Текст книги "Нежные щечки"

Супруги Тоёкава, полицейские из участка Энивы, местные пожарные, зашедшие посоветоваться о том, как лучше прочесывать лес в горах, – люди шли вереницей, сменяя друг друга. Касуми сидела уронив голову. Митихиро и Исияма взяли на себя заботу обо всем.

Прошла неделя. Юка так и не обнаружилась. Ни следов, ни единой зацепки. Девочка исчезла так внезапно, будто не обошлось без сверхъестественных сил. Норико с детьми вскоре вернулась в Токио. Митихиро и Исияма, которым нужно было возвращаться на работу, вместе с Рисой тоже были вынуждены уехать.

В день их отъезда Касуми сидела на бетонной лестнице перед домом, когда почувствовала, как сзади к ней приблизился Исияма. С тех пор как тот прекратил рыбачить, тело его перестало пахнуть рекой.

– Касуми!

Посмотрев Исияме прямо в лицо, Касуми произнесла:

– Что же делать? Куда она могла уйти? Что же мне делать?

– Будем искать. Я не сомневаюсь, что она жива. – Исияма взял ледяные ладони Касуми в свои руки.

– Да, будем искать.

Касуми обвела девственный лес усталым взглядом. Она чувствовала, что природа теряет энергию. Горы готовились к зиме. Вечерами температура резко падала. И каждый раз Касуми терзала мысль, что где-то замерзает Юка. Исияма был подавлен, видя, до какого изнеможения дошла Касуми.

– Послушай, что я хочу тебе сказать. Только не сердись.

– «Не сердись»?

Сил, чтобы сердиться, у Касуми не осталось. Она посмотрела на Исияму так, будто видела его впервые.

– На мне лежит ответственность за то, что Юка пропала. Я купил эту дачу и настоял на твоем приезде. Этого я вынести не могу.

– Не можешь?

Касуми посмотрела на изможденное лицо Исиямы.

– Да. Я не могу смотреть, как ты страдаешь. И мне невыносимо, что Норико таскают на допросы.

– О чем это ты?

– На наш счет есть… подозрения. Норико об этом дали понять в полиции. Норико настаивает, что ей ничего не известно, но если что-то просочится про наши отношения, ее заподозрят. Могут подумать, она из ревности что-то сделала с Юкой. Даже более того, все мы без малейших оснований попадем под подозрение. Поэтому я тебя прошу никому не говорить о нас с тобой. Норико тоже поклялась, что будет молчать.

Касуми подняла взгляд на Исияму:

– То есть притвориться, будто ничего не было?

– Я не говорил, что надо притвориться, будто ничего не было. Потому что – было. Я лишь прошу не говорить об этом посторонним. Иначе Норико попадет под подозрение. Мориваки-сан тоже может оказаться под подозрением. Начнется неразбериха, от которой все пострадают. Мне этого не вынести.

Касуми почувствовала, что Исияма уже все для себя решил. Она смотрела на месяц, висевший средь бела дня над вершиной вулкана Энива.

– То есть всему конец?

– Да не конец, сказал же тебе. Потому что я тебя люблю, – произнес Исияма, покосившись на дорогу – не идет ли кто.

Митихиро, взяв с собой Рису, ушел попрощаться с Идзуми.

– Что же делать? То есть мы не будем больше встречаться?

– Некоторое время мы не сможем видеться, – выдавил из себя Исияма. – Сама подумай, что я буду чувствовать при встрече с тобой, осознавая каждый раз, что это по моей вине ты потеряла ребенка? Ну, сама посуди. Мне этого не пережить. Пожалуйста, подожди немного!

– Подождать?! Как долго?

– Пока не найдем Юку. И я со своими делами не разберусь.

– С чем ты собрался разбираться?

– Я о Норико. Это займет какое-то время. Прости.

Исияма закурил и стал разглядывать маленький садик справа. Рядом с качелями валялась желтая пластиковая лопатка – игрушка Рюхэя. Яркая расцветка резала глаза.

– Ну что, подождешь? – спросил Исияма.

Касуми молчала, разглядывая свои кроссовки.

– Касуми-сан, подождешь? – снова взмолился Исияма.

– А чего ждать? – Касуми заглянула в ошарашенное лицо Исиямы.

