Текст книги "50 великих монастырей"

Первый буддийский монастырь Тибета

Одной из первых знаменитых обителей Тибета стал монастырь Самье, основанный во время правления цэнпо (короля) Трисонг Децэна (755–797), решившего объявить буддизм государственной религией. Этому воспротивились представители древней тибетской религии «бон» («бонпо»), обладавшие непререкаемым авторитетом в тибетском обществе. Неизвестно, чем бы закончилась борьба между цэнпо и жрецами, но у Трисонг Децэна появился могущественный сторонник – знаменитый маг и проповедник Падмасамбхава.

Все в этом человеке было необычно: чудесное рождение, воспитание, сила магического искусства… Падмасамбхаве приписывается основание школы «ньинмапа», создание цама, введение различных мистических ритуалов, связанных с учением ваджраяны (тантризма). Из всех буддийских стран учение это особенно широко распространилось сначала на Тибете, а потом в Монголии.

«В буддизме сутр… состояния нирваны можно достичь в ходе бесчисленных перерождений, лишь постепенно очищаясь от скверны и накапливая добродетели. В тантризме предполагается достичь этого за одну жизнь – путем совершения мистических обрядов. Поэтому в нем так развиты йога и магические ритуалы (в том числе сексуальные)».

Оказавшись на Тибете, Падмасамбхава проявил уважение и терпимость к местным традициям и верованиям. Он нашел единственно верный путь, объявив бонские божества достойными почитания наряду с буддистскими, и тем самым погасил пламя вражды: буддисты признали боннские божества, и наоборот. Примирение прежде враждовавших сторон было отмечено в 775 г. закладкой монастыря Самье. Сам цэнпо, его пять жен и приближенные пожертвовали на возведение будущей обители большие средства. За образец возводимого монастыря цэнпо предложил взять храм Одантапури, располагавшийся в индийском г. Наланде. Он же выбрал и место для обители – в Ярлунгской долине (примерно в 100 км от Лхасы), на берегу реки Цанпо, недалеко от Брахмапутры.

Вскоре там поднялся комплекс зданий, возведенных по образцу индийского монастыря-университета Одантапури, разрушенного мусульманами. В монастыре Самье не только была основана монашеская община, но и было открыто отделение переводов с санскрита, ставшее первым переводческим центром Тибета, финансировавшимся государством.

Обитель была окружена белой каменной стеной со 108 башенками-чортенами, а в стене было устроено четверо ворот, ориентированных по сторонам света. Весь ансамбль в плане воспроизводил мандалу – схематическое изображение мира, космоса и Вселенной. Центром его стал пятиэтажный соборный храм – цогчендуган, обнесенный наружной стеной, уходящей под крышу. Между стенами образовывался узкий проход, по которому почти в полной темноте ламы и паломники обходят храм. Он окружен четырьмя ступами – черной, белой, зеленой и красной (по цветам, символизирующим стороны света). Первые два этажа были оформлены в тибетском стиле – с гладкими мощными стенами, чуть наклоненными к центру здания, и с небольшими узкими оконцами, прорезанными вверху.

Каждый этаж храма предназначался для поклонения определенному божеству. На первом этаже находилась статуя Будды Шакьямуни, на втором располагались покои далайламы – живого воплощения бодхисатвы Авалокитешвары, третий этаж был отведен бодхисатве Амитаюсу – божеству долголетия. На четвертом этаже, выстроенном в традициях индийского зодчества, помещалась статуя Майтреи – Будды грядущего, а на пятом был установлен деревянный столб, окрашенный в красный цвет. Согласно одной из легенд, маг Падмасамбхава покинул окружающий мир, войдя в этот столб.

Устройству этого монастыря придавалось огромное значение. При его освящении сам цэнпо с сыновьями исполнили песни-благопожелания, приличествующие торжественному случаю. Скульптурные и живописные образы монастыря, предметы декоративно-прикладного искусства надолго стали источником восхищения и вдохновения для потомков. Монастырь Самье долгое время служил резиденцией могущественных лам, но с основанием учения «гелукпа» и господствующим положением ее членов («желтошапочников») как представителей официального духовенства значение обители постепенно снизилось, а потом она и вообще была почти заброшена. Теперь по ее огромной территории бродят всего несколько десятков монахов, многие их прежние жилища заселены мирянами-арендаторами и превратились в фермы.

