Текст книги "Загробная жизнь по православной вере. Как живут наши умершие и как будем жить и мы по смерти"

Святогорец пишет: один архиепископ, А. В., жестоко страдавший меланхолическими припадками, усердно просил у Бога себе помощи и раз во время вечерней молитвы заметил, что в передних его комнатах разлился свет, который, постепенно усиливаясь, наконец окружил его самого. Тут же увидел он какую-то женщину и, всмотревшись в нее, узнал, что это была покойная мать его. «Зачем так горько плачешь, чадо, – сказала она, – и понимаешь ли, чего просишь у Господа? Для Господа нетрудно исполнить твое прошение, но знаешь ли, чего ты чрез это лишаешь себя? Ты и сам не знаешь, чего себе просишь». И, дав ему несколько наставлений, сделалась невидима (Письма Святогорца, собранные по смерти его, с. 218).

В Орлове, Вятской губернии, пишет еще Святогорец, есть священник отец М. Л., близкий мне родственник; он передал мне следующий случай. В его приходе, в расстоянии от города верст десять, жил крестьянин, отличавшийся кротким характером и скромностию. В 1848 или 1849 году, хорошо не упомню, крестьянин этот отчаянно заболел; по желанию его отец М. напутствовал его Святыми Тайнами, и по принятии их вскоре больной умер. Его омыли, положили на стол и приготовили гроб. Прошло два часа, как больной испустил дух, вдруг он открыл глаза, сел на свою постель сам собою, тогда как в течение всей своей болезни он не мог того сделать, оставаясь в крайнем изнеможении сил. Первые слова его, как только открыл глаза и сел, были, чтоб поскорее послали за священником, что и было тотчас же исполнено. Когда я, говорит о. М., прибыл к ожившему, он просил выйти из комнаты всех, объявляя, что он желает наедине поговорить со священником. Домашние удалились; оживший глубоко вздохнул и сказал: «Батюшка! Я ведь умирал, был взят ангелами и представлен ко Господу. Когда я явился пред Ним и поклонился Ему, Он посмотрел на меня так милостиво, с такою любовию, что я не могу того выразить. Вид Его – не сказать как хорош! “Что ж вы взяли его? – наконец кротко сказал Господь ангелам, приведшим меня, – а у него еще есть на душе грех, в котором он никогда не исповедовался духовнику, забывши его по давности”. И при этом Господь напомнил мне мой неисповеданный грех. Я тогда только и сам почувствовал, что точно было у меня такое дело, но я забыл и никогда не каялся в том священнику. “Отведите же его, – продолжал Господь, – чтоб он очистил свою совесть пред духовником, и тогда опять сюда возьмите его”. – И сам я не знаю, – сказал после того оживший, – как я опять сделался жив». Тут он с чувством рассказал забытый грех, и отец М. прочел над ним разрешительную молитву, прося вспомнить и его как своего духовного отца, когда предстанет опять пред Господом. Едва только отец М. отправился к дому, оживший мирно и без смущения предал дух свой Господу. Так-то милостив Господь (Странник за 1860 г., т. 1, с. 63).

Действительный тайный советник князь Владимир Сергеевич Долгорукий, находясь в звании посланника при прусском дворе в царствование Фридриха, заразился там вольномыслием. Узнав об этом, родной брат его, князь Петр Сергеевич, не раз писал к нему письма, в которых уверял его, что он в заблуждении, что без истинной веры нет на земле счастия, что вера существенно необходима для будущей жизни и прочее. Но все было напрасно. Читая беспрестанно Вольтера, Даламберта и др., князь Владимир Сергеевич смеялся над убеждениями набожного брата. Однажды он, возвратясь от короля и чувствуя сильную усталость, разделся наскоро, бросился в постель и скоро задремал. Вдруг слышит он: кто-то отдергивает его занавес, приближается к нему, и хладная рука прикасается к его руке, даже жмет ее. Он смотрит, видит брата и слышит от него: «Верь». Обрадованный неожиданным явлением, князь хочет броситься в объятия брата и друга, но вдруг видение исчезает. Он спрашивает слуг, куда девался брат, и, услышав от них, что никакой брат к нему не являлся, старается уверить себя, что это сон, мечта, но слово «верь» не перестает раздаваться в ушах его и не дает ему покоя. Он записал число, час и минуту видения, и вскоре получил известие, что в этот самый день, час и минуту скончался брат его, князь Петр Сергеевич. С тех пор он сделался набожным и верующим христианином и об этом видении часто говаривал другим (Утешение в смерти близких сердцу, с. 95–96).

