Текст книги "И все-таки она красавица"

– Ничего! Читал его статьи. Три клика – и ты понимаешь, что он лучший специалист по теме…

– Я не потрачу утро на ожидание, будь он хоть трижды специалист!

Петар начал подниматься, и тут у тротуара затормозил мотоцикл. Ездок слез, опустил подножку и снял шлем. Лет тридцати, спортивный, улыбчивый, он встряхнул длинными черными волосами и протянул руку:

– Мохамед Туфик. Простите за опоздание, утром у меня были практические занятия на факультете, а на одиннадцать утра назначена лекция – арабская докораническая литература.

Петар с изумлением смотрел на профессора. Никаких следов бороды. Огромный бриллиант в правом ухе. Он бы не удивился, обнаружив, что Туфик красит ресницы.

– Значит, вы – лучший специалист по каури? – с иронией в голосе спросил майор.

– Я всего лишь аспирант третьего года, но если сегодня вы до защиты не публикуете пять статей в год, не написали одну книгу на английском, другую на французском и третью на арабском, можете не надеяться получить интересную работу.

Он расхохотался, сверкнув белыми зубами. Неприятная физиономия. Взгляд, как у Омара Шарифа.

– Очень удачно, – процедил Велика сквозь зубы, – мы тоже торопимся, так что рассказывайте, что вы там знаете о пресловутых каури.

Мохамед понял, что ему не позволят заказать чаю, выкурить сигарету и поинтересоваться, зачем сыщикам эти сведения. Жюло примиряющим жестом выложил на стол раковины, идентичные тем, что были найдены в кармане Франсуа Валиони. Араб посмотрел на полицейских, перевел взгляд на ракушки и начал долгий монолог. Блестящий, точный, назидательный. Даже Велика забыл о криках муэдзина и звучавшей вокруг речи на чужом языке.

– Каури – особая разновидность раковин, встречаются они только на Мальдивах, что делает их редкими и легко распознаваемыми. Их очень давно начали использовать в качестве инструмента торговли между народами. Можно считать каури древнейшей в мире валютой. Чтобы вас сориентировать, назову тысячный год до Рождества Христова. Именно тогда возникла международная торговля, в том числе между Западной Африкой и Азией при посредстве арабских коммерсантов. Каури становятся главной межконтинентальной разменной валютой. Ее невозможно подделать, легко перевозить и взвешивать. Идеальная валюта. Она ходит во времена работорговли – есть упоминания о десятках миллиардов раковин, которые голландцы, французы и англичане перевезли в виде браслетов, ожерелий и корзинами по десять тысяч штук!

В колониальную эпоху европейцы постепенно вводят национальные денежные системы, существующие доныне, но каури остаются крайне популярными в Западной Африке. Раковины – символ плодородия, по ним гадают, ими украшают одежду и ритуальные маски. Мало-помалу каури превращаются для европейцев в символ сопротивления колонизации. Неожиданно, между тысяча восемьсот девяностым и тысяча девятисотым, французы, британцы и португальцы договариваются и просто-напросто запрещают хождение каури – принимают закон и обесценивают раковины! Радикальный способ установления нового общественного порядка, не находите? Рухнуло целое общество. Пострадали и самые бедные – они могли выплачивать минимальные суммы несколькими раковинами, и самые богатые, завоевавшие положение и всю жизнь копившие состояния в тоннах каури. Продавцы, коммерсанты, ремесленники, привыкшие взвешивать и пересчитывать тысячи каури в мешках, вазах, глиняных кувшинах, не сумели приспособиться к новым деньгам. Отныне налоги, проценты, штрафы следовало платить во франках, ливрах или реалах. Европейский капитализм мог торжествовать победу.

– Сегодня каури совсем вышли из употребления? – спросил Жюло.

Тофик проводил взглядом двух девушек, входивших в центр Аль-Ислах, этаких мусульманских Мэрилин. Гулявший по эспланаде ветер играл с платками, раздувал джеллабы.

– Нет. Денежной стоимости они не имеют уже сто лет, но сопротивление международного рынка организовалось иным способом. Принцип неофициальной валюты никогда не был актуальнее, чем сегодня.

