Текст книги "Адепты обмену и возврату не подлежат"

– Это почему? – От любопытства подалась вперед. И даже осмелилась высунуть нос из-под лазаретского одеяла.

– Потому что в твою голову приходят гениальные идеи. Но, похоже, лишь затем, чтобы там умирать.

Я фыркнула. А куратор меж тем продолжил:

– Но если ты все же каким-то образом сумеешь выжить, не свихнуться и довести исследования до конца, то ими точно заинтересуются не только маги-теоретики, но и врачеватели душ.

– Да уж… Смотрю, что идеи в дипломной настолько гениальны, что целители и так уже за мной приехали, – иронично заметила я и кивнула на лекарский блок, в котором обреталась после удара по затылку.

– Говоря о врачевателях, я имел в виду, что твоя работа уникальная, сложная и нужная… И я сожалею, что не могу помочь тебе в исследованиях так, как бы хотел.

Я кивнула. Потому что сама прекрасно понимала то, о чем руководитель не сказал. Что нас, менталистов, ничтожно мало. Поэтому не существует и отдельных факультетов для магов разума. Потому адептов с моим даром учат на других специальностях. А руководителями при написании дипломов обычно становятся просто опытные маги-теоретики.

Куратор в тот раз больше ничего не сказал, лишь скомкано попрощался и ушел. А я посчитала, что раз не запретил заниматься экспериментами дальше – значит, разрешил. И я продолжила свое общение с Эйтой. И с каждым призывом белочка становилась все хитрее, изощреннее. Играя на таких гранях психики, о существовании которых я до этого даже не подозревала.

Я узнала о нескольких стадиях пси-атаки безумия. Сначала грубая, сминающая волна. Потом, если клиент Эйты не поддавался, изматывающее ежедневное давление. В случаях, когда и оно не давало результатов, пушистая приступала к задушевным беседам, медленно поворачивая мировоззрение собеседника под нужным ей углом. Таким, под которым крыша точно не просто зашелестит черепицей, а понесется вниз под крик: «Йо-ху!»

Именно на этом этапе наших взаимоотношений с пушистой мы сейчас и застряли. Потому она, когда соткалась в своей рыжей шубке передо мной, принюхавшись, первым делом спросила:

– Какая вкусная в этот раз у тебя истерика… Нажористая… М-м-м, поделишься рецептиком?

Я подумала: а почему бы и «да»? Все равно с чего-то надо начинать наш задушевный (в смысле, когда на кону стоят мои душа и разум) разговор. Ну и поведала о соседках и тинделе.

– Даркнайтс, ты страшный человек! Довести до нервного срыва простым калиновым супом… – восхитилась Эйта и с гордостью добавила: – Сразу видно: моя школа!

Я дернула глазом: комплимент был сомнительным.

– Ну что? – ударила в лапы Эйта. – Опять играем в атаку и защиту?

– На этот раз только в нападение, – честно призналась я.

– Ты не будешь сопротивляться? – недоверчиво уточнила Эйта.

– Я?! – приподняла удивленно бровь. – Буду, конечно. Мне мой разум еще пригодится. Я просто приглашаю тебя на дуэль.

– Обычно на нее вызывают, – педантично заметила рыжая.

– Это когда с кем-то хотят драться. А когда чем-то, то исключительно приглашают. Так что я именно приглашаю тебя. В качестве оружия.

От этого известия белка аж хвостом дернула. А потом, словно спрашивая у мирозданья, протянула, уперев руки в пушистые бочки:

– И за какие такие добрые дела мне досталась эта всесторонне недоразвитая темная? Я-то думала, что после того, как я, воспитав одного мужа, построив в ряд двадцать три бельчонка и посадив во время с-с-счастливой с-с-семейной жизни, – последние слова она прошипела, словно хотела произнести слегка другое, – свою нервную систему в ноль, мне от судьбы должны быть только поощрения! А не такие вот… Недоразумения! Которые меня норовят вместо тарана использовать! – И она возмущенно фыркнула.

– Это еще почему я недоразвитая? – подозрительно вопросила я. Хотя упоминание о числе деток пушистой меня тоже впечатлило.

