Текст книги "Белый. История цвета"

Неверный образ: белоснежная Греция

Историки и исследователи Античности достаточно рано подхватили эти суждения, стали оживленно комментировать их и заострять на них внимание. Ученые поверили – или сделали вид, что поверили, будто Платон в данном случае выразил общее мнение. В результате с их помощью в XVIII веке зародился миф о «белоснежной Греции» – я использую здесь название прекрасной книги Филиппа Жоке2727
  Jockey 2013.


[Закрыть], миф, который вплоть до недавнего времени вводил в заблуждение и специалистов, и широкую публику. Но нет, Древняя Греция не была ни белоснежной, ни монохромной, она переливалась разными цветами. И в доклассические эпохи, и во времена Перикла, и в эпоху эллинизма греки любили яркие краски и покрывали ими стены, колонны, внутренние помещения храмов, статуи. Белоснежная Греция – неверный образ, так же как, впрочем, и образ сурового Рима, поражающего скудостью красок.

В наши дни археологи, опираясь на новейшие, все более и более совершенные технические средства, сумели обосновать предположения, которые с начала XIX века выдвигали некоторые молодые исследователи: здания храмов, лепные фризы, скульптуры – все это было покрыто росписями и/или позолотой. Во время путешествий в Грецию они повсюду находили фрагменты со следами полихромных росписей и писали об этом в отчетах, которые отправляли маститым ученым, заседавшим в академиях Парижа, Лондона, Берлина и других городов. Но те им не поверили: новые данные, хоть и собранные in situ, не укладывались в сложившийся стереотип2828
  Grand-Clément 2005. См. также интереснейшую диссертацию того же автора: Grand-Clément 2011.


[Закрыть]. И наука продолжала распространять привычный образ Древней Греции, строгой и белоснежной, отвергающей варварское пристрастие к режущей глаз пестроте, которая в такой моде на Востоке. Этот ложный образ благополучно дожил до наших дней: мы видим его на открытках, в буклетах турагентств и даже в музеях – все руины белые, Парфенон, этот символ Древней Греции, тоже белый, все статуи и мраморные обломки были отчищены и, утратив свои краски, сейчас сверкают незапятнанной белизной в сиянии греческого лета, которое кажется вечным. Этот образ продолжает жить также и на театральной сцене, в кино, в литературе и в комиксах. Он пришел из таких далеких времен и так долго грелся в лучах славы, что нам, похоже, не избавиться от него никогда.

А ведь он не имеет ничего общего с реальностью, которую мы сегодня открываем для себя благодаря трудам историков и археологов2929
  См. перечень и краткий обзор самых последних работ на эту тему в: Grand-Clément A. Couleur et polychromie dans l’Antiquité // Perspective. 1. Mise en ligne URL le 31 décembre, 2018.


[Закрыть]. Из них мы узнаём, что в храмах и общественных зданиях Древней Греции все было покрыто многоцветными росписями, и элементы архитектуры, и статуи. Более того: теперь нам известно, что работа живописца, как правило, оплачивалась лучше, чем работа скульптора и даже архитектора. Расписывая фризы, фронтоны и статуи, эти мастера доводили художественный замысел до завершения: под их кистью боги, герои и другие персонажи обретали жизнь. А в архитектуре искусно наложенные яркие мазки выгодно подчеркивали оси и плоскости, вызывали ощущение ритма и движения, разделяли целое на части с помощью игры цвета, создавая ассоциации, противопоставления, эффект эха или перекрещивания. Иногда, в частности, на статуях богов, к обычным краскам добавляли золото. Самые великолепные изваяния делались из массивного золота, или из золота и слоновой кости, порой из серебра. Некоторые покрывали сусальным золотом. Были и не такие дорогостоящие скульптуры, из золоченой бронзы. Мир греческих богов был царством света, сияющим, блистающим, роскошным. Ничто не могло быть слишком прекрасным для убранства храмов, поэтому на поддержание росписей в надлежащем состоянии, подновление красок или покрытий из драгоценных металлов регулярно расходовались громадные суммы. Эти средства рассматривались как жертва богам, иногда они взимались в виде налога, и распределением их занимались должностные лица, ответственные за отправление культа3030
  Grand-Clément 2016.


