Текст книги "Непримиримые влюбленные"

Все чаще и чаще клялась она себе, что теперь уж не даст повода в чем-нибудь ее упрекнуть.

* * *

В воскресенье утром Мэдлин с Перри ездили верхом, галопом скакали по зеленым полям, потом позавтракали в прибрежной гостинице и пошли к реке.

Прохожие провожали их взглядами. Это была прекрасная пара: длинноногая, стройная Мэдлин – в брюках для верховой езды и коричневой твидовой куртке, волосы заплетены в косу и короной уложены вокруг головы, и высокий, гибкий Перри – тоже в костюме для верховой езды, со светло-каштановыми волосами и классически правильными чертами лица.

Они шли уже минут десять, когда Мэдлин набралась смелости и задала ему вопрос, который мучил ее всю субботу. – Перри, – начала она осторожно, – могу я попросить тебя об одолжении?

– Конечно, – согласно кивнул Перри, – все что угодно.

Именно так. Мэдлин грустно улыбнулась про себя: его содействие потребуется позже.

– Если я скажу родителям, что в среду буду обедать с тобой в Лондоне, ты не выдашь меня?

Перри остановился.

– Почему тебе надо что-то скрывать? – спросил он.

Мэдлин облизнула пересохшие губы.

– Мне надо кое с кем встретиться, – объяснила она. – Родители будут недовольны, если узнают, с кем я встречалась.

– С кем же?

Логичный вопрос, признала Мэдлин со вздохом. О Боже!

– С Домиником, – сказала она и съежилась, когда Перри сердито повернулся к ней.

– Ты что, все забыла? – воскликнул он. – Доминик публично оскорбил тебя, а ты спокойно сообщаешь, что собираешься обедать с ним!

Нельзя сказать, что я спокойно согласилась, подумала Мэдлин, а вслух сказала:

– Я первая оскорбила его, Перри. Мы живем в очень тесном, замкнутом мирке, и, пока эта глупая ссора между нашими семьями продолжается, никто не сможет забыть взаимных оскорблений. А это задевает людей, которые не заслуживают, чтобы их обижали. Я собираюсь встретиться с Домиником, потому что только мы можем прекратить ссору.

– Каким образом? – насмешливо спросил Перри. – Снова начнете встречаться? Сделаете вид, что ничего не было?

– Да, – твердо ответила Мэдлин, – да, если потребуется!

– Но это глупо! – воскликнул Перри. – Ведь прошлое никуда не денется! А ты. четыре года приходила в себя от обиды. Он причинил тебе боль! Ради Бога, будь благоразумной! Держись подальше от него. Подумай о себе. А другие пусть сами решают свои проблемы!

– Я не собираюсь его прощать, пойми! – оправдывалась Мэдлин. – Только пообедаю с ним, и мы обсудим семейный вопрос.

– Откуда ты знаешь, как все получится? – возразил Перри. – Раньше он помыкал тобой. Ты уверена, что он утратил власть над тобой?

Слова Перри больно задели ее, особенно потому, что во многом он был прав. И она не удержалась от колкости:

– Не смейся, горох, ты не лучше бобов. Перри покраснел.

– Ну вот и договорились. Спасибо. Но это не ответ на мой вопрос. Ты не видела его четыре года. Откуда ты знаешь, как ты будешь себя чувствовать с ним?

Перри пристально посмотрел на нее, и Мэдлин опустила голову. – Ага, – понял он. – Ты уже встречалась с ним.

Она не отвечала. Зачем? Перри прочел ответ в ее глазах.

– Когда? Где? – требовательно спросил он.

– Как-то вечером, – ответила Мэдлин. – Я поехала верхом, и мы случайно встретились.

Она не решилась уточнить, что это был за вечер.

– И что произошло?

– О, не волнуйся, Перри. – Мэдлин развеселило беспокойство в его глазах. – Мы начали с того, на чем остановились четыре года назад, – наговорили друг другу много обидных слов. – Вспомнив эту встречу, Мэдлин недобро усмехнулась. Даже поцелуй Доминика был оскорблением, жестоким и мучительным.

– Ты думаешь, новое свидание будет другим?

– Отношения между нашими семьями кое– что значат для нас. Поэтому мы попытаемся забыть о ссоре, найти выход, – ответила Мэдлин.

– Вот как? – Перри насмешливо поднял брови.

