Текст книги "Девушка хочет повеселиться"

10. ОФИС ДЖЕРРИ

За прошедшее время беспорядок, царивший в тесной конторе Джерри, стал еще сильнее. В последний раз я была здесь накануне отъезда Сэма и Фионы на Кубу. В тот день Сэм был настроен сентиментально и во время прощания с Джерри и его сотрудниками все время откашливался.

– Черт бы побрал эту пыль, – пробурчал он, указывая на унылые канцелярские шкафы.

Теперь я таращилась на эти шкафы и одновременно бессовестно врала Джерри.

– В общем, дела на Хейни-роуд идут неплохо. – Я улыбалась, но старательно отводила глаза.

– Неплохо? Это как понимать? – Он отодвинул в сторону стопу бумаг и освободил место для двух пластмассовых чашек.

Я сделала глоток теплой сероватой жидкости. Это отвратительное пойло мне совсем не нравилось, но давало возможность собраться с мыслями. Джерри был чересчур проницателен. Запудрить ему мозги было трудно.

– Можно сказать, что я нахожусь на пороге открытия, – похвасталась я.

Сказать, конечно, можно. Что угодно. В том числе и любую ложь. Но другого выхода у меня не было. Если бы я сообщила Джерри правду, он тут же оседлал бы белого боевого коня и поскакал на Хейни-роуд.

– Еще несколько дней, и я все узнаю.

– Серьезно?

– Это может случиться в любой момент. – Я становилась законченной лгуньей.

Нам помешала секретарша.

– Джерри, мне нужно на часок смотаться домой. Да, сегодня моя очередь дежурить у телефона, но я включу автоответчик и проверю все звонки, когда вернусь. Счастливо, Энни. – Чтобы посмотреть мне в глаза, ей пришлось закинуть ярко-пурпурную голову. Впрочем, пурпурной была не ее голова, а волосы. В прошлый раз они были зелеными.

– Счастливо, Сандра. Как продвигаются дела со свадьбой? – До сих пор мы виделись лишь однажды, но вся Ирландия знала, что она собирается замуж. Возможно, благодаря Интернету.

– Прекрасно! Сейчас я…

– Сандра, мы еще увидимся, – прервал ее Джерри. Она тряхнула головой и ушла, громко стуча высокими каблуками по вытертому линолеуму.

Я посмотрела ей вслед. Белые босоножки без задника? Это в феврале-то?

– Так что тебе удалось узнать? – Джерри сел на письменный стол, смяв несколько документов.

– Если Сандра будет ходить в такую погоду без колготок, то простудится. Неужели она всерьез думает, что загар греет ноги?

– Мне наплевать на ее загар. Что происходит у Бичемов? – Отвлечь Джерри было невозможно.

Разве можно было сказать ему, что за десять дней, проведенных в компании миссис Бичем, я так и не сумела пробить брешь в стене, которой она себя окружила? Что у меня не было ни одной возможности поговорить с ней по душам? И не по душам тоже?

Объяснялось это чем угодно, но только не недостатком желания. Конечно, я была напугана, однако изо всех сил пыталась наладить с ней контакт. Однажды утром я опередила Рози и принесла миссис Бичем чашку чая с лимоном, взбила подушки и спросила, чего бы она хотела на завтрак. При этом моя улыбка сияла, как лампочка в шестьдесят ватт.

Она велела мне уйти и больше не приходить. Если понадоблюсь, меня вызовут.

– Она смягчится. Не волнуйтесь. – Рози утешила меня свежими круассанами и целой горой овсяного печенья.

– Рози, как вы можете входить к ней каждое утро?

– Ах, милочка, это моя работа.

А в чем тогда заключается моя работа? Что там говорила Пенелопа в первый день? «Присматривать за ней». Развлекать, что ли? Очень туманное определение.