– Как чего? Меня подождешь?

– А что будет со мной, пока я буду ждать? Ты не можешь мне помочь сейчас, так какой смысл ждать? – пробормотала Касуми, качнув головой. – Я не могу ждать, пока что-то, возможно, как-то да сложится в будущем. Я и раньше не ждала и впредь ждать не буду. У меня есть только «сегодня».

– Да уж, – вздохнул Исияма. – Ты такая.

– Если ты сейчас не можешь быть со мной, то мне остается только искать Юку.

– Не могу. Извини. У меня еще есть семья.

Ей показалось, что он всхлипнул, но она не посмотрела на него. Послышались звуки шагов и голоса. Митихиро с Рисой возвращались обратно. Исияма, не произнеся ни слова, зашел в дом.

Мужчины и Риса во второй половине дня улетели. Касуми осталась одна на опустевшей даче. Она планировала пробыть здесь еще месяц. «Бедная Юка, – думала Касуми, – вернется, а меня тут нет». С наступлением сумерек она обошла все комнаты, одну за другой. Из темных углов ей слышался шепот дочки: «Мамочка, мама!» Неужто девочка вздумала поиграть с ней в прятки? Несколько раз Касуми, не сдержавшись, засмеялась, окликая дочь: «Скорее выходи!» Последней была комната в четыре с половиной дзё, та самая, сбоку в прихожей. Касуми не заходила сюда с того самого вечера. Она прислонила ухо к двери. Из комнаты доносилось тяжелое дыхание Исиямы и ее собственное. В тот момент она подумала, что это их мир, новый мир, принадлежащий только им двоим. Она ведь жила только ради этого. Оторвавшись от двери, Касуми застонала. Как же она любит Исияму! Как же она любит Юку!

Зазвонил домофон. Очнувшись и заметив, что стоит в прихожей одна, Касуми решила, что вернулась Юка. Она утерла слезы – в душе теплилась крохотная надежда – и широко открыла дверь. На фоне темно-синего сумеречного неба стояло семейство Тоёкавы. Его жена – с короткой, как у мужчины, стрижкой, в пиджаке грубого мужского покроя, на лице ни грамма косметики, бесцеремонная на вид – произнесла низким сочувственным голосом:

– Все ваши разъехались. Мы подумали, что вам тут одиноко, вот и зашли.

– Спасибо, – ответила Касуми с нескрываемым разочарованием.

– Может, поужинаете с нами? – пригласил Тоёкава – мужчина с глазами, как у сына.

Тоёкава явно был не дурак выпить – судя по его иссиня-черной, толстой, как у кабана, шее. Позади них, покорно склонив голову, стоял их сын.

– Большое спасибо, но я не в настроении.

– Да, мы понимаем. Ну ладно, мы вам что-нибудь принесем.

Касуми решительно отказалась.

– По правде говоря, мы завтра уезжаем. Сейчас как раз сезон, мы решили дачу продать. Конечно, после того как Юка-тян пропала, это будет сделать труднее, но мы все равно настроены продать, вы уж не обижайтесь, – выдавил из себя Тоёкава.

– С какой стати?

– Ну как же, Юка-тян вернется, а тут никого из знакомых нет, жалко же.

Лицо парнишки исказила печальная гримаса. Неожиданно на глаза Касуми навернулись слезы. Вот почему им было все равно, когда в саду нашли труп собаки, – потому что они думали продавать дачу. Потому что они не собирались оставаться здесь, когда выпадет снег. С наступлением зимы здесь останутся лишь несколько заброшенных домов. Ей удалось сбежать из своей деревни, но она потеряла Юку в этом пустынном месте. От жалости к дочери слезы все лились и лились из ее глаз. Она впервые рыдала на людях. Семейство Тоёкава, переглядываясь между собой, продолжало стоять в нерешительности, не зная, как поступить. В конце концов они ушли.

Вечером после того, как она поговорила с Митихиро, позвонил Исияма. Звонил он, видимо, с общественного телефона – из трубки доносились посторонние мужские и женские голоса, слышался шум машин. Касуми с ностальгией вслушивалась в звуки Токио.

– Тебе там не одиноко?

– Все в порядке, – соврала Касуми.

