Текст книги "Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга I. Начало Евангелия"

Для чего евангелист вставляет арамейские слова в греческий текст, адресованный читателям, не знакомым с этим языком? Скорее всего, не только для большей живости повествования. Возможно, он был очевидцем каких-то из описываемых событий и происшедшее ярко запечатлелось в его памяти: он помнил голос Иисуса, Его слова, само их оригинальное звучание и хотел сохранить их именно в том виде, в каком они были произнесены. Для нас эти детали драгоценны: мы слышим голос Иисуса, говорящего на Своем языке. Еще более вероятно, что отдельные арамейские слова и выражения, произнесенные Иисусом, настолько живо звучали в рассказах Петра, что Марк, фиксируя эти рассказы, решил сохранить данные слова так, как услышал их от своего учителя.

В этом смысле драгоценны также некоторые грамматические и синтаксические неправильности, которые встречаются у Марка и в которых мы как бы слышим живой голос Иисуса. Например: И, призвав двенадцать, начал посылать их по два… И заповедал им ничего не брать в дорогу… И не носить двух одежд (Мк. 6:7-9). В греческом оригинале здесь сказано «и не носите двух одежд», то есть налицо синтаксическое нарушение («не брать» и «не носите» в одной фразе). Неожиданно появившееся повелительное наклонение заставляет предположить, что автор рассказа (Петр или Марк), описывая разговор Христа с учениками, настолько живо вспомнил Его голос, что, передав другие Его слова в форме косвенной речи, включил в текст элемент прямой речи.

Помимо арамеизмов у Марка встречаются латинизмы. На этом основании некоторые ученые предполагают, что его Евангелие писалось для жителей Рима (в I веке разговорным языком Рима был латинский, тогда как основным письменным языком был греческий). Латинскими терминами евангелист иногда объясняет термины арамейские. Примеры латинизмов: «кодрант» (Мк. 12:42), «претор» (Мк. 15:16)[140]140
  Обзор мнений ученых по вопросу о возможной связи между Евангелием от Марка и Римом см. в: Incigneri B. J. T e Gospel to the Romans. P. 96–105.


[Закрыть].

4. Евангелие от Луки

Евангелие, стоящее на третьем месте в корпусе книг Нового Завета, надписано именем Луки в самой ранней сохранившейся рукописи этого Евангелия – папирусе Bodmer XIV, датируемом рубежом II и III веков. Это единственное Евангелие, у которого имеется конкретный адресат – некий «достопочтенный Феофил», упоминаемый в прологе к этому Евангелию (Лк. 1:3), а затем в прологе к Деяниям апостольским (Деян. 1:1). Кем он был, неизвестно[141]141
  Green J. B. T e Gospel of Luke. P. 44.


[Закрыть]. Судя по имени, он был греком, а не римлянином или иудеем[142]142
  Tannehill R. C. Luke. P. 35.


[Закрыть]. Возможно, он был заказчиком («литературным патроном») обеих книг, написанных Лукой не только для него, но и для группы образованных эллинов, в которую он входил[143]143
  Spencer P. E. Rhetorical Texture and Narrative Trajectories. P. 31–33.


[Закрыть].

В церковной традиции Лука считается апостолом от семидесяти, учеником апостола Павла. О том, что Лука сопровождал Павла в некоторых путешествиях, свидетельствуют отрывки из книги Деяний, где автор книги называет местоимением «мы» себя и Павла (Деян. 16:10–17; 20:5–15; 21:1–18; 27:1–28:16). Со своей стороны Павел трижды упоминает Луку. В Послании к Колоссянам Павел пишет: Приветствует вас Лука, врач возлюбленный (Кол. 4:14). Во Втором послании к Тимофею Павел жалуется на то, что его сотрудники разошлись по разным странам, отмечая: один Лука со мною (2 Тим. 4:10). В Послании к Филимону он включает Луку наряду с Марком в список из четырех своих сотрудников (Флм. 24).

Евангелие от Луки – самое длинное из Евангелий. И единственное из четырех начинается с классического греческого пролога-вступления:

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен (Лк. 1:1–4).

Существовало немало трактатов, в том числе философских и медицинских, которые начинались подобным образом[144]144
  См. перечень параллельных текстов в: Alexander L. T e Preface to Luke’s Gospel. P. 102–142 (в особенности с. 107, 116, 125, 136–137). На с. 67–101 этой монографии дан подробный анализ структуры и содержания предисловий к естественнонаучным сочинениям эллинистического и римского периодов.


