Текст книги "«СВЕТ и ТЕНИ» М. И. Кутузова. Часть I"

Глава 15. Австрийская кампания русских началась!

Пока Наполеон готовился разобраться с главным австрийским стратегом генералом-квартимейстером Макком фон Лайберихом на берегах Дуная, гвардия русского царя-самодержца прямо со смотра на Измайловском плацу Санкт-Петербурга бравым маршем под началом царского брата Великого князя Константина Павловича двинулась в поход на запад. Вслед за гвардейскими полками Северную Пальмиру покинул и сам Александр I. Его сопровождала свита в лице обер-гофмаршала графа П. А. Толстого, генерал-адъютантов – сына влиятельной статс-дамы Ш. К. Ливен (воспитательницы младших сыновей императора Павла I – Николая и Михаила), начальника императорской Военно-походной канцелярии, генерал-майора, графа Х. А. Ливена 2-го (по мнению многих современников – фактического военного министра на ряду с юридическим – генералом от инфантерии С. К. Вязмитиновым, бывшим вице—президентом Военной коллегии) и помощника начальника императорской Военно-походной канцелярии, генерал-майора, князя П. М. Волконского, управлявшего министерством иностранных дел Адама Чарторыжского (Чарторыйского) и тайных советников – сенатора, заместителя министра внутренних дел, графа П. А. Строганова (1774—1817) с Новосильцевым.

