Текст книги "Хардкор"
Автор книги: Миша Бастер
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Ира Грунгильда
Фото 3. Сампошив, Москва, 1988 год. Фото Андрея Полякова, из архива автора
И. Г. Одежда, музыка и случайное открытие очередной двери в коридоре времени сыграли решающую роль в мировоззрении моей юности и до сих пор определяют мой образ жизни и ценностные ориентиры… Но в начале восьмидесятых я еще не особо задумывалась о модной одежде и музыке, каких-то не всем известных дверях в мир, параллельный официальному. Я жила совсем обычной жизнью, как и многие: учеба, подруги, друзья-соседи. Хотя, наверное, не в каждом школьном классе в 82–83 м годах была своя музыкальная группа и не все ходили в Театр на Таганке а по вечерам слушали Севу Новгородцева. Но это я знаю сейчас, а тогда в достаточно простой и скучной обстановке каждый старался построить свой маленький подростковый мирок…
Из-под стекла на письменном столе на протяжении нескольких лет на меня смотрели «Чета Арнольфини» Ван Эйка, малоизвестная репродукция с двумя средневековыми рыцарями на турнире, а также пара картинок, чем-то напоминающих работы Дюрера, какие-то вырезки из разных журналов а стиле арт-нуво… Но окружающий мир был совсем другим, и в поисках какой-то интересной информации я могла просиживать часами в библиотеках. Уже когда-то единожды было решено, что поступать я буду в Текстильный институт, и поскольку там нужен был сильный рисунок, я оказалась перед дверями МАРХИ, где на подготовительных курсах по рисунку мне все-таки привили интерес к архитектуре и декораторству. И привили заодно много чего другого. До кучи.
В этом вузе традиционно училось много продвинутой молодежи, и, естественно, завязалось общение, где основным мотивом была новая музыка. Всеядными студентами впитывалось всё подряд, лишь бы новое– от западной попсы и панк-авангарда до тяжелой музыки. По тем временам Deep Purple и Led Zeppelin считались неимоверными тяжеляками…
То, что открылось за этими дверями в мир меломании, мне нравилось, но сказать, что это была моя музыка, я не могла. Двумя годами позже мозг мне взорвали Sex Pistols; уже потом я услышала её, свою музыку, и… понеслись те самые драйвовые восьмидесятые. Которые закономерно смешались в девяностых со всеми проявлениями глэма, инди и рейва. Но к старому хард-року и панку я до сих пор испытываю теплые, ностальгические чувства… Как к Баху, тяжелой артиллерии классики… Тем более, что мои друзья, будучи старше меня лет на пять, слушали Rainbow, Jethro Tull, Pink Floyd и Queen. Все они были рядом и каким-то образом умудрялись потреблять заодно и наши группы – от «Аквариума» и «Машины» до «Круиза» и «ЭВМ».
М. Б. В целом круг общения складывался хаотично и состоял из людей как-то пытавшихся бороться с серостью повседневности?
И. Г. Круг общения складывался как-то совсем бредово. Полярно. С одной стороны– роллеры на скейтах. Все это шло в одной волне зарождавшегося в Москве брейк-дэнса, с его покатухами и «ломаниями» в Крылатском, что потом эпизодом вошло в нашумевший перестроечный «Курьер». С другой стороны, моя подруга Миледи, вместе с которой мы открыли еще одну дверь в мир хипповской системы, со всеми ее «вписками» и уличными кучкованиями, опутывавшими весь центр столицы. Начиная с пельменной на «Ноге», «Этажерки», «Гоголей» и заканчивая Арбатом и «Туристом» на Мясницкой. Но, как оказалось позднее, наше вливание в эти нестройные ряды было ещё цветочками: цирк начался позже, с 1984 го. Когда одна наша знакомая поимела неосторожность познакомиться на Первомайских гуляниях с одним интересным, на её взгляд, длинноволосым юношей. С которым мы по уже ставшей закономерной случайности встретились позднее на набережной Гурзуфа, куда летними сезонами стекалось множество советских модников и куролесящих студентов. Этим человеком был, конечно же, Сережа Паук. И с этого момента и начались те самые приключения, наиболее точным определением которых, стало слово «угар».
