Текст книги "Исчезающая лестница"

Стиви увидела, что он обратно вытащил корзину и внимательно изучил ее содержимое с радостной, тренированной увлеченностью политика, которому приходится изображать интерес ко всему, что преподносят на его пути люди: к пирожным и ужинам в складчину, к презентациям детей и стариков, к церемониям для тех, с кем он совершенно незнаком. Профессиональная улыбка, строгое понимание того, когда взять паузу, а когда перебить другого оратора, чтобы вновь переключить интерес на себя, умение делать все это так естественно и свободно, что, когда из такого человека сочится этот яд, все говорят: «Ну какой милый, простой парень; любит чипсы, как и все остальные».

Поэтому она подождет. И ничего не скажет. Стиви устроилась удобнее в кресле, которое приняло ее, потому что было дорогим и принимало все, что навязывал ему тот, кто в нем сидел.

– Звучит необычно, – произнес Эдвард Кинг, вынимая из корзины зеленый пакетик, – вкус маринованного огурца с укропом. Удивительно вкусно.

Он распечатал пакетик и вытащил своими длинными пальцами пластинку картофеля. Его ладони так напомнили Стиви руки Дэвида, что у нее по коже поползли мурашки. Длинные и элегантные. Руки, которые идеально ложатся на шею.

– Первая причина того, что я лично везу тебя в Эллингэмскую академию, – сказал он, когда положил пластинку в рот и начал жевать, – заключается в том, что ты проделала исключительную работу, разобравшись, что случилось с Хейзом Мейджором. Я отец, Стиви. Мой сын тоже учится в этой школе, и я переживаю, как все остальные.

«Так переживаешь, что сын, вместо того чтобы претендовать на родство с тобой, заявил, что ты умер».

– Стало быть, вот так, – добавил он, – и, поскольку ты справилась с этой задачей, мне от тебя кое-что понадобится. Я нуждаюсь в твоей помощи.

Из небольшого вентиляционного отверстия в стене лился прохладный воздух. Стиви вдохнула, вобрав в себя его поток.

– Знаю, знаю, ты не хочешь мне помогать. Я кое-что слышал о тех фокусах, которые ты проделала с местным волонтерским офисом. Изменила телефонные номера, в итоге все бросились звонить в сеть океанариумов «СиУорлд» и магазин «Эмерикен Герл» со всеми его куклами. По правде говоря, получилось очень смешно. Я не имею ничего против. Так веселее жить. Но при этом знаю, что тебе не захочется делать ничего для продвижения моих политических интересов, потому что мы… придерживаемся разных позиций.

Он был все такой же вежливый, очаровательный и раскованный, все так же следил за речью. Но при этом смотрел на нее, и она видела на его лице то же зловеще-игривое выражение, что и у Дэвида. Да, Стиви действительно сделала то, о чем он говорил, хотя в действительности никогда не думала, что это до него дойдет. Сидевший перед ней сенатор – человек, хотевший стать президентом, – знал, что Стиви играла в игры с его избирательной кампанией. От этой мысли ей стало неуютно.

– То, что мне от тебя требуется, – продолжал он, – ты сделаешь с превеликим удовольствием. Здесь наши позиции не расходятся.

Он положил в рот еще одну пластинку картофеля, самолет на мгновение ухнул куда-то вниз, и Стиви схватилась за сиденье.

– Ты знакома с моим сыном Дэвидом, – сказал он, не обращая внимания на потерю высоты, – он твой друг. Я знаю, он о тебе очень высокого мнения. Знаю по той простой причине, что он о тебе ни разу ничего не сказал, даже когда я несколько раз его об этом просил. Мне хотелось узнать об этой его соседке, которая распутала дело и стояла с ним в тот момент, когда я приехал в школу ранним утром и еще никто не проснулся. Он не сказал мне ни слова. Из чего следует, что он не желает, чтобы ты имела ко мне хоть какое-то отношение. А раз так, то ты ему нравишься. Эта загадка не из категории сложных.

Стиви немного расслабилась, и на нее в этом холодном, странном самолете снизошло какое-то тепло. Дэвид выставил вперед щит. Она ему нравилась.