Поэт Жуковский приводил два случая, за достоверность которых ручался. Вот один из этих случаев, который подтверждается и профессором хирургии Пироговым. Дело было в Москве. У одной дамы был сильно болен ее любимый сын, у которого она и сидела ночью. Все внимание матери было сосредоточено на страждущем младенце, как вдруг она видит, что в дверях ее горницы стоит ее родственница Мойер, проживавшая в Лифляндии, в Дерпте. Явление было так живо, что скорбящая мать, забыв ребенка, обратилась с распростертыми объятиями к вошедшей Мойер: «Это ты, М.?» – но посетительница мгновенно исчезла. Что же оказалось? В эту самую ночь, в этот самый час г-жа Мойер умерла родами в Дерпте.

Другой же случай и многие другие примеры привидений, о которых рассказал автор, я не помещаю здесь, но желающие могут обратиться к 6-й книге сочинений Жуковского, к статье «Нечто о привидениях».

В «Словаре достопамятных людей Русской земли» Бантыш-Каменского, изд. 1836 г., в т. 5 на с. 94–95 сказано: однажды Екатерина Ивановна Штакельберг, в бытность Высочайшего Двора в Царском Селе (1767 г.), по званию фрейлины находясь при Дворе, занималась своим туалетом в присутствии нескольких молодых подруг, и в том числе графини Елисаветы Кирилловны Разумовской. Среди полного веселья Екатерина Ивановна, как бы невольно, взглянула в окно, потом еще раз взглянула с большим удивлением, а затем и в третий раз, причем, вскочив с кресел, вскрикнула: «Батюшка приехал и подходил к окну!» Она побежала навстречу отцу в сад, но там никого не было, и после долгих разысканий наконец убедилась, что родитель ее не приезжал. Когда рассказали об этом Императрице, то она повелела записать день и час видения. Через несколько дней получили известие из Риги о кончине отца Екатерины Ивановны, и именно в тот день и час, когда он явился дочери.

Жили два приятеля, и жили душа в душу. Раз они куда-то ехали и остановились на ночлег в одном городе: один у своего приятеля, а другой, у которого не было никого, ни родных, ни друзей, должен был остановиться в трактире. Первый, остановившийся у приятеля, лег, заснул и видит сон, будто к нему является друг его и говорит: «Приди, пожалуйста, ко мне, хозяин трактира меня обижает и даже хочет убить». Сон этот так сильно встревожил его, что он проснулся и пошел было в трактир выручать из беды приятеля, да дорогой раздумал, полагая, что сон – бред, пустяки, и воротился домой; но только что он уснул, как опять видит во сне, будто приятель его, плавая в своей крови и умирая, упрекает его за то, что он не пришел к нему на помощь, и говорит: «Я уже убит трактирщиком, тело мое изрезано в куски, вывезено моим убийцей за такие-то городские ворота и там зарыто в навозе». Этот последний сон еще более встревожил спавшего, он проснулся и тотчас же побежал за городские ворота, где и нашел своего друга в таком именно положении, в каком сказано ему было во сне, и он предал убийцу суду. (Странник за 1860 г., т. IV, с. 105).

Молодой офицер Иван Афанасьевич Пращев и его денщик, хохол Наум Середа, – действующие лица по всей справедливости таинственного события, происшедшего 14 мая 1861 года.

