать сильно симпатичной девушкой. Проникшись какими-то там идеями, писала Векштейну, продюсеру многих металлических групп, тексты для песен, потом стала писать всяческое в газеты. Еще был такой апологет хеви-метала Саша Воронин, которого я помню еще ребенком. Сейчас он журналист с энциклопедическими знаниями по хеви-металлу – такими, как у Артемия Троицкого по всем направлениям музыки. Все это была системная хипповская тусовка, которая в свое время помогла своими организационными связями, но не более.

Тусовка была разнородная, но мы как-то все равно держались небольшой группой. Человек пятнадцать, которые были постоянными посетителями горбушкинских субботников. Вот этим-то плотным коллективом и совершались выезды в поддержку музыкальных коллективов. А она была необходима в стране, где подавляющее число населения только-только оторвалось от станков. Этой же группой мы перемещалась по другим городам, продолжая эпатировать население. Когда мы шли, то перформансы в метро и на улицах были не хуже гариковских и прочих представителей андеграундовой арт-среды. Когда мы устраивали псевдоразборки между собой в среде советского анабиоза, то выглядело это настолько убедительно, что люди думали, что они попали в иной мир, и вектор сознания менялся.

Часто совершались вояжи в Сочи. Это было очень легко. Продав какие-то дурацкие джинсы, денег хватало на дорогу и три дня проживания. Тридцать один рубль на билеты туда, столько же обратно; исходя из того, что номер в гостинице «Чайка» стоил 5 рублей, то как раз хватало на трехдневный оттяг. Срывалось стадо самцов в косых кожах и майках с адскими рисунками. Занимались самые видные столики в центральных ресторанах. Где все время справлялись грузинские свадьбы и кутили каталы. Вадик Сакс с Бесом, которого убили в начале девяностых, покупали огромные букеты и несли к соседнему столу. Вадик протягивает букет и жмет руку жениху, а Бес в это время целует невесту. Потом меняются. Грузины скрежещат зубами, но молчат. Чем это все кончалось, объяснять не надо. В общем, ставили Сочи на «попа».

Там все время «хачапури» в подпитии распоясывались и гуляли на всю катушку тоже. С ними постоянно случались какие-то столкновения, порой даже очень забавные. При этом пятнадцать наглых отвязанных самцов с хорошо подвешенными языками всегда выходили победителями. Но грузины боялись открытых столкновений, и как-то раз какой-то «хачапури», набравшись наглости, навис на москвичей: мы, будучи отловленными где-то в тихом месте, были построены под дулом пистолета, где один маленький «хачапури», размахивая пистолетом, тщетно пытался отбить яйца Саше Морозу. Плюшкин, улучив момент, ломанулся через заросли бамбука, прибежал с ментами, которые тоже ходили с оружием, и, воспользовавшись возникшим замешательством, Бес выбил пистолет. Как только равновесие в вооружении было восстановлено, на глазах у сочинских милиционеров все присутствующие противники были вбиты в приморский асфальт. Причем все уже были подготовлены в уличных боях, в отличие от местного населения, которое не могло оказать какого-либо сопротивления южным гастролерам. Было это полусовковое время 88–89 года, и выезды в другие города совершались довольно часто.

К стыду своему могу сказать, что впервые я попал в Питер в 88-м году, во время концерта Scorpions. В Москве они не выступали, и все ломанулись туда. Там же я увидел туалеты без перегородок и надписи на магазинах «Водка», «Котлетная» и прочие указатели, которых в Москве не встретишь никогда. Никогда в Москве не было надписей «Водка», только изредка «Вино-соки», а как положняк вино-водочные отделы в продуктовых магазинах. В Москве не было ни одного магазина, который бы назывался «Очки», и когда я увидел такую надпись в центре города, мне стало плохо; я понял, что этот город с непонятной мне эстетикой.