Текст книги "Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель"

– Счастье, что ты один такой на свете. Будь вас десяток, нам, полицейским, пришлось бы прикрыть свою лавочку.

Арсен Люпен со скромной улыбкой ответил:

– Надо же было как-то развлечься. Свободного времени у меня много… К тому же провернуть это дело можно было только в тюрьме.

– Но тебе предстоит судебное разбирательство – прокурор, адвокат, хлопоты. Мало тебе развлечений?

– Я решил не присутствовать на суде.

– Ха-ха-ха!

– Я не буду присутствовать на суде, – спокойно и твердо повторил Люпен.

– Неужели?

– Неужели я останусь спать на этой гнилой соломе? Обижаешь. Арсен Люпен находится в тюрьме ровно столько, сколько считает нужным, и ни минутой больше.

– Может, разумнее в нее не попадать? – не без язвительности поинтересовался Ганимар.

– Господин комиссар иронизирует? Господин комиссар вспомнил, что имел честь меня арестовать? Но дело в том, мой глубокоуважаемый друг, что даже ты и уж тем более твои коллеги не задержали бы меня, если бы в ту критическую минуту я не был поглощен другим, гораздо более для меня важным.

– Признаться, я удивлен.

– На меня смотрела женщина, Ганимар, а я ее полюбил. Вдумайся, насколько это серьезно: на тебя смотрит женщина, а ты ее любишь. Клянусь, остальное меня не занимало. И вот я в тюрьме.

– И довольно долго, позволю себе заметить.

– Сначала я хотел все забыть. Не смейся: все было так чудесно, я до сих пор, вспоминая, полон нежности… И потом у меня немного расстроились нервы. Ох уж эта наша лихорадочная жизнь… Имей в виду, что время от времени нужно проходить лечение одиночеством, и тюрьма – самое подходящее место для такого лечения. Но курс лечения Санте в самом строгом режиме подошел к концу.

– Арсен Люпен, – строго одернул его Ганимар. – Хватит болтать попусту.

– Комиссар Ганимар, – ответил ему Арсен Люпен, – сегодня у нас пятница. В следующую среду я приду выкурить сигару к тебе на улицу Перголез, в четыре часа дня.

– Буду тебя ждать, Арсен Люпен.

Они обменялись теплым рукопожатием, как старые друзья, знающие друг другу цену, и старый полицейский направился к двери.

– Ганимар!

Инспектор обернулся.

– Что такое?

– Ты забыл свои часы, Ганимар.

– Часы?

– Да. Они почему-то ошиблись карманом и оказались у меня.

Арсен протянул часы и извинился:

– Прости, пожалуйста. Дурная привычка. Если у меня отобрали часы, это не значит, что я должен отбирать твои. Тем более что у меня здесь есть хронометр, и мне его совершенно достаточно.

Арсен Люпен достал из ящика золотые часы, тяжелые, солидные, с такой же солидной золотой цепочкой.

– А эти из чьего кармана? – полюбопытствовал Ганимар.

Арсен Люпен небрежно взглянул на инициалы.

– Ж. Б. Хм, кто бы это мог быть? Ах да, вспомнил! Мой следственный судья. Милейший, однако, человек…

Побег Арсена Люпена

Арсен Люпен только что отобедал и достал из кармана отличную сигару с золотым ободком. Он смотрел на нее, предвкушая удовольствие, и тут в двери заскрежетал замок. Заключенный едва успел спрятать сигару в ящик, как надзиратель уже вошел в камеру и объявил, что ведет его на прогулку.

– Я ждал тебя, милый друг, – весело отозвался Арсен Люпен, как всегда в прекрасном расположении духа. И вышел вслед за тюремщиком в коридор.

Как только они скрылись за углом, двое мужчин вошли в камеру и принялись тщательно ее обыскивать. Это были комиссар Дьези и комиссар Фоланфан. Пришло время покончить с вопиющим безобразием: Арсен Люпен продолжал общаться с внешним миром! Он поддерживал связь со своими сообщниками! Не далее как вчера в «Гранд журналь» появилось его письмо, адресованное сотруднику, ведущему судебную хронику.

