Текст книги "Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель"

Арсен Люпен в тюрьме

Недостоин называться туристом тот, кто не путешествовал по берегам Сены и, следуя за ее течением и направляясь от руин аббатства Жюмьеж к руинам аббатства Сен-Вандрий, не обратил внимания на небольшой средневековый замок Малаки. Он горделиво увенчивает скалу среди плавных речных вод. Мост, изогнувшийся аркой, соединяет берег с воротами замка, а его башни словно выросли из темного гранита скалы, послужившей ему основанием. Эту скалу могучая конвульсия земли оторвала когда-то от неведомой нам горы и швырнула в реку. Теперь вокруг нее текут мирные речные воды, шелестит прибрежный тростник и подпрыгивают на мокрых камнях трясогузки.

История Малаки грозна, как его гранитные башни. Его стены помнят битвы, осады, грабежи и кровавую резню. На деревенских посиделках в кантоне Ко с содроганием повествуют о преступлениях в этом замке. Много с ним связано тайн и легенд. Говорят, что когда-то подземный ход вел из него в аббатство Жюмьеж и в замок Агнессы Сорель, «Дамы Красоты» Карла VII.

Теперь древнее гнездо героев и разбойников облюбовал барон Натан Каорн – барон Вельзевул, как прозвали его на бирже, где он неправдоподобно быстро разбогател. Хозяева Малаки обнищали и продали за кусок хлеба достояние славных предков. Барон разместил в замке обожаемую им коллекцию мебели, картин, фаянса и деревянной резьбы. Он жил один с тремя слугами. Никто не переступал порога замка, никто не любовался на стенах старинных залов тремя полотнами Рубенса, двумя картинами Ватто, барельефом Жана Гужона и многими другими чудесами, приобретенными за бумажные банковские билеты у богатых завсегдатаев аукционов.

Барон Вельзевул жил в постоянном страхе. Он трепетал не за себя, а за свои обожаемые сокровища, собранные с такой страстью и прозорливой тщательностью, что ни один, даже самый хитроумный торговец не мог похвастаться, что ввел его в заблуждение. Барон любил свою коллекцию. Он любил ее жадно, как скупец, и ревниво, как влюбленный.

Каждый вечер на закате ворота с железными накладками запирались по обоим концам моста, закрывая путь на него и во внутренний двор. При малейшем шуме электрические звонки дребезжали, тревожа тишину. Со стороны реки бояться было нечего – скала отвесно поднималась.

И вот в сентябре в пятницу в замок, как обычно, пришел почтальон. И как обычно, створку ворот с железными накладками приоткрыл сам барон. Он пристально вгляделся в почтальона, словно не был знаком уже много лет с этим добродушным, веселым крестьянином.

– Это по-прежнему я, господин барон, – сказал почтальон с улыбкой. – Пока никто другой не надел мою тужурку и фуражку.

– Как знать, – пробормотал барон.

Почтальон передал ему стопку газет и прибавил:

– А у меня, господин барон, для вас кое-что новенькое.

– Что же?

– Письмо. К тому же заказное.

Барон жил отшельником: у него не было друзей, которые бы о нем беспокоились, он никогда не получал писем. Письмо, да еще заказное, показалось ему дурным предзнаменованием и пробудило беспокойство. Откуда мог взяться корреспондент, нарушивший его уединение?

– Распишитесь вот здесь, господин барон.

Барон неохотно расписался. Взял письмо, подождал, пока почтальон скроется за поворотом, походил немного взад и вперед, облокотился на парапет моста и разорвал конверт. В нем лежал листок бумаги в клетку с пометкой сверху от руки: «Тюрьма Санте, Париж». Барон взглянул на подпись: «Арсен Люпен». Весьма озадаченный, он принялся за чтение.

Господин барон,

в галерее, соединяющей ваши две гостиные, висит чудная картина Филиппа де Шампаня, я от нее в восторге. Ваши Рубенсы тоже вполне в моем вкусе и маленький Ватто тоже. В правой гостиной хорош сервант Людовика XIII, гобелены Бове, столик ампир Жакоба и поставец эпохи Возрождения. В гостиной слева мне мила вся витрина с украшениями и миниатюрами.

