Текст книги "Период разделения Русской Церкви на две митрополии"

В Полоцке находим теперь семь монастырей, основанных еще в прежние времена, именно: Предтеченский на Острове, Михайловский в городке, Воскресенский и Петровский в замке. Николаевский на Лучне, Пятницкий и Вознесенский (1534–1553), из которых два последние обращены впоследствии в приходские церкви, и семь церквей: соборную Софийскую, Сретенскую, Козьмодемьянскую, Рождественскую, Троицкую, Благовещенскую и Димитриевскую. Весьма любопытна судная грамота, данная (1534) Предтеченскому монастырю полоцким воеводою Яном Глебовичем по случаю жалобы чернецов на их архимандрита Стефана Рагозу. Из этой грамоты видно, что по стародавнему обычаю в монастыре а) все денежные доходы делились на две половины: одна шла архимандриту, другая – братии; б) при каждом посещении монастыря полоцким воеводою и его врядниками монастырь чествовал их угощениями и подносил им подарки; в) в монастыре существовала и хранилась в церковной казне особая сумма «постригальная», в которую каждый новопостригаемый в чернецы вносил по рублю грошей: она употреблялась на потребности церкви и на подарки воеводе и его врядникам; г) медовая дань с одного монастырского села – Туровли – разделялась также пополам между архимандритом и братиею, а со всех прочих сел шла одному архимандриту на угощение воеводы и врядников; д) суд над монастырскими людьми архимандрит производил с несколькими старшими чернецами и судебными пошлинами делился с ними; е) все доходы с рыбных и звериных ловлей и другие делились пополам между архимандритом и всею братиею. В Витебске встречаем в первый раз (1553) монастырь Пречистой женский и церкви Пятницкую и Свято-Духовскую. В Мстиславле Троицкому собору пожалованы (1537) новые дани и угодья княгинею Иулианиею, супругою князя Михаила Ивановича Мстиславского, возобновившего этот собор по разорении его московскими войсками, и подтверждены все прежние дани, денежные, хлебные и медовые, королевскою грамотою (1544). А Пустынский Богородичный монастырь получил от благочестивых жертвователей село Переседино (1537) и две сеножати (1543). В Орше Николаевской церкви подтверждены королем (1537) денежная и медовая дани, пожалованные ей еще князем Иваном Юрьевичем Мстиславским.

В Пинске около 1555 г. было двенадцать церквей: соборная кафедральная Рождества Пресвятой Богородицы, Дмитриевская в замке, Спасская, Никольская, Симеоновская, Воскресенская, Михайловская, Стефановская, Онуфриевская, Троицкая, Ильинская, Афанасиевская и при них 25 священников. Староста Владимира Волынского князь Федор Андреевич Сангушко соорудил новую церковь святого Николая в монастыре своем Милец, или Милецком, который еще в 1533 г. получил от дяди своего князя Василия Михайловича Сангушко, учредил в этом монастыре общежитие и назначил на содержание его несколько своих дворов и мельниц и пять сел с крестьянами и со всеми их повинностями, записав (23 мая 1542 г.) свою дарственную грамоту в напрестольном Евангелии монастырской церкви. В Овруче, по описанию его в 1545 г., находилось восемь церквей: Ильинская, Иоакимо-Аннинская, Никольская, Пятницкая, Михайловская, Васильевская, Косьмодамьянская, Воскресенская и три монастыря: Пречистенский, Спасский и Пустынский. О некоторых монастырях Луцкой епархии заслуживает внимания отзыв комиссии, делавшей описание луцкого замка в 1545 г. «Монастыри, которые прежде зависели от пожалования господарского, – говорят члены комиссии, – и с которых поступали к его милости королю немалые подарки от архимандритов, находятся теперь в частном владении. Первый монастырь Пересопница, Пречистой Богоматери: его выпросил было для себя у нынешнего господаря покойный князь Чарторыйский, староста луцкий, на жительство и дожизненное пребывание матери своей, которая имела поступить в монахини, но мать его не пошла в монахини, а князь Чарторыйский завладел тем монастырем и теперь владеют им сыновья князя. А к тому монастырю принадлежат село Грабово, в котором сто человек, село Макотерши, в котором двадцать четыре человека, село Дядковичи, в котором двадцать человек или более. Говорят, что на землях того монастыря Чарторыйские устроили свой замок Белев и поселили город, с которого получают платы двести коп грошей. Другой монастырь Дорогобуж, Святого Спаса, держит архимандрит с пожалования нынешнего владыки Луцкого Феодосия, а такое пожалование издревле принадлежало господарю. Третий монастырь, называемый Дубишо, Введения во храм Пречистой Богородицы, в нем бывал игумен и издревле он зависел от пожалованья господарского; теперь заведует этим монастырем владыка Луцкий и держит в нем одного только попа, а людей того монастыря и все доходы обратил на себя; да еще люди монастырские приходили к нам с тяжкою жалобою на причиняемые им обиды и большие притеснения и испрашивали милости и защиты господарской. Относительно всех этих монастырей мы полагаем, что владеющие ими выпросили их себе не ради какой-либо хвалы Божией, но ради большого греха и своей любостяжательности, потому что все прибыли и доходы из сел монастырских, поступавшие прежде на Церковь Божию, с которых братия и монастырские служители имели содержание, они, владельцы, обратили теперь на себя и тем умножили свои прибыли. Мало им было волостей и сел, еще покусились и на домы Божии».

