Текст книги "Адептка, какого тлена?"

Выбежала и вытолкала коляску я на параллельную улочку, ощущая, что еще немного – и сдохну. За спиной осталась копошившаяся и возмущенно попискивающая тьма. Чешуйчатая мелюзга света не любила. Даже такого, от уличных фонарей, предпочитая залечь во мраке переулка и подождать кого-нибудь не столь прытко… жизнелюбивого, как я.

– Чтоб я еще раз доверилась тебе… – начала было я, но братец перебил:

– Слушай, Од, ты прям как пессимистка: видишь одни минусы. А ведь во всем случившемся есть и плюс: мы быстро смылись оттуда.

– Слушай. Я хотя бы вижу! И слава богам! А вот ты куда смотрел, когда завел нас в тот переулок?!

– В будущее, – ничуть не смутился старшенький. – Пытался там разглядеть что-нибудь далекое и светлое.

– В следующий раз, когда решишь так сделать, учти, что хомяки близорукие, – выдохнув, отозвалась я и покатила скрипучую коляску по брусчатке.

– Я, между прочим, нас спасти пытался… – в свое оправдание произнес братец.

Я фыркнула.

– Пытался так же, как в канун этого Новогодия попросить прощения? – съехидничала я: в тот раз мы так активно мирились с братцем, что знатно подрались.

– Слушай, ты мне тот реферат будешь до самой смерти припоминать? – насупился Мик.

– И после тоже, – заверила я. – Я над этой работой, к слову, корпела целый месяц. А осталась без зачета.

– А я без девушки, – припомнил братец мою месть за залитые кофе – так, что и не восстановишь, – листы. – Чтоб ты знала, я Сальму тоже месяц обхаживал.

– Ну я же не знала, что она такая впечатлительная и испугается даже не сквыги, а ее фантома…

– И послали небеса сестру-ведьму… – простонал хомячелло.

– Бестиолога, – поправила я.

– Это еще хуже! – припечатал братец и в сердцах добавил: – Нормальные маги нечисть убивают, а не тащат радостно домой с криками: посмотри, какая восхитительная гадость! Да если бы у тебя, Од, жили монстры под кроватью, то они бы боялись тебя, а не наоборот!

– Почему «если»?.. – подначила я братца.

Хомячелло аж чихнул от такого заявления и какое-то время не находился с достойным ответом. Но потом все же его нашел и…

За таким разговором мы за полночь и добрались до академии. Путь выдался неблизкий, и я дико устала. И на закрытые ворота я смотрела с особой ненавистью.

Нет, как почти выпускнице, мне было известно несколько заветных дыр в ограде, через которые можно проникнуть в академию, и даже один подкоп, но тело Мика… Его просто так не пропихнуть. Проще оказалось перекинуть через забор.

Так папы перекидывают опоздавших дошколят через изгородь в детских питомниках. А я – братца. Только в нашем случае старшенький сам наблюдал со стороны за процессом и его активно (и негативно) комментировал:

– Так ты мне шею свернуть можешь, – переживал Мик и этим своим беспокойством уже успел свернуть мне все мозги. – Аккуратнее. Я тебе не мешок с брюквой.

Утверждение было спорным, потому как сейчас братец выглядел именно что овощем. Без сознания и каких-либо признаков моторных функций.

– Конечно, не мешок. Ты потяжелее будешь, – пыхтя, согласилась я, придерживая тело братца за руку. – Хотя, может, именно из-за твоей большой массы дух хомяка и не смог взять твой организм под полный контроль. И ты все еще в отключке.

– А что будет, если у него все же получится? – уточнил старшенький.

– У меня на руках окажется молодой половозрелый мужик с повадками грызуна, – признала я неприятное. – Так что нужно поскорее выбить из твоего тела дух хомя…

«Бумс!» – тело братца упало с той стороны ограды.

– Судя по всему, именно этим ты сейчас и занимаешься, – мрачно прокомментировал Мик, глядя на себя, лежащего в позе звезды под полуоблетевшим грабом. И спустя несколько мгновений неожиданно добавил: – Спасибо, сестренка…

– Мы же семья. – Я вздохнула и перекинула через ограду кресло-каталку. А за ней и сама полезла в дыру забора.

Оказавшись на территории академии, оглянулась. Тащить братца в общежитие был не вариант. Мимо вахтерши не то что цельного мужика – мышь в кармане протащить было порой проблематично.