– Я ужасно подавлен. Чувствую свою ответственность перед Юкой. И перед тобой. Не знаю, как с этим быть. Бросил рыбачить и курить. Решил, что должен сделать что-то, что мне сделать непросто. Дурак я?

– Да нет. Как Норико?

– Ходит как в воду опущенная. Со мной почти не разговаривает. Она тоже по-своему зла на меня за то, что ты по моей вине так страдаешь.

– Думаешь?

– Уверен. Никто не может меня простить, – печально сказал Исияма.

– Я об этом даже не думала.

Касуми и в голову не приходило прощать другого или быть прощенной. Для нее единственным напарником была она сама.

– Спасибо и на этом. В любом случае я буду ждать, когда найдется Юка-тян и когда тебе станет лучше.

Касуми сказала «спасибо» и повесила трубку. Она снова подумала, что в словах нет никакого смысла, если Исияма не собирается искать Юку вместе с ней.

Ежедневно у Касуми был один и тот же график: она ходила на поиски Юки в близлежащие горы и ездила в полицейский участок Энивы узнать, нет ли какой-нибудь новой информации. В отделение ее отвозил и привозил обратно Мидзусима на своем «джимни». Так прошла неделя. Однажды прохладным утром Касуми стояла на дороге перед дачей, ожидая машину. Мидзусима появился позже обычного. Рядом с ним в машине сидела жена Идзуми, Цутаэ, одетая в ярко-красную блузку. Женщина вежливо поприветствовала ее, не выходя из машины. Касуми несколько раз встречалась с женой Идзуми и каждый раз думала, что, мол, за странная женщина. Было ей за шестьдесят, но выглядела она обворожительно. Ей, похоже, было абсолютно все равно, что происходит в окружающем мире. Из интересов – уход за садом и стряпня. Зимой она все свое время посвящала рукоделию, никуда не выходя из дома. Цутаэ привела Митихиро в ярость, когда при нем, будто о совершенно постороннем человеке, пробормотала: «Интересно, где ее закопали?» И это было сказано о девочке, которая исчезла из дачного поселка, где она сама жила! Касуми была в недоумении, увидев эту самую Цутаэ-сан. Мидзусима вышел из машины и учтиво извинился.

– Касуми-сан, вы уж простите, пожалуйста. Тут такое дело. Я должен отвезти госпожу Цутаэ в Саппоро. Босс за вами приедет. Вы не против, если он вас отвезет?

Она кивнула, и машина с двумя пассажирами, на большой скорости развернувшись на сто восемьдесят градусов, уехала. Цутаэ радостно улыбалась и кланялась на прощанье. «Можно было бы и по телефону все уладить. Подбросили бы ее к берегу, а там бы уж она как-нибудь сама разобралась», – занервничала Касуми, не понимая, что происходит. Ей даже пришло в голову, что, возможно, Цутаэ просто захотела с ней повидаться, вот и приехала. Касуми недоуменно склонила голову набок: «До чего же странно ведет себя эта женщина». Она вернулась в дом, переоделась потеплее. Снова раздался звук приближающегося автомобиля. На этот раз за рулем сидел Идзуми. На нем была черная куртка-пуховик, и выглядел он сегодня моложе обычного.

– Садитесь, Касуми-сан! – крикнул Идзуми, открывая дверь своего внедорожника.

– Извините за хлопоты.

Касуми забралась на переднее сиденье. Идзуми, не трогаясь с места, посмотрел на профиль Касуми.

– У вас есть водительские права?

– Нет, нету.

– Ну, на мопеде, если потренируетесь, думаю, сможете ездить. Я в полицию докладывать не буду.

– О чем это вы?

– Я вам дам свой старый мопед «Каб». Вы, пока здесь, сможете на нем ездить.

– Спасибо, но почему?

– Жена ревнует. Боится – переманите. Так что теперь никак не получится вас отвозить.

Потрясенная Касуми смотрела на Идзуми. У нее пропала дочь, а Цутаэ ревнует ее к мужу? Это что же такое происходит?

– Но меня же возит Мидзусима-сан! – произнесла Касуми, и только тут до нее дошло, что речь шла вовсе не об Идзуми: Цутаэ ревновала ее к Мидзусиме.