Особенно для того, кто привык к напряженной деловой жизни офиса «Корма для киски». Места, где требовалась постоянная концентрация внимания. Где одно неправильно подшитое письмо могло вызвать катастрофу. Где одной-единственной неправильной цифры было достаточно, чтобы потерять сотни тысяч фунтов.

– Как она с тобой обращается? – подозрительно спросил Джерри.

– Нормально. – Я заерзала. А потом хихикнула: – Дети Пенелопы начали называть меня тетей Энни.

– Тетей Энни? Черт побери, это еще с какой стати?

– Малыши поступают так, когда ты им нравишься. Называют тебя тетей. Это комплимент.

– Серьезно? – Мои слова его не убедили. – И это доставляет тебе удовольствие?

– Конечно. Для детей я тетя. Разве тебе не кажется, что это большой шаг вперед?

– О, конечно. Это лучше, чем письменные показания под присягой. – Джерри покачал головой, заметил, что я обиделась, и добавил: – Неужели это все, чего ты добилась? Если не считать, что дети называют тебя тетей.

– Не торопись. – Я поняла, что начинаю закипать. – Я там не бездельничаю. А чего ты ждал? Что я явлюсь к тебе с полной семейной историей? Завершенной биографией Клары Бичем?

– Нет. Но идея заключалась в том, чтобы внедриться к ним, выяснить все, что можно, а затем унести ноги.

– Да, но не за два часа! – выпалила я. – Черт побери, я не авиакомпания «САС»!

Он не улыбнулся.

– Я хочу сказать только одно: похоже, ты там слишком уютно устроилась.

Уютно? На Хейни-роуд? Единственным уютным местом там была кухня. И то если у Рози было хорошее настроение.

– Джерри, я не твой сотрудник и не должна выполнять твои распоряжения. Я не обязана каждые пять минут отправлять тебе письменный рапорт. Я нахожусь там по личному делу. Хочу как можно больше узнать о своем происхождении. Однако это нелегко. Да, я в родстве с этими людьми, но их нужно подготовить. Не могу же я брякнуть им в лицо, кто я такая.

– А почему нет?

– «Почему, почему»! Потому! Потому что она по каким-то причинам молчит о моем существовании. Разве я могу унизить ее столь неожиданным заявлением? Может быть, оно и к лучшему, если мы с ней предварительно узнаем друг друга.

– Может быть, – нехотя согласился Джерри. – Но не забывай, ради чего ты там находишься. Во всяком случае, не ради знакомства со всеми членами семьи.

– Ты имеешь в виду эту чудесную комнату? Что ж, она действительно превзошла все мои ожидания. – Я слегка улыбнулась, однако на Джерри это не подействовало.

– Понятно. Но мне кажется, что это единственный успех, которого ты добилась. Если так пойдет дальше…

– Нет, не пойдет! Ты просто изводишь меня своими глупыми придирками! – У меня застучало в висках. – Джерри Даннинг, ты кого угодно доведешь до белого каления! Если ты снова будешь злить меня, я больше не приду!

– Извини, Энни. Я не хотел злить тебя. Пей свой кофе.

– Мне очень нравится на Хейни-роуд! – прошипела я сквозь зубы и чуть не подавилась его мерзким пойлом.

– Ладно, ладно, успокойся. Я просто волнуюсь за тебя. Как друг. Имею я на это право?

– Нет!

– О господи, Энни, ты очень тяжелый человек. Хлопнула входная дверь, и в контору влетел высокий костлявый Барни.

– Барни, сколько раз тебе говорить, что нужно стучаться? А вдруг у меня здесь конфиденциальный разговор?

По простоте душевной я думала, что так оно и было.

Барни обернулся и постучал в уже открытую дверь. На нем была морская роба, заляпанная засохшим цементом.

– Тук-тук! – широко улыбнулся он. – Как дела, Энни? Что, мылишь боссу шею?

– Это я тебе намылю шею, если к завтрашнему утру не получу сведений о Диллионе, – сказал Джерри.

– Эта вонючка Диллион? – Барни скорчил гримасу. – Если хочешь знать мое мнение, то он всего лишь двуличный старый пройдоха.