…Между прочим, сразу после драматической смерти-гибели своего отца Павла I Александр I начал очень продуманно расставлять на ключевые военные посты угодных ему людей. Напомним, кстати, что его непредсказуемый батюшка за 4 года своего правления сумел убрать из армии неугодных ему 7 генерал—фельдмаршалов, 363 генерала, 2156 офицеров! При этом молодой император при расстановке кадров ориентировался на старых военачальников и руководствовался принципом старшинства службы. На важные административные и командные посты в полевые войска назначались екатерининские «орлы и орлята» И. В. Гудович, М. И. Кутузов, И. И. Михельсон, А. А. Прозоровский, М. Ф. Каменский, Ф. Ф. Буксгевден и др. – вояки разной степени военного дарования, но пороху понюхавшие и накушавшиеся горького солдатского хлеба сполна. Был даже возвращен в 1803 г. на службу и восстановлен в должности инспектора артиллерии фаворит прежнего царя А. А. Аракчеев, который в дальнейшем пользовался абсолютным доверием императора, что вызывало зависть многих царедворцев. В целом состояние дел в русской армии было отнюдь не простым. По сути дела она мало чем отличалась от «шагающе-марширующей машины» императора Павла I – ярого поклонника прусских армейских порядков. И все же, увеличилось количество пехотных частей и сформировано двенадцать новых мушкетерских, три егерских, шесть драгунских, два уланских, один гусарский полк, а также один пионерный и один понтонно—артиллерийский полки. Примерно на 25% была увеличена численность инженерных подразделений. Были усилены егерские части (за счет увеличения численности личного состава в полках) и предпочтение стало отдаваться легкой кавалерии – гусарам и уланам, эффективно используемым для разведки, боевого охранения и действий в отрыве от главных сил. Увеличение драгунских полков (кавалерия общего назначения – «ездящая пехота») было достигнуто за счет уменьшения числа элитных ударных подразделений (кирасир). Недостаток численности регулярной кавалерии по отношению к пехоте, должен был компенсироваться наличием иррегулярной конницы, основу которой составляли казачьи войска. Преобразования не затронули полевую организацию и боевую подготовку войск, которые по—прежнему руководствовались павловскими уставами. Только во время войны в полевых армиях предполагалось произвольно механически соединять части различных родов войск. Такой подход имел массу недостатков, явственно обозначившихся уже в военное время. Но несмотря на господство в александровской армии отцовского «плац—парада» были в ней и явные плюсы! В армейских полках все еще служило немало солдат и офицеров, свидетелей и носителей славных суворовских традиций («чудо—богатырей»), в частности, матерых ветеранов его легендарных Италийского и Швейцарского походов. Она являлась профессиональной (служба продолжалась 25 лет) и поскольку большинство инородцев освобождались от службы в регулярной армии, то в основном она была православной по вероисповеданию – русские, украинцы, белорусы. Правда, крайне тяжелые условия службы, жесткая дисциплина и суровые наказания за провинности приводили к частым побегам, к тому же, в войсках была высокая смертность из—за скудного питания. Господствовавшая в российской армии полковая система, накладывала на армейские порядки особый дух, когда каждый, от нижнего чина до полковника или генерала, ощущал себя членом определенной полковой семьи. Это позволяло создавать и поддерживать специфические традиции и обычаи, присущие как всей армии в целом, так и определенному полку. Принадлежность к полку и полковая артель (ведение общего хозяйства) воспитывали дух полкового и боевого товарищества, честь полкового мундира, что было не просто словами. Элиту армии составляли гвардейские полки, где проходили службу на офицерских вакансиях представители российской аристократии и богатые дворяне (бедные за неимением средств переводились в армейские полки), а нижние чины подбирались из крепких и высоких солдат хорошего и благонравного поведения. Особый род войск представляли иррегулярные формирования, служившие по образцу донских казачьих полков: кроме донцов, черноморские, терские, астраханские, бугские, чугуевские, уральские, оренбуржские, сибирские казаки, а также национальные полки башкир, калмыков, тептярей, мещеряков, крымских татар и др. Эти иррегулярные полки, по существу, являлись настоящей легкой конницей, так как, в отличие от регулярной кавалерии, не имели колесных обозов, были неприхотливы в походах и использовали дедовскую тактику степняков, необычную для европейских армий. В целом, начатые при новом императоре преобразования, вряд ли их можно назвать реформами, носили косметический характер и не затрагивали укорененных Павлом I прусских основ военного дела в России. Прежний армейский бытовой уклад, плац—парадность, красота строя и равнения в рядах, шагистика и муштра продолжали господствовать и определять повседневную жизнь войск в начале нового царствования. Выправка и маршировка были на высоком уровне, а вот готовность к боевым действиям – тем более, с законодателями новых военных тенденций в Европе французами – оставалась под большим вопросом. Тем более, что Александр I излишне ориентировался на предшествующие успехи, добытые русскими штыками для его бабки и отца, чем на объективную оценку. В военной сфере молодой император продолжал находиться в плену представлений, внушенных ему отцом. Армия ему представлялась как идеальный марширующий механизм, четко исполняющий все регламенты и приказы своего императора. О том, что война – это очень сложное явление, с кровью, потом, массой непредвиденных случайностей, не говоря уже о новых тенденциях в военном деле, он не задумывался; все его представления об армии и его опыт командования войсками исходил из многочисленных и красочных прохождений полков церемониальным шагом на парадах или показных маневрах в Красном Селе. Более того, не только император, но и все дворянское общество тогда находилось в определенной эйфории от славных побед времен Елизаветы и Екатерины и с нетерпением ожидало новых победоносных реляций об успехах русского оружия нового молодого императора. Сам же он явно рассчитывал командовать будущим военным парадом в Европе. Его личные представления о войне и его армии отрицательно скажутся на его внешней политике: русский самодержец переоценит мощь собственных вооруженных сил, строя на этом свои отношения с потенциальными союзниками и противниками. И наконец, именно опираясь на это, он ввязался в войну с самой передовой европейской военной державой той поры – Францией и лучшим полководцем того времени – Наполеоном Бонапартом. Более того, затевая большую драку в центре Европы, Александра I вряд ли сомневался в своем успехе! Так бывает или, jedem das seine («каждому свое»)…

Еще 25 августа 1805 г. небольшой «передовой отряд» вооруженных сил Российской империи в лице Подольской армии (по формулярным спискам – 53 397 человек и 327 орудий; хотя в исторической литературе часто уменьшают эту цифру до 49 357 и даже 46 405 бойцов) под началом, догнавшего ее в местечке Мысленице, генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, ушел в поход на запад из местечка Радзивиллов (неподалеку от совр. Львова). По плану, досконально разработанному в Вене, войска Кутузова шли к Бранау на р. Инн (Лемберг, Тарнов, Тешен, Кремс). Им предстоял длительный марш длиной в 900 верст. Армия была разбита на шесть колонн (из всех родов оружия), передвигаясь на расстоянии одного перехода.

