Текст книги "История войны 1814 года во Франции"

Глава XII
Сражение при Бар-сюр-Об. Дело при Ла-Ферте-сюр-Об. Шомонский трактат

Отступление Главной союзной армии от Труа. – Причины тому, с точки зрения князя Шварценберга. – Виды императора Александра и короля Фридриха-Вильгельма. – Совет в Труа. – Предложение Наполеону перемирия. – Полковник Грольман. – Письма Блюхера императору Александру и королю прусскому. – Разрешение Блюхеру действовать отдельно от Главной армии. – Выступление Блюхера в долину Марны. – Наступление Наполеона к Труа. – Дело при Труа. – Отступление передовых войск Главной союзной армии за Сену. – Дальнейшее отступление союзников; арьергардные дела при Монтье и Вод. – Наполеон в Труа. – Открытие переговоров в Люзиньи. – План дальнейших действий Наполеона. – Отряжение Макдональда и Удино против Главной армии. – Состояние союзных войск. – Перевес партии войны. – Военный совет в Бар-сюр-Об. – Общий план действий союзников. – Повеления Блюхеру, Винцингероде и герцогу Веймарскому. – Письмо короля прусского Блюхеру. – Наступление к Обе Макдональда и Удино. – Союзники решаются действовать наступательно. – Покушение графа Вреде овладеть городом Бар-сюр-Об. – Сражение при Бар-сюр-Об 15 (27) февраля. – Описание местности. – Расположение французских войск. – План действий союзников и распределение их войск. – Занятие позиции французскими войсками. – Обходное движение графа Палена и принца Евгения Виртембергского. – Наступление князя Горчакова. – Подвиг Калужского пехотного полка. – Наступление войск графа Вреде. – Отступление французов. – Потери. – Отбытие графа Витгенштейна. – Письмо короля прусского к Витгенштейну. – Причины слабого преследования. – Отступление Удино к Вандевру. – Наступление кронпринца Виртембергского и Гиулая. – Дело при Ла-Ферте-сюр-Об 16 (28) февраля. – Отступление французов к Бар-сюр-Сен. – Потери обеих сторон. – Договор, заключенный в Шомоне.

По прибытии к Труа князь Шварценберг, изъявляя намерение отвести вверенную ему армию на правый берег Сены, имел в виду отступать далее. 11 (23) февраля, рано утром, была отдана диспозиция, на основании коей все войска, остававшиеся впереди

Труа, получили приказание перейти за Сену, по мостам в город, а равно выше и ниже его, и потом уничтожить переправы. Те же, которые уже находились на правой стороне Сены, должны были отступать к Бар-сюр-Об, Бриенну и Бар-сюр-Сен¹. Шварценберг настаивал на том, чтобы избегать сражения. Причины тому довольно ясно выказываются в одном из его частных писем, от 26 февраля н. ст., три дня спустя по отступлении армии за Сену, когда главная квартира уже перешла в Шомон. «Император Наполеон собирает все свои силы, – писал союзный фельдмаршал, – чтобы дать нам сражение у Труа. Это именно и заставило меня не принять боя. Главная же причина, побудившая меня избегать генерального сражения, заключалась в том, что в случае потери его при отступлении от Труа к Рейну, наша армия могла бы совершенно расстроиться. Предпринимая зимний поход, мы надеялись застать врасплох Наполеона, не дать ему времени приготовиться к обороне и принудить его к заключению выгодного для нас мира. Мог ли я упорно продолжать действия без базиса, имея определенной целью мир и не надеясь достигнуть его? Генеральное сражение с неприятелем, отстаивавшим свою самобытность, ободренным частными успехами и ведущим войну в собственной стране, где все жители готовы вооружиться вблизи столицы, снабжающей его обильными средствами, – такое предприятие могло быть оправдано только крайней необходимостью. Возможно ли было мне в таких обстоятельствах принять сражение внутри Франции, не обращая внимания – ни на охранение моих флангов и тыла, ни на восстание крестьян, ни на присутствие при армии союзных монархов?

