Текст книги "Уроки влюбленного лорда"

Мистер Хартопп густо покраснел. У него был такой вид, словно его ударили под дых.

Тут дверца кареты открылась, и оттуда опустился на грязную тропинку блестящий черный сапог. За ним последовал второй, и дверца закрылась. Рядом с каретой стоял человек, почти такой же высокий, как Генерал, лошадь клейдесдальской породы, которую она только что запрягала. Его рот истончился до лезвия бритвы, пересекшего лицо. Из-под нахмуренных бровей полыхали голубым пламенем глаза. Одет он был совсем не так, как одевались ее знакомые шотландцы. Темно-синий фрак и брюки из кожи молодого оленя. Белый галстук, завязанный под квадратным подбородком, и жилет из золотистой парчи, подчеркивающий элегантный торс. Если бы Шона не знала, то могла бы принять нового лорда Балленкриффа за…

– Можете сами мне это сказать, юная леди, потому что я перед вами.

Человек возвышался над ней, полностью закрывая обзор своим устрашающим присутствием. У нее даже задрожали поджилки.

Стараясь не выдать своего страха, Шона судорожно сглотнула. Человек представлял собой незнакомую угрозу и явно обладал положением и физической силой, чтобы навязать свою волю. Но ее слова, похоже, ничуть его не задели. И это оставалось ее единственным оружием.

– Что это за игра такая? – спросила она, пытаясь придать своему голосу твердости. – Полагаете, мы поверим, что лорд Балленкрифф – это… это…

– Англичанин? – Красавец вскинул бровь. – Боюсь, что это именно так.

Настал черед Шоны лишиться дара речи. Его одежда, акцент, даже его высокомерие – все красноречиво свидетельствовало о его английском происхождении. К тому же он был настоящим красавцем.

– Ба! – Хьюм указал пальцем на человека. – Балленкрифф был патриотом. Настоящим шотландцем. И не стал бы знаться с англичанишками.

Челюсть мужчины затвердела, глаза посуровели.

– Я не оправдываю ни политику своего дяди, ни ваше пренебрежительное замечание, сэр. Не притворяйтесь теперь, что вы оба были союзниками. Что касается вашей дочери, то вам лучше научить ее уважать своих пэров. Или хотя бы держать язык за зубами.

Хьюм приглушенно рыкнул.

Англичанин тем временем продолжил:

– Что же касается щедрого предложения мистера Хартоппа, я его аннулирую. Вы полностью заплатите свой долг моему имению. Если вам это не по нраву, возможно, посидите в долговой яме, пока не выплатите все до последнего пенни. Итак, что вы предпочитаете?

Шона готова была себя выпороть. Ее выступление лишь ухудшило положение Хьюма и вызвало ухмылку на лице мистера Хартоппа.

– У меня в доме всего пять фунтов, – буркнул Хьюм себе под нос.

Англичанин кивнул.

– И?

Хьюм раздул ноздри.

– В городе мне кое-кто должен четыре фунта и три пенса. Могу отдать их вам завтра.

– И?

Хьюм пожал плечами.

– К осени созреет урожай.

Англичанин покачал головой:

– Я не стану так долго ждать. Вы можете погасить разницу скотиной. Хартопп, сколько у него скота, по вашим расчетам?

Мистер Хартопп небрежно открыл книгу на заложенной странице и провел пальцем вниз.

– Три дойные коровы, семнадцать молочных коз, два племенных барана, одна лошадь-тяжеловоз, двадцать четыре овцы с ягнятами, четырнадцать несушек и один петух.

– Забери все и доставь в имение, пока я не решу, что с ними дальше делать. Можешь уменьшить долг мистера Хьюма на справедливую рыночную стоимость его скотины.

Англичанин повернулся. Мистер Хартопп последовал за ним.

– Но вы не можете забрать моих животных, милорд, – взмолился Хьюм. – Вы оставите нас без молока, сыра и мяса. Скотина нужна мне для пропитания.

– Уверен, вы что-нибудь придумаете, – обронил англичанин, даже не обернувшись.