На этот раз я ограничусь перечисленным и думаю, что пересылка вас не затруднит. Прошу вас тщательно упаковать все и отправить на мое имя с оплаченной доставкой на вокзал Батиньоль через неделю. Если же интересующие меня предметы не поступят вовремя, я займусь перевозкой сам в ночь со среды на четверг, 28 сентября. И тогда уж не ограничусь вышеперечисленным.

Приношу свои извинения за доставленные хлопоты и прошу принять изъявление моих самых почтительных чувств.

Арсен Люпен

P. S. Ни в коем случае не посылайте мне большого Ватто. Хотя вы и заплатили за него в «Отеле де Вант» на аукционе тридцать тысяч франков, это копия. Оригинал сжег Баррас во время оргии в эпоху Директории. Можете проверить по неизданным «Мемуарам» де Гара.

Цепь Людовика XV меня тоже не интересует, скорее всего, это тоже подделка.

Барон Каорн был вне себя. Он лишился бы покоя из-за любого письма, но получить послание от Арсена Люпена!

Усердный читатель газет, барон пристально следил за событиями в преступном мире, и ни один из дьявольских подвигов знаменитого грабителя не прошел для него незамеченным. Он знал, что Люпен был арестован в Америке своим недругом комиссаром Ганимаром, что его судили, с большим трудом доказав вину, и теперь он сидит в тюрьме. Но он знал и другое: от Арсена Люпена можно было ждать чего угодно! Откуда, спрашивается, он знает замок как свои пять пальцев, знает, где висят картины, гобелены, стоит мебель? Замок, в котором никто никогда не бывал?! От такого волосы шевелились на голове. Кто мог рассказать ему, если никто этого не видел?..

Барон поднял глаза и взглянул на грозные стены Малаки, на гранитную скалу, на которой они высились, на глубокую воду, что их окружала, и передернул плечами. Право, ему нечего бояться. Ни один человек в мире не способен проникнуть в святая святых, где хранятся его сокровища.

Ни один человек – это понятно. Но Арсен Люпен? Для Арсена Люпена не существует стен, мостов и запоров. Помогут ли самые продуманные меры предосторожности, самые надежные стражи, если он задумал ограбление?

В тот же день барон написал в префектуру полиции Руана, приложил письмо Люпена и попросил помощи и защиты.

Ответ не заставил себя ждать. Барону сообщили, что вышепоименованный Арсен Люпен в настоящее время находится в тюрьме Санте под надежной охраной, не имеет возможности отправлять корреспонденцию, поэтому полученное сообщение – дело рук какого-то шутника. Логика, здравый смысл и все факты непреложно свидетельствовали об этом. Тем не менее для вящей предосторожности был приглашен эксперт-графолог, который изучил бы письмо. Он исследовал почерк и вынес вердикт: несмотря на «некоторое сходство», нельзя сделать вывод, что это рука Арсена Люпена. «Некоторое сходство»! Барону запомнились только эти слова, внушавшие ледяной ужас. По его мнению, их было достаточно, чтобы в дело вмешалась полиция. Его страхи только возросли. Он без конца перечитывал письмо. «Я займусь перевозкой сам». И дата, от которой стыла кровь: в ночь с 27 на 28 сентября.

Барон мучился подозрениями и молчал, не решаясь довериться собственным слугам, так как больше не полагался на их преданность. Вместе с тем он впервые за долгие годы почувствовал необходимость с кем-то поговорить, а то и получить совет. Оставленный без помощи стражами правосудия, он не надеялся защитить себя собственными силами и готовился ехать в Париж, чтобы отыскать какого-нибудь полицейского ветерана и умолять его о поддержке.

Прошло два дня, а на третий барон, развернув местную газету «Ревей де Кодбек», вздрогнул от радости. На одной из страниц значилось:

Имеем удовольствие сообщить вам, что в нашем городе вот уже три недели пребывает комиссар Ганимар, один из ветеранов службы общественной безопасности. Господин Ганимар стал европейской знаменитостью, арестовав Арсена Люпена, и теперь отдыхает от своих подвигов, занимаясь рыбной ловлей.

Ганимар! Вот какой помощник нужен барону! Кто лучше терпеливого опытного Ганимара справится с дерзкими планами Люпена?

