Текст книги "Искал Аллаха – нашел Христа. История бывшего мусульманина"

13. Теории обморока и подмены

В моей душе Восток и Запад встретились под фоновый аккомпанемент исламской апологетики. С постмодернистским релятивизмом, захватившим многих из моего поколения, мне долго бороться не пришлось. То, что истина есть, для меня было очевидно. Какие еще варианты? Если истины нет, значит, то, что ее нет – это и есть истина; а значит, истина все же есть. Какая тут альтернатива? Истины просто не может не быть.

Такое миропонимание мусульмане по традиции разделяют с христианами. И те, и другие верят в существование истины – и, не в последнюю очередь, полагают, что истинна их вера. Однако точек пересечения между ними намного больше. У мусульман и христиан более или менее схожие представления о едином Боге, о физической и духовной реальности, об ангелах и демонах, добре и зле, Страшном Суде, рае и аде, боговдохновенных Писаниях, а также о многих более частных вопросах веры.

Но эти общие черты – обоюдоострый меч. Они дают площадку для диалога: христианину и мусульманину легко найти общий язык. Однако на фоне такого множества общих точек особенно ярко выступают разногласия по двум самым чувствительным вопросам, в которых эти религии расходятся – в понимании фигур Иисуса и Мухаммада.

Христиане верят, что Иисус есть воплощенный Бог. Такая вера необходима для ортодоксального христианина[15]15
  Рим 10:9.


[Закрыть]. Мусульмане верят, что Иисус – пророк и не более того, а кто считает его воплощенным Богом, тот богохульствует и, если верить Корану, обрекает себя на ад[16]16
  5:72.


[Закрыть].

Мусульмане верят, что Мухаммад – посланник Аллаха. Вера эта так важна, что составляет половину шахады, основного исламского вероисповедания. Христиане же верят, что всякий, учащий противно тому, что написано в Евангелиях – лжеучитель[17]17
  Гал 1:6–9.


[Закрыть].

Эта разница в верованиях объясняет, почему диалоги христиан и мусульман, как правило, сосредоточены в основном на Иисусе и Мухаммаде. И по той же причине младшим подростком я, желая лучше выполнять свои обязанности «посла ислама», стремился не только заработать безупречную репутацию, но и разобраться в этих спорных вопросах и научиться отстаивать исламскую точку зрения.

Что касается Мухаммада, о нем на Западе по большей части ничего не знают. Я мог говорить о нем все что хотел, и мне верили. Разумеется, я не старался никого обманывать; но скоро выяснилось, что защищать Мухаммада перед обычным христианином очень легко, просто потому, что тот совсем не в курсе. Я просто пересказывал собеседникам то, что сам узнал о Мухаммаде в раннем детстве, особенно то, как он проявил милосердие к жителям Мекки – и оставлял их с куда более положительным впечатлением о Мухаммаде и об исламе, чем прежде.

В том, что касается Иисуса, у христиан с мусульманами есть два основных пункта разногласия: что Иисус умер на кресте – и что называл себя Богом. Обе эти мысли Коран уверенно отрицает[18]18
  4:157; 5:116.


[Закрыть]. Чтобы быть хорошим послом ислама, мне требовалось изучить вопрос и научиться аргументированно доказывать, что Иисус никогда не претендовал на звание Бога и не умирал на кресте. О втором вопросе основатель нашего идейного течения написал в помощь джамаату небольшую книжечку. Она называется «Иисус в Индии»; я перечитал ее несколько раз[19]19
  Mirza Ghulam Ahmad, Jesus in India (Surrey: Islam International Publications, 2003). Впервые издана в Индии. Издание расширенное и дополненное.


[Закрыть].

Первый случай похвастаться новыми знаниями в школе выпал мне, когда мы сидели в школьном автобусе, ожидая, пока придет водитель и нас развезут по домам. Дело было незадолго до Пасхи, и я обсуждал планы на каникулы со своей подругой Кристен. Урок у нас закончился раньше обычного, так что мы сели в почти пустой автобус и стали ждать. Мы были из старших учеников, и на наши удобные места в конце салона никто не покушался.