V. Общий взгляд на состояние православной Церкви

Настоящий период для Западнорусской Церкви нельзя не назвать лучшим сравнительно с предшествовавшим. Ни унии, ни даже попыток к унии, в смысле Флорентийского соглашения, теперь вовсе здесь не существовало. Все четыре первосвятителя, управлявшие этою Церковию, строго держались православия, подчиняясь Цареградскому патриарху, и достойнейший из них – Иосиф Солтан, которого впоследствии совершенно несправедливо подозревали в униатстве, сделал для нее даже более, чем другие. Со стороны латинского духовенства не предпринималось никаких особенных мер к распространению римской веры между православными, по крайней мере на всем пространстве литовских владений. Король Сигизмунд I, которого царствование наполняло почти весь этот период, относился в Литве, по-видимому, одинаково и к латинской Церкви и к Русской. Он давал областям уставные грамоты и в них предоставлял одни и те же права как латинянам, так и православным; давал городам магдебургское самоуправление и участвовать в нем призывал в равной мере граждан римского закона и греческого; допускал православных на все самые высшие должности в государстве, несмотря на то, что четыре раза: в 1522, 1529 и еще в 1537 и 1547 гг. – вынужден был подтверждать известное Городельское постановление, которому не хотел следовать, и едва ли кто из вельмож римской веры пользовался когда-либо у Сигизмунда такою честию и силою, какою пользовался православный магнат Константин Иванович Острожский. Всему русскому духовенству король жаловал такие же грамоты, как и латинскому; русским святителям подтверждал неприкосновенность их управления, суда и церковных имуществ, и если латинские прелаты имели видимое преимущество пред русскими, занимая первые места в сенате, то и русские по воле короля, по крайней мере иногда, являлись на сеймы, на которых он присутствовал, всегда имели свободный доступ к королю и, случалось даже, находили в нем справедливость и поддержку при столкновениях с латинскими епископами. В Галиции было не совсем так: там не прекращались угнетения для русских; там сам король предоставил (1509) латинскому архиепископу избирать наместников Киевского и Галицкого митрополита, чтобы удобнее привлекать православных к католицизму, и издал (1521) для них стеснительное и оскорбительное постановление. Но сам же король и содействовал потом освобождению их от власти арцибискупа и назначению им особого православного епископа. Массы русского народа в Западной России оставались непоколебимыми в православии. «Россия, – писал около 1524 г. к папе Клименту VII итальянец Кампензе, – находящаяся ныне во власти польского короля, равно как город Львов и вся часть Польши, простирающаяся на север и северо-восток от Сарматских гор, следует с непоколебимостью греческому закону и признает над собою власть Константинопольского патриарха». В высшем круге православных и вообще между дворянами нередко случались, то по родственным связям, то по другим причинам, единичные совращения прямо в латинство. В 1533 г. король, отнимая некоторые церковные имения у Холмского владыки и передавая их своею грамотою Холмскому бискупу, указывал на то, будто бы «почти все его подданные в Холмском повете, особенно знатнейшие из дворянского сословия, перешли от русского обряда к Римской Церкви», хотя это указание ввиду цели, для которой сделано, без сомнения, преувеличено. Известно также, что один из фамилии князей Гольшанских, всегда исповедовавших православие, по имени Павел, сын князя Александра Юрьевича, виленского пана и городенского старосты, был даже латинским епископом, сперва Луцким, потом Виленским (1536–1553). Несмотря, однако ж, на все такого рода отпадения православных в латинство, большая часть литовских вельмож даже в 1555 г. принадлежали к православной Церкви, как удостоверял в Москве посол польского короля Юрий Тишкевич, который сам был православной веры и потому пожелал лично испросить себе благословение у тогдашнего Московского митрополита Макария. Но, называя настоящий период сравнительно лучшим для Западнорусской Церкви, мы должны, к сожалению, назвать его и сравнительно худшим предшествовавшего периода. По внешности