Для меня не важно, что журналисты кричат: ах! если бы в челе этой прекрасной армии был кто-либо другой, то было бы сделано несравненно более. Но я не мог бы в Ворлике[57]57
  Имение князя Шварценберга в Богемии.


[Закрыть] наслаждаться покойно благами, дарованными мне Всевышним, если бы голос моей совести отозвался ко мне с упреком: у тебя не достало духа пренебречь мнением Света; ты действовал против своего убеждения, и оттого торжествует Франция, видя гибель прекрасной армии тебе вверенной!

Много, очень много перенес я страданий, решась не принимать боя, однако же, нсмотря на то, я держался твердо своего убеждения, и ничто не могло поколебать меня. Я отвел войска в наилучшем порядке за Обе. Блюхер двинулся вправо, чтобы соединиться с Винцингероде и Бюловым и собрать армию в числе 120 000 человек между Реймсом и Суассоном. Таким образом будет развлечено внимание неприятеля. Резервы мои стоят между Шомоном и Лангром. Подобное расположение даст мне возможность поддерживать войска, стоящие против Ожеро, если они будут вытеснены из долины Саоны, а в случае неудачи – притянуть к себе передовые корпусы, оставленные на Обе. Это способствует мне угрожать выдвинутым вперед неприятельским войскам, выждать прибытие моей резервной армии и выиграть время для ее размещения. По моему мнению, я действовал правильно. Пусть кричат сколько угодно. Меня успокоивает убеждение, что я поступил как следовало»².

Так старался князь Шварценберг оправдать нерешительность своих действий. По его убеждению, не следовало вступать в сражение с гораздо слабейшей армией, потому что жители страны поголовно восстали против союзников (чего вовсе не было), и корпус Ожеро угрожал их сообщениям. Правда, по известиям, тогда полученным в главной квартире, этот корпус усилился до 27 000 человек, но большая часть его находилась в Лионе, в расстоянии 250 верст от сообщений Главной армии с Рейном, и к тому же достаточно было обратить против Ожеро часть союзных резервов, подходивших к Рейну. Но Шварценберг и его советники, имея свои особенные понятия о военном деле, хотели действовать наверно, что невозможно, и считали быстрое вторжение во Францию несогласным с правильной системой ведения войны. Говорят, будто бы на замечание одного из английских генералов, находившегося в главной квартире князя Шварценберга, что «отступление к Лангру могло повести к отступлению за Рейн», один из австрийских генералов отвечал: «Тем лучше! Мы спустимся вниз по течению реки и приступим к формальной осаде Майнца»³. Ежели ко всем этим превратным суждениям присоединим влияние политики Венского Двора, то станем ли удивляться отступлению стотысячной армии из опасения встретиться с неприятелем, могшим противопоставить ей не более шестидесяти тысяч человек?

Как император Александр и король Фридрих-Вильгельм руководились совершенно другими видами, то в главной квартире возникло разномыслие, угрожавшее расторжением коалиции. Лорд Кестельри, прибыв из Шатильона в Труа, чтобы удостовериться лично в положении дел, был до того напуган несогласием и колебанием, им замеченными во всех действиях союзников, что считал необходимым заключить мир как можно поспешнее, для избежания бедствий, угрожавших Европе. Генерал Толь, постоянно находясь при князе Шварценберге и видя, какое сильное влияние на него имели Меттерних и Гофкригсрат императора Франца, не ожидал ничего хорошего при таком образе ведения войны, и потому в беседах его с князем Волконским и графом Нессельроде любимым предметом был мир. По свидетельству его, только лишь император Александр постоянно стремился к предположенной им цели – низложению Наполеона, поставляя на вид своим союзникам, что никакой трактат с властителем Франции не мог упрочить спокойствие Европы⁴.