Вот в чем дело. Иван Афанасьевич Пращев и его денщик Наум Середа были в походе в Польскую войну 1831 года. За несколько времени до 14 мая 1831 года в их лагере находились цыгане, и вот молодая цыганка предсказывает обоим, Пращеву и Середе, смерть в 14 мая. Простодушный Середа принял предсказание хладнокровно и прибавил: «Да будет воля Божия», но сердце молодого Пращева заразилось смущением. Действительно, в предстоящее 14 мая смертельно ранили Середу, и умирающий просил Пращева переслать находящиеся при нем три золотых матери.

– С любовию непременно исполню твое прошение, и не только сии три золотых, но и от себя еще прибавлю за твою услугу, – ответил Пращев.

– Чем же я вас, ваше благородие, возблагодарю? – прибавил умирающий.

– Так как нам цыганка предсказала смерть на 14 мая, и ты действительно умираешь, то приди ко мне из загробного мира в тот день, в который я должен умереть.

– Слушаюсь, – отвечал Середа и вскоре умер. Пращев не забывал предсказание цыганки, и каждое 14 мая было для него как бы днем перехода в загробный мир, и обещание Середы известить о дне смерти побуждало его в сей день служить панихиду по убиенном воине Науме.

Ровно через 30 лет в первом часу ночи наступившего 14 мая 1861 года, пользуясь превосходною погодою, сам Пращев, его жена, дочь, племянник и жених дочери были в саду; собака, постоянно бывшая при Иване Афанасьевиче, вдруг бросилась вдоль по аллее, как обыкновенно бывает, когда собака завидит чужого. За нею последовал Пращев – и что же: он видит подходящего к нему Середу!

– Разве 14 мая? – хладнокровно спросил Пращев пришедшего с того света.

– Так точно, ваше благородие, я пришел исполнить ваше приказание; день вашей смерти наступил! – ответил неземной гость и скрылся.

Пращев немедленно, вопреки своему семейству, приготовился по-христиански к исходу: исповедался, причастился Святых Таинств, сделал все нужные распоряжения и ждал смерти. Но смерти не было. Было 11 часов вечера 14 мая. Пращев со своими был в саду. Раздался женский голос, и у ног Ивана Афанасьевича как у своего помещика просила защиты жена повара, гнавшегося за нею. Повар был пьян, и в таком состоянии он обыкновенно считал жену изменницею и наносил ей побои. Повар подскочил к Пращеву и большим поварским ножом нанес ему в живот смертельную рану, от которой за несколько минут до 12 часов ночи, следовательно, еще 14 мая скончался Иван Афанасьевич, извещенный о своей смерти Середой, уже 30 лет жившим в загробном мире (Нива, 1880 год, №№ 15, 16 и 17).

Подобное же явление души умершего живому случилось в Италии в XVI веке. Вот как это было: «Двое известных ученых Италии XVI века, Меркати и Марсилий, имели различные понятия о бессмертии души; один полагал, что душа, разлучаясь с телом, остается в бездействии и сне до дня судного, до восстания мертвых; другой, напротив, утверждал, что бездействия в природе нет и что поэтому душа непременно должна до достижения конечной своей цели переходить в другие живые тела. Чтоб убедиться, кто прав, Меркати и Марсилий, бывшие в тесной между собою дружбе, произнесли страшную клятву и условились, что тот из них, кто прежде умрет, непременно должен явиться к другому и объяснить ему предмет несходства их мыслей, если только это возможно. Раз ночью, когда Меркати, в Риме, был углублен в занятия, от услышал три сильных удара в свою дверь. Он встал с места и, отворив окно, увидел у подъезда всадника, закутанного в белый плащ. “Ты прав, друг мой!” – закричал тот изумленному ученому, в тот же миг поворотил коня и, как вихрь, исчез в тумане. Два дня спустя Меркати получил известие, что в тот день и час друг его Марсилий умер во Флоренции» (журнал «Северная звезда», 1877 г., № 9, с. 180).

