Текст книги "Лагерь «Зеро»"

– Не нападет?

– Она абсолютная милашка, пока доверяет тебе. – Юдифь достает из сумки намордник и, надев его на Энни, крепко фиксирует челюсти. – Отправляйтесь на прогулку и не мешкайте. Мейер приедет в полдень.

* * *

Когда Роза, Ива и Энни выходят из торгового центра, солнце красным пятном висит низко над горизонтом. С тех пор как они прибыли, по утрам стоит такой густой туман, что они бредут словно в дыму лесного пожара. Идут к краю парковки, мимо канавы по другую сторону металлического забора, заваленной мусором из другого десятилетия: из снега торчат зарядки для телефонов, обертки от фастфуда, батарейки, трусы-боксеры со смайликом на причинном месте. Забытые вехи тех времен, когда люди выбрасывали вещи из окон движущегося транспорта.

Через дорогу Роза вдруг замечает трубу. Серебристая, она тянется сантиметрах в тридцати над землей, отмеченная знаком, который увековечивает то, для чего когда-то использовались эти места: «Осторожно: нефтепровод».

Где-то рокочет грузовик. Энни дергает поводок в руке Ивы, тянет ее на звук.

– Тсс, девочка, тсс, – шепчет Ива и скармливает собаке целую пригоршню гранул. – Это Копатели, наверное, выезжают на стройку. Юдифь говорит, что они пашут сверхурочно.

Все снова стихает, только хрустит под ботинками снег и хрипло сопит Энни, натягивая поводок. Цветы продолжают утренний обход парковки. Роза вдыхает свежий, ледяной воздух и сосредоточивается на этом хрусте и далеких жалобных криках перелетных гусей.

Когда Роза искала Доминион-Лейк через Флик, она увидела точку на севере Канады, чьей визитной карточкой тогда была нефть. «Полный голяк, – говорил Дэмиен. – Вся ценность этого места – под землей». Он рассказал Розе, что этот регион всегда отличался добычей полезных ископаемых и прибылью. «И, если нам повезет, мы станем частью следующей волны».

Теперь Роза видит нечто другое. Доминион-Лейк напоминает ей полуостров, с его торговыми центрами и скромными домиками, граффити на стене «Миллениума», ржавым грузовиком, забытым у обочины шоссе. Для кого-то вроде Дэмиена городок, возможно, и не имеет значения, но для Розы это место, где когда-то жили люди. Они работали, заводили здесь семьи, растили детей. А теперь их нет.

К горлу подкатывает тягучая грусть, и Роза отворачивается от Ивы, когда глаза наполняются слезами. Это чувство поражает ее своей силой, масштабностью. В Плавучем городе, ощущая внезапный прилив нежелательных эмоций, Роза просто тапала свой Флик и ныряла в сверкающий поток ленты. Но здесь, в лагере, ей не в чем раствориться. Все, что у нее есть, – это мерзлота вокруг. Роза не может не отметить иронию ситуации. Она так усердно работала, чтобы уехать из такого городка, и вернулась точно к началу.

Она смаргивает слезы – и зрение проясняется.

Когда Роза возвращается к Иве, у Энни весь загривок стоит дыбом: издалека приближается одинокая фигура. Собака, навострив уши, слушает скрип ботинок незнакомца по снегу.

Он подходит ближе к воротам, мужчина в темно-синем бушлате, без шапки. Темные волосы резко выделяются на фоне белизны падающего снега. Даже на расстоянии Роза чувствует, что мужчина смотрит прямо на нее. Он поднимает руку и улыбается. Роза отвечает ему тем же. Он подходит еще ближе, и Роза видит, что ему под тридцать, он высокий, немного развязный, но все же красив.

Мужчина снимает трубку спрятанного в маленькой деревянной коробке телефона и что-то тихо говорит. Дверь с жужжанием открывается. Мужчина заходит на парковку и вдруг опускается на одно колено.