[Закрыть]. Если красочный покров на белом камне осыпался, выцветал или тускнел под слоем грязи, это воспринималось как незавершенность, небрежение, беспорядок или даже уродство. Напротив, полихромия не только, по общему мнению, радовала глаз, но и олицетворяла норму, порядок и разумное правление в городе. А еще – отказ от белизны с ее неполнотой или незавершенностью, но, с другой стороны, и от чрезмерной, кричащей пестроты, которую так любят соседи-варвары – персы, мидяне, фракийцы, галаты (народность кельтского происхождения, живущая в Малой Азии), не говоря уже о племенах, которые обитают в далекой экзотической Азии и одеваются в ткани диковинных, не сочетающихся друг с другом цветов. В представлении греков полихромия и пестрота – совершенно разные вещи. Первая – стройная, гармоничная, сравнимая с музыкой. Вторая – нестройная, разнузданная, оскорбляющая взор и разумение3131
  Jockey 2013: 39–47.


[Закрыть].

Столь же существенное различие в Древней Греции проводят между двумя оттенками белого, и Платон не совсем не прав, когда, говоря об одежде, утверждает, что натуральный цвет льняных тканей приятнее, чем все оттенки, которые им придают ухищрения красильщиков. Ведь есть два белых цвета: один чистый, ровный, сияющий (leukos); другой – тусклый, грязно-белый, почти серый (polios peras, tholeros). Первый излучает мудрость и достоинство; второй наводит на мысли о скверне, о болезни, даже о смерти. Впрочем, это справедливо только по отношению к тканям и к одежде, но не по отношению к камню стен, фронтонов, колонн или статуй. Хороший вкус, незыблемый порядок требуют, чтобы они были позолочены или расписаны яркими, разнообразными красками.

Недавние сенсационные открытия археологов в Македонии и в районе Салоник (гробницы, храмы, дворцы) окончательно похоронили идею о скудости древнегреческой палитры, которая будто бы сводилась всего к нескольким цветам. Жилые покои, ложа, стелы, троны, обстановка царского дворца, но также стены и фасады, украшенные длинными фризами с барельефами на мифологические сюжеты, – все это, камень, мрамор и металл, было покрыто росписями. За последние три или четыре десятилетия находки археологов заставили нас пересмотреть привычные представления о живописи в Древней Греции3232
  См. диссертацию: Brécoulaki H. La Peinture funéraire de Macédoine. Emploi et fonctions de la couleur, IVe–IIe s. avant J.-C. Athènes, 2006. 2 vol. Среди многочисленных работ, ставящих под сомнение плиниевскую идею о том, что греческие живописцы обходились четырьмя цветами (Естественная история, XXXV, 29), рекомендую: Rouveret A. Ce que Pline l’Ancien dit de la peinture grecque. Histoire de l’art ou éloge de Rome // Comptes rendus des séances de l’Académie des inscriptions et belles-lettres. 2007. Vol. 151/2. P. 619–632; Idem. Inventer la peinture grecque antique. Lyon, 2011.


[Закрыть]. Мы узнали, что палитра тогдашних живописцев отнюдь не ограничивалась четырьмя цветами (белый, красный, черный, желтый), как утверждают Плиний, а вслед за ним и другие историки: в ней насчитывалось до одиннадцати различных тонов, которые еще и дробились на оттенки и оттенки оттенков благодаря смешению красок, а также их наложению слоями, подобно глазури. Белый не доминировал, он был просто одним из цветов.

Однако версия «белоснежной Греции» появилась достаточно рано: первыми ее выдвинули римляне, чей интерес к греческой культуре и искусству начиная с I века до нашей эры неуклонно возрастал. В частности, они изготовили множество копий греческих скульптур, чаще всего из белого мрамора, но при этом не потрудились воспроизвести полихромную роспись, покрывавшую оригиналы3333
  Среди обширной литературы по этой теме см.: Ridgway 1984; Bartman E. Ancient Sculptural Copies in Miniature. Leyden, 1992; Fullerton M. D. Der Stil der Nachahmer. A Brief Historiography of Retrospection // A. A. Donohue & M. D. Fullerton, éds. Ancient Art and its Historiography. Cambridge, 2003. P. 92–117; Beard M., Henderson J. Classical Art: From Greece to Rome. Oxford, 2001. Обзор работ на тему о римских копиях греческих скульптур см. также в: Jockey 2013: 67–86.


[Закрыть]. Именно эти беломраморные римские копии по преимуществу и дошли до нас, а не их оригиналы из камня, бронзы или слоновой кости. В Италии, начиная с XV века, римские копии греческих статуй превратились в предмет коллекционирования, и теперь уже их стали копировать. А в современную эпоху, глядя на все эти копии и копии копий, люди верили, что греческая скульптура такой и была: белоснежный, гладкий, отполированный мрамор. Творения великих ваятелей – Поликлета, Кресилая, Праксителя, Скопаса, Лисиппа – известны нам только по копиям, и долгое время никто не подозревал, что они могли быть созданы не из камня, а из какого-то другого материала. И уж конечно, никому не приходило в голову, что греческие мастера, высекавшие фигуры из мрамора, всегда сотрудничали с живописцами: те выполняли последнюю часть работы, расцвечивали статуи, которые потомки, по нелепому недоразумению, будут превозносить за их мнимую сияющую белизну.

