Текст книги "Период разделения Русской Церкви на две митрополии"

Правом избирать священников к своим церквам граждане Вильны очень дорожили и в этом отношении не делали никакой уступки самому митрополиту. Когда в 1551 г. скончался виленский протопоп, священник Николаевской Перенесенской церкви Клементий и церковь довольно долго оставалась без пастыря, митрополит вздумал было отправить туда от себя священника минской Михайловской церкви Феодосия, написал к двум панам мещанам виленским, чтобы они уговорили своих бурмистров подать ту церковь посылаемому священнику, и для большего успеха послал из Новогрудка в Вильну даже своего духовника. Но виленские бурмистры и радские на это не согласились и сами избрали к Перенесенской церкви священника Спасской виленской церкви Григория, которого митрополит по их желанию и должен был благословить своею грамотою на служение при Перенесенской церкви.

Следует, однако ж, сказать, что если граждане Вильны, привыкшие пользоваться магдебургским правом, т. е. правом самоуправления по всем делам своей городской жизни, желали распростирать это право и на церковные дела в своем городе и нередко переступали должные границы к обиде церквей и церковных причтов, то, с другой стороны, эти же граждане оказывали и теплое усердие к своим церквам и существенную помощь им, соединяясь вокруг них в церковные братства. Мы уже упоминали о двух виленских братствах, из которых одно, кушнерское, получило начало еще почти в половине XV в., а другое, при Пречистенском соборе, называвшееся то местским, или городским, то панским, то бурмистровским и радецким, существовало по крайней мере с начала XVI столетия. Устав первого из них, нам уже известный, утвержден в 1538 г. королем Сигизмундом I. Около этого же времени, если не прежде, образовалось в Вильне еще одно братство – купецко-кожемяцкое, потому что и это братство наравне с двумя другими имело и впоследствии предъявляло грамоты короля Сигизмунда I, утверждавшие и ограждавшие его существование. У всех трех братств было одинаковое устройство и одна цель – «радеть о потребностях церквей Божиих и о гошпиталях», или богадельнях. Каждое братство имело в городе свой дом, в котором собиралось по временам и который освобождался от городских пошлин. Члены каждого братства делали складчину, покупали и варили мед в дозволенной правительством пропорции по нескольку раз в год, на избранные праздники, например, панское братство – шесть раз в год: на Троицын день, Успение, Воздвижение, Николин день, Рождество Христово и на Пасху; купецкое братство – восемь раз в год: на Пасху, на седьмую субботу по Пасхе, Петров день, Успение, Покров, Николин день, Рождество Христово и Благовещение. Воск от меда отдавали в церкви на свечи, сваренный мед распивался на избранные братством праздники в братском доме, куда сходились братчики в каждый свой праздник по три дня сряду, а также приглашали гостей и допускали сторонних за небольшую плату. Если в три дня не выпивали всего сваренного меда, то остаток продавали беспошлинно и вырученные деньги употребляли на церковное строение, на слуг церковных, на госпиталь, на милостыню бедным, на погребение замерзших и других покойников, которых некому было похоронить. Панское братство имело свою богадельню при Спасской церкви и на содержание этой богадельни отпускало доходы с своего дома на Савич улице, отдававшегося в аренду, а впоследствии и доходы с каменных бань на реке Вилейке и при них дома, купленных братством и также отдававшихся в аренду. Устав у всех братств был тот же самый, какой мы видели у братства кушнерского. Каждое принимало в свой состав и в свои собрания людей всех сословий, в том числе и латинян даже духовного сана. Каждое избирало своих старост, которые в продолжение года заведовали делами братства и потом давали ему отчет. Каждое братство пользовалось самоуправлением и самосудом по делам братским и по всем проступкам, какие совершались в братском доме во время братских собраний кем бы то ни было: членами братства и сторонними посетителями, православными и латинянами, мирянами и духовными лицами.