А вот остальные, немалые силы российского императора, предназначенные для войны с Бонапартом, все еще, не пришли в движение.

Для воздействия на колеблющуюся Пруссию к ее границам были придвинуты почти 150-тысяч штыков и сабель проверенного «екатерининского» генерала от кавалерии Ивана Ивановича Михельсона (1740—1807) – участника Семилетней войны (1756—1763), I-ой русско-турецкой войны (1768—1774) и отличившегося при Ларге и Кагуле, но вошедшего в русскую историю как победитель «маркиза» Пугачева.

…Кстати сказать, именно И. И. Михельсон не дал А. В. Суворову «запятнать» себя разгромом и поимкой вора и бандита Емельки Пугача. И амбициозному «русскому Марсу» пришлось довольствоваться малым: транспортировкой самозваного «анпилатора» по инстанции…

Эти силы при этом разделялись на:

– 30-48-50-тысячную (данные очень сильно разнятся) Волынскую армию генерала от инфантерии графа Ф. Ф. Буксгевдена, располагавшуюся в районе Брест-Литовска, при которой предполагалось нахождение самого Александра I Благословенного, так страстно возжелавшего немедленно заполучить в том священном походе против «корсиканского антихриста» воинскую славу, в надежде, что она покроет позор отцеубийства;

– 40-48-тысячную (данные разнятся) Северную армию генерала от кавалерии барона Л. Л. Беннигсена в окрестностях Гродно-Таурогена;

– и неподалеку от нее – 50-56-тысячную (данные разнятся) Литовскую армию генерала И. Н. Эссена 1-го.

Все они были в полной готовности и лишь ждали приказа.

Со стороны Турции – с юга – их прикрывал 20-тысячный корпус генерала А. П. Тормасова.

Помимо этого готовились к отправке по морю два экспедиционных корпуса. В Шведскую Померанию (Северная Германия) – отдельный 16-20-тысячный (сведения разнятся) корпус генерал-адъютанта, генерал-лейтенанта, графа П. А. Толстого (1769—1844). Он должен был действовать совместно со шведами (16 тыс. человек), и возможно, с английским контингентом, а также с пруссаками в направлении захваченного французами Ганновера. А в Неаполь и на Ионические острова – еще и 8-10-12 либо даже 25-тысячный (данные сильно разнятся) корпус генерал-лейтената/майора Р. К. Анрепа.

Всего на юге Италии предполагалось задействовать не много не мало – что-то около 45 тыс. человек русских, англичан и… неаполитанцев. Если в боеспособности британцев, как известно, в ту пору в Европе сомневались многие, то последние и вовсе котировались только в… задирании юбок у своих пышнотелых соплеменниц со всеми последующими соответствующими «телодвижениями» (именно в «этом» они слыли большими «мастерами»).

И хотя и Северная Германия, и Южная Италия рассматривались лишь, как вспомогательные направления и лучшие силы туда не отряжались, но можно считать их бесполезной траты сил и средств вместо концентрации их для достижения основной цели.

Мнение известного своей осторожностью Кутузова – «лучше быть слишком осторожным, нежели оплошным и обманутым» — о том, как надо вести кампанию против такого грозного противника как Наполеон – не дробить силы, а соединить все союзные войска в единый кулак – в учет не принималось. Его полностью лишили инициативы, вручив уже разработанный, прежде всего, австрийским гофкригсратом план войны и приказали выполнять его во всех деталях. Тем самым, придворным военным советом, что так сковывал неистового старика Sоuwaroff в его блистательной Итальянской кампании и поставил на грань катастрофы в его «лебединой песне» – в походе через Швейцарию!

Очень скоро это полное подчинение воле союзников поставит русскую армию М. И. Кутузова на грань катастрофы.