Месье, в статье, появившейся на днях, вы изволили употребить в отношении меня недопустимые выражения. Я намерен потребовать у вас удовлетворения еще до того, как против меня начнется судебное разбирательство. Позвольте засвидетельствовать самое почтительное уважение,

Арсен Люпен.

Почерк не вызывал сомнения. Значит, узник имел возможность отправлять письма. Значит, он получал их. Значит, узник готовил побег и сообщал о нем в крайне дерзкой манере. Терпеть такое было невозможно. Следственный судья и сам префект полиции господин Дюдуи прибыли в тюрьму Санте, чтобы лично обсудить с ее начальником те меры, которые необходимо будет предпринять. Для начала господин Дюдуи отправил двух своих помощников обыскать камеру узника.

Дьези и Фоланфан подняли каждую плитку, развинтили кровать, проделали все, что полагается проделывать при обысках, и ничего не нашли. Он готовы были отказаться от дальнейших поисков, но в эту минуту прибежал запыхавшийся надзиратель и сказал:

– Ящик стола! Когда я входил, он закрывал ящик стола!

Полицейские заглянули в ящик.

– На этот раз угорь у нас в руках! – воскликнул Дьези.

Фоланфан остановил его.

– Только ничего не трогай, паренек, начальник сам разберется…

– А какая сигара!..

– Гаванская. Пошли к шефу.

Две минуты спустя ящик осматривал префект полиции Дюдуи. Сначала он достал из ящика стопку вырезок об Арсене Люпене из «Аргус де ла Пресс», потом табакерку, трубку, папиросную бумагу и две книги.

Он посмотрел на названия. Одна на английском языке – Карлейль, «Герои, почитание героев и героическое в истории», вторая на немецком – прелестный «эльзевир» в кожаном переплете: «Руководство» Эпиктета, издано в Лейдене в 1834 году. Пролистав книги, префект убедился, что на каждой странице что-то подчеркнуто, поля исписаны. Что это? Шифры? Или пристрастное чтение?

– Мы тоже все изучим с особым пристрастием, – решил он.

Осмотрел табакерку, трубку. Потом взял сигару.

– Черт! А нашему другу неплохо живется! – воскликнул он. – Не что-нибудь, а «Генри Клей»!

Жестом заядлого курильщика он поднес сигару к уху, чтобы послушать, как она шуршит. И с удивленным восклицанием тут же поднес ее к глазам. Сигара оказалась не так уж туго свернута. Префект присмотрелся и увидел между табачными листьями папиросную бумагу. С помощью булавки он бережно извлек рулончик толщиной в зубочистку. Записка. Развернул ее – почерк был женский, бисерный.

Корзину подменили. Восемь из десяти готовы. Нажмешь ногой, откроется люк. Каждый день с двенадцати до шестнадцати. ЛС будет ждать. Но где? Ответьте немедленно. Будьте спокойны, ваша подруга бдительна.

Префект Дюдуи подумал секунду и произнес:

– Все более или менее ясно… корзина – это фургон… восемь отделений… От полудня до четырех часов…

– А что за ЛС, который будет ждать?

– ЛС – сокращение, подразумевается автомобиль. Спортсмены оценивают мощность мотора в лошадиных силах. 24 ЛС – автомобиль, который стоит двадцати четырех лошадей.

Префект встал.

– Заключенный обедал? – спросил он.

– Да.

– Письмо он прочитать не успел, о чем свидетельствует нетронутая сигара. Значит, он только что его получил.

– Каким образом?

– Вместе с обедом. В картофелине, в куске хлеба – откуда мне знать?

– Этого не может быть. Разрешение приносить Люпену еду дано исключительно для того, чтобы схватить его за руку. Мы тщательно все проверили и ничего не нашли.

– Постараемся вечером перехватить ответ Люпена. Пока не приводите заключенного в камеру. Я покажу записку следственному судье. Если он согласится с моими предположениями, мы сфотографируем послание, и через час вы положите в ящик книги, вырезки и точно такую же сигару с настоящей запиской. Заключенный не должен ничего заподозрить.

Вечером префект Дюдуи и комиссар Дьези снова приехали в Санте, испытывая искреннее любопытство. Их ожидали выставленные на столе три тарелки.