Хьюм снял головной убор и смиренно прижал к груди.

– Милорд, умоляю. Моя семья без них умрет с голоду.

Англичанин остановился, прерывисто вздохнул и повернулся к нему лицом. Его глаза застыли на Шоне, и выражение лица смягчилось.

– Очень хорошо. Из уважения к вашим годам я позволю вам оставить лошадь, чтобы убрать урожай. Можете также оставить корову и половину кур. Это позволит вам и вашей дочери избежать нужды.

– Я ему не дочь, – взорвалась Шона.

– Прошу прощения?

– Повторяю, что я ему не дочь.

– Понятно, – произнес он, не скрывая раздражения. – Вы невероятно самоуверенны. Для его адвоката вы не слишком презентабельны. Кто же вы в таком случае?

– Она приходская сирота, милорд. Мы с женой взяли их с сестрой на воспитание. Вот уже почти десять лет мы о них заботимся. Я обучил Шону сельскому хозяйству. Выращивать хлеб и ухаживать за домашним скотом.

Англичанин скрестил на груди руки. Его глаза медленно изучали ее фигуру. Под его пристальным взглядом ей стало неуютно. Нетрудно было себе представить, как она выглядела в его глазах. Перемазанные конским навозом башмаки и подол платья. Мокрые блестящие волосы, свисающие с головы, как длинные черные змеи. Фартук стал грязным после того, как она с утра провозилась с промокшими от дождя животными.

Шона испытала неловкость. Она предстала перед ним мокрая, в грязи и навозе. Заклейменную руку она держала за спиной.

– Сколько вам за нее дали?

Хьюм тискал в руках берет.

– Э-э, два фунта, милорд.

Англичанин поскреб подбородок.

– Я еще не нанимал слуг для работ вне дома, кроме егеря. Мне нужен человек для ухода за скотиной, которую Хартопп доставит в имение. Поскольку у вас у самого особой нужды в Шоне не будет, вы можете отдать ее мне. За это я спишу с вашего долга еще четыре фунта.

Хьюм задумался.

Но не Шона.

– Ну вы и наглец! – сказала она англичанину, подбоченившись. – Как вы смеете торговать мной, словно я животное? Вы что о себе возомнили? Я вам не телка какая-нибудь, которую можно купить или продать!

Мистер Хартопп закатил глаза:

– Моя дорогая, разница между приходской сиротой и сельскохозяйственной скотиной не так уж велика. На самом деле раз уж мы коснулись запаха, то по запаху, сомневаюсь, что лорд вообще сумел бы отличить вас от телки.

Англичанин подавил смешок. Но Шоне было не до смеха.

– Что ты сказал, недоносок, сучий сын?

Шона бросилась на мистера Хартоппа с намерением выцарапать ему глаза. Но прежде чем ее пальцы дотянулись до его лица, ее талию перехватила длинная рука.

– Эй! – воскликнул англичанин. – Это была всего лишь шутка.

– Это не шутка, – возразила Шона. – Это было оскорбление, недвусмысленное и намеренное!

Он рассмеялся:

– Вы первая начали. Совсем недавно кто-то обозвал его белесым старым козлом. Так что спрячьте коготки.

Шона перестала извиваться и, когда успокоилась, явственно ощутила силу крепко державшего ее мужчины. За ее спиной была крепостная стена. Широкая грудь с крепкими мышцами, сужавшимися к твердой талии. Его длинные ноги мешали отступлению, о котором она, правда, и не помышляла. Она вцепилась в руку, обвившуюся вокруг ее стана. Мышцы под мягкой тканью рубашки могли поспорить с твердостью мрамора. На смену угасающей ярости внезапно пришло удивительно приятное ощущение.

Он отпустил ее, и она попятилась. Ее тело там, где он к ней прикасался, все еще горело.

Англичанин одернул жилет, приводя в порядок свою одежду.