Вспомним, например, «Дорифора» Поликлета, найденного в Помпеях, «Дискобола Ланчеллотти» – мраморную копию бронзовой скульптуры Мирона и в особенности «Афродиту Книдскую» Праксителя, которую Плиний считал прекраснейшей скульптурой в мире3434
  Плиний. Естественная история, XXXV, 20. По преданию, моделью скульптору послужила его возлюбленная, знаменитая куртизанка Фрина, в момент, когда она выходила из купальни. Оригинал Праксителя исчез, но до нас дошло множество копий. На самой знаменитой из них Афродита правой рукой прикрывает интимную зону жестом, который иногда истолковывают как проявление стыдливости, а иногда как проявление похоти.


[Закрыть]. Тот же Плиний рассказывает, что, когда Праксителя однажды спросили, какая из его статуй больше всего нравится ему самому, он ответил: «Та, к которой приложил свою гениальную руку живописец Никий». Итак, величайший скульптор признавал, что его современник, афинский живописец Никий, как художник выше его. То есть Пракситель признавал, что многоцветье росписи важнее, чем белизна камня3535
  Никий считался изобретателем энкаустики, живописи восковыми красками, которая придавала мрамору удивительно яркие тона. О Праксителе существует очень много литературы; актуальную библиографию можно найти в каталоге выставки, состоявшейся в Лувре весной 2007 года: Pasquier & Martinez 2007.


[Закрыть].

Однако именно эта белизна приводила в восхищение римлян, и существует миф, который словно бы соглашается с ними и превозносит восхитительную белизну греческой скульптуры. Это миф о Пигмалионе. Из нескольких вариантов этого мифа наиболее известна версия, которую излагает Овидий в «Метаморфозах», одном из основополагающих текстов западноевропейской культуры3636
  Овидий. Метаморфозы, X, 243–297.


[Закрыть]; история, рассказанная Овидием, впоследствии неоднократно разрабатывалась в литературе, изобразительном искусстве, в музыке, в драматургии и даже в кинематографии. Высокоталантливый скульптор Пигмалион влюбляется в статую, которую его резец высек из куска слоновой кости, «белизной подобного снегу». Статуя изображает юную деву «такой красоты, что природа не может создать более прекрасной». Пигмалион до безумия влюбляется в свое творение и молит богиню любви Афродиту вдохнуть жизнь в статую. Богиня исполняет его желание. Он женится на своей необычной возлюбленной, получившей имя Галатея, и вступает с ней в плотский союз. От этого союза рождаются две дочери, Пафос и Матарма.

Шерсть и лен: одеваться в белое

Оставим на время живопись и скульптуру и обратимся к красильному делу. Для поиска материалов по данной теме не придется заглядывать в доисторические времена. Человек начал заниматься живописью задолго до того, как освоил крашение. Нам трудно с точностью установить, когда наши предки провели первые опыты такого рода, мы можем лишь утверждать, что произошло это не раньше их перехода к оседлому образу жизни и, по-видимому, не раньше, чем они стали заниматься ткачеством. Самые ранние из дошедших до нас фрагментов окрашенной ткани, обнаруженные в Европе, датируются концом четвертого или началом третьего тысячелетия до нашей эры (в Китае есть и более древние). Все они вписываются в гамму красных тонов. Желтые относятся к более позднему времени; зеленые, фиолетовые, черные и коричневые появляются еще позже. Что же касается белых, то они либо выцвели, либо до первого тысячелетия их не существовало вообще. Ведь долгое время окрашивать в белое было очень трудно, и у многих народов бытовало мнение, что ткань, плохо впитывающую краситель или быстро выцветающую от воды, от солнца, от стирки либо просто от времени, лучше оставлять в природном цвете, чем пытаться окрасить в белое3737
  О раннем этапе в истории красильного дела см.: Brunello F. The Art of Dyeing in the History of Mankind. Vicence, 1973. P. 5–36 et passim.


[Закрыть].