– Барни, меня не интересует твое мнение. Я хочу получить объективный отчет о безопасности стройплощадки.

– Так вот, ее не существует. Этот тип нарушает все мыслимые и немыслимые инструкции.

– Прибереги это для своего отчета.

– Энни, теперь ты понимаешь, как мне здесь живется? Скажи спасибо, что ты не работаешь с этим гунном. Он настоящий Аттила.

Тут пробудился факс, стоявший в передней, и Джерри направился к нему.

– С ним действительно так трудно? – спросила я Барни.

– Действительно. И все же он самый лучший сыщик, с которым мне доводилось работать. Но если ты передашь ему эти слова, убью! – пригрозил он.

Мы заговорщицки перемигнулись.

Джерри вернулся, помахивая листком бумаги:

– От Деклана. Он не сможет вернуться раньше пятницы. Какие-то трудности с паромом, будь он проклят. Так что на его выступлении в суде можно поставить крест.

– А почему он не может переслать свои показания по факсу? – спросила я.

– Трудновато переслать по факсу тысячу блоков контрабандных сигарет! – Барни рассмеялся. – Правда, они станут контрабандными только в том случае, если сумеют миновать таможню. Однажды у нас была большая дискуссия на эту тему. Разве это незаконно, если?..

– Барни, ступай писать отчет. А ты, Энни, перестань подзуживать его. Я руковожу сыскным агентством, а не дискуссионным клубом.

Барни отошел в сторону, пропуская Джерри к письменному столу. Но сделал это так неловко, что полой робы задел пластмассовую чашку. Та взлетела в воздух, залив бурой жидкостью разложенные на столе документы. Барни попытался поймать ее, но свалил телефон. Тот со стуком грохнулся на линолеум, и пластмассовая трубка распалась на две части.

Мы с Барни как зачарованные следили за половинкой трубки, которая скользнула по линолеуму и исчезла под внушительных габаритов шкафом.

Возмущенный Джерри швырнул листок на стол, и тот приземлился в лужу кофе.

– Боже всемогущий, дай мне сил! Меня окружают дураки и бездарности! – Мне показалось, что Джерри готов лопнуть от злости.

Мы с Барни зажали себе рты, чтобы не прыснуть со смеху.

11. ТРОПИНКА В САДУ

После нескольких коротких часов, проведенных в сыскном агентстве, я думала о возвращении на Хейни-роуд с ужасом. Хотя в гневе Джерри был похож на питбуля, но в его конторе кипела жизнь. Точнее говоря, била ключом. Мы с Барни так хохотали, что Джерри пригрозил взыскать с нас стоимость телефонного аппарата.

– Здесь вам не цирк! – бушевал он.

Этого было достаточно, чтобы мы закатились снова. Кончилось тем, что Джерри, все еще качавший головой при виде учиненного Барни разгрома, тоже присоединился к нам.

За это время на Хейни-роуд ничто не изменилось. Миссис Бичем, как всегда, сидела с каменным лицом и напряглась всем телом, когда во время вручения наполненной до краев чашки на ее юбку упала крошечная капля чая. Поэтому передача тарелочки с печеньем стала для меня настоящим испытанием. Улыбаться ей означало даром тратить время. Ледяную стену, которой она окружила себя, можно было прожечь только паяльной лампой.

Но я, как последняя дура, продолжала стоять на своем. Заметив, что миссис Бичем с досадой ищет фрагмент головоломки, который должен был завершить безоблачное небо (то был солнечный пейзаж), я перегнулась через ее плечо, схватила кусочек и протянула ей. Затем мне показалось, что на этом фрагменте изображено скорее синее море, чем голубое небо. Я была готова вырвать кусочек у нее из рук, но тут он плавно лег на свое место, заполнив брешь в голубом небе.

К счастью, я не ждала благодарности. Но по крайней мере меня не выгнали из комнаты. Осмелев от успеха, я протянула ей еще один кусочек трудной головоломки и показала пальцем, куда его положить. Она сделала это молча.

