Текст книги "Горцы. Роман. I—II том"

– Прекрати этот цирк! – услышал я голос за собой. Когда я оглянулся, увидел направленный на себя карабин смуглым бородатым горцем-лезгином. – Мои люди держат твоих дружков под прицелом, предлагаю тебе отсюда убраться подобру-поздорову, пока мы не отобрали у вас коней и не перестреляли вас. Быстро скачите к себе в Грузию.

Наступила тишина. Из рядом стоящей группы чеченцев подал голос их вожак:

– Опустите оружие. Грузин заберет своего коня и возьмет свою часть добычи! – передернул он карабин и направил на лезгина. Рядом с ним стоявшие чеченцы взвели курки своих ружей и направили в сторону лезгин. – По договоренности жеребец должен был быть твой, если бы он принадлежал русским. И если это было бы и так, он, – чеченский вожак кивнул на меня, – в любом случае забрал бы этого коня, он наш гость.

Аварцы и кумыки встали рядом с чеченцем.

– Этот бесстрашный, славный чеченец был абрек Кута! – князь поднял чеченца и крепко обнял его.

Боясь, что мне по пути домой могут устроить засаду, Кута забрал меня и моих друзей к себе в Чечню. Азербайджанцев мы отпустили на попечение аварцев. В Довта-Мартан, домой к Куте, мы поехать не смогли, так как его повсюду искали. Мы провели несколько дней в его родовом горном селении Ушкалой.

Мы остановились у родственников Куты. Узнав о нашем приезде, нас проведал глава Ушкалоя, полковник в отставке Джаватхан Чинхоевский, который от себя лично прислал нам крупного барана. Мы провели в гостях у тайпа чинхой трое суток. До выздоровления оставили там раненого Мелкиседека Гунташвили. Затем Кута, его друзья и родные проводили нас в Хевсуретию, в Шатили. Я со своими друзьями на своем жеребце спустя почти два месяца прибыл к себе домой, в Нигоити – завершил свой рассказ Александр.

Вечер был в разгаре, когда к старому князю подошла жена Александра, княгиня Тасо Мхеидзе, с несколькими очень богато одетыми молодыми женщинами:

– Князь, наши гостьи хотят отдельно пообщаться с чеченцем?! – посмотрела она на Куту.

Абрек умоляюще посмотрел на Александра, а тот усмехнулся:

– Как там у вас, в чеченской поговорке: если сел в грузинскую повозку, пой грузинские песни, – и, улыбаясь, добавил, – эти дамы тоже наши гостьи, они из очень уважаемых княжеских родов.

Когда Кута в компании княгини и ее подруг направились в сторону дома, одна из дам обратилась к чеченцу:

– Скажите, любезный, в вашем роде не было шляхтичей? Больно у вас польский акцент?! – заглядывала она ему в лицо, источая тепло своей божественной нежной улыбки…

После завершения торжественного приема в честь Куты у Мачутадзе остались его друзья – гурийские абреки Дато Шеварднадзе, Симон Долидзе, Мелкиседек Гунташвили, среди них был и приехавший в гости Гогиа Кенкишвили. Ранним утром абреки ускакали, увозя с собой чеченского абрека, чтобы он отдохнул от всех светских увеселений и обязательств.

Абреки прискакали высоко в горы Савардия. Здесь на берегу речушки Килтикара, недалеко от водопада, было очень уютно сооруженное место, где от преследования властей укрывались гурийские абреки-пирали. Абреков здесь ждали. На оборудованной летней печи варилось мясо, и тут же рядом маленький низкий стол был заставлен фруктами и овощами. Вокруг стола и печки суетилось несколько горцев. Гости с ними поздоровались и прошли к умело сколоченному из досок длинному столу.