– Он ужинал?

– Да, – ответил начальник тюрьмы.

– Дьези, разрежьте на мелкие кусочки эту макаронину и корочку хлеба. Ничего?

– Ничего, шеф.

Префект Дюдуи осмотрел тарелки, вилку, ложку и фруктовый нож с закругленным лезвием. Покрутил ручку ножа сначала в одну сторону, потом в другую. Та поддалась. Ручка оказалась полой – внутри лежала бумажка.

– Не слишком изобретательно для такого ловкача, как наш Арсен Люпен. Но не будем терять времени. Идите, Дьези, разведайте, что это за ресторан.

Префект Дюдуи прочитал записку:

«Полагаюсь на вас. ЛС пусть сопровождает издалека каждый день. Я впереди. До скорого свидания, милая верная подруга».

– Ну наконец-то, – воскликнул, потирая руки, префект Дюдуи. – Похоже, дело пошло на лад. Подтолкнем мизинчиком, и он побежит. А мы заодно арестуем и его сообщников.

– А что, если Арсен Люпен проскользнет у вас между пальцами?

– У нас будет столько людей, что мало не покажется. Если попробует сбежать, для него будет только хуже. А сообщников мы разговорим непременно, сколько бы их главарь ни помалкивал!

Действительно, во время следствия Арсен Люпен был необщителен. Вот уже не первый месяц месье Жюль Бувье, следственный судья, изощрялся как мог, и все без толку. Допросы превращались в беседы между дознавателем и адвокатом и не вели ни к чему, потому как мэтр Данваль хоть и был истинным светочем среди коллег по адвокатуре, но о своем подопечном знал не больше любого уличного прохожего. Время от времени Арсен Люпен, будучи человеком вежливым, все-таки вступал с ними в беседу.

– Да, господин следственный судья, – говорил он, – ограбление банка «Лионский кредит», кража на улице Вавилон, распространение фальшивых купюр, афера со страховыми полисами, ограбления замков Армениль, Гуре, Имлевэн, Грозелье, Малаки – все это дело рук вашего покорного слуги.

– В таком случае извольте объяснить…

– Объяснять бесполезно. Я просто признаю это и готов назвать еще раз в десять больше случаев, о которых вы и не подозреваете.

Утомленный бессмысленными поединками, следственный судья прекратил допросы. Но узнав о двух перехваченных записках, вновь стал вызывать к себе Люпена. Ровно в полдень Арсена Люпена доставляли из Санте в тюрьму при префектуре в тюремном фургоне вместе с другими заключенными. Привозили их всех обратно часа в три или в четыре.

Но в этот знаменательный день обстоятельства изменились. Заключенных из Санте не успели допросить, и было решено отправить обратно одного Люпена. В фургон он поднялся один.

Тюремные фургоны, которые люди называют «корзинами для салата», устроены следующим образом: в них слева и справа по пять сидячих мест, отделенных друг от друга перегородками, а между ними узкий проход. Охранник сидит в конце прохода и наблюдает за арестантами.

Арсена посадили на третье место справа, и тяжелая колымага двинулась в путь. Арсен прикидывал: вот сейчас они миновали набережную Орлож, вот проезжают мимо Дворца правосудия. На середине моста Сен-Мишель он привычно проверил правой ногой, как обстоит дело с полом, и надавил посильнее. И вдруг металлическая пластина сдвинулась. Возникла широкая щель. Арсен заглянул в нее и понял, что сидит как раз между передними и задними колесами.

Он весь подобрался и стал выжидать. Фургон медленно поднимался по бульвару Сен-Мишель. На перекрестке Сен-Жермен пришлось остановиться. У грузовой подводы пала лошадь. Движение замерло, улицу запрудили фиакры и омнибусы. Арсен Люпен выглянул. Увидел рядом такой же тюремный фургон. Протиснулся в щель, уперся ногами в колесо, потом спрыгнул.

Кучер соседнего фургона увидел его и засмеялся. Потом поднял крик, но его вопли потонули в гвалте голосов – улица вновь пришла в движение.

А Люпен был уже далеко.