Ежели говорить языком современного неверия XIX века, то действительно по временам бывают чудные вещи и по своей сущности таинственные. Ежели же иногда причину таинственного события полагают в слепом случае, то, рассматривая ближе и внимательнее произведение случая, нельзя не заметить в нем еще мало известные нам законы психической жизни. Не было до сих пор примера, чтобы материя и случай производили жизнь и сознание. Вот факт, описываемый в московской газете Гатцука в № 1, 1883 год, с. 7.

Действующие лица сего таинственного случая – два друга: умерший Князев и живой Побединский. Князев и Побединский после многолетней искренней дружбы должны были расстаться, ибо Побединский отправился в поход во время польского восстания. При дружеском расставании Побединский говорит: «Ежели уже не увидимся более здесь, то все-таки увидимся – там!» – «Нет, я не умру, прежде чем не прощуся с тобой», – возразил Князев. Друзья расстались. После нескольких лет разлуки Побединский, взяв отпуск, отправился из Варшавы к своему другу Князеву, и что же – встречает его уже мертвым, лежащим на столе. Когда наступил вечер, приезжему гостю отвели для ночлега кабинет покойного. Что случилось с Побединским в эту ночь, помещаем его собственный рассказ.

«Я задремал, но это не была приятная дрема после усталости, а какое-то тяжелое забытье. Я слышал, как кругом воцарилась тишина, и только голос дьячка нарушал ночное безмолвие. Часов около двенадцати меня разбудили чьи-то шаги. Я быстро обернулся, стал прислушиваться: шаги раздавались все ближе… и вдруг в дверях между портьерами показалась высокая фигура моего друга.

И клянусь вам, это не была игра воображения. Он стоял, вытянувшись во весь рост, тусклые глаза его бесцельно смотрели куда-то в стену. У меня встали дыбом волосы… кричать не мог… голос отказался повиноваться… Тусклый свет лампады прямо падал на лицо мертвеца и придавал ему какое-то страшное выражение. Но вот мертвец зашевелился… сделал еще несколько шагов, повел глазами по всей комнате и остановил их на мне. До конца моей жизни я не забуду этого взгляда. Мертвенно-бледное, до сих пор неподвижное лицо покойника преобразилось, точно теплота и свет разлились по нему, потухшие глаза вспыхнули, даже на бледных губах показалась улыбка, а слишком знакомый голос ясно произнес: “Побединский! Друг мой! Тебя ли я вижу?” И мертвец бросился ко мне, стал сжимать меня в своих объятиях. Напрасно употреблял я все усилия, чтобы освободиться от этих страшных объятий: губы мертвеца касались моих губ, худые пальцы, точно клещи, впивались в мое тело… После тщетных усилий освободиться и под влиянием страха, о котором нельзя дать точного понятия, я лишился чувств…

Было уже утро, когда я очнулся; возле меня суетились люди и среди них какой-то седенький господин.

– Где я? Что со мной? – спросил я окружающих.

– После, после все узнаете, – ответил мне седой господин, который оказался доктором. Я нетерпеливо ждал объяснения страшного ночного кошмара. “Сон это или действительность?” – думал я и терялся в догадках… Прошло еще несколько томительных часов. Я чувствовал себя настолько уже бодрым, что мог приподняться с постели, и опять назойливо приставал к доктору с вопросом: что со мною было?

– С вами был страшный обморок, – объяснил доктор.

– А мертвец? Неужели он в самом деле приходил ко мне?

– К вам приходил не мертвец, а живой человек.

– Стало быть, он жив?

– Был… несколько часов тому назад, а теперь… – и доктор приподнял портьеру в залу. Покойник опять лежал на столе под парчой, а в ногах его заунывно раздавался голос дьячка.

Вот что узнал я от доктора: покойный друг мой, прежде чем отойти навсегда в вечность, впал в предсмертный летаргический сон. Читавший по нему Псалтирь дьячок вышел ночью из залы и заговорился с людьми. В это время мнимо умерший, очнувшись, встал со стола и по привычке пошел в свой кабинет. Крик вернувшегося дьячка поднял на ноги весь дом.

