Текст книги "Новый Вавилон"

Часть II Дикие миры

Земля принадлежит всем землянам…

Статья 2 Всемирной Конституции от 29 мая 2058 года

Эксклюзивное интервью

президента Галилео Немрода,

данное Лилио де Кастро

для «Индепендьенте Планет»,

часть 1/3

Лилио де Кастро: Вы говорили о важной роли прошлого, президент?

Галилео Немрод: Верно, господин де Кастро. За те сто лет, что существует телепортация, почти все жители Земли забыли несколько тысячелетий истории человечества. Да, нашим детям преподают историю, у каждого есть реперные точки, каждый имеет некоторое представление о серьезных конфликтах, революциях, колонизации, двух мировых войнах, популистских кризисах 2040-х годов. Самые эрудированные помнят, как устанавливались границы государств, знают, что существовали империи, Соединенные Штаты Америки, Китай, Европейский Союз. Все эти старые языки, флаги, униформы, дворцы, соборы и замки стали экзотикой, но кто сегодня пробует оценить свершившуюся революцию мысли?

Лилио де Кастро: Революцию мысли? Не могли бы вы уточнить, что имеете в виду?

Галилео Немрод: Меньше века назад никто на планете, за исключением горстки провидцев, не обладал планетарным сознанием. Даже вам сегодня будет трудно представить, что житель Земли в то время реагировал на происходящее не как человек, а как житель маленького уголка планеты, который считал своим. Как француз, немец, китаец, американец, бразилец… Как бы странно это ни выглядело, другого образа мыслей не существовало. Из него вытекал любой политический выбор и все решения всех народных избранников каждого государства. Правило было простым: защищать свою территорию, чаще всего сложившуюся в результате исторических случайностей, объединенную языками, которые редко наслаивались друг на друга, и религиями, которым была неважна национальность. Французы были готовы умирать за Францию, немцы – за Германию, англичане – за свой остров. И вот что я вам скажу, господин Лилио де Кастро: если мы попытаемся подсчитать число людей, убитых, изнасилованных, отравленных газами, умерших от голода – чаще всего молодых и здоровых! – только потому, что группа индивидуумов хотела защитить свое жизненное пространство, занять территорию соседей или присоединить ее, выяснится, что в жертву принесли не миллионы, а миллиарды. Так вели себя Чингисхан, Наполеон, Юлий Цезарь и Гитлер.

Лилио де Кастро (с легким раздражением): Я понимаю, президент. Успокою вас, я знаю историю. Но мир изменился. После Второй мировой войны границы утвердились, экономика стала общемировой, не случилось ни одного крупного планетарного конфликта. Установилось равновесие, и именно его мы должны защищать, верно?

18

Рыбацкий квартал, Сен-Луи, Сенегал

Майор Артем Акинис смотрел с балкона, как волны подбираются к рыбацким хижинам, стоящим между Атлантическим океаном и рекой Сенегал на тонкой песчаной полосе, называемой Языком Варвара. По заведенному ритуалу они проводили мозговые штурмы каждый раз в новом месте, и сегодня их принимал Бабу – в Сенегале, в городе Сен-Луи, где лейтенант построил изящную виллу в старом колониальном квартале африканской Венеции. Сыщик редко покидал дом, членов семьи и общину, состоящую из людей, приехавших с разных континентов, чтобы выращивать хлеб и рис, разводить кур, заниматься музыкой и созерцать океан.

Бабу и Ми-Ча пили прохладный биссап[17]17
  Напиток, приготовленный из цветов растения розелла, разновидности гибискуса. Это не сок, а скорее подслащенная настойка.


[Закрыть].

– Итак, что нового? – спросил Артем.

Ми-Ча сделала последний глоток, отставила стакан и спроецировала на беленную известью стену данные со своего планшета.

– Только что пришло. Помните нашего подозреваемого № 1? Типа, который ошивался рядом с атоллом Тетаману?

– Журналиста? – спросил Бабу.

– Лилио де Кастро, – кивнул Артем. – Звезда журналистики. Сегодня, во второй половине дня, президент Немрод дал ему интервью.

