Текст книги "Эволюция войн"

Каннибализм широко распространен в регионе Конго, особенно среди воинственных племен, которые поедают и пленных, и рабов. Племена Верхнего Конго, помимо того что поедали пленников войны, основали настоящую систему перевозок человеческого мяса: «Мужчины, женщины и дети постоянно приобретались и продавались для целей каннибалов». Болоки (бобанги) «ели человеческое мясо потому, что оно им нравилось», считая его великолепным деликатесом. Даже мертвые тела, которые плыли по реке, вытаскивали на берег и пожирались. «Сражаясь, они [болоки] не ели павших со своей стороны, но если они захватывали тело врага, то пожирали его с аппетитом». Бангала ели человечину потому, что, как они говорили, «она им нравится больше, чем иное мясо». Они относятся к каннибализму не с большим интересом, чем к съедению, например, козла. Считается обычаем поедать тех, кто погиб в битве, а также покупать для тех же целей рабов.

Законы мабуду запрещают им есть тела родственников, павших в битве, поэтому они разделывают тела и продают подготовленное мясо другим.

Огромная часть Западной Африки, включая Французское Конго и часть Камеруна, занято племенами антропофагов, ярким примером которых являются фанг. Мисс Кингсли в своей характерной манере говорит о фангах: «У них нет ни рабов, ни пленников, ни кладбищ, на основании этого вы можете сделать собственные выводы». Беннетт утверждает, что причиной каннибализма является животное желание. «Жертвы – преимущественно мужчины, либо пойманные во время войны, либо члены других племен, подкарауленные и убитые из засады». После того как европейцы проникли в страну, аборигены отреклись от каннибализма, но до начала европейского влияния они поедали человеческое мясо без малейших угрызений совести, воспринимая его также, как мясо животных. Урку Западной Африки были известны своим каннибализмом. Они поедали пленников, захваченных в войнах с соседними племенами. Если они захватывали больше пленных, чем было необходимо для немедленного потребления, то откармливали их для будущего использования.

В Америке каннибализм севернее Мексики встречался достаточно редко. Стрендж утверждает, что племена, жившие в районе острова и бухты Нутка, разделывали тела убитых в битве и торговали мясом вразнос. К нему самому подходил такой «торговец» с корзиной подобных трофеев. Когда Стрендж выразил сомнение в том, что мясо пригодно для еды, воин отрезал кусок человечины и съел его с «видимым удовольствием».

Южная Америка – классический рассадник антропофагии. Жители Карибских островов убивали и съедали своих пленников. Большинство племен Бразилии регулярно практиковали каннибализм. Ботокуды (боруны) (Восточная Бразилия) не только съедали убитых врагов, но и совершали набеги на соседние племена с целью захвата аналогичной добычи. Миранхи считали человеческую плоть «редкой изысканной едой». Во время испанского вторжения арауканы продолжали оставаться каннибалами. Захват пленников становился причиной для народного праздника. Пленных пытали, разрезали на куски и съедали – иногда жареными, но чаще в сыром виде. После сражения победители из племени фуджинов «убивают и едят тех, кого они смогли захватить, если те еще не мертвы».

Среди более цивилизованных народов антропофагами были древние арабы, которые поедали тела своих врагов. Греки эпохи Гомера перешагнули через эту ступень, в отличие от некоторых своих соседей. Арабские путешественники в VII веке обвиняли китайцев в поедании всех врагов, убитых во время войны. Примеры каннибализма среди более или менее цивилизованных племен тем не менее чаще всего обусловлены необходимостью выжить.

Но каннибализм, без сомнения, всегда вызван желанием есть. Он часто также начинает практиковаться из-за ненависти или мести. Как эти чувства приводят к желанию съесть тело или его часть? Практически повсеместно нецивилизованные народы считали, что душа человека находится в его теле или в какой-либо его части. Следовательно, тот, кто уничтожает тело, одновременно уничтожает душу. Следовательно, каннибализм ведет к полному уничтожению жертвы – и его тела, и его души – и представляет собой высшую степень превосходства, которая может быть получена над врагом, а также является идеальной формой мести.

