Текст книги "Брачный договор"
Автор книги: Мишель Ричмонд
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Изабель покраснела и отвела взгляд. Похоже, в ее душе боролись злость и облегчение.
– Ладно, пусть.
– Поесть хочешь? Тут рядом продают буррито. Я угощаю.
– Не надо, спасибо.
– Нет, правда. – Я закрыл ноутбук и убрал его в сумку. – Тебе совершенно точно нужно поесть. – Я встал и пошел к двери.
Изабель пошла за мной.
Я мысленно похвалил себя за то, что выманил ее из кафе. Обычно на ходу легче разговориться, чем сидя в четырех стенах под взглядами посторонних. По дороге Изабель немного расслабилась. Ей шестнадцать, но в каких-то вопросах она ведет себя как маленькая. Ее, в отличие от остальных подростков из группы, развод родителей застал врасплох. Обычно дети предчувствуют такое за несколько месяцев. Многие даже испытывают облегчение, когда родители объявляют им новость. По словам Изабель, все было здорово, никто ни с кем не ссорился. Она думала, что родители счастливы в браке, – и вдруг неожиданно мать сообщила ей, что уходит от отца, чтобы больше «не лгать себе».
– Меня вроде как не должно волновать то, что она теперь живет с женщиной. – Изабель выкинула стаканчик из-под кофе в урну. – А меня это бесит. Отца жалко. Ладно бы к другому мужчине ушла, может, они бы тогда еще помирились потом.
– Если бы она ушла к мужчине, было бы лучше? – мягко спросил я.
– Да не знаю я, – сердито сказала Изабель, злясь не на меня, а на весь мир. На мать, которая, по ее мнению, разрушила счастливую семью. – Ну, то есть, что она раньше не понимала, что ли? Зачем было замуж за отца выходить? У меня есть друзья-геи, так они еще в школе все про себя поняли. А тут человек дожил до сорока трех лет, – и в один прекрасный день у него все поменялось?
– Поколение твоей мамы жило по-другому.
Мы молча прошли еще квартал. Видно было, что Изабель мучает какая-то мысль, и наконец она решилась ее высказать:
– Папе было бы намного легче, если бы она поняла раньше. Я все время думаю, что у него могла быть другая жизнь, и тогда он не остался бы сейчас один. Представляете, он каждую неделю откладывал деньги по чуть-чуть, чтобы, когда они выйдут с мамой на пенсию, купить домик на берегу океана! Мама любит океан, и он хотел ей такой вот шикарный подарок сделать. Двадцать лет мечтал об этом, представлял, как она обрадуется, и что?
– Да, грустно, – сказал я.
Изабель посмотрела на меня.
– Ведь получается, что мое счастье – то, что я вообще существую, – построено на папином несчастье. Но я бы все равно выбрала родиться, а не чтобы он был счастлив. Я плохая?
– Выбор изначально неправильный. Твои родители сами решили быть вместе, а потом уже у них родилась ты. И никакие твои мысли и чувства не смогли бы это изменить. Одно я знаю точно: родители тебя очень любят. И ни один из них, поверь мне, не променял бы тебя на другую жизнь.
Мы прошли мимо кинотеатра, где висела афиша «Матрицы», поэтому разговор перешел на кино. Изабель сказала, что в школе нарисовала и смоделировала длинный черный плащ, как у Нео. Меня снова поразило то, что интеллектуально и по уровню развития способностей она значительно опережала свой возраст, а представление о реальном мире и о человеческих взаимоотношениях у нее еще не вполне сложилось. В последнее время я вижу такое сплошь и рядом. Современные дети много знают и быстро схватывают информацию, однако понимать самих себя и окружающих учатся медленнее, чем мы в свое время. Мои коллеги часто говорят, что это из-за смартфонов и видеоигр, но я не уверен, что причина только в них.
– Ну вот, пришли, – объявил я. – Тут лучшие буррито в Ричмонде. Ты с чем будешь?
– Я сама закажу. – Изабель направилась к прилавку и уверенно сделала заказ: буррито с говядиной и рисом, без фасоли, с зеленым соусом. И все это на испанском – вот что значит ребенок вырос в Сан-Франциско. Я заказал то же самое плюс жареную картошку с соусом гуакамоле и взял еще две бутылки фанты из холодильника.