[Закрыть]. В частности, трактат Диоскорида Педания (I в.) «О лекарственных веществах» (Περὶ ὕλης ἰατρικῆς) начинается со слов: «Как уже многие и древние, и современные начали составлять повествование о врачебных средствах, то рассудилось и мне, о достопочтенный Арий, по тщательному исследованию предмета…»[145]145
  Pedanii Dioscuridis Anazarbei de materia medica. Vol. 1. P. 1. Пер. по: Глубоковский Н. Н. Святой апостол Лука. С. 12.


[Закрыть] По форме пролог Евангелия от Луки близок к данному тексту. Литературная зависимость одного произведения от другого чрезвычайно маловероятна[146]146
  Диоскорид (ок. 40 – ок. 90) был военным врачом и участвовал во многих походах Нерона. Трактат появился предположительно ок. 77–78 гг.


[Закрыть], хотя Лука, как и Диоскорид, был врачом и, следовательно, мог интересоваться медицинскими трактатами[147]147
  См. также: Alexander L. Luke’s Preface and Greek Preface-Writing. P. 99–113.


[Закрыть].

Евангелист Лука. Ф. Хальс. 1625 г.

О том, что Лука был связан с медициной, мы узнаём из Послания апостола Павла к Колоссянам и основанном на нем предании. Внутренние данные Евангелия от Луки, по мнению некоторых ученых, подтверждают его знакомство с медициной. При сравнении параллельных мест синоптиков, где речь идет о болезнях, было обнаружено то обстоятельство, что Лука употребляет более точные в медицинском отношении термины, чем Марк или Матфей. Например, у обоих евангелистов сказано, что теща Петра лежала в горячке (Мф. 8:14; Мк. 1:30), а у Луки она была одержима сильною горячкою (Лк. 4:38)[148]148
  В те времена действительно различали горячку обычную и горячку сильную, т. е. лихорадку, сопровождавшуюся потерей сознания. См. об этом: Hobart W. K. T e Medical Language of St. Luke. P. 3–5.


[Закрыть]. Упоминая об игле, Матфей и Марк называют ее термином ραφίς, указы вающим на иглу швейную (Мф. 19:24; Мк. 10:25), а Лука предпочитает пользоваться термином βελóνη, означающим иглу хирургическую (Лк. 18:25). Матфей и Марк (Мф. 9:2; Мк. 2:3) называют расслабленного термином παραλιτικóς (паралитик), а Лука (Лк.5:18) использует сходный по значению, но более точный в медицинском отношении термин παραλελυμένος (в славянском переводе «расслабленный жилами»). Описание болезни согбенной женщины у Луки также заставляет видеть в нем человека, знакомого с медицинской терминологией и практикой[149]149
  Hobart W. K. T e Medical Language of St. Luke. P. 20–22. Выводы Хобарта были поддержаны многими учеными, несмотря на попытку Х. Кэдбери опровергнуть их и доказать, что стиль Луки дает не больше признаков медицинского образования и интереса к медицине, чем язык других авторов, которые не были врачами (Cadbury H. J. T e Style and Literary Method of Luke. P. 50–51).


[Закрыть].

Евангелист Лука. Остромирово Евангелие. Миниатюра. 1056– 1057 гг.

Начиная свое Евангелие, Лука ссылается, во-первых, на многих, кто уже начал составлять повествования об Иисусе, во-вторых, на очевидцев и служителей Слова, с чьих слов он намеревается изложить основы той веры, в которой был наставлен его адресат, в-третьих, на собственное тщательное исследование предлагаемого материала. Таким образом, Лука не претендует на роль очевидца: он выступает прежде всего как исследователь, собиратель того материала, который уже циркулировал в виде многообразных устных и письменных преданий.

Лука был первым церковным летописцем. Его повествование не ограничивается рассказом о жизни, смерти и воскресении Иисуса: прямым продолжением его Евангелия является книга Деяний апостольских, доводящая историю Церкви практически до того времени, когда она была составлена[150]150
  Green J. B. T e Gospel of Luke. P. 6–10.


[Закрыть].

Исследователи отмечают, что греческий язык Евангелия от Луки отличается большей правильностью, чем язык других евангелистов. В Евангелии от Луки встречаются такие редкие грамматические формы, которые свойственны только литературному греческому языку и отсутствуют у других евангелистов. Лука – единственный из евангелистов, постоянно использующий в повествовании вспомогательные частицы δέ и τέ, являющиеся принадлежностью греческого литературного стиля. Лука чаще, чем другие евангелисты, употребляет глаголы в форме инфинитива[151]151
  Culy M. M., Parsons M. C., Stigall J. J. Luke. P. XXI.