Церковь эта теперь больше благоденствовала, чем прежде: не было в ней ни унии, ни латинской пропаганды, ни прямых гонений за веру, кроме известных случаев в Галиции; король подтверждал и охранял права православного духовенства и мирян. Но внутренняя болезнь Церкви, начавшаяся еще прежде и подтачивавшая ее коренные силы, достигла теперь гораздо большего развития. И главным виновником тому был сам король Сигизмунд I с своим правом или, вернее, произволом подаванья церковных должностей. Мы видели, до какой степени и безобразия доходил этот произвол в раздаче церквей, монастырей и даже святительских кафедр. Оттого православная иерархия, особенно высшая, постепенно оскудевала и изнемогала нравственными силами, забывала о своем высшем призвании служить Богу и спасению ближних, заботиться об успехах веры и Церкви, постепенно ниспадала, погружалась в одни житейские заботы, так что, когда с наступлением нового периода явились более сильные враги православия, она оказалась слабою, чтобы противодействовать им и охранять от них свое духовное стадо. Настоящий период служил постепенным подготовлением к последующему и естественным переходом к нему.

Одна из епархий Литовской митрополии, Смоленская, после взятия Смоленска русскими в 1514 г. была для нее навсегда потеряна. Зато другая древнейшая епархия, Галицкая, в которой еще с 1414 г. не видим особых епископов, была восстановлена в 1539 г., хотя под управлением только викарного архиерея, так что число всех епархий в этой митрополии оставалось и теперь восемь. По обнародованным доселе актам упоминаются следующие епархиальные владыки того времени: а) Смоленские: Иосиф Солтан (1502–1506), потом митрополит, и Варсонофий (1509–1514); б) Полоцкие, которые с 1511 г. начали уже постоянно называться архиепископами: Лука (1503), Евфимий (1511), Иосиф (1516–1522), бывший потом митрополитом; Нафанаил (1524), Мисаил (1534), Симеон (1540) и Герман Хрептович (1551); в) Владимирские: Вассиан (1508–1511), Пафнутий (1514), Иона (1523), Пафнутий (1526), Геннадий (1540); г) Луцкие: Кирилл (1508–1526), Пафнутий (1526), Макарий (1528–1534), бывший потом митрополитом; Арсений (1540), Феодосий (1545–1548); д) Пинские и Туровские: Вассиан (1503), Арсений (1511), Вассиан (1513), Арсений (1514), Иона (1518–1522), Макарий (1528), Вассиан (1540), Варлаам (1545), Макарий (1552); е) Холмские: Филарет (1511), Иона (1540); ж) Перемышльские: Антоний (1511), Лаврентий (1535), Арсений (1540); з) Галицкие: Макарий (1539–1548) и Арсений Балабан (с 1549). Из числа всех этих владык мы можем указать разве двух-трех, бывших потом митрополитами, которые действительно заботились об интересах веры и Церкви, а о прочих знаем только, что иной получил кафедру за услуги сына королю и в уплату королевского долга; другие выпросили или, вернее, купили себе кафедры разными приношениями то самому королю, то окружающим его лицам, и купили в то время, когда эти кафедры были еще заняты наличными епископами; третьи отличались ревностью об умножении своих имений и ограждении их королевскими грамотами или грабили и опустошали имения монастырей подведомой им епархии, и т. п.

