Текст книги "Снова надейся"

Глава 7

Закрыв зонтик, я слегка одернула подол своего платья. Пришлось спешить, потому что я три раза переодевалась, хотя в итоге вернулась к своему изначальному выбору: черное вельветовое платье-комбинезон поверх кремово-белого вязаного свитера, колготы и ботинки. Осень я любила по множеству причин, но возможность носить пушистые свитера и удобные колготки определенно стояла на первом месте.

Когда я переступила порог кафе, раздался негромкий перезвон колокольчиков. Я быстро окинула взглядом зал, однако Нолана нигде не было видно. Застыв в нерешительности, я думала, заказать ли себе напиток сразу или поискать свободный стол, как вдруг почувствовала покалывание в затылке.

– Эверли.

Я повернулась и увидела шагающего ко мне Нолана. Его улыбка казалась такой теплой, что холод этого дня от меня буквально отскочил. Даже промокшие ноги на мгновение были забыты.

– Привет, – сказала я, все еще запыхавшаяся после того, как бежала от своей квартиры.

Нолан подошел ко мне и кивком указал в глубь зала.

– Я уже зарезервировал нам столик. Сегодня тут довольно много народу.

– Супер. – Пропустив его вперед, я тщательно следила за тем, как переставляю ноги, чтобы не поскользнуться на мокром полу. Не хотелось упасть и опозориться перед Ноланом.

– Пришли, – произнес он и показал мне столик на двоих, на котором уже лежали блокнот и ноутбук. Он был маленьким и находился в дальней части кафе, где на всю длину стены тянулась скамья с мягким сиденьем.

– Где хочешь сесть? – спросил он.

– На скамейке, если ты не против.

Нолан кивнул, и я заставила себя оторвать от него взгляд. Надо сосредоточиться. Это не свидание – мы встретились, чтобы обсудить рукопись Доун и избавить ее от необходимости пробиваться через сотни комментариев своих бета-ридеров. Нет вообще никаких причин нервничать.

Кроме того, в университете не было ничего необычного в том, чтобы встречаться с преподавателем вне лекций. Доун уже ходила сюда с Ноланом поболтать о писательстве и книгах, другие научные сотрудники университета тоже лично занимались какими-то делами со студентами. Ничего необычного.

Ничего необычного, – мысленно повторяла я.

– Похоже, ты уже продуктивно поработал, – заметила я, кивнув на его записи, и сняла куртку.

– Немного, – откликнулся он. – Что будешь пить? Горячий шоколад?

– Я бы взяла матча латте. – Я как раз собиралась вытащить кошелек, но он отмахнулся.

– Сейчас вернусь.

Нолан направился обратно к прилавку и сделал заказ. Со своего места я наблюдала, как к нему подошли двое студентов и заговорили. Нолан просиял и повернулся к ним. Они болтали, пока готовился заказ. Одна студентка из этих двоих положила ладонь ему на руку и рассмеялась. У меня в животе зародилось какое-то непонятное чувство, которое я игнорировала изо всех сил.

Нолан один из самых открытых людей, которых я когда-либо знала. Когда он общался с кем-то, то уделял этому человеку все свое внимание – как будто в мире больше никого не существовало, а сказанное имело для него высочайшую значимость, даже если речь шла просто о погоде. Он всегда улыбался, и я еще никогда не видела, чтобы у него хоть раз не нашлось времени, когда к нему кто-нибудь подходил.

Блейк рассказывал мне, что в прошлом семестре обратился за помощью к Нолану, так как не знал, как уделять время и тренировкам, и предстоящим экзаменам. Нолан встретился с ним после этого и не только успокоил его панику, но и составил учебный план, благодаря которому Блейк смог постепенно прорабатывать материал своих предметов. Нолан отзывчив, добр и всегда готов всех выслушать.

Так что в этой ситуации не было ничего удивительного. И уж тем более не стоило пялиться на студентку, ладонь которой до сих пор находилась на руке Нолана.

Я отвела взгляд от них троих и достала из сумки свои записи. Чуть ли не через силу сконцентрировалась на том, чтобы аккуратно разложить все перед собой на столе. Через пару минут Нолан вернулся с нашими напитками. Осторожно поставив их в центр крохотного столика, он сел напротив меня.

