Текст книги "Горцы. Роман. I—II том"

Когда от Илико друзья прискакали в усадьбу Дадешкелиани, их поджидал еще не уехавший Джансуг, брат хозяина дома:

– Кута, мы одно из колен тарковских князей. Внутрисемейные неурядицы заставили наших отцов искать пристанище в Сванетии. Я по работе бывал в Дагестане и в Чечне, полгода был прикомандирован к аппарату наместника на Северном Кавказе. Я точно знаю, что наши предки бывали у тебя на родине, в Довта-Мартане. Ты потомок достойных отцов и храбрый воин, отныне ты наш друг и можешь рассчитывать на нас всегда, – он с восхищением смотрел на Куту.

– Я благодарю всех, кто пытался мне помочь. Тебя, Ислам, бросившего все свои дела и приехавшего со мной в Грузию. И вас, – Кута посмотрел на братьев Дадешкелиани, – вы сделали всё, что было в ваших силах, чтобы вернуть мальчика. Но надо сделать невозможное, и этим я займусь, – многозначительно улыбнулся чеченец, глядя на князей.

Пожелав счастливой дороги обратно в Карачай Исламу и много добра сванским князьям, Кута направил своего коня в Вольную Сванетию, к своему другу сванскому князю Мушни Ратиани, и к его жене – своей названной сестре балкарке Фатике. Татархан дал ему в дорогу для сопровождения своих людей, которые должны были обеспечить его безопасность в пути.

Князь Мачутадзе

Весть, что Кута прибыл к князю Дадешкелиани, Мушни узнал в тот же день, но не положено у горцев тревожить чужих гостей, если даже этот гость – твой лучший друг. Фатика от радости предвкушения встречи не могла найти себе места. Они с мужем давно звали к себе чеченца, и, наконец, это должно вот-вот случиться. До глубокой ночи ожидала она гостя, хотя Мушни ее предупреждал:

– Фатика, для чеченцев первые три дня и принять гостя, и гостить священны. Если Кута не уедет от Татархана в первые три дня, он будет чтить право хозяина дома на гостя. – рассуждал он, успокаивая свою жену.

Утро и обед следующего дня проскочили быстро. Мушни с утра уехал в Местию. Фатика занималась делами по дому и двору. Всё было сделано, всё блестело в не совсем богатом, но очень уютном доме. Следом за матерью, куда бы она ни пошла, словно привязанный веревкой, то падая, то вставая, бегал их двухгодовалый сынишка, прозванный Дато в честь друга Мушни, Дато Хергиани. После обеда Мушни прискакал к себе домой в Ушгули – село, расположенное высоко в горах у подножья вершины Шхара. Это высокогорное сванское село заложили Ратиани недалеко от истока реки Энгури в том месте, где в нее впадает река Шавцкала (Черная вода).

– Я узнал, что сегодня Кута с людьми был у старого Илико, и, кажется, у них ничего не получилось. – думая еще о чем-то, смотрел он на Фатику, расседлав коня. Он знал, что Кута без мальчика уехать не захочет, и думал, дожидаясь абрека, что можно сделать для вызволения мальчика и кого для этого привлечь. Сынишка бросился к отцу. Мушни поднял его на руки и подвел к коню. Мальчик гладил голову коня, при этом пытаясь пальцем попасть ему в глаз, но конь ловко уворачивался от попыток малыша, быстро поворачивая голову то вправо, то влево.

– Будь готова принять гостей! – бросил Мушни, проходя мимо Фатики, ведя коня в конюшню. Маленький Дато, сидевший на коне, вцепившись в его гриву, важно смотрел на свою мать, когда они проходили мимо нее.

– Ты ждешь Куту? – спросила Фатика.

– Кута, возможно, появится завтра. На сегодня я пригласил Хергиани и князя Александра Мачутадзе. Он тоже друг чеченца, нам надо посоветоваться, что делать дальше.

Хергиани был уже во дворе Мушни, когда он вернулся с конюшни, и они прошли в дом. Друзья только сели за стол поесть, когда услышали стук в ворота.