Благодаря тому обстоятельству, что в течение всей 1-й половины XVI столетия православная Церковь в Литовском государстве не подвергалась стеснениям, число монастырей в ней не только не уменьшалось, но еще увеличивалось. Излагая ее историю за это полустолетие, мы видели в ней до 50 монастырей: между ними до 30 прежних и до 20 вновь основанных или в первый раз упоминаемых. Из прежних монастырей продолжали существовать или восстановлены в настоящий период: в Вильне Троицкий; в Киеве Печерский, Николаевский, Выдубицкий, Михайловский, Межигорский; в Троках Богородичный; в Городне Коложский Борисоглебский; близ Новогрудка Лаврашев; в Супрасли Супрасльский; в Минске Вознесенский; в Слуцке Троицкий; во Львове Онуфриевский и Униевский; в Полоцке Петровский, Предтеченский, Михайловский, Воскресенский, Николаевский; в Мстиславле Онуфриевский и Пустынский; в Луцкой епархии Пересопницкий, Жидичинский, Спасский Дорогобуж, Дубишовский Введенский; в Кобрине Спасский; близ Пинска Лещинский; в Овруче Пречистенский и Пустынский; в Дермани Дерманский. Вновь основаны или в первый раз упоминаются монастыри: в Вильне Георгиевский; в Новогрудке Троицкий; в Жировицах Жировицкий; в Сурдегах Сурдегский; близ Минска Соломерецкий; в Киеве Крестовоздвиженский, Борисоглебский; во Львове Георгиевский; в Смоленске Спасский, Свято-Духовский; в Полоцке Михайловский Городельский, Пятницкий, Вознесенский; в Витебске женский Богородичный; в Мстиславле Николаевский Нагорный; в Овруче Спасский; в Мильцах Милецкий Николаевский; в Тороканах тороканский Троицкий; в Ольшанах Николаевский; в Лоске Николаевский. О внутреннем устройстве всех этих монастырей и о числе иноков в них не сохранилось почти никаких известий: знаем только уставы двух монастырей – Супрасльского, данный митрополитом Иосифом Солтаном, и Киево-Печерского, написанный по приказанию короля киевским воеводою, знаем еще, что в Супрасльском монастыре при первом его настоятеле архимандрите Пафнутии Сегене (†1510) было 40 черноризцев, при втором, Каллисте, – 41, а при третьем – архимандрите Ионе (†1532) – оставалось только 27. Зато немало сохранилось известий о том, что едва ли не половина тогдашних монастырей были изъяты из-под власти своих епархиальных архиереев и управлялись волею, точнее, своеволием своих настоятелей и светских патронов, а также о том, с какою ревностию монастыри старались приобретать себе имения и жалованные королевские грамоты, как многие добивались настоятельских мест, особенно в богатых монастырях, как покупали и продавали эти места, как притесняли настоятели своих иноков и обогащались от монастырских имений, как корыстовались от них сам король и другие патроны.

Главным руководством для церковного управления и суда в Литовской митрополии служила Кормчая книга, та самая, которая употреблялась и в митрополии Московской. Кроме двух известных списков этой книги Румянцевского музеума, писанных в Юго-Западной России, из которых один (№ 232), начала XVI в., Рязанской, или Кирилловской, фамилии, а другой (№ 233), XVI в., Софийской фамилии, уцелел еще список XVI в. в библиотеке Литовской семинарии (№ 12, 13), представляющий точную копию с Рязанского списка и заключающий в себе не 45 лишь глав, как румянцевский список № 232, а все 64 главы. Списки Кормчей были распространены не только по монастырям, иногда и не в одном экземпляре, но и в белом духовенстве и даже между мирянами: в библиотеке Супрасльского монастыря находилось три экземпляра Кормчей; один из священников Юрьевской церкви в Вильне, отец Матвей, завещал (1522) свою книгу «Правила св. отец» в соборную Пречистенскую церковь, а Виленский Собор 1509 г., указывая на то, что мирские люди, имея у себя «Божественныя правила», не хотели слушаться своих пастырей (правило 13), запретил мирянам держать у себя эти правила. После Кормчей служили также руководством: а) так называемый Свиток Ярославов, подтвержденный и королем Сигизмундом I в 1503 и 1511 гг., с некоторыми дополнениями; б) местные церковные обычаи, которыми пользовались иногда в своих решениях и митрополит и сам король; в) постановления Виленского Собора 1509 г., которые, впрочем, едва ли не оставались большею частию лишь мертвою буквою, если припомним, как часто и как резко нарушались они в последующее время; г) многочисленные узаконения и грамоты королей, касавшиеся