Текст книги "Брачный договор"

Вивиан выводит нас в центр двора и, хлопнув дважды в ладоши, восклицает:

– Друзья!

Гости перестают разговаривать и поворачиваются к нам. Я не то чтобы стеснительный человек, но стоять на сцене не люблю, поэтому тут же краснею.

– Друзья, позвольте вам представить Элис и Джейка.

Вперед выходит мужчина в голубом блейзере и темно-синих джинсах. Большинство присутствующих мужчин одеты почти так же и больше похожи на бизнесменов из Кремниевой долины, нежели на финансистов с Уолл-стрит. Я немедленно жалею, что вырядился в костюм. Мужчина поднимает бокал.

– За новых друзей!

– За новых друзей! – хором отвечают ему присутствующие.

Все возвращаются к прерванным разговорам, а мужчина в блейзере подходит к нам.

– Роджер, – представляется он. – Мне очень приятно, что ваша инициация состоялась в моем доме.

– Спасибо, что пригласили, – отвечает Элис.

Вивиан берет меня под руку.

– Пусть пока поговорят, а вам нужно кое с кем встретиться.

Народу больше, чем я ожидал. Все спокойные и приветливые, никакого чванства или снобизма. Два венчурных инвестора, невролог с супругой-дантистом, бывший профессиональный теннисист, несколько технарей, ведущий местных теленовостей, дизайнер одежды, два рекламщика и муж Вивиан – Джереми, владелец журнала.

Вивиан представляет меня последней группке людей. Одну из женщин я знаю. Ее зовут Джоанна Вебб – теперь Джоанна Чарльз. Мы вместе учились в колледже. Более того, ходили на одни и те же занятия, на втором курсе жили в соседних общежитиях, оба были старшими по этажу и в течение целого года рядом сидели на собраниях старост.

Я не видел Джоанну много лет, хотя часто о ней вспоминал, ведь именно благодаря ей я стал психотерапевтом. Как-то на втором курсе, в теплый будний день, я сидел и ужинал в столовой, когда ко мне подбежал парень с нашего этажа. Лицо его было бледным от ужаса.

– Там один с крыши собрался прыгнуть. Тебя зовут, – прошептал он.

Я выскочил из столовой, пересек дорогу, бегом поднялся по лестнице на седьмой этаж и вышел на крышу. На самом краю, свесив ноги, сидел парень, которого я видел всего несколько раз. Недалеко от него стояла Джоанна и что-то тихо говорила, подходя все ближе. У парня был рассерженный вид, казалось, он вот-вот спрыгнет. Я бросился к телефону в коридоре и вызвал полицию. Потом вернулся на крышу и сделал шаг в сторону Джоанны. Она заметила меня и жестом попросила не мешать. Голос парня звучал все громче и взволнованнее, а Джоаннин – все тише и спокойнее. Горестей у парня хватало: оценки плохие, денег нет, родители не понимают – обычный набор, но истинной причиной, похоже, была несчастная любовь. В этом семестре с этой самой крыши уже спрыгнули двое; по голосу парня было ясно, что скоро он станет третьим.

Джоанна просидела с ним на крыше почти два часа. Внизу за это время собралась толпа: студенты, полиция, пожарные. Любого, кто приходил на крышу, Джоанна останавливала жестом, словно говоря: «Подождите еще чуть-чуть». Спустя какое-то время она махнула мне рукой и тихо сказала:

– Джейк, у меня в горле пересохло, принеси баночку «Доктора Пеппера» из автомата внизу… – Потом повернулась к парню: – А ты будешь?

Тот, похоже, не ожидал такого вопроса. Он удивленно уставился на нее и наконец сказал:

– Да, можно.

Мне сразу стало понятно: все, парень не прыгнет. У меня хорошо получалось работать с людьми, но в этот момент я осознал, что до Джоанны мне еще очень и очень далеко. Через несколько месяцев я поменял специализацию на поведенческую психотерапию. И с тех пор каждый раз, когда я вижу банку «Доктора Пеппера» в торговом автомате, у меня в голове звучит голос Джоанны: «А ты будешь?»