– Я ждал тебя, моя сладкая. – Он снимает перчатки и протягивает собаке сжатые кулаки, чтобы та понюхала их. Жест нежный, терпеливый. – Вот так, моя девочка. Ты знаешь: у меня для тебя есть кое-что особенное.

Он осторожно стягивает с собаки намордник и, раскрыв левую ладонь, показывает ей коричневую печеньку. От одного ее вида Энни аж дрожит. Она виляет хвостом и тычется влажной пастью в ладонь, выискивая еще угощение. Мужчина гладит собаку по голове, затем поднимает взгляд на Розу. Его зеленые глаза обрамлены медной каймой, как у тигра.

– Я Брадобрей, – представляется он и берет одетую в перчатку руку Розы в свою. – Стригу волосы на той стороне лагеря, где Копатели. – Энни у его ног скребет землю лапами. – Мне также посчастливилось заботиться о собаках.

– Меня называют Розой, – говорит она.

Брадобрей задерживает на ней взгляд.

– Тебе подходит, – он кивает в сторону Ивы, – в отличие от этой, которую следовало бы поименовать в честь инвазивного вида.

– Так, хватит, – смеется Ива, и звук эхом разносится по заснеженной парковке.

– Устроилась уже? – спрашивает Брадобрей.

– Да, – отвечает Ива. – В комнате под стать грязной королеве. Загляни как-нибудь, оценишь.

Они еще несколько минут обсуждают свои жилищные условия, а Роза стоит в сторонке и слушает. Они общаются привычно, близко: явно знают друг друга.

Брадобрей лезет в карман и бросает через парковку мячик. Роза смотрит, как Энни несется по снегу, как блестит в лучах утреннего солнца ее шкура. Собака любит свежий воздух так же сильно, как Роза. Если б только она могла быть похожа на зверя и жить в чистом счастье тела, летящего вперед по пустырю, солнца на блестящей шерсти, знания, что тебя ждут еда и постель. Роза даже позавидовала бы этим собакам, если бы не подозревала, что они здесь явно не просто для игр.

Добравшись до мячика, Энни снова скребет лапами землю и начинает лаять.

– Схожу за ней. – Ива бежит трусцой к собаке.

Повернувшись, Брадобрей смотрит на торговый центр, одноэтажное здание, похожее на бесчисленные другие торговые центры, которые сейчас стоят заброшенными в пригородах. Единственное, что его отличает, – светло-коралловый цвет стен, столь же мягкий и нежный, как внутренняя часть ушка новорожденного.

– Подростком я часто слонялся по «Миллениуму», – говорит Брадобрей. – Выкуривал косячок с друзьями у мусорных баков, а потом бродил по торговому центру, мечтая о том, как убраться из этих мест.

– Ты отсюда? – удивленно спрашивает Роза.

Брадобрей кивает:

– Родился на маленькой ферме, на другой стороне озера. Как мой отец и его отец. Наша семья живет здесь много поколений. Но в юности я уехал и не возвращался с десяток лет.

Местный. Но не такой, как те, что остались на полуострове, потому что не мыслили иной жизни. Нет, Брадобрей такой же местный, как Роза, чужак, что покинул родину только для того, чтобы вернуться.

– Почему ты приехал обратно в Доминион-Лейк?

– Отец однажды сказал, что от человека всегда пахнет его родными местами. Как думаешь, от меня несет нефтью и кровью?

Роза знает, что не должна подставляться, но ничего не может с собой поделать.

– Подойди ближе.

Брадобрей делает шаг вперед. Они стоят так близко, что Роза чувствует запах мускуса на его гладко выбритых щеках. Теперь она понимает, почему Брадобрей кажется таким знакомым. Он напоминает ей мальчишек на полуострове, которые рвались заглянуть за пределы своего городка, вместе с ней мечтали о побеге. «Интересно, выбрался ли кто-то из них с полуострова живым?» – гадает Роза.

– Нет, ты пахнешь самим собой.

– Откуда ты знаешь? – в голосе Брадобрея звучит удивление.

Он наклоняется к ней, но ее окликает Ива:

– Роза, пойдем обратно. Нам нужно подготовиться.