православных архиереев, церквей, монастырей, их прав и привилегий, имевшие обязательную силу для всех; д) литовский Статут, изданный Сигизмундом в 1529 г. Статут не заключал в себе никаких церковных узаконений, а содержал только законы уголовные и гражданские, обязательные для всех подданных короля, и, кроме того, излагал самые формы судопроизводства. Потому церковные власти руководствовались Статутом, с одной стороны, в самом порядке и формах судопроизводства, а с другой – во всех тех случаях, когда судили духовные лица за преступления уголовные и гражданские и когда судили в своих церковных имениях крестьян, суд над которыми по литовским законам вообще принадлежал владельцам. Церковному управлению и суду подлежали прежде всего лица духовного звания. В Свитке Ярославовом ясно было сказано: «Все епископы княжения нашего да повинуются преосвященному митрополиту Киевскому во всем, под извержением от сана и отринутием от престол их... такожде митрополья и епископская власть цела и нерушима да пребудет над всеми пресвитеры, во пределах их сущими». Но на деле, как мы видели, это коренное церковное законоположение весьма часто нарушалось. По крайней мере, епископы во всех делах между собою и с митрополитом обращались прямо к королю, и митрополит только тогда судил епископов, когда это поручал ему сам король. Даже миряне жаловались на своих епархиальных владык не митрополиту, а прямо королю – до того извращены были существовавшею практикою понятия православных о церковной власти короля и так мало признавалась ими власть митрополита. Белое духовенство в епархиях несомненно подчинялось власти своих владык, административной и судебной, хотя и тут нередки были нарушения права то со стороны горожан, как в Вильне, то со стороны лиц, имевших приходские церкви в своем патронатстве. Но духовенство монашествующее подчинялось власти епархиальных архиереев только в тех монастырях, которые не состояли под патронатством каких-либо сторонних лиц; в монастырях же, имевших своими патронами или короля, или других светских особ, архиереям предоставлялось иногда судить лишь настоятелей по одним духовным делам, а вся остальная власть находилась в руках самих настоятелей и еще более в руках патронов. Церковному управлению и суду в епархиях подлежали и все миряне по делам духовным, и в особенности по делам брачным, по делам любодеяния и прелюбодеяния, как ясно указано в том же Ярославовом Свитке. Органами церковного управления и суда для епархиальных владык служили: а) так называвшийся крылос, состоявший из постоянных членов и временно приглашавшихся; б) наместники: духовного сана, избиравшиеся большею частию из местных прихожан, и светские, заведовавшие собственно церковными имениями и доходами архиереев; в) протопопы и десятники, исполнявшие свой долг по разным городам и округам епархий.

Число храмов в Западнорусской Церкви не только не уменьшалось, но еще увеличивалось: в Вильне, например, их было до 18, если не до 20, и во всяком случае гораздо более, по свидетельству Герберштейна, чем храмов латинских, в Пинске – 12, во Львове – 9, в Овруче – 8, в Полоцке – 7 кроме семи монастырских, в Городне – 6. Некоторые из храмов, особенно в монастырях, отличались богатством украшений и церковной утвари. Мы уже упоминали, какими драгоценными сосудами, облачениями и книгами наделил Дерманский монастырь князь Константин Иванович Острожский. Теперь укажем еще на монастырь Супрасльский. Вся главная церковь его, во имя Благовещения, была расписана разными изображениями, равно как и ее алтарь; все большие иконы в нижнем ярусе ее иконостаса были в серебряных, позлащенных ризах, с такими же венцами, украшенными жемчугом и драгоценными камнями. В церквах монастырских находилось несколько серебряных и позлащенных разной величины крестов, дискосов, потиров, лжиц, блюд; несколько серебряных подсвечников, киотов, кадил и другой церковной утвари; шесть больших напрестольных Евангелий, кованных со всех сторон серебром и позлащенных; множество риз, бархатных, камчатных, мухояровых, шитых золотом и жемчугом, а на колокольне – шесть колоколов. Богослужебных книг еще при трех первых настоятелях (1500–1532) в монастырь приобретено: семь Служебников, четыре Апостола, между ними один большой на пергамене, тринадцать Псалтирей, в том числе большая, подаренная