Мэдлин нетерпеливо вздохнула и снова зашагала по берегу. Она не могла стоять на месте. Жаль, что Перри не понимает ее. Перри догнал ее и снова пошел рядом. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Река быстро несла холодные воды. Неожиданно Перри сказал:

– Хотел бы я встретиться с ним здесь. С удовольствием сбросил бы подонка в воду.

Мэдлин улыбнулась, взяла его под руку и крепко стиснула ладонь.

– Ты не знаешь, сколько раз мне так хотелось поступить с Кристиной, – призналась она. Ведь Кристина продолжала издеваться над Перри даже после того, как он окончательно расторг помолвку. На многолюдных вечерах, куда приглашали обоих, Кристина появлялась каждый раз с новым мужчиной. – Правда, мне очень хотелось столкнуть ее в бассейн, – пояснила Мэдлин.

Перри грустно улыбнулся.

– Какие же мы с тобой идиоты!

– О да, – согласилась Мэдлин. – Так ты не выдашь меня в среду?

Перри остановился и повернул Мэдлин к себе.

– Обещай, что будешь очень осторожна, – потребовал Перри.

Мэдлин кивнула.

– Обещаю вести себя как дочь своей матери, – поклялась она.

Перри громко рассмеялся: Ди была самой спокойной и безмятежной дамой бостонского общества.

– Более надежного обещания ты не могла дать, – согласился Перри.

Да, подумала Мэдлин. Она очень надеялась, что у нее хватит сил сдержать обещание.

– Будешь обедать с Перри, дорогая? – спросила Луиза с улыбкой, от которой Мэдлин захотелось заскрежетать зубами. – Прекрасно. Он очень милый молодой человек. Твоему отцу Перри тоже нравится. С ним приятно иметь дело.

– Я, пожалуй, переоденусь в лондонской квартире, – сказала Мэдлин.

– Да, конечно, – согласилась Луиза, продолжая улыбаться. Видя, что Мэдлин поспешила переменить тему, Луиза поняла, что она не будет откровенна с ней и не скажет, как далеко зашли их отношения с Перри. – Если обед кончится поздно, тебе лучше остаться в Лондоне. Сообщить Краудерсам, что ты приедешь?

– О, будь добра, – поблагодарила Мэдлин. На самом же деле ее раздражали попытки Луизы помочь так называемым отношениям с Перри.

Тени прошлого, со злостью подумала Мэдлин, холодные мурашки пробежали по спине.

Нина предвкушала веселую прогулку по магазинам, которая на деле превратилась в сентиментальное путешествие в мир грез. Мэдлин никак не удавалось отвлечь ее внимание от каких-то детских игрушек.

– Может быть, ты что-то скрываешь от нас? – поддразнила Мэдлин сестру, когда, наконец, уговорила ее выпить кофе в маленьком кафе. – Может быть, уже слышен стук маленьких ножек?

– Мэдди. – Нина пришла в ужас. Она вспыхнула от возмущения. – Чарлз не… никогда… не мог бы…

– Ну хорошо, – успокоила ее Мэдлин. – Я пошутила. Но обычно невесты мало интересуются детскими кроватками и плюшевыми мишками.

– Чарлз… – У Нины задрожали губы, и Мэдлин стало стыдно за свою шутку. – Чарлз хочет, чтобы день нашей свадьбы был исключительным днем. Чтобы я вошла в церковь в белом подвенечном платье, и никакое лицемерие не должно испортить этот день. Мой день, Мэдди, – мечтательно вздохнула Нина.

Мэдлин вспомнился другой день и другой мужчина, который сказал ей те же самые слова. Тогда она, конечно, посмеялась над этим сентиментальным предрассудком. А теперь? Мэдлин задумалась. Наверное, посмеялась бы, решила она. Если мужчина и женщина любят друг друга и собираются пожениться, почему нужно держаться стародавних обычаев, которые предписывают невесте быть в белом платье, знаменующем ее непорочность? Сама она, во всяком случае, собиралась венчаться в розовом – ярко-розовом, – независимо от того, сохранит ли она девственность. Какая польза от благородства Доминика? Никто из присутствующих на свадьбе не станет меньше уважать его, если его невеста будет в розовом! С другой стороны, размышляла Мэдлин, когда придется заказывать подвенечное платье, родители жениха и невесты, вероятно, сделают все, чтобы она изменила свое мнение и надела белое платье. Они ведь сделали все, чтобы направить отношения между ними в нужную им сторону.