Внешне тогда Джоанна была непримечательной; сейчас напротив меня в свете факелов стоит совсем другая женщина. Кажется, что каждый волосок на ее голове лежит идеально ровно, не смея ослушаться какого-то сурового стилиста из модного салона красоты. Нет, это по-своему красиво, просто неожиданно. И краситься она раньше не умела.

– Рада тебя видеть, Джейк, – произносит Джоанна.

– О, так вы знакомы, – с наигранной веселостью говорит Вивиан. – Вот так совпадение!

– Вместе в колледже учились, – поясняет Джоанна. – Столько лет прошло!

– А, понятно, – говорит Вивиан. – Так далеко мы сейчас кандидатов не проверяем.

Джоанна обнимает меня и шепчет на ухо:

– Здравствуй, старинный друг.

К нам походит мужчина. Среднего роста, загорелый, поджарый, в очень дорогом костюме.

– Нил, – представляется он, пожимая мне руку крепче, чем нужно. – Муж Джоанны.

– Надеюсь, Джоанна не будет против, если я скажу, что однажды видел, как она спасла человеку жизнь, – говорю я.

Нил стоит, слегка перекатываясь с пяток на носки и глядя то на меня, то на Джоанну. Я знаю, что означает этот взгляд. Он оценивает меня, ответы Джоанны и прикидывает, представляю ли я для него угрозу.

– У нее много талантов, – наконец произносит он.

– Да нет, – мягко возражает Джоанна. – Все было немного не так.

Больше нам поговорить не удается – Вивиан говорит, что познакомит меня с другими гостями, и ведет к хозяйке вечера Кейт. На газоне расстелена и пришпилена к земле колышками пленка. Кейт озабоченно ковыряет колышек носком туфли.

– Помочь чем-нибудь? – спрашиваю я.

– Нет-нет, – отвечает она. – Грибы эти надоедливые. Так все было красиво, а они взяли и выросли сегодня. Весь вид портят.

– Ничего подобного, – говорит Вивиан. – Вид чудесный.

Кейт все равно хмурится.

– Хотела выдрать и бросить в компост, но Роджер не дал. Сказал, их нельзя трогать. Какой-то редкий вид поганок. Можно отравиться. Роджер разбирается в этом, он изучал ботанику до того, как стал работать в банке. Вот мы и набросили пленку. В четверг приедут рабочие и все почистят.

– Когда я была маленькой, у нас на ферме в Висконсине вырос девятифунтовый гриб. Размером с садовую тележку под землей был, а мы и не знали.

Вивиан не похожа на девочку с фермы в Висконсине. Хотя в Кремниевой долине так и бывает. Стоит прожить тут лет двадцать, и вся провинциальность и местечковые привычки полностью скрываются под пресловутым северокалифорнийским лоском. «По-провинциальному здоровы, по-столичному богаты», – говорит про таких Элис.

Кейт извиняется и уходит на кухню, а Вивиан подводит меня к следующей группке гостей. Туда же подходит Роджер с бутылкой вина и бокалом.

– Вино будете?

– Да, пожалуйста, – киваю я.

Вина в бутылке хватает только на половину бокала.

– Погодите, – говорит Роджер, беря новую бутылку с приспособленного под бар столика на веранде. Потом достает из заднего кармана брюк стальную овальную штучку, которая в его руках трансформируется в штопор, похожий на произведение современного искусства.

– Этому вину почти двадцать лет, – говорит он. – Мы с Кейт привезли его из свадебного путешествия в Венгрии.

– Как романтично! – восклицает Вивиан. – Мы с Джереми просто на Гавайи съездили.

– Кроме нас, в той местности, наверное, и туристов-то не было, – говорит Роджер. – Я взял месяц отпуска на работе, мы арендовали машину и отправились колесить по стране. В то время мы жили в Нью-Йорке, и нам хотелось полностью сменить обстановку. Почему-то наш выбор пал на Венгрию. Как-то на выезде из города Эгер у машины заглох двигатель. Мы оттолкали ее к обочине и пошли по дороге. Потом увидели домик, в окнах которого горел свет. Постучались в дверь. Хозяин пригласил нас войти. В общем, мы провели у него в домике для гостей несколько дней. Хозяин занимался изготовлением таких вот открывалок и подарил нам одну на память. Штучка вроде бы простая, но мне она очень дорога.

