Текст книги "Эпидемия стерильности. Новый подход к пониманию аллергических и аутоиммунных заболеваний"

Глава 3. Остров аутоиммунитета

Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции.

Феодосий Добжанский[92]92
  T. Dobzhansky. “Nothing in Biology Makes Sense Except in the Light of Evolution”. American Biology Teacher 35 (1973).


[Закрыть]

Ветреным весенним днем на Сардинии я блуждаю вокруг полуразрушенной башни бронзового века, построенной из черного вулканического камня. Меня сопровождает невролог по имени Стефано Сотджиу. Он рассказывает о возвышающемся над нами загадочном сооружении – оно обозначается словом nuraghe («нураг»), где nur означает «пустота» или «груда камней» на языке, который использовался до того, как римляне принесли латынь на Сардинию. На острове более семи тысяч таких сооружений, возраст которых к моменту прибытия римлян более двух тысячелетий назад составлял 1500 лет. Нураги служат в качестве важного культурного ориентира: тогда как христианский мир начинает свое летоисчисление с рождения Иисуса, сардинцы, по словам Сотджиу, делят историю на до и после появления нурагов – «наша эра» у них продолжается почти на 2000 лет больше.

Никто не знает, зачем были построены нураги, хотя существует предположение, что эти башни предоставляли людям убежище от москитов. А это питающееся кровью насекомое оказало большое влияние на менталитет обитателей Сардинии. В Кальяри (главном городе острова, расположенном в южной его части) местную Деву Марию называют «наша матерь Божья Бонариа». Слово bonaria означает «хороший воздух», это антоним слова malaria, которое происходит от латинского слова, означающего «плохой воздух». Однако в наше время археологи склонны описывать эти башни как символы статуса, созданные в бронзовом веке версии современных небоскребов.

Что до нас с Сотджиу, нураги представляют собой готовую метафору для беседы. По какой-то необъяснимой причине на Сардинии самый высокий в мире показатель распространенности аутоиммунных заболеваний – именно поэтому я и приехал на остров. У сардинцев вероятность заболеть рассеянным склерозом в два-три раза выше, чем у итальянцев, живущих на материке, или у обитателей близлежащих островов, таких как Корсика на юге или Сицилия на юго-востоке. А по такому показателю, как подверженность аутоиммунному диабету (диабету первого типа), сардинцы уступают только финнам.

Почему?

Альтернативное объяснение относит это на счет генов, что, по всей вероятности, в целом правильно. Однако Сотджиу развил эту гипотезу дальше обычного. Он поставил вопрос так: для чего могут быть предназначены эти «аутоиммунные» варианты генов (какова их цель) и почему они настолько распространены среди сардинцев?

Стефано Сотджиу не пришлось углубляться в далекое прошлое в поисках ответа. Малярия была широко распространена на острове еще 60 лет назад. Родители, дяди и тети Сотджиу перенесли малярию, так же как и их родители, дедушки и бабушки. До середины ХХ столетия малярийная лихорадка была на острове своего рода обрядом посвящения – и такая ситуация сохранялась на протяжении тысячи лет. Люди, резистентные к этим паразитам, выживали; те, у кого такой резистентности не было, умирали. У обитателей Сардинии начало увеличиваться количество вариантов генов, обеспечивающих защиту от малярии. Подобно загадочным нураги, которые характерны для ландшафта острова, эти защитные гены сегодня определяют геном сардинцев. По мнению Сотджиу, именно эти варианты генов повышают вероятность развития аутоиммунных заболеваний. Предрасположенность к рассеянному склерозу – это цена, которую платят обитатели острова за превосходную антималярийную защиту.

Я следую за Сотджиу по винтовой лестнице из грубо высеченного камня. Мы выходим на помост, расположенный на высоте почти 20 метров, с которого открывается панорамный вид. Перед нами простирается продуваемая ветрами травянистая равнина, окруженная вдали пологими холмами. Траншеи, вырытые по приказу Бенито Муссолини в тридцатых годах, пересекают расположенный внизу луг. Эти траншеи должны были раз и навсегда осушить малярийные болота. Конусообразные хижины с соломенными крышами (конструкция, распространенная в старой Европе) то тут, то там поднимаются из высокой травы. Сотджиу говорит, что в наши дни эти хижины используются в основном для содержания овец, но когда-то там жили люди. Птицы парят на уровне наших глаз – их поддерживает северо-западный ветер, который на Сардинии и в материковой Италии получил собственное название: il vento maestrale («ветер мистраль»).