– Да у тебя одно чувство страха находится в зачаточном состоянии! А инстинкт самосохранения на ранней стадии развития.

А потом белка, словно перебив сама себя, замолчала. Будто ей в голову пришла гениальная, а значит, не сулящая мне ничего хорошего идея.

– Так я предлагаю не использование, а сотрудничество, – осторожно начала я, не дав повиснуть паузе.

– Как ты оригинально говоришь слово «эксплуатация». И кого?! Меня!!! – вскипела Эйта. – Да я тебя за это!.. – Она выразительно ударила кулаком одной лапы о раскрытую ладонь другой.

Вот всегда знала, что с белочкой можно договориться. Правда, чаще не по-хорошему, а до неприятностей… Кстати, сейчас, сдается, и узнаем, чьих конкретно.

Я слитным движением подалась вперед. Незаметный пасс рукой активировал матрицу заклинания, которую я все время беседы держала в голове.

Но белка ударила первой. Волна впечаталась в грудь, отчего я опрокинулась спиной вперед, лишь чудом не свернув шею. И оказалась в самой устойчивой из поз – лежа. Миг – и очутилась на четвереньках. Когда носки сапог, колени и ладони уперты в пол. Вскинула голову и увидела, что рыжая готовится к еще одной атаке. На этот раз уже ментальным пси-щупом. Перебивая формирующийся в лапе рыжей жгут, который через мгновение ударил бы по мне волной корежащих сознание эмоций, я швырнула в Эйту своим арканом.

Метила в рыжую, но та оказалась шустра! Успела отскочить и выругалась:

– Светлый разум и благие знамения тебе в печенки, темная! – дернула она усом. – Ты мне, паразитка такая, все настройки переноса сбила.

Я победно оскалилась, словно это и задумывала. Хотя на самом деле даже понятия о том, что так можно было, не имела.

Но вид, что у меня все под контролем, сделала. Это ведь светлые все продумывают детально. А мы, темные, страшны своей импровизацией. И вот сейчас, судя по экспрессивному восклицанию рыжей, благодаря ей, родимой, я как-то умудрилась нейтрализовать способность Эйты к исчезновениям. И пушистая не сможет какое-то время от меня удрать, растворившись в воздухе. И только я обрадовалась, что у меня появился шанс ее поймать, как белка не иначе как вспомнила, что «удрать» – очень многогранное понятие.

И когда я во второй раз взметнула аркан, она просто прыгнула с места в приоткрытое слуховое окно. Я с низкого старта рванула за ней следом.

Створка, которая была вполне широкой для пушистой, меня едва не поймала. Я, протискиваясь в нее, даже успела подумать, что, если застряну в ней сейчас, это будет одним из позорнейших эпизодов в моей биографии. А она, к слову, была оными очень богата, так что было с чем сравнить.

Я дрыгнулась и все же вывалилась на скатную крышу. Эйта бодро улепетывала от меня по коньку. Я ринулась следом, и… на втором же шаге черепица под ногой поехала. И я вместе с ней, рефлекторно взмахнув в воздухе руками.

«Убьюсь ко всем светлым на грыг!» – была моя последняя связная мысль.

Глава 4

А после нее остались лишь нецензурные междометия и одно универсальное, очень емкое слово из трех букв – арх! Им можно было выразить и испуг, и изумление, и сомнения, и радость, и злость, и… вообще, арх – все чувства! Ну я и выражала, щедро делясь впечатлениями от оных с миром, когда балансировала и пыталась удержаться на краю крыши, за которым уже начинался водосток.

– Падай уже, зараза рыжая! – цыкнула на меня зубом Эйта.

– От рыжей слышу! – выдохнула я и сумела-таки сотворить самый простенький, а главное – быстрый аркан. Щелкнула им на манер кнута, целя в трубу дымохода.

Силовая плеть обвила кирпичную кладку и тут же натянулась до предела. А все потому, что одна пушистая, видимо, устала ждать, пока я самостоятельно определюсь со светом: тот или этот меня манит к себе сильнее, и решила помочь.

Эйта запустила в меня сгустком сырой силы. Так сказать, подарила «дружеский» пинок для ускорения. Вот только я маятником отклонилась, уходя от удара.