К тому же Самье в настоящее время наполовину поглощен пустыней и будто погружен в воспоминания о своем былом величии. А может быть, он погружен в состояние отрешенности и невозмутимо взирает, как вздымаются вокруг песчаные волны, готовые захлестнуть его. Из затопившего песка пробиваются унылые верхушки деревьев, оставшиеся от былой аллеи. По склону, на одинаковом расстоянии друг от друга, когда-то лепились тысячи миниатюрных чортенов. Выше них щетинились шпили других чортенов – белых или зеленых, а среди них блестели золоченые кровли нескольких храмов. При закате солнца все выглядело восхитительным, странным и призрачным… Теперь от великолепных некогда построек остались одни развалины да кучи щебня, но среди этого запустения некоторые храмы до сих пор содержатся в полном порядке.

Упадок некогда знаменитого монастыря был вызван, вероятно, и другими причинами, но многие склонны объяснить разорение обители действием оккультных сил. Что же касается призраков, то (если судить по народным поверьям и легендам) Тибет – это страна духов и демонов, численность которых намного превышает население страны. Демоны эти принимают различные обличья и живут везде – на деревьях, в скалах, источниках, долинах и т. д. Они охотятся за людьми и животными и похищают у них «дыхание жизни», чтобы самим насытиться им. Некоторые из злых духов ведут кочевой образ жизни, поэтому запоздавший путник всегда рискует столкнуться с ними лицом к лицу. Неудивительно, что тибетцам волей-неволей приходится вступать с ними в какие-то отношения. Официальный ламаизм предписывает подчинять духов, перевоспитывать их в покорных слуг, а в случае неповиновения – обезвреживать или уничтожать.

Но есть и оседлые духи, обитающие в постоянной местности. Они довольствуются последними вздохами умирающих, которых им доставляют по заказу. Одно такое содружество «похитителей дыхания» и поселилось в монастыре Самье. Здесь, на юге Лхасы, раскинулась «Сахара в миниатюре»: белые дюны непрерывно наступают, отвоевывая все новые и новые территории. К унылому монастырскому пейзажу примешиваются смутная тревога и ужас.

Обитель до самых отдаленных своих закоулков дышит таинственностью, и когда начинает вечереть, даже животные, мирно возвращающиеся с пастбищ, кажутся оборотнями. Монастырь Самье и на самом деле служит приютом ламе Тше-Кионгу – одному из величайших оккультистов и официальных оракулов Тибета, который жил в храме Угс-Кханг – Жилище Животворного Духа. Так называлось помещение, куда, по уверениям тибетцев, и доставлялось «последнее дыхание» умирающих. Переносят «последние вздохи» от места упокоения покинутого тела до монастыря определенные лица, которые в состоянии транса действуют бессознательно. Материальное тело такого человека в этом, естественно, не участвует и даже не покидает своего жилища. В состоянии бодрствования он ничего о своих странствованиях не помнит.

Почему «дыхание жизни» переносят именно в монастырь Самье, тибетцы объясняют тем, что его избрали своей резиденцией демоны-самки Сингдангмо (львиная маска). Они занимают покои в храме – обители ламы-прорицателя и туземного бога Пекара. Покои эти всегда заперты. В одной совершенно пустой комнате стоит колода мясника; на ней лежит ритуальный нож с кривым лезвием, которым Сингдангмо и рубят «дыхание жизни». Колода и нож остаются в жилище демонов в течение года, затем их заменяют новыми. Во время замены можно увидеть, что лезвие ножа сильно зазубрено, а колода иссечена и выщерблена от постоянного употребления.

Угс-Кханг тоже породил много страшных рассказов, в которых описываются терзания и борьба «последних дыханий». И даже случаи побега, когда «последние вздохи жизни», не помня себя от ужаса, мчались по всей стране, преследуемые голодными Сингдангмо. Поселившиеся в монастыре жители уверяют, что по вечерам из «Жилища Животворного Духа» доносятся крики, стоны, хохот и стук ножа о колоду. Само «Жилище» расписано изображениями мертвецов и скелетов, а перед входом в него лежат кожаные мешки, увешанные ритуальными шарфами (хадаками) и облепленные маслом и монетами. Хадаки символизируют упаковку, в которой доставлялись «последние вздохи», а сами тибетцы говорят, что в них «влетают души умерших».