Барон не колебался ни секунды. Шесть километров, отделявшие замок от Кодбека, он прошел скорым шагом, словно его несла на крыльях сама спасительная надежда.

В Кодбеке он всеми правдами и неправдами старался раздобыть адрес знаменитого комиссара, но безуспешно, пока наконец на набережной не обнаружил вывеску газеты «Ревей». Редактор оказался на месте, и барон изложил свою просьбу. Подведя гостя к окну, редактор произнес:

– Ищете Ганимара? Вы найдете его среди рыбаков на нашей набережной. Я и сам познакомился с ним там же, причем совершенно случайно, прочитав имя на удочке. Погодите-ка, видите того невысокого старичка под деревьями по ту сторону аллеи? Это он.

– В сюртуке и соломенной шляпе?

– Именно. Любопытная личность. Слова не вытянешь, до того угрюм.

Через пять минут барон уже стоял перед комиссаром, он представился и попытался завязать разговор. Ничего у него не получилось. Тогда он перешел к делу и рассказал все, что произошло. Старичок выслушал барона молча, не сводя глаз с поплавка, потом повернул к нему голову, смерил взглядом с головы до ног и с выражением глубокого сочувствия сказал:

– Месье, не в привычках грабителей предупреждать тех, кого они собираются обворовать. Арсен Люпен, в частности, никогда такого не практиковал.

– Но, однако же…

– Поверьте, месье, заподозри я малейшую опасность, я бы отложил все свои дела ради удовольствия снова повидаться с милейшим Люпеном. Но молодой человек сейчас под замком.

– А что, если он сбежит?

– Из Санте не сбежишь.

– А если он…

– Он не лучше других.

– А все-таки если…

– А все-таки если он сбежит, я снова его поймаю. Пока же спите себе спокойно и не распугивайте моих уклеек.

Разговор был окончен. Барон вернулся домой, немного успокоенный уверенностью комиссара Ганимара. Он проверил запоры, последил за слугами и два дня провел почти спокойно, уверяя себя, что испугался химеры. Действительно, комиссар Ганимар прав, грабители никогда не предупреждают об ограблениях.

Назначенный срок приближался. Утром в среду, 27 сентября, ничего особенного не случилось. В три часа мальчик принес телеграмму.

На вокзале никакой посылки. Приготовьте все к завтрашнему дню. Арсен.

Барона вновь охватила паника. Причем до такой степени, что он даже подумал, не выполнить ли требование Арсена Люпена?

Но он побежал в Кодбек. Ганимар сидел на складном стуле с удочкой на том же самом месте. Без единого слова барон протянул ему телеграмму.

– И что? – спросил комиссар.

– Значит, завтра!

– Что завтра?

– Ограбление! У меня унесут картины!

Ганимар оставил удочку, сложил на груди руки и повернулся к барону.

– Вы всерьез думаете, что я буду заниматься вашими глупостями? – спросил он.

– Какое вознаграждение вы попросите за присутствие в замке в ночь с 27 на 28 сентября?

– Ни единого су. Оставьте меня в покое.

– Назначьте любую цену. Я богат. Я очень богат.

Столь неделикатное предложение покоробило комиссара, и он повторил:

– Я здесь в отпуске и не имею права вмешиваться…

– Никто об этом не узнает. Я даю вам слово молчать. Что бы ни произошло!

– Да ничего не произойдет.

– Скажите, сумма в три тысячи франков покажется вам достаточной?

Комиссар взял понюшку табака, подумал и сказал:

– Так и быть. Но заранее вас предупреждаю, что вы напрасно потратите деньги.

– Для меня это не имеет значения.

– Ну, раз так… В конце концов, может случиться всякое. У нашего ловкача Люпена всегда море помощников. Вы уверены в ваших слугах?

– Если честно…

– Хорошо. Не будем на них рассчитывать. Я вызову телеграммой двух надежных парней, они обеспечат нам безопасность. А пока ступайте, не нужно, чтобы нас видели вместе. До завтра. Я буду к девяти часам.