Здесь было хорошо, горная прохлада и свежий воздух возбуждали аппетит и заряжали энергией душу и тело. Когда Кута прочитал полуденную молитву и вернулся к друзьям, стол был накрыт, и грузины ждали его, не приступая к трапезе. Друзья, принимая пищу, рассказывали разные забавные истории из их жизни, смеялись, и так за столом незаметно проходил день, когда дозорные сообщили, что к ним едут несколько всадников. Гостями оказались Хареба Джибути с двумя горцами. Ловко соскочив с коня, он, широко улыбаясь и качая головой, направился к чеченцу:

– Кута, мы были в Телавских лесах, когда я узнал, что ты гостишь у Мачутадзе. Я прискакал, чтобы увидеть тебя, на торжество не попал, но, кажется, на сходку кавказских абреков приехал вовремя. – он громко смеялся, крепко обнимая чеченского абрека.

– Месяц назад в Панкисском ущелье видел твоего друга Зелимхана из Харачоя. Он говорил, что ты в Сванетии ищешь чеченского мальчика.

– Перед моим выездом в Карачаево мы были вместе у ингушского абрека Саламбека, они проводили меня до границы с Кабардой. Я и рассказал, что я собрался к князьям Дадешкелиани в Сванетию.

Кута улыбался, радуясь встрече с этим мужественным горцем, который готов был отдать и свою жизнь, не моргнув глазом, за торжество справедливости. Поздоровавшись и с остальными, еще немного пошумев расспросами и от удовольствия встречи, горцы успокоились и расселись за столом. Хареба никак не успокаивался:

– Смотри, Кута, здесь, за этим столом, нас немного, но мы представляем Кавказ. Только в Грузии нас называют и абраг, и пирали, и качаг. В Чечне тебя зовут обарг, у ингушей также. У других народов свои нам дают имена, но делаем мы везде одну работу. Мы защищаем обездоленных и униженных, мы приходим на зов любого просящего, но почему-то многие нас и не понимают?! – он глядел на чеченца, пытаясь получить ответ на этот вопрос.

– Мы не одни в попытке защитить людей, и в целом общество от произвола власти, поборов помещиков и неравенства людей. Сегодня у нас в Грузии успешно работают социал-демократы, есть сторонники у анархиста Сидаманидзе, они уже здесь в Гурии, восстание крестьян пытаются использовать в своих целях. Но реально крестьян от произвола полиции защитили только мы, пирали Гурии, их карательный отряд ретировался только тогда, когда мы их стали отстреливать, – на одном дыхании выдал Дато Шеварднадзе. Симон Долидзе кивал головой в такт эмоциональному выступлению своего друга, выражая ему свою поддержку. Грузинские абреки посмотрели на чеченца, который внимательно слушал их, не вставляя ни одного слова.

– У нас на той стороне Кавказа тоже много разговоров по событиям в России и на Кавказе. Со мной встречались много разных людей, пытаясь заручиться моей поддержкой в их работе в Грозной, в Пятигорске. Они говорят про улучшение дел в России со сменой власти там и даже сменой строя. Мы разные. С русскими нас, кавказцев, ничего не связывает, кроме как ненависти друг к другу. Они жестоки и никогда не выйдут из рабства. Свободные люди и рабы не смогут сосуществовать вместе, либо они станут свободными, либо из нас сделают себе подобных рабов. Я уверен, что мы на верном пути, мы боремся за свободный Кавказ без русских, без их невежества и рабства. За нашими спинами распускают слухи, что мы бандиты, что мы жульничаем и воруем, есть и такие в кавказском обществе, кто под нашим именем проделывают эти трусливые дела с беззащитными и женщинами, к сожалению. Но по-крупному воруют и грабят горцев они, кто во власти, а мы забираем у них и отдаем обездоленным, вдовам и сиротам. Нам надо быть вместе всем Кавказом и первым делом освободиться от этой русской чумы. Сами мы между собой всегда разберемся. И до прихода русских на Кавказ мы жили без войн и кровопролитий… – чеченец был собран, как будто он выступал на всегрузинском сходе. Вдруг голос подал до сих пор молчавший Гогиа Кенкишвили:

– Чем мы отличаемся от всех политиканствующих горцев на Кавказе?! Они обещают, что что-то может произойти когда-то, может, это и хорошо. Может, это и надо. Но что делать с теми, кто сегодня нуждается в защите, кого разорили, у кого увели дочь или красавицу-жену? Когда сёла или аулы остаются без пищи в голодные месяцы, еду им достаем только мы. Для них не утешение, что будет через год или десять лет! Они нуждаются в защите сейчас, сию минуту. Это делаем мы, абреки Кавказа! Нас не так много, как хотелось бы, как правило, нас убивают! За нами идет охота, но охотимся за врагами и мы. Если власти нас не боялись бы, их произвол давно перерос бы в тотальный террор. – видно было, как Гогиа горит этой борьбой.