Мы сели друг от друга через проход, и Кристен стала мне рассказывать, что будет делать в Благую пятницу[20]20
  Благая пятница – в русской традиции Страстная пятница; пятница перед Пасхой, когда христиане вспоминают распятие Христа. – Прим. пер.


[Закрыть].

– «Благая пятница»? – переспросил я. Я понятия не имел, что это значит.

– Ну да, это день, когда Иисус умер на кресте.

– Что же в этом «благого»?

– То, что он, когда умер на кресте, снял с нас наши грехи, – ответила Кристен.

Меня это заинтриговало. Я и раньше слышал, что христиане в это верят, но никто еще так прямо мне об этом не говорил.

– Как же его смерть могла снять грехи с других людей?

– Не знаю. Так говорят в церкви. Но мы не очень-то часто туда ходим. Я никогда не спрашивала, – так же спокойно и прямо ответила Кристен.

Это мне в ней и нравилось: она никогда не виляла, не отмалчивалась, всегда говорила, что думает. Если чего-то не знала – тоже прямо об этом говорила. Я наслаждался разговорами с этой пугающе умной и безжалостно честной девочкой. Пожалуй, втайне был немного в нее влюблен, хоть и не признавался в этом даже самому себе. Влюбиться в американку значит предать свою культуру, а это было для меня немыслимо. Стать для нее послом ислама – да. Стать ее парнем… нет, невозможно!

Влюбиться в американку значит предать свою культуру, а это было для меня немыслимо

Я решил вернуться к изначальной теме.

– На самом деле, я думаю, Иисус не умер на кресте.

– Это почему? – спросила она, явно заинтересованная.

Тут я выложил свой козырь:

– Это ясно из Библии.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну смотри. Прежде всего, мы знаем, что Иисус не хотел умирать на кресте. Он молился Богу в Гефсиманском саду и просил, чтобы Бог пронес эту горькую чашу мимо него. Очевидно, горькая чаша – это скорая смерть на кресте. Иисус молился об этом всю ночь, и так сильно, что на лбу у него выступил кровавый пот.

Тут я умолк и подождал, пока Кристен кивнет в знак согласия. Она кивнула.

– Не знаю, как ты, но я думаю, что Бог любил Иисуса. Разве мог он оставить его молитву без ответа? Кажется, и в Послании к Евреям об этом говорится. Так или иначе, когда Иисуса распяли – если ты посчитаешь, то сама увидишь, что на кресте он провел не более трех часов. Это слишком мало, чтобы умереть. Некоторые жили на крестах по несколько дней. Его слишком быстро сняли.

Кристен задумалась. Я сделал паузу, ожидая, пока она задаст очевидный вопрос:

– А почему его так быстро сняли?

– Это и объясняется в Библии! Спасти его приказал Пилат. Жена Пилата видела вещий сон и умолила мужа не отдавать Иисуса на казнь. Он решил убедить иудеев, что Иисус казнен, но потихоньку его спасти. Это Пилат приказал снять Иисуса с креста и спрятать в гробнице.

Тут я замолчал, увидев, что у Кристен явно появилось какое-то возражение:

– Но ведь ученики потом, когда его видели, думали, что он восстал из мертвых! Как это могло быть, если они сами сняли его с креста и видели, что он жив?

– Я ведь не сказал, что его сняли ученики. Это были Иосиф Аримафейский и Никодим. Пилат не мог допустить, чтобы его увидели вместе с учениками – тогда люди догадались бы, что он помогает Иисусу. Поэтому он договорился с Иосифом Аримафейским и Никодимом. Иосиф взял Иисуса и положил в гробницу, а Никодим купил сотню фунтов алоэ и других целебных средств, вместе с льняными пеленами, чтобы его вылечить. Иисус провел в гробнице три дня и, по воле Божьей, исцелился.