Не в одной Вильне, но и в других местах великого княжества Литовского бывали посягательства на права православного духовенства. Слуцкая княгиня Елена, как писал епархиальный владыка-митрополит к королю, приказала своим наместникам, слуцкому и копыльскому, вступаться в духовные дела. Эти урядники судили попов, сажали их в темницу, брали с них судебные пошлины, даже расторгали браки, а в духовный суд никого не выдавали. Когда митрополит потребовал к себе слуцкого архимандрита Никандра по жалобе на него жены подскарбия Сенчилы, архимандрит к митрополиту не явился, потом на второй зов митрополита также не явился. Когда митрополит за такое непослушание послал с своим слугою грамоту архимандриту, которою запрещал ему священнослужение, пока не явится на суд, архимандрит грамоту митрополита презрел, слугу его избил и сам убежал к княгине, которая не хотела его выдать. Король по этой жалобе митрополита выражал свое изумление княгине, как она позволяет себе вмешиваться в духовные дела, не имея на то никакого права; приказывал ей прекратить эти злоупотребления и отпустить архимандрита к митрополиту и извещал, что посылает своего дворянина Кондрата Рылу, чтобы он, если архимандрит не будет отпущен, насильно взял его и поставил пред митрополитом. В Минске войт, бурмистры и радцы притесняли людей своего Вознесенского монастыря, живших на церковной земле, заставляли их платить пошлины и отбывать повинности в пользу города, привлекали к своему суду, подвергали наказаниям. И король по жалобам настоятелей монастыря несколько раз (1537, 1546, 1554) подтверждал городским властям минским, чтобы они не делали таких обид церковным людям. Равным образом по церковным своим владениям подвергались притеснениям и обидам: в Киеве монастырь Печерский от князя Андрея Соколинского (1544) и Выдубицкий от боярыни Коташевичевой (1541), в Троках монастырь Богородичный от пристава Мицы (1541), в Гродне монастырь Коложский от пана Гринкевича-Воловича и его зятя Кунчевича (1546), в Гомеле Николаевская церковь от гомельских державцев (1549) и пр. И нужны были грамоты то митрополита, то самого короля, чтобы ограждать эти монастыри и церкви от незаконных притязаний.

По внутреннему управлению Церкви встречаем несколько новых фактов, более и более уясняющих меру участия светских властей, особенно королевской, в делах духовных, отношение духовных властей между собою и самое устройство духовного управления и суда.

Однажды митрополит Макарий совершал торжественное богослужение в виленском Пречистенском соборе вместе с Полоцким архиепископом Симеоном и Владимирским епископом Геннадием. Первый, считая себя старейшим по сану после митрополита, велел поставить свою кафедру по правую сторону митрополичьей кафедры, но митрополит приказал перенести архиепископскую кафедру на левую сторону своей кафедры, а на правой поставить кафедру епископа Владимирского. Симеон должен был молчаливо вытерпеть такое всенародное оскорбление, пока продолжалась церковная служба. Но потом обратился с жалобою к королю, объяснял ему, что Полоцкие владыки всегда назывались архиепископами и занимали высшее место пред всеми епископами, и представил королю грамоту, которою сам он утвердил звание архиепископа за Полоцким владыкою. В то же время все князья, паны и бояре Полоцкой земли прислали своих послов к королю просить справедливости своему архипастырю. Между тем поспешил к королю и митрополит; доказывал ему, что это дело подлежит суду духовному, а не светскому, что если Полоцкий владыка считает себя обиженным, то пусть ищет правды на церковном суде; предъявил королю его грамоту, данную еще митрополиту Иосифу Солтану, о неприкосновенности прав православного духовенства и церковного суда и просил передать дело на рассмотрение православного Собора. Король, посоветовавшись с своими панами радами и признавая, будто прежде он утвердил за Полоцким владыкою только титул архиепископа, а теперь вопрос не о титуле, но о месте, какое должен занимать архиепископ в церкви, согласился на представление митрополита, велел созвать для обсуждения этого дел Собор всех епископов Литовской митрополии ко дню Крещения Господня 1541 г. и присовокупил, что если та или другая сторона останется недовольною решением Собора, то может подать апелляцию королю, который и учинит окончательный и справедливый приговор. Не говорим уже о том, что настоящее постановление короля и его рады не совсем верно: король решил прежде своею властию вопрос как о титуле, так равно и о месте Полоцкого архиепископа. Но не можем не заметить, что король и его рада не держались никаких определенных правил относительно того, что в делах православной Церкви должно было подлежать светской, королевской, власти и что власти духовной, а поступали как приходилось, по своему произволу: прежде препирательство Полоцкого владыки с Владимирским о месте король признал подсудным себе и сам с своею радою сделал о нем постановление; теперь признает то же препирательство подсудным духовной власти и передает на рассмотрение Собора, но затем снова признает подсудным своей власти, потому что предоставляет препирающимся в случае недовольства решением Собора обратиться с апелляциею не к высшему духовному суду, т. е. патриаршему, а к суду короля.