Два дня пролетели быстро. Кавказские абреки еще раз заручились поддержкой друг друга и разъехались по своим делам.

Через двое суток вечером Кута прибыл в усадьбу Мачутадзе. Рано утром он засобирался домой, и его проводить отправились Александр Мачутадзе со своими людьми. Через шесть дней они благополучно прибыли в Ушгули к князю Мушни Ратиани. Теперь здесь было безопасно. Нагрянувшим отрядам жандармерии и в голову не пришло, что абрек мог ускакать вглубь Грузии. Они обыскали Ушгули и все его окрестности, шерстили горы и перевалы. Затем, поверив, что Кута проскочил в Балкарию, бросили свои поиски и вернулись обратно в Кутаиси.

– Мушни, я вернул тебе твоего гостя живым и здоровым. – улыбался Александр, когда они, отдохнув, на второй день засобирались в Зугдиди, там в своем отчем доме его ждала жена, красавица Тасо.

– Александр, если на то будет воля Аллаха, обязательно встретимся. Я буду ждать от вас вестей, и, если я нужен буду, я прискачу незамедлительно. – Кута ударил по крупу его коня.

Чеченец несколько дней погостил у Мушни и Фатики, потом дал знать хозяевам, что ему пора скакать домой. Фатика сетовала на его поспешности:

– Кута, погости еще, я много целебных трав для тебя собрала, немного отдохни. – в ее глазах стояла грусть родного человека, она никогда не забывала, кому они с Мушни обязаны своим счастьем.

Проводить Куту прискакал и Хергиани. Мушни, Давид и Кута направились в сторону перевала Бурунташ. Сванские друзья пробывшего в Грузии три месяца – чеченского абрека благополучно доставили его в Балкарию, в аул Кюнлюм, к балкарскому абреку Ахии Жангуразову.

Побыв некоторое время со своим другом Ахией, Кута вернулся домой в Чечню…

Глава 2

Салман Зумсоевский

Прибывшие в Довта-Мартан по делам черкесы передали Цаце, матери Куты, что балкарский друг ее сына Ахия Жангуразов ждет его у себя дома в июне этого года.

Кута фактически не жил у себя дома, лишь изредка показывался там на ночь, две. В основном он пропадал в Ушкалое, в родовом бастионе его тейпа чинхой, или у родственников своей матери в ауле Саясан и родственников отца в Центарое, в Ичкерии.

Осенью 1902 года поздно ночью в Ушкалой прискакал горец с вестью, что завтра на рассвете аул будет окружен русскими солдатами и они потребуют выдать абрека Куту. Глава чинхоевцев Джаватхан Баширов, полковник в отставке по прозвищу Чинхоевский, поблагодарил вестника, и тот поскакал дальше в Итум-Кале. Кута сразу же после известия перебрался через хутор Бугарой в аул Зумса, к давним друзьям своего рода, дружба с которыми переходила из поколения в поколение.

Как только прозвучал азан в мечети на утреннюю молитву, пушечный выстрел на окраине Ушкалоя известил, что горный аул окружен русскими солдатами. Единственный арбяной мост через реку Аргун был занят русскими, закрывая отходы. С шумом несся вниз бурный Аргун, выражая своим ревом недовольство врагам, которые уже столетиями проливают кровь на этой земле.