Правда, при этом пришлось чуть ослабить хват заклинания, и… на миг мое тело зависло практически параллельно земле. Подметки в таком положении упирались в край крыши, а волосы свесились над брусчаткой на высоте почти четвертого этажа.

Внизу, на земле, кто-то истошно заорал. Но слов было не разобрать. Да и я была занята слегка другим – прикидывала, удастся ли выжить. И если да, то как именно.

– Ты же меня свести с ума хотела, – крикнула я Эйте, пытаясь подтянуться и привести тело в горизонтальное положение, – а не убить! Я же этот твой… вызов профессиональной гордости.

– Ты не только вызов! Ты еще и заноза в заднице, от которой хочется избавиться! – вновь прицеливаясь, фыркнула Эйта. – Так что урон профессиональной гордости я как-нибудь переживу. А вот здравствующую тебя – навряд ли!

И с этими словами швырнула в меня силой.

Я, понимая, что особого простора для маневра у меня нет, перехватила аркан чуть ниже и… Уходя от удара, развернула тело, зависшее параллельно земле. Теперь небо было не сверху, а справа. А брусчатка – слева. И я просто пробежала по краю ската.

Сгусток магии чиркнул где-то за спиной, уйдя вниз. И почти тут же я увидела, как кряжистый дуб срезало под корень. Он медленно начал заваливаться на уже собравшуюся внизу толпу.

А я же, воспользовавшись тем, что набрала приличный разгон, сумела маятником пробежать не только по кромке крыши, но и подняться чуть выше, на сам скат. На миг мое тело замерло в верхней точке полукругового движения. И, чтобы после этого не качнуться назад и не полететь обратно к краю, я отпустила аркан и упала на черепицу всем телом. Но на счастье мне, та держалась крепко. И я не заскользила вниз, как с горки.

– Ну и верткая же ты, зараза темная. Так бы на тебя и смотрела, не отрываясь, – то ли взбешенно, то ли восхищенно присвистнула белка, – в гробу!

А потом она увидела, как я шустро поднимаюсь на четвереньки, а в моей ладони разгорается бирюзовой синевой ментальная печать.

– Да чтоб тебя льерны сожрали! – выругалась она, совершенно некультурно оборвав наш разговор, показала мне хвост и дала деру.

Я устремилась за ней, хотя и понимала: это провокация. Не так устрашилась Эйта пси-печати, но хотела, чтобы я в погоне за ней просто навернулась с крыши и разбилась.

Наверняка и в слуховое окно хвостатая сиганула по этой же причине – выманивала.

Потому как, если бы просто хотела скрыться от меня, уже давно удрала бы, пока я арканила дымоход. А белка решила подзадержаться и прикончить одну наглую менталистку.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока я смотрела вслед пушистой, выжидая момент для броска печати. Вот Эйта доскакала до края, напружинила лапы и перемахнула на другой скат, чуть не упав при этом… Передними лапками вцепилась в самый краешек и, помогая себе хвостом, подтянулась за какую-то долю мига: я только собралась метнуть заклинание, а она уже была в другом месте, бодро скача по черепице.

И вот сдается мне, если бы у Эйты все в порядке было с телепортацией, она не стала бы так рисковать. А просто, маня за собой, телепортировалась бы на соседний скат. А это значит, кое в чем пушистая все же не обманула: у нее и правда с исчезновением проблемы.

Я, прикинув беличью траекторию, все же швырнула печать. Белка шарахнулась, но ее все же зацепило. И она рыжим шариком покатилась по крыше и врезалась в трубу.

А я, не теряя времени даром, помчалась за ней: шанс словить белочку, и при этом чтобы крыша не поехала (и в голове, и под ногами!), может, раз в жизни выпадает!

Внизу что-то голосила толпа. Но пульс, набатом бивший в висках, был громче. Разбег. Прыжок. Четыре этажа пустоты подо мной на краткую долю мига. Приземление. Зашелестевшая рядом черепица. И наглый рыжий хвост, задорно прыгавший впереди в каких-то двух локтях. Руку протяни и… Я поймала!