Назавтра – в день, назначенный Арсеном Люпеном для визита, – барон Каорн осмотрел свой арсенал, почистил и зарядил револьвер и прошелся по окрестностям замка. Ничего необычного на глаза ему не попалось. Вечером в половине девятого он отпустил слуг. Те жили в дальнем крыле замка окнами на дорогу. Оставшись один, барон тихонько отпер ворота. Вскоре он услышал шаги. Комиссар Ганимар представил ему своих помощников – двух здоровенных парней с бычьими шеями и мускулистыми руками. Потом комиссар ознакомился с внутренним расположением замка, задал кое-какие вопросы, тщательно запер и забаррикадировал все двери в залы, которые могли подвергнуться опасности. Он простучал стены, проверил полы под коврами и посадил помощников в центральной галерее.

– Не зевайте, ребята. Мы здесь не затем, чтобы дрыхнуть. При малейшем шуме открывайте окно во двор и зовите меня. Внимание на воду! Десять метров вверх по скале для этого молодчика – легкая прогулка.

Он запер помощников, положил ключ в карман и сказал барону:

– А теперь и мы займем свои посты.

Сам Ганимар собирался провести ночь в маленькой привратницкой, устроенной в стене у главных ворот замка. Одно ее окошко выходило на мост, другое – во внутренний двор с колодцем посередине.

– Вы мне сказали, господин барон, что в подземелье можно было попасть через колодец, но этот вход давным-давно перекрыт.

– Именно так.

– Стало быть, если не существует другого хода, известного только Арсену Люпену, что весьма сомнительно, за этот мы можем быть спокойны.

Ганимар поставил рядком три стула, удобно улегся на них, закурил трубку и сказал:

– Похоже, господин барон, если уж я взялся за такую тупую работенку, мне очень захотелось пристроить мансарду к тому домишке, где собираюсь закончить свои дни. Когда расскажу об этом нашему дружку Люпену, он животик надорвет.

Барону было не до смеха. Со всевозрастающим беспокойством он вслушивался в тишину. Время от времени подходил к колодцу и тревожно в него вглядывался.

Одиннадцать часов… Бум! Бум! Часы начали бить полночь.

Барон схватил Ганимара за руку, тот мгновенно вскочил.

– Слышите?

– Да.

– Что это было?

– Мой храп.

– Да нет, прислушайтесь.

– Автомобильный рожок.

– Ну и?

– Ну, я не думаю, что Люпен воспользуется автомобилем как тараном и вломится к вам в замок. На вашем месте, господин барон, я бы мирно спал, как делал это я и собираюсь сделать снова. Спокойной ночи.

Больше ничего тревожного в эту ночь не было. Ганимар погрузился в сон, и барон имел честь слышать его спокойное ровное похрапывание.

На рассвете барон и комиссар покинули привратницкую. Вокруг все дышало глубоким покоем: замок, сонная река, прибрежный тростник. Барон затрепетал от радости, Ганимар сохранял присущую ему невозмутимость. Они поднялись по лестнице. Тишина. Ничего подозрительного.

– А я вам что говорил, господин барон? Не надо было мне соглашаться. Стыдно брать деньги ни…

Ганимар открыл ключом дверь и вошел в галерею.

Стражники, ссутулившись и свесив руки, крепко спали на своих стульях.

– Ах вы, барбосы негодные! – рассердился комиссар.

В ту же секунду раздался жалобный вопль барона.

– Мои картины! Поставец!

Барон протянул руку к пустой стене, туда, где торчали одни лишь гвозди и болтались ненужные теперь веревки. Обводя другой рукой галерею, он, задыхаясь, бормотал:

– Мои канделябры Людовика XVI… Светильник эпохи Регентства… Святая Дева двенадцатого века…

Барон забегал по галерее в отчаянии и ужасе. Он одновременно подсчитывал убытки и оплакивал потери, он выкрикивал суммы, которые заплатил, складывал цифры и рыдал от горя. Барона корчило, он дергался в конвульсиях, его душили отчаяние и ярость, он метался, не зная, что делать и за что взяться. Похоже было, что бедняге, потерявшему все свое драгоценное имущество, оставалось только одно: утратить еще и рассудок.