Рыбаки растягивали сети между металлическими сводами моста Федерба, дети телепортировались по домам с берегов реки, чтобы отдать на кухню пойманную рыбу. Артем обожал мирное течение жизни этого места, ощущение вечности, исходящее от ярких фасадов домов. Ему нравились эти кованые балконы, на которых жители проводили много времени, беседуя, любуясь закатом, дремали в прозрачные сумерки. Майор тряхнул головой, гоня ностальгию прочь. Бабу часто приглашал его разделить вкуснейшего цыпленка ясса[18]18
  Ясса – традиционное блюдо сенегальской кухни. Целую курицу маринуют с луком, соком лимонов или лаймов, горчичным и арахисовым маслом, затем запекают и в конце томят в маринаде. Подают с белым рисом.


[Закрыть] за семейной трапезой. Он вспомнил, как несколько лет назад, задолго до прихода Ми-Ча в Бюро, стоял на этом же понтоне с Марианной.

– Так вот, – продолжила кореянка, просматривая на головокружительной скорости лица ста двадцати тысяч болельщиков на трибунах «Мараканы». – У нашей звезды выдался насыщенный день. Туамоту, затем тет-а-тет с президентом, стадион.

На стене возникло лицо Лилио де Кастро – борода, иссиня-черные волосы.

– Зато ни блондинистый убийца, ни какой-нибудь другой террорист рядом со стадионом не появились.

– Может, не успели осуществить свой план? – предположил Артем. – Они же не могли предвидеть эвакуацию. Без кота мы бы ни за что не догадались о связи между матчем и терактом.

Шпион громко урчал, расправляясь с козьим молоком, которое налила ему Фило, дочь Бабу. Ми-Ча нагнулась и погладила кота.

– Совпадение? Вряд ли. Этот Лилио все время оказывается в местах, которые всплывают в расследовании. Постоянно возникает там, где не надо.

Бабу вышел на залитый солнцем балкон. На пляже белые пеликаны бродили в компании диких курочек и десятка коз. После окончания эры загрязнения океаны снова стали вотчиной птиц, рыб и зверей.

– Совсем наоборот – именно там, где надо, – возразил сенегалец. – И он очень компетентен, раз его выбрал президент. Человек, который всегда на шаг впереди.

– Он был рядом с Тетаману до того, как произошло преступление, – задумчиво сказал Артем. – На стадионе «Маракана» до сигнала об эвакуации… Тут не профессионализм репортера, а буквально провидчество какое-то.

Кошачий хвост погладил на экране бороду Лилио де Кастро.

– Подвинься, дорогой, – заботливо проворковала Ми-Ча, убирая кота с планшета, и повернулась к коллегам: – Не ссорьтесь, парни, у меня есть информация, которая вам точно понравится.

На мониторе опять замелькали болельщики, почти все были в желто-зеленой форме.

– После оповещения о тревоге сто двадцать тысяч человек испарились со стадиона, как перепуганные воробьи. Все, кроме двоих, которых «Пангайя» разглядела так же легко, как двух слонов, случайно телепортировавшихся на льдину. Ее зовут Клеофея Луазель. Обычная женщина, работает учительницей во Франции, дом у нее в Японии, тоже самый обычный. Второй, кто не активировал телепортер, – внимание, бьют барабаны, грохочут тамтамы! – наш знаменитый Лилио де Кастро.

Экран разделился на две части, появились два лица крупным планом – Лилио и Клео.

Артем резко поднялся:

– Вамос! Берем обоих. Этот тип опасен! – Он задержал взгляд на лице Клео. – Женщине грозит опасность.

Ми-Ча подхватила на руки кота и принялась баюкать его, как младенца.

– Поздно, Артем.

– В чем дело? – вскинулся Акинис. – Ты что, не заблокировала их телепортеры?

Бабу с интересом слушал, не отводя взгляда от ярких стен колониальных домов.

– Господин майор! – притворно оскорбилась кореянка. – Напоминаю – вы говорите с Ми-Ча Ким! Маленькой королевой «Пангайи». В Бюро никто не разбирается в тайнах ИИ лучше меня. Конечно, я сразу заблокировала их телепортеры. Ни журналист, ни училка не могут улизнуть.

– Тогда окружаем стадион и берем их! – Акинис потянулся к кнопке.

