Текст книги "Железный герцог"

Глава вторая
Уильям Питт Младший – от сомнений к уверенности

Уильям Питт Младший не был нерешительным человеком. Скорее даже наоборот. Однако он был настоящим английским политиком. Сломя голову броситься в общеевропейские дела? Нет, это не про них. Подумают, и хорошенько. Так было и есть.

Во-первых, у них имеется Ла-Манш. Во-вторых, они считают себя особенными. При жизни Уильяма Питта у них точно были основания для того, чтобы думать так не только из-за обычного снобизма.

Что больше всего страшило континентальных монархов? Пресловутая революционная зараза. Не угроза для Англии? Есть немало историков, полагающих, что и на Британских островах могла произойти революция. Голодные бунты, волнения в Ирландии – чем не симптомы приближающейся бури?

Вообще-то, одна революция, промышленная, шла уже полным ходом. Но переросла бы она в политическую? Тема для спекулятивных рассуждений. Вот я думаю, что вряд ли – и что с того? Говорить здесь нужно о другом.

Почему Англия долго, по мнению многих, непозволительно долго сохраняла роль стороннего наблюдателя? Ла-Манш? Безусловно. Но главное, пожалуй, то, что британцы далеко не сразу почувствовали в событиях, происходивших на континенте, реальную угрозу уже для себя.

Началось с изменения настроений. Ещё в 1790 году знаменитый публицист Эдмунд Бёрк опубликовал свои «Размышления о французской революции». Книга не произвела мгновенный переворот в сознании. Однако прекрасный русский историк Н.И. Кареев верно охарактеризовал ее воздействие: «Как признавались сами французы, “Размышления” наделали им много вреда… В них действительно отразились все национальные предрассудки англичан, так как для многих из них не было никакого различия между французом, папистом, иезуитом и якобинцем. Всё это – одинаковые природные враги Англии».

«Враги» – слово абсолютно точное! Враги – те, с кем нужно бороться, врагам надо противостоять. Многие англичане начали думать именно так. И появилась партия войны, которую как раз и возглавил Питт Младший.

«Из всех государственных деятелей Англии он был самой заметной фигурой. Гордый и одинокий, убежденный холостяк, властный и скрытный, Питт демонстрировал миру свою холодность. Но за ней скрывался довольно ранимый человек, тяжкий пьяница (Аддингтон как-то сказал о нем, что есть лишь одна вещь, которую Питт предпочтет стакану портвейна, – бутылка). Человек, который был весел с очень немногими…»

Слова английского историка С. Эйлинга, я бы лучше не сказал. Гениальный и бесконечно одинокий пьяница, посвятивший себя одному Богу – Англии. Не следует думать, впрочем, что Питт стал премьером в 24 года исключительно благодаря собственным талантам. Его назначение – сложная комбинация.

Молодой Питт нравился многим, но не королю. Однако Георг III устал от кризисов и нуждался в сильных тори. Король, что с ним случалось довольно редко, рассудил здраво. Питт сможет «вдохнуть в жизнь» в тори, это единственный подходящий вариант. Георг поддержал юнца и, надо отдать ему должное, продолжал поддерживать его на протяжении практически всей карьеры. Питт оправдал ожидания и реанимировал партию тори. А потом грянула французская революция…

Питт – он же был английским политиком – далеко не сразу перешел к решительным действиям. Только к концу 1792 года, когда уже стало ясно, что французские революционеры угрожают жизненно важным интересам Британии, правительство выбрало жесткую линию. Весьма своеобразную, правда.

Не только Питт, но почти все европейские монархи считали, что революция вот-вот закончится. Расстроенные финансы, мятежи на значительной части территории, война революционеров друг с другом – победа не за горами! Как же жестоко они ошибались…

В общем, Питт решил, что время для активного вмешательства пока не пришло. Беспокоиться стоит о том, что происходит за пределами Европы. Экспедиция герцога Йоркского долгое время оставалась первой и единственной попыткой англичан повоевать на континенте. Опыт неудачный, выводы – соответствующие.

Питт, как и подавляющее большинство британских политиков высшего ранга, слабо разбирался в военных делах. Он сам в этом признавался. Традиция! Но Питт мог себе позволить нечто другое. Активную дипломатию и щедрые субсидии. Так Англия стала главным вдохновителем антифранцузских коалиций.

Воевать деньгами? Как-то не по-джентльменски. Наполеон будет называть англичан «подлой нацией торгашей». А обидно-то было ему, а не британцам.