– Это прискакал князь Мачутадзе. – встал из-за стола и пошел открывать ворота Мушни. Когда хозяин дома открыл ворота, он увидел группу всадников. Один из них, что спешился, подошел к нему:

– Я привел к вам гостя! – кивнул он на всадника.

Кута был мрачный, как грозовые тучи, но, едва он заметил Мушни, засиял и, словно юноша, соскочил с коня. Друзья бросились навстречу друг другу и, крепко пожимая руки, по-мужски обнялись:

– Ну вот, я выполнил обещание, я прибыл к вам в гости. – улыбался чеченец.

– Кута, дорогой наш друг, мы ждали тебя, зная, что ты у Дадешкелиани. – не отпускал абрека Мушни.

– Слезайте с коней, проходите в дом, – Кута посмотрел на своих провожатых, – я думаю, хозяин дома будет рад оказать вам гостеприимство, – посмотрел чеченец на свана.

– Я вас очень прошу пройти в мой дом, попробовать у меня хлеб-соль! – Мушни умоляюще смотрел на людей князя Дадешкелиани.

– Пусть достаток не изведется у вас, мы свою миссию выполнили, нам надо скакать обратно. – старший из них с благодарностью отпарировал и повернул своего коня в сторону выезда из Ушгулы.

Услышав громкий смех и возгласы на улице, из дома выбежал Хергиани, и чуть сзади от него быстрыми шагами шла взволнованная Фатика. Не отпуская подол матери, рядом с ней бежал сынишка.

Кута пожал крепкую руку Хергиани:

– Я рад, что ты здесь, – обнял он свана, – как дома, как жизнь в вашем селе Бечо?

Фатика стояла тут же рядом, ее щеки покраснели от волнения, а большие черные глаза блестели от радости встречи. Было одновременно и приятно и до боли волнительно видеть человека, который собственными руками спас от погибели ее счастье.

Кута подошел к ней, улыбаясь, и обнял ее, чуть касаясь ее плеча:

– Здравствуй, сестра! Как поживаешь? Сваны не обижают тебя? – посмотрел он на друзей, улыбаясь. И только теперь он заметил мальчонку, грозно смотрящего снизу вверх на незнакомого дядю. Его большие черные глаза и круглое, как луна, лицо, не оставляли сомнения о его принадлежности. Кута оторвал его от подола матери, и поднял высоко над своей головой, и, громко смеясь, стал разглядывать малыша:

– Глаза матери, но нос и подбородок твои. – продолжал смеяться чеченец, глядя на Мушни. Затем, опустив мальчика на землю, он обратился к нему как к взрослому:

– Я верю, из тебя получится настоящий мужчина! – он погладил мальчика по голове, и расстегнул серебром отделанный пояс со своей узкой талии, на котором были закреплены кинжал и пистолет, и протянул его Фатике:

– Это мой подарок мальчику…

Все были взволнованы встречей и до сих пор находились на улице. Наконец, хозяин дома подтолкнул гостя в сторону дома, беря его за локоть. Хергиани подхватил поводья, повел коня Куты во двор и увел его на задворки в сторону конюшни.

Еще не начатый обед возобновили, и друзья ели, слушая Куту об их встрече с князем Геловани:

– Он мальчика ни за какие деньги не отдаст, его надо будет насильно забрать, это единственный возможный вариант, – объявил друзьям чеченец.

– Кута, я это предвидел, поэтому и пригласил на сегодня Дато. Должен подъехать и твой старый друг князь Мачутадзе, – посмотрел Мушни на чеченца. Кута улыбнулся, вспомнив, что-то:

– Его дерзости нет предела, но это всё прикрыто его интеллигентностью. – продолжал улыбаться он. – Где он? Царственную осанку не потерял? – допытывался абрек у хозяина дома, на что Хергиани ответил:

– Мне кажется, что он не больше гордится своей интеллигентностью, чем статусом князя.

– Кута, ты с дороги, отдохни! Тем временем подъедет и князь, тогда мы всё обсудим и примем решение, как вызволить мальчика. – встал из-за стола Мушни и рукой показал в сторону комнаты для гостей, предлагая ему пройти туда.