– Справиться с Дэвидом, – сказал он, положив пакетик чипсов на сиденье напротив, – бывает непросто. Ты хоть представляешь, сколько школ он поменял?

Сенатор покачал головой с таким видом, будто она ему ответила.

– Кажется, шесть… Или семь? У него очень странная манера выражать отвращение к тому или иному месту. Когда ему там больше не нравится, все идет наперекосяк. Мне хотелось бы, чтобы так больше не было. Он заканчивает школу. Учится в выпускном классе. Ему просто необходимо продержаться до июня. В Эллингэмской академии дела у него наладились, но, когда ты уехала, опять пошли неприятности. Дэвид пропускает занятия. Ведет себя отвратительно. Пройдет совсем немного времени, и у школы не останется другого выхода, кроме как его выгнать. Я думаю, если ты вернешься в Эллингэмскую академию, он угомонится. Поэтому и везу тебя. Ты возвращаешься туда, где тебе жуть как хочется быть, и перед тобой стоит очень простая задача – сделать так, чтобы там остался и Дэвид.

– И что, по-вашему, я должна для этого сделать? – спросила Стиви.

– Мне кажется, ему нравится, когда ты там. Твое присутствие, похоже, его ободряет. Я никоим образом не говорю, что ты должна делать какие-то вещи… личного характера. Это совершенно не мое дело, и предполагать что-то подобное с моей стороны во всех отношениях было бы неуместно. Просто я думаю, что он считает тебя другом, и, если ты вернешься в школу, ему тоже захочется там остаться. Вот и все.

– А если я не захочу с ним говорить?

– Любезно поговорить с человеком, тем более немного, не составляет особого труда. Ты будешь в школе до тех пор, пока там будет оставаться Дэвид. Я за этим прослежу. А если у тебя в плане такой договоренности есть какие-то проблемы, я могу развернуть самолет и доставить тебя прямиком обратно домой. Это несложно. Так что подумай.

Я могу развернуть самолет. Это говорил отец, но при этом обладающий истинной властью. Эдвард Кинг это знал. Стиви умолкла, глядя, как на земле сквозь лоскутное одеяло облаков пробиваются огоньки. Она чувствовала очертания предмета в рюкзаке – единственного ценного и незаменимого. Жестяной баночки из-под чая. Ее путеводной нити. Еще совсем недавно она так мечтала расследовать это дело, и вот теперь ей для этого представилась реальная возможность. Она обладала тем, чем больше не обладал никто. Это был ее шанс.

Стиви какое-то время молчала, чувствуя тянувший от иллюминатора холод, глядя на собственное отражение, на торчавшие короткие белокурые волосы. Кем она была? И кем могла стать?

– Что скажешь, Стиви? – спросил Эдвард Кинг. – Мы договорились?

– Да, – ответила она, – договорились.

Глава 4

Порой, в моменты смущения или скуки, Стиви Белл воскрешала перед своим мысленным взором сцены из знаменитых криминальных романов или шоу. Сидя в другом внедорожнике, катившем из Берлингтона в Эллингэмскую академию по горной, тянувшейся среди скал дороге 1-89, она решила прокрутить в голове начало «Десяти негритят», которых многие считают не только лучшим произведением Агаты Кристи, но и, пожалуй, самым идеальным детективным романом всех времен и народов. Десять человек, незнакомых друг с другом, отправляются на небольшой частный островок, добраться до которого можно только на небольшом катере. Всех их туда под разными предлогами пригласил человек, которого никто из них не может вспомнить. Каждый поехал, получив хорошее предложение. Вскоре по прибытии они понимают, что во всех этих историях концы с концами не сходятся, и тогда… и тогда начинают умирать.

Примерно то же было и ехать в Эллингэмскую школу.

Она располагалась в глуши. Доехать туда можно было только на служебном автобусе. Точно так же приходили письма с приглашениями, хотя никто до конца не понимал, почему. Стиви возвращалась потому, что получила предложение – предложение, от которого не могла отказаться.

Да и, потом, присутствовал труп.