Никто не подозревал, что это мимолетное знакомство в Крыму будет иметь бурное продолжение. И что, вернувшись в Москву, мы познакомимся с целой толпой подобного народа, являвшегося генератором многих событий в жизни города. И то, что вопросы скуки нас больше не будут волновать никогда…
Приехав с юга, Паук познакомил нас с остальным составом уже сложившейся «Коррозии»: Боровом, Саксом, Ромой, Моргом, Воробьем, Шизофреником, со своей сестрой Натахой, их друзьями – Владом из Бусиново, Вовой, потом с Сергеем Гансом. А он, в свою очередь – с Анюхой, Пчелой, Антоном Гарсия, тусой с Аэропорта, с Боярским, Сазоном, Жаном, Кириллом и многими другими… Неформальные знакомства разворачивались стремительно, переплетаясь в один клубок и вереницу лиц, представлявших различные столичные районы. И в какой-то момент мы даже решили отметить наше знакомство в кафе на Тверской. Как раз в этот период процветали «сухой закон» и коррупция, его сопровождавшая. Паук для смеха вписал в меню портвейн и водку, вложив рублевое обоснование. И мы не были выдворены за дверь, как полагается, а, наоборот, получили желаемое, немало удивившись и повеселившись. Вечер удался…
И понеслось! Регулярные заслушивания хеви-металла в компании Паука, Анжея, Влада, Ромы Костыля, Сереги Черта и… всех даже и не упомнишь. С 85-го по 87-й случился настолько безбашенный угар, что некоторые участники уже и вспомнить-то толком ничего не могут, по причине какого-то передоза хлынувшей информации и событий. Все превратилось в какую-то мешанину, состоявшую из тотального стеба вперемешку с яркими вспышками из отдельных эпизодов.
М. Б. Я в какой-то момент придумал аллегорию: подростки, как комарье, слетелись на очаг концертно-меломанской субкультуры. А насосавшись живительной информационной влаги, утрачивали порою полностью чувство самосохранения. За что были в какой-то момент прихлопнуты суровой советской перестроечной действительностью. Если, конечно, не находили, чем в рамках этой структуры заняться, или изначально шли в андеграунд только за удовольствиями.
И. Г. У нас происходило примерно так. Хотя мы с Миледи пытались жить прежней жизнью и ритмом, но новые знакомства резко подкорректировали наши жизненные планы. Особенно, когда мы попали на первые концерты «Коррозии». Проводившиеся сначала в каких-то хиппарских сквотах и в рамках квартирников, затем в каких-то жэковских «красных уголках». А чуть позже в небольших советских клубах и домах облезшей советской культуры. Все это произошло не сразу в 85 м году, а постепенно. Пока мы вовсю клепали куртки и жилетки чемоданными заклёпками, варили джинсовки в театральных мастерских и пришивали к штанам десятки штук «молний № 10». Количества шипованных и проклёпаных нами браслетов, «подаренных» московским и крымским отделениям милиции, мне кажется, могло бы хватить на целый полк солдат. Несмотря на неудобства, связанные с пресловутыми «гонениями», мы отрывались на всю катушку, слушали «запретную» тяжелую музыку, читали самиздат и привезённые фарцовщиками редкие музыкальные журналы. Каждую субботу вся тусовка знакомых лиц отрывалась на «толпе» с винилом, кассетами, бумагой и шмотками, постепенно перетекая в отмечание покупок и всевозможные празднества местных масштабов, по всем районам Москвы и Подмосковья. «Горбушки» ещё не было, но армия поклонников тяжелой музыки росла, как на дрожжах. Десятками плодились новые группы, и мы курсировали по множеству самодеятельных концертов и только-только начинавшихся рок-лабораторским «солянкам», на сцене которых смешалось многое, а иногда и вовсе трудно совместимое. Подросткам все это казалось настоящим прорывом после долгого застоя – прорывом, состоявшимся вопреки запретам. Но это была еще не та свобода, о которой бредили и мечтали.