Отправив Куту в комнату гостя, Мушни и старший Дато зарезали барана и быстро освежевали его. Фатика возилась возле летней печи. Но их суета не касалась одного главного человека – малыша Дато, который важно ходил по двору, обвязанный поясом, подарком Куты, на котором был закреплен кинжал работы чеченского мастера Дуски.

Надвигались сумерки. Когда хозяин дома вошел в гостиную комнату, Кута читал предвечернюю молитву. Мушни зажег керосиновую лампу и вышел, не мешая гостю. Когда Кута вышел из гостиной в общую комнату, там за столом сидели трое: хозяин дома, его друг Дато Хергиани и незнакомый чеченцу горец. Все встали, Кута поздоровался, подал руку незнакомцу и сел рядом с Мушни.

– Кута, этот человек вот уже несколько лет работает у князя Илико, послушай, что он скажет?! – Мушни посмотрел на незнакомца.

– Мальчик был у князя, я его много раз видел у него дома и во дворе. Позавчера, где-то после обеда, к князю пришел человек и сообщил, что за мальчиком приехал какой-то чеченский абрек. Князь был очень взволнован. Он боялся, что чеченцы тут же заявятся за мальчиком в его дом. Едва стемнело, как он с провожатыми отправил мальчика в Кутаиси, – обвел взглядом сидящих горцев за столом незнакомец.

– Мальчик не болеет? – не поднимая головы, спросил Кута.

– Нет, он здоровый. Но очень грустный… – покачивал головой незнакомый горец.

– А сколько ему лет? —

– Года четыре-пять. – задумчиво ответил незнакомец, прикидывая в уме возраст чеченского мальчика. Проводив незнакомца, Мушни вернулся в дом к друзьям.

– Хватит говорить о делах, пора накормить гостя. Он и в обед едва прикоснулся к еде, – возмущалась Фатика, когда раздался стук в ворота их дома. Мушни быстро выбежал, а Хергиани встал на пороге дома, Фатика стояла возле сидящего на стуле чеченского абрека. С улицы донесся небольшой шум, в открытые ворота въехали шесть-семь всадников и спешились только во дворе. Дато повернулся к Куте и радостно воскликнул:

– Прибыл грузинский князь Мачутадзе со своими людьми. – быстро сбежал он по ступенькам дома во двор.

Мушни с князем и Дато быстро последовали в дом, где они оставили чеченца.

– У нас в Грузии шума бывает меньше, когда из императорского дома приезжают, чем в твой приезд. – легко и быстро направился Александр Мачутадзе к уже вставшему со стула Куте.

– Добро пожаловать в Грузию, – протянул он руку, крепко обнимая чеченца. Кута разглядывал грузина и улыбался:

– Тот же блеск и достоинство князя и несовместимые с ними дерзость и интеллигентность горца. – засмеялся чеченец, отпуская руку Александра.

Друзья расселись за столом, переполненным разными блюдами, от которых исходил возбуждающий аппетит вкусный аромат.

– Князь, твоих людей накормят в соседней комнате. – приглашая приступить к трапезе, сказал Мушни своим гастям.

– Я и несомневаюсь!

За ужином друзья справлялись о доме, о родных, что-то вспоминали. Когда стол освободили и друзья остались одни, князь заговорил:

– О нахождении абрека Куты в Сванетии князь Геловани сообщил русским. Завтра рано утром дом Мушни будет окружен тройным кольцом. Две роты солдат с двумя пушками уже двигаются из Местии. Отход к горам и перевалам Бурунташ, Киркит-Ауш и Накра уже взят под контроль армейскими частями. Что будем делать с мальчиком, решим, когда уляжется этот шум. А сейчас я вашего гостя увожу к себе в Нигоити. – объявил князь Мачутадзе о принятом им решении. Все понимали серьезность положения, и поэтому не стали обсуждать источник информации Александра.

– Когда вы намерены двинуться в путь? – Мушни посмотрел на князя.

– Ждать времени нет! В полночь они будут уже в Ушгуле. Мои люди, оставленные на дорогах, наблюдают за их передвижением.

Мушни быстро ушел готовить коня чеченца в дорогу. Долго не прощались, договорившись встретиться, когда наступит затишье. Грузинский князь Мачутадзе вместе со своим гостем, чеченским абреком Кутой, выехали со двора сванского князя Мушни Ратиани и поскакали в его родовое село Нигоити, расположенное рядом с Ланчхути.