Он перебежал улицу, на тротуаре остановился и огляделся, как человек, который не знает, куда ему идти, и ловит попутный ветер. Потом решительно сунул руки в карманы и прогулочным шагом с беззаботным видом продолжил путь вверх по бульвару.

Мягкий теплый осенний день. На террасах кафе полно народу. Арсен Люпен тоже нашел себе место за столиком на воздухе.

Заказал пива и пачку сигарет. Не спеша опустошил кружку, выкурил одну сигарету, закурил вторую. Встал и попросил официанта позвать метрдотеля.

Пришел метрдотель, и Арсен Люпен громко, чтобы все его слышали, сказал:

– Мне жаль, месье, но у меня нет с собой бумажника. Надеюсь, мое имя вам достаточно известно, чтобы я мог рассчитывать на кредит. Расплачусь через несколько дней. Меня зовут Арсен Люпен.

Метрдотель решил, что его разыгрывают. Но Арсен Люпен повторил:

– Люпен, узник Санте, в настоящую минуту беглец. Смею надеяться, что мое имя внушает вам полное доверие.

Под всеобщий смех Люпен удалился. Никто и не подумал его задержать.

Он пересек наискось улицу Суффло и двинулся дальше по улице Сен-Жак. Люпен шел не спеша, останавливался полюбоваться витринами, курил. На бульваре Порт-Рояль помедлил, огляделся и твердым шагом направился по улице, ведущей к тюрьме Санте. Вскоре показались мрачные суровые стены. Люпен прошел вдоль них, встал у ворот напротив жандарма и, приподняв шляпу, спросил:

– Это тюрьма Санте?

– Да.

– Мне бы хотелось попасть к себе в камеру. Фургон потерял меня по дороге, но не в моих привычках злоупотреблять…

Жандарм нахмурился.

– Шагай своей дорогой и не задерживайся!

– Прошу меня простить, но моя дорога проходит через эти ворота. А если вы встанете поперек дороги в тюрьму Арсену Люпену, можете дорого за это поплатиться, мой друг!

– Арсен Люпен?! Не болтайте ерунды!

– Сожалею, что не захватил с собой визитную карточку, – сказал Арсен Люпен и чуть ли не вывернул наизнанку карманы.

Жандарм смотрел на него, выпучив глаза, в полной растерянности. Потом рука его словно бы самовольно потянулась к звонку. Железная дверь приоткрылась.

Несколько минут спустя примчался, размахивая руками, красный от гнева начальник тюрьмы.

Арсен Люпен вежливо улыбнулся.

– Господин начальник, не надейтесь меня перехитрить. Неужели вы думали, что, посадив меня одного в фургон, да еще устроив в полу люк, заставите меня убежать и отправиться прямиком к моим друзьям? А за мной побежали бы двадцать полицейских пешком, на велосипедах и фиакрах! Нет, такой побег меня не устраивает. Мне в такой передряге не уцелеть. А ведь вы как раз на это и рассчитывали, господин начальник. Говорите прямо, не стесняйтесь.

Помолчав, он прибавил:

– Господин начальник! Поверьте, заботиться обо мне не стоит. Когда у меня возникнет желание проститься с вашей тюрьмой, помощь не потребуется.

Не прошло и дня, как «Эко де Франс», газета, взявшая на себя, можно сказать, официальную обязанность следить за подвигами Арсена Люпена – поговаривали, что он один из главных ее благодетелей, – расписала во всех подробностях его приключение. Текст записок, которыми обменялся заключенный с таинственной помощницей, способ передачи сообщений, содействие полиции, прогулка по бульвару Сен-Мишель и посещение кафе на улице Суффло – все, все было в этой статье. Там же сообщалось, что опрос официантов ресторана, проведенный комиссаром Дьези, ничего не дал. Зато как была изумлена публика сообщением о безграничных возможностях Арсена Люпена, так как выяснилось, что это его помощники специально оборудовали тюремный фургон для побега и ухитрились подменить им один из тех шести тюремных фургонов, в которых возили заключенных.

В скором побеге Люпена уже никто не сомневался. Сам он подтвердил свое намерение в самых решительных выражениях господину Бувье на следующий день после прогулки по городу. Следственный судья посмеялся над неудачной попыткой, однако Арсен Люпен строго взглянул на него и сказал:

– Это часть основного плана.