Утешением ему мог послужить только ступор, в который впал комиссар Ганимар. В противоположность мечущемуся барону комиссар стоял неподвижно. Он как будто окаменел. Однако глаза его медленно перемещались с предмета на предмет. Окна? Закрыты. Створки двери? Тоже. Нет бреши в потолке. Нет дыры в полу. Вокруг идеальный порядок. Работа была проделана методично и безупречно, по заранее составленному плану.

– Арсен Люпен! Ну Арсен Люпен… – пробормотал он.

Тут комиссар очнулся, будто и до него наконец докатилась волна гнева, подбежал к помощникам и принялся их трясти, осыпая ругательствами. Но те не просыпались.

– Черт! Тут что-то не так!

Ганимар наклонился и внимательно пригляделся: сон был явно неестественным.

– Их усыпили, – сказал комиссар барону.

– Кто?

– Люпен, черт его побери!.. Или шайка, которую он подучил. Это его рука, его почерк.

– Значит, все пропало. Ничего не поделать.

– Ничего не поделать.

– Но это ужасно. Это чудовищно.

– Подайте жалобу.

– Зачем?

– Черт побери! Всегда надо бороться. У полиции найдутся средства.

– Средства? Да вы по себе можете судить, какие у нее средства! Сейчас самое время искать улики, следы, выискивать, вынюхивать, а вы стоите и не шевелитесь.

– Искать улики после Арсена Люпена? Нет, сударь, нет, мой дорогой барон, Арсен Люпен после себя улик не оставляет. Он не допускает случайностей, этот прохвост Арсен Люпен. И я даже задаю себе вопрос: уж не был ли арест в Америке частью его плана?!

– Прощайте, мои картины! Прощай, моя жизнь! Он похитил самое ценное из моей коллекции! Я готов отдать целое состояние, лишь бы вернуть свои сокровища обратно. И если невозможно сделать это законным путем, пусть Арсен Люпен назначит свою цену!

Комиссар Ганимар пристально посмотрел на барона.

– А ведь это разумная мысль. И вы действительно готовы так поступить?

– Конечно готов. Но почему вы об этом спрашиваете?

– Да потому что и у меня появилась одна мыслишка.

– Какая?

– Мы о ней потолкуем, если следствие ни к чему не поведет… Но обо мне ни слова, если вы желаете успеха.

И прибавил, процедив сквозь зубы:

– Ведь хвастаться мне особо нечем, по чести сказать.

Помощники Ганимара понемногу пробуждались от гипнотического сна. Они открыли глаза и с удивлением пытались понять, что происходит. Ганимар принялся их расспрашивать, но те ничего не помнили.

– Вы видели кого-нибудь?

– Никого.

– Постарайтесь напрячь память.

– Никого.

– Вы что-нибудь пили?

Они задумались, потом один сказал:

– Да, я пил воду.

– Воду из этого графина?

– Да.

– И я тоже, – сказал второй.

Ганимар понюхал воду, потом попробовал. Никакого запаха, никакого вкуса – вода как вода.

– Нечего тут делать, не будем терять времени! – объявил он. – В пять минут загадки Арсена Люпена не разгадаешь! Но, черт подери, я вам обещаю, что опять поймаю его на удочку. Второй раунд выиграл он! Но за мной следующая партия!

В тот же день барон Каорн подал жалобу на Арсена Люпена, содержащегося в Санте, назвав его виновником ограбления.

Барон часто сожалел об этой жалобе, видя у себя в Малаки то жандармов, то следственного судью, то прокурора, то журналистов, то просто любопытных, которые совали нос куда ни попадя.

Ограбление, разумеется, взволновало публику. Оно произошло в крайне необычных обстоятельствах. Имя Арсена Люпена было у всех на устах, газетные колонки изо дня в день пополнялись самыми фантастическими историями, и публика им верила. Но особое впечатление произвело первое письмо Арсена Люпена, опубликованное в «Эко де Франс» (как оно туда попало, до сих пор никто не знает), в котором он предупреждал барона Каорна о грозящей ему опасности. Посыпались самые невероятные предположения и объяснения. Вспомнили о существовании подземелий и тайных ходов. Следственному судье особенно понравилась эта версия.