Теперь я больше не могла на него не смотреть. Он смахнул упавшую на лицо прядь, и мой взгляд задержался на его светло-русых волосах. Интересно, каково было бы пропустить их между пальцами…

От этой мысли щеки у меня словно вспыхнули огнем.

Нет. Невозможно. Абсолютно невозможно.

Я потянулась за своим ноутбуком, но практически сразу замерла на середине движения – для него на столе уже не было места.

– Как считаешь, нам нужно два ноутбука? – спросила я.

Нолан покачал головой:

– Думаю, нет. Можем сперва пробежаться по нашим записям, а если захотим заглянуть в рукопись, я ее уже открыл. – Он кивнул на свой MacBook, за который я бы отдала левую руку. Мой ноутбук перешел мне по наследству от мамы, когда ей на работе выдали новый.

– Идет, – согласилась я.

Нолан открыл свой блокнот и начал пролистывать его, задумчиво нахмурив брови. Максимально незаметно я попыталась рассмотреть, какую футболку он надел сегодня… и с удивлением обнаружила, что под кардиганом грубой вязки на нем была темно-синяя рубашка. У меня не получилось вспомнить ни единого раза, когда бы я видела его одетым вот так. И этот вид понравился мне больше, чем должен.

Нолан заметил мой взгляд и опустил глаза вниз, словно ожидая увидеть на рубашке крошки или пятно. Не заметив ничего такого, он снова взглянул на меня. Потом на его лице отразилось понимание.

– Отсюда я сразу поеду на день рождения к родителям, – сказал он.

– А я-то подумала, что ты ради меня нарядился, – ответила я.

Нолан изумленно моргнул, но затем тихо рассмеялся:

– Рад, что хотя бы ты замечаешь, как я старался. Уже слышу вздох отца, потому что надел только рубашку, а не костюм полностью.

– Это юбилей?

– Они празднуют свои девяносто лет.

У меня открылся и снова закрылся рот. Если родителям Нолана девяносто, то…

– О, в смысле, на двоих. Моим родителям в этом году обоим исполнилось по сорок пять лет, и они отмечают вместе, потому что дни рождения у них на одной неделе. Они всегда так делают, – пояснил он.

Значит, его родители моложе моей мамы. Я попробовала подсчитать в уме.

– Прости, но… а сколько тебе сейчас лет?

Нолан ухмыльнулся:

– Двадцать восемь. Я удивил родителей своим появлением в их последний год в старшей школе.

– Какой приятный сюрприз, – произнесла я.

– Полагаю, не эти слова тогда сказала моя мама, пускай сейчас она упорно утверждает обратное.

Я подумала о Саре, девчонке из моей бывшей команды по чирлидингу. Она тоже забеременела и несколько недель не знала, что делать.

– Наверняка они прекрасные люди, раз справились с этим, – осторожно ответила я.

Нолан кивнул:

– Они лучше всех. Я люблю своих родителей больше всего на свете.

Его страстные слова меня обезоружили. Я не рассчитывала, что наша встреча начнется так. Сидеть напротив него и смотреть ему в глаза, в то время как он рассказывает мне что-то настолько личное, – это совершенно не то же самое, как говорить с ним об этом в Сети. Мне нравилось чувство, которое пробуждали во мне его слова.

Мне хочется узнать больше, – подумала я. – Намного больше.

– Классный подарок приготовил? – спросила я.

– Хочешь посмотреть?

Я быстро кивнула.

Нолан поднял свою сумку и достал оттуда конверт, обвязанный большим бантом. Он протянул его мне, чтобы я увидела наклейку, которой была закреплена лента.

– «Прыжки с парашютом от Дженкинса», – прочла я вслух. Потом взглянула на Нолана, расширив глаза. – Ты подаришь родителям прыжок с парашютом?

Он кивнул:

– Мама всегда хотела это сделать. Мне просто пришло в голову, что девяносто – подходящий возраст.

Засмеявшись, я отдала ему конверт.

– Уверена, они оба обрадуются.