– А я видела вашу жену на ютьюбе, – сказала Изабель, открывая фанту. – Четыре концерта посмотрела. Она такая классная!
– Да, – сказал я. – Так и есть.
Я не был знаком с Элис десять лет назад, когда она пробивала себе дорогу в музыкальном мире, выступала на концертах почти каждый вечер и объездила все Западное побережье. Суперзвездой она не была и знаменитой в обычном смысле этого слова тоже, но у нее были фанаты, которые ждали выхода новых альбомов и ездили на все концерты, не важно, одна ли она выступала или на разогреве у какого-нибудь известного певца. У нее были и особо преданные поклонники – в основном парни. Они кочевали за ней с одной концертной площадки на другую и пытались поговорить с ней после концерта, но так волновались в ее присутствии, что начинали потеть и заикаться. Элис говорила, что не скучает по фанатам – они всегда ее немного пугали, а вот по музыке и творчеству – да. Я иногда беспокоюсь, что она зарывает свой талант все глубже, день и ночь работая в юридической фирме.
– И стихи у нее классные, – сказала Изабель. – Да все классное. Я на макияж смотрела и думала, ну почему я такая криворукая? Даже накраситься так не смогу.
– Во-первых, ты совсем не криворукая. Во-вторых, смогла бы, если бы захотела.
Изабель уставилась на меня.
– А если я приду к вам в эти выходные и приготовлю завтрак, ваша жена научит меня краситься?
– Научит, конечно, – удивленно ответил я.
Я забрал заказ. Мы сели у окна.
– Я очень хорошо готовлю, – пояснила Изабель, разворачивая фольгу. – Особенно французские тосты.
Поедая буррито, она рассказала, что провела ночь на берегу, куда пошла с серфером по прозвищу Гуфи и его друзьями из Бейкерсфилда.
– Такая холодрыга была. Мне пришлось спать рядом с каким-то вонючим парнем, которого звали Ди-Кей. Он весь обвешался ракушками, но я так замерзла, что мне было все равно.
– Что-то мне это совсем не кажется веселым, – заметил я. – Да и безопасным.
– Сначала было весело, потом – нет. Все кругом обдолбались. А у меня телефон сел. Мама недавно поменяла тарифный план, я даже еще новые номера запомнить не успела, так что позвонить с чужого телефона тоже был не вариант. А до ближайшего супермаркета дойти и правда опасно – по пляжу много всяких придурков ночью шатается. Утром я зашла в первое же попавшееся кафе, поставила телефон на зарядку, а там столько сообщений! Ну я и растерялась.
У меня сердце сжалось, когда я представил, что Изабель застряла ночью на пляже и не могла никому позвонить. Наверное, это я и имел в виду, когда говорил, что подростки сейчас инфантильнее, чем были мы в свое время. Мы-то запоминали телефоны родителей и свой домашний адрес еще до того, как начинали ходить в садик.
– Тебе правда нужно домой. Если не ради себя, то ради родителей. Хоть они и не ладят больше друг с другом, тебя-то они по-прежнему любят. Ты уже сама взрослая и понимаешь, что родители – тоже люди, и у них могут быть свои проблемы.
Изабель слушала молча, складывая пустую фольгу во все меньший по размеру прямоугольник.
– Я хорошо помню, как получил свой первый жизненный урок, – решился я наконец.
Подростки хорохорятся и окатывают вас презрением, но на самом деле они нуждаются в советах взрослых, ведь у тех больше мудрости и жизненного опыта. Потому-то их так и шокирует, когда взрослые ведут себя неправильно и выставляют свои недостатки и ошибки на всеобщее обозрение.
– Жизненный урок?
– Ну да, это когда случается что-то такое, что переворачивает тебе душу.
– Расскажите, – заинтересовалась Изабель.