На того же Полоцкого архиепископа Симеона принесли (в 1544 г.) жалобу королю вся православная шляхта и земяне Полоцкой земли и говорили: 1) прежние наши владыки назначали для Николаевской церкви в Риге священников добрых по совещании с шляхтою и мещанами полоцкими из крилоса святой Софии и назначенных всенародно приводили к присяге, чтобы они оставались верными королю, а теперешний владыка посылает в Ригу священниками людей простых за большие от них подарки, без всякого совещания с гражданами и без всякой присяги. 2) Прежде грошовая и медовая дани с сел Долецких, пожалованных еще полоцким князем Скиригайлом, шли на крилошан святой Софии и люди тех сел работали только на Софийскую церковь, крыли ее и огораживали; ныне владыка отнял те села со всеми доходами у крилошан и дает им что захочет, а людей тех заставил работать на него, а не на церковь соборную, у которой крыша, остающаяся без починок, теперь течет. 3) В монастыре святого Иоанна Предтечи, находящемся на Острове и пожалованном владыке от короля, всякие доходы и пожитки владыка один берет на себя, а монахам уделяет что захочет, тогда как прежде все это делили между собою пополам архимандриты с старцами. 4) По смерти архимандрита Антония, который держал два монастыря: Михайловский в Городке и Воскресенский в Мошонце, владыка тотчас забрал себе все из церковных домов обоих этих монастырей, все их села и доходы повернул на себя и потом, побравши подарки, поставил в монастыри новых архимандритов; равно и по смерти игуменов монастыря Петровского в Замке и монастыря Николаевского на Лучне взял себе все вещи из их церковных домов и все доходы из их сел и за большие подарки дал в тот и другой монастырь иных игуменов, хотя в Николаевском монастыре на Лучне не имел права сделать это, потому что монастырь тот – подаванье короля. 5) Король велел собрать подать – серебщизну со всех церковных людей Полоцкой епархии, принадлежавших как самому владыке, так монастырям и церквам, и всю эту подать употребить на исправление Софийского собора, но архиепископ Симеон, собравши ее в увеличенном размере, всю сполна взял себе и на исправление церкви не хотел дать ничего. 6) Церковные пошлины – куницы владыка берет со всех архимандритов, игуменов и попов не по стародавнему обычаю, а увеличивает по своему усмотрению и требует еще подарков себе и своим слугам. Выслушав эту жалобу жителей Полоцкого края, король признал ее подсудною не духовной власти, а своей, королевской, и назначил своего дворянина Александра Дмитриевича и полоцкого земянина Войну Петровича, чтобы они на месте проверили все эти «кривды, шкоды и тяжкости» Полоцкого владыки и по тщательном расследовании записали их в реестры, а ко владыке велел написать, чтобы он по тем реестрам, когда они будут представлены посланцами короля, вернул церквам Божиим и монастырям, также священникам и монахам все вещи, доходы и пожитки, которые побрал у них на себя, и отдал всю серебщизну, назначенную на исправление Софийского собора, и впредь не позволял себе таких несправедливостей. На тот же случай, если Полоцкий владыка не согласится исполнить все это по доброй воле, король дал наказную грамоту литовским радным панам, которые соберутся на первый очередной сейм, чтобы они пригласили тогда к себе Киевского митрополита Макария и вместе с ним рассмотрели и порешили это дело на основании права церковного и права писанного – земского, для чего по приказанию короля должен был явиться лично на сейм и подсудимый владыка. А если он не явится или не захочет выполнить решение сеймового суда, в таком случае паны рады должны властно сделать с него взыскание по литовскому Статуту.

На того же Полоцкого архиепископа Симеона принесла (в 1545 г.) жалобу королю жена полоцкого боярина Ивана, сына бывшего митрополита Иосифа III, Томила Гитовтовна. Более восемнадцати лет она жила с мужем мирно и в согласии, но потом неизвестно почему он начал обращаться с нею жестоко и подвергать ее частым побоям. Она прибегла к своему местному владыке и просила, чтобы он позвал к себе ее мужа и наставил его не терзать ее, а поступать с нею как следует. Но владыка, позвав мужа и ее и выслушав ее речь, совсем расторгнул их супружеский союз и дозволил мужу ее Ивану вступить в новый брак с собственною его, архиепископа, племянницею от сестры. И она, Томила, прогнанная мужем из дома, четвертый уже год кормится по чужим людям и вошла в большие долги. Всю эту жалобу король отослал к Киевскому митрополиту и приказал ему вызвать к себе Полоцкого владыку, внимательно рассмотреть его судное решение об этом разводе и, если владыка окажется неправым, подвергнуть его строгому взысканию по церковным правилам, чтобы и другие владыки научились удерживаться от подобных поступков.