Со страдальческой миной на лице Идзуми тронулся с места. Когда они проехали мимо опустевшей дачи Тоёкавы, Идзуми снова обратился к ней:

– Я что хочу сказать, Касуми-сан… Для меня это такой шок, что ваша дочка исчезла. Мне правда очень жаль, что это произошло в моем дачном поселке. Я готов взять на себя ответственность за произошедшее.

Касуми плохо представляла, каким образом Идзуми собирался брать на себя ответственность. К тому же она не понимала, почему вообще он чувствует свою ответственность. Она лишь осознавала, что исчезновение Юки доставляет Идзуми как владельцу дачного поселка столько же хлопот, сколько и труп собаки, найденный в саду у Тоёкавы. Машина спустилась с горы и выехала на дорогу. Когда они приблизились к побережью, Идзуми со вздохом спросил:

– Интересно, Исияма-сан будет продавать дачу?

– Посмотрим. Я не знаю.

Идзуми бросил на Касуми взгляд, говорящий: «Да не может быть, чтобы ты да не знала». Лицо Касуми оставалось невозмутимым. Идзуми, похоже, обладал каким-то особым чутьем. Весь оставшийся путь до полицейского участка Касуми сидела, повернувшись к окну. Больше в том году случая поговорить с Идзуми так и не представилось.

После того как к ней в руки попал мопед, Касуми показалось, что она освободилась. Она ежедневно наматывала километры по горным дорогам, объезжала дома в округе, чтобы поговорить с жильцами, не переставая удивляться, откуда только у нее берутся на все силы. Иногда она бросала мопед и бродила в поисках Юки по лесным тропам, которые природа, готовясь к зиме, стремительно заносила осенней листвой, под ногами похрустывала подмерзшая земля. Дикие леса Хоккайдо, его морозный воздух – все это было ненавистно Касуми, и эта земля мстила ей.

В один из дней Касуми, как обычно, заехала в полицейский участок Энивы. Следователь по имени Асанума, отвечающий за расследование, окликнул ее, приглашая зайти в его маленький кабинет:

– Мориваки-сан, можно вас на минутку?

– Какие-то новости?

Асанума, поняв, что дал Касуми надежду, сконфуженно поскреб щеку, но при этом в его взгляде сквозило любопытство.

– Тут такое дело. Один человек утверждает, что знает девочку на Хоккайдо, точь-в-точь похожую на Юку-тян.

– Где? – воодушевилась Касуми.

– В округе Румой есть такая деревушка, Кирай…

Глядя на остолбеневшую Касуми, Асанума продолжал:

– Только было это тридцать лет назад.

Это же она сама! Она ведь тоже, глядя на Юку, не раз ловила себя на мысли, что дочка похожа на нее в детстве как две капли воды, что дети поворачивают время вспять. Вот и теперь давно прошедшее время вернулось к ней. Касуми стояла в полной растерянности.

– Это же вы, не так ли?

– Да.

– Вы оттуда родом? Прописка-то у вас в Нагано, поэтому я был уверен, что вы оттуда.

– Я после замужества там зарегистрировалась, по месту прописки мужа, а родилась я в округе Румой.

– Вот оно что! Человек, который нам позвонил, сказал, что много лет назад из деревни пропала девушка, похожая на исчезнувшую девочку.

– Не сложилось у меня там… – запинаясь, пробормотала Касуми; уж не ее ли родители позвонили, занервничала она. – Я ни разу там не была с тех пор, как окончила школу.

– Конечно, конечно. Да вы и не такой человек, чтобы сбегать из дома.

– Это не совсем так. А как звали того, кто вам позвонил?

Асанума назвал какое-то обычное, ни о чем не говорящее Касуми имя. Она вздохнула с облегчением, что звонок был не от родителей, но вместе с тем почувствовала досаду, что родина, брошенная ею много лет назад, дала о себе знать таким неожиданным образом.

– Вы, пожалуйста, не говорите ему обо мне.

– Конечно, конечно. А вот с родителями вы нехорошо поступили, я так думаю. А то ведь как аукнется, так и откликнется.

Касуми впервые задумалась о том, что для родителей она была как исчезнувшая Юка для нее. Как аукнется, так и откликнется. Вот что, оказывается, люди думают о таких, как она. Это открытие далось ей тяжело.