– Мне трудно представить себе подобное, – засмеялся следственный судья.

– Не трудитесь, для вас в этом нет никакой необходимости.

Следственный судья вернулся к допросу, протокол которого тоже появился потом в «Эко де Пари» во всех подробностях. Наконец утомленный Люпен воскликнул:

– Господи! Да к чему вы так стараетесь? Ваши вопросы не имеют никакого смысла!

– Что значит «не имеют смысла»?

– Меня же не будет на суде.

– Вас не будет…

– Не будет. Решение мое неизменно. Оно стало моей идеей фикс. Ничто меня не заставит от него отказаться.

Непоколебимая уверенность заключенного, необъяснимая утечка информации нервировали и злили судебные органы. Достоянием публики становились секреты Арсена Люпена, о которых мог знать только он. Значит, он их и распространял. Но с какой целью? Почему он разоблачал себя? И каким образом ему это удавалось?

Арсена Люпена перевели в другую камеру. Теперь он находился на нижнем этаже. Следственный судья поставил точку в расследовании и отправил материалы следствия в прокуратуру. Воцарилась тишина. Она длилась два месяца. Арсен Люпен пролежал эти два месяца на кровати, повернувшись лицом к стене. Перемена камеры, похоже, его сломила. Он отказывался говорить с адвокатом. Изредка обменивался парой слов с надзирателем.

До суда оставалось две недели, и Арсен Люпен ожил. Стал жаловаться, что ему не хватает воздуха. Его начали выводить на прогулки – рано утром, в сопровождении двух охранников.

Между тем любопытство публики только разгоралось. Со дня на день она ожидала известия о том, что Арсен Люпен сбежал. Можно сказать, она желала ему удачи, он вызывал симпатию энергией, веселостью, неистощимой изобретательностью и таинственностью своей жизни. Арсен Люпен должен был убежать. Побег расценивался как фатальная неизбежность. Удивлялись только тому, что он так долго с ним тянет. Каждое утро префект полиции спрашивал у секретаря:

– Ну что, сбежал?

– Нет еще, господин префект.

– Ну, стало быть, завтра.

Накануне дня судебного заседания некий господин явился в редакцию «Гранд журналь», осведомился о сотруднике, отвечавшем за судебную хронику, бросил ему в лицо визитную карточку и удалился. На карточке было написано: «Арсен Люпен всегда держит слово».

Вот в какой напряженной обстановке открылось судебное заседание. Зал ломился от публики. Всем хотелось увидеть знаменитого Люпена и посмотреть, каким образом он обыграет судью. Адвокаты и чиновники, журналисты и светские дамы, высший свет и богема – словом, весь Париж стеснился в зале суда.

В тот хмурый день шел дождь и в зале было темновато. Привели Арсена Люпена, но хорошенько рассмотреть его, как всем того хотелось, никто не смог. Однако безразличие, с каким он опустился на скамью, замедленность в движениях, некая замороженность никого не расположили в его пользу. Адвокат Люпена, один из секретарей Данваля – сам мэтр Данваль отказался от защиты, сочтя оскорбительным обращение с ним подзащитного, – несколько раз обращался к подсудимому, но тот молча качал головой. Секретарь зачитал обвинительный акт. Судья распорядился:

– Подсудимый, встаньте. Назовите ваши имя, фамилию, возраст, род занятий.

Ответа он не получил и повторил:

– Фамилию. Назовите вашу фамилию.

– Будрю, Дезире, – послышался усталый глухой голос.

По залу пробежал шепоток. Судья осклабился.

– Значит, Дезире Будрю? Новое перевоплощение. Кажется, это восьмое имя, которым вы желаете воспользоваться. Полагаю, придуманное, как и все остальные. Но мы предпочли бы называть вас Арсен Люпен, поскольку под ним вы заслужили свою известность.