Пока мы осматриваем равнину, Стефано, тщательно выговаривая английские слова, перечисляет экстремальные факторы, определяющие жизнь на его родине. Количество овец на острове превосходит численность населения почти в два раза[93]93
  Статистические данные по Италии и Сардинии взяты из следующего источника: ISTAT (Istituto Nazionale Di Statistica). http://www.istat.it/en/.


[Закрыть]. Этот остров – наименее населенный район Европы. На Сардинии самый низкий уровень рождаемости в Италии и один из самых низких в Европе. На острове высокий уровень безработицы. Представители младшего поколения часто покидают остров, чтобы присоединиться к сардинской диаспоре в Испании или материковой Италии, а также в других местах. Кроме того, на Сардинии обитает больше всего долгожителей – людей, достигших возраста 100 лет.

Сотджиу объясняет, что чужаки с давних пор считали Сардинию захолустьем, островом грубых крестьян и пастухов, которые предпочитают уединенный образ жизни. (Впоследствии я узнал, что в итальянской версии американского мультфильма «Симпсоны» у садовника Вилли, который считается в США шотландцем, появился сардинский акцент.) Впрочем, недоверие взаимно. «Мы весьма подозрительно относимся к чужакам», – говорит Сотджиу. На протяжении трех тысяч лет потенциальные правители прибывали на остров с моря. В ответ сардинцы уходили вглубь острова. «По всей вероятности, именно поэтому нас не изменили все эти завоевания», – говорит Сотджиу. Такая обособленность (как в буквальном, так и в переносном смысле) отчасти объясняет уникальность генома сардинцев и его уязвимость перед аутоиммунными заболеваниями.

Сегодня один из 430 сардинцев страдает рассеянным склерозом – дегенеративным заболеванием центральной нервной системы, по мере развития которой человек теряет способность двигать конечностями, видеть, а со временем и дышать[94]94
  Maura Pugliatti et al. “Multiple Sclerosis in Sardinia, Insular Italy: The Highest Burden Worldwide?” European Journal of Neurology 17, Suppl. 3 (2010).


[Закрыть]. (Это официальные данные, но Сотджиу сказал мне по секрету, что согласно неопубликованным данным этот показатель еще выше.) У одного из 270 сардинцев диабет первого типа – аутоиммунное заболевание, при котором иммунная система атакует орган, вырабатывающий инсулин, – поджелудочную железу[95]95
  M. Songini, C. Lombardo. “The Sardinian Way to Type 1 Diabetes”. Journal of Diabetes Science and Technology 4, № 5 (2010).


[Закрыть].

Статистические данные не всегда были здесь такими. На Сардинии существует определенный «нулевой год» аутоиммунных заболеваний. Иммуноопосредованные болезни начали стремительно распространяться после искоренения малярии в 50-х годах. Сотджиу считает, что такие временные рамки неслучайны. Возможно, малярия обеспечила естественный отбор в пользу генов с предрасположенностью к аутоиммунным заболеваниям. Однако инфекционное заболевание, которое вызывает малярийный плазмодий (Plasmodium falciparum), скорее всего, защищало человека от темной стороны тех самых генов, формированию которых способствовало. В этом отношении гипотеза Сотджиу отличается от более тривиальных суждений генетиков. Он полагает, что узкоспециализированная иммунная система сардинцев функционирует должным образом только при наличии возбудителя инфекции, для борьбы с которым ее подготовила эволюция. По существу, сардинцам необходимо взаимодействовать со своим старым врагом, чтобы спастись от скрывающихся внутри демонов.