Хейза Мейджора на фоне всего этого забывать было нельзя. Хейза – его белокурые волосы, мускулистые икры, медоточивый голос, красивые скулы и даже загар. Вскоре Стиви обнаружила, что главным его талантом было умение заставлять других делать за него всю работу: домашние задания, рефераты, проекты, серии шоу. На Хейза трудилась куча людей. Он был чем-то вроде придурка.

Но смерти не заслуживал – что бы с ним ни случилось. По правде говоря, полной уверенности на этот счет у Стиви не было. Наверняка она знала лишь, что Хейз не писал сценариев для своего шоу. Она докопалась, что их за пятьсот долларов сочинила Элли, а потом скрыла этот факт. Кроме того, она выяснила, что в тот момент, когда Мейджор якобы тащил по территории школы сухой лед, впоследствии его убивший, с ним по скайпу разговаривала его девушка Бет Брэйв. А раз так, то этот сухой лед взял кто-то другой. И тот, кто это сделал, скорее всего, затаил на него за что-то злобу: например, за то, что написал сценарий шоу, думая, что все это ерунда, а потом обнаружил, что по нему собираются снимать фильм, который, возможно, будет стоить миллионы…

Однако зуб на Хейза был у многих, в то время как Элли выросла в общине, вместо одежды носила какие-то обноски и, казалось, не проявляла интереса к деньгам…

Тук-тук. Сердце забилось быстрее. Нечего катить по этой мысленной дороге, нечего возвращаться к чувству вины. Она отметила факт, Элли сбежала, теперь кризис себя исчерпал, и она опять ехала в Эллингэмскую академию закончить начатое.

На этом этапе поездки Эдвард Кинг ее сопровождать не стал. Вернулся, сел в свой самолет и отбыл в неизвестном направлении, напоследок сказав:

– Это, конечно, дело твое, но я думаю, тебе лучше не распространяться, что ты прилетела на моем самолете. В школе все знают, что родители дали тебе зеленый свет, разрешив вернуться. Твой вид транспорта может кому-то не понравиться. Мне кажется, лучше просто сказать, что ты прилетела, и на том закруглить разговор.

Минивэн, встретивший ее в аэропорту, принадлежал местной таксомоторной компании, водитель не обращал на нее никакого внимания, оставив в покое, поэтому она сидела в темноте наедине со своими мыслями. Надела наушники, попыталась послушать музыку, потом криминальное шоу, но ни на чем не смогла сосредоточиться и решила, пусть лучше будет тихо.

Стиви понимала, что можно позвонить Джанелль либо Нейту или хотя бы отправить им сообщение о своем возвращении, но обнаружила, что ее сковал паралич. Они станут задавать вопросы, на которые у нее пока не было ответов. Она и сама едва что понимала. Поэтому прокручивала в голове сюжеты детективных романов и смотрела на высившиеся стеной вдоль автострады скалы.

Минивэн припарковался на стоянке у дороги, и водитель, ожидая, когда за ней приедет кто-нибудь из Эллингэмской школы, выключил двигатель. Вскоре рядом остановилась голубая «тойота». Стиви увидела знакомую седовласую голову. На охраннике Ларри не было обычной униформы – ему выпал выходной, поэтому он надел джинсы и куртку в красно-черную клетку, выглядевшую очень по-вермонтски.

– Так-так, – сказал он, когда Стиви вышла из минивэна, – значит, ты вернулась.

– Вам меня не хватало?

– Да я только о тебе и думал, – ответил он.

В его голосе присутствовало достаточно беззлобного ворчания, чтобы она поняла: отчасти это было правдой. Да, она доставила Ларри немало головной боли (шлялась по тоннелям, вмешивалась в разбирательство по делу о гибели Хейза, начала собственное расследование, плюс другие мелкие шалости, на которых и останавливаться не стоит), но вместе с тем одержала над ним победу, серьезно изучив дело Эллингэма, и тот факт, что она…

Именно она привела его к трупу Хейза. А потом – к человеку, который, возможно, нес ответственность за его смерть.

Ларри подхватил одну из пузатых сумок с грязной одеждой Стиви и положил ее в багажник машины. Ее вещи уже не в первый раз переезжали с места на место и оттого, что их положили в «тойоту», менее потрепанными не казались. Похоже, это был личный автомобиль Ларри – она приехала слишком поздно, чтобы посылать за ней эллингэмский автобус.