Параллельно в городе развернулись «ожесточенные бои» с люберами, которые массово стали наезжать в Москву и под которых стали косить гопники окраин. Те же самые концерты часто срывались, так и не начавшись. Из-за внешнего вида нас постоянно «винтили» в милицию, не брали на работу, не одобряли сограждане и сверстники. Все апеллировали к каким-то правилам и нормам общежития, декларируемые разве что советскими СМИ и тружениками заводов. Прослойка середняков во все это давно уже не верила, но попросту не могла позволить себе подобного. Так и формировалась новая «группа риска», расширяющая пресловутые нормы и весело ломающая морально устаревшие правила и стереотипы. Именно в «группе риска» подростки, дорвавшись до неподконтрольности, ставили на себе и окружающих всевозможные опыты, включая наркотические и суицидальные. Возможно, играя и забавляясь с этим.
Но шутки иногда кончались плохо. К тому же хипповская среда, в отличие от металло-рокерской, стала прибежищем многих морально неустойчивых персоналий, по разным причинам оказавшихся в маргиналиях. А все были вместе, группируясь по ту сторону запретов и это «вместе» часто приводило к грустным результатам. Немалая часть из тех, с кем мы познакомились в начале восьмидесятых, уже не с нами.
Мы жили так, как хотели и считали нужным. При этом всё хотелось попробовать и испытать на себе, о чем я еще ни разу не пожалела. Но теперь, спустя годы, все чаще удивляюсь смелости и безбашенности поступков и принятых в те беспокойные годы решений. Единственным объяснением того, почему мы выжили в то время, может стать то, что большинство из нас было подвержено зависимости, почти наркотической. И этим наркотиком для нас была пресловутая свобода. Она объединяла очень разные неформальные течения, её жаждали музыканты и другие творческие личности, её не хватало многим. И в воздухе витал запах перемен, которые вскоре и наступили. Это стимулировало жизнедеятельность и альтруизм. Для тех же, кто подменял это понятие наркотиками и алкоголем, все закончилось более плачевно и гораздо быстрее. Тем более что совмещать тусовочную жизнь и официальную деятельность в какой-то момент стало практически невозможно. Но мы как-то выкручивались.
М. Б. Или создавали собственные ниши деятельности.
И. Г. В 85 м я работала в Доме моделей на Кузнецком вместе с Вадиком Оззи – понятно сразу, что этот чел слушал. В перерыве, по старой памяти, мы тусили в столовой МАРХИ, а после работы Вадик направлялся в бар «Ладья», в простонародье «Яма», где уже собирались народные рок-музыканты и меломанская туса. Там можно было легко почерпнуть последние новости, где планируются какие сейшена. И как-то на ход ноги совместить эти действия с учебой и ночными тусами с хиппарями на «Ноге», в пельменной. Там я тогда познакомилась с цветом московско-питерской системы: Рулевой, Красноштан, Леша, Костя Галоперидол, молодые тогда еще Патрик, Ромашка, Ярик, впоследствии ставший лидером группы «Мурзилки-мотокуклис» и многие другие…
Учиться получалось легко, тем более что учеба перемешалась с практикой пошива всякой «новогодней продукции». А вписанность в ситуацию при том бесшабашном образе жизни протекала за счет достаточно широкого круга интереснейших неформальных знакомств. Желание было огромным, и мы старались везде успеть. Вставали в шесть-семь утра, кроили, шили, бежали учиться, по дороге успевая на стрелки и за билетами, по вечерам и выходным опять тусы, концерты. На следующий день– вновь в шесть-семь подъем – и опять, по кругу… Уволили нас из Дома моделей почти одновременно, но по разным причинам: меня после того, как я внесла рационализаторское предложение по более быстрому выпуску лекал, что было никому не надо, иначе всем пришлось бы больше работать. А это не входило ни в чьи планы; меня, сначала похвалив, наградили одновременно и выговором и денежной премией, а затем сослали подальше с глаз, на картошку в колхоз, предложив уволиться по приезду. Вот именно это и раздражало всех деятельных молодых людей, заставляя уходить в неформальную оппозицию. Оззика же с другом уволили сразу после того, как они, наглотавшись триазина и ещё какой-то хрени, сорвали репетицию генерального показа моделей. Они, будучи не в себе, забрались на сцену и покусали манекенщиц за ноги. По слухам, дирекция еще долго не могла прийти в себя, а случай оброс смешными легендами на тусовках.