На этот раз Петар отреагировал первым:

– Объясните…

– Все просто. Мировые миграции, рассеянные по миру диаспоры и финансовые операции между сообществами – повсюду существуют неформальные, нелегальные, тайные механизмы перевода средств: «хавала» в Индии и на Ближнем Востоке, «хунди» в Пакистане и Бангладеш, «падала» на Филиппинах… Системы обмена капиталами без физического оборота денег, без участия официальных банков и, кстати, с куда более низкой процентной ставкой. Такие механизмы перевода средств составляют до половины мирового денежного обмена, не подвластного никакому контролю… Любая система покоится на доверии между маклерами и посредниками, на чести и этнической солидарности. Никакой юридической базы! Как и каури, это современные аватары очень древних практик, позволявших уберечься от опасностей, что подстерегали караваны с золотом на дорогах Африки или Азии.

– Вы уж меня извините, – язвительно бросил Петар, – наверное, я так же туп в экономике, как ваши предки, не сумевшие перейти с каури на франк, но мне непонятен механизм.

Туфик взвесил на ладони раковины, принесенные полицейскими.

– Все очень просто, сейчас поймете. Легко представить, что каури сто́ит, скажем, сто долларов, но в закрытой системе, известной лишь посвященным. Если вам предстоит пересечь Африку – без багажа и имея при себе пятьсот долларов, – риск быть убитым очень велик. Но кто пойдет на преступление из-за пяти ракушек?

Туфик бросил последний взгляд на каури, как будто каждая раковина и впрямь стоила сто долларов, и встал:

– Мне пора на лекцию.

Майор и лейтенант смотрели вслед профессору. Как только он переступил порог центра, стайка молодых девушек с ранцами или рюкзаками последовала за ним, как рой возбужденных пчел.

– Возьму себе чай… – Жюло встал.

– Спроси, нет ли у них пива…

Когда подчиненный вернулся с серебряным чайником и хрустальным стаканом, Велика сообщил ему новость:

– Звонил Риан. Они составили-таки пазл из кусочков стекла, найденных в номере «Караван-сарай». Знаешь, что получилось? Держись за стул!

– Дельфин? Сова? Каури? – перечислил Жюло.

– Башня! Бурдж-Халифа[96]96
   Бурдж-Халифа (Башня Халифа) – небоскреб высотой 828 м в Дубае, самое высокое сооружение на Земле. До 2010 г. называлась «Дубайская башня», переименована в честь президента ОАЭ шейха Халифа ибн Заиду ан-Нахайяну. Внутри небоскреба размещены отель, квартиры, офисы, торговые центры.


[Закрыть], самый высокий небоскреб в мире, безделушка, которую можно купить только в аэропорту Дубая. Ребята проверили.

Жюло лихорадочно размышлял. Эта деталь согласовывалась с макетом А380 «Эмиратских авиалиний», найденным в чемодане Жана-Лу Куртуа. Еще одна загадка. Уйдя из ассоциации «Вогельзуг», Куртуа почти перестал ездить, чтобы не оставлять надолго сына– трисомика. Дубай – один из параметров, которые следует добавить к уравнению. Новая головоломка, куда более трудная, чем стеклянный пазл. Лейтенант подул на чай (патрону не предложил – поостерегся), обжег язык и решился.

– У меня тоже есть информация…

Петар с завистью смотрел на людей, сидевших на террасе отеля-ресторана на другой стороне улицы и пивших пиво и коктейли.

– Я провел рутинное расследование насчет Лейли Мааль – работа, досье о гражданском состоянии, соседи, друзья, а еще выяснил ее группу крови. Ничего сложного, достаточно было позвонить в единственную лабораторию Пор-де-Бука. На нее там есть досье. Как я и ожидал, у Лейли группа А плюс.

– А плюс? И это вся твоя информация? Да у 40 % жителей планеты та же группа!

Лейтенант сделал глоток чая и достал из кармана планшет с таблицей кровяных невозможностей профессора Вакнина.

– Все гораздо изощренней, патрон. Мы знаем, что у Лейли Мааль группа А плюс, а у Faline95 — предполагаемой убийцы Жана-Лу Куртуа – B плюс. Предположим, что эта убийца – Бэмби Мааль, дочь Лейли. Тогда… – его пальцы скользнули по таблице, – тогда у отца может быть только АВ или В и ни в коем случае нулевая или А.

Петар обреченно пялился на таблицу, как ученик на чертеж на доске на уроке тригонометрии.

– Прости, парень, я сегодня плохо соображаю с утра и никак не въеду, к чему ты ведешь.