– Послушайте, факт остается фактом. Мое имение еще не полностью укомплектовано персоналом. Мне понадобятся ваши услуги. Ученикам обычно не платят, но я готов предложить вам небольшое жалованье вдобавок к постели и пансиону. Конечно, если вы будете добросовестно трудиться и прилично себя вести. И я дам мистеру Финдли рассрочку до конца года, чтобы погасить остаток долга. Ну что, договорились?

В сердце Шоны впервые забрезжил луч надежды. Мало того что Хьюм получит дополнительное время, чтобы рассчитаться с долгами, так еще и она сама сможет наконец зарабатывать. При мысли о том, как может измениться ситуация, если они с Уилли будут работать у англичанина, у нее от радости закружилась голова. С деньгами в кармане они, безусловно, не пропадут и смогут разыскать Кэмрана, когда достигнут совершеннолетия. Еще она сможет продолжать ухаживать за Пиллоу и другими животными, к которым привязалась.

С другой стороны, англичанин может оказаться жестоким, порочным хозяином. Она слышала всякие истории об английских помещиках и о том, как они обходятся в девушками, находящимися у них в услужении. При всей своей сварливости и грубости Хьюм не был распутником. А что представляет собой англичанин, она не знала. Знакомый черт лучше незнакомого.

Глаза англичанина разглядывали ее с удивленным любопытством. Он был еще красивее, чем показался сначала. У него были голубые глаза, обведенные вокруг темным кобальтом оттенка зимнего озера. Глаза обрамляла густая бахрома темно-коричневых ресниц. Ветер трепал на лбу светло-коричневые завитки его волос.

Возможно, этот шаг, в конце концов, был не так уж плох.

– Звучит достаточно справедливо. Да. Мы с Уиллоу можем завтра прибыть на место.

Морщинка между его бровей углубилась.

– Уиллоу? Это корова?

Шона рассмеялась:

– Нет, моя сестра.

Его губы вытянулись в линию.

– Мы с мистером Финдли насчет Уиллоу не договаривались. Она может оставаться здесь на ферме.

Улыбка с лица Шоны исчезла.

– Нет. Уиллоу должна пойти со мной.

Англичанин вздохнул:

– Мне жаль. Финдли, пожалуйста, уладьте вопрос. Хартопп составит условия договора. Я хочу, чтобы девушка была у меня в поместье до наступления ночи.

Англичанин сел в карету.

– Я без Уиллоу не уйду, – возразила Шона.

Хьюм положил руку ей на локоть:

– Пусть будет так, Шона. Я хочу, чтобы Уиллоу осталась со мной.

Она выдернула локоть и подбежала к дверце кареты, не дав ей закрыться.

– Вы должны взять нас обеих. Если не хотите, можете не платить, но я Уиллоу не оставлю.

– Шона, угомонись! – пригрозил Хьюм. – Не обращайте на нее внимания, милорд. Это сестринская любовь. Но они уже взрослые и должны научиться жить порознь.

– Нет, – упорствовала она. – Или вдвоем, или ни одна.

– Девушка, – начал англичанин, – я не привык, чтобы мне предъявляли ультиматумы, тем более люди, находящиеся у меня в услужении. Я настоятельно рекомендую вам… – Он осекся, и его глаза сосредоточились на объекте за ее спиной.

Шона обернулась. Сзади стояла Уиллоу.

– Пожалуйста, милорд, – взмолилась Уиллоу. – Не разлучайте нас. Я не буду вам обузой, обещаю.

Он округлил глаза:

– Вы сестра Шоны?

– Да, милорд.

Уиллоу потупила взгляд. Пряди светлых волос упали ей на лицо.

Он лениво оценил достоинства девушки. Такое выражение лица Шона видела у многих мужчин, когда они смотрели на Уиллоу.

– Очень хорошо, Шона, я возьму вас обеих. Думаю, что подыщу и для нее какую-нибудь работу. Соберите свои вещи. Карета отъезжает через десять минут.

В течение пяти минут девушки побросали свой гардероб – платья, которые носили по очереди, – другие немногочисленные пожитки в потертый кожаный чемодан, который взяли с собой из сиротского приюта. Иона стояла в дверях их комнаты и плакала, осыпая всевозможными проклятиями лысую голову Хьюма.