– Что тут было без меня? – спросила Стиви, как только они уселись в машину.

Ларри еще больше приглушил музыку в стиле кантри, которую до этого слушал.

– Жизнь замерла. Школа закрылась.

– Это я знаю, – сказала она.

Ларри выехал на дорогу. Здесь оказалось намного темнее. В пригородах Питтсбурга было больше магазинов и торговых центров, больше автозаправок, больше света в целом. Здесь тьма опускалась на землю до тех пор, пока не натыкалась на дерево или скалу, а потом поглощала все без остатка. Небо над головой усеивали звезды. От знакомых знаков вдоль дороги, от билбордов с рекламой отелей для горнолыжников, леденцов из кленового сиропа и изделий стеклодувов на душе стало тепло. И потом, вдоль автострады 1-89 стояли дорожные указатели, которые она любила больше всего, – те, на которых было написано «АМЕРИКАНСКИЕ ЛОСИ». Она обратила на них внимание, когда ехала в Эллингэмскую академию в первый раз: одни только лоси, лоси и снова лоси, но в то же время…

Никаких лосей.

– Вы когда-нибудь видели американского лося? – спросила она.

– Ага, – ответил он.

– И какой он был?

– Большой.

Ответ ее удовлетворил. По крайней мере, американский лось оказался не выдумкой.

– Итак, ты вернулась, – сказал Ларри, – надеюсь, теперь ты будешь чуть строже следовать правилам.

– Я всегда им следовала, – ответила Стиви, – разве что…

– Шаталась по опечатанным тоннелям, где кое-кто нашел свою смерть. А потом приперла к стене в своем коттедже подозреваемую в убийстве…

Стиви горделиво залилась румянцем, хотя это, вероятно, была не та реакция, которую ожидал Ларри.

– Спрашиваю еще раз: на этот раз все будет иначе, не так ли? – сказал он.

Она утвердительно кивнула головой.

– Мне хотелось бы, чтобы ты произнесла это вслух, – произнес он.

– Правила. – ответила Стиви. – Буду. Их. Соблюдать. Все до единого.

– Вот и славно. Потому что ты мне нравишься, и мне не хотелось бы, чтобы тебе дали пинка под зад и отправили паковать вещи. Хочешь расследовать преступления, да? Тогда не веди себя так, будто ты умнее всех остальных, и не занимайся ими в одиночку. Этим ты обижаешь других.

– Знаю, – сказала она, – извините.

– Извинения здесь ни при чем, – ответил Ларри.

Стиви съехала по сиденью вниз, согнулась пополам и ехала так до самого конца, в виде наказания позволив ремню безопасности врезаться ей в шею. Чтобы свернуть на коварную подъездную дорожку к школе, автомобиль выполнил спорный с геометрической точки зрения поворот. Первый раз она проделала этот путь далеким утром в слишком большом школьном автобусе. Вдоль дороги высились редкие фонарные столбы, дававшие достаточно света, чтобы увидеть нерушимый, утопающий во мраке лес, узкую дорогу, волнительную переправу вброд ручья внизу, а потом подъем, подъем, подъем…

Машина взобралась на холм, и в сфокусированных лучах фар появились два сфинкса. Темная стена деревьев, выросшая поначалу перед ними, расступилась. На лужайке отражался круг яркого света – света в каждом окне, света, направленного на фонтан Нептуна и возвышавшийся над ним Гранд-Хаус. Яркого. Наготове.

Стиви ожидало начало второго акта.

На круге Ларри высадил ее из машины и сказал:

– Утром приходи в Гранд-Хаус, доктор Скотт хочет с тобой поговорить, чтобы ты быстрее освоилась. В десять часов.

– Ладно, – ответила она, – в десять буду.

– Отлично. Тогда спокойной ночи. Я прослежу, чтобы принесли твои вещи.

Стиви направилась к коттеджу «Минерва». Воздух был резкий и холодный, шаги на выложенных камнем дорожках звучали громко и пронзительно. Деревья над головой образовывали сплошной полог, скрывавший собой луну. У девушки немного закружилась голова, она обхватила себя руками за плечи. Она так волновалась оттого, что волновалась за свое волнение. Неужели это случится сегодня ночью? Неужели кто-то схватит ее пальцами за шею и свернет набок мир – в тот самый момент, когда ей полагается быть счастливейшим человеком? Неужели вселенная сожмется до размеров шарика и заедет ей прямо между глаз?