В любом случае, средств для такого окрашивания было немного, причем они не давали настоящей белизны, а только различные варианты почти белого: серовато-белый, желтовато-белый, светло-бежевый. С шерстью поступали так: вместо окрашивания ее раскладывали на траве и отбеливали с помощью утренней росы и солнечного света. Но для этого требовалось очень много времени и очень много места, а зимой такое отбеливание вообще было невозможно. Вдобавок белый цвет, полученный при такой обработке ткани, по сути нельзя было назвать белым: он был нестойкий, и в скором времени становился тусклым и грязноватым. Поэтому в реальной Античности редко можно было увидеть людей в белых, как снег, одеждах, которых мы так часто видим на картинах, в фильмах и комиксах на исторические сюжеты. Здесь мы опять-таки имеем дело с ложным образом. Добавим еще, что применение в качестве красителей растений (из семейства мыльнянок), стирка в воде с золой или даже глиной, смешанной с минералами (магнезия, мел, свинцовые белила), придает белым тканям синеватые, зеленоватые или сероватые отсветы и приглушает их сияющую белизну. Поэтому шерсть и лен часто и не пытались окрасить в белое, а использовали в их природном цвете3838
  Varichon A. Couleurs et teintures dans les mains des peuples. 2e éd. Paris, 2000. P. 9–44 («Le blanc»).


[Закрыть].

Лен – одно из древнейших в мире культурных растений. Из его стеблей с незапамятных времен изготавливали текстильные волокна, а из семян отжимали масло. На Среднем Востоке, в долинах Евфрата, Тигра и Иордана выращивание льна началось еще в эпоху неолита, в самых ранних земледельческих поселениях. Позднее эта практика получила распространение в Египте, затем в Европе3939
  Gleba M., Mannering, éds. Textiles and Textile Production in Europe from Prehistory to AD 400. Oxford, 2012.


[Закрыть]. Но есть основания полагать, что сбор и применение дикого льна начались еще до перехода человечества к оседлому образу жизни: об этом с большой вероятностью свидетельствуют фрагменты волокон, которые были найдены в глинистой почве пещеры в Грузии и возраст которых – приблизительно 30 000 лет4040
  Kvavadze E. et al. 30,000 Years Old Wild Flax Fibers // Science. 2009. Vol. 325. P. 1359–1371; 2010. Vol. 328. P. 1634–1638.


[Закрыть]. В начале нашей эры ткачество из льна было распространено на большей части территории Римской империи. По крайней мере, так утверждает Плиний, отмечая, что льняные ткани, высоко ценимые за их тонкость, мягкость и белизну, идут на одежду женщин и на облачения жрецов и жриц. К сожалению, он не рассказывает, какими средствами достигается эта белизна, как выращивают лен и как его обрабатывают. Зато от него мы узнаём, что цена льна обычно превышает цену шерсти4141
  Плиний. Естественная история, XIX, 1–5.


[Закрыть].

А специалисты по сельскому хозяйству (Колумелла, Палладий) приводят некоторые подробности. Когда лен созреет, его надо вырвать из земли, стебли положить в воду или на влажную почву. Затем с них удаляют деревянистые части, высвобождают волокна из оболочек, собирают вместе, расчесывают и наконец прядут. Ткани из льна – прочные, тонкие, мягкие и быстро сохнут. Как правило, они используются без окрашивания, в изначальном цвете: это богатейшая гамма тонов, от цвета яичной скорлупы до коричневого или светло-серого, включая все оттенки бежевого. Если ткань все же нужно отбелить, римляне вымачивают ее в молоке либо обесцвечивают водой, насыщенной кислородом (росой), щавелевой солью или веществом, которое содержится в водорослях и некоторых морских растениях. Однако придать ткани настоящую белизну – задача нелегкая. Иногда лен, как и шерсть, просто отбеливают мелом, разведенным в воде. Полученный белый цвет весьма нестойкий, поэтому процедуру нужно повторять всякий раз, когда одеяние должно быть белоснежным (священнодействие в храме, исполнение важных государственных функций, праздничные дни)4242
  Овидий. Фасты, IV, 619.


[Закрыть].

Несмотря на престижность пурпура и особое место, которое он занимает в работе красильщиков, успехи греков и римлян в красильном деле весьма скромны. С египтянами и финикийцами, от которых они унаследовали основные секреты мастерства, им удалось сравняться только в одном – окрашивании в различные оттенки красного. Только этот цвет долго держится на тканях4343
  Brunello F. Op. cit. P. 38–46.


[Закрыть]. Что же касается других тонов, в частности синих или зеленых, то тут римляне уступают даже кельтам и германцам, у которых одежда вообще пестрее – более разнообразных цветов, а нередко и многоцветная, в полоску или в клетку4444
  Ibid. P. 87–116.


[Закрыть]. В Греции одежда монохромная, во всяком случае, у мужчин. Следует оговориться, однако, что история повседневной одежды свободнорожденных мужчин в Греции пока еще мало изучена. О женской одежде мы знаем несколько больше – благодаря моралистам, которые не перестают поносить слишком яркие расцветки, слишком изменчивые моды и безудержные траты на наряды. Долой румяна, украшения и аксессуары, женщина должна выглядеть скромно и носить одноцветные одежды – белые, желтые или коричневые, а лучше всего – природных оттенков льна и шерсти.