Судья заглянул в бумаги и продолжал:

– Несмотря на все розыски, установить вашу личность так и не удалось. Вы представляете собой исключительный феномен в нашем современном обществе: вы человек без прошлого. Мы не знаем, кто вы такой, где родились, где провели детство, – одним словом, ничего. Три года назад неизвестно откуда появился Арсен Люпен, необычайное сочетание ума и порока, безнравственности и благородства. Все данные, которые мы имеем о вас, являются скорее предположениями. Вполне возможно, что Ростан, работавший восемь лет назад помощником фокусника Диксона, был Арсеном Люпеном. Вполне возможно, что русский студент, который шесть лет тому назад посещал лабораторию доктора Альтье при больнице Святого Людовика и удивлял учителя оригинальными гипотезами по части бактериологии и смелыми экспериментами в области кожных заболеваний, тоже был не кем иным, как Люпеном. Вполне возможно, Люпеном был и преподаватель, обучавший парижан японской борьбе, когда никто еще не слыхал о джиу-джитсу. Вполне возможно, именно Люпен был тем велосипедистом, который выиграл главный приз на Международной выставке, получил десять тысяч франков и больше никогда нигде не появился. Возможно, Арсен Люпен был тем, кто помог множеству людей во время пожара на Благотворительном базаре и одновременно ограбил их.

Судья помолчал и прибавил:

– Но предполагаемое нами прошлое было лишь тщательной подготовкой к затеянной вами борьбе против общества, лишь прилежной учебой, которой вы отдавали все свои силы, энергию и отвагу. Подтверждаете ли вы правдивость изложенных фактов?

Пока судья говорил, подсудимый, ссутулившись и безвольно свесив руки, переминался с ноги на ногу. Более яркий свет позволил заметить его крайнюю худобу, ввалившиеся щеки, торчащие скулы, землистый цвет лица, красные прыщи и неровную редкую бороденку. Тюрьма губительно подействовала на своего подопечного. Куда девался элегантный молодой человек с приятной внешностью, чьи симпатичные портреты время от времени публиковали газеты.

Судя по всему, подсудимый не услышал вопроса. Вопрос повторили дважды. Он поднял глаза, подумал и, совершив очевидное усилие, прошептал:

– Бодрю, Дезире.

Судья рассмеялся.

– Я не стану считаться с системой защиты, которую вы для себя избрали, Арсен Люпен. Если вы решили разыгрывать безответственного слабоумного, дело ваше. Я буду двигаться к цели, невзирая на ваши фантазии.

И судья в подробностях описал случаи ограблений, обмана и мошенничества, в которых обвиняли Люпена. Иногда он обращался к обвиняемому с вопросами, но тот сопел и не отвечал.

Потянулась череда свидетелей. Как всегда, обилие незначительных мелочей, как всегда, одни серьезные факты противоречат другим. Все заблудились в тумане противоречий. Но вот вызвали главного комиссара Ганимара, и зал опять оживился.

Однако и старая ищейка поначалу разочаровала публику. Не то чтобы Ганимар мялся или путался – странная неуверенность отличала скорее других свидетелей, – но в нем чувствовалось беспокойство, ему явно было не по себе. То и дело он как-то подозрительно приглядывался к подсудимому, что не мешало ему, положив руки на барьер, излагать случаи, в которых тот принимал участие, рассказать о погоне по всей Европе и об аресте Люпена в Америке. Его слушали с жадностью, как слушают приключенческую повесть. Упомянув о двух разговорах с Арсеном Люпеном, комиссар Ганимар вдруг остановился и задумался. По его лицу было видно, что думает он о чем-то, не имеющем отношения к его рассказу.

– Вы плохо себя почувствовали? Может быть, мы вызовем вас в другой день? – забеспокоился судья.

– Нет-нет, вот только…

Ганимар замолчал, долго и пристально вглядывался в подсудимого, потом сказал:

– Я прошу вашего разрешения посмотреть на подсудимого вблизи, мне бы хотелось разрешить для себя одну загадку.

Ганимар подошел к подсудимому вплотную, долго всматривался в его лицо, а потом вернулся к судейскому столу и торжественно произнес:

– Господин судья, я утверждаю, что человек на скамье подсудимых не является Арсеном Люпеном.

В зале воцарилась мертвая тишина. Судья онемел, как все остальные, а когда, наконец, обрел дар речи, просипел:

– Что вы такое говорите?! Вы с ума сошли!