Приятно потянуло дымком от горевших дров. Где-то жгли костер. Этот запах должен был ее согреть и доставить немного радости, но лишь напомнил, каким далеким и другим было это место и какой на ее плечах сегодня лежал груз. Девушка остановилась, сделала большой вдох через нос и задержала воздух в легких. Потом протяжно выдохнула через рот стойким султаном морозного конденсата. Раньше она скрупулезно делала дыхательные упражнения, каждый вечер по полчаса. Они помогали ей взять себя в руки, позволяя организму завершить цикл и восстановиться.

После минуты таких занятий дымок вновь стал ей приятен. По крайней мере, больше не пугал. Она шла домой, к друзьям, в дом, который любила. И бояться ей было нечего.

Стиви зашагала дальше по дорожке. Кроны деревьев расступились, впереди замаячило здание. В темноте башенка на его краю едва вырисовывалась, а дикий виноград, казалось, вился больше, чем при свете дня. Голубая дверь выглядела все так же гостеприимно. В гостиной и в комнате Джанелль горел свет. На втором этаже было темно, исключение составляло лишь окно в дальнем конце, в комнате Нейта. Стиви сунула в карман руку за электронным пропуском, чтобы войти внутрь, но тут же вспомнила, что у нее его больше нет. Она на несколько мгновений застыла, не зная, что делать дальше. Собиралась уже было подойти к окну Джанелль, но в этот момент дверь перед ней распахнулась.

– Стиви!

На Пикс – докторе Нелли Пиксвелл, коменданте «Минервы» – было теплое фланелевое платье в крупную клетку. Волосы на ее бритой голове немного отросли, и теперь ее покрывал легкий каштановый пушок – зимняя стрижка, чтобы было теплее. Она в веселом приветствии подняла руки.

– Мне позвонили только час назад! Ты даже не представляешь, как я рада. Нам тебя так не хватало. Давай заходи!

В общей гостиной «Минервы» стоял удушливый зной. В камине полыхал огонь, на концах каминной доски стояли по стойке «смирно» две улыбающиеся тыквы. Голову американского лося над камином украшала гирлянда черно-оранжевых огоньков. С момента ее отъезда прошло достаточно времени для того, чтобы обитатели коттеджа стали готовиться к Хеллоуину.

– Джанелль, наверное, сидит в наушниках или уже уснула, – сказала Пикс, – она в обморок упадет от потрясения. Иди поздоровайся с ней.

Стиви медленно направилась к коридору, где располагались комнаты первого этажа, и постучала в дверь Джанелль. А когда ответа не последовало, забарабанила громче. Мгновение спустя появилась Джанелль в голубой пижаме с узором из кошачьих головок и с поясом для инструментов – сшитом вручную куске голубого, обвивающего талию холста с глубокими карманами, набитого всевозможными кусачками, пассатижами и другими штуковинами, которые Стиви определить не могла. Волосы она заплела в две косицы наверху, на шее висели наушники, из которых по-прежнему лилась громкая музыка. На несколько секунд она неподвижно застыла в дверном проеме. А потом…

– Обожетычегоздесьпочемутымненичегонесказалакогдаприехалаобож…

Стиви оказалась в крепких объятиях, отдававших духами с запахом апельсиновых цветков, кокосового масла, тыквы и – самую малость – промышленного растворителя.

– Как, как…

Джанелль отошла на шаг назад и взяла Стиви за плечи, чтобы получше разглядеть.

– Как…

– Все произошло очень быстро, – сказала та, – типа сегодня. Они передумали.