В продолжение этих колебаний главной квартиры пришли 10-го (22-го), в пять часов пополудни, депеши Наполеона и Бертье к императору Францу и Шварценбергу, заключавшие в себе хвастливые показания о числе французской армии, и хотя, по-видимому, нельзя было верить таким сведениям, однако же они послужили к увеличению сомнений и нерешительности князя Шварценберга⁵.

11-го (23-го), по отдании диспозиции к отступлению Главной армии, был собран в 8 часов утра у короля прусского в Труа совет, на котором кроме трех союзных монархов и князя Шварценберга находились дипломаты и весь главный штаб. Здесь было решено послать одного из шварценберговых адъютантов, князя Венцеля (Венцеслава) Лихтенштейна, с письмом к Бертье, в коем союзники предлагали заключить перемирие; для придания же веса переговорам положено оборонять течение Сены между Мери и Бар-сюр-Сен до самого вечера, а последним войскам отступить на следующее утро⁶.

К сожалению, выбор парламентера был неудачен. Князь Лихтенштейн, человек светский, из желания польстить Наполеону не только расточал похвалы его «отборным армиям (armées d’élite), повсюду встречаемым союзниками», но и проговорился насчет опасений, внушенных действиями Ожеро. Наполеон, убедясь, что союзники считали его сильнее, нежели он был в действительности, хотя и изъявил согласие открыть переговоры о перемирии⁷, однако же решился наступать далее и приказал Коленкуру на шатильонском конгрессе домогаться условий, предложенных во Франкфурте⁸.

К счастью союзников, действия Блюхера и его сподвижников дали иной оборот делу. По мере сомнения в готовности князя Шварценберга к бою увеличивалось общее недоверие к его преданности общему делу. В числе офицеров, считавших уклонение от боя непростительной глупостью, был начальник штаба клейстова корпуса, полковник Грольман. По его мнению, несвоевременное отступление союзников могло увлечь их за Рейн, и потому, чтобы предупредить совершенную неудачу похода, не оставалось никакого другого средства, как отделить Силезскую армию от войск, вверенных князю Шварценбергу, и двинуться с ней быстро на Мо, к Парижу. Грольман полагал, что Наполеон, озабоченный защитой своей столицы, немедленно прекратил бы преследование Главной армии и обратился бы против Блюхеpa, который, соединившись с Бюловым и Винцингероде и сосредоточив на Марне 100 тысяч человек, имел бы возможность действовать решительно против наполеоновой армии. Полковник Грольман сообщил эти идеи сперва генералу Клейсту, а потом, по его совету, Блюхеру и ближайшим к нему лицам главного штаба Силезской армии. Блюхер и Гнейзенау вполне одобрили план действий, согласовавшийся с их образом мыслей; Мюффлинг думал несколько иначе, полагая, что хотя и следовало отделиться от Главной армии и быстро двинуться к Марне, на соединение с Винцингероде и Бюловым, однако же наступление к Мо было слишком смело⁹.