– Представьте наше изумление, – сказал доктор, – и ужас, когда мы увидали мертвеца, лежащего у вас на груди…

– И он был жив, когда вы вошли?

– Нет. Искра жизни вспыхнула в покойном на несколько мгновений, как будто для того, чтобы исполнить данное вам слово: не умирать, не простившись с вами».

Часть третья
Догмат учения церкви о ходатайстве живых за умерших
и испрошении прощения грехов некоторым грешникам

На чем основывает Церковь свое учение
о возможности спасения некоторых умерших грешников

Мы знаем, что смерть есть только переход от земной жизни в загробную, что соединенные Богом на земле не разлучаются и смертию, что внутренний, духовный союз и взаимное соотношение между пребывающими на земле и перешедшими в загробный мир продолжается как между членами одного духовно-нравственного Царства Христова. Единение, союз, отношение и общение для пребывающих на земле имеют чувственное выражение, видимые знаки, свидетельствующие о неразрывности духовного союза и общения с перешедшими в загробный мир. Показав, в чем состоят союз и общение мира видимого с невидимым, то есть пребывающих на земле с ангелами и падшими духами и со святыми, теперь постараемся показать видимое чувственное выражение видимого мира с перешедшими несовершенными, не достигшими еще совершенной святости, с грешниками, в аду находящимися, однако не потерянными для Царствия Божия.

Чувственное выражение союза и общения пребывающих на земле с перешедшими за гроб несовершенными грешниками составляет содержание этой части. Жизнь и деятельность пребывающих на земле, основанная на вере в Господа Иисуса Христа, есть наивернейшее зеркало союза и общения с несовершенными, перешедшими в загробный мир. Жизнь и деятельность – одно и то же. Где жизнь – там и деятельность, и где деятельность – там и жизнь; следовательно, дела пребывающих на земле покажут, будут свидетельствовать о их союзе и общении с перешедшими. Бог, соединяя людей вечным союзом любви, на случай кратковременной разлуки – смерти – чрез Своего избранного апостола Павла запретил скорбеть о смерти близких сердцу, открыв средства сохранить сей союз и общение с почившими. Эти средства или дела пребывающих на земле суть: 1) самая жизнь пребывающих на земле, 2) их отношения к Богу и к отшедшим, 3) молитва о усопших, 4) милостыня и 5) Божественная литургия.

а) Основания испрошения прощения грехов умершему: любовь и вера

Святая наша Церковь свое учение о возможности облегчения загробного состояния некоторых грешников и даже освобождения их от ада основывает: во-первых, на свойствах духа человеческого – любви и вере, во-вторых, на Священном Писании Ветхого Завета, в-третьих, на евангельском учении, в-четвертых, на предании святых апостолов, в-пятых, на учении святых отцов и учителей Церкви, в-шестых, на постановлениях Соборов и, наконец, в-седьмых, действительные факты по сему предмету мы находим в житиях многих святых.

История свидетельствует нам, что не было и нет народа, на какой бы степени образования он ни находился, который не сознавал бы и не верил бы в бессмертие души, а потому и в загробную жизнь; и, судя по земной жизни, верит в счастливое или мучительное загробное состояние. Сознавали и верили народы сей истине, которая, следовательно, была общею для всего человечества и общим достоянием человеческого духа. Кроме сей истины, общей человеческому духу, естественна была ему и другая принадлежность, характеризующая его Божественное происхождение, – любовь.

Человеку естественны любовь и ненависть: любовь к истине и ненависть ко злу. Христианин со времени святого крещения усваивает себе не только внешнее имя Христа – имя христианина, но и обязан воспитать в себе дух Христов – небесную, божественную любовь к Богу и к ближним, пребывающим еще на земле, а равно и к перешедшим в другой мир, о чем свидетельствует апостол Павел, когда говорит: «Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе» (Флп. 2, 5).