Через несколько дней, перед отъездом в Токио, Касуми ехала на мопеде по дороге, идущей вдоль берега Сикоцу. Неожиданно она будто кожей ощутила присутствие воды и обернулась в сторону озера. Все было как всегда: тишь да гладь, ни единой волны. Возможно, среди останков леса, что лежат на дне озера, живет теперь и ее Юка. Как рыбка, которую ловил Исияма. Эти неожиданные образы раньше не приходили ей в голову. Она знала, что полицейские из Энивы тралили дно, но Касуми все время была уверена, что Юку кто-то похитил и удерживает силой.

Касуми остановилась на обочине дороги и, стараясь унять сердцебиение, смотрела на озерную гладь. Чем дольше она смотрела на воду, подернутую мелкой рябью, тем страшнее становилось ей от огромности этого водного пространства. Невыразимый словами гнев, будто тошнота, подкатил к горлу. Неожиданно для самой себя Касуми бросилась вниз по склону к берегу и стала яростно топтать мокрый песок. Ну почему это должно было случиться с ее Юкой?! Неужели потому, что, как сказал Асанума, она бросила в свое время родителей? Или потому, что тайно встречалась с Исиямой? И если дочь отняли у нее за ее собственные грехи, то ей ничего не остается, как биться до последнего.

Касуми подобрала камень у самой кромки воды и швырнула его в озеро. Камень улетел недалеко, и почти беззвучно вода поглотила его. Касуми показалось, что это говорит о ее бессилии, и она стала кидать камни один за другим, один за другим…

Я здесь совсем одна. Юка где-то тоже совсем одна.

В конце концов гнев уступил место огромной печали. Касуми упала ничком на землю, усеянную галькой, и горько зарыдала. Этот момент стал началом ее скитаний.

Глава 3. Скитания

1

Касуми с облегчением подняла взгляд, когда они вынырнули из темноты и грохота тоннеля. Поезд приближался к станции «Накано» на ветке метро «Тодзай». Появившееся в окне небо было таким пасмурным, что можно было легко ошибиться, решив, что уже наступил вечер. Дождь молотил в окно крупными каплями и ручьями стекал по стеклу. Казалось, все кругом с треском лопается под ударами дождя – такой он был силы. Поезд проскользнул к платформе, стряхивая с себя дождевые капли. Летний ливень застал Касуми врасплох. Пробираясь к выходу, она размышляла о том, что надо бы купить зонт. Хотя от такого дождя никакой зонт не спасет – промокнешь до нитки. На станции, сбежав по лестнице, она бросила взгляд на часы. Было уже больше пяти. Как бы ей ни хотелось переждать дождь под навесом, но время не позволяло. Сначала нужно было уладить кое-какие дела, а потом ехать за Рисой в клуб продленного дня в Мусасисакаи. В такие моменты ей становилось жалко себя: щемящее чувство, что в ее жизни нет ни времени, ни покоя.

Касуми купила в киоске голубой виниловый зонт. На ладони, что держала зонт, поблескивала белая пыльца. Касуми потерла одну руку о другую, пытаясь стряхнуть пыльцу – та поскрипывала, как, бывает, поскрипывает рисовая мука. С дешевым зонтиком в руке она нерешительно мялась под навесом станции. Ливень был таким сильным, что брызги долетали и сюда – вокруг были лужи. Прохожие с криками забегали под навес, промокшие с головы до пят, будто их окатили ушатом воды. «Лучше переждите!» – посоветовал мужчина средних лет, заметив сомнение на лице Касуми. Лишь на мгновение лицо ее смягчилось, но тут же снова напряглось, как у канатоходца. С тех пор как пропала Юка, это странное выражение, начисто лишенное радости, будто приклеилось к ее лицу.

Вытянув шею, Касуми посмотрела на небо. Дождь, похоже, не собирался униматься. Можно было бы легко все уладить, просто взяв такси. Увы, в деньгах она была ограничена так же сильно, как и во времени. Правда, сегодня было одиннадцатое число, и это окончательно разрешило ее сомнения. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, нужно было, даже взяв такси, пошевеливаться. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, поскупившись сейчас, она, возможно, будет раскаиваться позднее. Именно потому, что сегодня было одиннадцатое, она решила сама поехать за Рисой в клуб продленного дня, хотя в этом не было никакой необходимости – острая потребность души, причина которой лежала в том непоправимом, что случилось много лет назад. Раскрыв только что купленный зонт, Касуми направилась к стоянке такси, и с каждым шагом уверенность, что она приняла правильное решение, крепла.