Еще 11 (23) февраля, когда Блюхер, находясь в Мери, ожидал из главной квартиры Большой армии диспозицию к генеральному сражению, он получил, вместо того, известия о переговорах с неприятелем и о намерении главнокомандующего отступить. Не постигая причины тому, Блюхер послал полковника Грольмана к князю Шварценбергу, умоляя его принять сражение и вызываясь встретить неприятеля, если Главная армия останется для поддержания его, в виде резерва. Хотя поручение, данное Грольману, не имело успеха, однако же он узнал, что союзные монархи неохотно согласились на отступление армии и что из главной квартиры их не последовало никакого приказания Блюхеру отступать вместе с войсками Шварценберга. С этими известиями Грольман возвратился в Мери утром 11-го (23-го), в то самое время, когда Блюхер, в виду неприятеля, говорил с князем Щербатовым и, слезши с коня, подошел к бивачному костру. Внезапно русские стрелки были оттеснены назад; фельдмаршал и свита его, осыпанные пулями, ушли вместе с ними. Щербатов, Валентини и сам Блюхер были ранены ; к счастью, однако же, оказалось, что нога старого воина пострадала менее, нежели сапог, разорванный пулей. «Ну плохо же нам, – сказал он, – у нас более докторов, нежели сапожников». Несмотря, однако же, на такое веселое расположение духа, он не мог ездить верхом и был принужден сесть в коляску. В это время явился к нему, на обратном пути из главной квартиры французской армии, князь Венцель Лихтенштейн; его рассказы о непреклонности Наполеона утвердили Блюхера в убеждении, что следовало вести войну до тех пор, пока будет сокрушено владычество гордого противника. Тогда же прибыл Грольман с помянутыми известиями из главной союзной квартиры. Блюхер, отчаясь превозмочь упрямство Шварценберга, решился писать к императору Александру и к королю прусскому: изложив вредные последствия отступления союзных армий, он испрашивал, чтобы дано было приказание корпусам Винцингероде и Бюлова присоединиться к его армии. «Усилясь этими войсками, – писал фельдмаршал, – я пойду к Парижу, и столь же мало опасаюсь встречи с Наполеоном, сколько с его маршалами. Позвольте мне, В. В., иметь счастье в челе вверенной мне армии быть исполнителем приказаний и намерений В-го В-ва»¹⁰. С этими депешами Грольман отправился в главную квартиру союзных монархов¹¹ – «еще раз попытаться счастья», как выразился он сам, говоря о своей поездке. Весьма естественно, что ему нельзя было ожидать никакой поддержки со стороны австрийцев. План действий Шварценберга, основанный на «методическом образе ведения войны», был совершенно несогласен с так называемым быстрым нашествием без базиса. Если бы австрийский главнокомандующий одобрил предположения Блюхера, то поставил бы себя в необходимость сознаться, что его собственный план не имел никакого смысла. Тем не менее, однако же, он не мог противиться решительно выраженной воле союзных монархов, императора Александра и Фридриха-Вильгельма III, в отношении к распоряжению их собственными войсками. Впрочем, самый отзыв князя Шварценберга к Блюхеру довольно ясно показывает, что австрийский полководец либо не оценил вполне важности предположенного движения Силезской армии, либо с умыслом ограничивал его ничтожной целью. В этой депеше князь Шварценберг выразил свое согласие на желание Блюхера следующим образом:

«Я объяснил полковнику Грольману изустно причины, побуждавшие меня до времени не вводить в бой Главную армию. В таких обстоятельствах предлагаю Вам направиться по правой стороне Сены к Марне и, присоединив к себе Винцингероде и Бюлова, привлечь на себя внимание неприятеля, а когда он будет занят действиями против Главной союзной армии, действовать ему в тыл и во фланги.

На первый раз я намерен отступить к Бар-сюр-Об, однако же еще сегодня прикажу уничтожить мосты у Лемона. Полковник Грольман объяснит Вам на словах мои виды»¹².

Предположенное движение в долину Марны было исполнено Блюхером с обычной ему деятельностью. Еще 10-го (22-го) Силезская армия была усилена 9-й прусской бригадой генерал-майора Клюкса с частью кавалерии клейстова корпуса¹³ под начальством генерал-майора Редера, прибывшими от Люксембурга и Тионвиля (где сменили их войска 4-го германского корпуса) к Арси-сюр-Об. На следующий день, 11-го (23-го), Блюхер приказал навести два понтонных моста на Обе у Бодемона, близ Англюра (Anglure). 12-го (24-го), на рассвете, выступили войска Силезской армии из окрестностей Мери к месту переправы, и туда же направилась 9-я бригада из Арси, уничтожив там мост на Обе¹⁴.