– Насчет папы я бы не был так уверен. Он никогда не страдал от адреналиновой зависимости, но мне кажется, ради мамы он согласится. А еще я подумал, что если мы сделаем это втроем, то он вообще не сможет отказать. Я уже даже время согласовал.

– То есть выбора у него нет.

Нолан усмехнулся:

– Точно.

Он выглядел так, будто собирался еще что-то добавить, но потом закрыл рот. На долю секунды слегка наморщил лоб, после чего на его лицо возвратилось дружелюбное выражение, которое после почти года писательского курса стало мне уже более чем знакомо.

– Думаю, нам пора начинать, – сказал он.

Я ощутила где-то в области живота укол разочарования, но в то же время как будто бы поняла, что сейчас произошло. Именно так я чувствовала себя каждый раз, когда была готова рассказать Нолану что-то личное о себе и в последний момент передумывала. Мы словно оба иногда не осознавали, где проходит граница между нами, и останавливались. Проигнорировав свое разочарование, я вцепилась в стакан, который принес Нолан.

– Итак, – произнес он и взял свои записи. Пробежал по ним глазами, снова отложил, а потом облокотился обеими руками о стол, чтобы посмотреть на меня. – Как тебе первые главы «Рядом со мной»?

– На самом деле я надеялась, что ты начнешь, – призналась я.

На это Нолан лишь слегка улыбнулся, однако поделиться со мной своим мнением явно не собирался. Так что я бросила взгляд в свои заметки.

– Они мне… – заговорила я и попыталась подобрать правильные слова, невзирая на то, что написала их бесчисленное множество.

– Да?

Я расставляла мысли по полочкам. Письменно и через функцию рецензирования в «Word» это однозначно проще, чем сидя непосредственно перед Ноланом.

– Они мне очень понравились, – озвучила я в конце концов.

– Не верю, что ты только что задумалась практически на целую минуту, чтобы сказать только это, – откликнулся Нолан.

Я кинула в него салфеткой, которую он поймал на лету и аккуратно сложил около своего стаканчика.

– Поделись со мной своими мыслями, Эверли.

У меня в голове возник вопрос, заметил ли он, как это прозвучало. И увидел ли, как у меня перехватило дыхание.

Откашлявшись, я еще раз посмотрела на свои записи и собралась.

– Мне понравилось, что это история не о тех же главных героях, а о второстепенных персонажах из первой части. Брат Тристана еще тогда мне импонировал, поэтому я очень обрадовалась, что могу теперь заглянуть к нему в голову. Кроме того, он… – Я на секунду замолчала. – Кроме того, он гораздо круче, чем Тристан.

– Почему? – спросил Нолан абсолютно нейтральным тоном.

Я пожала плечами:

– Тристан был вспыльчивым, не мог не совать свой нос во все подряд и делал все, чтобы люди вокруг считали его классным. Картер же его полная противоположность. Мне нравится его мягкость и то, как самоотверженно он повел себя по отношению к Линн. Хотя в этом Доун, по-моему, перегнула палку в паре эпизодов.

– Где, например?

Поведя плечом, я теребила в пальцах уголочек страницы своих заметок. Чуть-чуть скрутила листок и опять развернула.

– Например, когда Картер несет Линн в больницу на руках. Мне кажется, это совсем нереалистично. И не очень-то рационально.

– Не рационально?

Я подняла глаза и внимательно посмотрела на Нолана. Сейчас он уже не улыбался, но уголки его рта еле заметно подрагивали.

– Ты задаешь только встречные вопросы, Нолан. Я не так себе это представляла.

– Ты нетерпеливая.

– А ты в данный момент не мой преподаватель, а мой коллега, бета-ридер, – парировала я.

Он моргнул. Потом опустил взгляд на свой блокнот и снова посмотрел на меня.

– Ты права. Я просто хотел понять, как ты восприняла этот текст. Извини.

Сделав глубокий вдох, я глотнула матча латте. Стакан согрел мои замерзшие от волнения ладони.

– Я думаю, что Картер мог бы отвезти ее в больницу вместо того, чтобы нести на руках.

– Я бы тоже понес свою девушку в больницу, если бы моя машина стояла слишком далеко.