Но тут Кристен задала вопрос, до сих пор не приходивший мне в голову:

– А зачем Богу все это понадобилось? Если Он решил спасти Иисуса – зачем пошел на такие хитрости, почему просто не забрал его на небеса на несколько дней раньше?

Хороший вопрос! Под таким углом я до сих пор не смотрел на дело. Однако ответ знал: почему Аллах хотел, чтобы Иисус продолжал жить, знали все в нашем джамаате.

– Иисус сам говорит, что послан к потерянным овцам дома Израилева. Потерянные овцы – это те еврейские колена, которые рассеялись по Азии и образовали там иудейскую диаспору. Аллах спас Иисуса от смерти на кресте, чтобы он мог отправиться туда и преобразить там иудаизм так же, как в Израиле.

Увлеченные разговором, мы и не заметили, как автобус начал наполняться школьниками. На сиденье перед нами сел мальчик на класс младше; некоторое время он внимательно к нам прислушивался, но затем презрительно фыркнул и, громко сказав: «Какая чушь!» – отвернулся.

«Будь ему что возразить, – подумал я про себя, – он бы возразил. Но истина заставляет ложь умолкнуть».

Кристен тоже это услышала и взглянула на меня, чтобы узнать, не обижен ли я. Я обижен не был, но она все равно сказала громко, покосившись на этого мальчика:

– По-моему, очень интересно! Спасибо, что ты мне рассказал!

Теорию, которую я изложил Кристен, так называемую теорию обморока, разделяют многие мусульмане, как ахмади, так и неахмади. Ее любят мусульманские апологеты, те же Ахмад Дидат и Шабир Алли. Сложилась она в конце XVIII века, в эпоху Просвещения, когда мыслители начали искать воскресению Иисуса различные естественные объяснения. Мусульмане, тот же Мирза Гулам Ахмед, добавляли к этой истории волю Божью, убедительно объяснявшую, почему Иисус не умер на кресте. Их аргументация вкратце звучит так: «Если Бог мог совершить великое чудо, воскресив Иисуса из мертвых – почему же не мог он совершить чудо поменьше и просто не дать ему умереть?»

Однако теорию обморока придумали не мусульмане, и большинство мусульман ее не разделяет. Большинство верит в теорию подмены. Еще в начале истории ислама сложилось мнение, что вместо Иисуса на кресте был распят кто-то другой: Аллах придал этому другому человеку облик Иисуса и сделал так, что его приняли за Иисуса и распяли. Так мусульмане истолковали стих Корана: «Они не убили его и не распяли, а это только показалось им»[21]21
  4:157.


[Закрыть].

Естественно, сразу встает вопрос: кого же казнили вместо Иисуса? На это отвечают по-разному. Некоторые говорят: это был некий благочестивый юноша, добровольно вызвавшийся умереть за Иисуса. Другие: это был Симон Киринейский, тот, что нес крест. Наконец, третьи говорят, что Аллах придал облик Иисуса Иуде – и так предатель понес свое наказание. Эта последняя версия сейчас, пожалуй, наиболее популярна.

Еще один внутриисламский спор касается вознесения Иисуса. Коран учит, что «Аллах вознес Иисуса к себе», поэтому мусульмане верят в его вознесение на небеса и последующее возвращение[22]22
  4:158.


[Закрыть]. Так что большинство мусульман, как и христиане, ждут второго пришествия Мессии. Но наш джамаат с этим спорил, поскольку Мессией называл себя наш лидер, Ахмад. Опираясь на Библию, он показывал, что иудеи ошибочно ожидали возвращения с небес Илии, Иисус же доказал, что этим вернувшимся Илией был Иоанн Креститель. Так же и ныне мир ждет возвращения Иисуса, не зная, что он уже вернулся в самом Ахмаде.

Разумеется, я отстаивал именно то, чему учил мой джамаат, так что защищал и теорию обморока, и идею о том, что вместо вознесения Иисус отправился в Индию и умер там в глубокой старости[23]23
  Ахмадийский джамаат учит, что в 4:158 речь идет о духовном, а не телесном вознесении.