Одновременно с приготовлениями князя Шварценберга к отступлению и Блюхера к движению за Обе 11-го (23-го) неприятельская армия приблизилась к Труа тремя колоннами: правая, состоявшая из кавалерии Келлермана и 2-го пехотного корпуса, усиленного парижским резервом, появилась около полудня, на дороге из Сан, в окрестностях города, откуда только лишь выехали союзные монархи в Вандевр (Vandoeuvres), а Шварценберг в Люзиньи. Генерал Жерар без большого труда опрокинул передовые австрийские войска. Князь Мориц Лихтенштейн, присоединив к своим войскам легкую дивизию Кренневиля, развернул пять кавалерийских полков на равнине у Торвилье (Torvilliers), но не успел удержать превосходную в силах кавалерию Келлермана, которая, опрокинув австрийцев, захватила четыре орудия. Несколько батальонов, с двумя батареями, поставленные на позиции за речкой Торвилье, и кирасиры Ностица прикрыли отступление арьергарда. Вслед за тем неприятельские войска подошли к Труа с нескольких сторон. Генерал Пире потребовал сдачи города и, получив от Фолькмана решительный отказ, угрожал штурмом, которого, однако же, не предпринял, вероятно, из сострадания к жителям. Между тем Гиулай, стоявший с своим 3-м корпусом и с другими австрийскими войсками на левой стороне Сены, к югу от города, не отваживаясь оставаться долее в виду неприятеля, отошел под прикрытием пехоты Морица Лихтенштейна и кирасирской дивизии Клебельсберга в шахматном порядке к теснине у Мезон-Бланш и далее к Клерей (Clerey), где и переправился через Сену; за ним последовали кирасиры Ностица и легкие войска Лихтенштейна, которые в ночи расположились по обе стороны Сены¹⁵. Вечером, около 10 часов, Наполеон приказал поставить батарею в шестидесяти шагах от крайних домов Труа и открыл сильную канонаду, в продолжение коей французы три раза штурмовали город, но каждый раз были отражены храбрым полком эрцгерцога Рудольфа. За тем наступила совершенная тишина, а на следующий день, 12-го (24-го), в 6 часов утра, когда уже отступила на правую сторону Сены армия со всеми обозами, генерал Фолькман очистил Труа и отошел к Сен-Парр (St. Parre), к стоявшему там 5-му корпусу Вреде.

В продолжение предшествовавшей ночи войска Главной армии отошли по указанным направлениям: 6-й корпус графа Витгенштейна к Пиней; арьергард графа Палена, усиленный 23-м и 24-м егерскими полками под начальством генерал-майора Властова, остался у Вилласерфа (Villaçerf), уничтожив переправы на Сене; российско-прусские резервы отступили к Вандевру; австрийские резервы и 4-й корпус кронпринца Виртембергского расположились в ночи между Люзиньи и Вандевром; 1-й корпус Бианки и 3-й Гиулая под прикрытием 2-й легкой дивизии Морица Лихтенштейна двинулись по дороге к Бар-сюр-Сен¹⁶.

Неудачное дело под Труа побудило князя Шварценберга ускорить отступление армии и до того усилило его опасения, что он, как бы раскаясь в согласии своем на движение Блюхера к Марне, послал ему словесное приглашение идти чрез Арси к Лемону и примкнуть к Главной армии, но Блюхер узнал о том уже тогда, когда, отойдя на значительное расстояние от Обе, лишился возможности исполнить новое распоряжение князя Шварценберга¹⁷.