[Закрыть].

В отличие от других евангелистов, которым свойственно частое использование параллелизмов и повторов, Лука не склонен к повторам, что выдает несемитский характер мышления. Рассказав о насыщении пяти тысяч человек пятью хлебами (Лк. 9:10–17), он не упоминает о насыщении четырех тысяч семью хлебами: очевидно, он не считает нужным рассказывать о втором чуде в силу того, что оно имеет тот же формат и дает тот же урок, что и первое.

Христос на Тивериадском море. В. Д. Поленов. 1888 г.

Лука нередко делает такие уточнения, которые свидетельствуют о том, что он ориентировался на читателя, мало знакомого с географией Палестины: так, он уточняет, что Капернаум – это город Галилейский (Лк. 4:31), чего не стал бы делать Матфей, потому что его предполагаемый читатель знал, где находится Капернаум. Галилейское море Лука называет Геннисаретским озером (Лк. 5:1), так, как его называли не иудеи и галилеяне, а «внешние».

Кто были те очевидцы и служители Слова, на которых ссылается Лука? Вероятно, речь идет об апостолах. С кем из них общался Лука, из его Евангелия не вполне ясно. Согласно свидетельству Евсевия Кесарийского, Лука был учеником апостола Павла[152]152
  См.: Евсевий Кесарийский. Церковная история. 5, 8, 3; 3, 4, 6–7. С. 175, 81.


[Закрыть]. Когда Павел находился в Риме под арестом, почти все ученики его покинули за исключением Луки, который оставался при нем. Близость Луки к Павлу дала повод считать Евангелие от Луки также и «Евангелием от Павла» – в том смысле, что богословие Павла оказало существенное влияние на Луку. Однако Павел не был очевидцем событий, рассказанных в Евангелии от Луки, тогда как Лука, будучи апостолом от семидесяти, мог сам быть свидетелем некоторых событий.

Праведные Захарий и Елисавета. Миниатюра. Менологий Василия II. X в.

Главным отличием третьего Евангелия от первого и второго является присутствие в нем оригинального материала, который мы не находим у других евангелистов: этот оригинальный материал составляет около сорока трех процентов текста.

Это прежде всего предыстория рождения Иисуса, включающая в себя рассказ о рождении Иоанна Крестителя от Захарии и Елисаветы, рассказ о благовещении Богородице, посещении Ею Елисаветы, рассказ о детских годах Иисуса. Этот материал выделяется среди прочих текстов Евангелия от Луки большей зависимостью от греческого перевода Библии (Септуагинты), что заставляет ученых высказывать предположение относительно отдельного греческого источника, которым пользовался Лука при подготовке данного материала[153]153
  См., в частности: Jung Ch. W. T e Original Language of the Lu-kan Infancy Narrative. P. 208–215.


[Закрыть].

Благовещение Пресвятой Богородицы. Миниатюра. XI в.

Некоторые поучения Иисуса, приведенные Лукой (в частности, пять притч), отсутствуют у других евангелистов.

Некоторые детали повествования о Страстях Христовых отличаются от параллельных повествований других евангелистов. Например, у Матфея и Марка оба разбойника, распятые по правую и по левую руку Иисуса, поносят Его (Мф. 27:44; Мк. 15:32), тогда как у Луки один из них обращается к Нему с молитвой (Лк. 23:39–42).

Центром всего повествования в Евангелии от Луки является Иерусалим, и все земное служение Иисуса представлено не как странствование из города в город, а как целеустремленное шествие к Иерусалиму – конечной точке пути. Иерусалим упоминается в Евангелии от Луки тридцать три раза – почти столько же, сколько в трех других Евангелиях вместе взятых. Евангелие от Луки начинается в Иерусалиме (Лк. 1:5) и завершается также в Иерусалиме. Основная часть Евангелия (Лк. 9:51–19:27) описывает путь Иисуса в Иеру салим; при этом Лука игнорирует названия тех городов и сел, которые не связаны напрямую с Иерусалимом. Так, например, он сообщает, что Иисус восхотел идти в Иерусалим и послал вперед вестников (Лк. 9:51–52). Затем говорится, что на пути в Иерусалим в одном самарянском селении Его не приняли, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим (Лк. 9:53): название селения не упоминается, а цель путешествия – Иерусалим – упоминается. Затем говорится о том, что Иисус приходит в Вифанию – название селения приведено, так как оно находится в предместьях Иерусалима (Лк. 19:29).