Через несколько минут такси остановилось перед зданием с надписью «Накано коопорасу» – домом, где раньше жила Касуми. Она попросила водителя подождать и зашла в подъезд. Все в этом доме, где она прожила восемь лет после замужества и откуда переехала лишь два года назад, было до боли знакомым. Всего восемьдесят четыре квартиры. Она до сих пор помнила не только код почтового ящика, но и код отсека, где стояли мусорные баки. Трехкомнатная квартира не была такой уж просторной, но зато сам дом находился близко от станции «Накано», и ей с Митихиро было удобно добираться до работы.

Касуми бросила взгляд на почтовый ящик с номером квартиры, где она когда-то жила. Ей нестерпимо захотелось заглянуть внутрь: не пришло ли чего-нибудь важного. Знакомый консьерж, видимо, уже ушел домой: его окошко было занавешено выцветшей белой хлопчатобумажной шторкой. Быстренько убедившись, что никого нет, Касуми набрала код и приоткрыла металлическую дверцу ящика. Внутри лежали только рекламные буклеты и листовки. Разочарованная, она закрыла ящик.

Рядом с комнатенкой консьержа висела доска из пробкового дерева, на которой жильцы вывешивали объявления. Касуми посмотрела на маленький кусочек бумажки, приклеенный в самом углу. Лаконичный текст, набранный на фотонаборном аппарате и откопированный. Как это бывает с объявлениями о похоронах, будто говорящих «тронешь – будешь наказан», никто не рискнул сорвать его или подписать что-нибудь неприличное. Ни грязи, ни пятен – объявление выглядело точь-в-точь как месяц назад. Вид бумажки, прочно приклеенной к доске и не претерпевшей никаких изменений, привел Касуми в уныние. Каждый месяц одиннадцатого числа она приходила сюда поменять объявление и справиться у консьержа, нет ли новостей. Консьерж, раньше из жалости частенько беседовавший с ней, в последнее время стал ее избегать. Люди ко всему привыкают. Касуми размышляла о человеческом равнодушии то ли с печалью, то ли с чувством неизбежности.

Юка-тян!

Папа и мама переехали по адресу, указанному ниже.

Мы тебя очень ждем, обязательно свяжись с нами.

Мусасино, Сакаимати 6—3–6

Телефон: 0422—36—00ХХ

Мориваки Митихиро

Касуми

Риса

Хлопнула входная дверь. Шум ливня и запах сырости заполнили подъезд. Касуми обернулась. Женщина в красном плаще, с маленьким мальчиком за руку, слегка поклонилась ей в знак приветствия.

– Ну и ливень! – обратилась она к Касуми, складывая зонт.

– Да уж.

Капли дождя стекали с ее зонта – на кафельном полу моментально образовалась лужа. Капало даже с плаща.

– Извините, это ваше? – раздался шепот за спиной у Касуми; та поправляла кнопки, на которых держалось объявление.

– Да. Моя фамилия Мориваки. – Касуми повернулась к женщине.

Та разглядывала ее с нескрываемым любопытством.

– А как это случилось? Я переехала сюда в прошлом году и все время обращаю внимание на ваше объявление.

– Моя дочка пропала без вести на Хоккайдо.

Ахнув, женщина схватилась за грудь.

– На Хоккайдо?

Бесстрастным голосом Касуми произнесла, как заученный, текст:

– На Хоккайдо. Мы гостили у знакомых на даче неподалеку от Сикоцу. Однажды утром дочка неожиданно исчезла.

– Какая жалость! А сколько было вашей девочке?

– Пять лет.

– А что же полиция?

– Естественно, объявили в розыск. Даже привозили собак-ищеек, но так и не нашли.

– Может, несчастный случай?

– Так и не выяснили – несчастный случай или преступление.

– А… – женщина запнулась, – а когда это случилось?

– Четыре года назад. Мы в этом доме жили, но потом, в позапрошлом году, решили переехать. Вот повесили объявление – подумали, бедная девочка вернется, а нас никого нет.