…Между прочим, рассказывали, что уже с самого ее начала не лежала душа к этой кампании у Михаила Илларионовича Кутузова! Якобы его настораживало одно весьма странное обстоятельство, объяснения которому он никак найти не мог. А ведь он прошел ни одну войну и повидал много «непонятного» и мистического. В поход он отправился на своем любимом коне, на котором он проделал немало других кампаний. Лошадь была столь умна, что при каждом выстреле во время боя или сражения она всегда оглядывалась, а есть ли на ней ее седок!? За конем очень тщательно ухаживали и он перед походом был в отменном состоянии. Но только-только всадник и конь пересекли границу, как последний начал ежедневно хромать, причем столь сильно, что Кутузову приходилось сходить с лошади. Но, оставшись без седока, конь тут же переставал хромать! Лекари очень тщательно обследовали ноги скакуна, но ни каких повреждений не нашли! И все же, как только полководец снова садился на своего коня, он тут же опять начинал сильно… хромать! Свита и сам командующий ненароком задумывались о… неблагоприятном знамении. Что это – то ли быль, то ли небыль!? Впрочем, придет время и, если, конечно, доверять таким «сведениям», то станет ясно, что «боевой конь, припадая на копыто, „как в воду глядел“» В общем, хотите – верьте, хотите – нет…

По дороге на войну Александр I получил неприятное известие, что прусский король Фридрих-Вильгельм III категорически отказывается пропустить русскую армию через территорию своего государства и будет сопротивляться любой попытке это проделать. Для российского императора, который был в полной уверенности, что очаровав супругу прусского короля томную и восхитительную Луизу, он «решил все проблемы» с Пруссией, это было полной неожиданностью. В какой-то момент Александр I собрался было решить вопрос силой, т.е. по сути дела развязать войну с Пруссией, но затем все обошлось…

Детали этого «реприманда неожиданного» уточним чуть позже…

…Кстати сказать, за силовое понуждение Пруссии вступить в коалицию против «корсиканского выскочки» втайне ратовал руководитель российской внешней политики той поры и близкий к царю Адам Чарторыйский, т.к. немалая часть Польши входила тогда в состав Прусского королевства. Он, как польский патриот, надеялся, что война России с пруссаками станет началом возрождения польской государственности под скипетром Александра I…

Глава 16. Марш-бросок Великой армии!

Тем временем, Наполеон приготовился нанести удар австрийцам Макка раньше, чем они сумеют соединиться с русскими. Поскольку получив все сведения о перемещениях австрийцев Макка, он понял, что неприятельская армия неоправданно далеко выдвинулась на запад, оказавшись растянутой от Боденского озера до г. Ингольштадта, причем в первом эшелоне у нее – всего-навсего 60 тыс. человек. Бонапарт решил обойти австрийцев, разбросавших свои силы на фронте в 160 км глубиной 40—50 км, с севера. Он понимал, что те, как только узнают об его угрожающем маневре начнут отступать, но за счет скорости и четкости действий его отлаженных корпусов он сможет атаковать врага с фланга, постарается отрезать его от Вены и, прижав к Тирольским горам, разгромить. Все было банально просто и ясно: форсировать на 160-километровом участке Рейн и под прикрытием конной завесы быстро совершить гигантский обходной маневр.

Оставалось лишь действовать немедля.

Генерал Бонапарт – блестящий знаток полководческого наследия прошлого – исповедовал девиз замечательного маршала Франции Морица Саксонского (де Сакса): «Тайны победы – в ногах!» С помощью Бертье Наполеон образцово организовал марш от побережья Ла-Манша: 540 километров французская армия прошла не за 64 дня как это предполагали «всезнающие» венские стратеги-математики, а с невиданной доселе скоростью – за 18 дней! Огромный 20-тысячный кавалерийский корпус, прикрывавший весь переход Великой армии через северо-западную Германию, блестяще справился с поставленной задачей. Для облегчения проблемы снабжения и во избежание скоплений на дорогах каждый корпус получил свое направление движения. Но в тоже время корпуса продвигались на расстояние однодневного или двухдневного перехода друг от друга для обеспечения в случае необходимости взаимной поддержки.