А вот если в учебном корпусе академии – проще простого. Туда-то я и покатила братца. Ближайшим было восточное крыло, то самое, где располагался стационарный портал. Его никогда не закрывали: проще было поддерживать переход, чем каждый раз активировать. Магистры лишь установили полупроницаемую мембрану, чтобы вернуться в академию могло лишь то, что из нее вышло. Поэтому сейчас магическое сияние перехода скупо освещало зал, мимо которого я шла.

Направлялась я в музей неестествознания, где планировала оставить бессознательного Мика. А что? Помещение большое, экспонатов много. Одним недвижимом телом меньше, одним больше…

Но сегодня явно была не моя ночь. То ли бессонница одолела всех скопом, то ли я просто оказалась такой невезучей… но, услышав впереди шум, я начала лихорадочно озираться, прикидывая, куда бы спрятаться. Ни укромных уголков, ни ниш вокруг, как назло, не было. А вот портал…

«Пережду с той стороны немного, пока пройдут, и вернусь», – решила я и толкнула коляску в рамку переноса, а затем вошла в мерцавшее марево и сама.

Я не знала, куда меня вынесет. Если портал не перенастраивали, то в последнюю точку, куда сегодня отправляли адептов. Другой вопрос: что за группа это была? Я лишь молилась про себя, чтобы не оказаться в той самой лечебнице, из которой я с таким трудом вынесла тело брата. А что? Я понятия не имела, где проходят практику будущие лекари, но вдруг именно там?

Но когда я вышла из телепорта, то увидела уже знакомую картину: ангары. В ночи, когда все работы прекратились, шума было не слышно. Лишь скупой свет магических фонарей освещал огромные тела големов.

Я посмотрела на одного из них, второго… Это, конечно, не музей неестествознания, но до него еще пилить… В смысле катить и катить тело братца. Здесь же Мика можно было спрятать, и вышло бы ничем не хуже. Главное – найти подсобку поукромнее.

С этими мыслями я и толкнула кресло.

– Эй, сестренка. Ты чего задумала? – озабоченно пискнул на моем плече хомячелло.

– Найти здесь приют твоему телу, – отозвалась я и принялась за это непростое дело – решительно направилась в сторону мастерских.

К счастью, дверь в одну из них оказалась не заперта. Я обрадовалась этому больше, чем встрече с реликтовой чернокнижной вроникой. Хоть в чем-то мне сегодня повезло! А затем, толкнув створку, вкатилась внутрь.

Это оказался сборочный цех. Высокие – под три этажа – потолки, станки, подвесы и подъемники…

– Похоже, здесь собирают малых големов для легкой атаки, – со знанием дела произнес Мик, принюхиваясь и перебирая лапами у меня на плече.

Лично мне было без разницы: больших, малых, атаки-прикрытия… Главное, чтобы тут было укромное местечко… И спустя некоторое время я такое нашла! Одно из подсобных помещений оказалось заставлено ящиками, на которых лежал толстенный слой пыли. Последний как бы слегка намекал: заглядывают сюда нечасто.

За деревянными коробами я и спрятала тело братца, накинув на Мика вместо отвода глаз мешковину, чтобы не замерз. Ей же прикрыла и кресло-каталку, которая вписалась сюда как родная.

– Ну вот, завтра я за тобой вернусь и перепрячу, – разом пообещала я обоим Микам: и бессознательному, и охомячевшему.

– Думаешь, никто не найдет? – усомнился братец.

– Даже родной отец, – заверила я, отряхивая юбку.

– Да он нас теперь и не узнает, – заметил Мики и добавил: – Он и фамильный зов бросить нам теперь не сможет, как и мы ему…

Я вспомнила о шаре, который вспыхнул перед лицом братца на кухне. Такой могли послать друг другу лишь кровники. Чужие люди обычно обменивались лишь зачарованными бумажными посланиями, сложенными особым образом. При их отправке указывали примерное местоположение адресата, его имя и точно формировали мыслеобраз внешности получателя.

Но я понятия не имела, где находятся папа и мама. Да и путь вестника можно было отследить. Так что, как бы нам ни хотелось дать знать родителям, что я и Мик живы, мы решили не рисковать и выждать хотя бы до утра. И лично я планировала провести это время в засаде из подушки и одеяла. Потому что двое суток беспрерывного бодрствования давали о себе знать, я едва стояла на ногах.

Но сон как рукой сняло, когда я, возвращаясь к входу в цех, увидела крадущегося вдоль станков типа. Знакомого такого. Со светлой макушкой.

Что он здесь делает? Неужели ищет то, что я только что спрятала?