На острове Танна (Новые Гебриды) съесть врага считалось величайшим унижением для павшего и приравнивалось к тому, как если бросить его тело собакам или свиньям или осквернить его. Африканский вождь из Французского Конго сказал, что «было очень приятно наслаждаться плотью человека, которого ты ненавидел и убил в битве или на дуэли». Мотивы ненависти и мести еще более сильны в случае с маори, которые проявляли крайнюю жестокость по отношению к побежденному, прежде чем убить и съесть его. Желание добыть еду часто было мотивом, особенно когда за один раз съедалось такое большое количество врагов, но желание полной мести, кажется, часто перевешивало первое. Разделка трупов, приготовление и употребление в пищу воспринимались как худшее оскорбление. «Самым большим унижением, которому можно было подвергнуть врага, – это съесть его». Однако тем не менее пленников иногда не съедали, а оставляли в качестве рабов. Они были известны как toenga kainga – «остатки пиршества», которым презрительно говорили: «Вы не годитесь даже в качестве еды».

Австралийцы поедали павших врагов главным образом из мести. Во время «корроббори» (шумное сборище) они иногда обгладывают кость врага, «и кажется, что в этот момент они совершенно сходят с ума». Стремление к полному реваншу, кажется, является основной причиной каннибализма среди населения Фиджи. Месть могла быть даже растянутой, так как «печень и руки врага иногда коптили в доме того, кто убил врага; и если что-либо терзало сердце, воин всегда мог снять узелок с полки над очагом и съесть копченую часть тела своего врага – и горе забывалось. Так он продолжал мстить своему убитому врагу на протяжении года или двух, пока вражеское тело не было полностью уничтожено». Но высшей степенью мести было приготовить тело и затем оставить его в печи, как будто оно не подходит для еды. «Даже сейчас самым большим оскорблением для жителя Фиджи считается назвать человека «мбакола» (мясом для каннибала), а самой ужасной угрозой – воскликнуть: «Если бы не правительство, я бы съел тебя».

Ветвь африканского племени ба-квезе, которые не были каннибалами, переняла эту практику недавно в качестве ответной меры в борьбе с каннибалами ба-пинди, с которыми они воевали. Уроженцы Новой Британии (архипелаг Бисмарка), как говорят, сохранили этот обычай для запугивания своих врагов. У арауканов Южной Америки каннибализм – это главным образом проявление ненависти и ярости по отношению к поверженному врагу. Они привязывают пленника к дереву и часами издеваются и насмехаются над ним. Когда они доводят себя до бешенства, то обрекают пленного на тысячи мучений, пока поймавший его не бросается вперед и не отрезает пленнику какой-либо член или кусок плоти ножом. «Это было сигналом для остальных, которые подходили по одному и отрезали каждый по куску плоти, пока кости пленника полностью не обнажались и жизнь не покидала тело». Бразильские миранги похожим образом мстили, съедая врага, но не проявляя изощренной жестокости.

В более развитых обществах, когда дикие и жестокие эмоции вызываются к жизни войнами и ссорами, также иногда проявляется каннибалистское начало. В «Много шума из ничего» Беатриче восклицает: «Боже, если бы я была мужчиной! Я бы съела его сердце на рыночной площади». Греки Гомера не были каннибалами, но в случае особенной ярости они испытывали дикое желание съесть своего врага. Скандинавские мифы содержат примеры того, как победители съедали сердца павших, вырезали их глаза или выпивали их кровь. Об одном ирландском вожде XII века говорили, что, когда его воины приносили ему голову человека, которого он ненавидел, «он вырывал зубами ноздри и губы павшего самым диким и бесчеловечным способом».

В 1564 году, когда турки казнили князя Вишневецкого, храброго польского воина, доставившего им много хлопот, они съели его сердце. (Князь Дмитрий Иванович Вишневецкий – из древнего русского рода, один из руководителей запорожского казачества, был на русской службе у Ивана IV Грозного, в 1561 г. бежал в Литву, в 1563 г. принял участие в походе в Молдавию, был предан молдавскими боярами, захвачен в плен, подвергнут пыткам и казнен в Константинополе. – Ред.)