…Между прочим, германские княжества Бавария, Вюртемберг и Баден не стали чинить Бонапарту препятствий проходу его Великой армии, а даже выставили на его сторону 30 тыс. человек. Единственно, ландграфство Гессен—Дармштадтское отказалось подписать союзный договор с Наполеоном, но разрешило проследовать через свою территорию французским войскам. Присоединение этих немецких государств не только увеличило силы Наполеона, но дало возможность создать прочный и надежный тыл для действий Великой армии, можно было продвигаться вперед по чужой территории, не опасаясь всевозможных неприятностей и внезапных ударов в спину…

Высокий моральный дух позволял частям двигаться с «крейсерской» скоростью 4,44 км в час и в среднем проходить в день до 30 км. Войсковые колонны шли с 4—6 часов утра и обычно к полудню проходили установленную предписанием дистанцию, а остальное время светового дня уходило на добывание пищи, а вечер и ночь – на отдых и сон. Для добывания пищи каждой дивизии отводилась полоса площадью около 20 кв. км. Кавалерия и пехота шли по обеим сторонам дороги, оставляя середину свободной для проезда артиллерии, повозок и колясок генералов и маршалов. Если кавалерийский полк занимал около 900 метров, то пехотная дивизия растягивалась на 4—5 км. Нигде дивизии не перекрещивались на марше: расстояние между ними колебалось в районе одного километра. В каждой бригаде имелся свой оркестр, разделенный на три отряда, идущие в голове, середине и хвосте колонны. Их барабанщики-мальчишки («гавроши»), задавая ритм движению, играли по очереди. Каждый час делали пятиминутную остановку (но обоз продолжал непрерывное движение), во время которой уже духовой оркестр играл бравурные марши. Последние полчаса дневного перехода тоже шли под поднимающую настроение музыку. После форсирования Рейна корпуса уже шли готовые к бою: сомкнутыми рядами, между дивизиями была оставлена только небольшая дистанция.

Вся Великая армия сконцентрировалась на фронте приблизительно в 120 км в три большие группировки – слева направо (лицом на юг): корпуса Бернадотта и Мармона, Даву и Сульта, Ланна с Неем и резервной кавалерии с гвардией.

…Кстати, любопытный факт, но случаи дезертирства были редки: например, корпус Мармона «потерял» лишь 9 человек, тогда как нормой считалось не менее 300 «душ»! Вскоре ситуация изменится не в лучшую для Бонапарта сторону. Уже в ходе войны 1805 года ему придется для пополнения рядов Великой армии срочно призвать в ее ряды 80 тыс. новобранцев, причем это будут юноши на год моложе им же самим законодательно установленного возраста в 20 лет! Но времена, когда патетический клич «Отечество в опасности!» вызывал невероятный прилив патриотического энтузиазма уже давно минули и, естественно, что такое незаконное «мероприятие» вызвало враждебную реакцию со стороны населения! Очень скоро дезертирство из рядов Великой армии с лихвой перекроет «норму»! Но это будет потом…

И все же, поскольку в ходе стремительных маршей неизбежны «утруски и усушки», а VII-й корпус Ожеро изначально располагался западнее всех (в Бретани) и маршировать ему приходилось дольше других, реально принять участие в ходе первых боев этой кампании смогли не все солдаты и офицеры ушедшие в поход от берегов Ла-Манша, а примерно 160—165 тыс. (данные разнятся) при 316 пушках.

В тоже время маршалу Массена было отправлено в Северную Италию строжайшее предписание всеми имевшимися у него силами (без малого 50 тысяч солдат) максимально втягивать в бесполезные бои превосходящие силы австрийцев под началом их лучшего полководца эрцгерцога Карла. Бонапарт был абсолютно уверен, что многоопытному хитрецу Массена это по силам. Как показало время, он не ошибся в свое выборе: австрийский полководец увяз в тягучей войне с превосходным мастером оборонительных боев Андрэ Массена и практически половина австрийских сил, причем лучших и под началом их лучшего полководца, так до конца войны и не приняла участия в основных боевых действиях в Центральной Европе.