По очищении союзниками Труа Главная армия продолжала отступать, как выше сказано, 12-го (24-го) февраля тремя колоннами: к Диенвилю, Вандевру и Бар-сюр-Сен. Отряд генерал-лейтенанта графа Палена, не будучи вовсе преследован неприятелем, отошел к Пиней. Граф Вреде с своим корпусом тоже спокойно отступил за Барсу, где назначено было ему остановиться и занять позицию между Люзиньи и Вандевром, чтобы дать время обозам пройти чрез мост у Монтье-Амей (Monstier-Amey). Против этой позиции, у гильотьерского моста, постепенно собрались: кавалерия гвардейская и Сен-Жермена и корпусы Жерара, Удино и Нея. В четвертом часу пополудни, когда весь обоз и пехота графа Вреде уже миновали теснину у Монтье, войска Фримона, остававшиеся в арьергарде, были атакованы кавалерией Нансути и отступили к Монтье, где французы, встреченные картечью нескольких орудий стоявших за мостом, остановились, что дало Фримону возможность отойти в сумерки спокойно к Вандевру и присоединиться к главным силам корпуса. 4-й корпус кронпринца также расположился у Вандевра и был усилен пятью пехотными полками виртембергского ландвера, в числе 5 600 человек, прибывшими с Рейна. Российско-прусские резервы, сделав усиленный переход, встали на ночлег у Бар-сюр-Об. Дивизия Морица Лихтенштейна, отступавшая в арьергарде 3-го корпуса Гиулая по дороге к Бар-сюр-Сен, была преследована Макдональдом с его корпусом и с кавалерией Келлермана и Мильго. Три егерские роты и шесть эскадронов в хвосте арьергарда были опрокинуты у Вод (Vaudes) и одна из рот отрезана; князь Лихтенштейн занял позицию у Вирей (Virey), но не мог остановить несравненно сильнейшего неприятеля; вообще же австрийцы потеряли более тысячи человек, в числе коих 788 пленными. Вечером войска Гиулая, Бианки и Лихтенштейна собрались на покрытых виноградниками высотах у Бар-сюр-Сен¹⁸.

В тот же день, 12-го (24-го), в 11 часов утра, Наполеон с первой дивизией своей гвардии вступил торжественно в Труа; жители города сопровождали его шествие громкими восклицаниями, но эти изъявления сочувствия были вызваны не столько преданностью к Наполеону, сколько притеснениями австрийских войск, занимавших Труа более двух недель. В то время, когда большинство граждан шумно выражало свою радость, роялисты, участвовавшие в депутации императору Александру, были волнуемы страхом, но опасения их оказались напрасны. Только двое из них, бывшие главными виновниками адреса в пользу Бурбонов, маркиз Видранж и кавалер Гуо, подверглись мщению Наполеона, который приказал нарядить для суда над ними особую комиссию. Видранжу, находившемуся тогда при графе д’Артуа, удалось избегнуть ожидавшей его кары; а Гуо, человек уже преклонных лет, оставшись в городе, был арестован и приговорен к смерти; прочие же граждане, подписавшие адрес, были забыты, и только лишь хозяин дома, в котором находилась квартира императора Александра, был осыпан упреками и принужден отдать в пользу благотворительных заведений драгоценный перстень, пожалованный ему российским монархом. Наполеон, желая предупредить покушения в пользу королевской династии, объявил, что всякий француз, который наденет кокарду либо знаки отличия, недозволенные законом, или вступит на службу к неприятелю, подвергнется смертной казни¹⁹.

В тот же день отправился один из наполеоновых адъютантов, граф Флаго (Flahaut), в Люзиньи, селение в 12 верстах от Труа, для переговоров о перемирии. В инструкции, ему данной, было предписано отклонять всякое прекращение действий, пока союзники не согласятся открыть переговоры о мире на основании франкфуртских условий и провести между воюющими армиями демаркационную линию так, чтобы Майнц и Антверпен остались за французами²⁰. Со стороны же союзников были назначены для совещания о перемирии: генерал-адъютант граф Шувалов, австрийский генерал Дука и прусский фон Раух. Император Александр изъявил свое согласие на открытие этих переговоров с условием, чтобы в продолжение перемирия проходы чрез Вогезские горы оставались в руках союзников и чтобы демаркационная линия была проведена по Обе либо, по крайней мере, от Лангрского плато по Марне до Шалона, далее – по Веле до впадения ее в Эну и по Эне до слияния этой реки с Уазой²¹. Очевидно, что при таких требованиях ни император Александр, ни Наполеон не надеялись на заключение перемирия; оба они подчиняли политические соображения успеху военных действий: меч долженствовал решить судьбу Европы.