– Серьезно? – нахмурив лоб, спросила я.

– Конечно. А ты бы предпочла, чтобы тебя сначала долго несли до машины и только потом отвезли в больницу?

Я попробовала вообразить, как какой-то парень несет меня на руках под дождем, и, не сдержавшись, фыркнула. Картинка получилась уж слишком дурацкой.

– Сомневаюсь, что кто-то, если он не бодибилдер или типа того, вообще смог бы так долго меня нести. Как насчет самого очевидного решения?

Нолан изогнул бровь:

– Во-первых, я точно смог бы пронести тебя пару миль, если бы до этого дошло, хотя я не бодибилдер.

Пока Картер в «Рядом со мной» нес Линн в больницу, сама она в полубреду любовалась игрой его мышц и тонкой пленкой пота, выступившей на лице. Как правило, такие сцены вызывали у меня смех. Однако теперь, представив в этой роли Нолана, я почувствовала, как у меня пересохло в горле. Пришлось поставить стакан, потому что внезапно мне стало чересчур жарко.

– Во-вторых, какое самое очевидное решение? – невозмутимо продолжил он, заставив образы у меня в голове лопнуть, как мыльные пузыри.

Я мгновенно вернулась в реальность и серьезно ответила на его взгляд.

– «Скорая помощь».

Нолан недоуменно моргнул, словно ослышался. Затем громко рассмеялся.

– А что?

Он скрестил руки перед грудью.

– И в чем же будет драма со «Скорой помощью»? Или романтика? Так Картер показывает, что он готов все отдать ради Линн. Я могу понять, почему Доун выбрала такой вариант.

– И снова этот пункт, о котором мы с тобой можем спорить часами.

– Для этого мы и здесь, – усмехнулся Нолан.

– Ладно. Но есть сотня других способов, как сделать эту сцену романтичной. Помимо прочего, все это происходит на восьмидесятой странице, если я не ошибаюсь. Не рановато ли для такой драмы? Ты ведь сам постоянно твердишь нам о графиках напряженности сюжета – даже сравнивал их с кардиограммой! Кривая должна колебаться, но вначале не слишком сильно, чтобы сюжет оставался реалистичным. Это твои слова.

Нолан в этот момент потянулся за своим кофе, но замер.

– Я должен чувствовать себя польщенным, ты так внимательно меня слушала.

– Это не я внимательно слушала, а ты просто очень громко говорил, – отозвалась я.

Он ответил на мою ухмылку.

– О’кей, очко в твою пользу.

Довольная, я облокотилась на спинку сиденья.

– Твоя очередь.

Нолан поднял стаканчик с кофе, и у него на лице появилось задумчивое выражение.

– Иногда мне хочется, чтобы Доун отважилась на нечто большее.

– Где, например? – повторила я вопрос, который ранее задавал мне он.

Нолан откинулся назад:

– Я настоящий фанат писательского стиля Доун, и первые главы, по-моему, просто потрясающие. Но я ожидал, что она попробует что-нибудь новое. А вместо этого обнаружил много сюжетных элементов, схожих с теми, которые уже видел в «О нас».

На мгновение я задумалась.

– Но это же продолжение.

– Само собой, да, но это не значит, что нельзя рискнуть и сделать что-то новое. Только так можно вырасти как автор. К тому же как раз во втором томе становится еще важнее удивить читателя. Именно потому, что мир, в котором мы там находимся, – он указал на рукопись на своем ноутбуке, – нам уже знаком.

Посмотрев еще раз на свои записи, я рассеянно кивнула:

– Верно. Хотя книги похожи, здесь мне немного не хватало глубины чувств из первой части. В «О нас» я так страдала вместе с героями с самой первой страницы!

Нолан кивнул:

– Это я тоже внес в заметки. В конце «О нас» у меня были слезы на глазах. А здесь я пока не на сто процентов уверен относительно эмоций.

Меня всегда поражало, что Нолан настолько откровенно говорил о чувствах, которые вызывала у него литература. На занятиях он всегда совершенно открыто рассказывал об этом, если какой-то определенный текст задевал его за живое, и побуждал нас делать то же самое. Порой я мечтала уметь так же свободно обсуждать то, что меня тронуло.