– Их там нет, Арти. Они ушли. Пешком.

– Пешком? – с глупым видом переспросил майор.

– Вот именно, пешком, – вступил в разговор Бабу. – Они отправились на романтическую прогулку по заливу у берегов Рио. Наверное… – Он посмотрел на лица на стене. – Журналист-то парень симпатичный, а учительница так просто красавица. Согласен, Артем?

Майор не ответил, внимательно рассматривая лицо Клео. Ми-Ча взяла в руки кошачьи лапы и зааплодировала ими.

– Надо шевелиться. Эта женщина может быть соучастницей террориста, заказавшего убийство честных пенсионеров и едва не уничтожившего всех зрителей на стадионе «Маракана».

Ми-Ча спроецировала на стену карту Рио.

– Пешком они далеко уйти не могли, а направились либо в Университет, либо в парк Боа Виста в районе Сан-Кристобаль в Рио-де-Жанейро, или в фавелу Мангейра. Объявим план «Кенгуру» и легко их локализуем.

Планом «Кенгуру» в Бюро называли охоту за подозреваемыми, во время которой агенты проводили в одном месте не дольше десяти секунд.

– Бабу, ты со мной! – приказал Акинис. – Возьмем двадцать человек и окружим квартал.

Ми-Ча опустила кота на пол рядом с миской и потянулась к телепортеру на запястье.

– Нет, принцесса, останешься здесь. Займешься компьютерными данными. – Майор подключился к планшету Ми-Ча и вывел на экран лицо блондинистого киллера. – Пока не докажем обратное, считаем убийцей его. Он застрелил десятерых, чтобы украсть билеты на финал, но не пришел на стадион. Почему? Где он сейчас? Кто он? Как появляется и исчезает, не оставляя следа? Найди его, Ми-Ча. Найди и нейтрализуй.

– Есть, шеф! Но пока вы не отправились играть в суперменов на улицах Рио, пусть кто-нибудь объяснит мне значение слова «питчипой».

– Позже, малышка, – успел сказать Бабу, и они с майором телепортировались.

Кореянка осталась одна в доме, зажатом между морем и рекой, между птичьими криками и детским смехом, перед огромным портретом убийцы. Она крепче прижала к себе кота, заглянула в его голубые глаза, потрогала влажный розовый нос, погладила шелковистую шерстку, подумала, что ему очень пойдет бантик на макушке, и уставилась на незнакомого киллера.

– Ты… – Ми-Ча помолчала и шепнула: – Обещаю тебе, Кот, мы отыщем того, кто убил твоих маму и папу, где бы он ни прятался!

19

Гульмарг, Гималаи, Кашмир

Мадху редко покидал свою хижину после смерти жены Лилы. Иногда он телепортировался в Исламабад, а иногда в Дели, чтобы купить продукты или теплую одежду, и сразу возвращался в Гульмарг, на высоту трех тысяч метров над уровнем океана.

Когда врачи сообщили Лиле, что рак легких победить не удалось и дни ее сочтены, она собрала последние силы и переместилась в горы, на землю предков, где и умерла в своей постели. Мадху завернул тело в саван и сжег его на холме, рядом с которым и стал проводить почти все время.

Он ни с кем не встречался – да и кто бы захотел посетить этот затерянный уголок Гималаев? Многим альпинистам нравилось телепортироваться в горы, но другие вершины привлекали их больше Гульмарга, находившегося в штате Кашмир, на старой границе с Пакистаном. Когда-то эта вершина была одной из самых опасных, пейзаж все еще портили бункеры и колючая проволока, не украшали его и серые пилоны горнолыжного курорта, единственного в Гималаях на протяжении целых ста лет. «Никто не захочет потеряться на этой проклятой горе… – подумал Мадху, с удивлением глядя на странного незнакомца в кожаной куртке, материализовавшегося в пятидесяти метрах от него. – Что здесь забыл этот чудак, не удосужившийся даже шапку надеть?»

– Что-то ищете? – спросил он.

Незнакомец стоял в снегу, рядом с кабиной фуникулера.

– Работает? – поинтересовался он.