– Да уж. – Молодая женщина крепче сжала детскую ладошку, будто испугавшись, что сын может вот прямо сейчас исчезнуть; в глазах у нее стояли слезы.

– Консьерж – очень хороший человек. Разрешил нам повесить объявление. Так что я каждый месяц одиннадцатого числа прихожу проверить, висит или нет.

– Одиннадцатого? – Женщина озадаченно посмотрела на нее.

– Да, дочка исчезла одиннадцатого августа. Сегодня одиннадцатое июля, так ведь? То есть через месяц, одиннадцатого августа, будет ровно четыре года. Дочке уже исполнилось девять.

Женщина, не промолвив ни слова, кивнула с горечью на лице. «Если бы была жива». Касуми прекрасно знала, о чем она подумала. «Если бы была жива». Касуми понимала – эти слова запретны в общении между людьми. Никто не верил, что Юка жива. Только Касуми верила. Теперь, как никогда, она не просто была уверена, она почти веровала в это. И эта вера определяла все ее поступки, придавала ей силы. Сначала, после исчезновения Юки, в дни скорби, Касуми жила только надеждой, но надежда была чем-то эфемерным, готовым исчезнуть во тьме беспросветного отчаяния.

– Не знаю, где она сейчас, но уж буквы читать наверняка может. Все-таки третий класс.

Слова Касуми привели женщину в замешательство, и она как-то неопределенно кивнула.

– Дай бог, найдется.

– Если что-то узнаете, позвоните, пожалуйста, по этому телефону.

– Да-да, конечно.

На лице женщины отразилось облегчение, будто она освободилась от какого-то груза. Касуми, сделав вид, что не заметила, вышла из подъезда. Струи дождя стали размеренно-спокойными, но вместе с утраченной мощью исчезло и предчувствие, что он вот-вот может прекратиться. Вечер обещал быть дождливым.

Касуми нырнула в ожидающее ее такси.

– На светофоре налево, – попросила она.

Машина тронулась с места. Касуми прислонилась лбом к стеклу и стала смотреть на темную, мокрую от дождя дорогу, полную воспоминаний: вот она сажает Юку на велосипед и они едут в детский сад, вот она едет забирать Юку из сада. Было и еще одно воспоминание. По этой дороге, сев на велосипед, она мчалась на короткие свидания с Исиямой.

– Подождите здесь, пожалуйста! – попросила остановиться Касуми перед кирпичным зданием, какие обычно сдаются в аренду под небольшие бизнесы.

Не раскрывая зонта, она вбежала внутрь. В небольшом холле с лифтом стены были увешаны вывесками разнообразных питейных заведений и парикмахерских. Сбоку скромно висело объявление, идентичное объявлению в их доме в Накано. Без единого пятнышка. Среди всех этих вывесок бумажка выглядела как инородное тело – от нее веяло одиночеством.

В этом здании на самом верхнем этаже находился детский садик. Юка ходила сюда три года. «Ребенка нельзя расстраивать. Что, если Юка по детской своей памяти вздумает прийти сюда?» – размышляла Касуми. Вернувшись в такси, она прочла на лице водителя, видимо наблюдавшего за ней, немой вопрос:

– Потеряли что-то?

– Можно и так сказать, – неопределенно ответила Касуми, а про себя подумала, что так оно и есть.

Она все это время искала потерянное четыре года назад. И случилось это потому, что, пытаясь жить мимолетным настоящим, она допустила мысль, будто можно забыть о своих детях, отречься от них. Почувствовав тяжелый комок в груди, она вздохнула. Любой незначительный предлог – и ее мысли начинали тщетно вертеться по одному и тому же кругу.

– Или кошка сбежала? – беззаботно встрял в ее размышления водитель.

Касуми уставилась на непрерывно двигающиеся дворники на лобовом стекле. Она сама уже не очень осознавала, кто и что потерял и что она ищет. Определенно, она искала свою дочку по имени Юка. Но сейчас, четыре года спустя после исчезновения девочки, она понимала, что потеряла что-то еще, не только Юку. А что – не знала.

– Я поеду по шоссе Ицукаити, – быстро пробормотал водитель, почувствовав, что спросил что-то лишнее, и погрузился в молчание; в наступившей тишине Касуми закрыла глаза. – Вас к какому выходу станции подвезти?