Бедствие, вызванное вырубкой лесов и орошением

Человека заражают малярией четыре паразита из рода плазмодиев: Plasmodium vivax (возбудитель трехдневной малярии), P. ovale (возбудитель овалемалярии), P. malariae (возбудитель четырехдневной малярии) и P. falciparum (возбудитель тропической малярии). Пятый паразит, P. knowlesi (возбудитель зоонозной малярии), также заражает людей, но считается паразитом макак. Из всех четырех паразитов наиболее смертоносный – P. falciparum. Самки москитов переносят его от одного человека к другому. Когда москит, который только что питался кровью инфицированного человека, кусает вторую жертву, он вводит при этом маленькую порцию слюны с плазмодиями, а те мигрируют в печень и там размножаются. Затем клоны второго поколения поступают в кровоток, ищут там красные кровяные клетки и вторгаются в них. Обосновавшись в эритроцитах, они снова размножаются (удваиваясь четыре раза, пока их не станет шестнадцать), а затем вырываются наружу, оставляя после себя оболочку красных кровяных клеток как выброшенную шелуху. К числу симптомов этой болезни относятся циклическая лихорадка и озноб. Иногда появляется сухой кашель. В худших случаях (особенно у детей) P. falciparum вызывает церебральную малярию. Зараженные паразитами красные кровяные клетки «застревают» в капиллярах по всему телу, вызывая конвульсии, кому, поражение головного мозга и смерть.

Возможно, на протяжении 10 000 лет P. falciparum непрестанно обтесывал и ковал геном человека в малярийном поясе – огромной территории, охватывающей тропическую Африку, субтропические районы Средиземноморья, речные долины Леванта, а также всю Южную Азию вплоть до Папуа – Новой Гвинеи. Торговля способствовала широкому распространению этого паразита. К тому времени, когда в XIV столетии Джеффри Чосер написал свои «Кентерберийские рассказы», «лихорадочный озноб» (так англичане называли малярийную лихорадку) наводил на людей страх даже на севере, на Британских островах[96]96
  Paul Reiter. “From Shakespeare to Defoe: Malaria in England in the Little Ice Age”. Emerging Infectious Diseases 6, № 1 (2000).


[Закрыть].

В начале нового тысячелетия P. falciparum заражал от 350 до 500 миллионов человек в год. Один миллион больных (что примерно равно численности населения Далласа) умирал от этого инфекционного заболевания. (Распространенность этой болезни и уровень смертности от нее сократились с тех пор на треть.) Большинство жертв составляли дети в возрасте до пяти лет, жившие в странах Африки к югу от Сахары. По всей вероятности, уровень смертности всегда был таким. Возможно, вызванная P. falciparum смерть, особенно смерть детей, которые еще не передали свои гены, представляла собой самый сильный фактор селективного давления на гены человека со стороны одного патогена[97]97
  P. W. Hedrick. “Population Genetics of Malaria Resistance in Humans”. Heredity 107, № 4 (2011).


[Закрыть]. Во всяком случае, именно этот аргумент выдвигают ученые, которые стремятся объяснить некоторые необычные и на первый взгляд противоречащие здравому смыслу аспекты защиты от P. falciparum.

В 1949 году британский ученый Джон Холдейн попытался объяснить явную несуразность нашей адаптации к паразитам. Он утверждал, что из-за необходимости выживать в условиях широкого распространения малярии у народов средиземноморского региона сформировались признаки, наносящие вред им самим. Наглядным доказательством этого была специфическая анемия – талассемия. (Слово thalassa означает на греческом «море». Этому заболеванию были больше всего подвержены выходцы из прибрежных районов.) Холдейн считал, что эта анемия обусловлена благоприятной адаптацией к P. falciparum.

Красные кровяные клетки содержат гемоглобин для транспортировки кислорода по телу. Захватывая эти клетки, P. falciparum разрушает гемоглобин. В итоге появились гены, которые делают гемоглобин менее привлекательным для этого паразита. Однако изменение структуры этой крайне важной молекулы повлекло за собой неизбежные последствия. Дети получают две копии каждого гена, по одной от каждого родителя (за исключением генов в X– или Y-хромосомах, специфичных для пола). Таким образом, хотя наличие одного варианта гена талассемии защищает от церебральной малярии, две копии вызывают анемию и преждевременную смерть.

Следовательно, если у каждого из двух родителей есть один ген талассемии, у них может быть двое детей, подобных им самим, – детей, защищенных от церебральной малярии без негативных последствий. Превосходно. У этих родителей может быть также один ребенок без защитных генов. Не так замечательно, но приемлемо. Кроме того, у таких родителей может быть один ребенок с двумя копиями защитного гена. Этот ребенок страдал бы гемолитической анемией новорожденных и, скорее всего, покинул бы этот мир в раннем возрасте. Ужасно. Однако согласно расчетам естественного отбора, если двое детей имеют врожденную резистентность к широко распространенному патогену, третий ребенок оставлен на произвол судьбы, а четвертый рождается нездоровым, это все равно дает в сумме чистое преимущество. Так получил распространение признак талассемии.