По занятии Труа Наполеон мог преследовать всеми силами князя Шварценберга и принудить его к решительному бою либо послать за ним вслед только часть своей армии, а с остальными войсками обратиться против Блюхера. Первый способ представлял Наполеону наиболее выгод, если бы он надеялся наверно вовлечь Главную союзную армию в генеральное сражение, потому что, одержав над ней победу, он с вероятностью успеха двинулся бы в тыл Блюхеру. Но возможно ли было надеяться, чтобы австрийский полководец решился вступить в сражение, отказавшись прежде от боя на равнине между Ножаном и Труа, где ему содействовала бы Силезская армия? Наполеон, сообразив все эти обстоятельства, приказал корпусам Макдональда и Удино, усиленным подкреплениями до 40 000 человек, преследовать союзников по дорогам к Шатильону и Бар-сюр-Об; отряд генерала Алликса был направлен из Оксерра правее колонны Макдональда. Другая же половина армии, в числе до 35 000 человек, вместе с войсками Мармона и Мортье, оставленными прежде в долине Марны, должна была под личным начальством Наполеона действовать против Блюхера²².

Маршал Удино, выступив в тот же день, 12-го (24-го), из Труа по дороге в Вандевр, наткнулся на арьергард корпуса Вреде у Люзиньи, но, по требованию Флаго, это местечко было признано нейтральным, и французские войска, обойдя его, двинулись далее²³.

Отступление союзников от Труа, совершенное так поспешно, как будто бы дело шло о спасении армии после проигранного сражения, изнурило войска и ослабило их множеством отсталых, искавших приюта от стужи и изнемогавших от голода. Дальнейшее отступление должно было повести к совершенному расстройству армии; все были уверены, что войска остановятся лишь тогда, когда отойдут за Рейн. Союзный главнокомандующий убедился на опыте, как вредно отступать по той самой дороге, по которой наступала армия. Войска, двигаясь по опустошенной стране и терпя недостаток в жизненных припасах, теряли доверенность к своему вождю, и благоустроенная армия едва не превратилась в дикую орду, не обузданную ни чувством долга, ни дисциплиной²⁴.

К счастью союзников, кичливые письма Наполеона и Бертье и неумеренные требования французского правительства при открытии совещаний в Люзиньи открыли глаза поборникам мира. С другой стороны, Коленкур всеми своими действиями на шатильонском конгрессе невольно обнаруживал шаткость положения своего властителя. Ему было известно положение дел лучше, нежели самому Наполеону, ослепленному мимолетными успехами, и потому, с нетерпением желая мира, он не мог скрыть своих чувств под личиной притворства. Уполномоченные союзных держав, находясь вне поприща, на коем происходила борьба, и будучи менее зависимы от ежедневных переворотов ее, нежели дипломаты, сопровождавшие главную квартиру, по-прежнему требовали от Коленкура решительного ответа: он должен был принять либо отвергнуть предложенные условия. Правда, ему еще оставалось предъявить, с своей стороны, проект мирного договора, но он не мог ни на что решиться, не имея никаких определительных инструкций. Принужденный ограничиваться частными замечаниями на предложения союзников, Коленкур выказал, что переговоры, не поддержанные оружием, не могли побудить Наполеона к заключению мира. Великобританские дипломаты были принуждены сознать, что следовало продолжать войну с усиленной настойчивостью, даже и в таком случае, если бы пришлось на время отступить за Рейн. Гарденберг и Кнезебек обратились к подобному же выводу, и сам Меттерних убедился, что император Франц не мог ожидать уступчивости от своего зятя. Вместе с тем сделалось очевидно, что надлежало изменить образ ведения войны, доселе принятый союзниками: пока они надеялись достигнуть предположенной ими цели – прочного мира – путем переговоров, до тех пор могли иметь какой-либо смысл уклонения от решительной развязки для выиграния времени, но с потерей такой надежды следовало принять другие, более действительные меры.