Я посмотрела на рассветного – одного из тех, кто решил уничтожить нашу семью. А она… Она была для меня не главным. Семья была для меня всем! За это все я сейчас приготовилась бороться изо всех сил. И если магические оказались на нуле, то физические еще остались. К тому же у меня имелся разводной гаечный ключ!

Его я и взяла с верстака абсолютно тихо. А затем крадучись направилась к белобрысому. Устрою-ка я ему оглушительную встречу! А потом выпытаю все, что он знает о папе и маме. Если не пожелает говорить, я найду еще одну подсобку, где его, связанного, можно спрятать.

Мик, без слов поняв мои намерения, подобрался, напружинив тело. Я чувствовала, как его лапы уперлись мне в плечо, когда приблизилась к рассветному почти вплотную.

Замахнулась, примеряясь, как ударить так, чтобы не убить, когда этот гад белобрысый что-то почувствовал и резко развернулся.

А дальше все случилось столь стремительно, что я и пискнуть не успела, как мою руку с разводным ключом перехватили. И тут же сжали так сильно, что, кажется, даже линия жизни изменилась. Точнее, почти оборвалась.

Моя ладонь разжалась. Оружие упало на пол. Раздался громкий лязг. Мой крик и мужское шипение сквозь зубы. Организатором последнего стал Мик: братец, видя, что дела сестренки плохи, пустил в ход единственное оружие, которое у него было, – резцы. И хотя хомяк бобром не был ни разу, а шея рассветного на дерево не тянула, все равно получилось неплохо. Неожиданно – так уж точно.

Во всяком случае, на долю мига хватка на моей руке ослабла, а я, наоборот, преисполнилась сил и врезала… куда смогла! Жаль, что смогла не туда, куда нужно. Или мне просто попался такой твердокаменный бандит, которому все нипочем? Он даже Мика отодрал от шеи, хотя хомячелло держался изо всех резцов!

Но от братца так легко было не избавиться. Как только старшенький вынужденно покинул зону первого укуса, тут же организовал вторую: Мик подпрыгнул, ухватился за мочку уха и сомкнул челюсти уже на ней.

Но, увы, белобрысый на эту атаку отреагировал вообще неадекватно – заломил мне руку еще сильнее. А после и вовсе защелкнул на запястьях браслеты и выдохнул:

– Именем закона вы арестованы. – И, снимая с уха хомячелло, который повис там мохнатой попастой сережкой, добавил: – Оба!

– Полный шандец! – выдохнул потрясенно братец.

– Какого еще закона?! – возмутилась я и попыталась дернуться.

Тут же зашипела: проще было вывихнуть себе руку из сустава, чем вырваться из цепкого захвата. Причем рассветный держал меня одной рукой, а второй – Мика.

Мой вопрос был проигнорирован. Вместо этого белобрысый задал свой:

– На кого работаете? – с акцентом произнес этот оборотень в погонах! И плевать, что, по легендам, Рассветные земли – прародина драконов. Передо мной явно был перевертыш, который днем – дознаватель, а ночью – неприятель.

– На семью! – сквозь зубы прошипела я, сказав чистую правду. Потому что на ложь уже не было сил.

– Какую? – продолжил допрос белобрысый гад, тряхнув Мика, когда братец попытался его укусить. – Как называется твоя… – начал было рассветный, и тут случились они! Трудности перевода, не иначе. Потому что спустя несколько мгновений паузы Хардан (или как там настоящее имя у этого патлатого гада?) выдал: – Преступная группировка?!

Мы с Миком, услышав этот вариант перевода «клан», непонимающе переглянулись. Потом еще раз, и… до меня дошло! То, что в Рассветных землях одни именовали в официальных документах этой самой «преступной группировкой», другие в обиходе называли семьей! Вот оно что: Хард принял меня за преступницу!

Я рассмеялась! Нервно и эмоционально.

А этот рассветный гад… Взял и испортил мне всю истерику одной фразой:

– Поехали в участок.

– Что, прям в настоящий? – пискнул не поверивший такому повороту Мик и потребовал: – Ты, Белоснежик, жетон-то стража сначала покажи, потом застенками пугай! И права нам зачитать еще должен!

– По поводу прав и обязанностей мы еще поговорим… – с легким акцентом начал было Хард и попытался с хомяком в руке достать что-то из внутреннего кармана.

Это была его ошибка. Потому что, как только рассветный отвлекся, я качнулась вперед, превозмогая боль захвата. На правом запястье у меня были наручники. Полагаю, что другой их браслет был пристегнут к руке белобрысого, чтобы я не сбежала. Но левая-то у меня была свободна! Ей-то я и схватила упавший ключ. И что есть силы врезала им по голени моего противника.