Чеченцы, не торопясь, совершили обряд молитвы во главе с молодым, но уже известным по всей Чечне имамом Абдуллой, сыном Дацы, после чего держали совет по создавшейся обстановке в Ушкалое. Было принято решение, что глава аула и имам мечети пойдут на переговоры с русскими. Подполковник Семенов, возглавлявший карательный отряд, поставил жесткие условия: аул сожгут и сотрут с лица земли в случае невыдачи абрека. После долгих споров и угроз Джаватхану Чинхоевскому и имаму Абдулле договорились о том, что русским без препятствий дадут проверить Ушкалой. В обед, закончив проверки всех домов и скотных дворов и не обнаружив Куту, они всё же изъяли карабин, несколько ружей и сабель. На мосту через Аргун русским с трофеями дорогу преградил Джаватхан Чинхоевский:

– Всё, что вы изъяли, вам придется сложить здесь. Мы вам разрешили искать абрека Куту. Из нашего аула вы не унесете даже перочинный ножик, – он положил руку на рукоять нагана. Его решительный вид свидетельствовал, что он применит оружие. Поручик посмотрел на тут же рядом стоящего Семенова, ожидая его команды.

– Оставьте! – бросил в сердцах подполковник и быстро сошел с моста.

Предупредив жителей, что в случае появления абрека у них сожгут аул, карательный отряд двинулся вверх в сторону Итум-Кале.

Кута был в башне у главы тейпа зумсой Салмана, сына Сулеймана. К вечеру прискакавший из Ушкалоя юноша предупредил, что русский отряд после проверки покинул аул и двинулся в сторону Итум-Кале.

Кута засобирался обратно в Ушкалой, но Салман остановил его:

– Мы уже знаем привычки русских. Они, делая вид, что уходят, обязательно внезапно появляются. Останься еще на одну ночь?! – посмотрел на абрека зумсоевец. Кута отпустил юношу, пообещав завтра вернуться в Ушкалой.

Совершив предвечернюю молитву, Салман с Кутой пили чай, когда к ним в комнату ворвался брат Салмана:

– В ауле русские. Они заняли мечеть и окружили твой дом и эту башню… – весь бледный от злости чеченец дрожал от возмущения. Хозяин дома вскочил и быстро передернул затвор своего карабина. Только Кута не шелохнулся:

– Салман, успокойся, тут уже ничего не поделаешь, надо сдаться врагам! – медленно встал абрек, поправляя на себе черкеску и натягивая расслабленный пояс.

– Мы дадим бой, умрем, но никогда не сдадим гостя! – не сомневаясь в своей решимости, посмотрел на своего брата Салман. Тот встал рядом с ними и положил на рукоять кинжала руку.

– В ауле женщины и дети, много детей. Эти звери не пожалеют их! Мы видели подобное много раз, – и, повернувшись к горцу, абрек продолжил, – передай им, что я готов сдаться.

Горец посмотрел на своего брата:

– Нет! Мы дадим бой и отправим в преисподнюю не одного врага, – не собирался увернуться от боя храбрый зумсоевец, хозяин дома.

– Салман, пожалей старых людей, женщин, детей. Я не хочу, чтобы несчастье в чьих-то домах связывали с моим именем. Русских больше, чем шакалов на всем Кавказе. Если даже мы убьем их с десяток, это не стоит одной детской слезинки. – Кута снял с туго натянутого пояса кинжал и наган и положил их рядом со своей саблей и карабином с патронташем. Затем, посмотрев на горца, направился к выходу:

– Идем. Скажи им, что я иду и без оружия… – пропустил абрек вперед себя во двор младшего брата Салмана.

Когда Кута вышел со двора на улицу, десятки винтовочных стволов были направлены на него:

– Я вышел, и я без оружия!!! – посмотрел в темноту ночи абрек.

Чеченский абрек Кута из Довта-Мартана

– Смотри, да этот туземец на нашем языке калякает! – донесся изумленный голос из темноты. Тут к абреку подскочили несколько человек и быстро завязали ему за спину руки. Абрека повели в мечеть, и до рассвета военные не решались двинуться с места. В ауле было полно русских и никому не разрешалось выйти из своих домов.