В Риме яркие цвета не вызывают такой негативной реакции, пусть даже многие авторы, в частности Варрон, «ученейший из римлян», по мнению Цицерона, предлагает собственную этимологию слова, которая производит его от глагола celare, «скрывать»: цвет – это то, что прячет, отвлекает, обманывает4545
  См.: Ernout A., Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine. 4e éd. Paris, 1979. «Color».


[Закрыть]. Цвет, скрывающий людей и предметы, по сути своей, уловка, и уже по одной этой причине им лучше пренебречь. Кстати, римские красильщики принадлежат к низшему, презираемому разряду ремесленников (они нечистоплотны, от их мастерских исходит зловоние), за ними зорко следят стражи порядка (они вспыльчивы, часто становятся зачинщиками ссор и потасовок). Однако общественная жизнь не может без них обойтись: фасон, ткани и цвета одежды не только указывают на пол, возраст, социальный статус или класс ее обладателя, но также позволяют определить размеры состояния, род деятельности, место в служебной иерархии, присвоенный чин; а иногда характер праздника или торжества, когда следовало одеваться именно так, а не иначе. Функция цвета здесь прежде всего социальная и только затем практическая или эстетическая.

Вообще говоря, одежда римлян известна нам гораздо лучше, чем одежда греков, в частности, благодаря скульптуре4646
  О женской одежде и женской моде в Древнем Риме см. ниже, в прим. 46, а также: MacMullen R. Woman in Public in the Roman Empire // Historia (Yale University). 1980. Vol. 29/2. P. 208–218; Robert J.-N. Les Modes à Rome. Paris, 1988; Croon A. T. Roman Clothing and Fashion. Charleston, USA, 2000; Moreau 2002.


[Закрыть]. Эту одежду не кроили и не шили, ее собирали мягкими складками и драпировали вокруг тела: форму она обретала не благодаря крою, а сообразно фигуре, в соответствии с классом общества, климатом, эпохой или обстоятельствами. Долгое время костюм римлян почти не менялся, он оставался все таким же строгим и отвергал любые новшества. Но на закате Республики все стало по-другому: внешний вид, осанка и манера носить одежду приобрели большее значение. Позднее, в начальный период Империи, стало ощущаться влияние чужеземных мод (греческой, восточной, варварской), которые будут все более многообразными и скоротечными, особенно женские. Но как бы то ни было, в любой период римской истории ткани и одежда считались большой ценностью: их бережно хранили в сундуке (arca) или в шкафу (armarium) и передавали из поколения в поколение. Даже одежда рабов (обычно это короткая туника темного цвета) уцелела и дошла до наших дней.

Поскольку древнеримская скульптура утратила свою полихромную роспись, а тогдашние живописцы чаще изображали богов, чем смертных, для того, чтобы узнать о цветах одежды, которую носили римляне, нам придется прибегнуть к письменным источникам. Однако сочинения историков и художественная литература охотнее и подробнее рассказывают об исключительных или скандальных казусах, чем о повседневности, а в поэтических текстах реальность обрастает домыслами. И все же нам известно, что в мужской одежде преобладающими цветами были белый, красный и коричневый; желтый приличествует только женщинам, а все прочие считаются вычурными или варварскими (в частности, синий). Так, по крайней мере, было до конца республиканской эпохи; а при Империи цветовая гамма в гардеробе римских матрон становится все более и более вызывающей.

Свободнорожденные мужчины, то есть римские граждане, носили тогу, цвет которой должен был максимально приближаться к идеальной белизне4747
  О римской тоге и ее месте в традиционной одежде см.: Wilson 1924; Sebasta J. L., Bonfante L., éds. The World of Roman Costume. Madison, USA, 1994; Vout C. The Myth of the Toga. Understanding the History of the Roman Dress // Greece and Rome (Cambridge). 1996. Vol. 43. P. 204–220; Chausson F., Inglebert H., éds. Costume et societe dans l’Antiquité et le haut Moyen Age. Paris, 2003; Baratte F. Le vêtement dans l’Antiquité tardive: rupture ou continuité? // Antiquité tardive. 2004. Vol. 12. P. 121–135. См. также: Cordier 2005. Passim.