Но комиссар Ганимар уверенно повторил:

– На первый взгляд, имеется сходство, не спорю. Но если внимательно приглядеться – нос, рот, цвет волос… Нет, это не Арсен Люпен! Я уж не говорю про глаза! Чтобы у Арсена Люпена были глаза алкоголика?

– Погодите, погодите! Что вы утверждаете, свидетель?

– А что я могу утверждать? Возможно, он посадил на скамью подсудимых бедолагу, которого должны осудить. А возможно, своего подельника.

Смех, восклицания, крики понеслись со всех сторон. Публика не могла прийти в себя от преподнесенного ей сюрприза. Судья распорядился вызвать следственного судью, начальника тюрьмы Санте, надзирателей, охранников и объявил перерыв.

После перерыва следственный судья Бувье и начальник тюрьмы, посмотрев на подсудимого, заявили, что с Арсеном Люпеном он имеет весьма отдаленное сходство.

– Тогда кто этот человек?! – закричал судья. – Откуда он взялся? Каким образом сюда попал?

Расспросили двух охранников из Санте. Странное дело, оба показали, что именно этого заключенного они по очереди охраняли.

Судья вздохнул с облегчением. Тут один из охранников брякнул:

– Думается, это Люпен и есть.

– Что значит думается?

– Думается, потому что я не разглядел его хорошенько. Передали мне его вечером, а потом он два месяца пролежал лицом к стене.

– А до этих двух месяцев?

– А до этих двух месяцев в камере номер двадцать четыре его не было, – заявил охранник.

Начальник тюрьмы уточнил:

– После попытки побега мы перевели заключенного в другую камеру.

– А вы, господин начальник тюрьмы, видели заключенного на протяжении этих двух месяцев?

– Не было необходимости, он вел себя тихо.

– А этот человек, он был вашим заключенным?

– Нет.

– Тогда кто же он?

– Не могу вам сказать.

– Значит, мы имеем дело с подменой, которая произошла два месяца тому назад. Как вы это объясните?

– Такого быть не могло.

– И что же нам теперь делать?

Пребывая в некоторой растерянности, судья повернулся к обвиняемому и ободряющим тоном сказал:

– Итак, подсудимый, не могли бы вы нам объяснить, каким образом и когда вы попали в тюрьму?

Благожелательный тон, очевидно, подействовал на беднягу, он стал доверчивее и захотел говорить. Во всяком случае, сделал такую попытку. В конце концов благодаря мягкому тону и наводящим вопросам удалось вытянуть из него несколько фраз, из которых стало ясно: два месяца тому назад его задержали и привезли в участок, там он провел ночь и день. В кармане у него обнаружилось всего семьдесят пять сантимов, и его отпустили. Когда он шел по двору, два полицейских взяли его под руки и отвели в тюремный фургон. С тех пор он и живет в камере № 24. Он не жалуется: кормят хорошо, спать можно сколько хочешь. Он всем доволен.

Картина выглядела вполне правдоподобной. Судья закрыл заседание среди смеха и оживления публики. Дело было отправлено на дополнительное расследование.

В результате выяснилось следующее: в списке задержанных два месяца тому назад числился Дезире Бодрю, задержанный на сутки, он был освобожден и покинул участок в два часа дня. В этот же день Арсена Люпена привезли на последний допрос, после которого отвезли обратно в Санте.

Способны ли были охранники допустить ошибку? Могли они, обманувшись отдаленным сходством, взять и по халатности посадить в тюремный фургон вместо одного заключенного другого? Могли, будь они дуболомами, растяпами и разгильдяями, но, конечно, о таком и помыслить было невозможно.

Подмену подготовили заранее? Но в таком случае Бодрю должен был выступить сообщником Люпена, сознательно дать себя арестовать, а потом занять его место. Но сколько случайностей должно было тогда совпасть! Каким чудом мог осуществиться план, построенный на невероятном везении одной из сторон и чудовищных ошибках другой?