митрополитом Солтаном, два Устава, две Триоди, постная и цветная, два Октоиха, два Часослова великих, двенадцать Миней старых, четыре Ирмолоя знаменных и пятый без знаменья. Требник, Канонник, Панихидник, три Пролога полных, на двенадцать месяцев, и четвертый неполный, только на шесть месяцев. При четвертом настоятеле, Сергии Кимбаре (1532–1557), вновь поступили в монастырь: Евангелие, четыре Апостола, Служебник, четыре Псалтири, Устав, две Триоди, два Октоиха, три Часослова, тринадцать Миней новых, два Ирмолоя, два Требника, два Канонника, Панихидник, Минея новых святых. Достойно замечания, что в числе книг Супрасльского монастыря упоминаются пять «книг битых», т. е. печатных, хотя и не сказано каких, и потом еще названы прямо Псалтирь битая и битый Апостол: эти последние могли быть из тех, которые напечатаны тогда (1525) в Вильне доктором Скориною в типографии Бабича. Несколько богослужебных рукописных книг того времени, употреблявшихся в Литовской митрополии, сохранились доселе. Таковы – пять Евангелий XVI в., из которых одно, Нобельское, писано в 1520 г. при епископе Туровском и Пинском Ионе и князе Федоре Ярославиче для Николаевской церкви местечка Нобли Пинского повета, а другое, Еленское, начала XVI в., принадлежало Николаевской церкви местечка Елени в Брестском повете; два Апостола, шесть месячных Миней, две цветных Триоди и одна постная, Октоих, два Пролога; еще Октоих, писанный в 1539 г. для Николаевской церкви города Могилева при митрополите Киевском Макарии и Полоцком архиепископе Симеоне; Служебник киевского Межигорского монастыря, писанный около половины XVI в.; архиерейский Служебник XVI в., употреблявшийся в одной из литовских епархий, хотя и перешедший впоследствии в епархию Ростовскую; другой архиерейский Служебник вместе с Требником начала XVI в., писанный, вероятно, в Смоленске, но употреблявшийся в епархии Туровской и Пинской еще при жизни князя Федора Ярославича.

На основании трех последних книг можем указать некоторые достопримечательности в тогдашних чинах Западнорусской Церкви. В чине Божественной литургии на проскомидии положено, по одному Служебнику, шесть просфор, а по другому – пять. Пред освящением Даров троекратно возглашалась молитва: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа». Литургию архиерей совершал при затворенных царских вратах, которые отворялись, когда ему нужно было благословлять народ. Во время сугубой ектении, когда диакон возглашал прошение о царе, святитель «двема свещама и двема пръстома» энаменал людей трижды. Для раздаяния антидора святитель исходил из алтаря сам со всеми сослужащими на свое обычное место и здесь оканчивал литургию и разоблачался, а потом, облекшись в мантию и клобук, садился на свою кафедру и поучал православных христиан от Священных Писаний. В чине крещения положено совершать таинство чрез троекратное погружение крещаемого, но замечено: «Если крещаемый – младенец, то священник посаждает его в крестильнице по шею, придерживая левою рукою, а правою, взяв теплую воду, возливает на главу его, чтобы он не залился; если же крещаемый уже смыслен, тогда священник погружает его в три погружения». В чине принятия еретиков, хвалисян и других, нет известной статьи с проклятием на не крестящихся двумя перстами, которая встречается в некоторых позднейших списках этого чина, писанных в Руси Восточной. Чин поставления епископского в Литовской митрополии был тот же самый, что и в митрополии Московской, но только в первом а) опущена была формула избрания епископского, предоставлявшая Собору избирать трех кандидатов и имена их представлять митрополиту, – опущена, без сомнения, потому, что в Литве это делалось иначе; б) в обещании, или присяге, архиерейской соответственно местным обстоятельствам сказано: «Не хотети ми приимати иного митрополита, разве кого поставят из Цариграда, как то изначала есмо прияли», и в) в дальнейших словах той же присяги: «К сим же исповедую не оставити во всем своем пределе ни единого ж от нашея православныя веры к арменом свадбы творити, и кумовства, и братства, такоже и к латыном», – последнее выражение соответственно также местным обстоятельствам исключено и заменено словами: «И иных еретик, которых Вселенскии Соборы прокляли». По чину избрания и поставления священнического и диаконского дьяк, искавший священнического