Перед нами лежал морской пейзаж, полный тихой гармонии. Мы любовались им, не говоря друг другу ни слова.

А потом я совершила роковую ошибку.

– Ну разве не прелесть? – жизнерадостно спросила я.

Нас с Пеппер тут же выставили из комнаты. Мы спускались по лестнице совершенно подавленные.

Пеппер побежала на кухню, где Рози с самого утра что-то пекла. Я готова была последовать за собакой, но услышала, что на подъездной аллее заревел двигатель «Лендровера». Франческа! Как ни странно, этот звук доставил мне радость. Что красноречиво описывало мое тогдашнее душевное состояние. Конечно, Франческа обращалась со мной как с некоей низшей жизненной формой, но по крайней мере она могла оживить этот дом.

Я открыла дверь, заранее изобразив любезную улыбку. По сравнению с ледяным равнодушием миссис Бичем королевское высокомерие Франчески было цветочками.

– Добрый день, Франческа.

Она пролетела мимо меня как вихрь, на мгновение остановилась и сунула мне пальто, благоухавшее дорогой кожей.

– Надеюсь, она у себя?

Вопрос был чисто риторический. Будь на месте Франчески кто-нибудь другой, это просто значило бы, что ответа не требуется. Но в устах Франчески этот вопрос звучал так, словно ей не нужен ответ человека, социальный статус которого ниже статуса королевы.

«Ты имеешь в виду нашу мать?» – хотела спросить я. Искушение было велико, но я с ним справилась.

– Принесите мне кофе. Черного, – не оборачиваясь, бросила она.

– Да, мэм. Непременно, мэм. – Я сделала насмешливый книксен и бросила пальто на вешалку. Оно не долетело и упало на пол. Поднимать его я не стала. Я ей не служанка. И вообще никому не служанка. Впрочем, тот, кто наблюдал за мной в этом доме и видел отчаянные попытки найти общий язык с миссис Бичем, мог думать по-другому.

Неужели я совсем потеряла гордость? Не в силах справиться с гневом, я схватила кожаное пальто, накинула его на плечи и вышла из дома.

«Лендровер» Франчески стоял на своем обычном месте, уткнувшись носом в куст; она даже не удосужилась вынуть ключи. На мгновение я ощутила безумное желание прыгнуть в машину и уехать, но представила себе беседу в местном полицейском участке. «Украла? Что вы имеете в виду, констебль? Это машина моей сестры».

Я свернула за угол дома, принципиально не обращая внимания на распахнутые настежь чугунные ворота. Конечно, бунт был детский, однако…

В саду было сыро и холодно, но все же уютнее, чем в доме. Наверно, потому, что тут не было никого из Бичемов. Я зябко запахнула пальто и по мощенной плитами дорожке пошла в самое глухое место. Это был мой вариант бегства. Там стояла низкая каменная скамья, за долгую зиму успевшая обрасти тонким слоем мха. Едва ли это пришлось бы по вкусу миссис Бичем. Ничто не могло расти здесь без ее разрешения.

– Франческа? – окликнули меня сзади. На дорожке стоял Джейми. Когда я обернулась, его глаза удивленно расширились. – Энни? Я был готов поклясться, что вы…

Франческа? Было еще не так темно. Сумерки только начинались.

– Да, я принял вас за Франческу. Разве это не ее пальто? И ходите вы одинаково. Широкими шагами, высоко подняв голову. – Он засмеялся.

Должно быть, он был пьян. Или наглотался наркотиков. Если бы я действительно держалась так же высокомерно, как Франческа, то покончила бы с собой.

– Я видел ее «Лендровер». Как обычно, калечит изгородь. – Его глаза мерцали.

– Она наверху. С вашей матерью, – намеренно небрежно ответила я.

Но Джейми не обратил на это внимания.