[Закрыть]. Тога делалась из шерсти: она была просторная, тяжелая, неудобная и быстро пачкалась; вдобавок она имела форму круга, поэтому обертывать ее вокруг тела приходилось по особой, очень сложной схеме. Ткань для тоги не красили, ее обесцвечивали, а затем отбеливали с помощью солей виннокаменной кислоты или растений семейства мыльнянок. От постоянных стирок и отбеливаний шерсть начинает расползаться, и перед каждой официальной церемонией прорехи приходится обильно присыпать порошком мела. Но в тоге принято появляться на людях: а дома и за городом поверх туники (тоже белой либо цвета некрашеной шерсти) патриций надевает нечто вроде широкой шали или легкой накидки либо вторую тунику (pallium, lacerna). Эти виды одежды, предназначенные исключительно для частной жизни, могут быть любого цвета – в отличие от тоги, которая всегда должна быть белой. Только в III веке появятся желтые, красные, коричневые тоги, даже двухцветные и трехцветные тоги с узорами, и это уже не будет восприниматься как вызов общественному вкусу. А при ранней Империи многие римляне стараются носить тогу как можно реже, предпочитая надевать более легкие и более удобные одежды, как обычно поступают женщины. И в таких обстоятельствах белый становится просто одним из цветов.

О чем рассказывает лексика

Есть основания полагать, что люди Античности воспринимали больше оттенков белого, чем наши современники. Для них существовал не один белый цвет, а несколько. Белизна льна, из которого ткались облачения жрецов, отличалась от белизны шерсти, из которой была соткана римская тога. Белый цвет слоновой кости не то же самое, что белый цвет мела, или молока, или муки, а уж тем более снега. Большинство древних языков ощущало и старалось выразить все нюансы этих различий, наблюдаемых как в природе, так и в продукции ремесленников, в частности в ткачестве. И все же нередко возникает ощущение, что словарь скорее стремится передать свойства вещества или характер освещения, чем собственно окраску. Прежде всего надо сказать о яркости, насыщенности или густоте цвета, и только потом о тоне. Кроме того, одним и тем же словом порой обозначаются разные цвета: так, латинское слово canus, которое применяется для определения цвета шевелюры и бороды, иногда означает «седой», иногда «белый», а то и просто «пожилой», «мудрый» или «почтенный». Отсюда и серьезные проблемы при переводе или толковании текстов, особенно на библейском древнееврейском и древнегреческом классической эпохи4848
  О хроматической лексике древнееврейского и арамейского языков см.: Jacquesson 2013. О ней же в древнегреческом см.: Gernet 1957; Irwin 1974; Maxwell-Stuart P. G. Studies in Greek Colour Terminology. T. I. Leyden, 1981.


[Закрыть].

Латинская лексика цвета несколько ближе к нашим современным представлениям4949
  Фундаментальным трудом по хроматической лексике классической латыни до сих пор остается диссертация Ж. Андре: André 1949.


[Закрыть]. Однако она использует сложную систему префиксов и суффиксов, с помощью которых показывает, что такие критерии, как интенсивность света (светлый/темный, матовый/блестящий), яркость (насыщенный/блеклый), характер поверхности (ровная/бугристая, гладкая/шероховатая, чистая/грязная), важнее, чем сам по себе цвет. А еще в латинском языке два белых цвета: с одной стороны, распространенный в природе, нейтральный, объективный (albus); с другой – символический, благотворный, чистый, сияющий (candidus). Это главная особенность определения белого в латинском языке: если для определения красного (ruber) и зеленого (viridis) есть по одному базовому термину, а желтый и синий вообще не имеют названий, и для обозначения каждого из них требуется не одно, а несколько слов, то за белым, как и за черным, закреплено два обиходных названия, семантическое поле которых достаточно обширно, чтобы вместить в себя целую гамму буквальных и символических смыслов.

Albus, слово индоевропейского происхождения, является основным, обобщающим термином и уже поэтому употребляется чаще, чем candidus. Оно обозначает белый цвет, встречающийся в природе, и нередко используется в топонимии (Alba: Альба, Alpi: Альпы), в ботанике, зоологии, минералогии; а также в повседневной жизни – всякий раз когда надо обозначить нейтральный либо матовый белый; или даже цвет, который мы бы назвали беловатым или серовато-белым (например, цвет кости, рога, ослиной шерсти). Иносказательных значений у albus немного; но бывает, что иногда понятие «белизна» подменяется понятием «бледность». Словом candidus, напротив, обозначается прекрасный, сияющий, ослепительно белый цвет; еще оно применяется, когда речь идет о высоком: о культе богов, об обществе, а также о символике. У candidus множество иносказательных значений: чистый, незапятнанный, прекрасный, счастливый, благотворный, честный, искренний, невинный и так далее5050
  Ibid.: 25–38. Варианты для обозначения оттенков черного в латинском языке встречаются реже: fuscus – очень темный, но все-таки не совсем черный; furvus – скорее темно-коричневый, чем черный; piceus и coracinus соответственно черный как смоль и черный как вороново крыло; остальные – pullus, ravus, canus и cinereus – вписываются скорее в гамму серых тонов, чем черных.