сана, являлся к своему архиерею и подавал ему чрез его архидиакона свою просьбу и письменное свидетельство о своих качествах и поведении от родных и соседей, а иногда такие справки о просителе архиерей поручал собирать своему «ряднику», на то установленному. Если свидетельство было благоприятно, рядник по приказанию владыки подвергал просителя испытанию в чтении; если он был еще не горазд грамоте, ему предлагали доучиться и назначали срок, а если рядник свидетельствовал, что проситель «умеет грамоте гораздо», то владыка, испытав его еще сам по Псалтири, Апостолу и Евангелию, отсылал к духовнику, который должен был по определенной форме дать поручальный лист, что ставленник на исповеди оказался достойным священства, а «не холоп, не тать, не разбойник, не изменник, не душегубец, не двоеженец и не должен никому». Пред литургиею, за которою имело совершиться посвящение ставленника в сан диакона или священника, этот лист духовника по приказанию владыки читался в присутствии сослужащих священников; потом духовник должен был еще три раза словесно подтвердить, что ручается за достоинство ставленника, и этот отзыв, засвидетельствованный всеми сослужащими священниками, вносился дьяком в книги. При самом посвящении диакона возглашение «аксиос» употреблялось только однажды, когда на ставленника возлагался орарь, а при посвящении пресвитера возглашалось не греческое «аксиос», а русское «достоин». После рукоположения новопоставленный должен был шесть недель служить в большой соборной церкви, диакон под руководством диакона, а священник под руководством священника, и потом платил своему руководителю за обучение «куницу – 12 грошей». Иногда святитель приказывал новопоставленному поучиться еще в своей домовой, архиерейской церкви. А затем выдавал ему хиротонию, или ставленую грамоту, и отпускал на приход. Подобные же грамоты, писанные по определенной форме, выдавались протоиереям, протодиаконам, духовникам.

Об училищах в Литовской митрополии за 1-ю половину XVI в. вовсе не встречаем известий, хотя, разумеется, должны же были существовать по местам какие-либо первоначальные, домашние, школы, где обучались грамоте будущие ставленники на церковные степени. Не встречаем равно никаких следов местной оригинальной духовной литературы: несколько уцелевших архипастырских грамот и посланий по самому их характеру не могут быть отнесены к этой литературе. От митрополита Иосифа Солтана дошла до нас разрешительная, или «прощальная», грамота, которую он написал для священника Закхея по его просьбе, но она составлена по образцу разрешительной грамоты, влагаемой в руки покойников, а равно и по образцу тех разрешительных грамот, какие давались и доселе даются еще живым Восточными патриархами. От митрополита Иосифа III сохранились четыре известные уже нам послания, или письма, касавшиеся трокского Богородичного монастыря и одной трокской церкви, но письма эти деловые и составлены, конечно, не самим митрополитом, а его дьяком – секретарем. От митрополита Макария II – окружное послание о пожертвованиях на возобновление Успенской церкви во Львове и до шести благословенных грамот на поставление священников к виленским церквам, но и послание и грамоты написаны по готовым формам, прежде существовавшим. Не говорим уже о других, еще более официальных и деловых грамотах митрополичьих и вообще архиерейских. Известны также не менее делового характера письменные обязательства священников при поступлении их на должность к той или другой церкви и их духовные завещания. Впрочем, несмотря на совершенное отсутствие каких-либо оригинальных духовных произведений в тогдашней Западнорусской Церкви, духовная литература и письменность существовали в ней довольно в значительном размере, как можно догадываться на основании перечня книг, составлявших библиотеку Супрасльского монастыря в 1-й половине XVI в., и нескольких книг того времени, хранившихся доселе в виленских библиотеках, Публичной и Литовской семинарии. В супрасльской библиотеке число книг восходило до двухсот, и в том числе кроме упомянутых уже нами богослужебных находились: а) книги Священного Писания: Бытия, Иисуса Навина, Царств, псалмов, пророчеств, все книги новозаветные; б) толкования на Священное Писание: толковое Евангелие в трех экземплярах, учительное Евангелие в трех экземплярах, толковый Апостол, толковая