Далее, проходя по городам и селениям, уча и направляя путь в Иерусалим (Лк. 13:22), Иисус говорит: а впрочем, мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима. Иерусалим! Иерусалим! избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! (Лк. 13:33–34). На пути к святому городу Иисус обращается к ученикам: вот, мы восходим в Иерусалим, и совершится все написанное чрез пророков о Сыне Человеческом (Лк. 18:31).

Гора Елеонская и Гефсиманский сад. Фото. 1890– 1900 гг.

Пересказывая притчу Христа о десяти минах, Лука подчеркивает: ибо Он был близ Иерусалима, и они думали, что скоро должно открыться Царствие Божие (Лк. 19:11). Далее еще одна характерная ремарка евангелиста: Сказав это, Он пошел далее, восходя в Иерусалим (Лк. 19:28). Чуть ниже Лука говорит о том, что Иисус приблизился к спуску с горы Елеонской… (Лк. 19:37): по мере приближения к Иерусалиму географические детали становятся все более точными. Стоя на спуске с горы, Иисус заплакал об Иерусалиме (Лк. 19:41): Лука – единственный из евангелистов, кто упоминает об этом событии, показывающем, какое значение Иерусалим имел для Иисуса. Наконец Иисус входит в храм Иерусалимский (Лк. 19:45), после чего и начинаются последние события Его земной жизни.

Евангелие от Луки пронизано атмосферой хвалы, благодарения и прославления Бога. Начинается оно рассказами о благовещении Деве Марии и рождении Иоанна Предтечи. Из описания явствует, что и Захария, и Елисавета, и Мария живут в атмосфере хвалы Богу и молитвенного благодарения. Так, благодарность Марии выражена в песни Величит душа Моя Господа… (Лк. 1:46–55). В той же главе (1:68–79) содержится благодарственная хвалебная песнь Захарии. Говоря о рождении Иисуса Христа, Лука приводит хвалебную песнь ангелов: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение (Лк. 2:14), а затем повествует о том, как пастухи, узнав о рождении Иисуса, возвратились, славя и хваля Бога (2:20). Рассказывая о сретении Младенца Иисуса в храме, Лука приводит благодарственную песнь Симеона: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко… (Лк. 2:29–32).

Исцеление расслабленного. Фреска. XVI в.

Воскрешение сына Наинской вдовы. Мозаика. XII в.

Далее можно отметить прославление Бога расслабленным после исцеления (Лк. 5:25); прославление Бога народом после воскрешения Иисусом сына Наинской вдовы (Лк. 7:16); прославление Бога согбенной женщиной после исцеления (Лк. 13:13); исцеление десяти прокаженных и благодарность самарянина (Лк. 17:15) – случай, особо отмеченный Лукой; прославление Бога слепым после исцеления (Лк. 18:43); радостное прославление Бога учениками при входе в Иерусалим (Лк. 19:37); прославление Бога сотником, который был свидетелем смерти Иисуса на кресте (Лк. 23:47); прославление Бога учениками при вознесении Иисуса (Лк. 24:53). Исследователи обращают внимание на атмосферу радости, которой пронизано Евангелие от Луки: в нем говорится о радости при рождении Иоанна Предтечи (Лк. 1:14); в момент благовещения (Лк. 1:28); при посещении Божией Матерью Елисаветы (Лк. 1:41); при явлении ангела пастухам (Лк. 2:10). Лука рассказывает, как ученики Христа, вернувшись с проповеди, с радостью говорили Ему о том, что им повинуются духи (Лк. 10:17); Иисус же в ответ сказал: Однако ж тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах (Лк. 10:20). В тот час возрадовался духом Иисус, – пишет евангелист (Лк. 10:21). Отметим также упоминания о радости народа при виде чудес, совершённых Иисусом (Лк. 13:17); о радости, с которой Закхей готов был принять в свой дом Христа (Лк. 9:6); о радости учеников, которые, встретив Иисуса на пути в Эммаус после Его воскресения, узнали Его в преломлении хлеба и спрашивали друг друга: Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге? (Лк. 24:32).

Благовещение. Мозаика. София Киевская. Ок. 1040 г.