Мадху сделал несколько шагов и остановился рядом с могильным холмом. Утром он купил индийские гвоздики в Моратуве, городе на юге Шри-Ланки, и украсил ими могилу жены.

– Понятия не имею, – ответил он. – Я много лет не видел его в действии. Гораздо проще телепортироваться.

– Я бы хотел отправиться наверх, – пояснил мужчина, – меня интересует гималайский курорт «Хайбер».

Мадху подул на руки. Похолодало градусов до десяти, ледяной ветер сотрясал кабины, а пришелец обходился без перчаток и шарфа.

– Невозможно, – с сожалением в голосе произнес он. – Это частное пространство. Никто там не бывает, но есть много других интересных вершин.

– Вы знаете, что находится наверху? – не отставал блондин.

– Нет, меня это не касается, я хорошо себя чувствую в моем доме. Спускаюсь иногда вниз, но никогда не поднимаюсь.

– Я понял. Спасибо.

Незваный гость последний раз обвел взглядом кабины и пустую будку, где когда-то продавали билеты, машинный зал под ногами и телепортировался.

Вот и хорошо.

Мадху терпел только соседство гималайских стервятников, диких яков, больших голубых баранов – бхаралов и их главных врагов – снежных барсов. Он любил наблюдать за животными, держа палец на кнопке телепортера на тот случай, если хищник вдруг решит напасть. Мадху сохранил рефлексы охотника, унаследованные от кашмирских предков, и обладал превосходной реакцией.

Он дошел до могилы и опустился на колени перед гвоздиками.

– Чужой ушел, – прошептал он. – Мы снова одни, моя Лила.

Мадху закрыл глаза, а когда снова поднял веки, увидел тень на хрупких цветах. Он не успел поднять голову и разглядеть негодяя, забывшего об уважении к мертвым, – в шею ему вонзился нож, и он упал, не произнеся ни слова, не издав крика, который нарушил бы вечную тишину Гималаев.

Кровь хлынула на белый снег, красная, как гвоздики для Лилы.

20

Фавела Мангейра, Рио-де-Жанейро

– Я не знала, что подобные места до сих пор существуют.

Они шли рядом по фавеле Мангейра, и Клео с любопытством, смешанным с отвращением, рассматривала пустые, стоящие почти друг на друге грязные домишки, их жестяные крыши лепились к холму на манер гигантской лестницы. Дома выглядели так, будто по ним протопал великан, они скособочились, но каким-то чудом уцелели. Канавы были заполнены грязной густой жижей, смесью земли, битого стекла и ржавых железяк, между которыми ухитрялись расти деревья и колючий кустарник. На улицах невыносимо воняло, все они были пусты, как будто жители этих трущоб скопом телепортировались, уступив квартал крысам.

Отвратительные грызуны были повсюду.

– Люди действительно здесь жили? – спросила Клео.

– Миллионы людей, – ответил Лилио, – десятки миллионов. Здесь и в других мегаполисах. В Индии их называли трущобами, в Европе – бидонвилями, но назначение у них было одно: давать приют тем, кому отказывали в других местах. Кварталы, куда сбагривали нежелательный элемент, обносили колючей проволокой и охраняли, чтобы не позволить насилию перекинуться в другие части города.

Они двигались дальше, мимо остатков прежней жизни – ржавых железяк, ветхих простыней и занавесок, перепутанных электрических проводов, напоминающих клубки змей. Клео то и дело вздрагивала. Ей казалось, что она попала на другую планету или вернулась на Землю после конца света.

– Слава богу, что никто здесь больше не живет… – Она судорожно вздохнула.

– Почти никто, – отозвался Лилио.

Они поднимались по узким крутым лестницам, и журналист показывал пальцем на заброшенные лавчонки. В одной из них, наверное в бакалейной, Клео разглядела помятые алюминиевые этажерки, груду соломы и деревяшек – скорее всего, когда-то это были столы и стулья.

– Люди жили здесь безвыездно. Они рождались и умирали в своем квартале.

– Почему? – удивилась Клео. – Им было запрещено перемещаться или они сами не хотели?

Лилио обвел взглядом гигантское белое блюдо стадиона «Маракана» и Сахарную голову – гору над заливом Гуанабара в восточной части Рио-де-Жанейро.