Мэдлин призналась себе, что в бурном романе с Домиником именно этот вопрос занимал ее больше всего. Она не была уверена, что он не находится под чьим-то влиянием. Он не хотел идти до конца, и это только подтверждало ее догадки. Может быть, он собирался жениться на ней только потому, что всем это казалось разумным, – и потому, что она забавляла его. Но потом ему это надоело. В конце концов она перестала забавлять Доминика.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Когда Мэдлин появилась в холле одного из самых фешенебельных клубов Лондона, она была так озабочена старанием скрыть внезапно охватившее ее беспокойство, что даже не заметила, как взгляды всех мужчин обратились на нее.

На ней было аквамариновое шелковое платье. Ткань мягкими складками драпировала грудь и поддерживалась на талии двумя пуговицами в тон платью. Платье было смелым, в обычные дни Мэдлин вряд ли надела бы его. Но сегодня она хотела поразить Доминика, показать, кого он отверг четыре года назад. Она сознавала, не без тщеславия, что очень отличается от той девчонки, которую когда-то любил Доминик.

Овладев искусством чувствовать свое «зеркальное отражение», как говорила мать, она научилась сохранять чувство собственного достоинства и, в общем, умела преподнести себя.

Короткое платье открывало длинные стройные ноги, легкая ткань облегала фигуру, угадывались стройные бедра и гибкая талия. Глубокий вырез позволял видеть темную ложбинку на груди.

Волосы свободно падали на плечи, только на висках их поддерживали две сверкающие заколки. Легкий грим на веках, длинные, загибающиеся на концах темные ресницы, губная помада малинового цвета.

А ресницы были настоящие. И Доминик Стентон, который замер, ошеломленный, у входа, это знал. Когда она опустила глаза, скрывая охватившее ее волнение, он вспомнил, как целовал ее и шелковистые ресницы нежно касались его кожи.

Мэдлин глубоко вдохнула воздух, беря себя в руки, и сдержанно улыбнулась, когда он подошел. Сердце стучало, руки слегка дрожали, но она справилась с волнением, отдала жакет подошедшему метрдотелю и ослепительно улыбнулась ему.

– Продолжаешь разить мужчин своей улыбкой, – насмешливо сказал Доминик, провожая взглядом залившегося краской метра.

Мэдлин обернулась и невозмутимо взглянула на него.

Доминик выглядел ослепительно. Строгий вечерний костюм – разумеется, черный. Белая гладкая рубашка, изящный галстук– бабочка темного цвета. Ничего экстравагантного, только естественная притягательная сила, некий магнетизм, который и делал его Домиником Стентоном, неотразимым мужчиной и преуспевающим бизнесменом.

Жесткий, решительный – в этом он совсем не изменился, подумала Мэдлин. Темные блестящие волосы, обычная короткая стрижка, которую он всегда любил. Красивое лицо с правильными чертами, мускулистая гибкая фигура. Наверное, ему было года тридцать два – тридцать три. Пожалуй, прибавилось цинизма в изгибе губ.

А главное – это был по-прежнему единственный мужчина, который волновал ее и чье присутствие она чувствовала кожей.

– Мэдлин, – тихо сказал Доминик, – ты очень красива.

Как просто сказано, и как волнующе звучит.

– Спасибо, – ответила она ровным голосом, ничем не выдавая того, что творилось у нее внутри. Ночью на берегу она растерялась. В банке, в присутствии Вики, она позволила себе быть снисходительной к Доминику. Но сейчас она могла смотреть на него, жадно впитывая каждую деталь. И ей захотелось в смятении убежать прочь от тех чувств, что он вызывал в ней.

Доминик взял ее под руку. Мэдлин инстинктивно дернулась, пытаясь освободиться прежде, чем успела что-нибудь сообразить. Доминик нахмурился и пристально посмотрел на нее. Затем демонстративно опять взял ее под руку, наблюдая, как она снова старается вырваться.

– Мы часто обижали друг друга, Мэдлин, – сказал Доминик. – Но я не помню, чтобы ты боялась моих прикосновений.

Не помнит? Может быть, даже не понимает, почему она отнимает руку. Наверное, так даже лучше.

– Прошу прощения за неадекватную реакцию, – пробормотала Мэдлин. – Отнеси это за счет волнения.