Обращают внимание также на атмосферу молитвы, присутствующую в Евангелии от Луки. Молитва упоминается и у других евангелистов, но только у Луки отмечено, например, что Иисус молился после крещения (Лк. 3:21), что Он молится в течение всей ночи перед избранием двенадцати апостолов (Лк. 6:12).

Исходя из нужд конкретного читателя, Лука опускает те места, имеющиеся в других Евангелиях, которые напрямую связаны с иудейской традицией: он, например, не упоминает о втором пришествии Илии перед пришествием Иисуса.

Явление ангела пастухам. Рембрандт. 1634 г.

Если лейтмотивом Нагорной проповеди у Матфея является противопоставление Нового Завета Ветхому (Вы слышали, что сказано древним… А Я говорю вам…), то у Луки в параллельном тексте это противопоставление отсутствует.

Как и Марк, Лука опускает имеющуюся у Матфея заповедь Иисуса: на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите (Мф. 10:5). Напротив, об Иисусе говорится как о свете к просвещению язычников (Лк. 2:32), а о Евангелии – что оно должно быть проповедано во всех народах (Лк. 14:47). Часто в пример приводятся лица, не принадлежавшие к еврейскому народу: упомянем притчу о милосердном самарянине (Лк. 10:15), рассказ об исцелении десяти прокаженных, где единственным благодарным оказался тоже самарянин (Лк. 17:11), похвалу Иисуса сотнику, который был римлянином и о котором Иисус сказал: и в Израиле не нашел Я такой веры (Лк. 7:9).

В Евангелии от Луки женщинам отведено гораздо больше места, чем в других Евангелиях. Это относится прежде всего к Деве Марии, о Которой мы узнаём главным образом из третьего Евангелия. У Луки мы читаем также о Елисавете, о Наинской вдове, о жене-грешнице, о Марфе и Марии. Столь пристальное внимание евангелиста к женщинам тем более удивительно, что в эпоху Нового Завета отношение к женщине было совсем иным, чем к мужчине, – женщин как бы вовсе не принимали в расчет. Не случайно при перечислении тех, кого Иисус насытил хлебами, в Евангелии от Матфея говорится: Евших было около пяти тысяч, кроме женщин и детей (Мф. 14:21). У Луки в соответствующем месте (Лк. 9, 14) эта ремарка отсутствует.

5. Евангелие от Иоанна

Евангелие от Иоанна существенно отличается от трех синоптических. Подробные сведения о причинах написания четвертого Евангелия и о его отличиях от трех других приводит Евсевий Кесарийский:

Уже и Марк, и Лука дали людям свои Евангелия, а Иоанн, говорят, все время проповедовал устно и только под конец взялся за писание вот по какой причине. Когда первые три Евангелия разошлись повсюду и дошли до него, он, говорят, счел долгом засвидетельствовать их правдивость, но заметил, что в них недостает рассказа о первых деяниях Христовых, совершённых в самом начале Его проповеди. И это верно. Трое евангелистов знали, по-видимому, только то, что совершил Спаситель в течение года после заключения Иоанна Крестителя в темницу. Об этом они написали и с этого начали свое повествование… Иоанна, говорят, стали поэтому упрашивать поведать в своем Евангелии о том времени, о котором молчат первые евангелисты, и о делах, совершённых Спасителем тогда, а именно – до заключения Крестителя… Вот почему человеку, который это учтет, не придет в голову, что они разногласят между собой; Евангелие от Иоанна охватывает первоначальную деятельность Христа, остальные дают историю последних Его лет; Иоанн, видимо, умолчал о родословной по плоти Спасителя нашего потому, что Матфей и Лука ее уже изложили, и начал с учения о Его Божественности, которое для него, как более достойного, словно оберегал Дух Божий[154]154
  Евсевий Кесарийский. Церковная история. 3, 23, 7–13. С. 101–102.


[Закрыть].

Как писал Климент Александрийский, Евангелие от Иоанна дополняет другие Евангелия, которые отразили человеческую сторону служения Иисуса – Его чудеса и речения, но не раскрыли с достаточной полнотой сторону Божественную[155]155
  Это свидетельство Климента приведено в: Евсевий Кесарийский. Церковная история. 6, 14, 7. С. 212.