[Закрыть]. Чем больше я делился своими взглядами, тем больше утверждался в вере, и проповедовал все чаще и все смелее по мере того, как замечал, что никто не может мне возразить. Я чувствовал, что овладел половиной аргументации, необходимой, чтобы стать хорошим послом ислама, и полагал, что справиться со второй половиной будет еще легче. Так оно и оказалось.

Подробнее о взглядах мусульман на распятие Иисуса читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 6: «Умер ли Иисус на кресте?»

14. Отец больше Иисуса

К десятому классу моя жизнь довольно сильно изменилась. Я начал гораздо больше времени проводить с друзьями – и в школе за разными занятиями, и болтая по телефону. Начал обращать намного больше внимания на свою одежду, за что не раз выслушивал упреки от Амми. Даже просил Амми купить мне контактные линзы вместо очков, чтобы развеять сложившуюся у меня в классе репутацию «ботана» – но тщетно.

Притяжению западной культуры было все труднее сопротивляться. Родители не позволяли мне ни ночевать у друзей, ни ходить на школьные дискотеки. Однако мы с друзьями все больше сближались, и было очень обидно, что всем этим они занимаются без меня.

Но я по-прежнему гордо «представлял ислам», особенно когда меня прямо спрашивали о моих религиозных взглядах – как произошло однажды на уроке латинского языка.

Латынь в Старшей школе принцессы Анны преподавали двое учителей, и оба очень радовались, когда ученики интересовались их предметом. Одна из этих учителей, миссис Эрлз, была ко мне намного добрее и снисходительнее, чем я заслуживал. Мне нравилась латынь и нравились ее уроки. Однако, не встречая у нее сопротивления, я день ото дня позволял себе все больше вольностей. Я был из тех школьников, что часто забывают сделать домашнее задание, а потом стараются успеть в последнюю минуту, на перемене или на предыдущем уроке. Уроки миссис Эрлз были перед испанским языком, и я не раз делал на ее лекциях домашние задания по испанскому. Учебник испанского я клал под учебник латыни и заглядывал в него, когда миссис Эрлз смотрела в другую сторону. Уже в середине года я понял, что она все замечает, просто терпит мои проделки.

Родители не позволяли мне ни ночевать у друзей, ни ходить на школьные дискотеки. Однако мы с друзьями все больше сближались

Итак, однажды на латыни я делал домашнее задание по испанскому, как вдруг девочка, сидевшая передо мной, обернулась и сказала:

– Набиль, можно тебя кое о чем спросить?

Эту девочку звали Бетси, и она была евангелической христианкой – единственной ярко выраженной христианкой у нас в классе. Об этом знали все, потому что она никогда не упускала случая об этом поговорить. Бетси была доброй, всегда готова была помочь любому, однако о своей вере говорила мягко, но непоколебимо – так что остальным рядом с ней становилось как-то неловко. У нас считалось, что она «странненькая», если не просто чокнутая.

– Да, конечно.

Я понятия не имел, что последует дальше. Должно быть, у нее что-то серьезное. Если бы хотела, скажем, карандаш попросить – просто, без долгих предисловий, попросила бы карандаш. Причем не у меня. Я вечно забывал карандаши дома.

Она глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, а затем спросила:

– Ты знаешь об Иисусе?

Тут я понял: она и вправду чокнутая. На минуточку, мы сидим на уроке латинского языка! Но в то же время я ощутил к ней уважение. Почему другие христиане никогда меня об этом не спрашивали? Они же считают, что без Иисуса не попадешь в рай, верно? Значит, им все равно, что я могу попасть в ад? Или просто они сами ни во что не верят?

Я задумался о том, как ответить. Для начала оторвался от учебника испанского и огляделся вокруг. Миссис Эрлз куда-то вышла, и большинство моих одноклассников болтали между собой. Я решил отвечать коротко и не ввязываться в спор, ибо знал, что легко могу увлечься и забыть обо всем на свете.