– Когда мне было пятнадцать лет, у меня в жизни наступил сложный период. Я кое-что натворил, и мне хотелось исчезнуть. Я слонялся по городу, не зная, что теперь делать и куда податься, и случайно наткнулся на своего учителя английского языка. Странно было видеть его не в школе, не в пиджаке с галстуком, как обычно, а в джинсах и футболке. Вид у него был какой-то подавленный… Ну так вот, когда я написал тебе сообщение утром, я вспомнил своего учителя. Он тогда, наверное, тоже сразу понял, что я не просто так по городу брожу, и предложил угостить меня горячим шоколадом.
– Знакомо, – улыбнулась Изабель.
– Короче говоря, я рассказал ему о своих проблемах, а он не стал мне читать нотаций. Просто посмотрел на меня и сказал: «Знаешь, иногда приходится возвращаться по сожженному мосту». И больше ничего. В понедельник в школе он про ту нашу встречу и не вспомнил, просто спросил: «Ну что, вернулся?» Я ответил, что да, а он кивнул и сказал, что тоже. Я забыл многое из того, что учил в школе, но эти слова помню всю жизнь.
Когда мы с Изабель шли ко мне в офис, у меня зазвонил сотовый.
– Мама, наверное? – спросила Изабель.
Я кивнул.
– Ладно, – кивнула она. – Давайте договоримся. Если ваша жена научит меня краситься в выходные, то я пойду домой.
– Заметано, – согласился я. – Но правда, дай родителям еще шанс.
– Постараюсь.
Я ответил на звонок.
– Мы уже идем, – сказал я. – Подъезжайте к моему офису.
Пока мы ждали маму Изабель, я написал Элис сообщение:
«Спрошу кое-что?»
«Давай, только быстро».
«Можешь показать Изабель, как ты раньше красилась?»
«Не вопрос».
К нам подъехал синий мини-фургон. Я открыл Изабель дверцу.
– В субботу в девять утра, – сказал я.
Потом через открытое окно автомобиля продиктовал адрес и спросил разрешения у мамы Изабель, которая крепко обнимала дочь. К моей огромной радости, Изабель обняла ее в ответ.
22
За всю неделю Элис не сказала ни слова о браслете, только иногда задумчиво проводила пальцами по его гладкой серебристой поверхности. На работу она теперь надевала блузки с длинными рукавами; впрочем, не исключено, что это было связано с холодной погодой. А дома – кстати, она стала приходить пораньше – сразу переодевалась в какой-нибудь кружевной халат или майку с пижамными штанами.
После того обеда с Вивиан Элис стала гораздо заботливее. Если те, кто велел надеть ей браслет, хотели, чтобы она уделяла больше внимания нашим отношениям, то у них это получилось. Но возможно, они преследовали гораздо менее благородные цели, поэтому я все время следил за тем, что говорю, и в постели мы старались вести себя потише. И все же мне было очень хорошо: мы вместе готовили еду и не спеша ужинали, валялись на диване, смотрели «Оголтелую пропаганду», ели мороженое, и еще у нас был великолепный секс.
Когда Изабель пришла к нам в субботу утром, то первым делом сказала Элис:
– Ой, как мне нравится ваш браслет! Где вы его купили?
Элис посмотрела на меня и улыбнулась.
– Друзья подарили.
Изабель принялась готовить тосты, как и обещала. Элис включила музыку и легла на диван с газетой. В старой футболке с логотипом рок-группы и в рваных джинсах, она выглядела как моя подружка Элис, а не как моя жена-юрист Элис.
Когда мы завтракали втроем, у меня возникло чувство, что я перенесся в будущее. Наверное, вот так же мы будем сидеть за столом со своим собственным ребенком через много лет, когда позади останутся и подгузники, и колыбельные, и первые шаги, и детский сад, и первая поездка в Диснейленд, и детские болезни, а еще миллионы объятий и поцелуев, тысячи детских истерик и капризов – в общем, все то, что составляет детскую жизнь от рождения до подросткового возраста. Как же было бы здорово! Хотя я, конечно, понимал, что со своим ребенком будет гораздо сложнее. С Изабель нам легко и просто, потому что у нас нет с ней совместного прошлого: не мы ее разочаровали, и не от нас она сбежала, заставив сходить с ума от беспокойства. И все же я так отчетливо увидел эту картинку: субботнее утро, семья из трех человек…
После завтрака Элис устроила Изабель обещанные «курсы макияжа». Та включила старый концерт Элис на принесенном с собой ноутбуке и сказала:
– Вот как тут хочу.