– Чтобы в мире сохранялось равновесие, были нужны места привлекательные, выставляющие себя напоказ, и другие, которые приходилось скрывать. Люди приспосабливались к этому порядку вещей, и каждый прекрасно жил в своем квартале – если не заходил в соседний. Так было, однако… – Де Кастро сделал паузу, не зная, стоит ли продолжать, но все-таки решился: – Однако сегодняшняя ситуация намного хуже.

Клео опешила.

– Что вы такое говорите?! Сегодня каждый ходит где хочет! Разве нет?

– Именно так. Каждый перепрыгивает из одного места в другое, минуя непопулярные. Земляне телепортируются и не пересекаются, мир для них превратился в череду точек. Для молодых тусовщиков это пляж, где можно устраивать вечеринки, для шопоголиков – бутики в виртуальных торговых галереях, для тех, кто зарабатывает едва ли сто песо-мундо в месяц, а таких полно, – пункты распределения продуктов, расположенные на старых заводах или в шахтерских городках. А для самых богатых – недоступные остальным Эйфелева башня, Запретный город, Бурдж-Халифа…[19]19
  Бурдж-Халифа (Дубай) – самое высокое многоэтажное здание, единственный 828-метровый и 163-этажный небоскреб в мире. Его уступчатая форма напоминает сталагмит.


[Закрыть]

– «Маракана»…

– Здесь смешиваются представители всех групп, и это обманка! Как только люди начали телепортироваться, человечество зациклилось на нескольких точках планеты и почти полностью игнорирует большую часть земной поверхности, где не на что смотреть и нечего делать. Сегодня Земля такой же предмет потребления, как все остальные. Когда-то люди защищали планету, сохраняли с ней глубинную связь.

– Но не здесь.

– Даже здесь.

Клео требовалось время на размышление. Она остановилась перед грудой обломков, вечность назад бывших одним из домов. По перекрестку двух ближайших улиц промелькнула тень – не крыса и не бродячая собака. За ними следят?

Клео испуганно посмотрела на Лилио – заметил он что-нибудь или нет? Кажется, все в порядке, опасности нет. Журналист достал планшет, сосредоточился на экране, улыбнулся.

Ну что за нелепая ситуация! Она гуляет по одному из самых мрачных мест планеты с незнакомцем, которому больше нравится беседовать с гаджетом.

– Хорошие новости? – съязвила она.

– Да, мою беседу с президентом Немродом опубликовали. Уже двести шестьдесят восемь миллионов просмотров, и их число растет. Вам составляет компанию знаменитый журналист, мадемуазель!

– Лучше сконцентрируйтесь на том, что происходит вокруг нас. Мне понравилась прогулка по этому прелестному кварталу. Это было очень познавательно, правда… Но сейчас нам лучше телепортироваться в другое место.

Клео покосилась на черные тени, скользившие по стенам, и невольно поежилась.

– У меня есть и плохая новость.

Взгляд Клео сделался затравленным.

– Нам придется искать выход из лабиринта на своих двоих, наши телепортеры заблокированы.

– Что вы такое говорите?!

– Я предполагал, что случится нечто подобное, а сейчас проверил и убедился.

Клео опустилась на ржавую бочку.

– Но зачем?

– Все очень просто. Раз стадион эвакуирован, значит, была угроза теракта. Из всех зрителей не сбежали только мы с вами и в результате сразу попали под подозрение. Надо думать, что скорее я, чем вы. Меня числят среди тех, кто сопротивляется «круговой» телепортации. Я представляю угрозу для ОВП и ее священного принципа «Одна Земля, один народ…» – продолжите сами.

Клео сжала виски ладонями. Небо сменило цвет с голубого на серый так стремительно, как будто чья-то рука задернула занавес перед солнцем.

– Спасибо, что взяли меня с собой. Может, вы и правда террорист?

Они долго молча смотрели друг на друга, и Клео думала: «Он хорош, но слишком уверен в себе и существует в каком-то другом мире».

– Я просто делаю свое дело, – наконец сказал Лилио. – Я свободный журналист, меня не волнует, что о моих расследованиях думают шишки. Я не довольствуюсь официальным дискурсом и всегда готов выслушать другие мнения.