Вот только удержать равновесие после этого не получилось и… Я, не сумев затормозить, по инерции пролетела вперед и оказалась на самом краю конька, который венчал шпиль с флюгером. Шаг, второй, в попытке устоять, а на третьем я не почувствовала под собой опоры. И мы с пушистой полетели навстречу брусчатке.

– А-а-а!

– Ы-ы-ы!

Я и Эйта заорали почти синхронно. Правда, пушистая – не факт, что только от испуга. Я так ее и не выпустила из левой руки, а падая, еще и сжала. Зато моя правая была свободна. И ей в последнюю долю мига я успела уцепиться за шпиль. Рывок – и две рыжие оказались в подвешенном (во всех смыслах этого слова) состоянии. Ноги болтались над землей и не могли ни во что упереться. Рука начала соскальзывать. Шпиль затрещал, тем намекая, что рассчитан, вообще-то, на поддержку флюгера, но никак не девиц. Даже если та моральная.

Кураж погони уходил, а на смену ему пришло осознание: если в игре со смертью всегда есть доля азарта, еще не факт, что тебе выпадет в расклад нужная карта. Везения на нее может и не хватить.

– Отпусти меня! – забарахталась лапами белка. – Убьемся обе к архам!

– Ну уж нет! Если гибнуть, то только вместе! – фыркнула я, прекрасно понимая, что, как только разожму ладонь, в которой держала Эйту, эта пушистая тут же попытается не только сама спастись, но и меня скинуть.

– Зато у тебя вторая рука освободится, и ты сможешь подтянуться, – напирала белка.

– Я не успею, ты меня угробишь раньше, – сплюнув попавшие в рот волосы, возразила я.

– И в кого ты такая проницательная? – подозрительно фыркнула рыжая.

– Ни в кого. Я уникальная сама по себе. Таких, как я, не было, нет и навряд ли будут.

– И не надо! – в сердцах припечатала Эйта.

А меж тем со внутреннего двора раздавались отдельные восклицания, заставившие меня посмотреть вниз.

– Неужто это та самая темная?! – вопрошала одна адептка, задрав голову.

– А кто ж еще. Вишь, какая патлатая рыжая… Точно она. Я ее утром в зале собраний видела.

– А вечером угробиться решила, – поддакнул какой-то парень, с азартом хрумкая яблоком.

– Крис, а еще есть? – видя, как смачно чавкает сосед, уже обгладывая огрызок, поинтересовалась та, которая обозвала меня патлатой.

Я смотрела на уже собравшуюся толпу. В ней было больше всего блондинистых и русых. Хотя меж ними мелькали и пестрые макушки: синие, красные, зеленые. Последние – то ли результат трудов магов красоты, то ли следствие буйства стихийного дара, который нашел выход вот таким своеобразным образом – через цвет шевелюры.

Впрочем, были среди собравшихся и обладатели каштанового оттенка. И даже парочка брюнетов. А еще мне показалось, что промелькнула одна знакомая снежно-белая макушка. Хотя чего не покажется в миг смертельной опасности? Даже напрочь седая Хель привидится, не то что какой-то полукровка.

– А усе, это последнее было, – меж тем, вытирая руки о холщовую торбу, заявил студиозус и, приставив ко лбу руку козырьком, задумчиво протянул: – Помочь, что ли, этой ненормальной?

– Упасть? – с надеждой уточнила девица, в которой я узнала одну из своих соседок – Карен Той. Русоволосую красотку с двумя высшими образованиями в районе декольте.

– Помочь. Все же она маг, одна из нас.

– Она темная, – услужливо напомнил еще кто-то.

– Вот поэтому я и думаю, что лучше: зачет пересдавать или все же…

– Да не слевитируешь ее! Она того и гляди сорвется! А как начнет падать – грыг в движении поймаешь, – со знанием дела хмыкнул русоволосый паренек, поправляя очки. – А пока висит – бить нельзя. Она же в Ловец молний вцепилась. А флюгер ректор сам зачаровывал. Чтобы он на себя оттягивал…

Я взвыла. Потому как и у нас в академии тоже были подобные «Ловцы» – они принимали на свой шпиль не только небесные разряды, но и заклинания, если адепты вздумали теми разбрасываться вне тренировочных полигонов.