Она тут же разворачивается, чтобы уйти, но бросает взгляд через плечо и видит, что Брадобрей продолжает на нее смотреть. Роза поднимает ладонь в знак прощания, и Брадобрей отвечает тем же. Мгновение они так и стоят, две застывшие фигуры. Роза снова отворачивается и продолжает идти, зная, что ей нельзя отвлекаться.

Мейер ждет.

* * *

Раньше Розе нравился ритуал подготовки к встрече с клиентом, но здесь, в лагере, процесс доставляет ей меньше удовольствия. Тем не менее она зачесывает волосы гладкой волной, капает жасминовым маслом на шею и сгибы локтей, увлажняет кремом ступни. Садится на краешек стула и вводит себе немного смазки, чтобы имитировать возбуждение. Этому приему и многим другим на протяжении нескольких лет ее учила Авалон: «Используй второй псевдоним, если клиент отчаянно желает узнать твое настоящее имя. Всегда носи в сумочке влажные салфетки и презервативы на выбор, если клиент сделает вид, что у него аллергия на латекс. Если клиент никак не может расслабиться, выдохни ему на ухо фразу, с намеком, но очевидным, например: “С тобой все это непохоже на работу”. За ужином ешь как птичка. Избегай сыра. Никогда не пей больше двух бокалов вина. За ночь бери тройной тариф».

Когда Роза впервые попала в «Петлю», вооруженный охранник велел ей подождать рядом с зеркальным прудом, где в прозрачной зеленой воде плавали оранжевые и черные кои. Роза села на скамью и окинула взглядом элегантное здание. «Петлю» спроектировали подобно знаку бесконечности, с изогнутым сайдингом и зеленым утопленным садом в центре каждого овала. Здание было сделано из стекла, которое тускнело и светлело в зависимости от направления лучей солнца. Из фойе на второй этаж вела парящая стеклянная лестница. Пахло кедром и сандалом, из скрытого динамика лилась музыка в стиле лоу-фай-электроника. Шикарность, с какой Роза еще никогда не сталкивалась, она словно шагнула в тело машины – холодной, функциональной и возвышенной в своем идеальном дизайне.

Вскоре Роза обнаружила, что «Петля» обеспечена всеми благами, к которым привыкли клиенты: какао-бобы из Никарагуа, темный шоколад из Руанды, шампанское из Франции, нарезка из жирного окорока иберийских свиней. Заграничные деликатесы из числа лучших, что еще способен предложить земной шар, дополненные оливами, которые росли в стеклянных витринах вдоль подвесных галерей. Дэмиен часто посылал Розу за очередной бутылкой шампанского на кухню «Петли», но она никогда не чувствовала себя комфортно в этом помещении без окон. Единственным источником света были стерильные флуоресцентные лампы и немигающий красный глаз камеры наблюдения. Кухня казалась холодной, подземной, она была совершенно непохожа на залитые светом воздушные апартаменты Дэмиена. Лишь комнаты клиентов обладали такими привилегиями, как окна и солнце.

«Не жди, что север хоть в чем-то будет похож на “Петлю”, – сказал Дэмиен Розе перед ее отъездом. – Там настоящая передовая, с присущими мужскому лагерю беспорядками. Когда будет совсем паршиво, просто думай обо всем, что получишь, когда закончишь работу и вернешься в Плавучий город, к матери».

Но теперь, за туалетным столиком, на Розу накатывает жутковатое ощущение, что это с «Петлей» все кончено, а Доминион-Лейк – реальный мир.

Роза выходит из комнаты и вместе с Ивой ждет в атриуме торгового центра, рядом с осушенным фонтаном, куда сквозь массивное окно-купол в потолке проникает луч солнца. Остальные Цветы уже со своими клиентами в спальнях. Ива привязывает Энни к привинченной к полу скамейке, скармливает собаке пригоршню гранул, затем садится на борт фонтана и достает пачку сигарет.

– Не говори Юдифи.

Роза устраивается рядом:

– Если дашь затянуться.

– По рукам. – Ива протягивает ей сигарету.