Здесь мы должны сказать о двух новостях, касавшихся нашей высшей иерархии. Доселе, сколько известно, право подаванья архиерейских кафедр король усвоял исключительно себе. Теперь в первый раз мы видим это самое право, по крайней мере по отношению к Пинской и Туровской кафедре, в руках королевы Боны. По смерти Пинского владыки Вассиана архимандрит пинского Лещинского монастыря Макарий просил королеву предоставить ему Пинскую епархию. И Бона издала грамоту (7 мая 1552 г.), в которой, называя владычество Пинское и Туровское своим подаваньем и ссылаясь на свидетельство своего пинского старосты Станислава Фальчевского об архимандрите Макарии как о человеке достойном и наученном, объявляла, что дает ему держать это владычество «до живота его», как держали прежние владыки. И Макарий действительно сделался затем епископом Пинским и Туровским. Другое нововведение сделано было самим митрополитом. Все прежние наши Западнорусские митрополиты имели у себя только наместников в разных местах своей обширной епархии. Митрополит Макарий II, как мы видели, согласился возвести одного из своих наместников, именно Галицкого, на степень епископа, своего викария. Но, не довольствуясь этим и, может быть, по своей старости и дряхлости нуждаясь в ближайшем помощнике, митрополит избрал для себя и поставил еще другого викарного архиерея, Макария Евлашевского, которого и держал при себе. Время избрания этого епископа неизвестно, но он оставался в звании викарного и без епархии до 1558 г.

Один священник Луцкой епархии по имени Тимофей, занимавший прежде место при Воскресенской церкви в Луцке, поведал митрополиту, что он взял себе церковь Святой Троицы в селе Клевани, имении князя Ивана Чарторыйского, луцкого старостича, но владыка Луцкий Феодосий возбраняет ему, Тимофею, отправлять службы в той церкви, не желая, чтобы он находился в имении князя. Митрополит послал Феодосию грамоту (22 февраля 1548 г.), в которой, преподавая ему свое благословение, напоминал владыке, чтобы он не возбранял священнику Тимофею служить службы в Троицкой церкви, находящейся в имении князя Чарторыйского, и оказывал князю внимание во всем. Знак, что митрополит не с Собором только, а единолично имел власть делать своим епископам напоминания и указания.

Игуменья витебского Пречистенского монастыря Мариамна принесла жалобу Полоцкому архиепископу Герману на священника Пятницкой церкви в Витебске Иосифа Жижчика, родного брата покойного ее мужа Льва Жижчика. Сущность жалобы состояла в том, что когда Лев Жижчик, приближаясь к смерти, составил в присутствии добрых людей свою «духовницу» (духовное завещание) и в ней отказал третью часть своих земель, отчинных и купленных, и всего имущества своей жене, то Иосиф Жижчик, внезапно явившись, вырвал ту духовницу из рук написавшего ее священника духовского и разорвал, переписать ее не допустил и по смерти брата завещанную им жене третью часть всего имения взял себе. Важность, впрочем, здесь не в самой жалобе и не в приговоре суда, обязавшего священника Иосифа Жижчика отдать игуменье все завещанное ей мужем, но в том, что архиепископ в своей судной грамоте подробно перечислил членов суда, с которыми он разбирал настоящее дело. «При нас, – говорит святитель, – находились тогда наши духовные: архимандрит петровский Иона, игумен пятницкий Кондратий, игумен Вознесенский Ферапонт, и крылошане соборной церкви святой Софии, и священники – сретенский Иларион, косьмодемьянский Григорий, рождественский Симеон, троицкий Петр, благовещенский Симеон, дмитриевский Андрей, и бояре господарские земли Полоцкой: князь Михаил Соколинский, пан Иван Володкович, пан Иван Стрижевский и пан Матвей Николаевич, господарский дворянин». Отсюда видно, что в состав духовного епархиального суда входили: а) настоятели некоторых монастырей епархии – священноиноки и б) крилошане соборной церкви, священники городских церквей, составлявшие при кафедральном соборе архиерейский крылос. Таким образом, уясняется для нас тот самый состав епархиального правления и суда, на который указали сами литовские иерархи на Виленском Соборе 1509 г., когда выразились: «Аще не престанет (священник, удаленный от своего места за бесчиние), тогды нам соборне с нашим крылосом, с священноиноки и с попы, таковому безчиннику не велети священствовати» (правило 7). Можно думать, что крилошане были постоянными членами епарального правления и суда при каждом архиерее, а священноиноки и попы-некрилошане бывали членами, временно приглашавшимися в заседания этого правления и суда. Что же касается бояр господарских, или королевских, то они присутствовали в настоящем случае на духовном суде, вероятно, потому, что хотя оба судившиеся между собою были лица духовного звания, но предмет суда – тяжба о наследстве – подлежал суду светскому, по литовскому Статуту (раздел VIII).