Если съесть врага значило оскорбить и унизить его, то, по мнению дикарей, тот, кто съел его, удостаивался чести. Поэтому показная храбрость является составной частью мщения, и тщеславие часто раззадоривало вершителя подвига. Поедание человека было поводом для хвастовства. Вожди маори обычно гордились репутацией каннибалов. «Среди уроженцев Фиджи олицетворением триумфа и унижения является в первом случае человек, съевший своего врага, и во втором – человек, которого собираются съесть». Вокруг дома вождя были установлены камни, обозначающие число людей, которых он съел, а тем, кто продемонстрировал свои способности в убийстве и пожирании врагов, доставались престиж и уважение. У дома Ра-Ундри-Ундри, одного из прославленных вождей, стояло около девяноста девяти подобных камней, а после его смерти сын этого вождя признал, что и сам он съел такое же число людей. Временами людей также ели из-за религиозных обычаев или церемоний. Таким образом, каннибализм обычно ассоциировался с человеческими жертвоприношениями, когда несчастных приносили в жертву богам, а затем съедали. Это единственная форма каннибализма, которая была известна североамериканским индейцам. Она доминировала во многих племенах. Ирокезы, которые приносили пленников в жертву богам войны, позднее съедали их во время религиозной церемонии, а не для того, чтобы утолить голод. Подразумевается, что даже если люди не являлись каннибалами, то таковыми были их боги. Каннибализм, таким образом, выживал в культе, и человеческие жертвоприношения свидетельствуют об их прежнем влиянии. Подобно ирокезам, ацтеки съедали пленных на религиозных празднествах, после того как их богам приносили жертвы. В Гватемале органы павшего пленника отдавали старой прорицательнице, и, съев их, она молилась богам, чтобы они принесли побольше пленных. У соседних племен были распространены «торжественные банкеты, на которых они съедали плоть своих пленных». Бразильские гуарани съедали своих пленников «в церемонной манере», так как они делали это по религиозным причинам, а не для того, чтобы утолить голод. Религия также была мотивом каннибализма для мирангов. У племени ба-мбала (Африка) каннибализм сохранялся по другим причинам, отличным от любви к человеческой плоти. Часто он ассоциировался с религиозными мотивами. До того как съесть тела, жертвы часто закапывались на два дня в землю, и в течение этого периода на могиле поддерживался огонь. В том же регионе каннибализм сопровождал церемонию заключения союза между вождями. На Соломоновых островах жертв убивали и съедали чаще всего по религиозным мотивам, когда была необходима жертва. У уроженцев Фиджи каннибализм в некоторых случаях являлся полностью церемониальным, частью их религиозных ритуалов.

В Австралии человеческое мясо наиболее часто едят потому, что это необходимо для правильного проведения определенных церемониалов. Уничтожению подлежат только определенные части тела врага. Уроженцы Виктории, к примеру, едят только почечный жир или кожу побежденного врага. Вотьобалуки Юго-Восточной Австралии отрезают и едят руки, ноги и иногда кожу своих павших врагов, но не используют никакие другие части тела. Кулины поступают таким же образом. Бунуронги помимо этого выпивают кровь. Курнаи едят только мускулы рук и ног и кожу бедренной кости и боков. В Африке ангони и басуто едят только сердце и печень врага, тогда как бавенда (венда) в честь победы перемешивают части тел убитых с говядиной и едят приготовленное таким образом блюдо.

Эти примеры в определенном смысле являются шагом вперед от каннибализма. Та же самая тенденция проявляется в обряде выпивания крови. Так, никагиваны Маркизских островов выпивали кровь врага, как только он погибал. Это также было обычной практикой у древних арабов. «Воин скифов, согласно Геродоту, выпивал кровь первого врага, которого он сражал в битве... Череп использовался в качестве чаши». Подобная же практика доминировала у германских племен, особенно у скордисков. Другие примеры сохранения каннибализма так тесно связаны с отдельными религиозными практиками войны, что их обсуждение должно быть отложено на более позднее время. Каннибализм перестал быть причиной и составной частью войны. Необходимость в нем отпала, когда приручение животных обеспечило постоянное количество мяса и начала создаваться рабовладельческая система и другие более экономически целесообразные методы использования пленных.