[Закрыть].

В классической латыни есть также два базовых термина для черного: ater и niger. Первый из них, предположительно этрусского происхождения, долго оставался наиболее употребительным. Вначале он был нейтральным, но постепенно им все чаще стали обозначать матовый или тусклый оттенок черного, а затем слово приобрело негативную коннотацию: теперь ater был не просто черным, а неприятным черным: унылым, гнетущим, зловещим (происходящее от него французское прилагательное atroce утратило свою хроматическую составляющую и сохранило только эмоциональную: в наши дни оно значит «ужасный»). Второе слово, niger, этимология которого неясна, вначале имело только один смысл – яркий черный; позднее им начали обозначать все оттенки черного, обладающие позитивной коннотацией, в частности привлекательные оттенки черного, встречающиеся в природе; затем оно окончательно вытеснило ater как базовый термин и стало обозначать почти все черные тона5151
  Ibid.: 43–63.


[Закрыть].

Такая же двойственность отмечается и в лексике древнегерманских языков. Это показывает, что у варварских народов белый и черный цвета имели особо важное значение и, как и у римлян, по-видимому, превалировали над всеми остальными, за исключением красного. Однако за минувшие столетия словарь обеднел: из двух слов осталось только одно. В современном немецком, английском, голландском, да и в большинстве германских языков имеется только по одному общеупотребительному термину для обозначения белого и черного, например weiss и schwarz в немецком, white и black в английском. Но в общегерманском, а позднее во франкском, саксонском, староанглийском и средневерхненемецком дело обстояло иначе. Вплоть до XII–XIII веков, а кое-где и дольше, в германских языках, как и в латинском, сохранялись по два общеупотребительных термина для обозначения белого и черного. Если мы снова обратимся за примером к немецкому и английскому, то увидим, что в древневерхненемецком различались wiz (матово-белый) и blank (ослепительно белый), swarz (тусклый черный) и blaek (сияющий черный). Среднеанглийский также противопоставляет wit (матово-белый) и blank (ослепительно белый), swart (тусклый черный) и blaek (сияющий черный)5252
  См. значительную работу: Jones 2013: 290–344.


[Закрыть]. С течением времени, однако, в лексике этих языков осталось только по одному термину для белого и для черного – соответственно weiss и schwarz в немецком и white и black в английском. Это происходило очень медленно, в разных странах разными темпами. Так, если Лютер для определения белого уже обходится единственным термином (weiss), то Шекспиру несколько десятилетий спустя для этого все еще нужны два: wit и blank. В XVIII веке прилагательное blank, хоть и устаревшее, еще бытовало в некоторых северных и западных графствах Англии. Даже в наши дни его можно услышать в пословицах и архаичных фразеологизмах5353
  Ibid.: 329, 371–372.


[Закрыть].

Из лексики древних германских языков мы узнаём не только о существовании двух терминов для белого и для черного цветов. Нас ждет еще одно открытие: оказывается, два из этих четырех слов имеют общую этимологию. Это blank и blaek, которые восходят к общегерманскому глаголу blik-an (блестеть, светиться). Как мы видим, эти два слова выражают степень яркости, присущей определяемому цвету, вне всякой связи с его хроматической идентичностью. Таким образом, древние германские языки подтверждают закономерность, которую мы уже отмечали в древнееврейском, древнегреческом и даже латинском: для определения цвета такие свойства, как яркость и насыщенность окраски, важнее, чем собственно хроматический тон. Говоря о цвете, лексика прежде всего стремится сказать, матовый он или блестящий, светлый или темный, насыщенный или размытый, и только затем уточняет, вписывается ли он в гамму белых, черных, красных, желтых или каких-либо иных тонов. Здесь мы имеем дело с исключительно важным феноменом языка и одновременно феноменом восприятия, о котором историк должен постоянно напоминать себе не только когда он анализирует тексты, но также при изучении фигуративных документов и произведений искусства, которые оставила нам Античность. В мире цвета главное – яркость и насыщенность, все остальное – на втором плане5454
  Интересные наблюдения по этому поводу можно найти в: Gerschel 1966 и Gernet 1957.


[Закрыть].