– К тому же она свободной рукой не хватается. Значит, не сильно-то и жить хочет. А кто мы такие, чтобы ей мешать? – меж тем раздалось откуда-то философское.

– Так вон же магистр Тупфир мчится на всех парах, – кивнув в направлении центрального корпуса академии, заметил пожиратель яблок. – Вот он пусть эту ненормальную и ловит.

Я скосила глаза и увидела, как, подобрав подол мантии, так что были видны порты под ней, мчался пухленький лысоватый преподаватель.

– Кей, не сметь без меня умирать! – крикнул Вэрд Грейн, расталкивая локтями толпу.

Чернокнижник пробирался ко мне. В его руке уже разгоралась первородная тьма Пожирающей пасти – не самого приятного из заклинаний, зато действенного. Оно, правда, использовалось для нежити, но сейчас могло бы дать мне шанс спастись при падении. Вот только Вэрд не знал, что рядом со мной зачарованный флюгер.

Пасть Грейна точно полетела в меня и… прямиком угодила во флюгер. Отдача пришлась в мою руку, и судорожно сведенные пальцы начали скользить вниз…

В моей голове уже была матрица левитации. Будь расстояние до земли побольше, я бы даже не засомневалась, что успею ее раскрыть. Но три с половиной этажа – это так мало для полета. И так гарантированно много для того, чтобы свернуть шею.

На крыше послышался странный шелест. Вторя ему, толпа еще более возбужденно загудела.

Снизу раздалось басовитое:

– Держитесь, адептка!

И тут шпиль затрещал и накренился еще сильнее. Мои пальцы заскользили по нему, и я приготовилась развернуть матрицу левитации, и… За долю мига до того, как я полетела вниз, разворачивая матрицу левитации, мое запястье схватила чья-то сильная рука.

Запрокинула голову и увидела, что меня держит… Снежок! Он, распластавшись на коньке крыши, свесился едва ли не больше, чем на полкорпуса.

«Какого?» – читалось в его возмущенном взгляде.

И именно в этот момент в стену под моими ногами ударило заклинание магистра. Преподаватель, видимо, запустил его с учетом моего падения, которого не случилось. И именно оно-то доконало шпиль. Тот затрещал, падая и утягивая за собой край конька. Того самого, на котором распластался мой спаситель в попытке удержать одну темную.

Мы полетели вниз: я, Эйта и светлый. А чуть обгоняя нас – шпиль с флюгером.

Я все же успела раскрыть матрицу левитации. Правда, не до конца. Потому приземление вышло не смертельным, но жестким. Очень. Особенно для полукровки, который принял на себя основной удар.

Я же оказалась лежащей на нем. И все также сжимающей белочку.

– Твою ж!.. – простонал Снежок, зажмурившись. – Кажется, опять ребра поломал…

А когда распахнул глаза, то посмотрел на меня далеким от любой цензуры взглядом. Пристально. Неотрывно.

К нам уже спешили и адепты, и просчитавшийся с заклинанием преподаватель. Но их фигуры мелькали где-то там, на периферии зрения. А я, как зачарованная, смотрела в зелень глаз одного полукровки и ничего не могла с собой поделать.

– Не смотри на меня так. – Признание вырвалось помимо воли. Я выдохнула слова почти в губы светлому, сама продолжая тонуть в его взгляде.

– Как? – эхом отзывался маг, тоже неотрывно смотря на меня.

– Словно хочешь просверлить насквозь.

– Прости, но я всех так сверлю…

Он сглотнул, больше ничего не сказав. И в это единственное мгновение бесконечности, пока мы лежали, глядя друг другу в глаза, казалось, что мир сошел с орбиты. И вокруг нас на бешеной скорости начали свое вращение миллионы реальностей: прошлое, будущее, настоящее и даже то, что никогда не существовало и не произойдет, – все крутилось вокруг нас. А мы – в эпицентре этого безумия – замерли недвижимыми. Завороженными. Происходящим? Или друг другом?

– Ты живая? – звуки знакомого голоса разбили мое оцепенение. И лишь спустя удар сердца я осознала: в интонации чернокнижника сквозило для темного немыслимое – забота.