Замок облазили сверху донизу. Постучали по каждому камню, проверили все деревянные панели, все камины. Трубы, оконные рамы и балки потолков. При свете факелов обшарили все обширные погреба, где когда-то сеньоры Малаки хранили оружие и припасы. Изучили скалу. Но ничего не нашли. Не было никаких подземелий. Не было подземных ходов. Публика разволновалась еще больше. Поставец, картины не могли раствориться в воздухе! Их должны были вынести через дверь или через окно! И люди, которые их выносили, тоже должны были войти или выйти. Кто эти люди? Как они проникли в замок? И как они из него вышли?

Следственный отдел Руана расписался в своем бессилии и обратился за помощью в Париж. Господин Дюдуи, префект парижской полиции, отправил в замок лучших своих ищеек из бригады розыска. Он прибыл в замок лично и вместе с помощниками двое суток осматривал Малаки. Но и они не продвинули дело ни на шаг.

Тогда господин Дюдуи пригласил к себе комиссара Ганимара, который не раз распутывал весьма сложные дела.

Ганимар молча выслушал своего начальника, покачал головой и сказал:

– Полагаю, следствие пошло по ложному пути, сосредоточившись на замке. Решение нужно искать в другом месте.

– Где же?

– У Арсена Люпена.

– Люпена? Но таким образом мы признаем, что кражу совершил он!

– Согласен. И лично я именно это и признаю.

– Послушайте, Ганимар, такого не может быть. Арсен Люпен находится в тюрьме.

– Да, Арсен Люпен в тюрьме. Да, он под стражей. Но даже сиди он прикованный за ноги, со связанными руками и кляпом во рту, я бы все равно сказал: это Арсен Люпен.

– Почему?!

– Да потому что один только Люпен способен задумать такую операцию и осуществить ее так, что она увенчалась успехом.

– Это все слова, Ганимар!

– Слова воплотились в реальность. Поверьте мне, не стоит заниматься подземельями и нажимать на камни, надеясь, что один повернется и откроет подземный ход. Наш голубчик не действует по старинке. Он современный человек. Я бы даже сказал, он человек будущего.

– И что из этого следует?

– А то, что я прошу у вас разрешения провести час с Люпеном в его камере.

– В камере?

– Да. Возвращаясь из Америки на пароходе, мы с ним, можно сказать, подружились. Думаю, я не ошибусь, сказав, что он проникся симпатией к тому, кто сумел его арестовать. И если у него есть возможность дать мне необходимые сведения без того, чтобы себя скомпрометировать, он, не колеблясь, избавит меня от лишних хлопот.

Время двигалось к полудню, когда комиссара Ганимара проводили в камеру к Арсену Люпену. Арсен лежал на кровати. Он поднял голову и радостно воскликнул:

– Вот сюрприз так сюрприз! Неужели ты, мой дорогой Ганимар?

– Собственной персоной.

– Мне многого хотелось в том уединении, которое я для себя выбрал, но больше всего – нашей встречи!

– Любезно.

– Вовсе нет, мое уважение к тебе совершенно искренне.

– Польщен.

– Я всегда говорил: Ганимар – лучший из наших сыщиков. Он почти – ты видишь, я говорю откровенно, – да почти что Шерлок Холмс. И я всерьез огорчен, что могу усадить тебя только на этот жалкий табурет. Не могу предложить ни лимонада, ни стаканчика пива. Извини, но я здесь проездом.

Ганимар, улыбаясь, сел, а узник снова заговорил, обрадовавшись собеседнику.

– Господи! Как же приятно смотреть в лицо честному человеку. Настоящее отдохновение! Я устал от всех этих шпионских рож, от всех этих соглядатаев, которые по десять раз на день обшаривают мои карманы и мою бедную камеру – не задумал ли я убежать? Просто удивительно, до чего дорожит мною государство!

– И справедливо.

– Да нет же! Я был бы счастлив жить потихоньку в своем скромном уголке.

– На чужие деньги.

– Ты так думаешь? Да, это было бы несложно. Но я на радостях разболтался, говорю всякие глупости, а ты, возможно, спешишь, Ганимар. Перейдем к делу, дорогой друг. Говори, из-за чего я удостоился такой чести?

– Из-за барона Каорна, – объявил Ганимар без околичностей.