– Вот и отлично, – обольстительно улыбаясь, ответил он. – Я надеялся побыть с вами наедине.

Я тут же раскаялась. Это совершенство хочет побыть со мной наедине? На свете сотни более интересных людей, чем я. Ну, десятки. Судя по всему, недостатка в женщинах Джейми не испытывал. Особенно если держал их за руки и смотрел на них так же, как сейчас смотрел на меня. Я была польщена до такой степени, что забыла, что он сравнил мою походку с походкой Франчески.

И даже не попыталась укоротить шаг, когда он повел меня к каменной скамье. Там действительно было сыро, но мох оказался мягким. А в бабушкины сказки о том, что нельзя сидеть на камнях, я не верила никогда.

– Энни… – В сумерках лицо Джейми казалось бледным; это еще сильнее подчеркивало его сходство с Байроном.

– Джейми… – Я пыталась не дать воли своим чувствам.

Джейми наклонился; его лицо напряглось.

– Я уезжаю, Энни. Хочу поселиться за границей.

Когда он придвинулся, у меня подпрыгнуло сердце. А потом шлепнулось на землю. Как птичий помет, упавший вам на плечо.

– За границей? – как дура, повторила я.

– Париж.

– Во Франции? – спросила я так, словно на свете существовал какой-нибудь другой Париж. В Турции.

Он сжал мою руку в ладонях.

– Мой друг надеется организовать там еще одну мою выставку. Оказывается, мои картины пользуются в Париже популярностью.

– В самом деле? – Я постаралась не выдать удивления. В конце концов, французы сами себе закон, так почему бы им не любить изображения толстых баб с тремя грудями?

– Энни, можно попросить вас об одном одолжении?

Глаза Джейми превратились в темные озера, и он прижал мою ладонь к своему теплому бедру.

– Можно, – с трудом выдохнула я.

– Присмотрите за мамой, ладно? Энни, сделайте это для меня. Я знаю, у нее есть дочери, но они слишком заняты своей жизнью. А вы другая. Я знаю, что могу вам доверять. Вы не из тех, которые шляются и забывают свои обязанности. Обещаете, Энни?

Я потеряла дар речи. Просто сидела, запахнувшись в пальто Франчески, и чувствовала, как холод каменной скамьи проникает в мои кости, гарантируя воспаление придатков на многие годы вперед.

Когда я позволяла себе думать о Джейми, то боялась, что растущая взаимная привязанность затянет нас в водоворот кровосмесительной страсти, от которой не будет спасения. А ему было нужно только одно. Компаньонка для его матери.

Я вырвала руку, вскочила и сломя голову помчалась в дальний конец сада. Пальто Франчески летело за мной, как мантия. А потом сад кончился. Оставалось только перелезть через двухметровую ограду. Я готова была сделать это, забыв о том, что в обвивавшем ее плюще могли жить всякие кусачие и ползучие твари.

– Энни! – Он стоял у меня за спиной. – Я расстроил вас?

Нет, я в восторге, хотелось ответить мне. В экстазе от того, что ты считаешь меня второй Рози. Только выше. И на тридцать лет младше. Ну, на двадцать..

– Если вы расстраиваетесь из-за мамы, то напрасно. Она не больна. Просто я хочу уехать, зная, что она в надежных руках.

В надежных? Да как он смеет? Я не хотела быть надежной. Хотела быть чувственной. Сексуальной. Ослепительной.

– Не смейте называть меня надежной! – крикнула я.

Он смотрел на меня несколько секунд, а потом расхохотался:

– Ох, Энни, вы такая смешная! Вам цены нет! Быть смешной я тоже не хотела. Это Вуди Аллен смешной. А я изо всех сил хотела быть ослепительной.

– Вы удивительно забавная. – Джейми улыбнулся.

Я разразилась слезами. Тут он перестал улыбаться.

Я ревела белугой и в сотый раз думала, почему представители противоположного пола непременно должны быть мужчинами. Неужели всемогущий господь не мог создать что-нибудь получше?