– Я веду – вернее, возвращаюсь – к первоначальной гипотезе. Девушка – назовем ее Bambi13, Бэмби Мааль или Faline95 – ищет отца. Если тип, у которого она берет кровь, а потом перерезает вены, имеет нулевую группу или A, он никак не может быть ее папашей. А поскольку две эти группы имеют девяносто процентов населения, поле возможностей предельно сужается. Предположим, у Bambi13 составила список из трех-четырех потенциальных отцов. В таком случае есть все шансы идентифицировать его с помощью обычного анализа крови.

46

11:03

– Флёр?

Она подтвердила улыбкой, ничем не дав понять, что ждет уже полчаса. Ян Сегален сделал опоздания философией жизни. Девушка оглядела его с головы до ног, пока он усаживался рядом с ней на террасе «Гордонс Кафе». Холщовые штаны и куртка-сафари охрового цвета, белая рубашка с воротником-стойкой, короче – джентльменский набор «Извините, я только что с охоты…». Дорогущие тряпки шикарного мачо. Ян, не спуская с нее синих, как море в тропиках, бесстыжих глаз, провел ладонями по светлым седеющим волосам. Трехдневная щетина выглядела идеально небрежной. На вид ему под пятьдесят, подвижный, энергичный, держит себя в форме, хотя под просторной рубахой угадывается намек на живот начальника отдела логистики ассоциации «Вогельзуг». Matin abdos, midi resto. Утром – пресс, днем – обед.

– Сожалею, Флёр, времени у меня немного, – нахально сообщил Сегален.

Она промолчала, потому что не заметила, как пролетели полчаса в ожидании ответственного лица, пригласившего ее побеседовать насчет работы. Сидела, задумавшись, над стаканом перье с лимоном и только посматривала время от времени в сторону улицы Моно и площади Мартир. Она обожала города-космополиты. Смешение народов. Джеллабы, чадры, галстуки, бейсболки, мини-шорты, бубу[97]97
   Бубу – вид африканской мужской одежды.


[Закрыть], шальвары, сари, кипы, ципао[98]98
   Ципао – вид китайской мужской и женской одежды.


[Закрыть]. Это было первое, что очаровало ее, когда она прибыла в Марсель. С тех пор она, конечно же, поняла, что с наступлением ночи каждый отправляется в «свой» район, но первая прогулка по Ла Канебьер, этому развеселому многонациональному борделю, покорила ее навсегда.

– Предупреждаю, – продолжил Ян Сегален, – обычной беседы «наниматель – кандидат» у нас не будет. Мне начхать на причины, по которым вы хотите работать в сфере гуманитарной помощи, я не желаю в энный раз выслушивать лепет в стиле послушниц сестры Эммануэль[99]99
   Сестра Эммануэль (в миру Мадлен Синкин, 1908–2008) – франко-бельгийская монахиня, известная своей благотворительной работой с детьми и бедными, за что была прозвана «маленькой сестрой бедных» и французской матерью Терезой. Командор ордена Почетного легиона.


[Закрыть]. Ответьте на один-единственный вопрос: с чего бы мне брать вас на службу? Именно вас, а не кого-то другого?

Ян всегда опаздывает.

Но наверстывает, когда появляется.

Быстро раздевается. Ему нравится, когда я трогаю его тело.

Он уверен, что мне тоже.

Надия говорит, я и вообразить не смогу, до чего он хорош.

Мне и правда знакома только его мускулатура, когда он возбуждается.

Она притворилась, что размышляет над услышанным. Ей льстило, что Ян повел серьезный разговор из-за временной – всего на три месяца! – работы в своем отделе логистики. Тоже мне сфера – упаковывать на складе коробки, которые потом рассылают в «горячие точки»! Шеф отдела явился на встречу сам только потому, что его впечатлила фотография на резюме, та, где у нее белокурая челка, загорелое лицо и дерзкие зеленые глаза за круглыми стеклами маленьких очков.

Одеваясь перед выходом из дома, она решила укрепить двусмысленность образа. Выбрала строгую блузку, но оставила расстегнутыми три пуговицы, чтобы Ян видел белый кружевной лифчик каждый раз, когда она будет тянуться за водой. Юбку надела прямую, чинную, до колена, но стоило ей скрестить ноги, и та задиралась до середины бедра.