– С другой стороны, это только первые сто страниц. Велик шанс, что ты опять будешь плакать, – заметила я.

Один уголок рта у него изогнулся вверх.

– Плакать во время чтения – одно из самых прекрасных чувств в мире.

– Звучит как слоган, который тебе срочно нужно напечатать на футболке.

– Вообще-то я планировал сегодня надеть футболку с зонтиком, пока родители не сообщили, что праздник будет грандиозным и шикарным.

Когда он говорил о родителях, в его голосе появлялись мягкость и теплота. Никогда еще я не слышала, чтобы он отзывался о ком-то или чем-то с такой любовью. И это напомнило мне о нашем разговоре в среду, когда я обсуждала с ним свое будущее и маму.

– Нолан? – нерешительно спросила я.

– Мм?

Я прочистила горло и уткнулась взглядом в свой стакан, чтобы не смотреть ему в глаза.

– То, что я рассказала тебе о маме… об этом никто не должен знать. Даже Доун. В смысле, я ей доверяю, но мне…

Прежде чем я договорила, Нолан накрыл мою ладонь своей.

Когда он прикоснулся ко мне, тело словно пронзило чистым электричеством. Сердце на секунду остановилось, чтобы в следующий миг забиться намного быстрее. Я вновь подняла голову и встретилась со взглядом его темно-серых глаз. Таким же теплым, как ощущение его руки на моей.

– Я никогда не обману твое доверие, Эверли, – прошептал он.

– На самом деле я ни с кем не говорю об этих вещах. – Я хотела сказать больше, но он качнул головой.

– Не нужно мне ничего объяснять, я уже понял.

Тянулись секунды… но ладонь Нолана все так же лежала на моей руке. И взгляд от меня он тоже не отводил. Мое сердце стучало еще быстрее, чем когда мы переписывались по ночам, но это была та же магия, которая и сейчас, похоже, овладела моим телом. Большой палец шевельнулся будто сам по себе, совсем чуть-чуть. Я провела им вдоль его мизинца.

Это оказалось волнительно. Чувства лучше я не испытывала никогда в жизни. Внутри меня все закружилось, мысли переворачивались, а в животе затрепетали бабочки. В этот миг Нолан опустил глаза на наши ладони. Задержал дыхание.

Затем убрал руку.

На меня он не смотрел, а сосредоточился на листках, разложенных перед ним на столе. Нервными движениями собрал их в неаккуратную стопку, в результате чего пара страниц улетела на пол. Нолан тихо выругался и нагнулся, чтобы их подобрать.

С колотящимся сердцем я ему помогла. А когда снова выпрямилась и протянула ему листы, Нолан до сих пор избегал моего взгляда. Он кашлянул и потянулся рукой к своему воротнику, как будто тот его душил, в то время как у меня все сильнее горели щеки. Я никогда раньше не видела его в такой растерянности, и меня пугал этот вид.

– Мне нужно еще что-нибудь выпить, – неожиданно произнес Нолан и встал. – Скоро вернусь.

Прежде чем я успела что-то сказать, он развернулся и ушел к прилавку. Я смотрела ему вслед. И с каждым его шагом все четче осознавала, что только что мы пересекли границу.

Глава 8

– Ты точно уверена? – спросила Кэти и уже в который раз за этот день покосилась на мои чистые руки. – Даже маленькую бабочку?

Я сморщила нос:

– Не могу себе представить худшего рисунка для первой татуировки.

– Эй! – возмущенно воскликнула она, вытянув в мою сторону кулак. На тыльной стороне ладони красовалась большая бабочка, потрясающе прорисованная до мельчайших деталей. Она выглядела такой настоящей, что казалось, будто она вот-вот сорвется с ее руки и улетит.

К тому моменту я уже кое-что узнала о Кэти. Дочь ямайца и англичанки, она родилась в Лондоне, где и жила до семи лет. После этого переехала с родителями в Орегон и провела там остаток детства и юность. Первую татуировку набила в семнадцать лет без ведома родителей. Это привело к крупной ссоре, от которой они до сих пор до конца не отошли прежде всего потому, что Кэти стала татуировщицей вместо того, чтобы пойти учиться.