М. Б. Нуда. Вынужденность сожительства субкультурного люда и дряхлеющей системки, как хипповской, так и официальной, сама по себе провоцировала безбашенные фрондерские выходки «подраненных реалиями» маргиналов. И на базе этих похождений «подранков» формировались городские легенды. Которые тут же разносились по тусовкам, обрастая сплетнями и слухами. И здесь уже немалую роль играли как раз хиппи и экс-хиппи: народец, гонящий круглосуточно. Впрочем, и потребляющий всякий самиздат и эзотерическую литературу, которая также находилась под запретом.
И. Г. Кстати, да. Мифологизация и чтение всякой ерунды давали свой результат в виде подросткового сектантства и всяких псевдосатанических перфомансов. Из которых в дальнейшем и выросла стилистика многих металлистов. Соседство же с хипповской системой привносило свои плюсы и минусы.
Мы тем временем гуляли в компании с Боровом, Ромой и Вовой. Все понимали друг друга и нам было хорошо… Хиппи помогали новой волне маргиналов «вписками», а музыкантам– помещениями под репетиции и квартирники. К тому же близость этой частично творческой системы к художественным и литературным кругам тоже расширяла кругозор. Все это выливалось в посещение выставок, в том числе и круга молодых хиппариков, которые делали загородные и периферийные выставки, а потом перебрались и в Москву. Паук познакомил мою подругу Миледи с хипповским гуру, отцом Никодимом. Это был полный псих, и мы друг друга сразу же взаимно «возлюбили». Он меня, видимо, за то, что я любила тяжелую музыку и за повышенное внимание ко мне моей подруги, а я его– за чрезмерное чувство собственной важности и эгоизм, доходящий до абсурда. Хотя надо отдать ему должное: именно благодаря ему я имею сейчас возможность ностальгически релаксировать, глядя на картины Миледи, которые она написала, сидя у него в мастерской. Этот самодур запирал её там, обрекая на муки творчества; правда, цена этих картин оказалась слишком высокой. Разрыв с ним стоил моей подруге сотрясения мозга, а мне– испорченного настроения и волнений в самый разгар одного из моих дней рождения…
Примерно в то же время, осенью 86 го, была акция на Арбате. Всех художников свинтили вместе с картинами на Петровку, заведя дело, как на диссидентов, которое закрыли только в начале девяностых при чистке архивов… Потом Никодима, Вана, Лешу Кришнаита и других хиппарей мы часто встречали в «Желтке» на Чистых прудах чуть ли не каждый день, поскольку работали там рядом, в ателье.
М. Б.Это известный случай. Еще покойный Папа Леша обратил внимание на появление в системе деятеля с позывными «Рулевой», который распространял всякую самиздатовекую бредятину и стал инициатором уличного «протеста». Но почему-то не сообщил товарищам, что договорился с американцами о репортаже с мероприятия. Что там было на самом деле, никто не знает, но после спровоцированного массового винтилова человек покрасовался перед камерами и свалил из страны на «диссидентском» пафосе. В каком-то смысле молодец; для многих середняков и представителей советской «интеллигенции» свалить из страны, где их все раздражало и ядоточило, стало навязчивой идеей. Поэтому ниша радикального подросткового «акционизма» старалась вовсе избегать негатива и политической эксплуатации. Был бунт ради бунта и осваивание новых пространств.