Я с трудом повернула чуть голову, чтобы увидеть озабоченное лицо Грейна. И только его толком разглядеть и успела. Остальное – как-то суматошно и мельком. Потому как меня почти мгновенно зафиксировали стазисом, чтобы, если сломан позвоночник, при транспортировке не сместилось ничего. То же самое проделали со Снежком.

А потом нас шустро подняли с земли заклинанием левитации и отбуксировали в лазарет. При этом никто не слышал воплей темного, что мне туда, вообще-то, нельзя.

А все потому, что лекарское дело у темных весьма отличалось от целительства светлых. Настолько, что, пытаясь вылечить, например, сына Тьмы заклинанием светлых, можно было его легко убить.

Эту мысль Грейну все же удалось донести до местных врачевателей. Правда, не только с помощью слова, но и магического хука. А все потому, что убеждение и атакующее заклинание лучше, чем одно убеждение.

Чернокнижника услышали. И даже поблагодарили – не дали по шее за выбитую его заклинанием фрамугу. А потом выперли Грейна – аристократа в грыг знает каком поколении – из лазарета, как какого-то беспризорника. Впрочем, так же пожилой маг-врачеватель поступил и с остальной толпой любопытствующих.

Лазарет у светлых, не в пример одиночным лекарским палатам темных, представлял единый зал на двадцать коек. Между ними в случае необходимости ставили невысокие ширмы. В нем-то мы и остались вшестером. Я, мой спаситель и Эйта – в качестве пострадавших. Маг жизни, его ассистентка и преподаватель – кажется, Тупфир – в качестве экзекутор… в смысле, целителей.

Благодаря ораторским подвигам чернокнижника, мое лечение ограничилось диагностикой. Выяснилось, что я отделалась ушибами и ничего не переломала. Потому решено было просто оставить меня в лазарете на ночь под наблюдением. Стазис, кстати, сняли.

А вот у Снежка, который оказался на соседней койке, дела были похуже: он и правда помял пару ребер и вывихнул кисть. Это не считая ушибов. Целитель срастил кости, вправил руку, залечил самые большие гематомы. Вот только делал он это наживую, без обезболивающего заклинания. Правда, перед этим поинтересовался у пациента:

– Бьеркрин, сможете вытерпеть? Так процессы регенерации быстрее пойдут. И уже завтра будете как огурчик.

– Зелененьким и в пупырышках? – просипел Снежок, даже в такой момент умудряясь быть ехидной.

А я, услышав родовое имя полукровки, про себя улыбнулась: какое-то оно было не эльфийское совсем. Но имя определено шло. Даже захотелось покатать его на языке, пробуя звучание. А еще поняла, что полукровка здесь уже бывал. И похоже, не раз. Хотя… у боевых магов посещение лазарета едва ли не в основной учебный курс входить должно. С их-то числом травм на тренировках.

– Хрустящим на разлом и тверденьким, – фыркнул целитель. – И раз в вас есть силы шутить, молодой человек, значит, и потерпеть найдутся.

Снежок лишь согласно кивнул. И все время, пока целитель ему складывал кости, сращивая их, не издал ни звука. Хотя, сдается, это была та еще пытка. После оной даже целитель одобрительно хмыкнул, дескать, настоящий боевой маг, держался молодцом.

А затем врачеватель, попрощавшись и распорядившись, чтобы до утра за нами присмотрели, отбыл. За ним ушла и его помощница.

И мы остались под пристальным взглядом преподавателя, который, дождавшись окончания целительских манипуляций, пристально глядя на меня, спросил:

– И зачем вы хотели покончить с собой, адептка?

– И в мыслях не было, – возразила я. – К тому же, реши я самоубиться, стала бы разворачивать матрицу левитации, пытаясь спастись?..

– Кто вас знает, милочка. Вдруг не захотели брать грех на душу, убивать еще и его. – И Тупфир кивнул в сторону Снежка.

– Как не брать грех на душу? – Я прищурилась. – Вы за кого меня принимаете? Я же темная! Там, где эти самые грехи раздают, я их два мешка возьму, а третий еще и сворую!

– Кхм… – кашлянул преподаватель, кажется, слегка смутившись от моей логики.

А я поспешила разуверить почтенного магистра в суицидальных намерениях.