В 1954 году ученый по имени Энтони Эллисон, изучавший малярию в Восточной Африке, пришел к такому же выводу в отношении другого признака, который он назвал серповидной клеткой[98]98
  A. C. Allison. “Protection Afforded by Sickle-cell Trait Against Subtertian Malarial Infection”. British Medical Journal 1, № 4857 (1954).


[Закрыть]. У носителей этого признака кровяные клетки имели форму полумесяца. Как и в случае признака талассемии, одна копия гена защищала от церебральной малярии, однако наличие двух копий обрекало носителя на анемию и раннюю смерть.

В более возвышенном смысле такая защита казалась неэлегантным решением. Однако Холдейн считал, что, когда речь идет об эволюции, элегантность никак не влияет на выживание. «Борьба против болезней, особенно инфекционных болезней, всегда была очень важным фактором эволюции, – писал он. – Некоторые ее результаты весьма непохожи на результаты борьбы за жизнь в общепринятом смысле»[99]99
  См. репринтное издание оригинальной работы 1949 года: J. B. S. Haldane. “Disease and Evolution” // Krishna R. Dronamraju and Paolo Arese, eds., Emerging Infectious Diseases of the 21st Century. New York: Springer, 2006.


[Закрыть].

Малярийную гипотезу Холдейна, в сущности, доказывает фундаментальная работа, выполненная на Сардинии. В 1950–1960-х годах ученые обнаружили, что частота встречаемости вариантов гена талассемии у сардинцев напрямую связана с высотой над уровнем моря, на которой они проживают.

Чем больше высота, тем реже встречаются эти гены (на больших высотах ниже уровень заболеваемости малярией)[100]100
  Licinio Contu, Carlo Carcassi, Sandro Orrù. “Malaria e genetica popolazionistica” // Sardegna e Malaria: Un nuovo approccio a un antico malanno, ed. Ugo Carcassi and Ida Mura. Sassari, Sardinia: Carlo Delfino Editore, 2009, 154.


[Закрыть]. Например, в расположенной на большой высоте Тонаре бета-ген талассемии присутствует у 5 % населения. Однако в провинции Сассари, расположенной на низинной равнине в северо-западном квадранте острова, этот признак есть у 25 % жителей. Это соответствует исторической распространенности малярии. (У самого Сотджиу есть один ген талассемии, как и у его жены. В связи с этим возникла необходимость в проведении генетического обследования во время беременности, чтобы убедиться в том, что у их детей не будет гемолитической анемии. У них ее нет.)

Однако высота над уровнем моря не могла защитить многих обитателей Сардинии[101]101
  На острове Сардиния ландшафт распределяется по категориям по уровню малярийности. Не далее как в 30-х годах малярийность прибрежных районов составляла 80 %, а это значит, что почти каждый обитатель этого региона был подвержен воздействию P. falciparum. На высоте 600 метров этот малярийный паразит был распространен на 45 % территории. В более гористых районах, достигающих высоты 1000 метров, также был небольшой уровень малярийности – около 10 %. Все эти значения выведены на основании данных, представленных в предыдущем источнике: Licinio Contu, Carlo Carcassi, Sandro Orrù. “Malaria e genetica popolazionistica” // Sardegna e Malaria: Un nuovo approccio a un antico malanno, ed. Ugo Carcassi and Ida Mura. Sassari, Sardinia: Carlo Delfino Editore, 2009, 151–152.


[Закрыть]. По сравнению с соседними островами Сицилией и Корсикой остров Сардиния имеет относительно пологий рельеф – я обратил на это внимание при приземлении. Дело было в конце мая, и заснеженные горные вершины Корсики резко контрастировали с покрытыми зеленью холмами Сардинии. Большая часть территории Сардинии находится на высоте от уровня моря до 600 метров над ним. Другими словами, P. falciparum, по всей вероятности, заражал большую часть населения острова на протяжении тысяч лет. А повсеместное распространение малярийной инфекции имеет большое значение для гипотезы Сотджиу.