Я никогда прежде не слышал, чтобы мужчина говорил о своем свадебном путешествии таким мечтательным тоном. Наверное, вся эта затея с «Договором» и правда стоящая.

Вечер проходит как в тумане. Еда превосходна, особенно десерт – целая башня из профитролей. Интересно, как Кейт удалось столько всего наготовить? Однако мне кусок в горло не лезет – такое впечатление, будто я прохожу собеседование для приема на работу. Куча каких-то странных вопросов. Люди вроде бы просто поддерживают вежливый разговор, но ты понимаешь, что тебе влезают в душу.

По пути домой мы с Элис сравниваем впечатления. Я волнуюсь, что мало разговаривал и со мной было скучно. Элис переживает, что болтала слишком много, потому что от волнения на нее порой нападает разговорчивость, и из-за этого уже возникали неловкие ситуации на официальных приемах. Мы снова петляем по улочкам, выбираясь из города, и когда наконец-то выезжаем на скоростную магистраль, нас обоих распирает от возбуждения. Элис рада, даже пьяна от радости.

– С нетерпением жду следующего собрания, – заявляет она.

И тогда я решаю не говорить ей, что у меня был еще один разговор с Джоанной. Когда совсем стемнело, все собрались у костра – видимо, это было что-то вроде ритуала, во время которого супружеские пары рассказывают, что подарили друг другу и куда ездили со времени предыдущего собрания. Мне было неловко и скучно, поэтому я ускользнул в туалет. Вымыв руки, я несколько минут просто стоял, наслаждаясь тишиной после целого вечера говорильни. Когда я вышел, в коридоре стояла Джоанна. Сначала я подумал, что она просто ждет, когда освободится туалет, и лишь потом понял, что она искала встречи со мной.

– Привет, – сказал я.

Джоанна нервно оглядела коридор, затем прошептала:

– Прости.

– За что? – удивился я.

– Тебя здесь не должно было быть. Твоего имени не было в списке приглашенных. Наверное, письма разослали, пока мы были в отъезде. Я бы тебя предупредила, Джейк, и спасла. Теперь слишком поздно. Прости. – Она подняла на меня зелено-карие глаза, взгляд которых я так хорошо помнил. – Мне очень жаль.

– Хорошие же люди, – произнес я недоуменно. – Не за что извиняться.

Она положила руку мне на плечо, собираясь сказать еще что-то, но вместо этого просто вздохнула.

– Тебе лучше пойти к остальным.

Когда на следующий день я вернулся домой с работы, на крыльце меня ждала большая коробка. Внутри был ящик венгерского вина и карточка. На ней было написано изящными золотыми буквами: «Добро пожаловать, друзья! С нетерпением ждем следующей встречи».

18

Элис по-прежнему работала целыми днями, несмотря на праздники. Впечатлившись энтузиазмом, с которым она взялась за новое дело о защите интеллектуальной собственности, партнеры добавили ей обязанностей.

Я тоже с головой ушел в работу. Через знакомых в церкви Ян подыскал мне несколько новых клиентов – супружеских пар с типичными проблемами: охлаждение отношений из-за рождения детей, измена, финансовый кризис.

К разводу склонялись примерно семь из десяти пар, и мне очень хотелось изменить это соотношение. Я даже научился по первым минутам определять, у каких пар больше шансов сохранить брак. Не хвастаясь, скажу, что хорошо разбираюсь в языке телодвижений. Иногда получалось кое-что понять даже до начала беседы. Супруги, которые садились вместе на диван, еще готовы были побороться за свой брак, а те, которые выбирали отдельно стоящие стулья, уже, по крайней мере подсознательно, приняли решение развестись или пожить отдельно. Конечно, есть и другие признаки: то, как люди сидят, куда направлены носки их ног, скрещены ли руки. Каждая пара посылала сотню сигналов, по которым можно было сказать, что ожидает брак в будущем.