– Серьезно? – рассмеялась Элис. – В две тысячи третьем я слишком сильно подводила глаза.
Я оставил их одних, а сам сел с книжкой в гостиной. До меня иногда доносился их смех, и я тоже радовался, будто мы и впрямь были той идеальной семьей из моей мечты. Похоже, именно в этом нуждалась сейчас Изабель, а может, и Элис – трагедия собственной семьи, о которой она редко говорила, но которая по-прежнему порой омрачала ее мысли, все же подточила ее веру в семью. Я же, глядя на то, как она общается с Изабель, не сомневался, что из нее выйдет прекрасная мать.
23
В четверг меня пригласили выступить на конференции в Стэнфордском университете. По пути домой я заехал в супермаркет «Дриджерс» в соседнем городе Сан-Матео. Я бродил по отделу замороженных продуктов в поисках любимого ванильного мороженого, когда туда вошла Джоанна – та самая Джоанна из «Договора», однокурсница из прежней жизни. Увидев меня, она удивилась. Волосы у нее были распущены и гладко расчесаны, а на шее красовался золотистый шарфик.
– Привет, друг, – сказала она. – Я хотела тебе позвонить после собрания. Нашла в интернете твою клинику. Наверное, раз двенадцать бралась за телефон.
– Почему же не позвонила?
– Все сложно, Джейк. Я беспокоюсь за тебя и за Элис.
– Беспокоишься?
Джоанна подошла ближе.
– Нил здесь. Я кое-что тебе расскажу, – явно нервничая, прошептала она. – Пообещай, что никому ни слова, даже Элис.
– Обещаю.
Джоанна всегда была спокойной и уравновешенной, но сейчас вела себя как-то странно.
Я посмотрел ей в глаза и произнес серьезно:
– Я тебя не видел, и мы не разговаривали.
В одной руке у Джоанны была банка кофе, в другой – пакет с французским багетом.
– Ты, наверное, думаешь, что у меня паранойя, Джейк… Ничего, скоро поймешь.
– Пойму что?
– «Договор» не то, чем кажется. Вернее, еще хуже, он – то, чем кажется.
– Чем?
Джоанна снова оглянулась, шарфик чуть сдвинулся, обнажив ярко-красную отметину на шее – на нее даже смотреть было больно.
– Джоанна, с тобой все в порядке?
Она поправила шарф.
– У Нила большие связи в «Договоре». Недавно я слышала, как он говорил с кем-то по телефону. Обсуждали Элис.
– Возможно, – сказал я растерянно. – Ей дали браслет…
– Это плохо, – перебила меня Джоанна. – Нельзя, чтобы к ней прицепились. Надо их отвлечь. Иначе будет хуже, поверь. Сделай то, что тебе говорили. Прочитай чертов «Кодекс». Там что угодно можно вменить в провинность, а наказания разные: от пустяковых до жестоких. – Она дотронулась до шеи и поморщилась. – Любой ценой заставь их поверить, что все прекрасно. Если не получится, если за Элис по-прежнему будут следить, пусть говорит, что виноват ты. Это очень важно, Джейк. Надо, чтобы винили обоих, а не ее одну.
Щеки Джоанны покраснели. Я вспомнил парня, которого она отговорила прыгать с крыши, газировку «Доктор Пеппер», то, как она сидела на собраниях старост каждую неделю с ручкой в руке и обозревала всех невозмутимым взглядом…
– Ты меня не видел. Я прихожу сюда два-три раза в неделю. – С этими словами Джоанна повернулась и ушла, а я остался стоять растерянный и, надо признать, испуганный.
Наказания? Жестокие? Да что за бред? Неужели Джоанна сходит с ума?.. А вдруг все гораздо хуже: она совершенно здоровый психически человек, попавший в клуб садистов? Клуб, в который мы с Элис тоже вступили?
На ватных ногах я пошел в отдел печенья – не хотелось наткнуться на Джоанну и Нила на выходе. Выждав несколько минут, я направился к кассам. Джоанна с Нилом как раз выходили из магазина. Когда автоматические стеклянные двери раздвинулись, Нил шагнул вперед, а Джоанна мгновение помедлила и обернулась. Искала меня?