Талассемия обусловлена определенными вариантами генов, тогда как аутоиммунные заболевания бывают, как правило, гораздо более сложными в генетическом плане – в них вовлечена целая совокупность генов. И хотя ученые идентифицировали некоторые варианты генов, повышающие вероятность развития аутоиммунных заболеваний, у многих людей с такими генами эти заболевания не развиваются, в то время как другие, не имеющие таких генов, ими страдают. Другими словами, в отличие от талассемии или серповидноклеточной анемии, в случае аутоиммунных заболеваний гены ни в коем случае не определяют судьбу человека. Важнейшую роль играет окружающая среда. На что повлияло изменение среды на Сардинии за последних полстолетия? Здесь на первый план выходит идея Сотджиу. Малярия исчезла с острова примерно 60 лет назад. Сотджиу считает, что гены, которые в прошлом защищали обитателей Сардинии от малярии, сегодня, когда ее больше нет, вызывают аутоиммунные заболевания.

Как долго на острове живет человек и как долго – малярия?

Около 2,6 миллиона лет назад, в тот период, когда предки Homo habilis (человека умелого) начали изготовлять каменные орудия методом скалывания, Земля вошла в период ледниковых циклов. Геологи обозначают этот период термином «плейстоцен». Каждый раз, когда ледники начинали продвигаться с полюсов, уровень моря во всем мире снижался примерно на 120 метров. В этот период Сардиния и Корсика представляли собой единый массив суши, а Корсика была отделена от материковой части Италии не более чем десятью километрами моря[102]102
  Stephen L. Dyson, Robert J. Rowland. Archaeolog; History in Sardinia from the Stone Age to the Middle Ages: Shepherds, Sailors, and Conquerors. Philadelphia: University of Pennsylvania Museum of Archaeology and Anthropology, 2007, 22.


[Закрыть].

Следовательно, нет ничего удивительного в том, что гоминиды (по всей вероятности, неандертальцы) населяли Сардинию задолго до того, как современный человек вышел из Африки, что произошло около 170 000 лет назад (то есть двумя ледниковыми периодами ранее), а также примерно в то время, когда так называемая митохондриальная Ева (африканская женщина из рода Homo sapiens, от которой каждый живущий ныне человек унаследовал свою митохондриальную ДНК) произвела на свет свое судьбоносное потомство. К тому времени, когда современный человек прибыл на Сардинию (возможно, 20 000 лет назад, совершенно определенно – 13 000 лет назад), карликовые гиппопотамы, слоны и свиньи, которые когда-то бродили по острову, давно вымерли (возможно, из-за активной охоты), как и гоминиды, которые на них охотились. Тем не менее новые обитатели острова нашли на нем много моллюсков, оленей и сейчас уже вымерших гигантских зайцев. Уровень моря постепенно повышался, покрывая водой обратный путь на Корсику и на материк, и изолировал обитателей Сардинии посредине Средиземного моря. Эти первопроходцы каменного века обеспечили первичный генетический материал, формированием которого займется впоследствии малярия. Но на протяжении многих тысячелетий они жили без этой болезни.

Plasmodium falciparum внедрился в человеческий организм в недавнем прошлом. Где бы этот паразит ни распространялся, у человека развивались разные способы противодействия ему. Такое большое разнообразие форм защиты позволяет предположить, что P. falciparum впервые заразил человека после того, как мы вышли из Африки. Согласно этой точке зрения, если бы данная инфекция была у нас до того, как мы покинули свою родную землю, все люди унаследовали бы аналогичные формы защиты.

Другие косвенные доказательства подтверждают недавнее внедрение P. falciparum в организм человека. Со времен последнего ледникового периода адаптировавшиеся к человеку москиты, которые переносят P. falciparum, бурно развивались на африканском континенте к югу от Сахары. Возможно, это свидетельствует о более благоприятном для москитов климате, а также о том, что люди жили в условиях большей скученности[103]103
  S. D. Matthews et al. “Evidence for Late Pleistocene Population Expansion of the Malarial Mosquitoes, Anopheles Arabiensis and Anopheles Gambiae in Nigeria”. Medical and Veterinary Entomology 21, № 4 (2007).


[Закрыть].

Кроме того, определенные подсказки есть в ДНК самого паразита.

Несколько десятилетий назад, в соответствии с нашей давней привычкой возлагать вину за паразитов на домашних животных, ученые ошибочно сочли кур источником P. falciparum. Однако генетический анализ позволил определить, что в организме шимпанзе обитает более родственный вид плазмодиев. В ходе последующих исследований был установлен еще более близкий родственник этого паразита, живущий в гориллах[104]104
  Weimin Liu et al. “Origin of the Human Malaria Parasite Plasmodium Falciparum in Gorillas”. Nature 467, № 7314 (2010).