Табак лежалый и едкий, но Роза все равно его курит.

– Где взяла?

– Брадобрей нашел блок в мини-маркете на заправке и дал мне пачку.

– Ты его знала до лагеря?

– Ага. Мы выросли вместе. А потом я долго его не видела.

Теперь понятно, почему Ива относится к нему как к бывшему парню, к которому до сих пор неравнодушна. «Интересно, есть ли что-то между ними сейчас?» – гадает Роза.

Ива докуривает сигарету и щелчком отправляет окурок в фонтан. Встает, залезает в пустую чашу.

– Монетка! – радостно восклицает Ива и, помахав добычей, указывает на автомат со жвачками, на котором до сих пор видны следы липких рук тех, кто в те времена был ребенком. – Хочешь?

Судя по обросшему грязью торговому центру, жвачкам по меньшей мере лет десять.

– Мне норм, – отзывается Роза. – Угощайся сама.

– Ну, как знаешь.

Ива достает из автомата синюю жвачку, забрасывает ее в рот и отправляется на детскую игровую площадку, где на клочке искусственной травы расположилась разношерстная компания механических животных-качелей: страус, барсук, тигр. Ива издает негромкий возглас, а потом расстегивает парку и бросает ее на страуса. Роза отмечает, что Ива успела переодеться в облегающий черный комбинезон со срезанными рукавами, открывающими подтянутые руки.

– Давай, Роза, пошли покатаемся.

Прежде чем та успевает ответить, из-за пластикового фикуса вдруг появляется Мадам.

– Ёпт, Юдифь. Напугала, – вздрагивает Ива. – Долго ты там шныряешь?

– Слезь с игрушки, Ива. Мейер уже приехал, а ты ведешь себя как ребенок. – Юдифь быстро стирает с ее щеки синюю полосу от жвачки.

Издали доносится эхо шагов. Энни поднимает голову и тихо рычит.

– Ну-ну, это друг. – Юдифь мягко касается ушей собаки, и Энни виляет хвостом.

Вошедший в торговый центр мужчина в кожаных рабочих ботинках и красивой дубленке, отороченной золотистым мехом. Он медленно идет к фонтану, придирчиво оглядывая здание.

– Мейер, – приветствует его Юдифь, – добро пожаловать в наше маленькое гнездышко.

Он пожимает ей руку:

– Так вот куда они вас запрятали? Немного мрачновато, вам не кажется? Бригадир говорил мне, что о вас хорошо позаботятся.

Юдифь смеется.

– Даже вас перестанет заботить декор, как только вы проведете хоть немного времени с нашими Цветами. Им всем так не терпится с вами познакомиться. Особенно Иве. Она проявляет живой интерес к архитектуре. Ива, – зовет Юдифь, – почему бы тебе не подойти и не рассказать все Мейеру самой?

Ива делает шаг вперед. Она улыбается, и Роза видит, что ее зубы тоже окрасились в синий.

– У меня к вам столько вопросов.

– Может, в другой раз, дорогая? – произносит Мейер, снисходительно похлопывая ее по плечу. – Я, честно говоря, утомился от путешествия. Здесь найдется что-нибудь поесть?

– Я могу для вас приготовить, – быстро говорит Роза и тоже шагает вперед. – Я как раз собиралась пообедать.

– Ну, если не слишком затруднит, – кивает Мейер.

– Ничуть, – заверяет Роза. – Я с радостью.

– Спасибо, Юдифь, – благодарит Мейер. – Останусь вот с этой. – И он мягко касается плеча Розы.

На кухне Роза растворяет в кипящей на плите кастрюле кубик бульона, растапливает кусочек маргарина с сублимированным луком и парой щепоток сушеного чеснока, затем обжаривает в этой пикантной смеси чашку белого риса. Потом вливает бульон, постепенно, по чашке зараз, пока рис не впитает дымящуюся жидкость и не загустеет, помешиваемый деревянной ложкой. Роза чувствует, как Мейер наблюдает за ней в процессе, и гадает, не относится ли он к тому типу мужчин, которые предпочитают, чтобы женщина склонялась над плитой, раскрасневшись среди пара. Или этот маленький эпизод игры на кухне лишь затравка перед тем, чего он действительно желает: уткнуть Розу лицом в покрывало и раствориться в ее теле. Она вытирает руки о кухонное полотенце и оглядывается на сидящего за столом Мейера. Приготовление пищи для него не доставляет ей никакого удовольствия, но она все равно улыбается.