– Что? ЧТО? О господи…

В следующий момент она схватила Стиви за запястье и потащила к круглой винтовой лестнице в конце холла. В голове девушки на миг вспыхнуло воспоминание, как она была здесь же в день своего приезда в Эллингэмскую академию: первым человеком, которого она встретила в «Минерве», был Хейз Мейджор. Он припахал ее таскать его вещи наверх по этим узким, перекошенным ступенькам. Она покрылась обильным потом, а он выглядел таким бодрым и классным. Без конца говорил, что звонил и отвечал на звонки из Лос-Анджелеса. А Стиви понятия не имела, зачем он об этом талдычил, потому как ни о чем его не спрашивала, да и вообще ей до этого не было дела. Но в этом был весь Хейз. Все уши прожужжал договором о съемках фильма и о своей популярности, попутно заставляя других делать его работу.

Эта лестница всегда навевала ей мысли о Хейзе.

Когда Джанелль и Стиви постучали в дверь Нейта наверху, поначалу все было тихо. Джанелль забарабанила громче, и та наконец со скрипом отворилась.

Мебель и все вещи Нейт отодвинул к стенам. Стул лежал на столе ножками вверх, кровать стояла торчком у стены, чтобы освободить место на полу, где красовался своеобразный узор – напоминавший паука орнамент из шариков и линий, сделанный из аккуратно нарезанных кусочков черной клейкой ленты. Нейт сидел посреди этой конструкции в выцветших голубых фланелевых брюках и растянутой зеленой футболке с надписью «Я ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ МОИ ВНУКИ НЕ ИСПОРТИЛИСЬ». В его комнате стоял запах гвоздичного освежителя воздуха из супермаркета и легкий душок, общий для всех мальчишек, – теплый, странно привлекательный аромат.

– Смотри, – сказала Джанелль, показывая на Стиви, – смотри, тебе говорят! Нет, ты только посмотри!

Нейт несколько раз моргнул, глядя на девушку, потом медленно поднялся с пола, разложив во всю длину свой длинный скелет. После приезда в школу он ни разу не стригся, поэтому его волосы низко спадали на лоб и елозили по шее. Он почесал темную щетину на подбородке – ему еще несколько часов назад не мешало побриться. На лице Нейта застыло то самое выражение, которое Стиви так полюбила: смутная досада на все и на всех, за исключением разве что Джанелль и Стиви. Но на все остальное – точно.

– Это что, какая-то шутка? – спросил он, приподнимая бровь.

– Не шутка, не шутка, – сказала Джанелль, – она только что явилась.

– Опля – и я здесь, – добавила Стиви.

– И… ты вернулась?

– Ага, из космоса, – ответила она.

– И как там?

– Тебе все равно неинтересно, – сказала девушка.

– Нейт, что с тобой? Она вернулась! – воскликнула Джанелль, от возбуждения переминаясь с ноги на ногу. – Вернулась, ты понимаешь?

– Мысленно тебя обнимаю, – произнес Нейт.

– Мне, конечно, неловко, но я тоже тебя мысленно обнимаю, – ответила на это Стиви. – Что это ты делаешь?

Она показала на узор из ленты на полу.

– Пишу, – заявил он.

– Клейкой лентой? На полу?

– Это карта, – возразил парень, оглядывая свое творение.

– Яркой Луны?

– Нет.

Дальнейшие вопросы лучше было не задавать.

Стиви через темный холл посмотрела на комнату Дэвида. Свет из-под двери не пробивался, стояла полная тишина.

– Его нет дома, – сказал Нейт, – а может, и есть, я не знаю. Не интересовался.

– Пойдем, – произнесла Джанелль, – надо принести твои вещи.

Когда она направилась к лестнице, на лице Нейта скользнула редкая, легкая, предназначавшаяся Стиви улыбка.

– Как тебе это удалось? – спросил он.

Мысли девушки тут же метнулись к Эдварду Кингу и ее обещанию ничего не говорить. Это не поможет. Ни ей, ни кому-то другому.

– Чудеса случаются.

Скорбная куча вещей Стиви оказалась в гостиной. Пикс дала девушке ключ от комнаты. Когда она открыла дверь, ее поначалу поразил холодный, темный вид этого помещения, когда-то хорошо знакомого. Включив свет, Стиви услышала, что об абажур в замешательстве забился мотылек. Стены стояли голые, ящички так и остались наполовину открытыми после того, как она столь ужасно и бесцеремонно вывалила из них на той неделе содержимое. Дверь шкафа тоже была приоткрыта. Вид комнаты в точности соответствовал обстоятельствам – именно такой бывает картина, когда человек спешно уезжает со слезами на глазах.