…Между прочим, австрийцев подвели две ошибки. Одна из них случилась по вине офицера австрийской разведки, собиравшего сведения о французской армии, якобы молодого венгерского дворянина по имени Шульмейстер, который некоторое время прожил во Франции. На самом деле он был французским шпионом, «кормившим» австрийцев дезинформацией по указанию Наполеона и передававший в Париж все, что только мог узнать. Вторая ошибка заключалась в том, что никто, кроме Шульмейстера, не заметил, что во время штабных переговоров русские пользовались православным календарем, тогда как австрийцы опирались на григорианский, а между календарями была разница в 12 дней. Вместо того чтобы сообщить об этом недоразумении в Вену, Шульмейстер доложил о нем в… Париж! В результате русские запоздали почти на две недели, а французы прибыли намного раньше…

И все же, в ходе выполнения этого грандиозного стратегического охвата Наполеоном была допущена одна ошибка, причем стратегического характера, в большей степени в политическом отношении! Он, как известно, не прислушался к предостережениям своего военного эмиссара Дюрока, который после посещения прусского двора предлагал воздержаться от пересечения территории прусского анклава Анспах корпусами Великой армии без согласия на то прусской стороны. И вот настал момент, когда сразу два левофланговых корпуса (Мармона и Бернадотта) оказались перед необходимостью пересечения Анспаха (территории площадью 85 км на 65 км) либо обхода его справа и слева, но тогда бы они оба значительно задержались и отстали бы от главных сил на несколько дней марша. Наполеон, дабы не терять темпа – обход пришлось бы совершать по проселкам – проигнорировал доводы Дюрока, понадеялся, что все утрясется как это было ранее с властями Бадена и Вюртемберга, через чьи территории тоже пришлось «просочиться» его корпусам и предпочел «проскочить» прусскую территорию Анспах, соблюдая лишь… строгий порядок и дисциплину!?

Марш-«демарш» удался – прусские гусарские эскадронные разъезды не рискнули связываться с мощными корпусными колоннами – но «держали их под постоянным контролем». Очень скоро выяснится, что этот малозначимый в понимании Бонапарта инцидент сыграет гигантскую роль в европейской политике. Несколько сэкономленных самонадеянно-агрессивным французским императором дней марша обойдутся ему в такую цену, которую он даже и не предполагал.

Но, так или иначе, весь замысел Наполеона удался на славу: 6—7 октября Великая армия (примерно 160-165-тыс. штыков и сабель; данные разнятся) вышла к берегам Дуная позади правого фланга более чем вдвое уступавшей ей армии эрцгерцога Фердинанда и генерала Макка, пассивно ожидавшей подхода армии Кутузова.

…Между прочим, к этому моменту австрийский император Франц уже обязал своего брата эрцгерцога Фердинанда подчиняться всем «советам» генерал-квартирмейстера Макка. А 12 октября он издал приказ, и вовсе сделавший Макка законным главнокомандующим…

Парадоксально, но Макк, сообразивший по донесениям разведки, что враг перешел Дунай и начал его обходить, ничего не предпринял против этого смертельно опасного маневра французского императора. Он по-прежнему считал, что французов – не более 70 тыс. человек и ему нечего опасаться. На самом-то деле двойное превосходство французов с их высоким боевым и моральным уровнем подготовки под началом самого Бонапарта грозило Макку ни чем иным, как катастрофой. Австрийский «генерал-квартирмейстер» полагал, что ему «достаточно будет маневрировать по левому берегу, спускаясь вниз по реке, чтобы если не разбить врага, то сделать его судьбу ужасающей». «Кабинетный алгоритм» Макка вписывался в концепцию Kriegspiel («игру в войнушку»), когда противника громят по… картам в тиши кабинета, но в реальности-то все обстояло ни несколько иначе, а совсем иначе!

Тем более, когда тебе противостоит такой практик военного искусства как Наполеон Бонапарт! И очень скоро все станет на свои места!