Питт едва ли не первым понял, что эта война особенная. Он не называл ее, конечно, первой мировой. Никто не называл. Многие и сейчас так не считают. Питт уловил самую суть войны. Противостояние, которое продлится до практически полного уничтожения одного из противников. Именно Питта Наполеон считал своим главным врагом. И был абсолютно прав.

Да, Питт не очень хорошо разбирался в сугубо военных вопросах. Но здравый смысл подсказывал ему: имея довольно слабую армию, англичанам стоит посылать солдат в Европу только в самом крайнем случае. Однако нужно последовательно заставлять других воевать с французами. Появится необходимость – придется сражаться и самим. Война будет не на жизнь, а на смерть. Питт видел, Питт знал…

После прихода Бонапарта к власти он окончательно отбросил все сомнения. Выступая в парламенте, премьер заявил: «Верховная власть во Франции отныне находится в руках главы республики, существующей лишь номинально. Республики, в которой возобладал невиданный доселе военный деспотизм. Какое доверие мы должны испытывать к человеку, характер и прошлое которого хорошо известны, и который ныне является абсолютным правителем Франции…»

Это – Питт. Он всё понял сразу. А ведь смысл происходящего осознали далеко не все. Оппозиция так и вовсе хотела вернуться к власти, активно призывая к миру. Мир всегда популярнее войны. Король начал колебаться, его настигло очередное помутнение рассудка, он стал вмешиваться в вопросы внутренней политики. Питт устал и подал в отставку.

Мир! Мир!!! Новый премьер Аддингтон немедля начал переговоры с Бонапартом. Адъютанта Первого Консула Франции, который привез осенью 1801 года проект договора, встречали с восторгом, близким к помешательству. Лошадей выпрягли, и энтузиасты сами потащили карету к министерству иностранных дел. Питт перестал приходить в парламент…

Заключенный в марте 1802-го Амьенский мир продлился лишь год. В одной из частных бесед Питт отвел ему именно такой срок.

«Англичане хотят войны? Но если они первыми обнажат меч, я последним вложу его в ножны! Англия не уважает законы? Ну что ж, завесим их черным покрывалом!»

Знаменитая истерика Наполеона… Хорошо подготовленная. В присутствии английского посла. Для него и устроенная. Наполеон ещё только начинал воевать. И как раз он-то прекрасно знал, кто его главный враг.

Проект высадки на Британские острова – один из самых грандиозных и дерзких планов Наполеона. Как и любой несостоявшийся проект, он превратился в предмет для разного рода спекуляций. Я достаточно подробно порассуждал на эту тему в своей книге о Наполеоне. Повторю лишь основное.

Убежден, что десант в Англию никаким отвлекающим маневром не был. Просто нелепо потратить столько сил и средств на то, чтобы от чего-то отвлечь. Нет, конечно же, он очень хотел разбить противника на его территории. Он был просто одержим этой идеей!

Он подготовился. Про всякого рода «если» мы говорить не будем. Угроза вторжения вполне реальная, и англичане, хоть и бодрились, но боялись. Сильно боялись. Джордж Каннинг, в будущем великий политик, писал в те дни: «Не знаю, спасет ли нас Питт. Но то, что лишь он один в состоянии это сделать, – очевидно».

…Уже тяжело больной Питт возвращается к власти в 1804 году. Первая речь в парламенте. «Уменя нет необходимости напоминать палате, что мы призваны вести борьбу за судьбу не только нашей страны, но и всего цивилизованного мира». Питт понимает. К счастью, теперь понимают и другие.

Русский посол Воронцов сообщает в Петербург. «Чтобы отразить врага, средств вполне достаточно, но всё держится на одном человеке, мистере Питте… С утра до вечера он занимается морскими и военными делами. Он смотрит, побуждает, направляет и заботится обо всём с необыкновенной осмысленностью и упорством, которые составляют основные свойства его характера».

Англия готовилась к отпору. Устье Темзы перегородили старыми фрегатами, связанными железными цепями. Но по большому счету рассчитывали на флот и на самого Наполеона. Не подвели ни флот, ни Наполеон.

Арест и казнь герцога Энгиенского вернули Европе решимость. В своем завещании Наполеон напишет, что не жалеет о том, что сделал в марте 1804-го, и поступил бы и сегодня так же, как и тогда. Не стал оправдываться, что делает ему честь. Однако столь бурной реакции он всё же не ожидал.

Смерть Энгиенского и провозглашение Наполеона императором стали переломным моментом. Вот тогда-то и началась настоящая мировая война. Для такой войны повод – вещь необходимая. Повод запускает механизм.