Три часа – это целая куча времени, чтобы узнать что-то о человеке. И слава богу, рассказы Кэти отвлекали меня от того, о чем я без перерыва думала с пятницы: от нашей с Ноланом встречи.

Когда он вернулся за наш столик, мы продолжили обсуждать роман Доун, будто ничего не случилось, хотя я ясно ощущала, что он выстроил перед собой стену. Мне ничего не оставалось, кроме как винить себя. Да, он первый взял меня за руку и был инициатором прикосновения… Я сделала бы то же самое с Блейком или Доун, если бы мы разделили настолько личный момент. Это ничего не значило. То, что я так странно ответила на его касание, было идиотским поступком и поставило Нолана в неудобное положение.

Не единожды за выходные я сверлила взглядом раскрытый ноутбук и задавалась вопросом, не написать ли ему. Мне хотелось восстановить баланс в наших отношениях и не допустить, чтобы все наши встречи с этого момента проходили так же неловко, как в прошлую пятницу. Однако я понятия не имела, что сказать, чтобы разрядить обстановку, или как в принципе завести эту тему. Нолан, в свою очередь, более чем ясно дал понять, что предпочел бы игнорировать произошедшее.

Внезапно я заметила на себе взгляд Кэти. Видимо, она ждала ответа.

– Конечно, у тебя очень красивая бабочка, – быстро произнесла я, изо всех сил отгоняя мысли о Нолане. – Просто я не думаю, что мне это подходит.

Она подперла подбородок рукой и надула губы. Она буквально надула губы.

– Если ты подберешь что-нибудь, то обязана прийти ко мне. Ты должна мне это за то, как хорошо я ввела тебя в курс дела.

Я посмотрела на нее, приподняв бровь. Ровно десять минут Кэти показывала мне, как работает система записи Get Inked. Все остальное время она рассказывала о своей жизни, своих татуировках и показывала свои «хотелки» – эскизы, которые она нарисовала и только собиралась наколоть, – и в конце концов переключилась на осмотр моего тела на предмет потенциальных мест, где можно сделать тату, чтобы моя мама не заметила их с первого взгляда. В этом она была профи.

– У каждого ведь есть что-то, чем он восхищается, – заявила Кэти.

– Да, но «что-то» и есть просто «что-то», а не рисунок, который я хотела бы носить на своем теле всю оставшуюся жизнь. Если рассуждать как ты, то я могла бы набить себе тату с плиткой шоколада. Или сыр.

Она вздохнула:

– Всегда хотела сделать татуировку в виде сыра.

Я взглянула на нее, задаваясь вопросом, не разыгрывает ли она меня. Лишь когда Кэти ухмыльнулась, я позволила себе расхохотаться, а она присоединилась.

– Поверить не могу, что чуть на это не купилась.

– Видела бы ты свое лицо. – Она смахнула слезу из уголка глаза. – Значит, кусок сыра.

– Пожалуйста, нет. Тогда мои друзья решат, что я спятила.

Кэти повела плечом:

– Почему это? Кусок сыра может означать каникулы в Швейцарских Альпах с бабушкой и дедушкой, где каждый раз на завтрак, обед и ужин подавали сыр, по которому вы все с ума сходили.

Я задумчиво кивнула:

– И снова в точку.

– Правило номер три в Get Inked: «Никогда не осуждай того, кто сделал себе тату с куском сыра», – почти торжественно объявила Кэти.

Я усмехнулась. Правило номер один гласило, что у каждого, кто входит в салон, нужно проверить документы, а следовательно, и возраст. Правило номер два – никогда не подтверждать по телефону рисунок, который предварительно не одобрили Кэти или Зеэв.

– Думаю, правило номер три я никогда не забуду, – сказала я.

– Какое правило? – спросил Зеэв, выходя из процедурного кабинета в холл. Сегодня он был одет в свободную черную майку, вырез которой приоткрывал часть его груди. Я заметила очертания большой птицы, однако быстро отвела взгляд и вместо этого уставилась в брошюры на стойке администратора.

– Никогда не осуждай людей с сырными татуировками, – ответила Кэти.