Втроем они быстро втащили сумки и коробки. Стиви открыла мешок для мусора со шмотками и вывалила их на пол; завидев это, Джанелль вскочила и побежала за плечиками и отпаривателем для одежды. Нейт распаковал книги – вообще-то Стиви не позволяла никому это делать, но сегодня случай был особенный, а парень обращался с ними осторожно, практично разложив на несколько стопок, рассортировав по типу и жанру.

– Ну, – сказала Стиви, опять зондируя почву, – где Дэвид? С ваших слов я поняла, что его нет, так?

Джанелль замерла, ее рука застыла в куче мятых блузок подруги. Они с Нейтом обменялись взглядами.

– Да здесь он, – ответила она.

Ее слова на мгновение повисли в воздухе.

– Ну и? – сказала Стиви, глядя на них. – Что все это значит?

– Это значит, – сказал Нейт, оставляя в покое книги, – что Дэвид совсем сбрендил.

– Он всегда был с придурью, – тихо заметила Джанелль.

– Да, но теперь свихнулся окончательно. Наша маленькая гусеница превратилась в бабочку-идиота.

– Расскажи ей про визг, – сказала Джанелль, – я не смогу.

– Визг? – повторила Стиви.

– Как-то утром он стал практиковать штуковину под названием «визгливая медитация», – объяснил Нейт. – Угадай, в чем эта «визгливая медитация» заключается! Угадала? Правильно, в визге. Пятнадцать минут. Визгливая медитация сводится к визгу. Пятнадцать. Минут. На улице. В пять часов утра. Знаешь, что бывает, когда кто-нибудь в горной глуши в пять часов утра визжит пятнадцать минут, особенно после того как…

Это многоточие в конце подразумевали «после того как один студент умер в результате ужасного несчастного случая, если, конечно, не был убит, а другая студентка пропала».

– Когда к нему подошел охранник, он заявил, что это его новая религия и теперь ему придется проделывать нечто подобное каждое утро, чтобы говорить с солнцем.

Так вот о чем говорил Эдвард Кинг.

– Иногда, – продолжал Нейт, ставя книги на место и идеально выравнивая корешки, – он спит на крыше. Или где-то еще. А то и на лужайке.

– Голый, – добавила Джанелль, – он спит на лужайке голый.

– Либо в классе, – сказал Нейт, – кто-то говорил, что они стали изучать дифференциальные уравнения и он уснул в углу под одеялом с изображением покемона.

– Плохи дела у твоего парня, – сказала Джанелль, – без тебя все стало хуже некуда. Но ты вернулась! И теперь жизнь опять наладится.

Вскоре Нейт ушел, чтобы подруги могли поговорить, хотя Стиви чувствовала себя вымотанной. Сегодня после обеда она еще сидела в «Фанки Манки», а теперь вернулась в Эллингэмскую академию. Все, что произошло в промежутке между двумя этими событиями, не имело смысла. Чувствуя, что подруге надо поспать, Джанелль застелила кровать с чувством радости за себя и проследила за тем, чтобы Стиви выпила целую бутылку воды: это поможет быстрее привыкнуть к высоте. Потом поставила рядом еще одну.

– Ви присоединится к нам за полдником, – сказала она. – Отдохни немного. Если понадоблюсь, я в соседней комнате.

Джанелль знала, что у Стиви по ночам порой бывают приступы паники.

– Спасибо, – произнесла та, – спасибо за все.

Когда Джанелль ушла, Стиви долго стояла у окна, глядя во мрак и на свое отражение. Как и лестница, это окно тоже воскрешало воспоминания. В ночь перед смертью Хейза ей снился сон. Она, по крайней мере, ничуть не сомневалась, что это действительно был сон. Она запомнила свет, запомнила, как смотрела на стену, как видела на ней слова, похожие на послание Лукавого. Стиви не смогла их все разобрать, они перепутались у нее в голове. Она в одно мгновение вынырнула из сна, скатилась с кровати, подползла по полу к этому самому окну и столкнула с подоконника тяжелый учебник, надеясь ударить любого, кто затаился внизу, но там никого не оказалось.