Сняли антропометрические данные Дезире Бодрю. В картотеке он не числился. Однако другие его следы обнаружились без труда. Его знали в Курбевуа, Аньере, Леваллуа, он собирал там милостыню, а ночевал у старьевщиков и мусорщиков, облюбовавших для своих лачуг заставу Терн. Но вот уже год, как его там не видели.

Неужели его нанял Арсен Люпен? Трудно было в это поверить. Но даже если знаменитый заключенный нанял Бодрю, история не становилась яснее. Невероятное оставалось невероятным. Побегу пытались найти объяснение, но он оставался необъяснимым. Неопровержимым был только сам его факт, остальное по-прежнему окутывал туман, что не давало покоя не только правосудию, но и широкой публике. И еще одно выглядело неопровержимо: побег не был случайностью, его тщательно готовили. Хитроумный замысел последовательно вел к успешной развязке, позволяя Арсену Люпену гордо заявлять: «На суде я присутствовать не буду!»

После месяца тщательных расследований загадка оставалась столь же таинственной. Но нельзя же было вечно держать в тюрьме несчастного Бодрю. Предъявить ему было нечего. Следственный судья подписал освобождение, и Бодрю вышел на свободу. Однако шеф уголовной полиции распорядился пристально за ним следить.

Слежку за Бодрю вели по предложению комиссара Ганимара. По мнению комиссара, бедняга не был ни сообщником Люпена, ни счастливым для него случаем – всего лишь орудием в руках хитреца, который использовал его с исключительной ловкостью. Бодрю бродяжничал на свободе, и через него к Люпену и уж, без сомнения, к кому-то из его банды поступали сведения. Для слежки в помощь Ганимару отрядили инспекторов Фоланфана и Дьези.

Туманным январским утром тюремные ворота распахнулись, и Дезире Бодрю вышел на свободу. Поначалу он был в явной растерянности, потоптался и побрел куда глаза глядят, явно не имея определенной цели. Прошел по Санте, потом по Сен-Жак. Остановился у лавки старьевщика, снял с себя куртку и жилет, продал жилет за несколько су, надел куртку и побрел дальше.

Перешел на другой берег Сены. На площади Шатле поравнялся с омнибусом. Решил в него сесть. Мест не оказалось. Кондуктор посоветовал ему заранее купить билет, и Бодрю направился в зал ожидания к кассам.

Ганимар срочно подозвал к себе помощников и, не сводя глаз с дверей зала ожидания, поспешно распорядился:

– Наймите экипаж… Нет, два… Чтобы не привлекать внимания. Я сяду с кем-то из вас. Поедем за омнибусом.

Помощники отправились выполнять задание. Бодрю не появлялся. Ганимар заглянул в помещение: ни души.

– Идиот! – обругал он себя. – Забыл про второй выход!

Из касс через коридор можно было выйти на улицу Сен-Мартен. Ганимар бросился туда и, на свое счастье, успел заметить Бодрю на империале омнибуса, который заворачивал за угол улицы Риволи, направляясь в сторону Зоологического сада. Омнибус он догнал, но лишился помощников. Теперь ему придется справляться одному. В ярости Ганимар готов был без лишних церемоний снова арестовать негодяя, который, притворяясь придурком, своим хитроумным маневром разлучил его с подручными.

Он взглянул на Бодрю. Тот дремал, сидя на скамье. Голова у него покачивалась из стороны в сторону, рот был приоткрыт, и на лице застыла такая непроходимая глупость, что Ганимар со вздохом признал: не такому противнику обводить старого комиссара. Досадная случайность, ничего больше.

На перекрестке «Галери Лафайет» Бодрю быстренько сменил омнибус на трамвай в сторону Ля-Мюэтт и покатил по бульвару Осман и улице Виктора Гюго. Вышел Бодрю только на конечной Ля-Мюэтт и ленивой походкой углубился в Булонский лес.

Бодрю переходил с одной аллеи на другую, возвращался, потом шел дальше. Он что-то искал? Бродил с какой-то целью?

Он слонялся так не меньше часа и, похоже, очень устал. И, действительно, заметив скамейку, уселся на нее. Скамейка стояла у небольшого озерца за деревьями, отсюда было рукой подать до Отей, и вокруг никого не было. Потерпев с полчаса, Ганимар решил затеять с Бодрю разговор.