Глава 6
ВОЙНА ЗА ЗЕМЛЮ И ДОБЫЧУ

Самнер говорит: «Если собрать вместе все, что мы знаем из антропологии и этнографии о примитивных людях и примитивных обществах, мы поймем, что главной задачей человека было выживание». Чтобы выжить, люди в первую очередь должны были найти еду, а чтобы добыть еду, они должны были бороться, так как средства к проживанию можно было добыть только путем усердия и самоотречения. Борьба за то, чтобы получить от природы все необходимое для жизни, всегда была главной проблемой человечества. Это то, что в первую очередь занимало ум и энергию человека и всегда оставалось фундаментальным фактором существования.

Борьба за жизнь – это в первую очередь борьба за еду, а так как еду и другие необходимые для жизни вещи получают преимущественно из почвы, то эта борьба преобразуется в то, как получить больше продукции с имеющихся земель или получить дополнительные территории. В первом случае человек использовал свой ум для того, чтобы увеличить объем добываемых у природы необходимых ему средств к существованию. Орудия и приемы, которые он создал для помощи в решении данной задачи, известны как ремесла. Обращаясь к ним, можно выявить различные ступени самообеспечения, показывающие различные способы, с помощью которых люди боролись за существование, такие как охота, рыболовство, скотоводство и сельское хозяйство. Грубо говоря, они могут быть классифицированы в порядке развития и сложности, где охота и рыболовство будут находиться на низшей ступени, а сельское хозяйство – на более высокой. Следует, однако, заметить, что все они не представляют собой эволюционные стадии, через каждую из которых обязательно должны пройти все народы. Например, мы знаем, что «охота, несомненно, относится к одному из экономически обоснованных занятий, которые сохраняются во всех последующих стадиях, а земледелие практиковалось многими племенами, которые никогда не проходили через кочевой период и не держали домашних животных, за исключением собаки, – условие, подтверждаемое историей многих народов Северной Америки. Опять-таки в Черной Африке земледелие и кочевая жизнь были одинаково широко распространены». Но в целом справедливо, что большая часть необходимого для жизни добывается с имеющейся территории, которая успешно служит для этой цели. Развитие технологий, таким образом, сделало возможным добывать из земли больше. Но, как мы уже отмечали, существует другой первостепенный фактор, или условие жизни, – количество людей, которых следует обеспечить этими средствами. Если земля изобильна и плодородна, а население относительно мало, существовать просто, а если много людей живет на относительно маленьком участке земли, борьба за жизнь становится более напряженной. Ситуация, с которой сталкивается каждая группа (сообщество), заключена в рамки отношения количества ртов к еде или, поскольку еда добывается из земли, от отношения количества населения к площади территории. Отдельные превентивные меры, такие как аборт и детоубийство, могут некоторым образом отрегулировать ситуацию и снизить количество населения до определенного уровня, но если эти факторы не эффективны, складывается ситуация перенаселенности, и на группу (племя) оказывается сильное давление в плане выживания. Тогда группа людей вынуждена либо получать от земли больше, либо занять дополнительную территорию. Первый вариант медленный и сложный, второй позволяет достигнуть более быстрого облегчения сложной ситуации. Следовательно, когда территория становится перенаселенной, то есть когда на ней проживает больше людей, чем можно накормить, или даже когда такой уровень еще не достигнут, сообщества людей вынуждены двигаться на новые земли. Результатом этого стали бесконечные исторические и доисторические миграции. Желание обладать большим количеством земли или землей лучшего качества для того, чтобы улучшить условия жизни, называется земельным голодом. Он может также возникать от желания повысить качество жизни. Даже если район не перенаселен, люди могут хотеть обладать лучшими средствами к существованию, чтобы улучшить качество своей жизни, и могут быть вынуждены не только совершенствовать технологии, но также двигаться на более хорошие земли, если их привлекает возможность затрачивать меньше труда для того, чтобы обеспечить себя. Земельный голод в этой последней форме также ведет к захвату земли, а для более развитых народов он, возможно, имеет наибольшее значение.