Он не устоял. И мы оба упали на пол, перекатились несколько раз. Я пыталась достать рассветного ключом. Он – меня обезвредить. И тут что-то выпало у белобрысого из кармана, звякнув о каменную кладку. Я не обратила на это внимания, борясь с противником.

Я билась, царапалась, кажется, даже укусила Харда за что-то… Но все равно оказалась распластанной на полу. И мою свободную руку рассветный прижимал своей. А еще этот гад навис надо мной и смотрел так, словно прикидывал, какой глубины ему рыть для одной рыжей могилу.

– Elatio tormiris! – выдохнул рассветный.

Не знаю, что это значило, но звучало как: «Ты меня вконец достала!»

– И ты меня тоже! – выплюнула я в ответ.

И тут в наш милый монолог вмешался братец:

– Од, я проверил, он и вправду настоящий страж. У него даже руническая метка есть на теле. Причем активная! Только не скажу где. А еще пара ловчих дознавательских амулетов стандартного образца.

А вот теперь удивился уже Хард. Не уверена, все ли он правильно перевел из речи братца, но понял: его только что осмотрели, обыскали и просто облапали (рук-то у хомяков нет!). Судя по шипению исключительно на родном языке и матерным интонация, стражу это не очень понравилось.

А я, прижатая к стенке… точнее, к полу, скосила взгляд и увидела валявшийся рядом со мной значок стража. М-да… Как-то неловко вышло. Вот только…

– Слушай, Хард, или как тебя там на самом деле… – начала я, шипя гадюкой сквозь зубы.

– Называй меня Хардом, – перебил – словно полоснул клинком – рассветный.

– Слушай, Допустим-Хард. Раз ты весь такой на стороне закона… – начала я зло и осеклась. Очень уж хотелось уточнить у рассветного, чего он тогда в меня накануне стрелял, но… Раз белобрысый спрашивал, из какой я банды, значит, точно не узнал. А признаваться самой – да ни за что! Тем более отец приказал скрыться из города. Если бы папа доверял стражам, то, наверное, отправил бы нас с братом к ним. Так что… я в безопасности, пока я не Старлинг. – Какого тлена ты здесь забыл?

– А ты? – не думая отвечать на мой вопрос, отозвался этот Допустим-Хард.

– Големов искала, – соврала я первое, что пришло на ум. Ну правильно, что еще можно делать в цеху, где их собирают.

– Ты из людей Штопора? – продолжил рассветный, надавив на меня. И психологически, и физически – несмотря на то, что тело у дознавателя было поджарым, весило оно изрядно.

– А ну, лапы убрал от нее, страж! И остальные части своего тела от чести Одри тоже! – вмешался в допрос братец, который даже в такой момент, оказалось, пекся о моей добродетели.

– Напарник, не мешай! – цыкнула я, давая понять старшему: мы в образе! В каком, точно пока не знаю, но из него выпадать нельзя. Чтобы в нас даже заподозрить не смогли скрывающихся Старлингов. – Я его почти расколола…

Рассветный и Мик посмотрели на меня с одинаковым удивлением. Но хомячелло, знавший меня с пеленок, пришел в себя быстрее и сделал вид, что да, так именно и надо. И вообще, он тут чуть ли не глава контрразведки собственной мохнатой персоной.

Хард же оценивал услышанное на миг дольше, но, увы, сделал правильные выводы и на ложь не купился. А жаль.

– Даже не надейся: я не поверю, что ты агент.

– Это еще почему? – Стало даже обидно.

– Дерешься непрофессионально, – тут же ответил Допустим-Хард.

– За драки у нас отвечает Мик, – выпалила я. А что? Братец – боевой маг, паладин… Он умеет навалять и обычными кулаками, и магическими хуками… Точнее, умел, пока был человеком.

Рассветный скептически глянул на хомяка и заметил:

– Не лучший вариант.

– Напарников не выбирают, – возразила я и добавила: – К тому же мы только смотрели. Сражаться в наши планы не входило. А тут ты… Думали, конкурент по… – Я понятия не имела, что ищет Хард, поэтому обтекаемо закончила: – По просмотрам. Откуда же знать, что ты страж?!

– И что успела найти? – задал очередной вопрос этот… страж! Таким дотошным мог быть только он.

– А что мне будет, если я скажу? – задала я вопрос, пытаясь выгадать время.

– Ты не в том положении, чтобы торговаться, – заметил Хард.

– Зато ты в том, чтобы делать и предложение, и детей! – прошипела я, намекая на то, что наш разговор с рассветным идет в горизонтальной плоскости. От нее у меня уже вся шея затекла. И камни пола вдавились в спину.