– Знаю, – ответил я.

Бетси широко раскрыла глаза: видимо, такого ответа она не ожидала.

– Правда? И что ты о нем думаешь?

– Ну, я же мусульманин. Мусульмане верят, что Иисус был безгрешен и родился от Девы Марии. Он очищал прокаженных, возвращал зрение слепым, воскрешал мертвых. Иисус – это Мессия, Слово Божье[24]24
  3:49; 3:45.


[Закрыть].

Бетси была поражена. Все пошло не по сценарию, и она не знала, что говорить дальше. Я решил ей помочь:

– Но Иисус не был Богом. Он просто человек.

Так я провел между нами «линию фронта» и стал ждать атаки.

– Ух ты! Ты знаешь об Иисусе гораздо больше, чем я думала. Вот здорово! Во многое из того, что ты сказал, я тоже верю, но я не во всем с тобой согласна. Не возражаешь, если я расскажу, как я это вижу?

Говорила она, как всегда, вежливо, но настойчиво и убежденно.

– Конечно, давай!

«Похоже, в самом деле будет интересно», – подумал я.

– Что ж… не знаю, знаешь ли ты, но я христианка.

– Ага, я так и подумал, – улыбнулся я, добавив про себя: «Бетси, да об этом вся школа знает!»

Она просияла улыбкой, явно довольная тем, что я разглядел в ней христианку.

– Мы верим, что Иисус – Сын Божий, и это для нас очень важно. Именно потому, что он Сын Божий и на нем не было греха, он смог снять с нас наши грехи.

В этом я тоже сильно сомневался, однако уже провел «линию фронта» и решил пока ограничиться вопросом о божественности Иисуса. «Пойдем шаг за шагом», – сказал я себе.

– Бетси, я не думаю, что Библия, какой мы ее знаем, и есть Слово Божье. Слишком уж сильно она менялась на протяжении истории. Но давай предположим, что я в это верю. Скажи мне, где в Библии Иисус говорит: «Я – Бог»?

Бетси задумалась. Смущенной или встревоженной она пока не выглядела, но ясно было, что она не может вспомнить. Через несколько секунд, еще не подозревая, в какую ловушку себя загоняет, она ответила:

– В Евангелии от Иоанна Иисус говорит: «Я и Отец – одно».

Именно такого ответа я ждал – и был к нему готов.

– Верно. Но там же, у Иоанна, Иисус молится о том, чтобы ученики его были так же едины между собою, как он един с Отцом. Из этого ясно, что он подразумевает под «единым». Он говорит о единстве духа и воли. Если бы имелось в виду, что «единый» – это одно существо, как он мог бы молиться о том, чтобы «едины» стали ученики? Не о том же он молился, чтобы они все слились в одного человека!

– Это верно, – задумчиво ответила она.

«Верно?» Я скоро камня на камне не оставлю от ее мировоззрения, а она просто соглашается? Ну и девчонка! Интересно, хоть чем-нибудь можно ее пронять?

– Знаешь, не могу вспомнить прямо сейчас, но, уверена, в Библии что-то об этом есть. Я посмотрю дома и потом тебе скажу.

– Конечно, Бетси, посмотри. Только ты ничего не найдешь. Иисус никогда не называл себя Богом, – возразил я. – Наоборот, из всего, что он говорил и делал, ясно обратное. Он терпел голод, жажду, одиночество, искушение. Он плакал и истекал кровью. И никогда не называл себя «Сыном Божьим», только «Сыном Человеческим». Очевидно, он был именно человеком!

Слушая меня, Бетси кивала.

– Да, согласна. Иисус – человек, но и Бог.

– Как же можно быть и человеком, и Богом сразу? Человек смертен, а Бог бессмертен. Человек ограничен, а Бог беспределен. Человек слаб, а Бог всемогущ. Быть человеком и значит не быть Богом, а быть Богом значит не быть человеком.