– Ладно, – жеманно протянула она, – причин много. В мире столько несправедливости, так что…

Девушка нервно потыкала соломинкой дольку лимона в стакане, и Ян вдруг схватил ее за запястье:

– Стоп-стоп-стоп! Именно такого ответа я и хотел избежать.

Он отпустил ее руку и махнул гарсону. Не поинтересовавшись мнением Флёр, заказал два бокала белого шато-мюзар, потом залез в рюкзак тисненой кожи с африканскими мотивами и вынул два листа бумаги.

Она узнала свое резюме. Ян быстро прочел характеристику, рекомендации (фальшивые от и до) и поднял глаза на Флёр. Теперь он пытался заглянуть ей в душу. Этот мужчина – хищник. Самый опасный из всех, раз пытается понять сидящую напротив женщину. Как будто важнее этого нет ничего на свете. Ян хочет вывернуть ее наизнанку, прежде чем раздеть. «Интересно, он так себя ведет со всеми, кого соблазняет, или инстинктивно чувствует, что в curriculum vitae слишком красивой девицы что-то не стыкуется?»

– Жаль вас разочаровывать, Флёр, но на мать Терезу вы не похожи, а жизнеописаний высокообразованных полиглоток я получаю по десять в день. Чтобы меня убедить, требуется нечто большее.

Официант принес вино. Ян подал бокал собеседнице, взял свой и предложил тост:

– За приключение, Флёр! Ваш ход. Соблазните меня. Очаруйте. Обворожите. – Он взглянул на часы: – Даю пять минут.

Она – по наитию – произнесла:

– За неведомое, Ян. За чудесные встречи. Думаю, это меня и влечет в гуманитарную сферу. Встречи. С женщинами. С мужчинами. Разными. Умеющими растревожить душу. Харизматичными.

Ян лизнул край бокала. Теперь он пожирал ее глазами.

– Уже лучше, Флёр. Но недостаточно вдохновенно. Мне нужны факты. Доказательства. Поступки.

Он потянулся за рюкзаком, чтобы убрать резюме, и она воскликнула с решимостью отчаяния:

– Подождите, Ян! Дайте мне шанс! Что еще я могу сделать – разве только умолять поверить мне? Поверить, что я храбрее, чем кажусь. И что на мир смотрю не холодным взглядом. Что готова рисковать. – Она сделала паузу, попыталась поймать его взгляд. – Чем угодно…

Он уже встал и готов был уйти, как будто едва слушал. «Опасный хищник», – снова подумала она.

– Мне пора, Флёр. Но вы победили и получите еще один шанс. Найдете время для второй беседы? – Он даже не дал себе труда заглянуть в «поминальник». – Здесь. Сегодня вечером. Договорились?

– Да.

Она не смутилась. Ян произнес «Сегодня вечером…» особым, многозначительным тоном, она ответила «да» полузадушенным голосом.

Он вдруг перестал торопиться. Вгляделся в ее лицо, словно пытаясь решить, какая методика поможет уложить в койку красавицу на тридцать лет моложе его. Могло показаться, что он и себе удивляется, – и это было главным оружием, делавшим его неотразимым.

– Предупреждаю, Флёр, я буду до конца дня думать о нашей новой встрече. И возможно, размечтаюсь, чтобы она приобрела иной, более интимный оборот.

– Я сказала, что готова на любой риск, и не откажусь от своих слов.

Девушка ответила без колебаний, и Ян решил закрепить преимущество.

– Предпочитаю честность, Флёр. Не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание. Этот разговор – личный и частный – идет как по маслу, но это не значит, что вы получите работу. Я устроен иначе…

Флёр взяла бокал, выпила до дна, посмотрела с вызовом.

– Идите, Ян, не то опоздаете. Хочу предупредить: даже если наша… интимная беседа пройдет замечательно – а я вам это обещаю! – не уверена, что соглашусь занять место, которое вы мне предложите.

Он расхохотался. Победа! И через секунду исчез в пестрой толпе на площади Мартир.

Выждав несколько мгновений, девушка достала из сумочки телефон, вибрировавший все время, пока длился разговор с работодателем.

Как прошла встреча?

Я в порту, уплываю.

Береги себя, моя козочка.

Шерин

Флёр улыбнулась.

Общение с Яном Сегаленом заняло четверть часа. Соблазнение оказалось плевым делом, простой формальностью по сравнению с долгой подготовительной работой.