– Не плачь, Иона, – сказала Шона, меняя мокрую одежду на сухую. – Имение всего в пяти милях отсюда. Обещаю, что мы с Уиллоу будем приходить при каждой возможности.

Нос Ионы походил на мокрую вишню.

– Пять миль? Это все равно что пятьдесят. Вы не станете приходить, слишком далеко. Но даже если сможете, никто не знает, каким хозяином окажется этот англичанин. Может, он откажется отпускать вас из имения. Может, он такой же тиран, как и его дядя. Гореть ему в огне преисподней. О Боже! А что, если он непорядочный? Что, если начнет к вам приставать? – Иона снова залилась слезами.

Уиллоу обняла Иону сзади.

– Мы не позволим подобному случиться, – заверила ее Шона. – Мы можем о себе позаботиться.

– Ты – возможно. Но Уиллоу, милая, обещай мне, что будешь сильной. – Она повернулась к Уиллоу, у которой тоже потекли слезы. – Мужчины – животные в своем большинстве. Они хотят только одного, особенно от таких хорошеньких девушек, как ты. Ты не должна позволить им запугать себя, иначе они тебя используют. Ни хозяин, ни другие слуги. Ты милая девушка и не понимаешь, какое впечатление производишь на мужчин.

Шона отвернулась, в который раз уязвленная, что не она красивее из них двоих. Естественная красота Уиллоу привлекала к ней мужчин, как мед мух. И Шона видела почему. Безукоризненная алебастровая кожа, которую хотелось погладить; детский овал лица, делавший ее красоту вечной; полные розовые, как раковина внутри, губы, сложенные в гримасу постоянного недовольства; длинные блестящие ресницы, создававшие впечатление, будто она только что плакала. И еще эта наивная неосведомленность о собственной красоте, которая делала ее еще уязвимее для мужской лести, оставляя беспомощной, как ягненка на привязи у волчьего логова. Совет Ионы был правдой, которую Уиллоу следовало услышать.

– А ты, – продолжала Иона, приложив ладони к щекам Шоны, – береги свою сестру. Ты разумное создание и обладаешь здравой интуицией. Если кто-то начнет предъявлять к вам непомерные требования или обидит вас тем или иным способом, обещайте, что убежите домой. Вы меня поняли? Здесь вы сможете укрыться.

– Обещаю, – сказала Шона.

Иона заплакала.

– Господи милостивый, что я буду делать без моих девочек?

Они спустились вниз, на кухню, где Иона положила им в корзину печенья с патокой и пирог с почками, который приготовила на ужин Хьюму. Рыдания мешали ей говорить, когда она попыталась вложить им в головы запоздалый материнский совет. Ничего, кроме невнятного бормотания, у нее из этого не вышло.

Возница разместил их узлы на запятках экипажа, затем открыл дверцу и помог забраться внутрь.

Внутри карета оказалась еще шикарнее, чем снаружи. Кожаные сиденья цвета бургундского вина и такая же обивка стен с золотой окантовкой. Элегантные застекленные окна в каждом углу.

Шона взглянула на англичанина. Не только карета, но и он сам, казалось, принадлежали другому миру. В полной гармонии с собственной властью и богатством он обладал манерами, достижимыми лишь многими поколениями благородного воспитания. Его высокая фигура заполняла собой почти весь салон, и вытянутые ноги почти упирались в противоположное сиденье. Он выглядел невероятно привлекательным… для англичанина. Проскользнув мимо его колен, Шона села напротив, а Уиллоу заняла место рядом с ней. Их руки в перчатках нервно прижались к коленям.

Англичанин улыбнулся Уиллоу:

– Итак, вы та, с которой мистер Финдли не хотел расставаться, и теперь я понял почему.

Уиллоу робко улыбнулась и слегка покраснела. В Шоне тотчас пробудился инстинкт защитника. На взгляд Шоны, Уиллоу выглядела замарашкой – простуженная, непричесанная, в заляпанном переднике. Но мужчине она, вероятно, казалась красавицей.