[Закрыть]. Клименту вторит блаженный Августин:

…Три вышеназванных евангелиста останавливались преимущественно на тех деяниях, которые Христос совершал в человеческой плоти, Иоанн же сосредоточил свое внимание на Божественности Господа, по которой Он равен Отцу, и стремился тщательно изобразить именно это. Таким образом, он устремился гораздо выше первых трех, так что когда видишь тех вращающимися как бы на земле с Христом как человеком, этот, превзойдя пределы туманов, плотно облегающих землю, вознесся к чистому небу, откуда с проницательной и крепкой остротой ума созерцал в начале Слово, Бога у Бога, Которым создано было все, и возвестил, что Оно стало плотью, чтобы обитать среди нас (Ин. 1:13–14); что Оно приняло плоть, но не изменилось во плоти… И если мы знаем еще что-либо подобное, столь достоверно указывающее нам на Божество Христа, по которому Он равен Отцу, то и это сообщил в своем Евангелии Иоанн; ведь не случайно же именно он возлежал у груди Иисуса во время вечери Его (Ин. 13:23)[156]156
  Августин. O согласии евангелистов. 1, 4, 7 (PL. 34, 1045). Р ус. пер.: Ч. 10. С. 6–7.


[Закрыть].

Святой Иоанн Богослов. Г. Мемлинг. 1468 г.

Действительно, уже самые первые слова Евангелия от Иоанна убеждают в том, что учение об Иисусе как Боге воплотившемся будет основной его темой: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога (Ин. 1:1-2). Эти слова задают тон всему Евангелию. А в завершающих главах Евангелия от Иоанна мы слышим исповедание Фомы: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20:28). Мысль о Божестве Иисуса ни в одном из Евангелий не выражена с такой последовательностью, как у Иоанна.

Святой апостол и евангелист Иоанн Богослов. Икона. XIV в.

О том, что Евангелие от Иоанна принадлежит одному из ближайших учеников Иисуса, свидетельствует не только церковная традиция, но и множество внутренних факторов. Автор Евангелия – очевидец очень многих, если не всех описываемых событий. В своем повествовании Иоанн нередко приводит такие подробности, которые вряд ли могли быть известны по пересказу третьего лица: было около десятого часа (Ин. 1:39); было около шестого часа (Ин. 4:6); а была ночь (Ин. 13:30).

Воскрешение Лазаря. Преображение. Икона. Фрагмент. XII в.

Автор четвертого Евангелия не только знаком с подробностями жизни Иисуса и Его учеников, но и хранит в памяти лицо Иисуса, черты Его человеческого характера, Его переживания. В частности, рассказывая о том, как Иисус пришел в самарийский город, Иоанн говорит: Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя (Ин. 4:6). Повествуя о воскрешении Лазаря, Иоанн многократно передает настроения и внутренние состояния Учителя: увидев плачущих женщин, Иисус Сам восскорбел духом и возмутился (Ин. 11:33); услышав ответ иудеев, Иисус прослезился (Ин. 11:35); ко гробу Лазаря Он подходит опять скорбя внутренно (Ин. 11:38). Трудно было бы такие подробности записать с чьих-то слов.

Распятие с Марией Магдалиной и святым Иоанном. А. ван Дейк. XVII в.

Автор Евангелия от Иоанна является одним из его героев. Он незримо присутствует в этом Евангелии: иногда за кадром, иногда в кадре – в виде некоего не названного по имени ученика. Этот анонимный персонаж в Евангелии от Иоанна впервые появляется в рассказе о двух учениках Иоанна Крестителя, последовавших за Иисусом: здесь фигурирует безымянный ученик (Ин.1:35–39). Затем, на Тайной Вечере, появляется ученик, которого любил Иисус: он возлежит у груди Учителя (Ин. 13:23). В рассказе об аресте Иисуса евангелист пишет: За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику (Ин. 18:15). При кресте Иисуса стоит ученик, которого любил Иисус: ему Иисус поручает Свою Матерь (Ин.19:26–27). Тот же анонимный ученик имеется в виду в повествовании о том, как кровь и вода истекли из тела Иисуса, умершего на кресте: и видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили (Ин. 19:35). Эти слова могли бы послужить эпиграфом ко всему четвертому Евангелию. Здесь мы имеем не только упоминание автора о себе в третьем лице, но и прямое обращение к читателю во втором лице множественного числа, чего мы не находим ни в одном другом месте Евангелия.

Далее ученик, которого любил Иисус, появляется в повествовании о пустом гробе (Ин. 20:2), а затем в рассказе о явлении Иисуса ученикам на море Тивериадском (Ин. 21:7). Четвертое Евангелие завершается рассказом о том, как за Иисусом следуют Петр и ученик, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст Тебя? (Ин. 21:20–21). И лишь в самом конце книги автор наконец раскрывает себя: Сей ученик и свидетельствует о сем, и написал сие (Ин. 21:24).