И. Г. Да. Начиная с квартирных бесчинств на районах, заканчивая уличными перфомансами и организацией концертной деятельности. Этого хватало. Мы в 86 м оказались участниками угаров в Бусиново, где «правил» Влад, которого мы шуточно короновали по всем канонам тайных обществ. Как раз начитавшись всяческих запрещенных и бредовых книжек. Таким образом, Влад каждый раз под дикие вопли падал с трона Люцифера, теряя корону, а остальные трясли хаерами под Iron Maiden и AC/DC и изгалялись. Иногда даже пытались в квартирах репетировать, несмотря на протесты соседей и вызовы милиции. Во время таких угаров Влад даже сломал ногу, но тусы на этом не закончились; ему пришлось поучаствовать в сожжении крестов на пустыре в Вальпургиеву ночь – это было зрелище в духе последующих шоу «Коррозии». Окончание его, правда, помню смутно, но наутро, услышав звон пустых бутылок, я проснулась и обнаружила на себе чужой проклепанный ремень, а на ногах– два разных сапога… Один – свой, другой – Миледи, а на Миледи, соответственно, наоборот. На спящем Владе была надета кастрюля и покрывало, а в руках он сжимал скипетр-половник. Остальные участники тоже выглядели не лучше, а посреди комнаты валялся фотик. Что было в нем, мы частично узнали в последующие годы в процессе формирования вашего архива…
Рома Костыль никогда не поощрял моего участия в данных беспределах, но это оказалось неизбежным, поскольку еще долгое время сам работал в «Коррозии металла», периодически сваливая и возвращаясь обратно… А я, благодаря ему, успела поработать костюмером и в «Коррозии», и в «Металл Аккорде», а потом, через них, и с такими группами как «Тяжелый день», «Чёрный Обелиск» и многими другими.
В 86 м же состоялся первый металлический опен-эйр в Рублево, куда съехалось немало неформалов и на котором я встретила металлистов из Текстильщиков; причем один из них, Амос, оказался моим приятелем детства. А ещё один из этой тусы, Репа, вообще был моим одноклассником. Но его в Рублево я не помню. Металлисты из Текстилей – совсем отдельная тема. Достаточно массовая и выдавшая центрам энное количество заметных деятелей. А на то эпохальное мероприятие выдвинулась те же Цент, Кот, Аристарх, Боярский, ну, и мы: я, Рома, Вова, Сакс, Паук, Черт, Бес, и еще куча уже знакомого между собой народа… Такого количества автобусов, набитых под завязку неформалами, я еще не видела ни разу. Остальные, видимо, тоже. Многие шутили по этому поводу, что это спланированная акция, и что на концерт мы, возможно, вообще не попадем, а нас сразу отвезут на сто первый километр. В рамках борьбы с тунеядством, когда социально опасных и ненадежных элементов выселяли из Москвы. Но концерт всё ж состоялся; ещё бы вспомнить, кто там играл и что было после него… На этот счету меня полный провал в памяти, на почве влюбленности… Помню все не четко, эпизодами, как во сне. «Коррозия», записав первый альбом, вступила в московскую Рок-Лабораторию и рубила кучи концертов, которые часто срывали и отменяли. Но никто не обламывался, потому что раньше и этого не было.
Новый 1987 й год мы с помпой отметили на Арбате, в модной тогда «Метле», куда проникли благодаря рок-лабораторским ксивам. Это была одна из грандиозных пьянок-ёлок, и как кому-то ещё удалось там отыграть, вообще непонятно. Да и сам Новый Год мы проворонили, благодаря Саксу и Бесу, которые за пятнадцать минут до радостного события принялись откупоривать шампанское и орать «С Новым Годом!!!» А Воробей упал под стол, где уже бухал Паук с какими-то герлами… Само мероприятие мало кто помнит, но мне запомнились утренние сугробы вдоль Нового Арбата, из которых торчали ноги и руки вырубившихся по дороге домой тусовщиков…
М. Б. Да, с таких мероприятий надо было вовремя сваливать, иначе могло занести… Кстати, мы там тоже были, и одному ныне известному поп-певцу, исполнявшему роль Снегурочки, тоже не повезло: с тем, что задержался, рухнув в трындандо прямо на столе в зале. И с тем, что кто-то вытащил у беспамятного «Снегурки» причиндалы на позорище. Про трансвеститов, кстати, тогда еще никто и не подозревал, но внучка Деда Мороза в дупелину и с выпущенным из джинсов хоботом– это было… авангардное и пресмешнейшее зрелище, также вошедшее в анналы общих воспоминаний…
И. Г. А мы с Сережей Чертом поймали тачку, и я на протяжении всего пути слушала его телеги. Вот что надо было на самом деле в своем дневнике записывать вместо дат выхода в свет альбомов любимых групп! Этот человек обладал поистине энциклопедическими знаниями в меломанской теме. Можно было просто позвонить ему и, поставив любую вещь, спросить– что это. В ответ, немного заикаясь и веселя, знакомый голос без ошибки говорил – какая это группа, какой год и даже чего новенького они намутили за последнее время. Серега Черт был ходячей энциклопедией; жаль, что его нет больше с нами, я его часто вспоминаю. Он многих спас от музыкального невежества и депрессий. И еще он всегда мог придумать невероятную историю: такую, что живот надорвешь от смеха. Сочинял он настолько первоклассно, что даже в его смерть не все сначала поверили.