Ночь выдалась ясной, здесь, в горах Верхней Сванетии, звезды казались совсем близко, будто протянешь руку и достанешь. Дорога вниз с Ушгули была тяжелой, и, если бы не свет луны, совсем было бы опасно двигаться. У подножья гор, как только горцы выехали на равнину, их встретили люди князя и сообщили, что военные с Лалхора двигаются в сторону Ушгули. В отряде Мачутадзе было несколько сванов-провожатых, которые повели группу по другой дороге в обход Местии. Когда Кута и его грузинский друг покинули пределы Сванетии, Мачутадзе, ехавший рядом с чеченцем, остановился в тени небольшого лесочка возле дороги:

– Кута, мы уже в Мингрелии. Тут впереди, недалеко отсюда, по дороге село, заедем к моему другу, отдохнем и поскачем дальше. – посмотрел он на чеченца уставшим взглядом.

– Тебе решать, как быть и где остановиться, я, как и положено гостю, последую за тобой. – улыбнулся Кута.

– Ко мне в Нигоити нам нужно скакать еще несколько дней. Я думаю, что будет лучше, если мы далеко не уедем от Сванетии, чтобы вернуться и забрать мальчика у Илико. А остановимся мы в столице древней Мингрелии, в Зугдиди, у родственника и друга моего тестя, князя Дадиани. Там есть места, где мы в безопасности можем остаться, сколько нужно. – князь смотрел на реакцию чеченца.

– Я думаю, это верное решение, чтобы не уехать далеко от мальчика. – согласно закивал Кута.

В Зугдиди друзья заселились в большом, со вкусом обставленном двухэтажном доме, находящемся почти в центре города. Двор был небольшой, но очень уютный. Конюшня была далеко в глубине за домом, где были небольшой сад и цветочная оранжерея. На второй день, как они приехали в Зугдиди, Мачутадзе уехал по делам, оставив Куту на попечение своим друзьям и отменному повару, который кормил чеченца как на убой.

Через неделю прибыл князь:

– Кута, оставив тебя в Зугдиди, мы поскакали обратно в Сванетию. Я провел там два дня, у князя мальчика нет. Он отправил его куда-то. Думаю, что в Кутаиси, где много людей из княжеского рода Геловани. Я хотел сделать тебе подарок, на этот раз не получилось.

Лицо чеченца оставалось неизменным: тяжело было понять, о чем он думает сейчас.

– Я благодарен тебе, князь! Думаю, что залежался я тут у вас в Грузии, изнежился на ваших мягких постелях и начинаю привыкать к вкусной еде. Надо скакать в Чечню, а за мальчиком я еще вернусь, – вскочил абрек, глядя на грузинского князя.

– Кута, мы едем в Нигоити, в мое родовое село. Я послал человека, нас ждут с нетерпением.

Кута на этот раз не хотел так далеко ехать в глубину Грузии, но то, что Александр послал человека с вестью, что они приедут домой с ним, обязывало его согласиться на поездку.

Друзья, не откладывая, тронулись в путь, направляясь по дороге в сторону Ланчхути. В Гурии для чеченца не было никакой опасности. Там началось крестьянское восстание. Крестьяне отказывались брать в аренду помещичьи земли и не шли работниками к ним. В этом движении принимала участие половина населения Гурии. Полицейский карательный отряд попытался захватить руководителей восстания, но гурийские абреки отбили крестьян и уничтожили часть полицейского отряда. Этот жестокий бой отбил у тех желание проникнуть на эту территорию, и ситуацию контролировала уже созданная народная милиция. Все были на подъеме, люди давали друг другу клятву верности в борьбе с помещиками. Движение крестьян Гурии вызвало симпатию к абрекам у части дворянства. Они были сторонниками ослабления русской власти на Кавказе. Среди поддерживающих требования крестьян был и князь Александр Мачутадзе. На переговоры с крестьянами прибыл помощник наместника по гражданской части Николай Султан Крым-Гирей, российский дворянин. Он остановился у Мачутадзе и встречался с крестьянами Гурии. В это сложное время, когда крестьяне Гурии отстаивали свои права, как раз и был туда приглашен чеченец.