Таким образом, в самом тексте Евангелия анонимный ученик, он же ученик, которого любил Иисус, однозначно отождествляется с автором Евангелия.

В церковной традиции этим учеником считается Иоанн, сын Зеведеев, брат Иакова, многократно упоминаемый в синоптических Евангелиях. О том, что именно он был автором четвертого Евангелия, свидетельствует Ириней Лионский: «Потом Иоанн, ученик Господа, возлежавший на Его груди, также издал Евангелие во время пребывания своего в Ефесе Азийском»[157]157
  Ириней Лионский. Против ересей. 3, 1, 1 (SC. 211, 24). Рус. пер.: С. 220.


[Закрыть]. Во всех древних рукописях четвертое Евангелие надписано именем Иоанна (хотя рукописная традиция не уточняет, какой Иоанн имеется в виду).

Иерусалим

Не однажды высказывалось предположение о том, что автор четвертого Евангелия – не Иоанн Зеведеев, а некий другой Иоанн, возлюбленный ученик Иисуса не из числа двенадцати, который не путешествовал с Иисусом, а жил в Иерусалиме и виделся с Ним лишь тогда, когда Иисус приходил в Иерусалим. В подтверждение этой гипотезы приводят следующие аргументы: а) в Евангелии от Иоанна не упомянуты многие ключевые эпизоды синоптических Евангелий, в которых фигурирует Иоанн Зеведеев; б) многие эпизоды Евангелия от Иоанна, в которых присутствует любимый ученик, никак не отражены в синоптических Евангелиях; в) в самом четвертом Евангелии его автор нигде не отождествляется с Иоанном Зеведеевым, несмотря на то, что сыновья Зеведеевы в нем один раз упомянуты (Ин. 21:2); г) Евангелие от Иоанна сосредоточено почти исключительно на событиях, происходивших в Иерусалиме или его ближайших окрестностях. Наиболее полно и аргументированно данная гипотеза изложена в книге Р. Бокэма «Иисус глазами очевидцев», во многих других отношениях представляющей собой безупречное с точки зрения церковной ортодоксии исследование новозаветных текстов[158]158
  См.: Бокэм Р. Иисус глазами очевидцев. С. 438–492.


[Закрыть]. Между тем церковная традиция располагает широким набором аргументов в пользу того, что автор четвертого Евангелия был апостолом от двенадцати и тождествен Иоанну, сыну Зеведееву, фигурирующему в синоптических Евангелиях. Главным аргументом является то, что четвертое Евангелие носит имя Иоанна, которое носил только один из известных учеников Иисуса. Кроме того, каким образом ученик не из числа двенадцати мог оказаться вместе с Иисусом на Тайной Вечере, да еще в столь привилегированном положении – возлежащим у Его груди? Было бы в высшей степени странно, если бы на прощальной встрече Иисуса с учениками, имевшей исключительный характер для всей дальнейшей истории апостольской общины, ближайшее место к Учителю занял некий персонаж, который не участвовал в жизни общины, но отсиживался в Иерусалиме, дожидаясь, пока Иисус туда придет: некий тайный ученик наподобие Иосифа Аримафейского (Ин. 19:38) или Никодима (Ин. 3:1; 19:39).

Тайная Вечеря. Леонардо да Винчи. 1495– 1498 гг.

Тайная Вечеря. Фреска. XIV в.

Тот факт, что в синоптических Евангелиях Иоанн, сын Зеведеев, упоминается несколько раз, а в четвертом Евангелии только однажды, можно интерпретировать в пользу церковной традиции. Отсутствие в четвертом Евангелии одной из ключевых фигур апостольской общины при наличии неоднократно упоминаемого анонимного ученика как раз и объясняется тем, что анонимный ученик – тот самый Иоанн, о котором говорится у синоптиков.

Действительно, в Евангелии от Иоанна отсутствуют многие важные эпизоды, в которых, согласно синоптикам, участвовал Иоанн, сын Зеведеев. Но этот факт находит свое объяснение в том, что, согласно церковной традиции, подтверждаемой и современными исследованиями, Евангелие от Иоанна писалось позже других Евангелий и автор делал акцент прежде всего на тех событиях, которые обойдены вниманием синоптиков. Вполне возможно, что Иоанн был знаком с одним, двумя или тремя Евангелиями или же с их более ранними прототипами и писал свое Евангелие, надеясь дополнить уже существовавшие повествования.