С этой целью по желанию императора Александра и короля прусского был собран военный совет 13 (25) февраля в 8 часов утра в Бар-сюр-Об. Совещание происходило у короля, на квартире генерала Кнезебека, который по болезни не мог выходить из дома. Союзные монархи считали его участие необходимым, тем более что еще в Труа он подавал голос в пользу решительных действий. На совете кроме трех государей, ополчившихся за независимость Европы, находились: Шварценберг, Радецкий, Дибич, князь Волконский, Кнезебек и дипломаты Меттерних, Гарденберг, граф Нессельроде и лорд Кестельри. Здесь было решено, чтобы на шатильонском конгрессе вести переговоры вообще от имени всех союзных держав, что должно было отнять у Наполеона всякую надежду на расторжение коалиции и дать решительный оборот совещаниям конгресса. В отношении же к военным действиям согласились в том, чтобы не вступать в генеральное сражение у Бар-сюр-Об. Главная армия должна была в случае дальнейшего наступления Наполеона отойти к Лангру и, соединившись там с ожидаемыми резервами, принять сражение либо снова действовать наступательно. Кроме того, император Александр и король Фридрих-Вильгельм требовали, чтобы в случае движения Наполеона против Блюхера Главная армия немедленно возобновила наступательные действия; император Александр, желая предупредить всякое покушение австрийцев к дальнейшему отступлению, объявил, что в таком случае он с русскими войсками оставит Главную армию и соединится с Блюхером. Король прусский изъявил готовность сопровождать российского монарха.

Силезской армии было предоставлено по передвижении в долину Марны соединиться с корпусами Бюлова и Винцингероде и двинуться к Парижу.

Положено составить Южную армию из 1-го корпуса Бианки, 1-й резервной австрийской дивизии, австрийских войск, занимавших Дижон, и 6-го германского корпуса, в числе от 40 до 50 тысяч человек, под начальством наследного принца Гессен-Гомбург-ского. Эта армия должна была идти на Макон против маршала Ожеро, оттеснить его и обеспечить тем Женеву и сообщения Главной армии.

Наследному принцу шведскому поручено сменить в Бельгии 3-й германский корпус, долженствовавший присоединиться к Силезской армии, другими войсками, занять сию страну и в случае надобности обеспечить отступление Блюхера.

Вникая в основные соображения этого плана действий, нельзя не сознать, что целью главных составителей его, императора Александра и короля Фридриха-Вильгельма, было придать новое значение Силезской армии, которая, в сущности, сделалась главной, между тем как армия князя Шварценберга, уклоняясь от боя и ограничиваясь поддержанием Блюхера и принца Гессен-Гомбургского, снизошла на степень вспомогательной части союзных сил. Как в случае дальнейшего отступления князя Шварценберга сообщения Блюхера с Рейном подвергались опасности, то для совершенной самостоятельности его устроили ему новое основание действий в Нидерландах и заняли эту вполне преданную союзникам страну многочисленной армией наследного принца шведского. В состав ее долженствовали войти: корпусы шведский и сводный графа Вальмодена; английские войска, высаженные на берега Бельгии; вспомогательный датский корпус; и, наконец, войска, формировавшиеся в Ганновере и Голландии²⁵.

По окончании совещания в Бар-сюр-Об императоры Александр и Франц отправились в Шомон, король прусский остался в Бар-сюр-Об, а князь Шварценберг переехал в Коломбей. Немедленно были посланы в дубликате повеления Блюхеру, Винцингероде и герцогу Веймарскому, соответственно предположениям, одобренным на совете²⁶. Король прусский, извещая Блюхера о всех принятых мерах, писал ему:

«Перемирие не состоится, и потому вчерашнее повеление мое сделалось недействительным. В настоящее время решено: предоставить армии князя Шварценберга ту роль, которая была указана Силезской армии при возобновлении действий после перемирия в прошлое лето; сообразно с тем, князь Шварценберг на сей раз будет продолжать свое отступление. Напротив того, вверенной вам армии назначено действовать наступательно, и с сей целью она будет усилена корпусами Винцингероде, Бюлова и герцога Веймарского. Сегодня будут отправлены предписания о поступлении их под ваше начальство впредь до дальнейшего распоряжения.