Вернемся к латинскому языку. В поэтических текстах для обозначения белого цвета употребляются не только albus и candidus, но и другие слова. Это могут быть термины, образованные от слов, которые означают реальные явления или предметы, но в конкретном контексте обретают ласкательную форму либо метафорический смысл. Например, от слова nix (снег) было образовано niveus, часто, даже слишком часто используемое поэтами и обозначающее ослепительно яркий белый цвет, все равно какого оттенка. Niveus – синоним candidus, только как бы в превосходной степени, белее белого, ослепительной белизны. А lacteus, буквально «молочно-белый», столь же часто встречающийся в поэзии, обозначает нежную, шелковистую белизну, например белизну плеч богини или грудей смертной. Цвет женского тела в поэзии нередко сравнивается также с цветом слоновой кости (eburneus), приятного на ощупь материала, или с белизной мрамора (marmoreus), такого крепкого, ровного, гладкого5555
  Об этих терминах см.: André 1949: 39–42.


[Закрыть]. Кожа у знатной римлянки должна быть как можно белее, чтобы ее не могли принять за сельчанку. Некоторые из них, например Юлия, дочь Августа, или Поппея, вторая супруга Нерона, по нескольку раз в день принимают ванны из молока ослицы, от которого кожа будто бы становится «белее снега и нежнее гусиного пуха»5656
  Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Нерон. XXXV, 5. См.: Minaud G. Les Vies de douze femmes d’empereurs romains. Devoirs, intrigues et voluptés. Paris, 2012. P. 97–120.


[Закрыть]. Другие, гораздо более многочисленные, покрывают лицо, шею, грудь и плечи толстым слоем свинцовых белил, чтобы скрыть неровности или покраснения на коже. Они знают, что это сильнейший яд, но готовы расковать жизнью ради красоты5757
  Dubourdieu A., Lemirre E. Le maquillage à Rome // P. Moreau, dir. Corps romains. Grenoble, 2002. P. 89–114; Gavoille E. Les couleurs de la seduction féminine dans L’Art d’aimer d’Ovide: designations et représentations // ILCEA. Revue de l’Institut des langues et cultures d’Europe, Amerique, Afrique, Asie et Australie. 2019. Vol. 37. P. 75–89.


[Закрыть].

В отличие от поэтов авторы энциклопедий, технических и дидактических трактатов должны соблюдать абсолютную точность. Поэтому они редко прибегают к образным выражениям или сравнениям, зато широко пользуются префиксами и суффиксами, стараясь как можно вернее передать оттенок цвета, о котором идет речь. В качестве примера можно привести «Естественную историю» Плиния: для историка это важный источник лексикографического материала, тем более что именно цвет часто помогает автору различать, классифицировать, иерархизировать животных, растения, минералы и вообще все, о чем он рассказывает. Порой, когда Плиний не находит в общепринятой хроматической лексике нужного слова, чтобы точно описать тот или иной оттенок цвета, он придумывает это слово сам. Так, говоря о скале, которая не так бела, как мел, но белее песка, он употребляет слово subalbulus – неологизм собственного изобретения, основанный на двух уменьшительных суффиксах: «слегка беловатый»5858
  Bader F. La Formation des composes nominaux du latin. Besançon et Paris, 1962. P. 352–353 (§ 418).


[Закрыть].

Читая сочинения Плиния, энциклопедистов, агрономов, а также трактаты по разным областям науки (медицине, ботанике, зоологии, географии, космографии, лечению лошадей, архитектуре, живописи и так далее), историк констатирует, что у авторов всех этих текстов возникает множество поводов для упоминания белого цвета. Не то чтобы этот цвет доминировал в архитектуре и изобразительном искусстве Рима, отнюдь нет, но в повседневной жизни он все же занимает важное место. К обычным темам, при рассмотрении которых необходимо упомянуть белый цвет – снег, мел, молоко, мука, лилия, слоновая кость, следует добавить отдельные минералы и связанные с ними вещества (мрамор, гипс, тальк, свинцовые белила, известь, раковины моллюсков, виннокаменная кислота и различные соли), шерсть и оперение домашних и диких животных и птиц (овец, коз, быков, лошадей, собак, волков, лебедей, гусей, петухов и кур), деревья (тополя, березы), цветы, плоды и некоторые растения, ткани и одежду. А также все виды пищи, получаемой (напрямую или в результате переработки) из продуктов земледелия. И прежде всего хлеб: чем он белее (panis candidissimus), тем лучше качеством, тем выше его цена и тем малочисленнее слои общества, которые могут его себе позволить5959
  André J. L’Alimentation et la Cuisine à Rome. 2e éd. Paris, 1981. Passim; Gourevitch D. Le pain des Romains à l’apogée de l’Empire // Comptes rendus des séances de l’Académie des inscriptions et belles-lettres. 2005. Fasc. 1. P. 27–47.


[Закрыть]. Так будет продолжаться в течение всего Средневековья и раннего Нового времени, вплоть до Великой французской революции.