Когда-то Тше-Кионгу полагалось брать себе монаха в провожатые. Однажды он, заменив ритуальные принадлежности, собирался уже покинуть логово Сингдангмо. Но сопровождавший его монах вдруг почувствовал, что кто-то схватил его сзади за одежду и тянет обратно в комнату. «Кушог! Кушог! – закричал в ужасе монах, обращаясь к ламе. – Кто-то держит меня!» Оба обернулись, но в комнате никого не было. Лама снова направился к двери и уже переступил порог, и монах-провожатый собирался последовать его примеру, но вдруг упал мертвым. С тех пор лама Тше-Кионг остался один, но тибетцы считают, что от опасностей его ограждала высокая степень посвящения в магические заклинания, тайной которых он владел.

Скальные монастыри Метеоры

В горном массиве, расположенном недалеко от городка Калабака на берегу Средиземного моря, на одной из скальных вершин от эпохи турецкого владычества остался остов древней крепости. А рядом с замком есть место, вызывающее трепет. Узкий проход в скале заканчивается кристально чистым источником, символизирующим непорочность девы Параскевы, положившей здесь жизнь свою за Иисуса Христа. В этой же скале высечен храм во имя этой святой мученицы. Сейчас здесь проложена извилистая асфальтовая дорога к тем, кто когда-то так тщательно хотел скрыться от мира, кто оставил все (вплоть до царской власти) ради блаженной радости пребывания с Богом.

По преданию, отшельники поднимались сюда задолго до X в. Они жили в пещерах и в углублениях скал, так и появились первые маленькие поселения с небольшой молельней, в которую бежавшие от мира собирались для молитв и чтения Священного Писания. Для проведения литургий с причащением нужен был священник. И подвижники начали собираться в древней церкви селения Калабака, позднее построили церковь во имя Пресвятой Богородицы. Так около XI в. образовался скит «Дупиан» – первое организованное монашеское поселение Метеоры. Впоследствии из него вырос монастырь «Дупиан Протат», устроенный в соответствии с монастырской жизнью святого Афона.

В царствование византийского императора Андроника Старшего морские разбойники (каталанцы) часто нападали на Афон и грабили тамошние монастыри и скиты, которые были плохо укреплены или вообще не имели ограждения. Их частые нашествия вынудили старца Григория искать более спокойного места, и, взяв с собой ученика своего Афанасия, он отправился было в Македонию – в скит, располагавшийся неподалеку от г. Веррия. А потом услышал о дивных и удобных для спасения души метеорских утесах и решил поселиться там в Стагонском скиту. Придя туда в 1320 г. (или в 1324 г.), они осели на утесе Стилос («Столб капель»). Однако Григорий оставался тут недолго. Не привыкнув к трудному и угрюмому месту, он отправился в Константинополь, а св. Афанасий остался жить в пещерах Стагонских. После многолетних подвигов он испросил у стагонского епископа и у скитского протата благословения взойти на широкий утес Метеоры, возвышавшийся на 616 м над уровнем моря. Получив благословение, он в 1334 г. с двумя другими братиями поселился на этом утесе. Св. Афанасий построил здесь небольшую церковь во имя Пресвятой Богородицы, а сам остался в тесной пещере на северном склоне утеса.

Около 1350 г. на один из метеорских утесов взобрался иеромонах Варлаам и соорудил на нем келью и маленькую церковь во имя трех святителей. Он подвизался по соседству с преподобным Афанасием, и когда тому угрожали разбойники, поражал их из своей пращи камнями.

Обширность и неприступность метеорских утесов, здоровый воздух, а более всего благочестие св. Афанасия привлекли к нему нескольких учеников. Он хотел создать по типу афонских обителей хорошо организованный монастырь, для чего собрал из окрестных земель 14 монахов. На «Широкой скале» в честь Преображения Господня был заложен монастырь «Великая Метеора» и создан новый устав. Но следовало позаботиться о пропитании и поддержании обители, и преподобный Афанасий нанял плодородный, но запущенный участок земли под виноградник, сад и пашню.

В последние годы жизни св. Афанасия вместе с ним подвизался на метеорском утесе царственный инок Иоасаф – сын сербского царя Симеона Уроша. На пожертвования сестры своей Ангелины он увеличил храм во имя Пресвятой Богородицы и пожертвовал в него много утвари, которую она дала из другого монастыря и из имущества своего супруга Фомы – правителя Этолии.