– Да я так жить хотела, что умудрилась сделать сразу две почти невыполнимые вещи!

– Какие же? – полюбопытствовал на свою беду преподаватель.

– Раскрыть матрицу меньше, чем за удар сердца, и уложить на обе лопатки опытного боевого мага.

С соседней койки послышалось возмущенное фырканье, а Тупфир и вовсе поперхнулся воздухом. И долго после этого хлопал себя по груди, пытаясь выровнять дыхание. А потом магистр, видимо решив, что для его жизни и здоровья безопаснее расспрашивать Снежка, повернулся к нему:

– А как вы, адепт Бьеркрин, оказались на крыше?

– Одну психопатку полез спасать, – недовольно буркнул перебинтованный – аж вся грудь в повязках белела – Снежок.

– А как вы узнали, что ей вообще нужна помощь? В смысле она не хочет покончить с собой? – тут же поправился Тупфир, утерев при этих словах тыльной стороной пухлой ладони испарину со лба.

– Если бы она расшиблась, то нам пришлось бы зачет по курсу «Теория и практика спасательных операций» пересдавать. Всей моей группе. А мы и так только на полигоне у магистра Румса перестали грязь месить. Как раз с его занятия и возвращались. И еще одного никому не хотелось.

– А почему вызвались именно вы? – не унимался Тупфир.

Снежок скосил на меня глаз и потом нехотя ответил:

– Мы с парнями на камень-ножницы скинулись. Я проиграл. Пришлось лезть. Заклинанием же ее было из-за флюгера не снять.

Я от такого заявления чуть не задохнулась. Бедная темная висела там, понимаете ли, на конце шпиля, почти с жизнью прощалась, а они…

– Все понятно, – тоном «ну и демон с вами, оба живы – и ладно» отозвался на это признание преподаватель.

И когда повернулся, чтобы уйти, то я вздрогнула. А все потому, что на койке, большую часть которой до этого закрывала объемная фигура преподавателя, лежала Эйта.

Мысль: «Как могла прошляпить и выпустить из рук… точнее, руки столь ценную добычу» – обожгла ударом кнута.

Пушистая, откинувшись на подушку, обреченно смотрела в потолок. Ее левая передняя лапа была перебинтована, а сама она с ожесточением лузгала семечки.

Увидев меня, она фыркнула:

– Чего вылупилась, паразитка! Я тут из-за тебя, между прочим! – с негодованием отозвалась пушистая.

Причем ее гневный вскрик услышала лишь я. Профессор неспешно брел к выходу. Снежок прикрыл глаза и, похоже, если не уснул, то вот-вот готов был отрубиться.

– Между прочим, если бы не моя подруга, я бы так с неперебинтованной лапой и лежала.

– А кто она? – шепотом, чтобы не дай Тьма не разбудить светлого, спросила я, любопытствуя.

– Хель, – отрезала Эйта.

Я сглотнула. Это что же получалось: почти на соседней (хорошо, через одну) койке от нас была еще и сама Смерть. И мало того что просто присутствовала, еще и первую медицинскую помощь оказывала.

– А она сейчас здесь? – осторожно поинтересовалась я.

– Увы. У нее свидание… – как-то особенно печально вздохнула пушистая и затем невпопад добавила: – Бедная.

– Почему это бедная? – прошептала я на уровне ультразвука.

– Потому что все проблемы от этих свиданий. Сначала ходишь на них, цветочки нюхаешь в подаренном букетике. Потом конфеты презентованные трескаешь. А затем бац – у тебя от этих самых сладостей талия поплыла… Сразу до тройни. А твой любимый олух еще и радостно лыбится: дескать, наследники! Первенцы! Попробуй теперь, любимая, от свадьбы удрать! И даже твоей родни не пугается, бессмертный! А ты, наивная, радостно на предложение рога и сердца соглашаешься, не подозревая, что у тебя потом будет целый выводок. И ладно бы только это! Ан нет! Как деточки подрастут – в академии их устраивай, замуж выдавай… – Белка, сжав здоровую лапу в кулак, словно погрозила всему мирозданию разом. И подытожила: – Вот до чего эти свидания, будь они неладны, доводят. До внуков!