В истории церквей и монастырей этого времени находим немало нового. В Вильне на церковь святого Иоанна Предтечи завещал (в 1554 г.) свой дом королевский подскарбий Иван Андреевич Солтан. При соборе Пречистенском, как видно из того же завещания, существовала особая «каплица», или придельная церковь, во имя Благовещения Пресвятой Богородицы фамилии Солтанов, служившая для них усыпальницею и, может быть, основанная еще при митрополите Иосифе Солтане, принадлежавшем к их фамилии: в этой каплице ежедневно совершалась ранняя литургия. Самый собор Пречистенский поправлен и перекрыт в 1555 г. виленскими бурмистрами и радцами, испросившими на то благословение от митрополита Макария. Виленский Свято-Троицкий монастырь, доселе очень бедный и не имевший никаких фундушей ни от кого, получил первый значительный фундуш от князя Матфея Никитича Головчинского, который, желая быть погребенным в этом монастыре, записал на него два своих имения-фольварка: Свинтыники (в 1536 г.) и Пурвиники (в 1539 г.), находившиеся в Ковенском повете. В Новогрудке в первый раз упоминается в 1554 г. Свято-Троицкий монастырь, который подскарбий Иван Андреевич Солтан называл своим и на который завещал он десятину с одного своего имения. В местечке Жировицах, неподалеку от Слонима, принадлежавшем к епархии митрополита, другой подскарбий Солтан, по имени Александр, может быть брат Ивана Андреевича, основал в 1549 г. Жировицкий Успенский монастырь по случаю явления на этом месте чудотворной иконы Богородицы, доселе находящейся в обители. В местечке Соломеречье, неподалеку от Минска и, следовательно, также митрополичьей епархии, князь Иван Васильевич соломерецкий с своею супругою основал Покровский Соломерецкий монастырь, на который в 1540 г. сын князя Василий Иванович записал несколько людей с освобождением их от своего суда и пошлин. В местечке Сурдегах, ныне Ковенской губернии, находившемся в пределах той же епархии, в котором еще в 1510 г. построена была православная приходская церковь помещиком Богданом Шиш-Ставецким, а в 1530 г. построена и другая церковь во имя Пресвятой Троицы по случаю явления здесь над одним ключом чудотворной иконы Божией Матери, основан в 1550 г. Сурдегский Свято-Духовский монастырь местною владелицею Анною Шишанкою-Ставецкою. В Троках на церковь Воскресенскую подскарбий Иван Андреевич Солтан завещал в 1554 г. десятину хлебом с имения своего Микутян, а на Рождество-Богородичный монастырь – такую же десятину с имения своего Вевья. В Гродне около 1555 г. было шесть православных храмов: Пречистенский собор и церкви Борисоглебская в Коложском монастыре, Воскресенская, Честного Креста, Николаевская и Симеоновская, а латинская церковь была только одна да деревянный монастырь с костелом бернардинов.