Моими любимыми пациентами были Уинстон и Бэлла. Оба азиатского происхождения, обоим слегка за тридцать. Он работал в фармацевтической компании, она – в компьютерной. О своих проблемах они говорили с юмором и не опускались до взаимных обвинений и упреков, что отличало их от многих других пар. После знакомства с Уинстоном Бэлла еще какое-то время встречалась со своим прежним бойфрендом. И хотя с тех пор прошло уже почти десять лет, та недосказанность так и осталась камнем преткновения в их отношениях. Бэлла говорила, что если бы Уинстон не сердился и не ревновал, то она бы за эти годы даже не вспомнила об Андерсе. Уинстон же никак не мог забыть, как все начиналось.

В тот четверг, пока Бэлла вышла в туалет, Уинстон спросил, могут ли люди быть счастливы вместе, если у них что-то не заладилось с самого начала.

– Конечно, – ответил я.

– Вы же сами говорили, что, если отношения терпят крах, значит, что-то сразу пошло не так.

– Верно.

– Вот я и боюсь, что проблемы начались, еще когда она встречалась с Андерсом, а теперь «росток сомнений» вырос и превратился в дерево, которое просто так не вырвешь.

– Тот факт, что вы сюда пришли, значительно увеличивает вероятность счастливого исхода. – Мне хотелось, чтобы мои слова вселили в Уинстона уверенность, но я понимал, что осознанно или нет он все эти годы лелеял этот «сорняк».

– Как же мне взять себя в руки? – спросил Уинстон.

Видно было, что у него очень тяжело на душе.

– Она по-прежнему иногда встречается с Андерсом за ланчем. И мне не говорит. Я потом от общих друзей узнаю, а когда спрашиваю ее, она обижается. Ну и как мне ей доверять, если она с ним видится тайно? Неужели прошлое с ним так важно для нее, что она готова рисковать нашим будущим?

Когда Бэлла вернулась, я решил пойти ва-банк:

– Бэлла, почему вы до сих пор поддерживаете отношения с Андерсом?

– Ну, друзей так просто не бросают.

– Да, я понимаю. Но поскольку вы знаете, что эти встречи негативно сказываются на вашем браке, возможно, стоит быть откровеннее с Уинстоном? Например, предупреждать его о том, что будете обедать с Андерсом. Или позвать и его.

– Все не так просто. Если я ему скажу, мы поссоримся.

– Вот сейчас не говорите и все равно ведь потом ссоритесь?

– Ну да.

– Часто бывает так, что, если один супруг скрывает что-то от другого, тому есть какая-то неявная причина. Как вы думаете, что может быть такой причиной у вас?

– В наших отношениях все было непросто, – признает она. – Не все точки над «i» расставлены. Поэтому я и не говорю Уинстону.

Плечи Уинстона опускаются. Бэлла сидит, отвернувшись от него и скрестив руки на груди, и я понимаю, что этот случай труднее, чем казалось вначале.

19

– Тебе Вивиан не звонила? – спросила меня по телефону Элис утром в сочельник.

– Нет, – ответил я рассеянно.

Я сидел на работе и перечитывал записи в ожидании сложного пациента – умного и забавного пятнадцатилетнего парня с депрессией. Дилан продолжал хандрить, несмотря на все мои старания, и я переживал, что не удается ему помочь.

– Хочет о чем-то поговорить. – Голос Элис звучал взволнованно. – Я сказала, что зашиваюсь на работе, но Вивиан утверждает, что это важно. Отказываться неудобно – она была такой приветливой на вечеринке…

Я захлопнул папку, заложив пальцем нужную страницу.

– Как полагаешь, что ей нужно?

– Без понятия. Предлагает поужинать.

– А я думал, ты домой пораньше приедешь.

– Буду стараться.

Дома я разжег камин и принялся упаковывать подарки для Элис: книги и альбомы, которые она упоминала в разговоре в последние несколько месяцев, две блузки из ее любимого магазина. Мне хотелось покрасивее оформить подарки, самым главным из которых был кулон: черная жемчужина на серебряной цепочке.