– Оссиана с его теориями права крови? Террористов-либерстадос?

Журналист поднялся на ступеньку и продолжил высокопарно:

– Да, если хотите. Моя задача – показать, чем они отличаются друг от друга. Политические требования либерстадос не имеют ничего общего с экстремистскими тезисами Оссиана. Я встречался с некоторыми из них, курдами, тибетцами, корсиканцами, басками… Симпатичные, милые домоседы, отзывчивые идеалисты. Можно защищать националистические лозунги, язык, историю и даже территорию и свободу, не являясь террористом.

– Я… не знаю… Я учительница, преподаю историю по программе Всемирной организации образования и объясняю детям, что любые националистические выступления всегда приводили к войне, а в 2058-м, когда восторжествовал интернационализм, наступил мир.

Они продолжали карабкаться вверх по фавеле, склон становился все круче, но дома каким-то чудом держали равновесие, цепляясь друг за друга. Клео часто оборачивалась, уверенная, что за ними следят. Как они выберутся без телепортеров? Впрочем, Лилио, кажется, знает, что делать, раз так уверенно ведет ее по очередному лабиринту лестниц между рухнувшими стенами лачуг.

– Я не сомневаюсь, что вы замечательный педагог, а детям необходимо прививать терпимость и уважение к окружающим. Я журналист и ищу истину. Признаюсь честно: есть три сюжета, которые меня особенно интересуют.

Он остановился на площадке между двумя пролетами и посмотрел на небо. Клео подумала, что ему понадобилось отдышаться, но тут Лилио потер веко.

Прямо ему в глаз угодила капля, в следующую секунду вторая шлепнулась на нос Клео. Де Кастро взглянул на свой телепортер, проверил время и чертыхнулся:

– Они зарядили дождь!

Пришлось стремительно укрыться под ближайшей железной крышей. Куча кирпичей нестерпимо воняла гнилью, и у Клео от страстного желания нажать на кнопку и телепортироваться подергивался указательный палец…

Она посмотрела на экран – дождь продлится час, ни на минуту больше. Лет двадцать назад ученые научились контролировать климат и для начала остановили разогрев планеты, а потом сделали метеорологию точной наукой. Теперь в зонах умеренного климата круглый год стояла хорошая погода, если не считать одного часа в сутки, когда Всемирная климатическая организация порционно «включала» дождь. Земляне вели бесконечные споры касательно этих ливневых периодов, одни считали лучшим временем ночь, другие – утро, а меньшинство депутатов Всемирного конгресса вообще предпочли бы вернуться к прежнему, ненадежному методу случайных явлений природы, однако большинство жителей планеты упорно не желали возврата к прошлому.

Липкая вонь забивала ноздри и горло, крупные капли оглушительно стучали по жестяной крыше.

– Пошли под дождь! – не выдержала Клео.

– Как угодно… – Лилио удивился, но спорить не стал.

Мужчины и женщины планеты давным-давно не гуляли под дождем – зачем мокнуть, если можно телепортироваться?

– Итак, ваши три сюжета… – напомнила Клео. – Рассказывайте, господин поборник справедливости!

Лилио заговорил, не обращая внимания на стекавшие по лицу струйки воды.

– Первый – это «Пангайя», искусственный интеллект, который управляет перемещениями всех людей нашего мира, рассчитывает Уровень занятости в каждом месте планеты и все регистрирует. Я понимаю, что некий компьютерный алгоритм ведет дела в режиме реального времени, но кто контролирует его? Видимая сторона – свобода каждого перемещаться в любое место. Но какова скрытая сторона?

Мокрые волосы Лилио липли к голове, под дождем платье Клео превратилось в подобие латексного комбинезона, обтянув грудь, бедра и ягодицы. Они прошли мимо покореженной металлической таблички, и, отразившись в ней, Клео показалась себе такой сексуальной, а Лилио таким неотразимым, что страх почти отступил.

– Я поняла, господин журналист. Перейдем ко второму сюжету.

– Изгои.

– Кто?

Они поднимались по улочкам фавелы к последнему зданию на вершине холма, пятиэтажному, наполовину разоренному. Дождь усилился, так что видимость сократилась до десяти метров. Если за ними следят, они не заметят призраков, крадущихся по соседним улицам или наблюдающих с нижних ступеней.