Бессмертная любовь есть основание молитвы вообще и заупокойной, в частности. Пределы любви, определенные Господом, полагать души свои за ближних, и живое сочувствие живых состоянию душ, нас любивших и теперь еще любящих, но отделенных от нас переходом в загробный мир, естественно производят в душе прежде всего молитву как принадлежность человеческого духа. Естественно, заповедано и Спасителем повторено, на основании закона любви, желать себе того же самого, чего и ближнему. Спасение, Царствие Небесное – предмет желания человека и себе, и всем.

Вот основание ходатайства и заупокойной молитвы, скрывающееся в духе человека: в любви Один Бог безгрешен; все согрешаем, в беззакониях зачинаемся, во грехах рождаемся, живем и умираем (Рим. 3, 10–13; 7, 18). Вся деятельность человека представляет смешение добра со злом, в большей или меньшей степени. Вот побудительная причина для любви ходатайствовать за умерших пред источником любви – Богом.

Дух человека, имеющий Божественное происхождение, должен заключать в себе и нечто Божественное: как Отец ваш Небесный совершен, так будьте и вы совершенны (см. Мф. 5, 48), учил Господь наш Иисус Христос; «сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе», – учил святой апостол. Любовь Господа должна быть примером и нашей любви к ближним. Господь пришел в мир для спасения всех. Все верующее человечество спасается, которое естественно начинает свое существование на земле, а отсюда переходит к своему вечному назначению. Посему-то апостол и учит, что Господь обладает и живыми и мертвыми, и что те и другие поэтому – Господни. Господь возлюбил нас, пребывающих еще на земле, а также и перешедших за гроб; возлюбил так, что для нашего спасения принес Себя в умилостивительную жертву Богу Отцу. Такой любви Бог требует и от нас, чтобы все видели, что «вы Мои ученики»; любви не только к живым, но и к перешедшим за гроб: любите друг друга так, как Я возлюбил вас. Сам Иисус Христос и его святые ученики – апостолы – учили бессмертной любви. Они не учили любить только живых, еще пребывающих на земле. Говоря о бессмертии души, о вечной загробной жизни, о свойстве истинной любви, учили, что любовь не умирает, что переходит за гроб с ее предметом, с любимым лицом, что истинной христианской любви неестественно даже охладеть.

Что сделалось с душою умершего? Она переменила только свое положение, состояние и местопребывание. Она – не на земле. Но дух и свойство ее остались при ней, как и прежде, во время пребывания на земле. Любимые предметы остались для нее любимыми и за гробом, она по-прежнему любит своих и горит любовью к Богу. Ежели так, то возможно ли живым не любить перешедших в загробный мир? Пусть докажут, что заповедь о любви простирается только на живых, ограничивается только земным странствованием. Ежели докажут это, то вместе с тем и покажут, что у них нет Бога, нет души, нет загробной жизни! Без любви – что же будет в загробной жизни?.. Живые, ежели только они имеют в себе дух Христов, обязаны любить, да даже и не могут действовать наперекор природе, не любить своих усопших. Это – священная обязанность, это – требование веры Христовой, это – доказательство, что мы содержим православную веру, что веруем несомненно в бессмертие души и в загробную жизнь, в которую веровало и верует все человечество. Как объяснить равнодушие некоторых к умершим, как будто уже к не существующим? Неверие и жестокость – характер такой души! Ежели закон Христов – закон духа – требует любить врагов, то как же мы делаемся равнодушными к нашим умершим, любившим и любящим нас?

Все народы любили и любят своих отходящих в загробный мир. Любя почивших, они оказывали и оказывают им разные почести.

Господь Иисус Христос учил: чего сам желаешь получить от Бога себе, то самое делай ближнему твоему, даже люби твоего врага. Наши все отношения к ближним, как добрые, так и злые, Господь берет на Себя, когда говорит: сделанное вами Моим меньшим братиям – сделано Мне (Мф. 25, 40). Нам нужна милость от Бога и в сей, и в будущей жизни; поэтому будем же и сами милостивы и к нашим ближним, здесь и за гробом пребывающим.