Я зарылась лицом в холодный влажный плющ, снова забыв о гусеницах.

И тут Джейми сделал нечто совершенно неожиданное. Нежно повернул меня лицом к себе и поцеловал. Как брат.

Я так разозлилась, что обхватила его и поцеловала прямо в губы. Открыла рот и стала ждать взрыва желания, за которым должен был последовать фейерверк страсти и еще бог знает чего. Однако ничего не случилось. Вернее, сам поцелуй был довольно приятным. Казалось, Джейми был слегка шокирован моим пылом. Но фейерверка не было. Ни крутящихся ракет. Ни внезапного прилива крови к паху. Ни у него, ни у меня.

Я открыла глаза, пытаясь убедиться, что передо мной действительно Джейми. Да, это был он. Такой же неотразимый, как обычно, несмотря на прищуренные глаза и поджатые губы. Но его поцелуй оказался подмоченной петардой. Эротического в нем было ровно столько же, сколько в его женщинах с тремя грудями.

Джейми сделал шаг назад и посмотрел на меня. Похоже, в его глазах горели победные огоньки.

– Вот так! – Он дразняще улыбнулся.

– Джейми, мне пора подавать чай, – сказала я. – У Рози сегодня куча дел.

Я решила пойти к миссис Бичем и все рассказать ей. Во-первых, досадный эпизод в саду пробудил во мне желание действовать; во-вторых, после визитов Джейми она всегда немного смягчалась. В-третьих, днем Рози подала им чай в библиотеку, где горел камин.

Если ее не растопит даже разведенное Рози пламя, то не растопит ничто. Впрочем, это не имеет значения. Я пойду к ней в любом случае. Только это сможет вернуть мне покой.

Я слышала, как уехал Джейми. Вслед за ним умчалась Франческа, которой, как всегда, не терпелось вернуться к лошадиным бабкам, щеткам, гребенкам, или как их там, приковывавшим ее к килдэрской глуши до такой степени, что она могла вырваться оттуда всего лишь на час в неделю.

Пару минут я бродила по холлу, пытаясь придумать, как приступить к делу. Может быть, лучше всего начать с безобидного вопроса. О недавно почившем судье. Потом, тщательно выбрав слова, спросить, когда родились ее дети. Были ли они послушными? Хорошо ли спали? Сколько их было всего? И тут я могла бы негромко объявить, кто я такая. Вариант показался мне подходящим.

Куда хуже было бы, если бы я ворвалась к ней и крикнула:

– Сюрприз, сюрприз! Сногсшибательная новость! Я ваша дочь, которую вы бросили тридцать лет назад!

Даже Джерри предупреждал меня, что при объяснении следует выбирать выражения.

– Не советую тебе допрашивать эту женщину, – сказал он. – Действуй тоньше. Когда имеешь дело с женщинами, это гарантирует результат. – И это говорил человек, от которого ушла жена? – Скажи что-нибудь хорошее о ее покойном муже, – посоветовал он.

Я вошла в библиотеку без стука и остановилась у камина.

Миссис Бичем посмотрела на меня с удивлением. Но не слишком строго. Наверно, в этом была виновата бутылка бренди, выпитая днем.

Я показала рукой на большой портрет, закрывавший чуть ли не весь выступ для дымохода, и солгала:

– Я всегда восхищалась этим портретом. Он был очень красивым мужчиной.

– Вы так думаете? – Миссис Бичем опустила книгу, и ее гладкий лоб прорезала морщинка.

– О да. В самом деле, очень красивым. Чрезвычайно.

Этот мужчина был копией Сталина, вставшего не с той ноги. Или отправившего в ГУЛАГ очередной миллион людей.

Она подняла голову и всмотрелась в хмурую физиономию. – Им действительно восхищались.

– И я понимаю почему. – У него был вид солдафона. – Бьюсь об заклад, что он отчаянно баловал детей. По лицу видно.