Похоже, усталость дала о себе знать, и она задремала. Такси уже подъезжало к Мусасисакаи. Она поднесла часы к лицу, так чтобы на них падал свет уличных фонарей, – было уже больше шести. Касуми объяснила, где находится здание клуба продленного дня, и попросила таксиста подождать ее. Касуми корила себя: доехала в комфорте, раскошелившись на такси, а из-за пробок все равно опоздала. Она часто ругала себя за то, что Риса была для нее второстепенной, не главной, и все ее мысли – о Юке.

Касуми торопливым шагом зашла в здание. Риса с ранцем за спиной ждала ее в прихожей, раздраженно переминаясь с ноги на ногу. Все дети уже разошлись, она осталась одна. Касуми коснулась коротко постриженных волос дочки. Риса ходила в первый класс. Она была худенькой и по-мальчишески резвой. В ней не было Юкиной проницательности. Да, Касуми украдкой сравнивала их и ничего не могла с собой поделать. В такие минуты она думала, как бы все было гармонично, если бы Юка была с ними. От Рисы исходил какой-то молочный запах, словно от молочного супа-рагу, которым часто кормят детей в садах и школах. Это был почти забытый ею запах. Касуми замерла, охваченная воспоминаниями. Дети, по утрам пахнувшие так по-домашнему, к вечеру пропитывались запахами детского сада. Юка, ходившая в эту же группу продленного дня, не была исключением. Правда, от Юки зачастую пахло сладостями, которые дети получали на полдник. Это было еще одним мучительным воспоминанием.

– Мамочка, там дождь. Где зонт? – надула губы Риса.

– Не волнуйся, я на такси. Иди в машину.

– Почему? – Риса бросила на мать беспокойный взгляд. – Почему я должна идти в машину без тебя?

– Мне надо поговорить с учительницей.

– О чем?

– Сегодня одиннадцатое число. Ты знаешь, о чем.

– А, про Юку-тян?

Одиннадцатое число было для их семьи особенным днем. Риса, перегнавшая по возрасту старшую сестру на момент ее исчезновения, стала звать ее Юка-тян. Касуми иногда не находила слов, настолько все это было странным. Риса с покорным видом направилась к такси. С тех пор как Риса стала осознавать окружающую действительность, она научилась понимать: в их жизни все, что касалось исчезнувшей сестры, было на первом месте.

Все в детском корпусе клуба было маленького размера: и шкафчики для обуви, и деревянные настилы. Касуми разулась, чувствуя себя великаном в детском царстве. Надела тапочки для посетителей и направилась в учительскую, расположенную в глубине помещения. В комнате оставались только два преподавателя. Касуми обратилась к работающей здесь не на полную ставку старшей преподавательнице, которую знала в лицо.

– Сэнсэй[12]12
  Сэнсэй – почтительное обращение к учителям, врачам, ученым, а также зачастую просто к уважаемым людям, старшим по возрасту.


[Закрыть], сегодня одиннадцатое число. Новостей ведь нет никаких, так?

– Одиннадцатое? – Одетая в спортивный костюм молодая учительница лет тридцати в растерянности бросила взгляд на расписание, вывешенное на доске, и перевела взгляд на коллегу. – Что там у нас одиннадцатого?

Касуми увидела, как коллега стала подавать старшей преподавательнице знаки глазами.

– Сегодня день, когда исчезла моя старшая дочка Юка.

Юка исчезла, когда еще ходила в детский сад, так что она не имела никакого отношения к этому корпусу, где была расположена группа продленного дня. И все же Касуми не могла удержаться от того, чтобы каждый месяц не спрашивать, нет ли каких новостей.

– А! Нет, ничего не было. За этот месяц ничего. Извините, что я не сразу поняла, о чем вы.

– Ничего, ничего. Я так, на всякий случай. До свидания.

– До свидания.

Ну отчего все вздыхают с облегчением, даже голос и выражение лица меняются, стоит закончить разговор о Юке, будто они освободились от чего-то мрачного? Радуются, что могут вернуться из тьмы безнадежности, которую увидели краешком глаза, к понятной им обыденности, светлой и спокойной? И значит ли это, что обыденность Касуми и ее семьи состоит из тьмы?