Через несколько дней они благополучно прискакали в родовое село князей Мачутадзе. Гостей здесь ждали с нетерпением. Едва они въехали в село, как их встретила ватага юношей и мальчишек, которые бурно приветствовали гостей.

Князь Мачутадзе со своим чеченским другом въехали через распахнутые ворота усадьбы во двор, где их встретили работники князя.

– Кута, тут проживают люди рода Мачутадзе, ты можешь быть спокоен, для тебя нет никакой опасности, – улыбаясь, князь здоровался с окружившими их людьми, подталкивая абрека в сторону дома. Грузинам немного странно было видеть известного абрека безоружным, о котором многие из них были наслышаны как о герое и народном мстителе.

– Дорогие мои! – поднял руку князь, требуя тишины. – Наш гость никуда не уезжает, мы с дальней дороги и очень устали. Дадим ему искупаться, отдохнуть, а потом мы долго и много будем с ним общаться. – устало улыбался он своим сородичам. До мозга костей интеллигентный и сдержанный Александр уговорами отбил у родственников и увел своего гостя в дом.

Было уже темно, когда хорошо отдохнувшего чеченца князь ввел в большой, ярко освещенный лампами зал. Здесь за большим длинным столом на тяжелых, обитых красным бархатом дубовые стульях сидело несколько человек, среди которых на почетном месте восседал горец преклонных лет, в белой черкеске, на груди которого красовалось несколько георгиевских крестов. Когда друзья вошли, сидящие за столом горцы встали, а старец оставался неподвижным и пристально разглядывал абрека. Высокий чеченец был в черной черкеске, которая обтягивала его широкие плечи, без пояса и кинжала и в черных кожаных сапогах. Он выглядел как посол из сопредельной страны. Александр подвел Куту к старцу, и тот встал с кресла, поправляя на себе черкеску и кинжал с рукоятью из белой слоновой кости.

– Это мой дядя Николай, глава рода Мачутадзе! – представил его Александр.

Князь Александр Мачутадзе

– А это, – указал он на Куту, – чеченский абрек, мой друг Кута, – посмотрел князь на рядом стоящего чеченца.

– Кута из Довта-Мартана! – подал чеченец руку старому грузинскому князю.

Не отпуская руку Куты, старейшина рода Мачутадзе разглядывал его:

– Я рад тебя видеть, – мягким голосом с заметным грузинским акцентом произнес он, – тут много говорят о тебе хорошего, и многие хотят тебя увидеть. – не отпуская руку чеченца, усадил он его в тут же рядом стоящее кресло и только после этого уселся в свое.

– Увидев тебя без кинжала, грузины подумали, что ты священник, – улыбнулся он. Затем подал знак одному из рядом стоящих горцев. Тот быстро подошел к главе рода и подал ему что-то, завернутое в красный бархат.

– Кута, мы будем принимать гостей в честь тебя, и когда грузины увидят чеченца без оружия, им тяжело будет поверить, что перед ними абрек, – улыбаясь, он развернул бархатную ткань, в которой лежали пояс, отделанный серебром, кинжал тонкой работы грузинских мастеров и русский офицерский наган в кобуре.

– Это мой подарок тебе! Я знаю о твоем подарке сыну сванского князя.

Кута, чувствовавший себя без безоружным не совсем уютно, с удовольствием взял из рук грузинского князя подарок. Он тут же, туго натянув пояс на талии, закрепил на нем кинжал, а наган передал своему другу на хранение:

– Князь, я благодарен тебе за столь щедрый подарок, он уместен для меня сейчас, как никогда. – засмеялся обрадованный подарку чеченский абрек.

Старый князь и Александр со своим другом Кутой вышли из дома во двор. Там было всё освещено, и кругом было много людей:

– Это все наши близкие и родные и они хотят с тобой пообщаться. Мы будем кушать, кто желает, будет и пить. Когда тебе надоест эта компания, ты можешь пойти и отдохнуть, – вел Куту вниз по ступенькам его друг, – а вот завтра у нас будут гости, известные тебе грузинские абреки тоже, – радостно сообщил он чеченцу, подводя его к накрытому во дворе столу. Старый князь пожелал друзьям доброй ночи и попрощался до завтра, уходя к себе в отдельные покои.