Тут Бетси замолчала надолго. Эта мысль явно заставила ее задуматься, и я решил ковать железо, пока горячо.

– В Евангелии от Марка говорится: когда Иисус пришел в Галилею, то не мог сотворить там никаких чудес. Понимаешь? Не «решил не творить чудеса», а не мог сотворить! Разве возможно такое, чтобы Бог не мог сотворить чудо? А когда женщина в толпе прикоснулась к нему, и он не знал, кто коснулся его? Разве Бог может такую простую вещь не знать?

Помолчав немного, чтобы дать ей переварить эти вопросы, я продолжал:

– Когда какой-то человек назвал его благим, Иисус ответил: не называй меня так, один только Бог благ[25]25
  Это ошибочное истолкование Мк 10:18 и Лк 18:19 повсеместно распространено в исламской полемической литературе. В обоих случаях Иисус вовсе не отрицает, что он благ.


[Закрыть].

Видишь? Он проводит границу между собой и Богом.

И в другой раз, когда говорит, что не знает, когда придет конец света – это известно только Богу. Иисус совершенно ясно дает понять, что он не Бог!

Бетси молчала. Очевидно, это ей еще никогда не приходило в голову. Я понял, что пора нанести последний удар:

– Бетси, если у тебя еще остались вопросы, просто вспомни, что у Иоанна Иисус говорит: «Отец мой более Меня». И я с Иисусом согласен. Бог действительно больше него. Наверное, и тебе стоит с ним согласиться.

Бетси не знала, что ответить. Я молча ждал.

– Даже не знаю, что сказать, – призналась она наконец. А затем перешла к уже известному мне маневру: – Вот что, я еще почитаю Библию и об этом подумаю. А пока не хочешь ли сходить на наш церковный спектакль? Я там тоже играю. Придешь?

– Звучит интересно. Но у меня еще нет водительских прав. Ты не против, если и мой папа придет?

– Конечно! Приводи кого хочешь, чем больше людей, тем лучше. Вот наше расписание. Когда решите, в какой день вы придете, дай мне знать.

И Бетси с улыбкой протянула мне флаер с расписанием спектаклей. На этот раз за ее улыбкой я увидел нечто другое. Кажется, мне удалось поколебать ее уверенность! Я улыбнулся в ответ.

Подробнее о взглядах мусульман на Иисуса читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 8: «Называл ли Иисус себя Богом?»

15. Врата небес и пламя ада

Приглашение в церковь очень меня обрадовало. До этого я был в церкви – католической – только один раз, и от этого посещения остались смутные, но очень приятные воспоминания. Честно говоря, не помню даже, как и почему я туда попал. Помню, там были несколько моих друзей, в том числе Бен и его родители – но ведь они тоже не были католиками. В какой-то момент весь наш ряд встал, все стали двигаться по проходу вперед, подходить к священнику и что-то брать у него. Я не знал, что делать, и тоже пошел вперед. Но тут мама Бена схватила меня за плечо и усадила на место. Я удивленно посмотрел на нее. Она энергично помотала головой: мол, «тебе нельзя». Я заметил, что священник, до того серьезный и торжественный, глядя на меня, с трудом сдерживает смех.

Никто не говорил мне, что протестантские церкви совсем не похожи на католические, так что я ожидал чего-то подобного. Первая баптистская церковь в Норфолке изнутри оказалась похожа на театральный или лекционный зал: просто ряды кресел и сцена впереди. Я решил, что, должно быть, все «церковное» происходит где-нибудь в другом месте.

Мы с Аббой сели на балконе, ближе к выходу. О чем будет спектакль, никто из нас не знал, однако Абба был рад, что я принял приглашение. Он сказал, что отказаться было бы невежливо и что это хороший повод и дальше вести с Бетси разговоры о религии. Он гордился тем, что я отстаиваю свою веру, и хотел помочь мне правильно понять христианский спектакль, который мы сейчас увидим.