– Пахнет восхитительно, – говорит Мейер и добавляет: – Спасибо.

– Здесь ничего особенного, – честно отзывается Роза.

Дэмиен ни за что не стал бы есть то, что состоит исключительно из найденных в кладовой ингредиентов. Он любил еду настолько свежую, что та вполне могла сойти за еще живую.

– Нет, я серьезно. Не могу передать, что сейчас для меня значит горячая еда.

В кухонном свете Роза видит, что его волосы белые, как шерсть ягненка, но жесткие, как конский хвост, слегка припорошенные черным по бокам. Он старше, чем та фотография на суперобложке, его лицо покрыто морщинами от многих лет работы под солнцем, меж бровей залегает резкая складка. Но глаза те же – бледно-голубые, почти прозрачные.

Когда рис набухает и начинает блестеть, Роза высыпает в сковородку пакет замороженного горошка и завершает блюдо устойчивым к хранению пармезаном и черным перцем. Она раскладывает рис по мискам и приносит их к столу.

Роза наблюдает, как Мейер быстро расправляется со своей порцией. Он явно умирает от голода, но орудует вилкой и ножом, направляя их зубцами и острием вниз, «в континентальном стиле», как учила Розу Авалон. Закончив, Мейер промокает рот салфеткой и качает головой.

– Ты должна меня извинить. Только что понял, что так и не спросил твоего имени.

– Я Роза, – отвечает она.

Мейер кивает, видимо, довольный.

– Идеальное имя для классической красавицы. Но я предпочитаю дикорастущие сорта английским садовым. Тебе известно, что этот регион раньше называли Страной диких роз?

– Я очень мало знаю о севере. Когда это было?

– Когда цветы еще цвели. Я видел их много лет назад, сразу после того, как местная экономика открылась для иностранных инвестиций. Проводил свою первую геодезическую съемку во время ужасной засухи. Однажды наткнулся на эти ярко-розовые бутоны на чахлом кусте, необъяснимо как распустившиеся. Дождя не было месяцами, а эти цветы каким-то образом оставались живы. – Мейер делает глоток воды и смотрит на Розу. – Они и были причиной, почему я попросил Юдифь назвать вас Цветами.

А он более сентиментален, чем она себе представляла. Роза ожидала, что Мейер будет таким же, как Дэмиен: отстраненным, ушлым и расчетливым. Вместо этого она находит его теплым, вдумчивым и любопытным. И, что самое удивительное, Роза понимает, что история Мейера о названии Цветов ее тронула.

– Хотела бы я увидеть те розы, – произносит она.

– Секунду, постараюсь показать.

Мейер извлекает из нагрудного кармана рубашки цвета хаки маленький блокнот, достает из-за уха огрызок карандаша. Быстро набрасывает розу с пятью мелкими неровными лепестками.

– Аромат дикой розы настолько чист, что граничит с едкостью. – Мейер вырывает лист из блокнота и оставляет небрежную подпись в нижнем углу, превращая случайный скетч в ценное произведение искусства.

Роза принимает рисунок и благодарит автора.

– Повешу в своей комнате. – Она касается руки Мейера. – Не желаете ли ее увидеть?

– Да, – он сжимает ладонь Розы, – с удовольствием.

Мейер входит в комнату Розы и снимает ботинки у двери. Смотрит на потолок, где не хватает панели.

– Придется побеседовать с Юдифью об этом месте. Ты уверена, что тебе здесь удобно?

Роза присаживается на край кровати, видит свое отражение в зеркале туалетного столика: девушку, одетую в черное шелковое платье.

– Вы, кажется, разочарованы.