Наиболее первобытные племена добывали средства к пропитанию главным образом охотой и собирательством; некоторые выживали исключительно за счет рыболовства и занятия сельским хозяйством. В первом случае требовалось достаточно большое количество земли, так как данный способ предполагал постоянные перемещения в поисках добычи или захват земель и еще потому, что землю использовали только экстенсивным способом, а иногда только используя дары природы. Так группам приходилось перемещаться в поисках новых земель. Делая так, тем не менее они обычно сталкивались с другими группами людей, соревнующимися за право обладать землей или уже владеющими ею. Границы племени обычно были очень четко определены, и любое посягательство или другие проявления агрессии неизменно встречали сопротивление. Так борьба за выживание вела и ведет к конфликтам.

Вторжение одного охотничьего племени на земли другого являлось наиболее частой причиной враждебности среди американских индейцев, которые очень ревностно относились к своим границам. В устье реки Маккензи (северо-запад Канады) войны, причиной которых было нарушение границы, были постоянными; любого, кто охотился за пределами собственной территории, убивали. Спорное право плоскоголовых (индейцы-сэлиши назывались так, поскольку добивались определенной формы головы, используя плетеный головной убор, сжимавший податливые кости черепа ребенка. – Ред.) охотиться на бизонов на востоке от Скалистых гор было причиной длительной вражды с черноногими (сиксиками). Вторжение на охотничьи угодья других племен было причиной войн между жителями Центральной Калифорнии, Омахи и племенами нижнего течения Миссисипи и т. д. Дикие племена долины Мехико «атаковали всех, кто заходил на их территорию, вне зависимости для чего – для охоты, собирания фруктов или сражения». Охота на землях другого племени была одним из наиболее распространенных поводов войны в Австралии. Неразрешенное убийство дичи непременно вело к столкновению. В Тасмании, так же как в Австралии, границы охотничьих земель были строго определены, и переступить их означало подвергнуть себя риску быть убитым. Споры по поводу границ были одним из наиболее распространенных поводов к кровопролитию среди маори. Следующим поводом были женщины. Отсюда происходит поговорка маори: «Земля и женщины – источники войны». Среди других полинезийских племен захват земли и охота в спорных районах были частыми источниками враждебности, тогда как у японских айнов «причинами ссор и битв обычно становились мужчины одной деревни или района, которые шли охотиться на территорию, которая принадлежит другим».

Среди скотоводов войны за землю были даже еще более частыми и кровавыми. Кочевые племена обычно более многочисленны и постоянно находятся в движении. В Африке, особенно на юге и востоке, борьба не на жизнь, а на смерть за обладание местами водопоя и пастбищами приводила к непрекращающимся войнам, сопровождавшимся уничтожением одних племен и принудительным переселением и исчезновением множества других. Более или менее развитые скотоводческие племена сегодняшнего дня часто воюют по тем же самым причинам, и исторические миграции и вторжения варварских народов на территорию Европы, Азии и где-либо еще принадлежат к той же категории. У бедуинов главной причиной войны была зависть к тем, кто обладал подходами к воде и пастбищами, в то же время покрытые травой земли и право пользования ручьями для ирригационных целей являются главным источником ссор у берберов Марокко.

Ссоры из-за границ и борьба за новые земли характерны не только для охотников и скотоводов, но также, хотя и в меньшей степени, среди народов, занимавшихся земледелием и рыболовством. Рыболовство – занятие оседлых племен, которое часто дает повод для войн. Когда границы рыболовных зон хорошо определены, посягательство на них со стороны других племен тем не менее может привести к войне. Так нередко случалось в Полинезии. В другом случае рыболовство стало источником разногласий среди индейцев Северной Калифорнии. «Когда один народ ставил на реке препятствия и расставлял сети, увеличивая таким образом количество лосося, находящегося в распоряжении племени, другим не оставалось ничего иного, кроме как сражаться или умирать от голода». Такие случаи, однако, достаточно редки, и рыболовство может считаться относительно мирным занятием.