Пьеса называлась «Врата небес и пламя ада»: как выяснилось, она излагала драматическими средствами христианскую концепцию спасения. Кстати, из этой пьесы я впервые узнал, что христиане называют учение о спасении Благой Вестью: до сих пор я думал, что так называются только книги об Иисусе[26]26
  «Евангелие» – по-гречески «благая весть». В англоязычной традиции как евангельские книги, так и учение о спасении называются одним словом: «gospel». В славянской традиции книги называются Евангелиями, учение о спасении – Благой Вестью, или Благовестием. – Прим. пер.


[Закрыть]. Через всю пьесу красной нитью проходила одна-единственная идея, выраженная без всяких обиняков: прими Иисуса как Господа – и ты попадешь на небеса, а если не примешь – отправишься в ад.

Перед нами проходили различные сцены человеческой жизни. История каждого персонажа оканчивалась тем, что он умирал и отправлялся, соответственно, в вечное блаженство или на вечное осуждение – в зависимости только от того, принял ли Иисуса. Образы пьесы особой тонкостью не отличались. Когда кто-то попадал в ад, сцена освещалась красными и желтыми прожекторами, из динамиков раздавалась громовая какофония, на сцену с ревом и грохотом вылетал сатана и утаскивал грешника в ад. Если же кто-то принимал Иисуса – на сцену выходили ангелы в блистающих одеждах и вели его, трепещущего от восторга, к белоснежной двери.

В последнем эпизоде к водителю подсел попутчик и заговорил с ним об Иисусе. Водитель признался, что совершил в жизни много зла и никогда не думал о Боге. Пассажир сумел убедить водителя, что он грешник и нуждается в Иисусе, и тот обратился к Иисусу с молитвой. Едва он закончил молиться, как случилась автокатастрофа. Оба погибли (в ознаменование этого на сцене и в зале драматически погас весь свет). А когда свет включился снова, заиграла прекрасная музыка, и ангелы повели водителя на небеса.

Не знаю, было ли это сделано намеренно, но определенно был смысл в том, чтобы поставить этот эпизод последним – прямо перед тем, как зрители сядут в машины и начнут разъезжаться по домам.

Едва мы пристегнули ремни безопасности и тронулись с места, Абба спросил:

– Ну, Набиль, что скажешь об этой пьесе?

– Абба, по-моему, это глупо. Ясно же, что они пытаются играть на человеческих эмоциях и страхах!

– С этим соглашусь, бейта, но, может быть, это как раз не так уж плохо. Мы и должны бояться ада и гнева Аллаха.

– Так что же, ты думаешь, что пьеса хорошая? – изумился я.

Абба рассмеялся.

– Этого я не говорил! Речь о другом: попытка напугать людей – далеко не самое плохое, что в ней есть.

– Да там вообще все неправильно! – заговорил я, собравшись с мыслями. – Чему они учат людей? Всю жизнь твори что хочешь, а перед смертью просто прочти молитву – и сразу отправишься на небеса!

– Верно, – кивнул Абба. – А что в этом не так? Какова цель религии?

– Цель религии – воспитывать хороших людей и улучшать общество. Если люди смогут делать все что захотят, то начнут потакать своим самым греховным желаниям, и общество рухнет. Получается, они просто выдают разрешение грешить! Стоит принять Иисуса – и даже Гитлер отправится на небеса!

– И поэтому… – подсказал мне Абба.

– Поэтому Америка живет так, как живет. Потому что христиане учат безответственности.

– Хорошо. Очень хорошо, бейта! Когда твоя подруга спросит в школе, понравилась ли тебе пьеса, так ей и скажи. Однако не оставляй ее с этим. Ложь обязательно нужно заменять истиной. Скажи мне, какова истина о суде?

– Аллах судит нас по тому, какой выбор совершаем мы в этом мире. Все, что мы делаем, записывают ангелы: ангел за правым плечом записывает все наши добрые дела, а ангел за левым плечом – дурные. Когда мы предстаем перед Аллахом, ангелы зачитывают вслух свои списки. Никто не может заступиться за нас на суде: ни наши родные, ни Иисус, ни сам Мухаммад! Аллах взвешивает наши добрые и дурные дела, и если добрые дела перевешивают, дарует нам райское блаженство.