24
Всю дорогу домой я пытался как можно точнее вспомнить, что сказала Джоанна. Подъехав к дому, я обратил внимание, что пачка печенья пуста, – я съел все и даже не заметил.
Элис приехала после семи. Выглядела она уставшей, а винтажный костюм Chanel придавал ей бледности. Я крепко обнял ее и поцеловал, а она обвила меня руками за шею. Браслет на ее руке был гладким и теплым, но теперь, после разговора с Джоанной, от его прикосновения у меня пошли мурашки по коже.
– Я рад, что ты приехала пораньше, – сказал я больше для браслета.
Элис помассировала мне шею.
– И я рада, что я уже дома.
Я поднес ее запястье ко рту и проговорил в браслет:
– Спасибо, что привезла мое любимое мороженое, ты такая заботливая!
Вообще это я его привез, но они ведь этого не знают.
Элис улыбнулась и тоже сказала в браслет:
– Я это сделала, потому что люблю тебя. И счастлива, что вышла за тебя замуж.
Мне ужасно хотелось рассказать ей о встрече с Джоанной. Можно было бы написать на бумаге, а потом дать ей прочитать и вместе решать, что делать. Однако предупреждение Джоанны не давало мне покоя: никому ни слова, даже Элис. Более разумная часть моего сознания говорила, что у Джоанны какие-то проблемы, ей нехорошо. Мне были известны случаи, когда у совершенно нормальных, психически устойчивых людей вдруг начиналась шизофрения или паранойя. Непредсказуемая реакция на лекарство, отсроченные последствия детской травмы – и личность человека менялась в одночасье. Видел я и солидных работников интеллектуального труда, у которых вследствие употребления наркотиков в юные годы в мозгу будто бы открывались потайные врата безумия. Хотелось верить, что паника Джоанны, ее странные слова о наказаниях вызваны какими-то ее личными демонами. Жаль, что мне не удалось подольше пообщаться с ее мужем на вечеринке, я бы понял, что он за человек. А потом я вспоминал слова Джоанны о том, что над Элис нависла угроза, и тот факт, что Нил обсуждал с кем-то по телефону ее «преступления», и мне вновь становилось жутко. Как понять, что тут правда, а что – плод Джоанниного воображения?
Когда мы накрывали на стол, Элис сообщила, что завтра в обед встречается с Вивиан.
– Две недели прошло, – напомнила она. – Завтра браслет снимут.
В тот вечер Элис отказалась от своего «ритуала» получасового чтения. Телевизор мы тоже включать не стали. Неспешный ужин, долгая вечерняя прогулка, нежные слова, утрированно громкое продолжение вечера в спальне. Мы так вжились в роль образцово-показательной семейной пары, что по сравнению с нами даже картиночные супруги из культовых кинокомедий находились на грани развода.
Как ни странно, ни один из нас и словом не обмолвился, что мы разыгрываем спектакль для браслета. Впрочем, даже если этот вечер и был поначалу спектаклем, то постепенно он стал чем-то бо́льшим, настоящим, по крайней мере я так думал. Однако когда я проснулся утром, моя идеальная жена отсутствовала. В коридоре были разбросаны ее туфли – я чуть не споткнулся; в ванной на полке вперемешку валялись лосьон, тушь и помада, на кухонном столе стояли пустой стаканчик из-под йогурта со следами губной помады по краям и кружка с остатками кофе. Я бы не удивился, если бы после вчерашнего меня ждала записка: «Спасибо за чудесную ночь. Люблю тебя так, что не выразить словами», но такой записки, разумеется, не было. Ровно в пять утра моя нежно-любящая жена снова превратилась в зацикленного на работе адвоката. Похоже, для нее прошлая ночь и правда была притворством.