Ян Сегален был легкой добычей.

Слишком легкой.

В мозгу раздался тревожный сигнал: все получилось так просто, что времени на раздумье не осталось.

Тем хуже…

Или тем лучше. Время вышло, полицейские вот-вот соберут пазл и раскинут сети.

Флёр допила перье, чтобы перебить вкус вина, одернула юбку и поправила парик.

Сегодня вечером, сегодня ночью, завтра утром все закончится.

Для нее.

И для Альфа́.

47

12:18

Вдыхай полной грудью зарождающийся ветер!

Мы побежим по волне и вернемся живыми!

Гаврила с изумлением смотрел на чернокожего гиганта, изображавшего Ди Каприо на носу «Севастополя». Кого хочет впечатлить этот парень, стоя лицом к морю? Или он репетирует? Хочет быть готов, когда придет время провожать девок в трюм?

Гаврила цепко держался за штурвал. Они еще не вышли в открытое море, но берега уже не видно. А пассажир бросал вызов пустынному горизонту.

Поднимается ветер! Нужно пробовать жить!

Воздушный поток листает мою книгу.

Кстати, о ветре – пожалуй, нужно возвращаться. Если Лорел и Харди хотят купить старое корыто, они увидели достаточно. Темнокожий – Лорел – подтвердит своему дружку с чековой книжкой, что все в порядке, «Севастополь» держится на плаву!

Но прежде Гаврила хотел разыграть собственную карту. Он повысил голос, перекрывая шум двигателя, и спросил:

– Чтение стихов на борту станет частью программы будущих круизов?

Альфа́ подошел ближе, держа руки в карманах, и прислонился плечом к рубке.

– Нет, это я для собственного удовольствия.

Удовольствия?

Гаврила не поверил, ухмыльнулся, продемонстрировав отсутствие зубов, и пассажир уточнил:

– Я читал «Морское кладбище» Поля Валери. Выучил в школе, в младших классах. Вам не кажется, что море похоже на бескрайнее кладбище?

Гаврила в ответ пожал плечами, сбросил обороты, чтобы начать торможение, кашлянул, будто тоже готовился к декламации. «Севастополь» покачивался на волнах, двигатель рычал.

– То, что вы тогда обсуждали с партнером… в трюме… ну, насчет голых блондинок… Это не шутка?

Альфа́ так удивился, что едва не потерял равновесие и ухватился за ближайший буй на леере.

– Да я не подслушивал, – начал оправдываться Гаврила. – Так, обрывки фраз сами влетели в уши… наподобие хлопьев тумана… если понимаете, о чем я… Вы трепались про баб топлес на палубе, официанте с коктейлями на подносе и рулевом в морском джемпере. Если покупаете судно для таких дел, я участвую. Сколько плавал по Средиземному морю, вожу одно старичье! Курсируют между фабрикой, где разливают оливковое масло, ресторанами и тремя греческими храмами. Я умею держать рот на замке и, если захотите, даже к дантисту схожу, чтобы клиентов не распугать.

Ветер хлестал Альфа́ по щекам, и он надел вязаную шапочку, снова спрятал руки в карманы и подошел вплотную к рулевому.

– Можете не отвечать сейчас, – не унимался Гаврила. – Я пятнадцать лет хожу на тридцатиметровых яхтах и ни разу не видел на палубе даже кусочка голой сиськи! Я так понял, вы хотите переоборудовать трюм, чтобы были кровати, души и все такое прочее… – Он заговорщицки подмигнул Альфа́: – Если откроете шикарный плавучий бордель или порнушку будете снимать – тоже хорошее дело. Я могила, слово моряка! Кладбищенского моряка!

«Севастополь» не двигался, как будто Гаврила решил дождаться ответа, прежде чем вернуться в порт.

– Солярка кончилась? – встревожился Альфа́.

– Хватит на кругосветное плавание!

Мааль вернулся к созерцанию волн.

Великое море, знающее исступленный восторг,

Тысяч и тысяч идолов солнца,

Абсолютная гидра, опьяненная твоей синюшной плотью,

В смятении, подобном тишине.

«Да он издевается!» – решил моряк и закричал, изобразив замах кнутом:

– Галопом, лошадки! Домой! Будем у причала через час, убедитесь, на что способен «Севастополь»!