У нас, как и у многих супружеских пар, с планами на Рождество все непросто. В моей семье оно отмечалось как-то странно. Отец приходил с работы, мы все садились в машину, потом отец возвращался в дом якобы за бумажником. Пока мы его ждали, мама включала какую-нибудь рождественскую песенку по радио, и мы все вместе пели. Затем приходил отец, и мы отправлялись на поиски пиццы – в праздничный вечер почти все пиццерии были закрыты. По возвращении домой становилось ясно, что в наше отсутствие в доме побывал Санта – под елкой были беспорядочно свалены подарки без упаковки, ну а дальше начинался шум-гам.

В семье Элис Рождество отмечали традиционно. Дети пораньше ложились спать, оставив Санте печенье, утром под елкой обнаруживались подарки, а потом все шли на службу в церковь.

В первое совместное Рождество мы решили, что по нечетным годам будем отмечать праздник так, как было у меня, а по четным – как у Элис. А вот с пиццей Элис мне всегда уступала: она ее любит так же, как и я. Сейчас год был четный, поэтому подарки надо было завернуть.

Весь день я слонялся по дому в ожидании жены. Сделал уборку, посмотрел старую рождественскую комедию. В семь часов Элис еще не было.

Я уже начал беспокоиться, что пиццы нам сегодня не видать, когда послышался шум открываемых ворот в гараже. Потом по лестнице застучали каблучки, а в коридоре повеяло ароматом пиццы. У Элис в руках была большая коробка с «пепперони», на которой лежало несколько завернутых подарков.

– Красота какая! – сказал я, увидев блестящую оберточную бумагу, причудливые зеленые банты и знакомый золотой логотип.

Наверное, вспомнив с утра про Рождество, Элис заскочила в сувенирную лавку при Музее современного искусства.

Элис раскладывала пиццу по тарелкам, и тут я заметил у нее на руке браслет, которого раньше не видел. То ли из пластика с серебристым покрытием, то ли из алюминия. Очень широкий и плотный. Как будто без застежки. Интересно, как он снимается? Сам по себе красивый, но странно, что она вообще нашла время заехать в магазин за какой-то безделушкой.

– Купила? – спросил я.

– Не-а, – ответила Элис, собираясь отправить в рот кусок пиццы. – Подарили.

– Кто? – спросил я, думая, что, наверное, тот кудрявый с работы… Дерек Сноу.

– Вивиан.

– А-а, – протянул я с облегчением. – Мило с ее стороны.

– Вообще-то не очень.

– Почему?

Она прожевала пиццу, потом сказала:

– Обед был странным. Более чем. Только мне запретили тебе рассказывать, и я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Вивиан не похожа на агента гестапо, – рассмеялся я. – Какие у меня могут быть неприятности? А что она сказала?

Элис нахмурилась и принялась нервно поглаживать браслет.

– Похоже, я правда слишком много болтала на вечеринке.

– То есть?

– По словам Вивиан, кому-то из гостей показалось, будто брак у меня не на первом месте, и руководству «Договора» поступила жалоба.

Я прекратил жевать.

– Жалоба? Что это значит?

– Кто-то, видите ли, проявил дружескую озабоченность, – сказала Элис, по-прежнему поглаживая браслет. – Проще говоря, настучал.

– Куда? – изумился я.

– В суд, что бы это ни значило.

– Это что, шутка такая?

Элис покачала головой.

– Я тоже сначала думала, что Вивиан меня разыгрывает. Оказалось, нет. В «Договоре» есть свой суд, который рассматривает дела участников и даже штрафы и наказания назначает.

– Наказания? Да ладно! Я думал, «Кодекс» не надо понимать буквально.

– Похоже, что надо. У них там сплошь термины из уголовного права.

– Кто же на тебя настучал?

– Не знаю. Жалоба была анонимной. Вивиан сказала, что если бы я прочла весь «Кодекс», то поняла бы. Каждый участник «Договора» обязан сообщать руководству обо всем, что вызывает у него обеспокоенность и может негативно повлиять на других участников или их супружеские отношения. Вивиан все повторяла, что тот человек пожаловался на меня из «дружеских побуждений».

– Но кто это мог быть?

– Не знаю, – повторила Элис. – Я грешу на свой разговор с одним из гостей с французским акцентом.

– Ах да, Гай его звали, – вспомнил я. – А жену – Элоди. Он адвокат. Международное право. Элоди – заместитель кого-то там во французском посольстве.