Вот только хоть Эйта и бурчала, делала она это как-то без огонька. Словно и сама не особо верила в то, что говорила.

– А с кем она встречается?

– С мо…

– Все-таки ты сошла с ума, – раздалось печальное с соседней койки.

М-да, как-то неловко получилось… Я-то думала, что Снежок уснул. А он, оказывается, слушал. Меня. Одну. Потому что Эйта является лишь тем, у кого есть хотя бы легкая сумасшедшинка. Ну и менталистам. А Снежок был в абсолютно здравом уме и не магом разума.

– Не хочу расстраивать тебя, – я повернулась к светлому, – но нет. С моими мозгами все в порядке.

– Еще скажи, что ты сама с собой только что не разговаривала, – скептически отозвался Снежок.

– И скажу. Я со своим дипломом беседовала.

На это заявление уже возмущенно фыркнула Эйта. Она даже хвостом дернула в негодовании. И тут же скривилась. Видимо, это движение отдалось болью в сломанной лапе.

– Диплом! Да я госпожа Безумия! Ты страх потеряла, темная?

– С дипломом? – почти синхронно с пушистой переспросил светлый. И, судя по его интонации, он почти видел, как за окном в облаках красиво и почти незаметно для прохожих летит моя кукушечка.

– Да! – обоим сразу ответила я.

И исключительно для Бьеркрина добавила:

– У меня тема дипломной «Способы сопротивления безумию магически одаренных существ». Поэтому на крыше я ловила белочку. В смысле Эйту.

– И, судя по всему, поймала, – как-то не слишком вдохновляюще отозвался Снежок.

– Как ты догадался?

– Темная, – голос Снежка прозвучал предостерегающе, – ты ведь в курсе, как поступают с обезумевшими магами?

Тут я поняла, что мы говорим о разных белочках. Точнее, об одной, но… Я о ней в фас, а он – в профиль!

– Я в курсе, – прошипела гадюкой, – а еще я менталист. И, поверь, мой разум такой крепкий, что им гвозди можно заколачивать. Причем в крышку гроба твоего недоверия!

И, плюнув на все, я просто и незатейливо поклялась в своих словах.

По лазарету пронесся легкий вихрь – мироздание приняло слова моего зарока. И даже не убило после этого. Не знаю, кто из двоих – Эйта или Снежок – был больше этим разочарован. Оба выглядели одинаково недовольными.

– Значит, ты правда ловила Эйту? – уточнил светлый.

– Скажу больше, милый: я лежу почти на соседней с тобой койке, – фыркнула в усы пушистая и, подбросив тыквенную семечку, ловко цапнула ее ртом и разгрызла, а потом выплюнула шелуху чуть в сторону.

– Поймала. Кстати, она сейчас тут. И сказала, что ты, милый, очень удивишься этому факту, – последние слова я произнесла, стараясь передать беличью ехидную интонацию. И, не удержавшись, добавила от себя: – А еще она плевать на тебя хотела.

От такой вольности перевода пушистая, закинувшая в рот еще одну семечку, закашлялась.

Светлый не спешил что-то говорить. Видимо, обдумывал услышанное. А может, просто его сморил сон? Во всяком случае, я увидела, как спустя совсем немного времени Снежок смежил веки, а его дыхание выровнялось.

Белочка же уделила все свое внимание семечкам, а когда те закончились, повернулась к нам спиной и задрыхла. Заливисто так, с присвистом.

А я же лежала, как самая умная, таращилась в потолок и думала, что, кажется, моя первая дуэль со светлой сегодня пройдет без меня.

Потом повернулась на правый бок. Койка подо мной протяжно скрипнула. А лежать оказалось жутко неудобно. Повернулась обратно. Кровать и вовсе застонала желной. Надсадно, противно. Как будто ее крепления век не смазывали. Даже заржавелые дверные петли и то мелодичнее звучат.

Да еще и меж лопаток что-то уперлось. Да так, что я попыталась извернуться и…

– Ты будешь спать? – прозвучало сонно сбоку, и Снежок ехидно добавил: – Или зло никогда не дремлет?

Я и не подумала отрицать:

– О да, тьма всегда полна сил и энергии… – Вот только эффект фразы смазал широкий зевок.