– Погоди секунду! У меня столько разных дел. Сейчас, сейчас у меня в голове появится папка с делом Каорна. Так! Вот и она! Каорн, замок Малаки, Нижняя Сена. Два Рубенса, один Ватто и несколько мелочей!

– Мелочей?!

– Честное слово, поверь, это не шедевры. Есть гораздо лучшие вещи. Но главное, что ими заинтересовался ты. Так что тебя интересует, Ганимар?

– Рассказать тебе, как ведется следствие?

– Нет необходимости. Я уже прочитал утренние газеты. И даже позволю себе сделать замечание: вы двигаетесь очень медленно.

– Именно. Поэтому я и рассчитываю на твою любезность.

– Целиком и полностью в твоем распоряжении.

– Первое: это дело твоих рук?

– От а до я.

– Письмо с предупреждением? Телеграмма?

– Все ваш покорный слуга. У меня даже где-то должны быть квитанции.

Арсен открыл ящик некрашеного столика, который вместе с кроватью и табуреткой составлял всю меблировку камеры, достал две бумажки и протянул Ганимару.

– Ну и ну! – вскричал он. – Я-то думаю, ты под неусыпным наблюдением, пальцем шевельнешь – сейчас же обыск. А ты газеты читаешь и почтовые квитанции коллекционируешь!

– Видишь ли, я имею дело с недалекими людьми. У меня отпороли подкладку пальто, отодрали подошвы ботинок, простукали стены, но никому не приходит в голову, что Арсен Люпен не намерен ничего прятать. И, оказывается, он в конечном счете прав!

Комиссар Ганимар не мог не усмехнуться.

– Любопытный ты паренек! – воскликнул он. – Всегда найдешь чем озадачить. Ну, давай рассказывай, как дело было!

– Так прямо и рассказать? Открыть все мои секреты? Поделиться уловками, выдумками? Мне кажется, это было бы слишком.

– Не может быть, чтобы я напрасно рассчитывал на твою любезность!

– Конечно нет, Ганимар, особенно если ты настаиваешь…

Арсен Люпен несколько раз прошелся по камере.

– Что ты думаешь о моем письме барону?

– Думаю, ты хотел развлечься, пощекотать публике нервы.

– Ну вот! Честное слово, Ганимар, я считал тебя проницательнее. Пощекотать нервы! Скажи на милость, для чего Арсену Люпену такое ребячество? Если бы я мог без письма обуть барона, стал бы я утруждаться! Нет, вам, тебе и твоим коллегам, очень важно понять, что письмо было необходимостью, оно было спусковым крючком, запустившим в действие всю машину. Если хочешь, давай шаг за шагом вместе подготовим ограбление Малаки.

– Давай. Я тебя слушаю.

– Представь себе замок, запертый на все запоры, забаррикадированный со всех сторон, то есть замок барона Каорна. Неужели я должен был отказаться от сокровищ, которых мне так страстно захотелось, именно из-за недоступности замка?

– Очевидно, нет.

– Стоило ли мне идти на приступ с отрядом головорезов, как поступали охотники до сокровищ раньше?

– Нет, конечно! Это было бы мальчишеством.

– Мог ли я в него проникнуть тайком?

– Исключено.

– Значит, оставалась одна возможность – заставить владельца замка меня пригласить.

– Оригинальная идея.

– И несложная в осуществлении. Представь себе, что в один прекрасный день владелец неприступного замка получает письмо, в котором знаменитый грабитель Арсен Люпен сообщает ему, что задумал его ограбить. Что делает владелец замка?

– Отправляет письмо префекту полиции.

– А тот над ним только посмеивается, потому что Люпен сидит в тюрьме. Владелец в панике и готов обратиться к первому встречному, лишь бы кто-то ему помог.

– Да, это так.

– И если он прочтет в местной газете, что знаменитый полицейский отдыхает в соседнем городке…

– Он побежит к этому полицейскому.

– Ты сам это сказал. А мы тем временем предположим, что в предвидении такой возможности Арсен Люпен попросил одного своего надежного друга приехать в Кодбек, познакомиться с редактором «Ревей», газеты, которую читает барон, и сообщить ему, что он знаменитый полицейский. Что произойдет дальше?