Гаврила наклонился, потянул за рычаг управления, а когда поднял глаза…

…увидел наставленный на него пистолет.

– Я… я пошутил насчет шлюх… – промямлил он. – Я… ничего не слышал… Я…

– Спокойно, дружище! Если ты и впрямь хороший рулевой, все будет нормально. А теперь сменим курс.

Мирный тон парня, цитирующего Поля Валери и вооруженного пушкой, никого бы не успокоил. Прямо Тарантино какой-то! Гаврила запаниковал, как будто оказался на борту «Боинга-747», захваченного джихадистами. Пялился на воду, воображая, что на траверзе вот-вот появится остров и ему прикажут выброситься…

– Ку… куда мы плывем?

– Прямо. На ту сторону Средиземного моря.

48

16:01

Жюло был околдован.

Лейли Мааль вошла в комиссариат Пор-де-Бука и направилась к трем сыщикам, похожая на взволнованную, но уверенную в своем таланте актрису, закаленную нелегкой жизнью на сцене, и Жюло ее полюбил.

Нет, это не была любовь с первого взгляда, Лейли Мааль по возрасту годилась ему в матери, но от этой женщины исходила невероятная сила. Такие женщины непотопляемы, могут навязать свою волю метким словцом, а целеустремленностью напоминают муравьев, упорно ползущих вперед, огибающих препятствия и всегда добирающихся до места назначения – даже с грузом, превышающим собственный вес.

А еще эта муравьишка не забыла, что значит быть красивой. Пахнуть медом и одеваться в лепесток первоцвета. Выбранные ею тона – лиловые тени на веках, красные бусины в волосах, мандариново-оранжевая туника – выглядели оберегами против серости жизни.

Они допрашивали Лейли втроем – Петар, Жюло и майор Тони Фредиани, хорошо знавший марсельскую криминальную среду, в частности мафиозные сети, наживающиеся на иммиграции. На его участии настоял следователь Мадлен, после того как утром нашли второй труп и дело Валиони – Куртуа перешло под юрисдикцию центра. Все проявляли активность, так что понадобится несколько часов, чтобы утихли страсти между министерством и Центральным управлением судебной полиции, и все договорились со всеми, кто что будет делать и сколько ответственности на себя возьмет.

Лейли села напротив полицейских.

– У меня все в порядке с документами, – сразу сказала она. – Я получила статус резидента на десять лет, работаю по договору и…

Петар перебил ее, не повысив голоса:

– Мы знаем, мадам Мааль, мы все знаем.

Жюло кивнул, подтверждая слова шефа. Он быстро прочел досье Лейли Мааль, из которого следовало, что, попав во Францию, она несколько лет оставалась нелегалкой, но все время работала и даже платила налоги. (У лейтенанта в голове не укладывалось, как такое возможно!) Три года назад она узаконила свой статус. Работает. Получила бессрочный трудовой контракт. Образцовый жизненный путь.

– Вы принесли фотографии дочери? – спросил майор.

Лейли полезла в большую сумку-торбу, и Жюло отвлекся на страницу Faline95 в фейсбуке. В ее аккаунте, как и у Bambi13, имелось несколько вызывающих фотографий «без лица», но все снимки были сделаны в окрестностях Марселя: на пляже Эстак, на фоне Фриульских островов, среди белых скал в каланках[100]100
   Каланки – маленькие бухточки, похожие на норвежские фьорды, но значительно теплее. Объявлены национальным парком.


[Закрыть] у деревушки Ле Гуд, в городском бассейне Пуэн-Руж…

И все-таки, при некоторых различиях, Жана-Лу Куртуа завлекли аналогичным способом – с помощью виртуального секс-парада, ставшего теперь банальным оружием самоуверенных красоток. Фотографии в купальнике, игра теней на выпуклостях и изгибах обнаженного силуэта, крупные планы анатомически эротичных деталей, иногда на грани. Два тела, похожих как две капли воды, две юные метиски.

Жюло и Петар час играли в «Найди семь отличий». Не нашли.

Все заставляло думать, что Bambi13 и Faline95 – одна и та же девушка, но стопроцентной уверенности у сыщиков не было, и снимки отослали в лабораторию. Жюло не знал, сумеют ли эксперты, опираясь на снимки, сделанные смартфоном, определить тождество родинки, рассчитать точный объем и длину бедер или асимптоту округлости груди. Впрочем, даже если у IT-волшебников получится, фотографии в фейсбуке могут быть фотошопом. Сегодня это не проблема.