Монастырь «Великая Метеора» расположился на вершине обрывистой скалы – самой высокой в округе. При входе в монастырь в скалах высечена маленькая пещерка, служившая преподобному Афанасию убежищем. Старинная церковь обители была возведена святыми Афанасием и Иоасафом в 1388 г. Как и все храмы Метеоры, в плане она крестовидная, с 24-гранным куполом; его поддерживают четыре колонны, на которых изображены покровители монастыря.

Соборный храм Преображенского монастыря был возведен в 1545 г., точнее, он был пристроен к старинной церкви, которая теперь превращена в его алтарь. К длинной стороне храма пристроена паперть с оконцами, а его южная сторона настолько близка к вершине утеса, что проход между ними остался очень узкий. По подобию афонских соборов этот храм тоже разделен на три части: алтарь с куполом, церковь и литийный притвор. Колонн в храме нет, окна узкие и низкие, пол вымощен плитками.

В юго-западном углу притвора, в большой мраморной раке, покоятся мощи основателя обители, которые, по греческой традиции, пеленой покрыты не полностью. Однажды по приказу свирепого Алипаши эту раку открывали албанцы, так как их кто-то уверил, что там спрятаны несметные сокровища. Но, устрашенные появившимся из раки пламенем, они отступили…

Стенная живопись была выполнена в алтаре в 1484 г., но кем – неизвестно. Однако по манере иконописи исследователи отмечают, что художник был не местный. Возле жертвенника на стене изображен св. Климент, архиепископ ахридский, ученик славянских просветителей Кирилла и брата его Мефодия. У царских врат, внутри алтаря, на стене во весь рост изображен св. Иоасаф – второй отец метеорских обителей. Лицо его благообразно, волосы светло-русые, в руках он держит хартию со словами: «Старайся, сколько можешь, любить всякого человека. А если еще не можешь, то, по крайней мере, не питай к нему ненависти».

В алтаре, по левую сторону святой трапезы, к стене приставлена икона с образом Пресвятой Богородицы. Монахи почитают ее чудотворной: некогда этот образ Божьей Матери явился одному пастуху, которому Царица Небесная повелела объявить метеорским столпникам, чтобы они взяли ее образ и поставили в алтаре. Пастух нашел икону в лесистом участке близ олимпийского монастыря Каналон, поэтому этот образ Пресвятой Богородицы называется «Каналиотисса».

Другим древним строением обители является небольшая часовня во имя Иоанна Предтечи с резным иконостасом и приделом во имя святых равноапостольных Константина и Елены. Все пространство часовни занимает огромная печь, в которую помещались большие чаны. Рядом с ней – довольно большая трапезная, в которой устроен высеченный из монолитного камня стол; за ним сидел игумен. Два других продолговатых стола были устроены для братии. Сейчас трапезная превращена в музей, в котором выставлены уникальные реликвии: икона Пресвятой Богородицы – дар сестры ктитора монастыря преподобного Иоасафа, часть вышитого золотом покрова с автографом Андроника Палеолога, большой серебряный крест, покрытый эмалью, икона с образом св. Иоанна Богослова и др.

В 1490 г. турки, захватившие всю Фессалию, решили ограбить монастырь. Но как войти в неприступную обитель? Притворившись христианами, они на мулах прислали сюда пять больших ящиков – якобы с имуществом. Начальника обоза впустили в монастырь, и он убедил игумена и братию укрыть имущество, дал им большой вклад деньгами на помин души таких-то христиан. Игумен разрешил втащить ящики в монастырь, а ночью повторилась история, как с Троянским конем. Спрятавшиеся в ящиках бандиты вышли и обшарили все монастырские уголки – церкви, трапезу, кельи… Не найдя сокровищ, они подступили к игумену и стали требовать, чтобы открыл им место, где они спрятаны. Но игумен молчал, и тогда они убили его и многих других старцев.