– Точно, он все спрашивал меня про фирму, какие дела я веду и сколько часов в день работаю. А я ответила, что пропадаю на работе и что не высыпаюсь. Помню, он на меня неодобрительно покосился, когда я сказала, что иногда мы из-за этого очень поздно ужинаем. Я-то думала он меня понимает – сам же юрист.

Элис побледнела. Не высыпается и слишком устает. Я положил ей еще кусочек пиццы.

– Аноним написал, что мы оба ему нравимся, и видно, что мы хотим жить вместе долго и счастливо, но у него возникли опасения, что я трачу слишком много сил и времени на работу.

– Надеюсь, ты сказала Вивиан, что то, сколько ты работаешь, никого не касается.

– У нее был с собой «Кодекс». Видимо, меня обвиняют в нарушении раздела 3.7.65: «Приоритеты». Никаких «преступлений» я пока не совершала, тем не менее информатор выразил обеспокоенность, что могу совершить, если никто не вмешается.

– Преступления? Информатор? Господи, беру назад свои слова про гестапо!

И тут я вдруг понял, что еще меня беспокоит – то, с каким спокойствием Элис все это рассказывает.

– И ты что, даже не злишься на них?

Элис снова коснулась браслета.

– Если честно, я заинтригована. Эти правила… похоже, в «Договоре» очень серьезно к ним относятся. Надо все внимательно изучить.

– А чем тебя наказали? Дружеским ланчем с Вивиан? Страшное наказание, конечно.

Элис подняла руку с браслетом:

– Этим.

– Не понимаю.

– По словам Вивиан, руководство решило за мной какое-то время понаблюдать.

Наконец до меня дошел смысл ее слов. Я взял Элис за руку и принялся изучать браслет. На ощупь теплый и гладкий. На внутренней стороне ряд маленьких зеленых лампочек, а сверху, там, где находился бы циферблат, будь это часы, дырочками выбита буква «Д».

– Больно? – спросил я.

– Нет. – Вид у Элис был спокойный, чуть ли не довольный.

Я вдруг подумал, что она совсем не говорила про работу сегодня, только один раз – когда рассказывала про анонимную жалобу.

– А как он снимается?

– Никак. Вивиан обещала снова встретиться со мной через две недели; наверное, тогда и снимет.

– Элис, но что эта штука делает?

– Следит за мной как-то. Вивиан сказала, это возможность доказать, что брак у меня – на первом месте.

– Джи-пи-эс? Запись разговоров? Видео? Черт! Что значит «следит»?

– Не видео, – покачала головой Элис. – Вивиан сказала, что нет. Джи-пи-эс, наверное, может, еще разговоры записывает. Ей такой не надевали, поэтому она точно не знает, что с ним потом делают. Ей просто велели надеть его на меня, объяснить за что и через две недели вернуть.

Я осмотрел браслет еще раз – застежки действительно не было.

– Не ищи, – сказала Элис. – Ключ у Вивиан.

– Позвони ей, – потребовал я сердито. – Немедленно. Наплевать, что Рождество. Скажи, чтобы сняла. Это же абсурд.

И тут Элис меня удивила.

– Я правда слишком зациклена на работе? – спросила она, погладив браслет.

– А кто не зациклен? Мы все зациклены. Иначе ты бы не стала хорошим юристом, а я психотерапевтом.

Однако говоря это, я невольно прикинул в уме, сколько работал на прошлой неделе я, а сколько – Элис, сколько раз не успевал домой к ужину я: ноль целых ноль десятых и сколько Элис – не сосчитать. Вспомнил, как она сидела рано утром на кухне – просматривала дела и звонила кому-то на Восточное побережье, а я еще спал. Подумал о том, как в редкие моменты, когда мы были вдвоем, она все время посматривала на телефон или отвлекалась на что-то еще. В общем, какие бы там выводы ни сделал этот информатор, нельзя сказать, что они совсем уж неправильные.

– Я хочу испробовать этот способ, – сказала Элис. – Хочу, чтобы у нас все получилось, и если для этого нужен «Договор», то я готова. – Она сжала мою руку. – А ты?