Реальные истории, связанные с ним, да и многими другими, сейчас уже кажется выдумками. Настолько абсурдные создавались ситуации, при том что весь период восьмидесятых пестрил нелепицами. По этим историям можно было бы сложить не один десяток комиксов: про похождения, дни рождения и подростковое гонево. Вообще, про Черта много разных историй. И про первые шоу «Коррозии», где его наряжали, и про его гениальное враньё, и про многое другое… Именно у него дома я познакомилась с Юлей Локомотив, с которой мы сначала друг друга не поняли, будучи полными противоположностями. Но со временем, взаимообогащаясь от нашей полярности, как-то уравновесили свои отрицательные стороны характеров. И общение переросло в дружбу, доказывая двадцатилетним опытом, что женская дружба– это не такой уж и миф. Она бывает, видимо, редко – и это точно не развлечение… С Миледи мы были ещё более разными, впоследствии я не выдержала жесткость её характера, а она– моих принципов. Несмотря на то, что у нас было общее дело. А теперь у меня только воспоминания о прошлом, но вспомнить есть чего, столько всего было. И как нас чуть не убили в Артеке, и как она неожиданно вышла замуж, и за кого – за Ганса с Аэропорта! Переселилась, со всеми своими православными иконами и хиппарюжными взглядами, к моему приятелю, чью комнату на протяжении нескольких лет украшали пауки, червяки, целая коллекция чертей и полное собрание сочинений Стивена Кинга, не говоря уже о безумном количестве дисков тяжелой музыки!
Мы с Юлей те еще девицы были; замуж по-быстрому не стремились, но тесное общение в неформальных кругах закономерно вылилось для многих девушек в образование множества, быть может даже, странных околомузыкальных семей. Анька, с которой меня познакомили Вова и Ганс, вышла замуж за Борова. Алина – за Крупнова. В свою очередь Маша Крупнова – за Васю Билошицкого. А мы с Юлей Локомотивом, в итоге– только уже в следующем веке – тоже за неформалов. Она за лидера известной панк-группы, а я – за известного в мото-кругах строителя кастом-байков. И оформили мы это, как истинные подруги: в один год, в один день и в одном и том же ЗАГСе. И в результате каждая получила по сундуку с сокровищами и приключениями, которые до сих пор продолжаются…
Но если быть откровенной, то многие истории девушек в неформальной среде либо часто заканчивались трагически, либо они уходили в творчество. Внимания было много, но и персоналии были еще те и подростковый пафос присутствовал. А если помножить на угар времени и резкие развороты судьбы и стрессы, то если представительницам первой беспечной категории удавалось выжить и сохранить рассудок, уже это было счастьем.