Позади трапезы в 1572 г. была выстроена больница, от которой до настоящего времен сохранился лишь первый этаж. Некогда была богатой и библиотека монастыря, в которой хранились древние рукописи. Лучшие из них в 1669 г. скупил за бесценок грек Афанасий Киприянин, а потом выгодно сбыл их в Риме и в Венеции. Среди бесценных сочинений сохранилось «Врачевание душ» царя Льва. Оно глубокомысленно-назидательно, но изложено все так загадочно и замысловато, что без толкований монахов было бы трудно понять его. Вот несколько отрывков из него:

«Жизнь прерывается скоро. Высота добродетели достигается с трудом. Человек склонен к падениям, поэтому его суждение о пороке бывает неверно.

Дружба с миром (т. е. с чувственностью) доводит человека до того, что он ни во что не ставит свою любовь к Богу.

Если грешник позовет добродетельного и благочестивого, пусть тот идет к нему с радостью и в надежде, что принесет помощь звавшему.

А если он не исправится, ходить к нему более не надо.

Многословие зазорно и неприступно. Говоруны быстро наскучивают всем, кто прежде желал сблизиться и жить с ними.

Постыдные речи губят душу. Ибо враг рода человеческого, заметив их, овладевает душой твоей».

В период расцвета Метеора представляла собой большой город, состоявший из множества монастырей. Но постепенно это теократическое государство стало увядать, и сейчас в Метеоре насчитывается всего шесть действующих монастырей.

Болгарский монастырь Зограф

Монастырь Зограф расположился в ложбине на западной стороне Афонской горы. Место это очень красивое и живописное: кругом горы с богатой растительностью, зеленеющие долины и сады, поляны и шумящие потоки. Основание обители восходит ко временам еще более ранним, чем даже устроение лавры св. Афанасия. Основали монастырь три родных брата – Моисей, Аарон и Иоанн, происходившие из царского рода императора Юстиниана. Прибыв в 919 г. на Святую гору из Болгарии, они сначала поселились в глубоком уединении в кельях на отдельных столпах, неподалеку друг от друга. Затем братья построили небольшую церковь, но не могли прийти к согласию, какому же святому ее посвятить. Поэтому они стали усердно молиться, чтобы Бог указал, кому посвятить храм. Придя утром в церковь, они увидели, что на приготовленной доске написан образ св. Георгия. Обрадованные столь явным благоволением Господа, братья устроили монастырь во имя Св. Георгия и назвали его Зограф (Живописец). По этому поводу сохранилось предание, рассказанное игуменом Фануиловой обители, находившейся в Лидде Палестинской – на родине Георгия Победоносца.

Однажды напавшие на Палестину варвары подошли близко к обители, чтобы разграбить ее. Но икона с образом св. Георгия на глазах у изумленной братии поднялась с места и скрылась в неизвестном направлении. Огорченные монахи пали ниц и стали усердно молиться Богу, чтобы он открыл, куда скрылась икона. И св. Георгий явился во сне игумену: «Не печальтесь обо мне: я нашел себе храм в жребии Божьей Матери – на Афоне. Если угодно вам, то поспешите туда, ибо гнев Божий готов разразиться над Палестиной». Иноки вместе с игуменом немедленно собрались и отправились на Святую гору, где поселились в Зографе и нашли там оставивший их образ св. Георгия уже на новой доске».

Когда весть о новой чудотворной иконе достигла Константинополя и соседних стран, благочестивый император Лев Премудрый и болгарский царь Иоанн пришли поклониться святыне. Царскими грамотами они утвердили основное владение нового монастыря и пожертвовали в него богатые вклады и приношения.

На лике св. великомученика Георгия виден небольшой бугорок: рассказывают, что это – часть пальца одного греческого епископа, усомнившегося в самонаписании иконы. Эта икона находится при колонне правого клироса монастырского храма, и при такой же колонне, но уже с левой стороны, стоит другая икона – тоже с образом св. великомученика Георгия. По преданию, вторая икона приплыла по морю из Аравии и остановилась у пристани Ватопедского монастыря. Обе обители хотели обладать этой святыней, и, чтобы узнать волю самого мученика, монахи положили образ на дикого молодого мула, не знающего пути на Святом Афоне. И решили: где мул остановится, тому монастырю и будет принадлежать икона. Мул остановился на холме против Зографа, и сам тотчас издох. И тогда решили икону оставить в Зографе, а на холме устроить небольшую келью во имя св. великомученика Георгия.