Я заглянул ей в глаза – может, она говорит это все на случай, если браслет записывает? Но нет, похоже, она говорила искренне. Если уж я и знаю что-то о моей жене, так это то, что она обожает всякие новшества и интересуется новейшими исследованиями в области здоровья, науки и социологии. Ей выпало жить в такой непростой семье, и теперь она верит, что способна на все. Элис даже подала заявку на участие в первом пилотируемом полете на Марс, когда Илон Маск объявил о наборе желающих. Слава богу, ее не выбрали, – и все же она записала видеопрезентацию, заполнила документы и действительно готова была улететь в космос и, возможно, не вернуться. Вот такая она у меня: всегда стремится к чему-то новому. Риск ее не пугает, а, наоборот, воодушевляет. Да, «Договор» – штука странная, однако ерунда по сравнению с полетом на Марс.

В ту ночь в нашей большой высокой кровати, откуда виден кусочек Тихого океана, мы с Элис любили друг друга. В ее ласках было столько страсти и желания, сколько я, если честно, уже довольно давно не видел, хотя ни о чем таком мы не говорили ни до, ни после. Это было потрясающе.

Элис уснула, а я все лежал и думал: для меня она старалась или для браслета? Как бы то ни было, я испытывал благодарность судьбе: и за то, что мы женаты, и за Элис, и даже за эту странную авантюру, в которую мы ввязались. Похоже, «Договор» сделал именно то, ради чего задумывался: сблизил нас.

20

Как ни странно, Рождество и следующие за ним несколько дней прошли в блаженном спокойствии. Клинику мы на неделю закрыли – решили устроить себе «каникулы» в награду за сложный, но очень плодотворный год.

Нам удалось наработать себе имя и улучшить материальное положение клиники. В августе мы полностью выкупили здание – симпатичный коттедж в викторианском стиле. Наше детище преодолело первые трудности и, похоже, прочно встало на ноги.

Однако на шестой день праздников блаженство закончилось. Я проснулся в полшестого утра. У кровати стояла Элис с моим телефоном в руке. На ней было два полотенца: одно обернутое вокруг тела, другое – тюрбаном вокруг головы, а еще она вкусно пахла лимонно-ванильным лосьоном – этот запах всегда сводил меня с ума. Мне отчаянно захотелось утянуть ее к себе в постель, но я тут же понял, что ничего не выйдет – взгляд у нее был встревоженный.

– Четвертый раз звонят, – сказала она. – Что-то на работе.

Я потянулся за телефоном, мысленно перебирая имена пациентов и гадая, что же могло случиться.

– Джейк?

Звонила мама девочки из группы, которую я вел по вторникам – там у меня были подростки, чьи родители недавно развелись или находились в процессе развода. Женщина так тараторила, что я сначала не разобрал имена. Она сказала, что ее дочь сбежала из дома. Я попытался догадаться, о ком идет речь. В прошлый вторник на занятии присутствовали три девушки и три парня. Я сразу же исключил из списка шестнадцатилетнюю Эмили, которая проходила ко мне год и находилась на стадии завершения терапии, поскольку перестала переживать из-за развода родителей. Мэнди тоже вряд ли стала бы сбегать из дома – она с нетерпением ждала предстоящей поездки с отцом на горнолыжный курорт, где собиралась ему помогать с делами благотворительного фонда. Оставалась Изабель – ее родители развелись совсем недавно, и это событие ее потрясло. Я с тревогой подумал, что из-за рождественских «каникул» в клинике Изабель, как и Дилан, на неделю осталась без моей помощи.

– Вы говорили с мужем? – спросил я взволнованную женщину.

– Да. Она должна была вчера поехать к нему на поезде, но так и не приехала, – сбивчиво проговорила та. – Мы только утром обнаружили – муж думал, что Изабель со мной. Она вам не звонила?

– К сожалению, нет.

– Мы как только ни пытались с ней связаться… Не отвечает.

– Может, я попробую?

– Пожалуйста, попробуйте, прошу вас.