Рано утром отряд двинулся в сторону Шатоя. Связанный по рукам и ногам, Кута лежал в телеге. Тут же в телеге расположилось двое солдат, рядом с телегой по бокам двое всадников. По два всадника были чуть впереди и сзади телеги. Метров триста впереди ехали пятьдесят всадников; столько же позади метров триста защищали тыл карательного отряда. Взору открылись и знаменитые ушкалойские башни-близнецы. Кута с грустью смотрел на свое родовое село, по узким улицам которого его везли враги. Эти башни, словно два брата-близнеца на протяжении веков с честью и достоинством отражали напор даже самых лютых врагов, сколько их полегло у подножья чинхойских гор, а теперь им приходится наблюдать как враги увозят отважного сына Ушкалоя. Кута приподнялся в телеге. Как же красивы были родные горы. Сколько было в них силы и свободы. Когда он увидит их в следующий раз и увидит ли вообще? Эти горькие мысли душили абрека, но успокаивало лишь одно – он не сдался добровольно в плен ради спасения своей жизни, он сделал это ради сотен женщин и детей из этого аула. Но вдруг, когда отряд проехал башни-близнецы на реке Аргун, немного ниже, там, где дорога совсем сужается, у моста через Аргун в сторону селений Гучум-Кхал и Боки Дукъ, раздался резкий выстрел, после которого слетел со своего коня ехавший впереди подполковник Семенов. В то же самое время, как по команде, сзади отряда со стороны Ушкалоя выскочила группа горцев, стреляя на ходу.

Офицер, старший группы охраны, дал команду не останавливаться и скакать вниз по Аргунскому ущелью. Телега с абреком и группа сопровождения из девяти человек вырвались из боя и уехали по серпантину горной дороги в сторону Шатоя. Пролетев сломя голову несколько километров, они остановились на небольшой площадке, съехав с горной дороги, когда перестали слышать звуки перестрелки ружей и винтовок. Они стояли на краю пропасти, где внизу, издавая злой рев, бежал могучий Аргун. Солдаты соскочили с телеги, чтобы размять затекшие ноги. Всадники окружили их, весело шутя, радуясь, что им удалось спастись от неминуемой гибели. И в этот миг раздался залп ружей. Трое всадников слетели с коней, остальные спрятались за телегой и в небольшой яме у дороги. Из-за поворота дороги, где они только проехали, появился Салман в сопровождении своих родственников и пришедших на помощь чинхоевцев из Боки-Дукъ:

– Вы оставляете абрека, мы оставляем вам жизни, вы окружены! – и, в подтверждение его слов из-за скалы впереди, где дорога резко поворачивала вниз, появились трое горцев с карабинами в руках. Вдруг ротмистр, возглавляющий эту группу, вскочил, и произвел несколько выстрелов по связанному Куте и, вытащив из ножен кинжал, бросился его заколоть, добить до конца. Но, в это время пока охранявшие его конвоиры были увлечены боем, Кута присев в телеге уже развязывал себе ноги, и как только тот поднял руку, чтобы ударить, абрек перехватив руку офицера, развернул лезвие кинжала в его сторону и проткнул ему горло. Окровавленное лезвие вышло сзади его головы через шею, и он замертво рухнул на землю. Оставшиеся в живых русские солдаты побросали винтовки на землю и подняли руки вверх. Горцы с двух концов дороги подскочили к телеге. Кута был бледный: пули попали ему в живот и в ногу. Салман обнял Куту:

– Я не мог допустить позора, чтобы тебя взяли в Зумсое. Как только ты пошел сдаваться, я поднял всех. Сзади ударили твои чинхойцы с Ушкалоя. Их повел молодой имам Абдулла, а остальное сделали мы, – улыбался довольный Салман из славного тейпа зумсой, разглядывая раны абрека чинхой. И тут вдруг Кута увидел как его окружили самые яркие представители селения Боки-Дукъ. Их было много – испытанные жизнью и временем состоявшиеся мужчины и познавшие горечь судьбы молодые люди. Среди тех, кто встал на его защиту в самый тяжелый жизненный момент, Кута быстро узнал своих однотейповцев. Уставший от ран, он счастливым блеском в глазах смотрел на них. Это были сыновья Арсгири – Байракх, Муса, Гоза, Тонташ, Хазболат, Хушпар, Таа, их сыновья – Тонташа сын Бака, Таин сын Шовлах, Жамалди. Среди всадников были и сыновья брата Арсгири Тасы, известного в чинхоевских горах своим мужеством и великодушием – Хада и Ака, а также сыновья Хады – Солтмурад, Джамалдин, Дотта, и пятеро совсем молодых сыновей Аки – Тепса, Асби, Осма, Магомед, Генжа. Абрек безгранично гордился этими людьми и с каждой минутой осознавал, что на своем пути народного мщения он не один, что его Родина полна достойными мужчинами.