[Закрыть]. Таким образом, на данный момент история получения человеком паразита P. falciparum выглядит так: в какой-то момент на протяжении последних 10 000 лет москит, который только что получил порцию крови инфицированной гориллы где-нибудь в Центральной Африке, укусил человека, который находился поблизости. В этот момент малярийная Ева колонизировала Homo sapiens. Этот паразит за короткое время захватил организм человека в Африке, а затем на Среднем Востоке и в других регионах.

Когда именно P. falciparum прибыл на Сардинию, остается неясным. По всей вероятности, паразит колонизировал Восточное Средиземноморье до прибытия в западные регионы. Упоминания о ежегодных эпидемиях, связанных с разливами Нила, начали появляться в египетских текстах 5000 лет назад[105]105
  Crawford. Deadly Companions, 68.


[Закрыть]. Первым прямым доказательством стала ДНК плазмодия, извлеченная из 4000-летней египетской мумии[106]106
  A. G. Nerlich et al. “Plasmodium Falciparum in Ancient Egypt”. Emerging Infectious Diseases 14, № 8 (2008).


[Закрыть]. Однако анемия, вызванная адаптацией к малярии (в частности, талассемия), уже была хорошо известна в Древней Греции и Анатолии, что свидетельствует о гораздо большей продолжительности периода сосуществования человека с этим паразитом. На деформированных костях, обнаруженных в поселении возрастом 8100 лет, которое погружено сейчас в море недалеко от побережья Израиля, есть явные признаки талассемии[107]107
  Это затопленное поселение называется сейчас Атлит-Ям. I. Hershkovitz et al. “Possible Congenital Hemolytic Anemia in Prehistoric Coastal Inhabitants of Israel”. American Journal of Physical Anthropology 85, № 1 (1991).


[Закрыть]. А сардинцы-мореплаватели, которые во время бронзового века регулярно торговали и совершали набеги в Восточном Средиземноморье, встретились с этим паразитом и, по всей вероятности, привезли его домой.

Однако, несмотря на многочисленные доказательства длительных ранних контактов с малярийными регионами, историки обычно возлагают на карфагенян вину за то, что они доставили P. falciparum на Сардинию из Северной Африки около 2600 лет назад. Так или иначе, по прибытии на остров этот паразит нашел там чрезвычайно благоприятные условия. Болотистая местность обеспечивала много застойных вод – идеальной среды обитания для москитов. Подобно другим народам в средиземноморском регионе и за его пределами, сардинцы также непреднамеренно делали окружающую среду более благоприятной для москитов. Они рубили деревья для получения древесины или для создания пастбищ, увеличивая количество освещенных солнцем прудов. Как минимум со времен Римской империи у острова сформировалась репутация местности с высоким эпидемиологическим риском.

С тех пор на протяжении многих столетий представители чужеземных властей прибывали по морю, заселяли прибрежные районы, управляли, проклинали малярийную лихорадку и тосковали по дому, а сами сардинцы в это время уходили вглубь острова. В отличие от Сицилии с ее более гористой местностью и относительно низким уровнем распространенности малярии, народ которой волна за волной ассимилировал поселенцев (финикийцев, греков, римлян, вандалов, арабов и нормандских крестоносцев), геном сардинцев никогда не получал свежую кровь.

Результаты сравнительных генетических исследований свидетельствуют о том, что сардинская ветвь более крупного регионального генеалогического дерева отделилась довольно рано и осталась обособленной[108]108
  См. также S. Sotgiu et al. “Multiple Sclerosis Complexity in Selected Populations: The Challenge of Sardinia, Insular Italy”. European Journal of Neurology 9, № 4 (2002).


[Закрыть]. Европейцы, обитающие на континенте, имеют более тесные родственные связи с итальянцами, чем сардинцы. В некоторых прибрежных городах, таких как древний каталонский город Альгеро, ученые обнаруживают следы внешнего генетического воздействия, однако в целом, какие бы гены ни были подвержены постоянному, неустанному оттачиванию со стороны малярии на Сардинии, они так и остались неразбавленными.

А в двери уже стучалась современность.