Кута после утренней молитвы успел еще хорошо отдохнуть до того, как в доме проснулись и прислуга начала свою утреннюю работу по дому и двору. Чеченец вышел во двор подышать свежим воздухом, пройтись и размяться. К нему подошел молодой грузин, готовый оказать ему любую услугу.

Поместье Мачутадзе было большое. Юноша повел чеченца прогуляться. С восточной стороны виднелись горы Савардия, с вершины которых весело бежала река Килтикара, у подножья гор всё больше набирая свой бег. Они вышли со двора через маленькие ворота за домом, там, в глубине задней части двора. Кута поблагодарил юношу, и направился за село, и начал подниматься на горку на окраине поместья.

Утро в Нигоити было действительно прекрасным, а в воздухе чувствовался соленый, приправленный морскими водорослями запах моря, доносящийся со стороны Поти, который сливался с летним ароматом, утопающих в зелени садов. И эта умиротворенная красота предгорной Колхетии, с болью отозвалась в сердце абрека. Перед глазами встала родная Чечня, каждая пядь земли которой была пропитана кровью, где опасность подстерегала даже незаметно ползущее насекомое, не говоря уже о людях. Эта печаль тяжелым свинцом легла на сердце абрека.

Вдоволь насытившись утренней свежестью и прохладой, Кута вернулся к окраине села, где его ждал молодой грузин, вместе с которым он вернулся в поместье. Александр Мачутадзе с улыбкой встретил его на пороге дома:

– Ну как, Кута? Как тебе Нигоити, наша страна роз? Посмотрел на Савардия? – задавая вопрос, обнял его князь.

– Красиво тут у вас. Тихо, сады, цветы, совсем как в раю, – заулыбался чеченец, пожимая руку грузина.

– Принесите воды, чтобы он руки помыл, – посмотрел Александр в сторону рядом стоявшей девушки-прислуги.

Когда друзья приступили к утренней трапезе, князь сообщил Куте, что вечером они ждут гостей:

– Кута, сегодня будет много гостей. Тебя хотят увидеть, с тобой хотят познакомиться и поговорить. Я уверен, что вечер будет интересный, – сообщил планы на сегодня Мачутадзе.

– Я думаю, что мне надо сегодня еще хорошо отдохнуть, я чувствую, что с этого веселья мы нескоро выйдем, – заулыбался абрек. На том и договорились. Кута удалился в отведенные ему покои отдохнуть. Александр поехал по своим делам в Ланчхути.

Вечером широкий двор перед большим двухэтажным домом в поместье Мачутадзе в Нигоити преобразился. Во дворе были накрыты столы, покрытые синими и зелеными турецкими скатертями с бахромой. Слуги и повара были в торжественных одеждах, белый верх и черный низ. Близкие князя были на месте уже в полдень, многие из них знали чеченца лично, и они с большим интересом общались с абреком до начала обещанного вечера.

Гостей собралось в поместье Мачутадзе много, причем публика была разношерстной, от князей до известных грузинских абреков, державших в напряжении большую часть Грузии. Здесь же были и известные своим умом и красотой женщины, наслышанные о красоте чеченца не меньше, чем о его мужестве.

Как по подиуму, спускались по широкой лестнице хозяин дома и его гость, чеченский абрек Кута. Женщины не разочаровались в своем ожидании: высокий, стройный, широкоплечий, в черной, плотно прилегающей на плечах черкеске, под которой виднелся белый бешмет с высоким воротом, застегнутым на все пуговицы. На ногах красовались плотно сидящие черные кожаные сапоги. Подарок главы рода Мачутадзе, кинжал, был подвешен на поясе, который был туго натянут на его узкой талии. На его круглом белом лице были короткий нос, волевой подбородок, покрытый густой, черной бородой и спокойные, наполненные умом, бесстрашные карие глаза завершали картину изящества гостя грузин. Когда сошедшие со ступеней друзья двинулись к столам, глава рода Мачутадзе встал и указал на рядом с ним стоящий стул, предлагая чеченцу пройти к нему:

– Дорогой наш гость, прошу тебя пройти ко мне и сесть рядом со мной, – улыбался гостю старый князь. Кута сел рядом с главой рода Мачутадзе, Александр сел рядом с Кутой. Гости зашумели, переговариваясь между собой. Старый князь встал и поднял руку, требуя тишины:

– Дорогие гости, уважаемые соплеменники, я от имени рода Мачутадзе и от имени всех нас приветствую чеченского абрека Куту из известного на Кавказе чеченского тейпа чинхой с Довта-Мартана.