Доминик поднял брови.

– Кажется, я уловил иронию в вашем извинении?

До чего же он красив! – думала Мэдлин с чувством невосполнимой потери.

– Может, и так, – признала она, выдержала его насмешливый взгляд и ответила ему тем же. – А может, и нет.

Она говорила медленно, обдумывая каждое слово. Видимо, Доминика это раздражало. Он снова коснулся пальцами ее руки, потом резко повернул ее к лестнице, ведущей в обеденный зал.

– Такая спокойная… – тихо говорил он, пока они бок о бок поднимались по ступеням, – такая красивая, утонченная. Знаешь, я был готов к тому, что ты изменилась. Четыре года – большой срок. Но я никак не мог предположить, что ты поддашься честолюбивым стараниям Ди превратить тебя в свое подобие.

– Значит, ты не одобряешь превращения, – заключила Мэдлин. Его насмешливый тон больно ранил ее. Ведь она приобрела только то, чего ей недоставало, он сам упрекал ее в несдержанности.

Доминик пожал плечами.

– В некоторых отношениях превращение очаровательно, хотя и вызывающе, но…

– А-а, – улыбнулась Мэдлин, – есть и «но».

– Волосы, например, – сказал Доминик. – Я знал другую Мэдлин, она всегда спешила к ближайшему парикмахеру, чтобы постричься – назло мне.

– Конечно, – согласилась Мэдлин. Она очень хорошо поняла его. Когда-то Доминик любил зарываться лицом в ее густые волосы, перебирать пальцами шелковистые пряди. А Мэдлин это доставляло огромное удовольствие.

Предупредительным жестом Доминик коснулся ее талии, пропуская через открытые двери в зал. Мэдлин невольно задержала дыхание.

– Мне жаль, что я разочаровала тебя, Доминик, – сказала она, пытаясь скрыть волнение. – Но, право, твои слова ничуть не задели меня.

Он замедлил шаг, и Мэдлин почувствовала удовлетворение. Все-таки сумела уязвить его.

– Задели, – тихо сказал Доминик. И прежде чем она успела возразить, добавил: – Мы оба задеты.

Подошедший официант избавил Мэдлин от необходимости возражать. Он проводил их к столику в углу. К ее удивлению, Доминик сел справа от нее.

– Терпеть не могу разговаривать через стол, – сказал он, когда официант быстро расставил приборы, подал меню и отошел. – Когда я обедаю с красивой женщиной, я хочу наслаждаться общением, а не таращиться на нее через нагромождение посуды на столе.

– Эта женщина пришла сюда не для того, чтобы ты любовался, глядя на нее. Ты хотел поговорить. Кажется, о Вики.

– Не только, – возразил Доминик. – Прежде всего я хотел бы узнать о тебе. Как ты живешь, какой ты стала, Мэдлин.

– У меня все хорошо, – ответила Мэдлин и коротко рассказала о своей жизни в Бостоне. – Мне не по себе здесь, в Англии, хотя я предполагала, что так и будет. Теперь мой дом в Бостоне, там я чувствую себя хорошо…

Доминик накрыл ее руку ладонью. У Мэдлин перехватило дыхание.

– Брось, Мэдди, – приказал он. – Не демонстрируй свою сдержанность. Не показывай, что научилась хорошо владеть собой. Оставь свои уловки для других.

– Не понимаю, о чем ты. – Мэдлин пыталась убрать руку, но он не отпускал ее. Собрав всю свою выдержку, над которой он так издевался, она посмотрела на Доминика. Его лицо было совсем близко, Мэдлин могла видеть искорки в серых глазах. Она с грустью вспомнила, как однажды ей очень хотелось, чтобы его глаза потемнели от страсти, от нетерпеливого желания. Она долго не могла забыть, чем он ответил ей.

Молчание затягивалось. Мэдлин сидела не дыша, оцепенев под его пристальным взглядом. Доминик заново узнавал ее, отмечая перемены и знакомые черты: прекрасную фигуру, гладкую кожу, полные, чувственные губы, маленький прямой нос, выразительные глаза, которые сейчас скрывали все чувства.

Обеденный зал понемногу терял свои очертания, таял в легкой дымке. Им уже не хотелось пикироваться. Минуты, проведенные вдвоем, все изменили.