Псалтирь в трех экземплярах, толковый Апокалипсис; в) писания святых отцов и учителей Церкви: Дионисия Ареопагита, Кирилла Иерусалимского, Ефрема Сирина в двух книгах, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого в четырех книгах, Григория Двоеслова в двух книгах, Иоанна Дамаскина, Исаака Сирианина в двух книгах, Иоанна Лествичника в пяти экземплярах, Антиоха, Григория Синаита, Григория Амаритского, Дорофея, Василия Нового, Феодора Студиты; г) книги канонического содержания: Книга великих правил церковных, т. е. Кормчая, в трех экземплярах, книга Зонара, книжка Номоканон (вероятно, малый), книга Никона Черногорца, правила чернеческого жития келейного; д) книги исторического содержания: Палея, Временник, выписанный из Временника Константина Манасии, Книга о пленении иерусалимском, Царственный летописец, книга «Козьма Индикоплов», две книги Симеона Метафраста, жития Феодосия Киновиарха и других святых, жития Киприана и иных святых, житие Афанасия Афонского, житие Андрея Юродивого, житие преподобного Сергия Радонежского, сборник новых святых, пять книг Отечников, Отечник Египетский, Киево-Печерский Патерик; е) сборники учительного, исторического и вообще разнообразного содержания: Измарагд, Златая цепь, Маргарит в двух экземплярах, книга Криница, книга Десятослов, девять сборников безымянных, собрание Слов на Четыредесятницу и Пятидесятницу, Книжка на латынян, книга Зерцало; ж) апокрифические сочинения: книга «Асаф (индейский царевич) и хождение Даниилово», книга «12 Иаковличов», т. е. патриархов. В Виленской публичной библиотеке хранится драгоценная рукопись «Пятокнижие Моисеево», писанное в 1514 г. по повелению и благословению митрополита Иосифа Солтана дьяком митрополичьим Федором в Вильне, «в обители Пречистыя Богоматере, Чесного Ея Успения», т. е. в митрополичьем доме, в котором, вероятно, обитали и иноки, находившемся в Вильне подле Пречистенского Успенского собора. Прежде рукопись эта принадлежала Супрасльскому монастырю. В библиотеке Литовской семинарии находятся: а) святого Иоанна Златоуста беседы на Евангелие Матфея, XV – XVI вв., № 22, без первых и последних листов; б) святого Исаака Сирина поучения, XV – XVI вв., № 6, книга сохранилась только до 46-й главы и принадлежала прежде Жировицкому монастырю; в) Симеона Нового Богослова 30 Слов, XVI в., № 26, без нескольких начальных листов, принадлежала Дерманскому монастырю; г) книга Измарагд XVI в., № 7, уцелела только до 155-й главы; д) книга, заключающая в себе Киево-Печерский Патерик и потом собрание Слов из святых отцов до 35, XVI в., № 27, принадлежала Жировицкому монастырю; е) два сборника поучений из святых отцов, в том числе и Слово Григория Самвлака о усопших в вере, XVI в., № 8, 9, оба без начала и конца, принадлежали Жировицкому монастырю; ж) список Сборника Святославова, XVI в., № 10, недостает только в начале двух или трех листов первой статьи и в конце одного или двух листов оглавления; з) сказаниа полезнаа о латинах, когда отлучишася от грек и св. Божия Церкве», XVI в., № 28, всего до десяти статей. Известно, что в 1525 г. явилась в Вильне типография Бабича, первая в Литовском государстве, в которой напечатаны тогда на литовско-русском наречии доктором Франциском Скориною, родом из Полоцка, а верою римско-католиком: Апостол и «Подорожная книжица» – большой сборник, заключавший в себе Псалтирь, Часословец, Акафистник, Шестоднев, пасхалию и святцы, и что еще прежде (1517–1519) издана была в Праге вся Библия, точнее, весь Ветхий Завет в 22 книгах, переведенная на литовско-русское наречие тем же доктором Скориною с латинской Вулгаты. Есть указания, что этих книг, хотя переведенных латинянином и для латинян, не чуждались и православные и допускали их если не в церковное, то в домашнее свое употребление. Мы уже упоминали о «битых», т. е. печатных, Апостоле и Псалтири и других пяти книгах, находившихся в библиотеке Супрасльского монастыря; теперь прибавим, что в 1522 г. один священник виленской Юрьевской церкви, отец Матфей, в своем духовном завещании, распределяя свои домашние книги между разными лицами, назначил Воскресенскому попу Федору «выбойную Книгу Царства». Эта печатная книга была, без сомнения, из числа изданных доктором Скориною, потому что других изданий славянской Библии, и в частности Книги Царств, тогда еще не было.