В Киеве, по описанию его королевскими люстраторами, в 1545 г. в замке киевском находились три православных церкви и одна латинская, а вне замка, в городе и его окрестностях, упоминаются церковь Святого Спаса, церковь и монастырь Воздвижения Честного Креста, церковь и монастырь святого Николая Межигорский, монастырь святого Михаила Выдубицкий, монастырь святых Бориса и Глеба, два бывших монастыря Пречистой – Гнилецкий и Зарубский и перечисляются семнадцать сел Печерского монастыря. Настоятельство в богатом Киево-Печерском монастыре было предметом постоянного искательства для многих, и хотя король, как мы видели, еще в 1522 г. предоставил своею грамотою самой монастырской братии избирать себе архимандрита при участии бояр и земян киевских и обещался утверждать только того, кого они изберут, но на самом деле никогда этого не держался и действовал по своему произволу. В 1535 г. по просьбе слуцкого князя Юрия и по ходатайству королевы Боны Сигизмунд уступил на время свое господарское право подавания Киево-Печерского монастыря этому князю под тем условием, чтобы он, когда скончается бывший тогда архимандрит печерский Геннадий, ваял монастырь в свои руки и отдал в управление тому, кому сам захочет, но чтобы по смерти избранного князем настоятеля монастырь вновь перешел в подаванье короля. Впрочем, слуцкому князю не пришлось воспользоваться дарованным ему правом, потому что архимандрит Геннадий сам успел продать свое место в Печерском монастыре выдубицкому игумену Иоакиму за полтораста коп грошей и король по ходатайству канцлера своего, виленского воеводы Гаштольда, утвердил за Иоакимом купленное им настоятельство (10 февраля 1536 г.). Не прошло и года, как Иоаким скончался; тогда митрополит Макарий просил у короля печерской архимандритии своему брату Пацку (Ипатию?), о чем ходатайствовала также королева Бона. Король пожаловал Пацка этим хлебом духовным и обещался, что до его живота не отдаст той печерской архимандритии никому (15 генваря 1537 г.). Неизвестно, скончался ли Пацко или получил иное назначение, только в скором времени король по ходатайству некоторых панов отдал печерскую архимандритию какому-то Софронию, который еще до 1540 г. успел своими злоупотреблениями до того вооружить против себя братию, что киевский воевода Андрей Немирович вследствие неоднократных жалоб братии заключил этого архимандрита в замок, передав монастырь во временное управление иноку Геннадию Бодшичу, о чем и донес королю. Король не одобрил такого распоряжения и послал в Киев дворянина своего Ивана Протасевича освободить Софрония из заключения и передать ему и чернецам печерским королевскую увещательную грамоту, чтобы они примирились. Когда же примирения не последовало и чернецы не захотели повиноваться своему архимандриту, иные даже пошли вон из монастыря, король велел тому же Протасевичу выслать архимандрита и трех или четырех чернецов к митрополиту Макарию. А митрополиту, сообщая о всем этом, поручал своею грамотою (от 25 генваря 1540 г.) разобрать между ними спорное дело и на окончательное решение представить королю. Теперь примирение, вероятно, состоялось, потому что спустя около полугода Софроний не один, но вместе с братиею Киево-Печерского монастыря просил короля и действительно выпросил у него при помощи королевы Боны жалованную грамоту (от 9 августа 1540 г.) на право посылать старцев и слуг своих в московские города – Стародуб и Новгород Северский – для сбора даней, с давнего времени принадлежавших монастырю, но не поступавших в него. Не прошло, однако ж, и года, как королю принесена была новая жалоба на Софрония, что он обижает соседний Выдубицкий монастырь, отнимает у него угодья и дани, – король своею грамотою (от 3 марта 1541 г.) строго запретил это Софронию. В то же время начали доходить к королю слухи, что Софроний вообще ведет себя не как прилично духовному лицу, что вследствие жестокого обращения его с крилошанами, застолпниками, слугами и людьми Печерской обители многие из них разбежались и на крилосах в церкви едва осталось по одному старцу, тогда как прежде бывало по нескольку десятков певцов; что и оставшиеся в обители терпят от него разные мучения, заковываются в цепи; что все монастырское имущество он забрал в свои руки и разные доходы и дани монастырские отсылает на Волынь своим детям и приятелям и пр. Король счел нужным написать об этом Софронию (от 13 июля 1541 г.) и убеждал его исправиться, а если не исправится, угрожал отнять у него монастырь. Но Софроний, верно, не последовал убеждениям короля и, вызванный на его суд, оказался виновным в некоторых проступках, почему король взял из рук его Печерский монастырь и по ходатайству митрополита, князей и панов греческого закона отдал архимандритию того монастыря архимандриту минского Вознесенского