Когда они бывали вдвоем – а это удавалось им так редко, – она видела только Доминика, с болью думала Мэдлин. И только он смог разглядеть в живой веселой девчонке столь восприимчивую, легкоранимую натуру.

Она чувствовала тепло его руки. Они сидели рядом, почти касаясь друг друга бедрами. Мэдлин ощущала его притягательную мужскую силу, какой-то почти животный магнетизм. Давно забытые чувства и воспоминания нахлынули на нее.

Когда-то они могли часами смотреть друг на друга, не отводя глаз, рука в руке. Их связь была такой тесной, что для них все имело смысл. Сейчас ей хотелось плакать оттого, что все ушло.

– В Бостоне все были очень добры ко мне, – услышала Мэдлин свой голос и отвела взгляд от лица Доминика. Это очень опасно, предостерегла она себя, чувствуя, как все дрожит у нее внутри. – Я там стала взрослой, Доминик. Не пытайся увидеть во мне прежнюю глупенькую девочку. Ее больше не существует.

По его лицу промелькнула тень – может быть, он вспомнил прежнюю Мэдлин, которую любил и которая ушла из его жизни. Вероятно, ему стало грустно.

– А теперь ты довольна собой? – Голос звучал непривычно мягко, Доминик понимающе посмотрел на нее, и Мэдлин встревожилась.

Она убрала руку и сразу как будто отдалилась от него. Довольна?

– Да, – сказала она. – Я довольна. – Счастлива? Нет. Жива? Нет. Она тяжело вздохнула. – А ты? Ты доволен своей жизнью? Вики говорила, ты превзошел своего отца в умении делать деньги. В таких делах успех очень приятен.

Доминик криво усмехнулся – он понял скрытый смысл ее слов. Он откинулся в кресле, словно надевая привычную маску.

– Мы оба знаем цену успеха и цену ошибок. – Он посмотрел ей в глаза, и Мэдлин поняла, что она – одна из его ошибок.

По молчаливому согласию оба занялись меню. Нужно избегать опасных тем, подумала Мэдлин. А мы только и говорим на опасные темы. Они заказали обед и ели, болтая о пустяках. Глядя на них, никто бы не догадался, что когда-то они были связаны тонкими, но прочными нитями.

– Я все думаю, как быть с Вики, – сказал Доминик, нахмурясь, когда они перешли к кофе.

– Я тоже беспокоюсь, – сказала Мэдлин. – Нужно что-то делать, Дом. – Она и не заметила, как вырвалось у нее это уменьшительное имя. – Я была потрясена ссорой между нашими семьями. Родные ни о чем не писали. – Она виновато взглянула на него. – Если говорить откровенно, меня раздражает, что все началось из-за нашей…

нашей…

– …глупости, – закончил Доминик. Мэдлин не понравилось это слово, но другого она предложить не могла.

– Бедная Вики оказалась между двух огней. Боюсь, я не вижу выхода. Она знает, что ей всегда рады в нашем доме. Нина хочет, чтобы Вики была подружкой на ее свадьбе. Но мы понимаем, что быть подружкой на свадьбе – для нее значит обидеть своих родителей. – Мэдлин беспомощно пожала плечами. – Я хочу… – она вздохнула и на минуту забыла, что должна быть сдержанной, – я хочу…

– Чего же ты хочешь, Мэдлин? – мягко спросил Доминик, глядя в печальное лицо девушки.

Задумавшись, она не отвечала.

– Хочешь, чтобы не было этих четырех лет? – Доминик поднял руку и дотронулся до ее волос, не отрывая от нее взгляда. – Чтобы время вернулось назад, когда все были счастливы и не было никаких ссор?

Но ссора налицо, Мэдлин не могла забыть об этом, и сердце ее ныло.

– Легко, глядя назад, видеть только хорошее. Но так поступают только мечтатели и глупцы.

Она взяла чашку с кофе, ему пришлось убрать руку, которой он гладил ее волосы. – Нет, – твердо сказала Мэдлин. – Я не отказываюсь от прошедших лет. Я только хочу, чтобы кончилась эта глупая ссора.

– Выход есть, – спокойно сказал Доминик.

Мэдлин не спеша поставила чашку. Этот тон был ей знаком. Таким тоном отец обычно сообщал неприятные новости. В похожей ситуации Доминик тоже говорил ровным голосом. Этим обычно сопровождалось изменение в настроении, что не сулило ничего хорошего.