Зеэв издал фыркающий звук, который, очевидно, служил чем-то вроде смеха.

– Я набивал и гораздо более странные вещи.

– Расскажи Эверли про газонокосилку! – оживившись, воскликнула Кэти.

Я с любопытством переводила взгляд между ними. Зеэв подошел к маленькому золотому столику рядом со стойкой, взял себе стакан и поднес его к кулеру, за который теперь – если они меня наймут – буду ответственна я.

Залпом опустошив стакан, Зеэв неторопливо вернулся к нам.

– Как-то я набил одному шестидесятилетнему мужику газонокосилку в память о его черепахе.

– В память о его… – начала я, но прервалась и поморщилась, когда меня осенило, что, судя по всему, крылось за этой историей. – О нет.

– О да, – ответил Зеэв.

– Расскажи ей подробности. О черепашьих ошметках, я имею в виду.

Зеэв выглядел абсолютно невозмутимым, и его, похоже, не заразил нездоровый энтузиазм Кэти.

– Он был сам не свой, совершенно подавлен. Так что я постарался изобразить самый красивый из когда-либо существовавших газонокосилко-черепаховых рисунков.

– И сделал это просто потрясно, – добавила Кэти, дружелюбно хлопнув Зеэва по плечу.

В первый раз с тех пор, как пришла сюда, я заметила проблеск эмоций в глазах Зеэва. Они появились всего на мгновение, а затем выражение его лица вновь окаменело.

– Я закончил, – обратился он ко мне и приглашающе кивнул в сторону процедурного кабинета. После того как полчаса назад ушел последний клиент, Зеэв сказал, что проведет мне небольшую экскурсию, когда приберется. – Можем идти.

Кивнув, я последовала за ним.

Помещение оказалось гигантским и было разделено на две зоны. Разграничивала их белая перегородка. Оборудование на обеих сторонах стояло одинаковое: большое кресло-кушетка, высоту которого можно регулировать, рядом табурет с мягким сиденьем и разными рычажками и тату-машинка. Мне бросилось в глаза, что освещение здесь гораздо ярче, а пол более гладкий, чем в холле.

– Не знаю, что тебе уже успела рассказать Кэти, но самое важное в студии – это абсолютная чистота, – начал Зеэв.

Дома я уже поискала кое-какую информацию и откашлялась.

– Чтобы микробы не попали в кровь клиентов.

Зеэв кивнул и покосился на меня. Он всегда выглядел одинаково, поэтому разобраться в его чувствах и мыслях было невозможно. Однако мне все равно хотелось показать, насколько я изучила тему.

– Тут хранятся материалы, – пояснил он и направился вместе со мной к левой части комнаты. На некотором расстоянии от кушеток располагались раковина и встроенный в стену стеллаж, который тянулся по всей длине кабинета. Зеэв показывал мне разные иглы, краски и остальные инструменты и объяснял, что и для чего использует. – Помимо работы татуировщиком, у меня здесь есть и другие обязанности. Например, мне нужно вести бухгалтерию, еще я как можно чаще посещаю тренинги и курсы повышения квалификации, чтобы быть в курсе всех новых тенденций. А большую часть времени я провожу, консультируя клиентов.

Мне вспомнилась история с газонокосилкой. Хотя Кэти рассказала ее, просто чтобы мы немного посмеялись, я смогла себе представить, как сложно создать что-то на память для настолько расстроенного человека.

– А бывают посетители, которым ты ничего не колешь? – поинтересовалась я.

Зеэв кивнул:

– Каждый раз мы сначала должны убедиться, совпадает ли видение клиента с нашим. Иногда люди просто вбивают себе в голову что-то нереальное. Многие вещи не всегда можно воплотить так, как они того желают. Это означает, что часто мне приходится отказываться от заказов.

– Представляю себе, как это сложно, особенно поначалу. Все-таки вы, наверное, много вложили в этот салон.

– Конечно, но в конечном счете это определенно лучший вариант. Мы здесь все делаем с чистой совестью и так приобретаем известность.

– Я видела, что на ближайшие четыре недели у вас практически полная запись. Это ведь хороший старт, не так ли? – спросила я.