Все встали и дружно захлопали в ладоши. Кута сидел, не поднимая головы, и от смущения весь покраснел, отчего он стал еще привлекательнее. Ему были непривычны все эти светские приемы. Старый князь посмотрел на чеченца и предложил ему сказать несколько слов уважаемым гостям:

– Скажи свои пожелания собравшимся в твою честь нашим друзьям, – по-доброму улыбнулся старый князь, похлопывая по плечу чеченца, подбадривая его. Кута встал и впервые посмотрел на гостей, обводя их взглядом. Во дворе наступила тишина.

– По правде сказать, я весьма смущен столь большим вниманием к моей скромной персоне, – заговорил чеченец на русском языке, обращаясь к гостям. – Я могу смело сказать, что я и весь мой народ всегда восхищаемся благородством, гостеприимством и терпимостью, царящими в вашем обществе. Могу смело сказать, что чеченцы приходили на выручку грузинскому народу со времен царицы Тамары и раньше. Чеченцы никогда не посягали на ваши земли и не вторгались в ваши города и села. Хотя мы молимся разным богам, но обычаи и привычки у нас остаются одни: принимать гостя, быть верным данному слову, уважать и ценить свою и чужую свободу. Вот это нас объединяет, и это мы ценим в самих себе и в других, в ком это всё есть, – облегченно вздохнул чеченец и посмотрел на старого князя. Двор Мачутадзе взорвался от взрыва оваций. Старый князь поблагодарил Куту за добрые слова в адрес Грузии и грузин, и предлагая гостям приступить к трапезе сказал:

– Уважаемые гости, я прошу вас угощаться, есть, пить и разделить вместе с нами нашу радость. Но до того, как предложить тост за нашего гостя, я хотел бы, чтобы мой племянник, – он посмотрел на сидящего рядом с Кутой Александра Мачутадзе, – рассказал нам, как он познакомился с чеченцем Кутой.

Все дружно захлопали, требуя рассказа.

Александр встал, улыбнулся, и посмотрел на чеченца. Затем, прищурив глаза, задумался, как бы прикидывая, с чего бы начать, и обвел уже широко раскрытыми глазами сидящих во дворе гостей:

– Это было весной 1897 года. Конюхи нашего поместья выгоняли коней на выпас за село, в это время и объезжали некоторых коней, и порой заходили даже за Ланчхути. В этот вечер к нам в усадьбу не пригнали наших коней, и конюхи тоже не появились. На второй день наши люди рано утром вышли на поиски конюхов и лошадей. Несколько коней обнаружили мирно пасущимися недалеко от нашего поместья. В течение этого дня ведущие поиск нашли всех лошадей, кроме моего жеребца арабской породы, купленного мной в 1894 году в Батуми у одного турка.

Не могли найти и наших конюхов с мальчишкой, сыном одного из конюхов. Через три дня нашли уже почерневшие трупы этих бедолаг, заваленные камнями и мусором. Через десять дней поисков я узнал, что мой жеребец находится среди коней полка русской армии, двигающейся уже по территории Азербайджана в сторону Дагестана, следующей из Батуми маршем в Астрахань. Через четверо суток мы нагнали русский полк. Со мной были еще девять отчаянных моих друзей – во главе с Гогиа Кенкишвили, готовых вступить в любую схватку, и некоторые из них присутствуют среди вас, – улыбнулся князь, смотря в сторону своих гостей.