Питт быстро сколотил новую антрифранцузскую коалицию, третью по счету. Англия перестала быть одинокой в своей борьбе!

Наполеон совершил знаменитый разворот и начал самую блистательную кампанию в своей жизни. Он бил австрийцев, а адмирал Нельсон в битве при Трафальгаре уничтожил французский флот. Гибель адмирала омрачила радость от победы, но Нельсон поставил крест на идее вторжения. Всё, история закончена.

9 ноября 1805 года в Сити проводили банкет в честь трафальгарской виктории. Лорд-мэр, обращаясь к Питту, провозгласил тост «за спасителя Англии и Европы». Питт ответил: «Благодарю вас за оказанную честь, но Европу не может спасти один человек. Англия спасла себя благодаря усилиям всех и, полагаю, подала хороший пример Европе».

Это была последняя публичная речь Уильяма Питта Младшего. Второго декабря последовала катастрофа Аустерлица… Узнав о ней, Питт, показав на стену своего кабинета, с горечью воскликнул: «Уберите эту карту Европы! В ближайшие десять лет она не понадобится…»

Он больше не вставал с постели. Болезнь прогрессировала, Питт чувствовал приближение конца. Утром 23 января 1806 года врач, пришедший к нему с визитом, застал Питта плачущим. Доктор стал успокаивать пациента. Питт покачал головой и сказал: «О моя бедная страна, как я любил тебя, и в какой страшный момент я тебя покидаю…» В тот же день главный враг Наполеона скончался…

Французский историк Э. Сейу пишет, что последние дни Питта скрашивали своими рассказами братья Ричард и Артур Уэлсли, недавно вернувшиеся из Индии. Возможно, Питт Младший «в своей прозорливой ненависти угадывал в них тех, кто отомстит за него». Немного напыщенно, но сказано красиво. Хороший повод вернуться к нашему главному герою.

Глава вторая
Зачем входить в одну реку дважды?

Что правда, то правда. Артур Уэлсли по возвращении из Индии несколько раз встречался с Уильямом Питтом. Питта интересовали нравы и обычаи индусов, но особенно – подробности военной службы. Будучи человеком сугубо гражданским, премьер страны, которая вела войну, хотел услышать мнение боевого генерала. Артур Уэлсли подолгу беседовал с ним.

Веллингтон впоследствии вспоминал, что Питт «всегда был крайне любезен», Питт же поделился своим мнением о генерале в разговоре с одним из коллег: «Сэр Артур Уэлсли совсем не похож на тех военных, с кем мне доводилось встречаться ранее. Вопросы не ставят его в тупик, и он не пытается спрятать свое невежество за общими рассуждениями. Отвечает четко, все пояснения его понятны… аргументы исключительно здравые. Удивительный, весьма удивительный человек».

Великий премьер сразу подметил важную деталь. Увидел то, что помешает Веллингтону стать удачливым политиком и сделает его скверным дипломатом. Веллингтон терпеть не мог пустой болтовни. Прятать мысли – вообще не про него. На войне такой недостаток простителен, а в политике… Впрочем, до политики ещё очень далеко, хотя он почти сразу вынужден был ей заниматься по вине старшего брата.

Маркиза Уэлсли атакуют со всех сторон. В парламенте, в прессе. Его обвиняют в злоупотреблении служебным положением и даже в казнокрадстве. «Погряз в роскоши!», «Жил, как султан!» Уф…

Давайте сразу начнем с конца. Шумное разбирательство ни к чему не привело. Кроме разве что пресловутого пятна на репутации. Пятна хватило на то, чтобы поставить крест на больших амбициях. Одно время Ричард считался даже одним из кандидатов на пост премьера, теперь об этом можно было забыть.

Артур защищал брата от нападок, но, признаем, ему не очень нравилось то, что его имя связано со скандалом. Хотя бы потому, что генералу Уэлсли нужно было устраивать свою жизнь. Искать место, а в сложившейся ситуации это оказалось занятием непростым, и не только из-за «дела Ричарда».

Тридцать шесть лет. Возраст по тем временам весьма солидный. Генеральский чин, орден Бани. Таких много, очень много. Артуру повезло, он получил неплохое назначение в министерство по делам колоний.