О других девушках тусовки середины и конца восьмидесятых мне известно не много. Оксана «Коррозия лица», которую я советовала режиссеру снять в фильме «Авария, дочь мента» вместо Арбузовой, покончила с собой. Погибли Кошка и Натаха Троицкая. Вика Макарона канула в неизвестность. Оля Суворкина ещё долго играла в «Женской болезни». Свечу помню плохо, хотя раньше часто пересекались. Видела на одном из последующих байк-шоу Юлю Гитлер. Иру Школьницу не вижу, а её мужа– частенько, если вижу в афишах «Э. С. Т.». Ира Фещенко после гибели Беса куда-то делась… Зойка, после долгих туе костюмером по группам и работы тренером по у-шу, свалила в Израиль. Машу Крупнову, бывшую жену Толяна, до сих пор можно встретить на концерте «40»…
Кстати, про Толика. Хорошо помню, как познакомилась с Крупновым в 87 м году на Чистых прудах. Выхожу из метро с утра пораньше, смотрю: впереди два мужика тащат оконное стекло– как бы не врезаться. Притормозила, смотрю – рядом с ними вышагивает персонаж с черным кудрявым хаером в белой драной майке и таких же драных голубых джинсах. И с совершенно чумовым разрезом глаз; я аж остановилась, а он мне: «Привет, ты какую музыку слушаешь, хочешь со мной на концерт в воскресенье?» «Здрасть, дядя! А что, не видно какую?» «Поэтому и пригласил. А почему я тебя никогда не видел?» Тут меня понесло, как из пулемета: «Не знаю, мы с Зойкой работаем сейчас с «Металл Аккордом», тока что ездили в филармонию трудовые класть. А то нам концерт в «Созидателе» совки отменили. А семнадцатого июля– в Красногорске. А ещё завтра туса в ДК Горького, в рок-клубе. А девятнадцатого утром – Сокольники, там будут «Шах», «Аккорд». А вечером какой-то сейшн на Новослободской. А двадцать восьмого в «Зеленке» «Круиз» и «Галактика», Зойка обещала познакомить меня с Тайной. Еще я иногда помогаю «Коррозии» с костюмами, они в конце месяца едут в Сибирь с концертами, а потом, в августе, Костыль сваливает. У нас будут гастроли от филармонии, я тож еду…» Вот тут он вообще припух, потому что на тот момент уже знал Паука и всю компанию: «Так вот я тебя и собирался пригласить в «Станколит», на Новослободской. Прикол! Слушай, а у тебя кнопки есть, мне надо пояс проклепать пред концертом?…» Вот так и познакомились.
На концерте я впервые увидела группы «Тяжелый день», «Укрощение Марса» ну, и «Черный Обелиск», разумеется… Потом было такое количество туе, где я встречала Толяна! Вплоть до его кончины: и смешных, и грустных, и мистических. Об этом можно вспоминать и рассказывать часами. И про тусовки на его концертах, и про поездку в Венгрию, и наши встречи в Гурзуфе и Ставрополе, где Толян был уверен, что у него глюки, когда он нас с Боровом и Кириллом Люцифером неожиданно увидел в своей гримерке… (А мы тогда путешествовали по югам с хиппи-археологом Малышом и случайно наткнулись на афишу «40») И как мы с Юлей Локомотивом, уже в девяностых, стригли его на съемках клипа «Я остаюсь». Тоже мистикой отдает, потому что отснятая пленка оказалась частично засвеченной. Через некоторое время Толяна не стало… И когда он ушел, я позвонила его женам и сказала, что не могу идти на его похороны, потому что не хочу верить, что он ушел навсегда… Маша тогда меня поняла…
1988 й год – отдельный эпизод моей жизни, когда в очередной раз открыла нужную дверь. Дверь оказалась в одно из первых кооперативных ателье, где на пороге стоял наш с Миледи первый директор с роковой фамилией Голдгельд, «жертвенный агнец». Принявший нас, неформалок, хотя в таком виде в уже даже те, более открытые времена…
М. Б. …подкрашенные польской и югославской косметикой…
И. Г. Ты чего? Мы ж с фарцовщиками в центре тусили, какая польская косметика!? Тушь «Ланком» и духи от Диор – вот та круть, при нашем неформальном виде, которой мы раздражали многих московских хиппи и режиссера «Аварии» впоследствии: видите ли, не отражаем действительность и даже выпадаем из общего вида неформалов. Да и многие субкультурщики разными способами умудрялись зарабатывать гораздо больше, чем их родители вместе взятые. Которым кроме их окладов ничего не светило. Ну и пусть!..