– Честно говоря, он был довольно строг с ними, – снизошла она до объяснений. – Не мог дождаться, когда они вырастут. Ему не очень нравились маленькие дети. А грудные младенцы тем более.

Настоящий ублюдок.

Я пристально следила за миссис Бичем, готовая отказаться от своего замысла при первых признаках раздражения. Но их не было. Я ощутила такое вдохновение, будто выпила лишнего. И меня понесло.

– Он не любил детей? И тем не менее у вас их было трое? Трое детей? Должно быть, очень трудно растить троих.

Она нахмурилась. О боже, кажется, я перегнула палку…

– У меня были помощницы.

Осторожно, Энни. Одно неверное слово, и она тебя прогонит.

– А вам не хотелось еще? – мягко спросила я.

– Еще помощниц?

– Еще детей, – нервно хихикнула я.

– Вы так интересуетесь детьми? – Ее лицо начинало приобретать обычное каменное выражение.

– Нет. Вовсе нет! Я просто… хотела забрать поднос. – Я схватила поднос, вылетела в дверь и вернулась на кухню, вспотевшая так, что блузка прилипла к спине.

– Вы белая, как простыня. – Рози оторвалась от плиты. – Сядьте, милочка. Сейчас я налью вам чашечку. – Она достала розовую жестянку.

По мнению Рози, чашка чая могла вылечить любую болезнь. От гипертонии до герпеса, от бесплодия до воды в коленной чашечке.

– Спасибо, я только что выпила кофе, – выдавила я.

– Тогда ясно, почему вы побледнели. Кофе вреден для печени. Портит нервы. И повышает давление. – Она понизила голос. – Вот почему ей не следует его пить. Но разве она станет слушать? Нет, она все знает лучше всех. – Рози неодобрительно поджала губы. – Скорее всего, судью убил именно кофе. Он пил кофе литрами. С раннего утра и на ночь глядя. И чем это кончилось? – Ее тон был зловещим.

– Чем, Рози?

– Раком. Печени.

– А разве это был не сердечный приступ?

– В самом конце. Но все началось с рака. Рак съел его с потрохами. Лицо было желтое, как у турка. Даже ладони окрасились. Были такого цвета, как мыло «Сан-лайт». Он напомнил мне женщину, которую я видела во время войны. У нее была желтая тропическая лихорадка.

– Семья очень горевала, когда он умер?

– Не следовало бы этого говорить, но скорее они испытали облегчение, – прошептала она.

– От переживаний, – понимающе кивнула я.

– От него самого.

Рози сказала это очень тихо, и сначала я решила, что ослышалась.

– При нем у детей была собачья жизнь. Не делай то, не делай это. Помни, кто ты есть. И кто твой отец. Особенно доставалось Джейми. Он не давал парнишке не минуты покоя. Въедался ему в печенки. «Право, право!» Его сын должен был стать лучшим юристом страны. А Джейми ненавидел право. Ничего удивительного, что он тронулся.

Тут она заметила мой ошеломленный взгляд.

– А вы что, не знали? Джейми бросил юридическую школу и начал писать портреты толстых женщин. – Рози пожала плечами. – Судья чуть ноги не протянул, когда увидел, что он покупает холсты и краски. Но у каждого свои причуды, правда? Не сказала бы, что у него хорошо получается. Но Джейми счастлив, а это самое главное, верно? По крайней мере ему больше не нужно таскаться ко всем этим психиатрам. Она заговорила еще тише:

– Вы можете представить себе, что двое ваших детей одновременно посещают психиатра?

– Как двое?

– Рози! – окликнула ее миссис Бичем. – Рози, займись камином, пожалуйста!

– Зовет ее светлость. – Рози подмигнула. – Подождите меня. Я вернусь. – Она радостно хихикнула. – Я всегда хотела произнести эти слова. Вы не видели фильм с Арнольдом Шварценеггером, который так называется? «Я вернусь», – повторила она низким мужским голосом, а затем поспешила в библиотеку, что-то напевая себе под нос.