Пред Богом – все живые, и мы имеем заповедь любви вечной, бессмертной; заповеданы молитва друг за друга, ношение тяготы ближнего, искание Царствия Божия, и все это не для себя только, а для ближнего, потому что без любви ближнего спастись невозможно: любите ближнего так, как Я возлюбил вас. За спасение ближнего должно полагать души свои; это совершенство любви, требуемой от нас Господом. Ежели милость, милосердие доставляют душе, приемлющей их, отраду, облегчение, радость, будет ли то милость духовная или телесная, и в то же время производят удовольствие и в душе милостивого, добродетельного, то молитва за переселившихся в новый, загробный мир есть первое и главнейшее дело милосердия. Просите, и дастся вам – вот неложные слова Начальника жизни. Напрасно некоторые умствователи думают, что молитва за умерших для них бесполезна, что ее благотворность простирается только на живых, мы не принимаем сей лжи, а веруем словам Иисуса Христа, научившего нас, что Бог – не мертвых, а живых, а потому и ходатайствуем чрез Него у Бога не за мертвых – несуществующих, а за живых, перешедших в загробный мир для вечной жизни. Ежели на земле душа наша радовалась, приходила в особенное неземное состояние, ежели обстоятельства, ее окружавшие, изменялись мгновенно, таинственно на лучшие, ежели ниспадали оковы с рук и ног, ежели являлись неземные посетители, ежели все это происходило сверхъестественно с душою, единственно только от молитвы за нее, возносимой к Богу (например, что было с кипрским пленником в Персии, когда за него молились родители, или с апостолом Петром, по молитве верных), то что же препятствует той же самой душе в загробной жизни вкушать плоды дел милосердия, в память ее совершаемых на земле живыми?

Понятие о жизни и темное представление нерасторжимости душ человеческих смертию, таившиеся во глубине духа, оставались только в темном сознании человечества. Как неопределенны были с духовной стороны взаимные отношения людей на земле, так, следовательно, оставались оные неопределенными и между пребывающими на земле и перешедшими в загробный мир. Естественная любовь, прирожденная духу вследствие падения человека, не знала средств своей истинной деятельности в отношении к переселяющимся за гроб. Жертвовать жизнию, приносить себя в жертву – умерщвлять себя как видимые знаки любви к почившему – и другие тому подобные неестественные поступки принимались за истину, и обогащенный и развитый научными познаниями ум держался сих нелепостей, блуждая в духовной темноте. У древних просвещенных римлян было в обычае тела знатнейших умерших не зарывать в землю, а сожигать на костре, при костре же убивали и рабов, а в позднейшее время при этих кострах гладиаторы рубились мечами и умерщвляли друг друга. Все это делалось по любви к усопшему с целью умилостивить для него адское божество (Краткое описание нравов и обычаев древних римлян, § 6, отд. 5). Только благодатный христианский свет, просвещающий всякого христианина, разогнал тьму духовного неведения. Иисус Христос открыл на земле тайны загробной жизни, показал, в чем состоят союз и отношение живых с умершими. При всем своем просвещении, разумеется, научном, а не духовном, древние не знали, что нужно им делать со своими покойниками, чтоб доставить им существенную пользу. Не знали древние, когда вполне не знали сего и Богом избранные евреи, у которых был закон Божий и святые пророки. Бесполезность некоторых обрядов над умершими обнаружилась в словах Самого Господа, повелевшего следовать за Ним одному из Его учеников, просившему прежде похоронить отца. Такие похороны свойственны, сказал Господь, только не знающим Меня: оставь мертвого мертвым, пусть они его хоронят, ты же по Мне гряди. Также закон о нечистоте мертвых тел, существовавший у евреев, был в первый раз нарушен Господом Иисусом Христом, Который показал его неосновательность, когда Своею рукою коснулся гроба умершего сына наинской вдовы (Лк. 7, 15), и далее, когда коснулся руки дочери начальника синагоги Иаира (Мк. 10, 40); и в христианстве мертвые тела не считаются нечистыми. В другом месте Иисус Христос прямо уличил евреев в незнании загробного состояния мертвых, сказав: прельщаетесь, не зная, что за гробом уже не женятся, а живут, как ангелы. Сказал, что Он есть воскрешение и жизнь, следовательно, мертвым полезна только христианская жизнь живых, верующих в Него: ибо Я – воскрешение и жизнь мертвых, мертвые и живые – Мои.