«…Я пришел в приемную министра… и обнаружил там посетителя. У него не было одной руки, и по изображениям, которые я видел раньше, я сразу узнал Нельсона. Меня он, разумеется, не знал, но охотно вступил в беседу. Хотя вряд ли это можно назвать беседой, говорил практически лишь он и исключительно о себе, причем в таких выражениях, которые меня неприятно поразили. Через какое-то время Нельсон отлучился и, видимо, узнал, кто я такой. Он вернулся совершенно другим человеком! Исчез шарлатанский стиль, он говорил о ситуации в стране и на континенте со смыслом, со знанием дела. Он говорил как офицер и как государственный муж… Никогда более я не видел столь полной и неожиданной метаморфозы».

…Шел 1805 год. Совсем скоро Нельсон покроет себя бессмертной славой, через три года Европа узнает имя Артура Уэлсли, через десять – навсегда запомнит герцога Веллингтона.

А в январе 1806-го Артур Уэлсли совершает один из самых странных поступков в своей жизни. Вы ещё не забыли про Китти Пэкинхем? Он на ней женился! Зачем он это сделал? Да он, наверное, и сам бы не смог объяснить. Я тоже не могу, но попробовать обязан. Хотя бы потому, что его брак дает нам возможность по-другому взглянуть на Веллингтона. Он из разряда чего-то совсем не «железного».

Позволю себе размышление полулирического свойства. Веллингтон – человек, не равнодушный к женским чарам. Он нравился женщинам, женщины нравились ему. У него были и романы, и разовые интересные встречи. Он очень любил флиртовать. Он обладал крайне редким качеством – Веллингтон умел дружить с женщинами. Я сказал именно то, что сказал. Среди самых близких к герцогу людей есть женщины, с которыми его не связывало ничего, кроме дружбы. И как раз это обстоятельство многое говорит о его браке.

Я бы сказал так. Веллингтон искал не утешения на стороне в самом привычном и примитивном понимании, он искал то, чего ему категорически не хватало дома. Общения и понимания. Душевного комфорта.

Вообще-то, виноват он сам. Он, не совершавший необдуманных поступков, сделал такой. И мучился всю жизнь. Но зачем, зачем?!!

Прекрасный писатель Ричард Олдингтон в своем романе о Веллингтоне выдает совершенно фантастическую, на мой взгляд, версию. В сильно сокращенном виде выглядит она так.

Во время прогулки Артур Уэлсли встречают даму, жену одного из его индийских сослуживцев. Та совершенно случайно вспоминает о Китти Пэкинхем. Китти до сих пор не замужем и даже не помолвлена. Тут-то Артур и решил «освободить» Китти от ранее принятых обязательств. Как благородный человек. Так «освободил», что женился.

Интересно, но как-то… нелепо. Какие обязательства? Он получил официальный отказ от отца Китти.

Может, любовь ещё не умерла? Артуру 37 лет, Китти -33 (он ее, кстати, переживет на двадцать лет). Они не виделись почти девять лет! Они даже не писали друг другу писем. Тому есть монаршее подтверждение. Сама королева спросила у Китти вскоре после заключения брака: «Это правда, что вы ни разу не писали Артуру во время его отсутствия?» – «Да, Ваше Величество». – «И никогда не думали о нем?» – «Думала, и очень часто».

Саркастичный Гведалла добавляет – «хорошо, что никто не догадался спросить Артура, а думал ли он о Китти». Может, и думал. Всё-таки – несчастная любовь.

Вот что думаю я. Возможно, Веллингтон нуждался в некоем реванше. В Индии он достиг определенного положения и понимал, что теперь-то он не встретит отказа. Плохой способ самоутвердиться, но… Кроме того, скоропалительное решение Артур принял в не самый лучший период своей жизни. Слишком много неопределенности, а брак – что-то стабильное.

…Он сделал ошибку. Одну из самых больших в своей жизни. Китти совершенно ему не подходила. Робкая, безвкусно одевавшаяся, не умеющая поддержать беседу, теряющаяся под неодобрительным взглядом холодных глаз. У Китти ещё имелся недостаток, который Веллингтон терпеть не мог ни в ком. Она любила ныть и легко пускала слезу.

Однажды герцог произнес непривычно страстный для него монолог о собственном браке. Заметим, о нем мы знаем от женщины, миссис Арбэтнот, которая была его другом. Если честно – не только. «Он говорил, что невозможно жить с человеком, с которым тебя ничто не связывает, нет доверительных отношений… Он не раз пытался говорить с ней, но всё напрасно, она не понимает его. Он вынужден искать у других тот уют и спокойствие, которых нет в его доме».