– Изгои, – повторил Лилио. – Вам известно, как в нашем идеальном мире поступают с преступниками?

– За особо тяжелые преступления таких людей запирают в их частном пространстве и держат под надзором. Покидать его границы и принимать посетителей они могут, только получив разрешение и крайне редко. Такое пространство называют табуированным. Преступников изолируют, чтобы наказать их и защитить нас.

– Именно так. Вот только ходят слухи, будто ВОП отобрала телепортеры у опасных лиц, собрав их в одном месте, в одной из теневых зон планеты – возможно, в пустыне или на изолированном острове, в таком месте, куда никто не имеет права телепортироваться. Лишенцы якобы живут за границами нашего мира, никто о них не знает, они потенциально опасны, но никому не угрожают.

Клео убрала мокрые волосы назад и провела ладонью по лбу, наслаждаясь ощущением прохлады.

– Ваши утверждения смехотворны, вы сами это знаете. Это поставило бы под сомнение принципы Конституции 2058 года. Любое не частное пространство принадлежит всем. А вы утверждаете, что ссыльные живут коммуной? Как доисторические люди? И никто никогда их не видит?

– «Пангайя» управляет Уровнем занятости по собственному усмотрению и контролирует доступ в любое место.

Дождевая вода образовала подобие второй кожи, Клео ощущала себя как никогда полной жизненной энергии. Она чувствовала, как нарастает в ней желание. Белая рубашка Лилио стала прозрачной, сквозь нее проглядывали темные волосы на груди. Он привлекал ее своим бунтарством, пусть в его теории она и не верила. Они живут в мире абсолютной свободы, идеальной демократии и полной прозрачности, каких никогда не знало человечество.

– Я все поняла, Лилио, – насмешливо сказала она. – Сначала вы возьмете эксклюзивное интервью у всемогущего мозга, скрывающегося за «Пангайей» и контролирующего наши перемещения, а потом отправитесь на поиски сообщества изгоев, сосланных в те края, куда таинственным образом и против их воли телепортируют тех, кто смеет протестовать против системы. А что же с третьим сюжетом? В нашем мире живут мифические существа? В озерных глубинах плавают водяные чудища?

Клео ждала, что Лилио рассмеется в ответ, но он вдруг схватил ее за руку:

– Бегите за мной и не оглядывайтесь!

В следующее мгновение на ступенях лестницы, вверху и внизу, появились люди, преграждая им пути к отступлению. Лилио стремительно протащил Клео через разрушенный дом, и они выскочили на параллельную улочку.

Дождь превратился в потоп, скрывая от беглецов окружающий мир.

– Кто это? Призраки? Изгои?

– Легавые!

Лилио ускорился и едва не оторвал ей руку, волоча за собой между скелетами домов. Люди то и дело появлялись в нескольких метрах от них, журналист маневрировал, чтобы преследователи не смогли отследить их. Дождь стал их союзником – полицейские засекали цели на долю секунды, но они тут же исчезали.

Клео и Лилио заскочили в единственный дом с крышей и проскользнули между двумя покосившимися кирпичными стенами. Настоящая мышиная нора, места едва хватало на двоих, но преследователи не могли их обнаружить. Клео едва дышала, ее смущала неожиданная близость к этому почти незнакомому мужчине, хотелось нажать на кнопку телепортера и избавиться от животного чувства, какого она раньше не испытывала.

– Почему мы убегаем от полицейских? – задыхаясь, прошептала Клео.

– Я же объяснил, что должен довести до конца расследование. Я не доверяю ВОП и не могу тратить время на разборки с полицейскими, которые тут же запрут меня на частном пространстве на много недель.

Их взгляды встретились, и Клео чуть не задохнулась, ее будто током ударило. Губы журналиста приблизились к ее губам.

– Вы не имеете никакого отношения к этому делу, Клео, вам стоит сдаться. Полиции нечего вам предъявить.

На улице под дождем на секунду появились детективы, просканировали окрестности и исчезли, чтобы телепортироваться чуть дальше.

«Я сумасшедшая идиотка!» – подумала Клео и сказала:

– Я остаюсь.