– Редактор напечатает в своей газете, что у них гостит знаменитый полицейский.

– Именно. А дальше одно из двух. Или рыбка не заглотит наживку – я имею в виду барона Каорна, – и тогда ничего не произойдет. Или, что гораздо более вероятно, испуганный барон бросится к знаменитости со всех ног. Так и вышло. Каорн попросил моего очень близкого друга защитить его от меня.

– Чем дальше, тем интереснее.

– Разумеется. Псевдополицейский не сразу соглашается на уговоры. Тут барону приходит депеша. В ужасе он снова бежит к моему приятелю, предлагает ему за свое спасение крупную сумму, и тот соглашается. Приятель приводит еще двух наших надежных парней, и они, пока барон находится под бдительной охраной моего друга, осторожно сгружают все, что им было указано, на веревках через окно в лодку. Все просто, как всегда у Люпена.

– Действительно, проще и быть не может! – воскликнул Ганимар. – Остроумная идея, и каждый шаг просчитан. Вот только я не вижу полицейского, настолько известного, чтобы его все знали, и на чье имя сразу бы клюнул барон.

– Однако такой есть.

– И кто же это?

– Знаменитый сыщик, личный враг Арсена Люпена – одним словом, комиссар Ганимар.

– Я?!

– Конечно ты, Ганимар. И что самое забавное: если ты приедешь туда в качестве сыщика и выслушаешь историю барона, тебе придется взять под стражу самого себя, как ты арестовал меня в Америке. Согласись, я очень остроумно отыгрался: подставил Ганимара под арест Ганимара.

Арсен Люпен от души рассмеялся. Комиссар в гневе закусил губу. Шутка не казалась ему настолько забавной, чтобы можно было так хохотать.

Вернуть равновесие комиссару помогло появление надзирателя, принесшего обед. По особому разрешению еду для Арсена Люпена доставляли из соседнего ресторана. Тюремщик поставил поднос на стол и ушел. Арсен уселся, отломил кусочек хлеба, съел пару ложек и снова заговорил.

– Дорогой Ганимар, успокойся, тебе не придется туда ехать. Ты будешь крайне удивлен, когда я скажу тебе еще одну вещь: дело барона Каорна уже закрывают.

– Как так?

– Да, его уже закрывают, можешь мне верить.

– Но я только что был у префекта парижской полиции!

– И что? Неужели ты думаешь, что господин Дюдуи смыслит в моих собственных делах больше, чем я сам? Видишь ли, Ганимар – то есть, извини, я хотел сказать, псевдо-Ганимар – расстался с бароном в самых теплых отношениях. И барон – главная причина, по которой он никому ничего не скажет, – поручил ему весьма деликатное дело: переговорить со мной. Полагаю, сейчас господин барон уже получил обратно свои дорогие игрушки за изрядную сумму. А после этого он заберет жалобу. Ограбление, таким образом, будет аннулировано. И значит, прокуратура закроет…

Ганимар ошеломленно смотрел на Люпена.

– Откуда тебе это известно?

– Получил депешу, которую ждал.

– Ты получил депешу?

– Только что. Но читать письма в присутствии гостя неприлично. Однако если ты мне позволишь…

– Ты издеваешься надо мной, Арсен Люпен!

– Пожалуйста, сними верхушку с этого яичка, только очень осторожно. Я над тобой вовсе не издеваюсь.

Ганимар машинально взял в руки яйцо и нож. И вскрикнул от изумления: под скорлупой лежала голубенькая бумажка. По просьбе Люпена Ганимар ее развернул. Это была телеграмма, вернее ее часть. Адрес с указанием почтового отделения был оторван.

«Договорились. Сто тысяч в кармане. Полный порядок!» – прочитал комиссар и переспросил:

– Сто тысяч?

– Да, сто тысяч франков. Маловато, конечно, но сейчас трудные времена. У меня очень большие расходы. Если бы ты знал, какой у меня бюджет… Бюджет солидного города.

Ганимар встал. Нависшие над ним тучи рассеялись. Он подумал еще несколько минут, мысленно пробежался еще раз по делу, отыскивая в нем слабые звенья, а потом, уже не сдерживая искреннего восхищения ценителя, сказал: