Текст книги "Железный герцог"

Глава пятая
Уйти, чтобы вернуться

Это произошло за месяц до того, как Жюно покинул Португалию. Близ города Байлен в Испании французские войска под командованием генерала Дюпона потерпели тяжелое поражение от испанцев. Оказавшись перед угрозой полного окружения, Дюпон капитулировал. Условия капитуляции были совсем не такими почетными, какие выторговал себе впоследствии Жюно.

Наполеон пришел в неописуемую ярость! Он говорит брату Жозефу: «Дюпон обесчестил наши знамена! Какая бездеятельность! Какая низость!»

Несчастного Дюпона император «примерно накажет», но цепная реакция уже началась. Две катастрофы подряд, в Испании и в Португалии, необычайно воодушевили европейцев. Наполеон уже не казался таким непобедимым, как раньше.

Командовать английским корпусом на Пиренеях отправили генерала Джона Мура, а для расследования обстоятельств заключения конвенции Синтры была создана специальная комиссия во главе с генералом Дандасом. Дожидаться начала ее заседаний генерал Уэлсли не стал.

Для начала он объяснился с Каслри и потребовал встречи с королем. Каслри колебался, но тут уже генерал проявил решительность. «Или меня примут, или ноги моей там больше не будет». Встреча состоялась. Насчет короля никогда ни в чем не стоит быть уверенным, но Каслри заверил Артура Уэлсли в своей полной поддержке. Теперь он был готов предстать перед комиссией.

В стране продолжалась истерика. Генералу Уэлсли предлагали отрубить себе правую руку, ту, которой он подписал конвенцию. Мнение общественности мало волновало генерала, конвенцию он не подписывал и на этом и построил свою линию защиты.

Комиссия, как обычно и бывало в Англии тех лет, представляла собой нечто причудливое. Со «старыми джентльменами» и их молодым коллегой разбирались, в основном, генералы почтенного возраста, давно уже не нюхавшие пороха. Председателю, Дандасу, уже 73!

Ясно, что они готовы были проявить снисходительность к своим ровесникам и «старым товарищам», но Артур Уэлсли прибыл на заседание 14 ноября 1808 совсем в другом настроении.

Он не стал перекладывать вину на Далримпля и Баррарда, но очень последовательно изложил свое мнение и особый упор сделал на своем предложении преследовать отступавшего Жюно. Сильный ход.

Разговоры о деталях заключения конвенции становились не столь уж существенными. Артур Уэлсли рассказал, как он собирался разгромить французов и как ему помешали сделать это. Совсем другой акцент! Теперь и его роль в подписании перемирия смотрелась совершенно иначе.

Сейчас смешное. Некоторые «свидетели» пытались уговорить Уэлсли пожалеть «стариков».

Генерал Брент Спенсер, которого к Артуру Уэлсли на Пиренеях приставили сверху, тем не менее сразу проникся уважением к командующему и давал показания в его пользу. Однако в какой-то момент стал защищать Баррарда. Заявил, что он сам видел сильный французский резерв. Уэлсли промолчал, но после заседания подошел к генералу: «Какой резерв, Спенсер? Я о нем не слышал. Почему вы вспомнили об этом резерве только сейчас?» Смутившийся Спенсер сказал: «Вы же понимаете, у бедного сэра Гарри такая большая семья…»

Комиссия работала долго, закончилось всё в лучших традиция. Вина Баррарда и Далримпля признавалась, но косвенная. Нужно учитывать сложные обстоятельства! Генерала Уэлсли торжественно оправдали. Далримпля и Баррарда отправили в полуотставку.

…Спустя короткое время в Испании погибнет сын Баррарда. Вполне возможно, что пулю в него выпустит один из тех, кого генерал столь любезно отпустил во Францию. Не повод для злорадства, конечно. Тем более, что в 1813-м в Испании будет убит ещё один сын Баррарда, воевавший уже под началом Веллингтона…

Получил ли Артур Уэлсли моральное удовлетворение от итогов заседания комиссии? Да. Однако он прекрасно понимал, что полностью вернуть авторитет ему помогут лишь военные победы. Здесь перспективы пока туманные… Теперь на Пиренеях воевал Джон Мур.

Двух самых талантливых британских генералов первой четверти XIX века, Мура и Веллингтона, часто сравнивают. На мой взгляд, это не совсем корректно. Мур погиб в бою, что сделало его легендой, Веллингтон прожил долгую жизнь. Заслуг у него неизмеримо больше, но кто знает, чего бы добился Мур, останься он в живых ещё хотя бы лет десять?

Никто не знает. Мы, как всегда, имеем то, что имеем. Мур старше Веллингтона на восемь лет, а службу в армии он начал в 15! Продвигался по служебной лестнице сам, высоких покровителей у него не было. Повоевал немало, в том числе под Тулоном. Однако крупных побед за Муром не числилось, и известность он получил, скорее, как очень способный администратор.

Мур прекрасно проявил себя при организации обороны от возможного французского вторжения. Он – автор реформы военного обучения, благодаря которой уровень подготовки английской армии существенно вырос. Мура очень любили солдаты. В отличие от подавляющего большинства генералов (включая Веллингтона), Мур был довольно демократичен.

Недостатки у генерала тоже имелись. Он, например, как бы помягче выразиться, довольно ревниво относился к успехам Артура Уэлсли. Уже находясь в Испании, Мур пространно высказался о том, что произошло в Португалии. Снимал вину с Баррарда, о перспективах преследования французов отзывался весьма скептически, а о соглашении о перемирии – том самом, которое подписал генерал Уэлсли, – говорил, что оно более неблагоприятное, чем сама конвенция.

Простим Муру маленькую слабость. Он находился в тяжелом положении, ему предстояло сразиться с самим Наполеоном.

Говорят, что император хотел отправиться в Испанию и навести там порядок сразу после Байленской катастрофы. Желания не всегда совпадают с возможностями. Он не мог начинать большую кампанию без дипломатической подготовки. В сентябре 1808-го Наполеон встретился с Александром Первым в Эрфурте. Нельзя сказать, что он был сильно доволен итогами, но, по крайней мере, посчитал, что обезопасил себя от удара в спину. И отправился на Пиренеи. С мощнейшей армией. Находившийся в Португалии Мур поспешил на помощь к испанцам.

Наполеон быстро показал, кто является лучшим полководцем в истории. Практически без единого серьезного сражения он буквально расшвырял испанские армии. Да и маршалы в присутствии императора заметно взбодрились. Конечно, Наполеон держал в уме «фактор Мура». Задача была простой – не дать англичанам соединиться с испанцами. Но в первую очередь – взять Мадрид, не отвлекаясь на другие проблемы.

4 декабря французы вошли в столицу, из которой за несколько месяцев до того Жозефу пришлось бежать. Мур тем временем добрался до испанской Саламанки, где получил подкрепление под командованием знакомого нам по Индии генерала Бейрда. Серьезные силы, порядка 30 тысяч человек. Мур решил атаковать ближайшего противника, корпус маршала Сульта.

А на помощь Сульту шел уже сам Наполеон. Новый план – отрезать англичан от моря. Тогда бы им точно пришел конец. Мур трезво оценил ситуацию и начал отступать.

Император любил рассказывать о том, что, если бы оживление австрийцев не заставило его покинуть Испанию, то он бы покончил с англичанами навсегда. Но он уехал и поручил завершить начатое дело Сульту, безусловно, одному из лучших своих маршалов.

Мур уходил – Сульт его преследовал. В арьергардных боях англичане проявили себя прекрасно, Мур продолжал движение к кораблям. Погодные условия – ужасные. Холод, дождь, снег. Марши быстрые, времени на отдых нет. Знаменитое «отступление Мура к Ла-Корунье» запечатлено на множестве картин, воспето поэтами и писателями…

Спасти армию! Всё, чего хотел Мур. Понимая, что до порта Виго ему дойти не удастся, Мур отправил депешу: переправить корабли к Ла-Корунье. Армия пришла туда 11 января 1809. Кораблей не было… Точнее – только несколько боевых и совсем немного транспортных. На них погрузили раненых, а 12-го начали прибывать части Сульта. Мур дал сражение.

…Это была героическая история. Наверное, одна из самых драматичных битв в эпоху наполеоновских войн. Картина – просто невероятная. Корабли прибывают один за другим, Мур не может начать эвакуацию до тех пор, пока не убедится в том, что она пройдет хотя бы в относительно комфортных условиях. Сражение продолжалось несколько дней.

16 января генерал Джон Мур получил смертельное ранение. Он прожил ещё несколько часов, оставаясь в сознании и здравом уме. Муру постоянно сообщали о том, как идет погрузка. Арьергарды снялись с позиций и сели на корабли 18-го. Мур спас армию… Маршал Сульт распорядился поставить памятник над его могилой.

Джон Мур стал национальным героем. Он заслужил это звание. Вот только сам «опыт Мура» оказал странное воздействие на британских стратегов. Многие при любом удобном случае ссылались на авторитет невероятно популярного генерала: Мур говорил то, это.

А Мур говорил, что Англии не стоит держать на континенте армию постоянно. Что следует придерживаться тактики в стиле «ударил – отошел». Что защитить Португалию нельзя.

Теперь вернемся к Артуру Уэлсли. После смерти Мура пиренейский энтузиазм в Англии заметно поугас. Лишь два человека считали, что в Португалию стоит не только вернуться, но и остаться там. Каслри и генерал Уэлсли.

По поручению военного министра генерал 7 марта 1809-го представляет «Меморандум о защите Португалии». «Я всегда предполагал, что Португалию можно отстоять, какие бы события ни происходили в Испании. Более того, защищая Португалию, мы сможем помочь и испанцам в их борьбе с французами».

Вот конкретика. Британский корпус – примерно 20 тысяч человек, включая 4 тысячи кавалеристов. Португальская армия, которую обучат английские офицеры, – 40–60 тысяч. Вполне достаточно, чтобы противостоять французам.

С этим меморандумом Каслри отправляется к королю. Георгу III так надоел Каннинг, что он решил прислушаться к его сопернику. Король согласен, но, помня о былых неурядицах, специально оговаривает следующее: «Если воинские контингенты будут увеличиваться, то необходимо будет учесть мнение старших по рангу офицеров».

Не будет там больше никаких «старших офицеров». Будет армия, а у нее – один командующий. Генерал Артур Уэлсли.

Корабль, на котором он плывет в Португалию, попадает в жестокий шторм. Встревоженный капитан предлагает генералу быть готовым ко всему. «Ничего, – отвечает Уэлсли, – я всё равно предпочитаю спать без сапог».

Часть четвертая
«Анатомия славы»

Введение

…Поздний вечер 18 июня 1815 года. Британские офицеры устраивают ужин в честь только что одержанной победы в битве при Ватерлоо. Командующий пробыл на мероприятии совсем недолго. Все ждут тост. Веллингтон поднимает бокал: «За войну на полуострове!» Пригубив вино, герцог уходит.

Как?! Он только что одержал величайшую победу в своей жизни, а вспомнил про давние дела? Вспомнил. И терпеть не мог вспоминать про Ватерлоо, а когда говорил о пиренейских событиях, всегда оживлялся, глаза его начинали блестеть.

Именно Пиренейская война и сделала его Железным герцогом. За пять лет он ни разу не съездил домой. Он будто боялся, вот он уедет – и что-то пойдет не так. Это была его война. Война Веллингтона.

Думаете, дело только в победах? Нет. Он создал армию. Он вернул армии былое величие. Он сделал ее популярной.

Вот колоссальная заслуга герцога Веллингтона! Пожалуй, с нее и начнем.

Глава первая
«Это настоящее отребье!»

Наполеон воевал с лучшими солдатами в мире. Это не умаляет его достоинств как полководца, но и не отменяет тот факт, что его солдаты действительно были лучшими. Армию создали французские революционеры, а Наполеон ее усовершенствовал.

Всеобщая воинская повинность, высокий моральный дух, прекрасный офицерский состав, система поощрений, «маршальский жезл в каждом солдатском ранце» и прочее, и прочее. Они – лучшие.

Веллингтон называл своих солдат «отребьем» и «подонками нации». Если и преувеличивал, то не сильно. Он и правда имел дело с человеческим материалом не самого лучше качества. Посмотрите фильмы про стрелка Шарпа – убедитесь.

Великий Дж. М. Тревельян написал деликатно: «Респектабельные представители трудящихся классов продолжали считать уход в армию свидетельством жизненной неудачи, если не полного позора». То есть во Франции служба почетна, а в Англии – позорна. Примерно так и обстояли дела.

Вспомним историю самого Веллингтона. Его мать готова отдать сына в офицеры от безысходности, потому что ни на что толковое он не годится. Речь идет об офицерской должности, а престижа – никакого. Что же тогда говорить о солдатах? Чем могла их привлечь армия? Да, в общем-то, ничем.

Ни воинской, ни рекрутской повинности в Англии не было. Армия – дело добровольное. Почти. Приходам платили премии за каждого новобранца, в 1807 году ее размер вырос до 40 фунтов. Немалые деньги, потому как ты пойди найди этого новобранца. Доходило до того, что призывали 15-17-летних юнцов. Как ни странно, но именно из них часто получались неплохие солдаты. Исключительно по молодости они находили в военной службе что-то романтическое.

Однако большинство, причем подавляющее, ни разу не романтики. Не самый худший вариант – те, кто шел в армию в буквальном смысле от голода. Безработные, нищие ирландские арендаторы и т. д. Их, конечно, можно назвать деклассированными элементами, но были ребята и похуже. Те, у кого возникли проблемы с законом, например. В армии можно спрятаться. В том числе и тем, кто бежал от жены, детей, да мало ли от чего можно бежать.

Высчитывать пропорции – дело бесперспективное, да и ненужное. Повторю, что Веллингтон имел основания для того, чтобы называть своих солдат подонками нации.

Сомнительный социальный состав – это ещё полбеды. Большие проблемы были и с национальным составом.

Сразу разберемся с иностранцами, которых охотно брали в английскую армию. Вопреки распространенному заблуждению наемники – по крайней мере, в новое время – как правило хорошие солдаты, британский опыт тому подтверждение. Королевский Германский легион, например, укомплектованный исключительно немцами, едва ли не самая боеспособная из частей, бывших в распоряжении Веллингтона.

Сложности возникали с британцами, то есть англичанами, валлийцами, шотландцами и ирландцами. Они приходили в армию с грузом взаимных обид и недоверия, накапливавшегося веками.

До середины XVIII века полки пополнялись в основном англичанами, валлийцами и шотландцами, жившими на равнинах, из так называемого Лоуленда. Во время Семилетней войны (1756–1763) в армию стали брать и горцев, жителей Хайленда, ребят очень воинственных, так что многие из них шли в армию с удовольствием. Нрав они имели буйный, а англичан не любили.

Теплых чувств по отношению к англичанам, да и к шотландцам, не испытывали и ирландцы. Их в армию вплоть до начала XIX века не призывали, а когда ограничения были сняты, они хлынули на военную службу буквально толпами. Лишь в первые пятнадцать лет XIX столетия Ирландия отдала английской армии около 100 тысяч человек! Для ирландцев альтернатива простая. Или умирай с голоду на родине, или иди служить тем, кто ее когда-то поработил. Что приносили с собой в армию эти деклассированные и недовольные? Самый распространенный порок и причину многих зол – пьянство.

Веллингтон с горечью отмечал: «Ни один британский солдат не устоит против вина».

Португальцы говорили, что в девяти случаях из десяти, когда британский военнослужащий обращается к тебе с вопросом, речь идет о спиртном. Примеров повального пьянства можно привести массу, я ограничусь одним, из воспоминаний немца Шауманна, служившего интендантом в пиренейской армии.

Его полк расположился на ночлег в португальской деревне. Местные жители заверили командиров: спиртного нет, французы выпили всё. Наутро Шауманн завтракал в компании офицеров. Они уже перешли к сигарам, когда пришел сержант и обратился к командиру.

«Сэр, я пришел сообщить, что весь полк, включая охрану и пикеты, пьян в стельку… Многие и впрямь лежат, как покойники, надо бы принять меры…» – «Это невозможно, – вскричал полковник, – португальские власти заверили меня, что вина здесь нет!» – «Они вас обманули, сэр. Солдаты случайно обнаружили дом, где хранилось десять бочек крепчайшего бренди. Ночью они проникли туда через крышу, и вот…»

«Офицеры ещё успели обнаружить на крыше любителей веселого времяпрепровождения. Полковник торжественно поклялся, что всю дорогу до Саламанки будет пороть всех. И действительно, в течение долгого времени каждое утро начиналось с этой процедуры».

О наказаниях мы ещё поговорим отдельно, пока продолжим разговор о преступлениях. Грабеж, мародерство, разбой? Да, но всё же не в таких масштабах, как у французов. То же относится и к таким преступлениям, как насилия и убийства местных жителей.

Дезертирство имело место, но здесь есть нюансы. Во-первых, британские дезертиры крайне редко переходили на сторону врага. Покидали части, в основном, с целью улучшить материальное положение. Во-вторых, дезертирство держалось на более-менее среднем уровне, со спорадическими всплесками, которые порождали вполне конкретные причины. Например, в 1813 году дезертирство, по мнению Веллингтона, достигло ужасающих размеров. Это произошло потому, что французы фактически уже были разгромлены и уровень дисциплины резко упал.

Слова сказаны, пора переходить к делам. Дисциплина! Главная проблема для Веллингтона. Он имел дело с подонками нации, но у фразы про подонков есть и продолжение: «…И просто удивительно, что мы сделали из них тех молодцов, какими они сейчас являются». Сказано уже после окончания пиренейской войны. Он сделал это. Не в одиночку, конечно, но в первую очередь – именно он.

Можно сказать просто. Веллингтон – жесткий поборник дисциплины. А каким он мог ещё быть, с такими-то солдатами? Железный герцог практиковал те же меры воспитательного воздействия, что и другие британские военачальники, только действовал с характерной для него непреклонностью и практически полным отсутствием снисхождения.

За убийство, насилие, нападение на офицера практически всегда – расстрел. За менее существенные проступки – розги. Англия – колыбель демократии, а в ее армии наказание розгами – так, привычная часть пейзажа. Вот как описывает подобную «церемонию» участник пиренейских войн, сержант Э. Кастелло.

«Полк выстроили в каре, в центре которого к дереву был привязан осужденный, совершенно обнаженный. В гробовой тишине зачитали, к какому наказанию он приговорен и за что. Затем полковник громко сказал: «Горнисты!» Подан сигнал – ина спину несчастного посыпались удары. (Роль палачей обычно исполняли барабанщики. – М.К.). На тридцать шестом ударе – полковник Беквитт не зря считался милосердным человеком – он дал приках прекратить экзекуцию: “Теперь вы видите, как легко совершить мерзкое преступление и как трудно вынести наказание”».

Далеко не все офицеры были столь же милосердны, как Беквитт. Большинство предпочитало довести дело до конца. Поэтому при совершении экзекуции всегда присутствовал хирург, который приводил жертву в чувство. Иногда осужденным даже давали возможность подлечиться в госпитале, а потом получить новую порцию розг, и так до полного исполнения приговора.

Веллингтон не боролся с подобными порядками. Напротив, в его приказах часто содержатся требования вроде «применить самое суровое наказание» или «наказать самым впечатляющим способом». И он, действительно, до конца жизни был принципиальным противником отмены телесных наказаний в армии. На этих фактах строят свои обвинения те, кто называют герцога жестоким человеком. Знаете, что? Солдаты так не считали.

Дело не в том, что он снизил потолок наказания розгами до трехсот ударов, либералом он от этого не стал. Однако в жестокости, а уж тем более в произволе, Веллингтона упрекнуть нельзя.

Командующий преследовал вполне определенную цель – и успешно ее достиг. Все знали, что наказание, причем за малейший проступок, неотвратимо. Но оно будет справедливым.

Совсем не случайно Веллингтон уделял огромное внимание работе военно-полевых судов. Суды – сила закона, который герцог высоко чтил и хотел, чтобы все это понимали. Иногда, очень редко, он сам рекомендовал судам смягчить приговор.

Ещё традиция, которую ввел Веллингтон. Наказание должно быть примерным. Все должны видеть, как карают и услышать – за что. Всегда! Подробный приговор, с полным рассказом о проступке. Впечатляюще – и очень наглядно.

И он лично никогда и никого не прощал. Плохо, хорошо – позиция. Правда, история сохранила, возможно, единственный случай.

Как-то командующий в Испании встретил солдата, тащившего улей. Последовал строгий оклик: «Где ты его взял?» Солдат не мог видеть, кто задал ему вопрос, – с закрытыми глазами он отбивался от пчел – и ответил: «Там, за холмом. И клянусь Иисусом, если ты не поспешишь, унесут всё». Веллингтон так развеселился, что не стал арестовывать его.

Для солдат немаловажную роль играло то обстоятельство, что Веллингтон был одинаково строг и по отношению к нижним чинам, и к офицерам. Безжалостно карал их за дуэли, некорректное отношение к местным жителям и т. д.

Строг, но справедлив – это как раз про Веллингтона. Однако вряд ли одного «кнута» хватило бы для того, чтобы завоевать авторитет у солдат. Бояться и уважать – разные вещи. Солдаты видели, что их командующий делает всё для того, чтобы они ни в чем не нуждались.

«Холодный аристократ», он всегда считал, что обутый, одетый и накормленный солдат и более дисциплинирован, и лучше воюет. И, наверное, ни один из полководцев эпохи наполеоновских войн не уделял вопросам обеспечения столь пристального внимания. Мы ещё поговорим об этом отдельно.

…Солдат обмануть трудно, фальшь они замечают сразу. Веллингтона они не любили, но уважали – безмерно. Что лучше? По мне, так второе. От любви до… Ну, вы знаете. Авторитет Веллингтона был непоколебим. Такой человек никогда себе не изменял.

Наполеон говорил: «В моем словаре нет слова “невозможно”». Веллингтон всегда исходил из возможностей. Если проблему нельзя устранить, нужно максимально минимизировать ее отрицательный эффект.

Взять тот же пресловутый национальный вопрос. Однажды Веллингтон высказался о нем довольно пространно. «Национальный характер жителей трех королевств (Англии, Шотландии и Ирландии. -М.К.) отчетливо проявлялся и в моей армии. Я знал, что англичане всегда в отличном состоянии, если их вовремя и хорошо накормить мясом. Ирландцы – когда мы находились в районе, где было много вина, а шотландцы – когда получали жалованье… Выглядит, как эпиграмма, но, уверяю вас, все было именно так. Нам удалось соединить их привычки и темперамент…»

«Удалось соединить»… Как просто! Но ведь действительно – получилось. Столкновения на межнациональной основе случались, однако не перерастали в нечто серьезное. Более того, сплотив солдат единой целью, командиры успешно обыгрывали национальный момент, поддерживали здоровый соревновательный дух.

Эмоциональные ирландцы легко зажигались от призыва продемонстрировать свою храбрость. Шотландцы воспламенялись от одного лишь упоминания об их национальной принадлежности.

Как-то солдаты одного из шотландских полков ограбили военный склад. Генерал Пиктон (сам, кстати, валлиец) знал, как задеть своих подчиненных за живое. Он произнес гневную речь, которую закончил словами: «Вы – позор Шотландии!» Один из присутствующих вспоминал: «…Эти слова проникли в наши сердца глубже, чем сама речь. Сказать шотландцу, что он недостоин своей Родины, почти то же самое, что отнять у него жизнь…»

Свой подход был и к Томми Аткинсу, так с давних пор называют английских солдат. Генеральный инспектор армейских госпиталей в начале XIX века Роберт Джексон писал: «Необходимо помнить, что английские офицеры и солдаты на войне всегда проявляли черты национального характера. Они отличались холодной несуетной храбростью, решительностью в трудные моменты и способностью не поддаваться панике в трудных ситуациях.

В этом мало кто может с ними сравниться, и никто не превосходит их».

Общая цель объединила их. Меньше обид, больше терпимости и незлобивого подшучивания. Субалтерн – офицер 28-го пехотного полка Р. Блэкени – приводит любопытный и показательный случай. Проходя мимо дома, где расположились на ночь солдаты, он услышал громкий смех и решил узнать, что явилось его причиной.

«– О, о, о! Вы все там у себя в Ирландии начинаетесь с «О», – возбужденно втолковывал английский гвардеец сержанту О’ Брайену.

– «О» означает «из» или «потомок того-то». Что до меня, то я не слишком удивляюсь насмешкам со стороны уроженца страны, где крайне трудно проследить линию родства.

– Ага, мистер «О», так от кого же вы происходите?

– От Брайена Боро, Великого Боро.

– И, конечно, «Боро» не что иное, как искаженное испанское burro, что значит – «осел»?

Последовал новый взрыв смеха, но невозмутимый ирландец продолжал рассказывать о своих предках, живших тогда, когда англичан ещё не было.

Тогда не выдержал один из английских сержантов.

– Я люблю послушать таких парней, как ты, гордых ирландских попрошаек, рассуждающих об исторических фактах и летописях! А что, кроме бесчинств, есть в истории твоей страны? Что, кроме убийств, грабежа, жестокости и предательства? Не занимались ли вы всю жизнь тем, что дрались друг с другом, а потом – с вашими хозяевами, с тех самых пор, как мы оказали вам честь и завоевали Ирландию?

О’ Брайен не остался в долгу.

– Что ж, если мы начнем соревноваться по части убийств и предательств, то вам нечего опасаться отстать. А вот насчет чести быть завоеванным, то здесь, конечно, ирландцам до вас далеко. Я не могу отрицать, что англичанам эту честь оказали и римляне, и нормандцы, и саксонцы, а также шотландцы и пикты.

Последние слова ирландца утонули в новом взрыве хохота. Драки не последовало».

Ирландцы отмечали день Святого Патрика, шотландцы – Святого Эндрю, но теперь всех объединяли и общие традиции. Если французы гордились званием солдата Великой Армии, то для англичан огромное значение имела принадлежность к воинской части. Как отметил историк Дж. Лаффин, «полковая система всегда была стержнем британских вооруженных сил».

Именины командира, День полка обязательно отмечались, против пары лишних порций спиртного не возражал даже Веллингтон. Хорошее надо поддерживать. Религия в армии не в особом почете, ее место заняли вера в полковое знамя и традиции. Из такой идейной обработки командиры извлекали немалую пользу.

Вот о чем ещё ни в коем случае нельзя забывать. Британцы привезли на Пиренеи и собственные развлечения. И это не пьянство, а спорт. Спорт, который как раз в то время, по словам Тревельяна, «стал делом большой важности для всех классов».

Полагаете, ерунда? Как вам такой факт, что физически британцы были на голову сильнее французов? Они постоянно устраивали соревнования. Бег, прыжки, поднятие тяжестей… Веллингтон считал, что его солдаты самые выносливые в мире.

Жители Пиренеев поражались. «Они едят много мяса, пьют много вина и очень мало воды. Они постоянно на ногах, никогда не спят после обеда и при этом остаются свежими и здоровыми. Да они просто дьяволы!»

…Он так сказал. «…К концу войны в мире не было армии в лучшем состоянии духа и в большем порядке». Веллингтон. О своих солдатах, о своей армии.

Я о чем-то не упомянул? Главное – всегда в конце. Как же англичане любят соревноваться! Они приехали на Пиренеи – и начали побеждать. Раз за разом. Ничто не поддерживает моральный дух лучше, чем победы. Веллингтон об этом, как минимум, догадывался.