Собираясь на работу, я вспоминал первую ночь, которую мы провели вместе. Это произошло в квартире Элис в Хейте. Мы засиделись допоздна, готовили ужин, смотрели кино, а потом вместе упали на кровать, но любовью не занимались. Элис не хотела спешить, а я не настаивал. Так хорошо было лежать рядом с ней, обнимать ее и слушать звуки улицы внизу. На следующее утро мы сидели на кровати и читали газету. Где-то играла музыка – великолепная фортепианная пьеса современного композитора. В окна лилось солнце, наполняя комнату красивым золотистым светом. В тот момент у меня возникло ощущение, что я нахожусь именно там, где должен, и что эта картинка останется в моей памяти навечно.
Меня всегда удивляло, что наши самые яркие воспоминания зачастую связаны с чем-то очень обычным и повседневным. Я, наверное, и не скажу с ходу, сколько моей маме лет, как долго она проработала медсестрой после того, как родились мы с сестрой, или что она готовила на мой день рождения в десять лет. Зато я до мелочей помню один жаркий пятничный вечер в семидесятых годах прошлого века. Мама привела меня в продуктовый магазин в Милбро и сказала, что я могу выбрать все, что захочу.
Я не помню подробностей многих важных событий, которые произошли в моей жизни: первого причастия, конфирмации, окончания колледжа, первого дня на работе. Да я даже первое свидание свое не помню, но с невероятной точностью могу описать, что было надето на моей маме в тот летний вечер: желтое платье, босоножки на пробковой подошве и с ремешками в виде цветочков. Помню, как пахли ее руки: цветочным лосьоном и просто чистотой и свежестью; большую серебристую магазинную тележку, яркие лампы, коробки с хлопьями и шоколадным печеньем, кассира-подростка, который сказал, что мне очень повезло, восторг и сильную-пресильную любовь к маме. В минуты радости такие картинки сами оживают в памяти.
25
Вечером я приехал домой в пять. Хотел приготовить ужин к возвращению Элис. Мне не терпелось узнать, как прошла ее встреча с Вивиан. Я и сам не знал, какой хочу ужин: то ли праздничный, то ли скромный, поэтому приготовил паэлью, открыл бутылку вина и зажег свечи.
В шесть пятнадцать я услышал, как открываются ворота гаража. Элис так долго не поднималась наверх, что я уже заволновался. Мне не хотелось тревожить ее еще больше, если с Вивиан все прошло плохо. Наконец на лестнице послышались шаги, потом открылась дверь. В руках Элис, как обычно, несла кучу всего: и сумку с ноутбуком, и коробку с материалами дел. На месте ли браслет, я не понял – запястье Элис закрывал длинный рукав плаща.
– О, паэлья! – воскликнула Элис, замечая сковородку на плите.
– Ага, не хуже, чем в мишленовском ресторане, – похвалился я.
Я взял коробку у нее из рук и отнес в гостиную. Когда я вернулся, Элис уже бросила туфли, чулки и юбку в прихожей, а волосы распустила. Плащ и блузку она еще не сняла, но вид у нее был такой, будто она наконец-то снова может свободно дышать. Не так давно у Элис выступила венка на внутренней стороне левого бедра. Она показала мне ее в тот же день, как увидела.
– Ну и что это такое? – расстроенно спросила она тогда. – Старею. Скоро уже и юбку короткую нельзя будет надеть.
– Да милая венка, – ответил я и, опустившись на колени, поцеловал ногу в том месте, а потом выше.
Это стало чем-то вроде ритуала: когда она хотела, чтобы я ее поцеловал там, она показывала на эту венку и говорила:
– Ну и что это такое?
Теперь каждый раз при виде этой венки я чувствовал возбуждение.
– Как прошла встреча с Вивиан? – спросил я, запинывая туфли под кухонный стол и в сотый раз думая, что, если к нам когда-нибудь заберется грабитель, он сразу же убьется насмерть, споткнувшись о туфли Элис.
В ответ Элис принялась медленно и соблазнительно раздеваться: сняла плащ, расстегнула шелковую блузу, обнажила плечи и наконец стянула рукав – браслета не было. У меня будто гора с плеч упала.
Я взял ее за руку и нежно поцеловал запястье. Оно казалось каким-то голым.
– Я соскучился.
– Я тоже, – ответила Элис и, подняв руки, закружилась по кухне в бюстгальтере и трусиках.
– Так мы прошли тест?