Лейли Мааль отдала полицейским снимки дочери. По странному контрасту с Bambi13 и Faline95, Бэмби Мааль оказалась девушкой в кроссовках, джинсах и объемном свитере. Накрашена она была более чем скромно. Петар и Тони долго разглядывали карточки, потом передали их лейтенанту. Он навсегда запомнил лицо девушки в шарфе с совами, которая дерзко посмотрела в объектив камеры слежения над входом в «Ред Корнер». Не лицо – только глаза и рот, но интуиция подсказывала: это она.

Это Бэмби Мааль. Та же бездонная глубина глаз, тот же вызывающий и одновременно печальный взгляд. Встретишь такой и обязательно влюбишься.

Это она.

Жюло смотрел на три фотографии и медленно, но верно уступал сомнениям.

Разве можно говорить об удивительном сходстве, основываясь только на взгляде? Даже не на форме носа, не на овале лица? Что, если это иллюзия, искусный грим, имитация?

Петар оставался внешне невозмутимым, как будто не он много часов сравнивал лицо на мутноватом снимке с фотопортретами всех городских проституток и не нашел даже намека на совпадение.

Неужели майор пришел к тому же заключению, что и он сам? Это Бэмби Мааль! Жюло был уверен в этом на восемьдесят, нет, на девяносто процентов. Но уверенность – не доказательство и не дает ответа на главный вопрос: как девушка из «проблемного» района Марселя могла превращаться в Bambi13, путешествующую по всему миру?

Петар заговорил – мягко, только что не извиняясь за доставленное Лейли неудобство. Это было совсем на него не похоже. Может, подействовало присутствие Тони Фредиани.

– Если позволите, эти фотографии пока останутся у нас. Мы с утра пытаемся связаться с ней по номеру мобильного телефона, который вы нам дали, но пока безуспешно. Когда вы видели Бэмби последний раз, мадам Мааль?

Женщина ответила не задумываясь:

– Вчера вечером. В половине восьмого… Если совсем точно – между половиной восьмого и восемью вечера.

Столь четкий ответ разочаровал сыщиков. Если это правда, у них возникает несоответствие фактическим и запротоколированным обстоятельствам дела.

А если Лейли лжет, то делает это мастерски.

– Почему вы так уверены, мадам Мааль?

– Дочь ужинала со мной. Мы каждый день садимся за стол в 19:30. Говорите прямо, майор, в чем ее обвиняют?

Полицейские переглянулись, и Велика принял решение. Не говоря ни слова, достал папки с делами Валиони и Куртуа и придвинул их к Лейли. Показать снимки мест преступлений и обескровленных тел – прямой и грубый способ объяснить матери, что инкриминируют ее дочери!

Жюло внимательно следил за каждым жестом Лейли, караулил выражение ее лица. Вот она открыла первую папку, начала одну за другой рассматривать фотографии, напряглась, дрожащей рукой опустила обложку и застыла. Удивление, даже отвращение стало бы естественной реакцией, но лицо Лейли всего на миг окаменело от ужаса, потом она взяла себя в руки.

Петар извинился и забрал досье.

– Сожалею, что пришлось подвергнуть вас жестокому испытанию, мадам. У нас пока нет объективных оснований утверждать, что эти преступления совершила ваша дочь.

Прокручивая в голове неожиданные в своей утонченной вежливости витиеватые выражения шефа, Жюло восстановил в памяти сцену, развернувшуюся у него перед глазами. Панический ужас за секунду исчез с лица Лейли Мааль, она практически сразу взяла себя в руки, но вот что странно: женщину потрясли не фотографии тел Франсуа Валиони и Жана-Лу Куртуа. Она испугалась, когда прочла их имена!

Как будто не узнала лиц, но знала, кто они.

Интересно, Петар заметил или его отвлекло якобы естественное для женщины волнение? Лейтенант возгордился – он один уловил важнейшую деталь!

– Я не идиотка, майор, – спокойным голосом произнесла Лейли. – Если бы вы думали, что моя дочь не имеет ничего общего с этими преступлениями, не предъявили бы мне этих снимков. Но вы ошибаетесь. На прошлую ночь у девочки есть алиби.

Да неужели? Ну-ну, пусть говорит, а мы проверим… Эта мысль ясно читалась на лицах сыщиков.