– Что бы ты ни предложил, – веско произнесла Мэдлин, – уверена, мне это не понравится.

Доминик понимающе улыбнулся.

– Более чем уверен, что ты возмутишься. К ее удивлению, он встал.

– Пойдем отсюда, – сказал он, протягивая ей руку.

Мэдлин машинально встала.

– Но куда мы идем? – недоверчиво спросила она, когда Доминик повел ее к выходу.

– Ко мне, – ответил он.

Мэдлин хотела вырваться, он только крепче сжал ее локоть.

– Но я не собираюсь идти к тебе, – запротестовала она.

– Почему? Слишком много воспоминаний? – усмехнулся Доминик.

– Потому что должна помнить о своей репутации, – холодно возразила она.

– Раньше ты об этом не думала.

– Я была беспечным ребенком.

Они вышли на площадку. Мэдлин заставила Доминика остановиться.

– Я не собираюсь идти к тебе, – повторила она свистящим шепотом.

С минуту он смотрел на нее, потом молча повернулся и почти потащил ее вниз по лестнице.

– Доминик! – Ей хотелось затопать ногами, но она вспомнила, где находится, стиснула зубы и стала спускаться. – Сцены не будет. Не надейся, – сказала она с каменным лицом.

– Я так и думал, – ответил Доминик.

Щеки Мэдлин пылали, глаза метали молнии. Они подошли к дверям, метрдотель уже ждал с жакетом в руках.

– Хотя, – добавил Доминик с сожалением, набрасывая жакет ей на плечи, – в какой-то момент я испугался. Подумал, выдержка изменит тебе и ты дашь мне пощечину.

Мэдлин вспыхнула. Она вспомнила, как однажды действительно дала ему пощечину…

Доминик безжалостно дразнил ее целый вечер по поводу приятного молодого человека, за которым тайно наблюдал. Он сообщил, что спрячет его ботинки к ней под кровать, и нес еще какую-то чепуху, безумно раздражая ее. В конце концов ее терпение лопнуло, она размахнулась и неожиданно для себя ударила его по щеке. Он замер.

Все замолчали и повернулись к ним в ожидании очередной сцены. Тогда Доминик тоже шлепнул ее легонько по щеке.

В комнате раздались вздохи и ахи. Доминик спокойно стоял перед девушкой, ожидая дальнейшего. Он уже не смеялся. В звенящей тишине было слышно, как муха пролетит. Мэдлин дрожала, глаза наполнились слезами. Губы тряслись. Рукой она прикрывала щеку со следами его пальцев, потом молча повернулась и пошла из комнаты.

Доминик догнал ее у двери, обнял за талию и повернул лицом к себе. Посмотрел на покрасневшую щеку, на льющиеся ручьем слезы и с тяжелым вздохом прижал к груди.

– Прости, – сказал он, и столько было в его голосе глубокого раскаяния, что Мэдлин была потрясена…

– Пошли, – быстро сказала Мэдлин.

Доминик сдвинул брови, удивленный внезапной сдачей позиций. Они вышли на улицу. Не помнит ведь, наверное, подумала Мэдлин, как она любила его и готова была последовать за ним хоть на край света, не задавая никаких вопросов.

Городская квартира Доминика находилась на последнем этаже здания, где размещался банк. Просторные апартаменты, в которых в случае необходимости могла свободно расположиться вся семья. Банк строго охранялся, поэтому Стентоны редко пользовались этой квартирой, предпочитая останавливаться в одном из дорогих отелей.

Только не Доминик. Будучи банкиром, он привык считать деньги и не видел смысла в том, чтобы платить за апартаменты в отеле, когда имеешь хорошую квартиру, которая к тому же пустует.

Он подъехал к задним воротам и приказал ночной охране впустить их и открыть громадные двери, ведущие в гараж для личных машин.

– Форт Нокс, – пробурчал Доминик, когда они вышли из машины и ждали, пока охрана снимет систему блокировки задних ворот.

Заметив, что Мэдлин дрожит, он коснулся кончиками пальцев ее щеки.

– Замерзла? – спросил он. В полумраке его глаза казались черными.

Мэдлин оторопела от неожиданной ласки, взглянула на него, их взгляды встретились, и оба почувствовали неловкость.