– Не совсем. Вивиан сказала, что если браслет сняли, это еще не значит, что меня больше не обвиняют в подрывной деятельности против устоев брака.
– Подрывной деятельности? Шутишь?
– Иногда расследование продолжают и после того, как снимут браслет, – пояснила Элис.
Мы перешли в столовую. Элис села на пододвинутый стул и вытянула незагорелые ноги.
– С самого начала расскажи, – попросил я.
– Я приехала в «Фог-сити» пораньше и заняла столик.
– Правильно.
– Вивиан снова заказала салат из тунца, а я просто бургер. Через некоторое время она объявила: «Хорошие новости. Мне дали ключ от браслета» – и достала из сумки железную коробочку, на которой мерцали голубые огоньки. Внутри был ключ на проводке. Вивиан вставила ключ в браслет, нажала на какую-то кнопку на коробочке, и он сам соскочил с руки. А Вивиан сказала: «Вы свободны».
– Ерунда какая-то. – Я принес сковородку с паэльей и сел рядом с Элис.
– Потом Вивиан положила браслет с ключом в коробочку, закрыла ее и убрала к себе в сумку. Я так обрадовалась… Однако выяснилось, что браслет сняли с условием.
– С каким еще условием?! – Я вспомнил разговор с Джоанной в «Дриджерсе». Наказания. Неужели все это правда? Мне стало не по себе.
Элис попробовала паэлью.
– Ну, помнишь, Вивиан говорила, что «Кодекс» создан на основе британского уголовного права, а мы еще подумали, что она шутит?
Элис объяснила условия «освобождения». Все и правда оказалось как в настоящем суде. Элис подписала бумаги, заплатила пятьдесят долларов штрафа и обязалась в течение месяца посещать еженедельные профилактические беседы.
Это называется «освобождение под надзор», – пояснила она.
– Наверное, я должен кое-что тебе рассказать.
Я описал ей встречу с Джоанной в «Дриджерсе» и добавил, что ее слова не выходят у меня из головы уже несколько дней.
– А почему сразу не сказал? – упрекнула Элис.
– Не знаю. У меня уже паранойя какая-то из-за этого «Договора». Думал, расскажу, когда браслет снимут. Джоанна предупредила, что иначе будут неприятности. Ее тоже подставлять не хотелось. Она и так какая-то очень нервная.
Лицо Элис затуманилось.
– Ты говорил, вы вместе работали во время учебы в колледже. Но не говорил, было ли у вас что-то, кроме дружбы. Ты спал с ней, Джейк?
– Нет! – воскликнул я. – Да и какая разница? Я пытаюсь сказать тебе кое-что важное.
– Так давай, – сказала Элис, но я почувствовал, что в ее душе поселилось подозрение.
– Твоя встреча с Вивиан меняет дело. К словам Джоанны надо отнестись серьезно.
Элис отодвинула от себя тарелку.
– Ну вот, теперь и у меня начинается паранойя.
Только когда мы убрали со стола и принялись за мытье посуды, Элис рассказала остальные новости: фирма объявила о ежегодном премировании сотрудников. Той суммы, что получит Элис, хватит, чтобы покрыть половину кредита за учебу в юридической школе.
– Это надо отметить, – сказал я.
Мы достали бокалы и выпили шампанского за премию, а также за счастливую жизнь. Потом отправились в постель и нежно любили друг друга.
Уже засыпая, Элис обняла меня и прошептала:
– Как думаешь, браслет помог мне стать лучше?
– Ты и так идеальная. А мне – «Договор»?
– Поживем – увидим.
Сейчас, вспоминая тот вечер, я понимаю, что мы оба были слегка напуганы, но вовсе не так осторожны, как следовало. «Договор» окружал ореол загадочности, одновременно отталкивающий и привлекательный. Как странные звуки в гараже ночью, как знаки внимания от того, с кем не стоит связываться, как странный свет в чаще, на который идешь, не зная, ждет ли тебя там опасность. Вот и мы шли вперед, не обращая внимания на доводы рассудка. Нас вела какая-то странная притягательная сила, которой мы не могли или не хотели сопротивляться.