Зеэв с сомнением пробурчал:

– Могло быть и лучше. – Потом скрестил руки на груди и пристально посмотрел на меня: – Ты действительно хочешь получить эту работу, да?

– Да, – без промедления ответила я.

Он кивнул:

– О’кей.

Я моргнула:

– О’кей – «должность моя» или о’кей – «уходи отсюда»?

– О’кей, должность твоя. И уходить ты тоже можешь, мы уже закрываемся.

Я вздрогнула, когда позади меня кто-то взвизгнул, и обернулась. Кэти просунула голову из-за двери и широко улыбалась Зеэву.

– Прекрасное решение, босс.

Тот проигнорировал ее и вместо этого сказал мне:

– На днях подготовим твой контракт.

– Я рада, большое спасибо.

Он кивнул.

– А теперь кыш. Обе.

Когда тем вечером я позвонила маме, она взяла трубку сразу после первого же гудка.

– Алло?

– Мам, это я. – От напряжения я крепко стиснула пальцами подлокотник кресла.

На мое сообщение, в котором я рассказала ей о пробном рабочем дне, она ответила коротко – пожелала мне удачи, в итоге с позапрошлого воскресенья мы так и не разговаривали.

– Прости, что я тебе до сих пор не перезвонила, родная, – сказала мама и вздохнула. – В издательстве столько всего происходит. Теперь мне нужно выполнять ту же работу, но за меньшее количество часов. Ты наверняка можешь себе представить, каково это.

У меня свалился огромный камень с души, когда я услышала, что ее голос звучал совершенно нормально – разве что немного устало.

– Это выматывает, не сомневаюсь. Так и раньше-то было, – откликнулась я.

– Еще как. Ну да ладно, не важно. Расскажи мне о своем пробном дне. Как все прошло? А главное, где? Твое сообщение было таким загадочным.

– Хорошая новость: я получила работу.

– А что, есть еще и плохая новость? – спросила мама.

Я набрала полную грудь воздуха.

– Это подработка в тату-салоне.

Пару секунд она молчала.

– Но это же не значит, что теперь ты сделаешь татуировку, правда?

– У меня уже полруки забито, – пошутила я.

– Эверли!

– Нет, естественно, я не буду делать тату.

Хотя могла бы, если бы захотела, – с упрямством подумала я.

– Слава богу.

Меня разозлила ее реакция. Однако после нашей ссоры я собиралась сделать все, чтобы по максимуму сгладить углы. Мне не хватало наших телефонных разговоров.

– Рабочий график отличный, оплата честная, а коллеги приятные.

– Хорошо. Звучит здорово. Рада за тебя. Серьезно.

Я ослабила хватку на подлокотнике кресла и попыталась расслабиться.

Мама, похоже, возилась на кухне – я слышала стук открывающихся и закрывающихся шкафчиков и звон посуды. Хотелось бы мне просто приехать к ней, сесть вместе за кухонным столом и всю ночь болтать обо всем на свете, как мы делали раньше.

– Ты знала, что Доун пишет новую книгу? – спросила я и подтянула ноги на кресло.

– Стенли говорил! Ты уже ее читала?

– Первые сто страниц. Парочка замечаний у меня есть, но я уже с нетерпением жду следующие главы, – вкратце рассказала я.

И вновь вспомнила о Нолане. Я объединила наши с ним комментарии для Доун и отправила ей по электронной почте, так как он после празднования дней рождения проводил выходные с родителями. Его адрес я добавила в копию письма, однако с той нашей встречи в кафе он не давал о себе знать. У меня руки чесались от желания проверить, в «Скайпе» ли он, после того как четыре дня мне не хватало смелости открыть программу.

Недолго думая, я подхватила ноутбук со стола, положила на подлокотник кресла и подняла крышку.

– По-моему, замечательно, что вы двое так поладили. О большем мы со Стенли и мечтать не могли, – произнесла мама и начала рассказывать об их прогрессе в уборке и перестановках в доме.

Я навела курсор на иконку «Скайпа» и замерла. Понятия не имею, как я завтра покажусь на глаза Нолану на «Писательской мастерской», если до этого еще раз с ним не поговорю.