Салман планировал забрать Куту вновь в Зумсой, однако однотейповцы Куты из ветви денкхаллой, поблагодарив зумсоевцев за помощь, забрали абрека к себе в Боки-Дукъ. Туда, где среди высоких отвесных скал чинхоевских гор, у бурлящего Аргуна, враги никогда не выйдут на его след.

Всю долгую ночь провели они у изголовья Куты, вылечивая его раны, вспоминая ушедшие годы. Куте было интересно узнать как они смогли столь тщательно спланировать эту операцию по его высвобождению и так умело организовать засаду на врагов. Оказывается в ту ночь, когда абрека задержали, в Боки-Дукъ прибыл вестник, чтобы сообщить им эту страшную весть. И тогда этот маленький, но взрастивший столько настоящих мужчин, горный аул – и стар и млад, встали как один, чтобы вырвать своего сына из грязных и цепких рук русских врагов.

В ту ночь к Куте прибыли и проживающие в Боки-Дукъ представители тейпа дишни. Когда-то, спасаясь от кровной мести здесь поселился дишни Адам со своими сыновьями Бадилой, Абдул-Керимом, Махьмой. Их приняли чинхоевцы и выделили им землю для проживания. С этих пор они и живут в этом ауле. У них гостил со своими родственниками сын Къурбана Абдул-Межид и другие дишний. Сын Адама Бадила и племянник Адама, сын Къурбана Абдул-Межид были родственниками Дики Дишнинского. Кута не мог нарадоваться на свою многочисленную родню и друзей. Из-за родственных связей двух тейпов, у Куты было трепетное отношение к дишни. Вот и сейчас он рассказывал своим однотейповцам, что как только залечит раны, обязательно поедет погостить за Терек к Дике Дишнискому. Сколько раз, гонимый врагами находил он покой у его очага.

Русские долго после этой стычки не совались в горные аулы. Кута подлечился и за зиму окреп. И когда он получил весть с Довта-Мартана, что его в Балкарии ждет его друг Ахия, он уже готов был туда скакать и чувствовал себя хорошо…

Кута вот уже несколько дней был в Кюнлюме у Ахии. Еще ранней весной Мушни через сванов передал балкарцу, что в начале лета его супруга Фатика приедет гостить к родителям в Балкарию и что она привезет вести для Куты.

Они приехали через неделю, как Кута гостил у Ахии. В полдень, когда солнце почти поднялось к зениту, Ахия с Кутой сидели в прохладной занавешенной комнате, спасаясь от летней жары, ожидая вот-вот азана на молитву. Тишину дня нарушили радостные возгласы Дауты, жены Ахии:

– О Аллах! Наконец вы приехали. Мы вас ждем, все глаза просмотрели… – радостно смеялась она. Во дворе соскочивший с коня Мушни помогал Фатике сойти с коня. Ахия быстро сбежал с лестницы во двор и направился к свану:

– Ассаламу Алайкум, дорогой мой брат! – Балкарец крепко обнял Мушни. – Как хорошо, что ты приехал. Мы ждали только Фатику.

– На этот раз я не планировал приехать, но дело Куты надо было обсудить с самим абреком. Вот мы и здесь! – громко крикнул он, махнув рукой Куте. Чеченец, улыбаясь, смотрел на друзей, затем не торопясь спустился во двор. Фатика быстро отдала свою поклажу Дауте и быстрым шагом пошла навстречу Куте:

– Добрый день! – она, как сестра, крепко обняла его, и слезы радости текли по ее щекам. – Кута, мы слышали, что тебя убили. Мачутадзе сказали какие-то чеченцы, когда он был в Нальчике. – не сводила она взгляда с него. – Потом нам Ахия передал, что ранен, но будет жить! – посмотрела она и обняла подошедшего балкарца, она смеялась вытирая радостные слезы. Подошел Мушни и тоже обнял Куту, за тем добавил обращаясь абреку:

– Я привез тебе новости и большой привет от Мачутадзе…

Даута повела Фатику в дом. Пока друзья обменивались новостями, прозвучал и азан – призыв на полуденную молитву. Друзья пошли молиться. Тем временем братья Ахии зарезали барана и повесили рядом с остатками от барана, зарезанного в честь Куты. После плотного обеда за пиалой свежезаваренного чая друзья остались одни. Мушни сделал несколько глотков чая, поудобнее устроился на стуле и посмотрел на друзей:

– Когда ты уехал, Кута, мы с Дато Хергиани нашли человека в Ладжане, который будет неустанно следить за старым князем. Спустя месяц ко мне приехал Мачутадзе и сообщил, что грузинский абрек-пирал Дато Шеварднадзе по его просьбе у родственников Геловани в Кутаиси ведет поиск чеченского мальчика. Мы договорились, что, кто бы ни обнаружил мальчика, отбиваем его вместе, сообща, и привозим его к тебе в Чечню в качестве подарка. Спустя год после твоего отъезда Шеварднадзе все-таки вышел на след мальчика. Его держали в грузинском православном храме в Кутаиси с еще несколькими послушниками его возраста. Дато Шеварднадзе выяснил, в какой келье он спит. От моей помощи Александр отказался, сказал, что Дато со своими абреками сами справятся. Договорились, что они мальчика привезут в Ушгули, а дальше мы с Хергиани перевезем его в Балкарию к Ахии. Ночью дьяк по договоренности с грузинскими абреками провел их в келью и показал на спальное место мальчика среди пяти послушников. Мачутадзе заранее прибыл в Ушгули. На вторые сутки прискакали Шеварднадзе со своими пиралами и привезли мальчика. Фатика его искупала и одела в новую одежду, привезенную ему Александром.

Когда мы с ним заговорили, он ответил на прекрасном грузинском языке. Мы поразились его воспитанию и хорошему знанию языка. И каково было наше разочарование, когда мы узнали, что нам привезли не того мальчика. Чувствуя себя плохо, чеченский мальчик рано лег спать в другой келье, а на его месте в ту ночь спал сын кутаисского купца.

На второй день стало известно о похищении сына купца, даже рассказывали, сколько денег требуют от отца за его освобождение. Геловани прискакал в Кутаиси, заподозрив неладное в монастыре. А когда появился отпущенный сын купца, и выяснилось, на чьем месте он спал в момент похищения, все догадались, за кем была охота. – Мушни посмотрел на друзей и одним глотком допил весь остаток чая. – Чеченский мальчик исчез, его нет в Кутаиси, нет в Местии, даже во всей Сванетии. – виновато закончил сван свои новости и опустил голову.

Друзья какое-то время сидели молча, переваривая полученную информацию. Сван не мешал им думать.

– Это стечение обстоятельств могло случиться только по воле Аллаха. – карие глаза Куты сверкали, излучая свет. – Время, отведенное чеченскому мальчику в Грузии, еще не закончилось, а мое испытание Всевышним продолжается! – улыбнулся чеченец, довольный всем, что идет по воле Аллаха.

– Но вы не оставляйте попытки обнаружить след мальчика. – подал голос до сих пор молчавший Ахия, глядя на сванского князя.

– Мы найдем мальчика, если он живой, а если он умер, найдем его могилу. – не оставляя сомнений, посмотрел Мушни на друзей.

На второй день Мушни с Фатикой поехали в Кундетово, к родителям и близким Фатики. Погостив недельку, должны были поехать обратно. Сына они оставили дома с бабушкой, матерью Мушни.

Когда, проводив Мушни с Фатикой, друзья вернулись в дом, Кута после небольшой паузы хлопнул руками по коленям:

– Завтра рано утром я тоже покидаю вас. Поеду к мангетовским ногайцам, там у меня небольшое дело. – смотрел он, улыбаясь, на Ахию.

– Не «едешь», а «едем»! – весело засверкали глаза балкарца

Кута знал, что отговорить балкарца уже невозможно.