26
Ученые вывели много формул счастливого брака. И хотя с цифрами можно не соглашаться, есть один вывод, с которым трудно поспорить: чем стабильнее ваш доход, тем больше вероятность, что вы женитесь. Более того: чем выше ваш доход, тем больше вероятность, что вы потом не разведетесь. Казалось бы, чем больше потратишь на свадьбу, тем крепче будет брак. Ничего подобного, все как раз наоборот: пары, которые тратят на бракосочетание не больше пяти тысяч долларов, скорее всего не разведутся, а вот те, кто больше пятидесяти тысяч – да.
Когда я поделился этой информацией с коллегами, Эвелин сказала, что дело в ожиданиях: тот, кто готов выкинуть на это мероприятие кучу денег, ждет, что дальше все сложится идеально, а если не складывается, то наступает сильное разочарование.
– А еще готовность потратить много денег на свадьбу говорит о стремлении человека к сиюминутному удовольствию и желании произвести впечатление на других, – добавила она.
Ян согласился.
– Лучше эти пятьдесят тысяч вложить в покупку дома. Хорошая инвестиция в будущее. Не хочу показаться сексистом, но думаю, что свадьба больше нужна женщинам. Невеста, которая требует свадьбу за пятьдесят тысяч долларов с организатором, прической, праздничным ужином из пяти блюд и всем прочим, и дальше будет предъявлять похожие запросы.
Я вспомнил нашу простую свадьбу и непритязательное меню. Главное, что всем было весело. Платье Элис выглядело великолепно, хотя куплено было в маленьком винтажном магазинчике – она сказала, что не станет тратить больше четырехсот долларов на наряд, который наденет всего раз. Туфли она купила за полцены на распродаже, потому что белые атласные тоже мало куда можно надеть. Мой костюм был дорогим, но костюмы носятся долго, вот Элис и настояла, чтобы я купил действительно хороший.
Еще немного интересной статистики: у пар, которые до свадьбы встречались больше года, вероятность развода ниже. Браки, заключенные в зрелом возрасте, имеют больше шансов на успех. А вот факт, который, кажется, противоречит здравому смыслу: если супруги начали встречаться друг с другом, еще не закончив предыдущие отношения, это совсем не значит, что они в будущем разведутся, как раз наоборот.
– Потому что они действительно выбирали, – предположила Эвелин. – И нашли того, кто им больше подходит. Может, они даже благодарны супругам за то, что те вовремя появились и уберегли их от ошибки. А еще в такой ситуации человек чувствует, что его действительно предпочли всем остальным, ради него отказавшись от отношений с кем-то другим.
Мне понравилась эта версия, и я даже сделал себе пометку, чтобы не забыть рассказать об этом Бэлле и Уинстону на следующем приеме.
– Бэлла предпочла вас остальным, – скажу я Уинстону.
Надеюсь, это поможет.
В общем, у меня были все основания быть довольным собственным браком. Свадьба обошлась нам недорого, мы пожили вместе до того, как регистрировать отношения, и поженились в зрелом возрасте: Элис было тридцать четыре, мне – почти сорок. К тому же, когда мы познакомились, она еще встречалась с музыкантом из своей группы. Так что, очевидно, основу мы заложили прочную.
27
В течение следующих недель мы вспоминали про «Договор» только по четвергам, когда Элис ходила на беседы к куратору. Дэйв был директором собственного архитектурного бюро, расположенного в престижном районе города. Элис сказала, что Дэйву около сорока пяти лет, он довольно эрудирован и в меру привлекателен. Он и его жена присутствовали на встрече в Хиллсборо, но я не мог их вспомнить. Супруга Дэйва увлекалась живописью, а работала в каком-то трастовом фонде. Ее работы несколько раз выставлялись, но продавать их у нее не было ни нужды, ни желания.
По четвергам Элис уходила с работы пораньше, садилась в метро, ехала до остановки на Двадцать четвертой улице, а оставшуюся часть пути шла пешком. Несмотря на занятость, с работы она всегда выходила с запасом, чтобы не дай бог не опоздать – так насторожил ее мой разговор с Джоанной. В результате к ультрасовременному офису Дэйва она подходила задолго до назначенного времени и сколько-то сидела в мексиканском кафе рядом.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?