Родители не уставали напоминать: когда настанет время, соберется вся семья и родные обсудят, на ком мне лучше жениться

– А что насчет христиан, Биллу? Они могут попасть в рай?

– Да. Коран говорит: если христианин или иудей верует в единого Бога и творит добрые дела, он попадет в рай[27]27
  5:69.


[Закрыть].

Стих из Корана, на который я сослался, служит предметом давних споров между мусульманами. Некоторые считают, что этот стих отменен более поздним, гласящим: «Того, кто приходит к Аллаху не путем ислама, Аллах не примет»[28]28
  3:85.


[Закрыть]. Другие, и среди них наш джамаат, примиряют эти два стиха, говоря, что слово «ислам» здесь не означает религию, а употребляется в своем первоначальном значении – «мир».

Толкование, конечно, несколько натянутое, но лишь в глазах тех, кто верит в учение об отмене. Суры Корана 2:116 и 16:101, по-видимому, учат, что Аллах может отменять старые разделы Корана, заменяя их новыми.

Учение об отмене – вера в то, что некоторые учения и стихи Корана были отменены, как правило, другими, более поздними кораническими текстами.

В традиционной мусульманской экзегезе существует раздел «Отменяющее и отменяемое», трактующий именно об истории и критериях таких «отмен». Некоторые исламские ученые считали, что до пятисот стихов Корана не должны приниматься во внимание, поскольку отменены более поздними стихами. Другие снижали число отмененных стихов до пяти. Так или иначе, большинство ортодоксальных направлений ислама верят в учение об отмене, хотя число отмененных стихов определяют по-разному.

Но некоторые мусульмане с этим не согласны; среди них и джамаат Ахмади. Эти мусульмане говорят: если какую-то часть Корана можно просто отменить, значит, Коран – не вечное слово Божье. Вместо этого они пытаются согласовать стихи, которые по виду противоречат друг другу, и подыскивают им разные истолкования, порой довольно натянутые. Основная проблема с этой точкой зрения состоит в том, что об отмене стихов Корана много говорится в хадисах.

Впрочем, всего этого я тогда не знал. Все, что я знал – что каждый, кто верит в единого Бога, может попасть в рай: так учит наш джамаат, и об этом ясно говорит по крайней мере один стих в Коране.

– Биллу, а в скольких богов верят христиане?

– Некоторые в одного, некоторые в трех.

– Верно, и Коран говорит, что лучше бы им оставить разговоры о «троице»[29]29
  5:73.


[Закрыть]. Так что я рад, что ты говоришь об этом с друзьями. Кто-то должен сказать им, по крайней мере, что Бог лишь один. А если кого-то из них ты сумеешь привести в ислам и в Ахмадият, будет еще лучше.

Но прежде, чем закончить разговор о спасении, он добавил торопливо:

– Только вот что: не проводи слишком много времени с этой девочкой! Девушки для тебя опасны, особенно в этом возрасте. Ты сейчас подобен огню, девушки – горючему. Даже если пока вы не чувствуете влечения друг к другу, стоит вам слишком сблизиться – и начнется пожар. Так уж устроен человек.

– Знаю, Абба, знаю! Ты уже говорил. Может быть, поговорим о чем-нибудь другом?

Об «огне и горючем» Абба и Амми вели со мной беседы постоянно. И не уставали напоминать: когда настанет время, соберется вся семья и родные обсудят, на ком мне лучше жениться. Если к тому времени мне понравится какая-нибудь девушка, мои родители поговорят с ее родителями и постараются устроить свадьбу. Если у меня никого не будет на уме, родители сами подберут мне подходящую жену. Но о том, чтобы ходить на свидания, да еще и с какой-нибудь американкой, разумеется, и речи быть не может! Это не в наших традициях.