Земледельческие племена также являются преимущественно оседлыми, и они обычно остаются в одном месте для того, чтобы собрать посеянный ими урожай зерна. Поскольку земледельцы меньше перемещаются, они в какой-то степени не настолько кровожадны, как скотоводческие племена, и менее часто ввязываются в войны. Тем не менее земледельцы также подвержены земельному голоду и могут вторгаться на чужие земли, если их вынуждает к этому необходимость или если их привлекают плодородные почвы. Так могут возникать ссоры. Среди занимающихся земледелием индейцев конфликты из-за земли не были редкими. В нижней Калифорнии такие племена часто были замешаны в кровавых войнах из-за спорных границ; это обычно случалось в периоды сбора зерна и фруктов. Междоусобные войны начинались из-за споров за собственность и прав на воду между земледельческими племенами индейцев юго-запада. «Границы между племенами являлись бесконечной причиной провокаций, ведущих к войне» среди земледельцев Канарских островов. Главной причиной войны среди африканских багешу являлось вторжение на земли другого клана. «Они ревностно охраняли границы своей земли, и, если другой клан пересекал границы возделываемых земель, они отстаивали свое право на нее с помощью оружия». Аборигены Борнео (Калимантана) и островов Фиджи часто сражались из-за своих земель. Цивилизованные иранцы воевали преимущественно за сельскохозяйственные угодья. «Дорийское завоевание было делом рук бедного и закаленного племени, родные горы которого больше не позволяли ему обеспечивать свое существование и которое поэтому двинулось вперед искать удачи в отдаленных землях с мечом в руках. Греческие колонии появлялись по тем же мотивам частично вследствие разорительных набегов, которые заканчивались так же, как впоследствии окончились походы викингов – завоеванием и расселением, частично путем мирной эмиграции. Более поздние войны – и междоусобные, и межнациональные – происходили по той же причине, то есть из-за борьбы за еду и землю».

Земля желанна, но не сама по себе, а как способ добывания средств к существованию. Ресурсы ее могут быть уничтожены или добыты немедленно или оставлены на будущее. Материальные блага, сохраненные для будущего использования, представляют собой энергию, достаточную для борьбы за существование. Одним словом, они представляют собой накопленный капитал. Они вызывают агрессию, поскольку, если земля привлекает завоевателей, они сами хотят жить и работать на ней. Следовательно, прежде чем группа (сообщество) может получить прибыль и удовлетворение от накопленных продуктов, она должна подтвердить свои права на них, при необходимости – силой оружия. Право на собственность всегда доказывалось силой, и только группа, которая способна отразить агрессию, может сохранить это право за собой. «Ресурсы принадлежат победителям» – доктрина старая как мир. Таким образом, продукты, получаемые при использовании земли, даже больше, чем земля сама по себе, вызывали агрессию и желание защищаться и поэтому представляли собой причину для войны.

Люди всегда надеялись получать что-либо, но при этом не отдавать ничего. Ограбление другой группы людей казалось способом претворить эту надежду в жизнь и до недавнего дня считалось легитимным способом обеспечить свое существование. Это простая альтернатива тяжелому пути непосредственного производства и накопления; она также гораздо привлекательнее из-за азарта, который приносит война, и разнообразия добычи, которую она предлагает, вместо монотонности и скуки мирного существования.

Так как набеги во все времена и во всех уголках мира, когда завоеватели забирали все ценное, что могли найти и унести, были результатом войны, желание захвата добычи всегда было одной из самых распространенных причин войны. Это особенно справедливо в отношении первобытного общества, чья собственность была преимущественно передвижной. Успешное завоевание, в том понимании, которое распространено в развитом военном деле, было практически неизвестно, потому что дикари, в соответствии с особенностями своего образа жизни, редко желали получить землю в постоянное пользование, а также потому, что политическое развитие их общества было недостаточным, чтобы реализовать свое преимущество. Войны за добычу или набеги особенно часты там, где живут кочевые племена, а накопление собственности считается разумным. Они представляют собой ощутимое и эффективное преимущество перед завоеваниями даже там, как признает Норман Энгелл, где благосостояние состоит преимущественно из переносимой собственности, а победитель обогащается за счет того, что использует и превращает побежденных в рабов. Многие племена часто подобным образом целиком обеспечивают свое существование. Ограбление других групп считалось нормальным способом добывания пропитания, таким же легитимным, как сельское хозяйство или любой другой способ добывания средств к самообеспечению. Такой «образ жизни бедуина», как Липперт охарактеризовал доминирование подобного типа войны у кочевых скотоводческих племен, дожил и до наших дней. Ему следуют как на море, так и на суше.