Сам Господь открывает начало молитвы за умерших в словах: любите, просите, ищите. Доселе ум и сердце, полное любви, не знали, что делать со своими переселенцами в загробный мир; теперь же Иисус Христос, Его благодать и святая вера открыли скорбящему сердцу, как оно должно поступать в отношении к умершему.

Прирожденная, естественная духу человеческому любовь есть источник всех добродетелей. Одна заповедь – любовь – была дана Богом чрез Моисея; эту же заповедь подтвердил и в Новом Завете Иисус Христос, основатель Своей Церкви. Иисус Христос учил любить друг друга любовию не земною, а небесною – Божественною, вечною. Любовь проявляется прежде всего в молитве – ходатайстве пред Богом за ближних. Следовательно, и молитва за усопших есть плод нашей к ним любви. Души, исполненные истинной любви к ближнему, – все равно, где бы он ни был, на земле или за гробом, – не могут не принимать живого участия в состоянии ближнего, не могут не сочувствовать скорби или радости. С плачущими – плачут, а с радующимися – радуются, по свойству заповеданной любви. Сознание живыми греховности умерших производит не совсем радостное чувство. Печальное сердце находит утешение в вере, где открывается возможность спасти умершего, избавить его от ада и жить вместе за гробом в доме Отца Небеснаго.

Любовь без истинной веры не знает своей настоящей деятельности и, как слепая, принимает и зло за добро: убивает на могиле раба, чтобы сей последний отнес приветствие умершему, живущему в другом мире, как делали язычники древности и ныне делают еще в Африке, в Дагомее. Любовь же, окрыленная христианскою верою, не проливает крови, но, послушная воле Жизнодавца, в Нем едином видит спасение умершего, и потому смиренно Его молит отшедших упокоить, и нас, пребывающих на земле, помиловать. Молит потому, что так угодно Богу, чтобы мы друг другу помогали нашим ходатайством. Святый Дух Сам, пребывая в нас, научает нас молиться молитвою истинною, ибо мы сами «о чем помолимся, якоже подобает, не вемы». Следовательно, заупокойной молитве как молитве о спасении умерших Святый Дух учит живых.

Показано, что сей союз и соотношение в Церкви Христовой выражаются внешними, видимыми знаками и действиями. Там, где не видно сих видимых действий, можно с достоверностью заключить, что господствует совершенное неверие. При вере только и есть единение, союз, отношение и общение между живыми и мертвыми. Без веры невозможно спасти себя и помочь в спасении ближнему. Вера, надежда и любовь служат первым и главным основанием всех видимых средств, выражающих наш союз с умершими. Итак, прежде всего видимым образом, знаком нашего неразрывного союза с почившими служит наша жизнь, исполненная живой веры и добрых дел. Помочь усопшему в загробной его жизни может только истинно христианская жизнь живых, основанная на повелении Господнем, данном одному из Его учеников, просившему прежде похоронить своего отца: ты по Мне гряди… возвещай Царство Божие… Я – воскрешение и жизнь для всех! Итак, основание, на котором утверждается непременная христианская обязанность – молитва за умерших – есть любовь и вера. Вера наша, что души усопших живы, что обещание Господне неложно – «просите, и дастся вам», что в Его власти участь почившего, эта вера дает нам случай ходатайствовать, молиться за умерших. Вот основание нашей молитвы за умерших, по которому мы, живые, осмеливаемся просить всещедрого Бога о помиловании любезных Ему грешников.