Она сообщила мне номер сотового Изабель, адрес электронной почты, ники в Твиттере и мессенджере. Я поразился тому, как много мать знает о присутствии дочери в соцсетях. Обычно родители не слишком хорошо в этом осведомлены, а ведь именно в соцсетях подростки переживают все свои основные драмы. Мать Изабель сказала, что они уже звонили в полицию, но там ответили, что не могут начать розыски, пока с момента пропажи не пройдет двадцать четыре часа.

Повесив трубку, я пересказал разговор Элис, которая так и простояла все это время рядом со мной в полотенцах.

– Думаешь, с ней могло что-то случиться? – спросила она, доставая из шкафа свой синий костюм.

– У Изабель есть голова на плечах. Может, просто у подружки заночевала, злится на родителей. Она говорила мне, что ей надо побыть какое-то время без них, а то они ведут себя как маленькие.

– Так и сказала? – переспросила Элис, надевая юбку.

Я кивнул.

– Надо же. А родителям ты говорил?

– Нет, конфиденциальность же. Просил ее никаких глупостей не делать. Даже если родители ведут себя по-детски, они все равно ее любят и заслуживают того, чтобы всегда быть в курсе того, где она находится.

Элис просунула голову в ворот блузы.

– Тебе она, похоже, доверяет.

– Спасибо.

– Нет, правда, – сказала Элис, натягивая темно-синие колготки. – Лучше напиши ей сообщение, не звони пока.

Я нашел номер Изабель в телефоне и набрал сообщение:

Изабель, это Джейк Кэссиди. На углу 38-й и Вальбоа, рядом с моим офисом, есть кофейня, «Зет-кафе». Можешь прийти туда сегодня в двенадцать? Угощу горячим шоколадом. Буду один, честно. О тебе беспокоятся.

Я намеренно не написал, кто беспокоится. Дети разводящихся родителей испытывают злость, чувство вины, любовь и жалость – клубок эмоций, который трудно распутать.

В ответ молчание.

21

Около двенадцати я вошел в «Зет-кафе» и сел за столик в углу. В этом заведении почти всегда было пусто: кофе невкусный и пирожные слишком дорогие. Я поставил на стол ноутбук, а рядом положил газету – пусть Изабель видит, что я занят своими делами и вовсе не собираюсь ее отчитывать.

Когда консультируешь взрослых, порой лучше обозначить проблему сразу и действовать с напором. А с подростками приходится идти обходными путями. Они часто воспринимают все в штыки и отгораживаются от вас непроницаемой стеной.

Ровно в двенадцать дверь кафе открылась, однако вошла не Изабель, а парочка каких-то хипстеров, с ног до головы одетых в простую по виду, но очень дорогую одежду, где надо демонстрирующую татуировки. В руках у обоих было по сверхтонкому ноутбуку последней модели.

В полпервого я заволновался. Вдруг Изабель и правда попала в беду, а не просто отдыхает от родителей, которые «думают только о себе и ведут себя как маленькие»? Я уже собирался вернуться в офис и позвонить ее матери, когда на стул напротив меня скользнула Изабель. Каштановые волосы спутались, джинсы были испачканы в грязи, под глазами залегли темные круги.

– Думали, я уже не приду, да?

Ответ я подготовил заранее, по крайней мере частично.

– Да, была такая мысль. Ты не похожа на тех, кто заставляет друзей ждать.

– Точно, – согласилась Изабель. – Вы куда? – спросила она, когда я встал с места.

– Я же тебе шоколад обещал. Со сливками?

– Лучше кофе, наверное.

Стоя у прилавка в ожидании заказа, я написал сообщение матери Изабель:

«Все в порядке, она со мной в кафе».

«Слава богу, – сразу же ответила та. – В каком кафе?»

«Около моей работы. Дайте нам несколько минут. Не хочу спугнуть».

Я ожидал получить истеричное сообщение с кучей вопросов, но надо отдать должное матери Изабель: она поняла, что действовать надо осторожно, и написала только:

«Большое спасибо. Жду сообщения».

Я вернулся за столик.

– Спасибо. – Изабель высыпала сахар в кофе.

Судя по ее виду, она не спала всю ночь.

– Что, опять родители? – сказал я, складывая газету.

– Угу.

– Я написал твоей маме, пусть знает, что с тобой все хорошо и что ты тут, со мной.