Перспектива получения добычи и последующая месть вору являются наиболее явными причинами, по которым дикие племена вступают на тропу войны. Такие войны велись практически повсеместно, как будет показано в нижеследующем приложении З. Это считается достаточно обычным в Азии, Океании и Америке, но истинной родиной такого образа жизни является Африка.

Войны за добычу также характерны для более культурных народов. Древние иранцы постоянно ощущали давление со стороны варваров, живших на севере и жаждавших наживы, и в ответ на набеги проводили бесконечные карательные экспедиции. Древние евреи часто вели войны с целью получения добычи, унося с собой всевозможную добычу и лишая своих врагов каких-либо средств к существованию. Набег на самом деле был наиболее подходящим для географических условий Палестины типом войны. На юге иудеи сталкивались с амалекитянами и другими кочевыми племенами; на востоке – моавитяне и мидьянитяне; на западе жили совершавшие рейды на земли евреев филистимляне. (Филистимляне, морской народ, жили вдоль побережья и совершали нападения на землю Израиля. – Ред.) Желание наживы было очень сильным военным мотивом для людей эпохи Гомера. «Набеги за добычей были обычной практикой и не считались позорными. На море и на суше пиратство считалось нормальным явлением и редко осуждалось». Даже во времена Фукидида в отдельных районах Северо-Западной Греции успешное пиратство считалось почетным, и ранние греческие города, такие как Афины, Спарта и Микены, строились на некотором расстоянии от моря с учетом угрозы морских набегов. Величие Рима было в значительной степени достигнуто за счет захватываемой добычи и дани, которую платили провинции. Северные варвары считали войну достойным способом добычи средств проживания и вели войны для того, чтобы обеспечить себя. Набег признавался важным мотивом на протяжении всего периода открытий и колонизации, когда европейцы были очарованы сказками о неисчерпаемом благоденствии дальних континентов. Та же причина войны очевидна и в недавние времена. Курдские племена Османской империи по большей части представляют собой кочевые племена грабителей. У бедуинов война обычно принимает форму экспедиций с целью получения добычи. Эти племена постоянно грабили друг друга, и, если предоставлялась возможность, они уносили шатры вместе со всем содержимым. В Аравии ваххабиты сражались, чтобы пропагандировать свою веру, но они избегали нападать на Ирак, Месопотамию и Сирию из-за недостатка там добычи. Берберами Марокко «грабеж прохожих воспринимается как абсолютно уважаемый способ выживания, и с этой целью часто предпринимаются вылазки в долины или предместье какого-нибудь города». Скотоводческие племена, как мы видим, определенно следуют методу выживания бедуинов. Их форма существования делает необходимой странствующую жизнь и приводит к бесконечным конфликтам с другими племенами. Необходимость защиты стад и постоянной агрессии ведет к высокой концентрации населения, а постоянная война имела следствием развитие лидерства, дисциплины и патриархальной организации. Скотоводческие племена, таким образом, хорошо организованы для войны, и их образ жизни создал значительные возможности для набегов. Они постоянно жили и живут в состоянии войны, потому что у них всегда есть повод сражаться – они могут обогатиться за счет удачной экспедиции. Крадут в данном случае чаще всего скот. Любое племя, которое увело стадо другого племени, становилось гораздо более богатым и лучше подготовленным к борьбе за существование.

Обладание стадом было для скотоводческих племен поистине решающим для выживания фактором. Для них разведение скота было «благородным» занятием; они уделяли скоту огромное внимание; они даже думали о стаде как об основе социального разделения общества. Они четко определяли стадо как естественную основу самосохранения, и это влияло на образ жизни племени на всех стадиях его культурного развития.