Мейер качает головой.

– Дело не в тебе. – Он садится рядом. – Эта комната вызывает некоторое беспокойство. – Он оглядывается по сторонам. – Здесь есть что-нибудь, что принадлежит тебе?

Роза берет его руку и кладет себе на бедро.

– Это. – Она перемещает ладонь к ключицам. – И это.

– У тебя прекрасная кожа. – Мейер убирает руку, достает из дубленки фляжку и делает большой глоток, потом предлагает Розе.

Роза отпивает самую чуточку. Самопальный алкоголь, который, скорее всего, сбродили в ванне в лачуге, из можжевеловых ягод прошлого лета и нескольких горстей сахара. Алкоголь, который пьют, чтобы забыться, а не наслаждаться им неторопливо. Второй глоток уже не такой обжигающий, и он помогает успокоить нервы.

Роза указывает на книги на тумбочке.

– Я прочитала кое-что из ваших работ, чтобы скоротать время.

– Впечатляет. Рад, что ты используешь время для самообразования. – Мейер снова отпивает из фляжки и, кажется, наконец расслабляется. – Что нового узнала?

Роза пытается вспомнить самое грандиозное его заявление, то, что показалось ей одновременно и дико идеалистичным, и ужасно удручающим, если оглянуться на прошлое.

– «Лучшее будущее возможно». – Дотянувшись, Роза берет в руки «Здание в руинах». – Знаю, эта книга – ваша первая…

Его тон вдруг становится резким.

– То есть устаревшая? Многим собеседникам доставляло огромное удовольствие разрушать мои юношеские принципы. Особенно после всего, что мы пережили за последнее десятилетие.

Вот она, вспышка угрозы, о которой предупреждал Дэмиен. Роза решает изобразить впечатлительную студентку, чтобы польстить Мейеру.

– Я не считаю ее устаревшей. Вы написали очень смелые вещи. И правдивые. – Роза открывает его книгу на отрывке, который сама подчеркнула, и читает вслух: – «Мы должны представить будущее, связанное с уменьшением. Меньше капитала, ресурсов, пространства. И мы должны принять тот факт, что выживание человеческой расы зависит от радикального переосмысления. “Используй и уничтожай” уже не может быть нашим жизненным кредо».

Мейер пренебрежительно взмахивает рукой.

– Тогда я был юношей. Еще не испытал истинных страданий, поэтому получалось так легко связывать воедино красивые фразы.

– Вы больше в это не верите?

Прежде чем ответить, Мейер мгновение медлит.

– Все еще отчасти верю. Но с ограничениями. Когда писал это, я действительно думал, что каждый человек имеет право дышать чистым воздухом и пить свежую воду, избегать травм, исполнять свои желания и жить в соответствии со своим внутренним кодексом. Вот насколько ошибочным было мое мышление: я думал о правах личности как об устремлениях. Но истина в том, что на нашей планете чрезвычайно много людей конкурируют за одни и те же ресурсы. Просто неразумно считать, что все мы можем получать желаемое, когда хотим и как мы этого хотим. Привилегией выбора обладают очень немногие.

Мейер закручивает фляжку и кладет ее обратно в карман куртки.

– Вот почему мы здесь, не так ли? Буквально сегодня утром видел улетающих зимовать на север гусей. Даже они знают, что север – наше новое направление.

Роза проводит пальцем по виску Мейера, чувствует, как под кожей бьется его пульс.

– Я хочу построить новую жизнь, но боюсь, что уже слишком поздно.

– Никогда не бывает слишком поздно. Сплотившись, мы еще можем добиться перемен. – Мейер обхватывает ее лицо ладонями. – Ты напомнила мне о той версии меня, которую я, как думал, оставил в прошлом. И за это я тебе благодарен. Могу я прийти к тебе снова?

– Конечно, – отвечает Роза. – В любое время.

Он целует ее в макушку и желает спокойной ночи. После его ухода Роза плотно заворачивается в простыни.

С Мейером проблем не будет. Теперь она в этом уверена.

Он всего лишь мужчина.