– Напасть и увести своего коня не было никакой возможности, русские умели защищать себя грамотно. К нам на территории Азербайджана присоединились еще пять моих друзей-азербайджанцев. Так прошел месяц, как мы следовали по пятам русских военных, не получая возможности напасть и отбить своего коня. За Кизляром русские расслабились, несколько раз с небольшой группой солдат отправляли лошадей на выпас. Мы знали, что наш час вот-вот наступит, и были в напряженном ожидании. На завтра мы приняли решение напасть на русских во время перегона лошадей и ускакать со своим жеребцом. Рано утром мы были готовы и заняли приготовленные нами позиции с восточной части дороги, по которой будут гнать лошадей на выпас.

Не прошло и часа, как мы устроились в засаде, как с западной стороны от дороги, из-за бугра, на конях показалось несколько горцев и, показывая рукой на место выпаса лошадей, говорили о чем-то. Спустя несколько минут к ним присоединилась группа горцев где-то из сорока человек, и они рассредоточились на месте и исчезли из виду. Мы поняли, что за полковым табуном охотились не мы одни. Пока мы советовались, вступить нам с ними в контакт или нет, появился табун лошадей в сопровождении с десятка вооруженных солдат. Все замерли в ожидании дальнейших событий.

С места нашей засады просматривалась вся противоположная сторона как на ладони, и мы увидели проходящий метров за пятьсот от засевших на противоположной стороне горцев, сзади, казачий разъезд из вооруженных пятидесяти-шестидесяти казаков. В это самое время перегоняемый армейский табун сравнялся с местом засады тех горцев. Сидящие в засаде произвели залп из ружей и карабинов по скачущим солдатам. Восемь солдат слетели с коней сразу, пока остальные двое разворачивались, горцы их расстреливали в упор. Перепуганные кони поскакали вперед еще быстрее.

Часть горцев поскакали за табуном. Услышав выстрелы, казаки остановились и, развернувшись, поскакали на место, где гремели выстрелы. Горцы не видели их, так как видимость их сзади закрывал бугор, с которого они спустились. Казаки могли появиться у них в тылу внезапно и перестрелять их с высоты бугра. Думать времени не было. Я вскочил на коня и, увлекая за собой своих друзей, бросился наперерез, казакам навстречу. Горцы видели нас, но мы скакали не на них, а начали стрелять в сторону казаков.

Догадавшись, что за бугром за ними кто-то есть, горцы побежали наверх и успели занять позицию до того, как казаки их достигли. Подскакивающих казаков они расстреливали в упор. Доскакав до места стычки, мы тоже вступили в бой. Человек десять-двенадцать казаков ускакали, остальные были перебиты в этой схватке.

– Вы кто? – подскочил к нам горец, вопрошая на кумыкском языке. Мои азербайджанцы вступили с ним в разговор. Тем временем догнавшие горцы уже гнали табун обратно. Говорить времени не было, надо было срочно покинуть место нападения, и мы все вместе погнали своих лошадей за табуном. Своего арабского жеребца я узнал сразу, он немного осунулся, но носился так же резво. Мы несколько часов неслись сломя голову, пока не завернули на узкую поляну в лесочке, возле небольшой речушки. Здесь должны были разделить добычу, и каждый со своей частью уходил своей дорогой. Группа горцев состояла из семи чеченцев, были аварцы, несколько кумыков. Нападение готовили и возглавляли лезгины. Я через друга-азербайджанца сообщил, что я пришел за своим арабским скакуном:

– Я полтора месяца преследовал русских, чтобы отбить своего арабского жеребца, и я хотел бы его получить обратно?! – посмотрел я на горцев.

– Конь мой, это уже обговорено, и я от своей добычи не откажусь. – смуглый, похожий на азербайджанца высокий горец с густой черной бородой зло разглядывал меня, это был лезгинский абрек Кири-Буба.

– А как ты докажешь, что жеребец твой? – усмехнулся стоящий рядом с ним здоровый детина с кулаками, как кувалды.

– Очень просто! – усмехнулся я, вставая, и, выйдя на поляну, свистнул, подавая сигнал своему коню. Мой жеребец поднял голову, и, навострив уши, замер в ожидании. Когда я свистнул второй раз, он посмотрел в мою сторону и, как молния, примчался ко мне. Он толкал меня головой, и слёзы градом катились из глаз моих и моего жеребца. Он то ласкался ко мне, то, словно ребенок, толкал меня головой, фыркая и мотая головой, выражая обиду.