– Вас зовут Уиллоу?

– Да, милорд. Уиллоу Слейтер к вашим услугам.

– А что вы делали у мистера Финдли?

Уиллоу, не подняв головы, пожала плечами.

– Доила коров, ухаживала за курами, чинила одежду, стирала…

– У вас есть дети?

Она покраснела.

– Нет, милорд. Я девушка.

– Понятно, – сказал он.

– Но я люблю детей. Когда женщины на других фермах рожают, Иона посылает меня присмотреть за малышами, пока их мамы не восстановят силы. Мне нравится ухаживать за детками.

– Нравится? – спросил он с возросшим интересом. – В таком случае у меня есть место, которое, на мой взгляд, вам подойдет.

«Вот мерзкий гад», – промелькнуло в голове Шоны.

– И что это за место?

Англичанин озадаченно посмотрел на Шону:

– У меня есть маленький сын. Ему два года. Его няня заболела по дороге сюда из Лондона, и, поскольку не смогла продолжать путь, мне пришлось вернуть ее домой. Теперь мне нужно найти няню, чтобы ухаживала за мальчиком. Может быть, вы, Уиллоу, смогли бы справиться с этим делом.

Уиллоу просияла:

– С большим удовольствием, милорд.

Англичанин засыпал Уиллоу шквалом вопросов о ее здоровье, опрятности, моральных устоях, умеренности в еде и питье, привычках и опыте с детьми. Она ответила на все вопросы.

Англичанин повернулся к своему управляющему:

– Думаю, мисс Слейтер может служить няней у Эрика – с испытательным сроком, разумеется. Хартопп велите экономке подобрать для нее подходящую одежду. И поселить ее нужно будет в детской. Попросите миссис Доэрти и об этом позаботиться.

Мистер Хартопп нацарапал что-то в своей книге.

Шона тотчас насторожилась:

– А где находится детская?

Англичанин нахмурился:

– На верхнем этаже. А что?

– Ваша спальня будет рядом с ее?

– Шона! – ужаснулась Уиллоу.

– Уж не намекаете ли вы на то, что я планирую с вашей сестрой поразвлечься?

Шона выпрямилась:

– Я имею право знать все, что касается моей сестры.

– Девушка, – мистер Хартопп вступился за хозяина, – вы говорите с джентльменом, лордом поместья. Если он…

Англичанин поднял руку, и мистер Хартопп замолчал.

– Во-первых, я не потерплю упреков со стороны слуг, пусть даже с хорошими намерениями. Во-вторых, если вы обвиняете меня в желании вольного обращения с невинными девушками, то вы меня совсем не знаете. И последнее, если бы я собрался позволить себе вольности с кем-то из обслуги, вы ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить меня. Попрошу вас помнить свое место, ибо, если не научитесь держать за зубами свой дерзкий язык, я отправлю вас – одну – назад на ферму.

Он снова откинулся на сиденье, и Шона наконец облегченно вздохнула. Его угроза возымела должное действие, лишив ее дара речи. За короткое время знакомства он точно определил ее слабое место – страх разлуки с сестрой – и знал, как эту слабость использовать с выгодой для себя. Теперь она поняла, что англичанин при всей своей благовоспитанности и лощености был куда опаснее, чем она себе представляла. Право владения сестрами перешло из рук Хьюма в руки англичанина, но Шона уже не радовалась этому. Ягненку никогда не бывает лучше в другом месте, куда он попадает.

Остаток пути они провели молча. Шона смотрела в окно, сложив руки на коленях, инстинктивно прикрыв правую ладонь левой. Знакомый лес по соседству с землей Хьюма остался позади, и коляска покатила по незнакомой территории, прилегающей к имению Балленкрифф-Хаус. Шона видела господский дом всего раз или два – и то издали, – потому что Иона предостерегала их не попадаться на глаза «порочному лорду Балленкриффу». Даже после смерти человека, которого никто из тех, кого она знала, не оплакивал, Шона старалась держаться от дома подальше. Как она любила говорить, она ничего там не потеряла, а если бы и потеряла, то ради этого не стоило бы возвращаться.