В монастырском храме есть еще третья чудотворная икона с образом св. Георгия, принадлежавшая Стефану Душану – воеводе Валахии и Молдавии, прозванному Сильным. Он часто воевал с турками, но сначала войско его было невелико, и Стефан со слезами молился Богу, чтобы Господь даровал ему победу. Часто падал он на колени и перед образом св. Георгия, тоже прося его помощи против врагов.

После очередной молитвы он погрузился в легкий сон, и явился ему в видении св. Георгий Победоносец в образе прекрасного юноши в богатырских доспехах. Дивный свет сиял в глазах его, и райская слава окружала его.

– Укрепи меня на врагов веры и креста Христова, – стал молиться воевода Стефан. – Ты знаешь, как бесчинствуют турки, они не щадят храмов Божьих и упиваются кровью христианской. Я не могу без страданий смотреть на это, но у меня нет сил противостоять им.

– Если у тебя нет силы, – ответил св. Георгий, – то ее много у Бога. Он вооружает тебя на врагов; рази, бей и рассыпай их несметные полчища. Я буду с тобой и за тебя. Чтобы вооружить тебя и твои малочисленные дружины моим видимым присутствием, возьми мою икону у твоей матери. Эта икона будет залогом твоих побед над врагами. А по окончании своих ратных подвигов отнеси ее навсегда в Зографский монастырь, где я имею постоянное пребывание, и обнови мой храм.

Ободренный небесным видением, Стефан много лет громил вражеские полчища, сам оставаясь непобедимым. После окончательной победы, исполняя волю св. Георгия, он отправил чудотворный образ в обитель, которую обновил и почти заново отстроил.

Все три иконы обрамлены серебряными ризами, украшены крестами и орденами и унизаны драгоценными камнями. Все украшения присланы из России. На этих иконах св. Георгий изображен не на коне, а просто в воинской броне и с копьем в руке.

В небольшой монастырской церкви, возведенной во имя Пресвятой Богородицы, находится чудотворная икона Божьей Матери, называемая «Акафистная».

В апреле 1204 г. рыцари-крестоносцы захватили Константинополь и разграбили его. Свою власть они распространили почти на все европейские провинции Византийской империи, в том числе и на святой Афон. Крестоносцы всячески старались утвердить здесь свое влияние и склонить монахов к унии. Причем делали это не столько силой евангельского слова, сколько мечом и жестокостями. Особенно тяжелым было для Афона время при Константинопольском патриархе Иоанне Веке, который на Втором соборе в Лионе согласился на подчинение восточной церкви папскому престолу. Для миссионерских целей в это время отправились на Афон латиняне.

Некоторые афонские монастыри принимали западных гостей, другие же твердо решили не открывать перед ними ворота, а в случае нападения – защищаться. К числу последних относился и болгарский монастырь Зограф. В это время неподалеку от обители подвизался старец, который каждый день читал акафист Пресвятой Богородице перед ее иконой. Однажды на привет старца «Радуйся, благодатная Дева Мария!» от иконы отозвался привет: «Радуйся и ты, старец Божий!» Отшельник был вне себя от восторга и испуга, но Богоматерь торопила его пойти в монастырь и предупредить иноков о грозящей им опасности: «Враги мои идут на вас!»

Старец заторопился, но едва вступил в монастырь, как увидел ту самую икону, перед которой только что молился. Он рассказал обо всем инокам, и те сразу же стали готовиться к отпору. Слабые духом ушли, а 26 монахов во главе с игуменом заперлись в башне вместе с этой иконой. Подошедшие латиняне убеждали их принять главенство папы, но иноки не соглашались, за что и были заживо сожжены.

Икону Божьей Матери потом нашли на пепелище неповрежденной, но пламя оставило на ней следы, и она потемнела. А на месте сожженной башни в память мученической смерти оставшихся твердыми в вере монахов в 1873 г. был воздвигнут прекрасный памятник.

В 1641 г. русский царь Михаил Федорович дал зографским монахам грамоту на право раз в пять лет приезжать в Москву за сбором подаяний.

Монастырь Зограф считается богатым, братство в нем большое – около 200 монахов; богослужения совершаются на славянском языке. Обители принадлежит скит «Черный Вир», который, по преданию, в 1747 г. начал возводиться русскими с помощью императрицы Елизаветы Петровны и окончательно был устроен при зографском архимандрите Акакии в 1764 г. В нем есть храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы с двумя приделами: один – во имя печерских святых, другой – в честь святого Иоанна Рильского.