– Мэдлин, – хрипло сказал Доминик, – я…

Двери открылись внутрь, люминесцентные лампы ослепили их. Доминик замолчал, и Мэдлин была рада, что он не договорил. Они вошли в здание и направились к ожидавшему их лифту.

Лифт быстро поднял их наверх, сразу в большой холл роскошной квартиры. Мягким светом горели светильники, включаемые и выключаемые движением лифта. Доминик повел Мэдлин по коридору к левой двери. Дверь вела в комнату, которая была ей хорошо знакома.

Это была личная гостиная Доминика, скорее небольшой уютный кабинет. Ничего особенного, только обычные вещи, которые должны окружать хозяина, когда он отдыхает. Доминик часто оставался здесь, когда дела не позволяли ему вечером вернуться в Лэмберн. В гостиной стоял стол, конечно заваленный бумагами, два огромных низких дивана, обитых красным бархатом, бар с напитками, телевизор и дорогой стереомагнитофон, а также компьютер, обеспечивающий постоянную связь с банком.

В комнате находились и личные вещи Доминика – книги на полках, журналы, разбросанные повсюду. Особенного порядка в комнате не было, но Доминик никому не позволял «вторгаться». Мэдлин любила приходить сюда – главным образом потому, что только здесь они могли спокойно побыть вдвоем.

– Этой картины раньше не было. – Мэдлин указала на полотно в золоченой раме, висевшее на противоположной стене, стараясь скрыть волнение, которое она испытывала, вновь оказавшись в его комнате.

– Не было, – сказал Доминик, направляясь к бару. – Последнее приобретение.

Мэдлин подошла ближе, чтобы рассмотреть картину. О чем-то она напоминала ей…

Не замечая, что Доминик молча наблюдает за ней, она вглядывалась в изображение. Великолепный черно-белый загородный дом посреди искусно разбитого сада. Крытая шифером крыша блестит, словно омытая дождем. Окна сверкают в первых лучах солнца.

Вспомнила. Он похож на старый дом Кортни, расположенный на полпути к дому Стентонов в Лэмберне. Только дом на картине сияет свежими красками, а дом Кортни с годами обветшал, его красота, увы, поблекла.

Мэдлин вздохнула. Ей всегда нравился тот дом, и было грустно видеть, как он разрушается.

– А кто владелец?

– Дома или картины? – Доминик улыбнулся и протянул ей бокал. – Картина моя. Я случайно наткнулся на нее. Она была в ужасном состоянии, ничего похожего на то, что ты видишь. Сначала мое внимание привлекла рама…

– Нашел в лавке древностей?

Мэдлин помнила, что Доминик любил обшаривать антикварные лавки. У него была страсть к старинным вещам – не обязательно ценным, но необычным, вызывавшим интерес. Эта страсть передалась ему от матери. В семье не очень радовались этому, дом Стентонов был уже полон антикварных вещей, приобретенных не только матерью.

– Можно и так сказать. – Доминик улыбнулся. – Но однажды я более внимательно посмотрел на холст и понял, что картину можно отреставрировать. И вот видишь…

– Продай ее мне, – сказала Мэдлин, подчиняясь какому-то порыву, и с надеждой заглянула ему в глаза. – Я заплачу рыночную цену, – быстро добавила она.

– Зачем она тебе? – Доминик не смотрел на нее, он смотрел на картину, но Мэдлин чувствовала, как он напрягся.

– Она… просто она напоминает мне усадьбу Кортни, – ответила Мэдлин, пожав плечами. Она уже раскаивалась, ведь Доминик знал, что дом Кортни всегда притягивал ее.

Доминик ничего не сказал, он, прищурившись, рассматривал картину, будто пытался найти сходство. Некоторое время они молчали.

– У тебя это серьезно, с Линбергом? – неожиданно спросил Доминик.

Мэдлин изумленно воззрилась на него.

– А какое это имеет отношение к картине? Доминик не ответил. Он неотрывно смотрел на картину, но молчание его настораживало. Мэдлин искоса взглянула на него, не понимая, о чем он думает.

После долгого молчания Доминик посмотрел на нее, его глаза потемнели.

– Ты получишь картину, когда придешь и скажешь, что окончательно отказала Линбергу.

Мэдлин в замешательстве смотрела на него.

– Зачем тебе это нужно?

Вместо ответа Доминик улыбнулся, и она опустила глаза. Внутри у нее что-то сжалось. Доминик по-прежнему хочет ее. Он дал ей это понять.