Теперь карета свернула к поместью, которого она так сторонилась. Колеса захрустели по гравию дорожки перед особняком, которому было не меньше трех сотен лет. Бывшая крепость, казалось, прилагала максимум усилий, чтобы выглядеть гостеприимной и радушной, но это не получалось. Стены из бежевого камня поднимались высоко в небо, доминируя над соседствующим лиственным лесом. Стены были усеяны узкими окнами, а фасад – увенчан зубчатой стеной с рядом небольших заостренных башенок, которые скорее походили на ряд клыков во рту исполинского зверя.

Англичанин выпрыгнул из кареты и выпрямился во весь рост.

– Хартопп, позаботьтесь об одежде для мисс Слейтер, после чего приведите ее ко мне в кабинет, чтобы я мог оценить, что получилось. Еще скажите миссис Доэрти, что я привез ей первую доярку и она может сказать поварихе, что у нас скоро будет парное молоко, сливки и масло. И пусть приготовит комнату на половине слуг для второй мисс Слейтер.

Вторая мисс Слейтер. Искра ревности уже жгла Шону, но его пренебрежительное отношение раздуло из искры пламя. Хоть он и облечен властью, она заставит англичанина уважать себя. Как она всегда говорила: начинай так, как намерена продолжать.

– Во-первых, я не «вторая мисс Слейтер». Вы можете называть меня мисс Слейтер или по имени, то есть Шона. И во-вторых, место моей сестры – рядом со мной. Мы живем вместе, работаем вместе и держимся вместе.

Этого она ожидала от него меньше всего. Но англичанин расхохотался, запрокинув голову.

– Очевидно, вы привыкли к большей свободе, чем я готов вам предоставить. Позвольте мне рассказать вам, какой будет ваша жизнь. Я ваш хозяин, вы моя ученица. Теперь вы принадлежите мне. На территории этого имения я – верховная власть и судья. Если я скажу, что вы будете работать на молочной ферме, значит, именно этим вы и будете заниматься. Если ваша сестра нужна в детской, значит, именно там она и будет работать. Я требую немедленного и полного послушания, любое отклонение считается открытым неповиновением. Чем скорее вы это усвоите, тем скорее я соглашусь услышать ваши просьбы, Шона.

Несмотря на суровое предупреждение, произнесенное им, ее имя доставило ей удовольствие. Возможно, из-за английского акцента оно прозвучало столь изысканно и романтично. Или, может, она все же добилась от него хоть какого-то уважения, поскольку он поступил так, как она просила. Но она сильно подозревала, что дело было в том, как его рот сложился в едва заметную улыбку, когда он взглянул ей в лицо.

– А как мне называть вас? – тихо спросила Шона.

– Можете называть меня Хозяин.

В его глазах промелькнула мимолетная улыбка.

Из открытой входной двери дома выскочил пес, белый английский пойнтер с черными пятнами и висячими ушами, которые развевались в воздухе, когда он бросился к англичанину.

Его лицо преобразилось в нечто, чему она пока не могла дать определения. Широкая улыбка обнажила ровные белые зубы, и глаза превратились в веселые полумесяцы. Оживленно махая хвостом, пес встал на задние лапы, положив передние на грудь англичанину. С добродушным ворчанием англичанин рассмеялся, радуясь приветственному визгу собаки.

– Я тоже рад тебя видеть, Декстер!

Англичанин потискал собачьи уши. Подпрыгивая, пес пытался лизнуть хозяина в лицо, но у него не получалось.

Шона невольно залюбовалась той радостью, какую испытывали человек и собака от общения друг с другом. Да, ей нравилось наблюдать благодушное настроение англичанина. Нравилось видеть, какую радость доставляет он собаке. Но если он рассчитывает, что она будет называть его Хозяином и лизать его руки, то его ждет неприятный сюрприз.