монастыря Вассиану, который упоминается в 1544 г., когда имел спорное дело с князем Андреем Соколинским. В 1546 г. видим же нового «нареченнаго архимандрита Пречестныя лавры Пречистыя Богородицы Печерския» – так называл себя в то время священник виленской Покровской церкви Иоанн Матвеевич, человек, как видно, богатый, находившийся в родстве с архиепископом-митрополитом Иосифом и подаривший свой дом в Вильне Покровской церкви, в которой дотоле священствовал. Этот-то священник Иоанн, вероятно, и был, по принятии монашества, тот архимандрит печерский Иларион, при котором возобновлено общежитие в Печерской лавре. Все лаврские старцы принесли жалобу королю Сигизмунду Августу, что община, которую установил было отец его в их обители, существовала только при архимандрите Игнатии, а последующие архимандриты ее не хотели иметь, «для своего пожитку», так что затеряли и самую королевскую грамоту на общину; что эти архимандриты, не держа общины, причиняют обители великий вред, берут все ее доходы себе и употребляют на своих детей и родных, опустошают ее имения, грабят ее крестьян, довели ее до убожества, и церковь в ней пала. Потому и просили старцы восстановить в лавре общину на вечные времена. Король приказал киевскому воеводе Фридриху Глебовичу Пронскому, чтобы он вместе с посланным к нему дворянином Павлом Оранским возобновил общину в Печерском монастыре и дал ему писанный устав. Воевода исполнил волю короля и в 1549 г., 24 июля восстановил в монастыре общину и, учредив в нем врядников, иконома и палатника, начертал в руководство братии правила. Эту общину и эти правила через два года по просьбе архимандрита лавры Илариона и всех старцев король утвердил своею грамотою (15 августа 1551 г.). Правила были следующие: а) архимандрит и старцы должны иметь всенощную службу во все воскресные и праздничные дни, и во всем поступать по правилам святых отцов, и молить Бога за господаря; б) плата за сорокоусты, панихиды и молебны идет архимандриту и крилошанам пополам; в) деньги за вписание в вечный синодик и субботник поступают в церковную казну, в монастырскую палату; г) покрывало с тела, которое будет привезено для погребения в монастыре, берется в монастырскую палату: д) за погребение тела князя, боярина или кого-либо другого архимандрит и старцы не ведут торга, а берут, что будет дано; е) деньги и имущество умершего чернеца берутся в палату, а чернецу во всяком случае, оставит ли он что или ничего не оставит, братия отдают последний долг, служат по нем сорокоуст и вписывают его в синодик; ж) архимандрит и старцы едят всегда в одном месте – в трапезе, и при столе бывает чтение; з) старцы, крилошане и застолпники без дозволения архимандрита и иконома не выходят из монастыря, а кто выйдет без позволения или совершит в монастыре какой-либо проступок, таковых архимандрит, посоветовавшись с братиею, должен подвергать наказаниям по праву духовному; если же кто будет непослушен, того выслать из монастыря; и) кельи и сады братские принадлежат всей общине, и, если брат по своей воле захочет совсем оставить обитель, он может взять с собою только свое движимое имение, а кельи продать не может; и) одежда и дрова архимандриту и всей братии идут от церковной казны; к) чернецы не могут держать в своих кельях бельцов и ребят; только архимандрит имеет у себя слугу и хлопца; л) церковная печать хранится не у архимандрита, а в церковном сундуке за ключами архимандрита и иконома; когда печать потребуется, палатник приносит к ним тот сундук; м) архимандрит ведает только одно – справу церковную; что же касается до монастырских доходов и даней, выездов по имениям, раздаванья урядов в этих имениях, подаванья церквей, собирания пошлин, судов и присудов – во все это архимандрит не должен вмешиваться никогда; все это имеют в своей власти иконом и палатник с братиею: они собирают доходы, кладут в церковную казну и употребляют на монастырские нужды; н) отчет в приходах и расходах иконом и палатник представляют два раза в год архимандриту и всей братии; о) если иконом или палатник будут неисправны, архимандрит с братиею может удалить неисправного и на место его избрать и поставить другого; п) архимандрит и старцы не должны принимать в свой монастырь приходящих из Москвы и из Валахии, скрывать их у себя и постригать их в чернецы. К имениям Печерского монастыря прибавилось еще одно небольшое село – Старинщина, пожертвованное монастырю князем Львом Соколенским (1550). Киево-Михайловский монастырь исходатайствовал себе у короля подтвердительную грамоту на некоторые свои имения по случаю потери прежних грамот (1542). Киево-Николаевский монастырь также получил грамоты на некоторые свои угодья от киевского воеводы Андрея Немировича (1534) и еще на некоторые от черкасского старосты Аникия Горностая (1544).