С другими Евангелиями или их прототипами был знаком и Лука. Однако между Лукой и Иоанном наблюдается существенная разница в подходах. Лука не просто знаком с другими свидетельствами: он в значительной степени на них опирается и позиционирует себя в качестве компилятора. Иоанн же, напротив, по большей части избегает повторения того, что уже сказано другими евангелистами, за исключением тех случаев, когда это повторение необходимо для развития сюжетной линии или богословской мысли. Этим можно объяснить и отсутствие в Евангелии от Иоанна большинства чудес, описанных синоптиками; в нем нет притч из синоптических Евангелий; нет таких важных сюжетов, как, например, крещение Иисуса от Иоанна или причащение учеников на Тайной Вечере. При этом только в Евангелии от Иоанна содержатся беседа Иисуса о хлебе жизни (Ин. 6:22–71) и многие другие полемические беседы с иудеями, не упоминаемые у других евангелистов. Только у Иоанна присутствуют такие эпизоды, как чудо преложения воды в вино на браке в Кане Галилейской (Ин. 2:13–25), беседы Иисуса с Никодимом (Ин. 3:1–36) и с самарянкой (Ин. 4:7–43), исцеление слепорожденного (Ин. 9:1–41), умовение ног ученикам (Ин. 13:1–11), пространная прощальная беседа Иисуса с учениками на Тайной Вечере (Ин. 13:11–16:33).

Брак в Кане Галилейской. Чудо пре творения воды в вино. Фреска. XIV в.

Что касается единственного упоминания сыновей Зеведеевых (Ин. 21:2) в Евангелии от Иоанна, наряду с Симоном Петром, Фомой, Нафанаилом и двумя другими из учеников Иисуса, то вовсе не обязательно включать автора четвертого Евангелия в число этих двух не названных по имени учеников. С тем же успехом он может быть включен в число сыновей Зеведеевых, также не названных по имени.

Итак, Евангелие от Иоанна – это серия показаний свидетеля о событиях, очевидцем которых он был. Хотя некоторые сюжеты в Евангелии от Иоанна перекликаются с теми, что описаны у синоптиков, текстуальное сходство наблюдается лишь эпизодически. В отличие от трех других евангелистов, Иоанн не стремится к последовательному описанию событий: его Евангелие адресовано читателю, уже знакомому с общей канвой земной жизни Иисуса по другим Евангелиям.

Тем не менее именно Евангелие от Иоанна дает возможность выстроить материал, приведенный у синоптиков, в хронологической последовательности, поскольку все служение Иисуса в нем разделено на несколько периодов, границами между которыми становится праздник пасхи. Первая пасха ознаменована посещением храма и изгнанием из него торгующих (Ин. 2:13–23), вторая – исцелением расслабленного при Овчей купели (Ин. 5:1), третья – чудом умножения хлебов (Ин. 6:4), последняя, четвертая, – распятием и смертью Иисуса[159]159
  Во втором случае, впрочем, Иоанн употребляет выражение «праздник иудейский», которое не обязательно должно означать пасху, но может означать также пятидесятницу или Суккот – праздник поставления кущей (ср. употребление этого выражения в Ин. 7, 2, где оно указывает на праздник кущей). Однако церковная традиция прочно закрепила за выражением «праздник иудейский» в Ин. 5, 1 значение праздника пасхи.


[Закрыть].

Ученые отмечают, что в Евангелии от Иоанна описано намного меньше событий, чем в каждом из четырех синоптических Евангелий, однако каждое из описываемых событий раскрывается в ходе значительно более длинных повествований, чем рассказы синоптиков. Таким образом читатель приглашается к более вдумчивому и неспешному участию в рассказе, сама форма которого содержит указания на его смысл[160]160
  Bauckham R. T e Testimony of the Beloved Disciple. P. 197.


[Закрыть]. Длина одного сюжета в Евангелии от Иоанна может в несколько раз превышать среднюю длину одного сюжета в синоптических Евангелиях. Так, например, рассказ об исцелении слепорожденного занимает 38 стихов (Ин. 9:1–38), а о воскрешении Лазаря – 46 (Ин. 11:1–46). Для сравнения: рассказ об исцелении слепого Вартимея в синоптических Евангелиях занимает 7–9 стихов (Мк. 10:46–52; Лк. 18:35–43), о воскрешении юноши в Евангелии от Луки – 6 стихов (Лк. 7:11–16).