Лилио улыбнулся, и Клео захотелось его поцеловать.

– Ладно, я рад. Видите старое здание, вон там, метрах в десяти? Нам нужно до него добраться.

– Зачем?

Лилио не ответил, он следил за появлениями и исчезновениями полицейских. Наконец он шепнул:

– Пора!

Оба дружно рванули вперед под защитой ливня, мешавшего преследователям заметить их.

– На последний этаж!

Стремительно преодолели четыре пролета, и журналист скомандовал:

– Красная дверь прямо впереди!

Они бежали, крепко сцепив пальцы, чтобы не разделиться, и были почти у цели, когда сверху раздался голос:

– Стоять!

На крыше дома появилась тень. Клео подняла голову и увидела на полусгнивших балках молодого сухощавого мужчину, смотревшего на нее в упор.

– Полиция, майор Акинис! Здание окружено, вам не скрыться.

Взгляд полицейского смутил Клео. Лилио продолжал тянуть ее за собой:

– Идем!

Она не сдвинулась с места. Бежать действительно не имело смысла, телепортеры заблокированы, на что надеется Лилио?

Клео колебалась. Майор протянул ей руку, надо лишь ухватиться за нее, бросить журналиста – человека, о котором ей известно только то, что его ищет Бюро криминальных расследований за контакты с террористами.

«Чего ты ждешь? Обезумела? Да!»

Она отвела взгляд. Лилио де Кастро взял верх над майором, но прежде, чем за ними захлопнулась красная дверь, Клео успела увидеть на крыше второго полицейского – темнокожего гиганта в нелепых сандалиях.

Миг спустя она в ужасе вскрикнула, осознав, что совершила худшую ошибку в своей жизни.

Квартира была вовсе не пустой. Мужчины и женщины сидели на стульях, лежали на кроватях, привалились к стенам, всего человек двадцать. Неподвижные, молчаливые, холодные…

Все они были мертвы.

Эксклюзивное интервью

президента Галилео Немрода,

данное Лилио де Кастро

для «Индепендьенте Планет»,

часть 2/3

Лилио де Кастро (с легким раздражением): Я понимаю, президент. Успокою вас, я знаю историю. Но мир изменился. После Второй мировой войны границы утвердились, экономика стала общемировой, не случилось ни одного крупного планетарного конфликта. Установилось равновесие, и именно его мы должны защищать, верно?

Галилео Немрод: Равновесие, господин де Кастро? Да, после 1945 года не было больше мировой войны, но мононациональные государства обустроили границы и возвели множество высоких, непреодолимых стен. Великие державы замкнулись на себе, доверили ключи лидерам, защищающим территорию, как питбуль свою миску. Каждая страна окуклилась. Мир никогда не был настолько эгоистичным. Миллионы мигрантов умерли, потому что богатые их отвергли, равнодушно наблюдая за их гибелью. Да, никогда прежде экономика не развивалась так свободно, деньги, фильмы, музыка, еда и одежда стали всеобщим достоянием, и тем не менее никогда Земля не переживала подобной раздробленности – все руководствовались исключительно собственными интересами.

Лилио де Кастро: Но вы же сами говорите, что экономика и деньги вышли из-под контроля государств. Бедным президентам-питбулям остались битва за олимпийские награды, возложение венков к памятникам в дни национальных праздников и произнесение торжественных речей под национальными флагами.

Галилео Немрод: Кажется, вы не понимаете, господин де Кастро. Я говорю о разрушении образа мыслей. Приведу пример. В период с 2000 по 2025 год все научные институты – абсолютно все! – заговорили о беспрецедентном потеплении климата. Все СМИ кричали об этом, каждый политик признавал это, места для сомнений не оставалось – ни насчет причин явления, ни насчет чудовищных последствий. Все было предсказано, никто не оспаривал фактов, все согласились, что грядет драма. И что же? Вы не поверите, господин де Кастро, но никто ничего не сделал! Никто и пальцем не шевельнул! Почему? Да потому что ни один тогдашний мировой лидер не мог принять решение, которое сделало бы его непопулярным на том клочке планеты, где его избрали. Это значило бы предать тех, кто наделил его властью.