…Тот директор отличался пониманием и демократичностью; тем более, что ранее работал в одном с Миледи Доме Мод, где его карьера закончилась после падения с лестницы. Что, по-видимому, и определило смещение точки сборки мышления в неформальную сторону. И вот он нас принял, дал возможность для развития. И первая же наша перестроечная «военная» коллекция мигом была куплена каким-то итальянским бутиком, чем мы, конечно же, вдохновились и работали до упаду. Вскоре по Маросейке (а тогда по улице Чернышевского) уже шагали люди с нашими ярко-розовыми рюкзаками, в вареных платьях и плащах с кожано-замшевыми аппликациями. В куртках с вставками из павло-посадских платков и в голубых проклёпанных костюмчиках с бирками нашего ателье. Все было весело и интересно. Мы многому научились и приобрели бесценный практический опыт работы по специальности, параллельно тусуясь в «Желтке» и кофейне возле Почтамта, где был один из лучших кофе в Москве и кипела тусовочная жизнь близлежащего «Туриста».
Шили ударно, даже хиппи из «Желтка» подключили – благо там клепать ничего не надо было… Нам помогал кроить Леша Кришнаит, а шить-металлист Чалый, из Харькова, которого мы притащили, и который успел к тому времени уже жениться на подруге Миледи– Марте, благодаря которой мы, в далеком уже прошлом, и познакомились с Пауком и всеми остальными. Работа в ателье постепенно смешалась с пошивом для музыкантов и тусовщиков, между гастролями и концертами, в любое время суток. И поездками на юга. Как раз в июле 88 го, оторвавшись на концертах в «Зеленке», Зеленом театре Парка Культуры, где выступали «Круиз» и «Шах», мы решили отдохнуть и купили билеты на юг, а Юля Локомотив– на север, в Прибалтику. До сих пор храню ее письмо оттуда… Мы же, с Костылем, Миледи и Коляном, двинули в Гурзуф, куда впоследствии должны были подтянуться Паук и прочие тусовщики. С билетами, как и со всем остальным, было достаточно трудно, и нам дали места в разных вагонах. Мы путем каких-то ухищрений в концу дня доменялись до одного купе – и тут начались приколы. Рома, имеющий абсолютный музыкальный слух, ложась спать, заявил, что колеса нашего вагона отстают на несколько четвертей от других, но мы поржали над его подозрительностью и легли спать. Во сне мне пригрезился натуральный черт, и я переполошила все купе. А через какое-то время нас разбудили уже проводники: «Остановка по техническим причинам, не волнуйтесь, выходите на полчаса из вагона, вещи не берите!» Ничего себе, «не волнуйтесь»! Именно под нашим купе отвалились колеса; пришлось их менять, остановив поезд…
Мы поселились в Гурзуфе. Кстати, снять флэт людям с неформальной внешностью тогда было трудным делом, но нам повезло… Но спокойно отдыхать долго не пришлось, местной гопоте не понравились Миледины феньки, мои бритые виски с крестами в ушах и Ромина коса до пояса. Наезд был конкретный, с битыми бутылками против Роминой немецкой бритвы, применить которую ему помешал местный татуированный авторитет, игравший неподалеку в карты со своими дружками. Который, вмешавшись в потасовку, разогнал братву и посоветовал нам валить в Судак, пока гопники не очухались и не собрали еще человек двадцать…
Приезд Паука и остальных ожидался только дня через три; и мы, не дожидаясь, повалили в сторону Алушты, неожиданно встретив по дороге Хирурга, Орлиса и еще нескольких человек, валивших в Рабочий уголок, где расположился нелегальный палаточный лагерь. Там Ник Рок-н-Ролл и другие деятели до утра донимали нас (особенно Рому с его слухом) песнями под расстроенную гитару и постоянным угаром. Приехали от Москвы отдохнуть, называется, спокойный летний отдых!
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?