Не будем жалеть Веллингтона. Сам виноват. Но вот что мне точно не нравится. Свою нелюбовь к жене он отчасти перенес на детей. Конечно, он и сам в детстве недополучил родительской ласки, однако с сыновьями был уж чрезмерно суров. Не хотел, чтобы слезливость матери передалась им. В результате – один из его сыновей в детстве в присутствии отца немел, а на другого нападала необъяснимая сонливость. К счастью для них, дома отец старался проводить как можно меньше времени.

…Ричарда Уэлсли отчасти спасло то, что индийские дела не сильно волновали англичан. Император Наполеон продолжал перекраивать карту Европы, а у Британии больше не было Питта. Через какое-то время не стало и Фокса, тщетно пытавшегося снова договориться с Наполеоном. Весной 1807-го к власти пришло правительство, в котором были все друзья Питта, кроме него самого.

Возглавил кабинет престарелый герцог Портленд, однако его настоящие лидеры – министр иностранных дел Джордж Каннинг и военный министр Роберт Каслри. Оба – непримиримые враги императора Франции, но терпеть не могли друг друга. Дело дойдет до того, что однажды министры будут драться на дуэли! Поразительная история!

Их вражда здорово мешала общему делу, чиновники делились на «людей Каслри» и «людей Каннинга», но что ещё более удивительно – эти двое как-то умудрялись иногда договариваться. Так, они оба одобрили кандидатуру Артура Уэлсли на пост секретаря по делам Ирландии. Хотя Уэлсли считался «человеком Каслри».

Всё логично. Они ровесники, уроженцы Ирландии и сблизились ещё тогда, когда Каслри руководил министерством колоний. Каслри станет новым покровителем Артура, причем куда более последовательным, чем его старший брат. Они не были близкими друзьями, но высоко ценили друг друга. Хотя бы потому, что были очень похожи. Не наделены даром красноречия (в отличие от Каннинга), упрямые, убежденные консерваторы.

Стоит признать, что как политик Каннинг выше обоих, как минимум, на пару голов, только время Каннинга ещё не пришло. Пока Англия нуждалась не в новизне, которую как раз и принесет Каннинг, а в последовательности. То есть в том, в чем были безусловно хороши и Каслри, и Веллингтон.

Пребывание Артура Уэлсли на посту секретаря по делам Ирландии – не важная веха в его жизни. Ничего судьбоносного он не сделал. Так, строка в резюме. Как-никак министерский пост. Да и Ирландия, пусть взрывоопасная, волновала правительство куда меньше, чем события в Европе. 1807 год для Англии – тяжелейший…

«…Британские острова объявляются в состоянии блокады. Всякая торговля и всякие сношения с Британскими островами запрещены».

Наполеоновский декрет о введении континентальной блокады был подписан ещё в 1806-м, но по-настоящему опасным для Англии он стал год спустя, когда в Тильзите к блокаде присоединилась Россия. Первую реакцию британского правительства иначе как растерянностью не назовешь. Да, и ещё они вспомнили о том, что один из министров – боевой генерал.

При желании это можно назвать и первой попыткой прорвать блокаду, а можно чем-то вроде истерики. В общем, англичане опасались, что Дания активно поддержит Наполеона, а ее флот перекроет выход в Балтийское море. Никаких явных доказательств того, что именно так и собирались поступить датчане, нет. Дания придерживалась политики вооруженного нейтралитета, хотя и присоединилась к блокаде. Так и Россия тоже.

Превентивный удар англичане нанесли в конце лета – начале осени 1807-го объединенными силами флота и десанта, высаженного близ Копенгагена. Одним из командиров экспедиционного корпуса был генерал Артур Уэлсли. Датчане яростно сопротивлялись, но потерпели поражение. Прежде всего потому, что англичане устроили мощнейший артиллерийский обстрел Копенгагена. Просто варварский! Часть захваченных датских военных судов забрали в Англию, остальные – сожгли.

Успех? Получилось больше похожим на скандал. Датская экспедиция вызвала бурный протест как в Европе, так и в самой Англии. Георг III негодовал! Каннингу пришлось оправдываться в парламенте и приложить огромные усилия для того, чтобы оправдаться перед странами континентальной Европы. Французы на каждом углу кричали – вот оно, истинное лицо «нации торгашей»!

…Веллингтон впоследствии предпочитал не вспоминать об этом эпизоде. Вообще. Волну возмущения убрал сам Наполеон, двумя миланскими декретами конца 1807 года ужесточивший континентальную блокаду. Англичане понимали – повоевать в Европе придется. Но как? Где?

Гадать пришлось недолго. Наполеон всё сделал сам.