Мысль о том, что подобное послание кто-то спроецировал ей на стену, была лишена всякого смысла. Слишком много возни: подготовить картинку, найти что-то вроде проектора, спрятаться в темноте. Ученики Эллингэмской школы совершали непонятные поступки, но Стиви не могла вообразить, чтобы кто-то из них проделал с ней такой замысловатый трюк…

За исключением разве что Дэвида. Дэвид, пожалуй, способен на такую мудреную шутку. Но она, как оказалось, ему нравилась, а раз так, то зачем ему было это делать?

Причем это случилось буквально накануне смерти Хейза. И каковы здесь шансы?

В тот вечер Джанелль с ней обо всем поговорила и разложила по полочкам, рассказав, что сны могут быть настолько яркими и живыми, что их очень трудно отличить от реальности. Грань между сном и явью может оказаться очень хрупкой. А Стиви в тот день с головой погрузилась в историю Эллингэма и, по сути, отправилась в тоннель, где скрывались похитители. Ее мозг, полностью поглощенный преступлением, спроецировал его обратно.

Стиви повернулась и бросила взгляд на стену, где когда-то видела послание, пусть даже только мысленно. Что в нем говорилось? Загадка, загадка… что-то об убийстве… что-то о трупе в поле… что-то об Элис.

За этой стеной жила Элли. «Минерва» так опустела, приобрела такой обреченный вид. Дотти Эпштейн и Хейз Мейджор умерли, Элемент Уокер ударилась в бега.

Может, это Элли? Может, это была какая-то хитрость, имевшая отношение к той злой шутке, которую она сыграла над Хейзом, использовав сухой лед. Может, у Элли было извращенное чувство юмора? Или она тайно всех ненавидела?

Внешне девушка не походила на тех, кто всех ненавидит, но поди узнай, что у кого в душе.

Стиви пересекла комнату, подошла к сумке, лежавшей в углу на полу, и вытащила жестяную баночку. На этот раз она залезла в нее только за одним вещдоком – фотографиями. Точнее, за конкретным снимком. Он был плотнее других – потому что на самом деле слипся с другим. А между ними как раз таился ключ к разгадке.

Слово.

Одно-единственное слово, вырезанное из журнала. Слово «НАС».

Это слово, эти три буквы, застрявшие между старыми фотографиями, и стали той причиной, по которой Стиви надо было обязательно сюда вернуться, потому как стало первой настоящей уликой за восемьдесят лет. Дело Эллингэма часто называли делом Лукавого, ведь на той роковой неделе семья получила письмо, возвещавшее о грядущем преступлении. Оно состояло из букв, вырезанных из газет и журналов. Стиви, как любой человек, преданный делу, могла прочесть его наизусть:

 
Вот загадка, будет смех!
Что ж нам выбрать для потех?
В петлю сунуть, застрелить?
Ударить финкой, яд подлить?
Может, запалить огонь?
Или нет – залить водой!
Будет ярко дом пылать!
Жаль, что долго убирать…
Можно со скалы столкнуть,
В голову топор воткнуть,
На машине ночью мчаться
И в аварии скончаться.
Столько разных передряг —
Ну не выбрать нам никак!
Вам не спрятаться, не скрыться,
Так давайте веселиться!
Ха-ха.
 

Находка, сделанная ею в комнате Элли, доказывала, что в школе учились студенты, влюбленные в гангстеров, писавшие стишки о том, чтобы свергнуть с холма короля, любившего играть в игры, вырезавшие из журналов слова и склеивавшие их вместе. Иными словами, она обнаружила, что Лукавым мог быть студент из школы Эллингэма. И если Лукавый мог оказаться студентом, то сейчас, все эти годы спустя, удар тоже мог нанести студент.

А что, если этот студент имел отношение кое к кому, кто сейчас был у нее над головой на втором этаже… к человеку, к которому она так хотела подняться и увидеть, чье присутствие ощущалось даже через доски пола. Стиви почувствовала, что от одной мысли о том, что Дэвид так близко, у нее по телу разлился жар. Она помнила каждое ощущение и каждое прикосновение. Его мягкий завиток, изгиб шеи, его поцелуй.