– Скажу честно: я не знаю, где моя дочь была с половины девятого вечера до полуночи. Сказала, что ходила в KFC с подругой, но доказательств у меня нет. А вот в полночь она пришла в отель «Ибис», я там работаю. Это рядом с «Экополисом».

Петар почесал затылок. Разговор принял непредвиденный оборот.

– И что же ваша дочь делала там в такое время, мадам Мааль?

– Пела.

– Что-что?

Пальцы Лейли судорожно сжали сумку. Она сделала глубокий вдох и объяснила:

– Будет… проще всего, если вы свяжетесь с управляющим. Его зовут Рубен Либерос. Вряд ли вас убедят слова матери, которая защищает дочь, а мсье Либерос все подтвердит.

В разговор наконец-то вступил майор Тони Фредиани. Сочный марсельский акцент подчеркивал звучавшую в голосе иронию.

– Вряд ли ваша дочурка пела-распевала в полночь для вашего шефа в гордом одиночестве. Свидетели были?

– Да, – Лейли кивнула, – целый десяток. Может, больше.

Велика достал платок и отер пот со лба. Записал координаты «Ибиса», для проформы задал еще несколько вопросов и поблагодарил Лейли за сотрудничество.

Она взяла сумку, и Жюло поторопился сказать:

– Я вас провожу.

Он вышел из кабинета первым, не оглянувшись на коллег, плотно прикрыл за собой дверь и обратился к женщине, понизив голос:

– Что бы вам ни понадобилось, звоните мне. – Он протянул ей визитку, сам не понимая, почему так поступает. – Звоните, если просто захочется поговорить. О ваших детях. Об этих убитых мужчинах. О… Об ассоциации, где они работали. О «Вогельзуг».

Лейли взяла визитку, долго ее рассматривала, как будто решала, может ли доверять странному легавому, и пошла прочь, не промолвил ни слова, перед дверью надела очки в ярко-красный оправе, украшенной пунцовой розой с шипами.

Странная женщина…

Она уходила, как пришла, с прямой спиной и гордо поднятой головой, и была расстроена вряд ли больше мамочки, которую вызвали в полицейский участок, чтобы пожурить за то, что ее сын зайцем проехал в трамвае. Лейтенант понял, на чем основана его уверенность в том, что Бэмби Мааль, Bambi13 и Faline95 – одна и та же женщина. Дело было не только в размытом изображении с камеры. Свирепая решимость, сквозившая в каждом движении, каждом слове Лейли Мааль, убеждала безоговорочно. У таинственной убийцы была та же пластика. Инстинкт выживания. Как у человека, чудом уцелевшего во время катастрофы. Или вернувшегося из ада. Таких ничто не способно вывести из равновесия.

Через несколько секунд Жюло вернулся в допросную.

– Итак? – с оттенком нетерпения в голосе поинтересовался Тони.

Петар не дал подчиненному ответить – решил сам сделать некоторые выводы:

– Итак, все ясно как божий день. Девица – наша клиентка! Никаких сомнений. Сходство между малышкой Бэмби и нашей убийцей поразительное. И – вишенка на торте – Лейли Мааль знала имена обеих жертв!

Жюло от досады аж губу прикусил. Надо же патрону быть таким приметливым. Чертов профессионал.

– Один маленький нюанс, – продолжил майор. – Из-за алиби мы в полной заднице. – Он посмотрел на часы: – У нас есть полчаса на этого Рубена Либероса. До «Ибиса» – два километра.

Жюло позволил себе реплику от двери:

– Если Лейли Мааль знала жертв, как она связана с «Вогельзуг»?

Услышав название ассоциации, Тони Фредиани сделал стойку.

– О чем ты? – раздраженно спросил Велика.

– Черт, патрон, это же просто как дважды два! Много лет назад Лейли оказалась во Франции. Все сводится к нелегалам-невидимкам. В кармане Валиони мы нашли браслет и ракушки, служившие африканской валютой. Альфа́, сын Лейли, хотел заделаться проводником. Мы в Пор-де-Буке, этот город был основан одной из самых могущественных ассоциаций помощи беженцам. Франсуа Валиони и Жан-Лу Куртуа работали на нее. Здесь, на полпути между комиссариатом и отелем «Ибис», живет глава «Вогельзуг» Журден Блан-Мартен.