– Хорошо, если ты хочешь предложение, то вот оно: ты говоришь мне, что успела узнать, на кого работаешь, клянешься на крови никому не сообщать о нашем разговоре и больше не мешать мне, а я… отпускаю тебя.

– И слезаешь с меня, – добавила я.

Последнее требование было выполнено мгновенно. А спустя несколько ударов сердца я и вовсе оказалась на ногах. Но сковывающий магию (и просто движения) браслет страж с меня так и не снял.

Стоял, буравил меня своими зелеными глазищами, будто оценивая. И чего, спрашивается? Мне и так ложь придумывать тяжело. А тут еще и под наблюдением…

Я понимала: если талантливо не совру, то этот тихий и спокойный рассветный либо по-тихому нас с Миком прикопает, либо спокойно посадит в тюрьму. А ни с того света, ни из-за решетки я помочь родителям не смогу.

– Слушай, Хард, я не могу сказать тебе, на кого работаю… – произнесла я и сглотнула, чувствуя, как предательски вспотели ладони. В голову, как назло, ничего не шло, кроме правды.

Замолчала, не зная, что сказать. А вот Хард, словно что-то прикинув в уме, произнес:

– Я оценил ловкость, изобретательность и проворство, которые ты использовала, чтобы проникнуть сюда. И впечатлен ими… Мне пригодился бы такой проворный и сообразительный сотрудник. Поэтому как насчет того, чтобы ты стала работать на меня? Осведомителем.

Это было предложение из тех, от которых невозможно отказаться.

Клятву рассветному мне все же принести пришлось. Причем верности! Вот уж не подумала бы, что буду давать ее не перед алтарем, а при приеме на работу. И не супругу, а, пекло подери, начальству! И после того, как произнесли зарок (и я, и хомячелло), мы не могли ни сказать, ни написать, ни любым другим способом разгласить то, что узнали от Харда. И хотя страж, мягко говоря, был не очень разговорчив, удалось понять главное: он ищет тех, кто незаконно создает боевых големов и использует их для нападений на мирных жителей.

Но даже эта вроде бы благородная цель не убедила меня в том, что рассветный – добрый зайка. Он явно вел свою игру, а я свою. К тому же… Ну не доверяла я мужчинам, которые пытались меня убить! Будь те хоть трижды законниками.

Похоже, что и рассветный не очень полагался на девиц, которые пытались его приласкать разводным гаечным ключом. Потому что снимал с моего запястья браслет этот Хард с явной неохотой. А после бдительно следил за каждым шагом, чихом, вздохом… Впрочем, я тоже. И за обоими нами приглядывал братец.

Вот такой сильно бдящей, контролирующей и наблюдающей компанией мы двинулись на осмотр цеха.

– Почему ты уверен, что твоих големов создают именно тут? – не выдержала я.

Вопрос прозвучал бы в лучших традициях праведного гнева, если бы не широкий зевок. Глаза слипались. Организм, поняв, что его арест и смерть откладываются по техническим причинам, решил, что сил его дамских на все эти ночные слежки нет, и упорно пытался вырубиться. Я этому мужественно сопротивлялась.

– Потому что обточка части деталей, которую удалось обнаружить, сделана на профессиональном оборудовании, – выдохнул Хард. – Слишком точная подгонка. Такой в подвале не сделать, нужны станки.

– И раз ты среди адептов, я так понимаю, что всех работников уже проверили, – понимающе хмыкнул братец. Вот уж у кого энергии было хоть отбавляй: что взять – хомяки ведут ночной образ жизни.

– И из какой норы ты, такой проницательный, выбрался? – уточнил рассветный. – Вообще, как так получилось, что ты у нас грызун с полным сознанием?

– Слушай, страж, я же не спрашиваю, откуда у тебя вживленный «доспех Трона» на спине, – фыркнул братец. – Вот и ты прояви чуткость и такт, не спрашивай о деликатном.

Слова Мика заставили меня на миг вынырнуть из полусна. «Доспехом» называли целую маго-механическую систему, которая вживлялась в организм, усиливая его способности, делая его быстрее, сильнее, выносливее.

При этом вдоль верхней части позвоночника располагался ряд небольших тонких пластин, от которых, словно нервные отростки от спинного мозга, отходили тончайшие спицы. При вживлении амулета они проникали под кожу, впивались в тело, сливаясь с ним и перераспределяя энергетические потоки в организме мага.

В сражении с песчаными демонами, которым чары были нипочем, «доспехи» могли спасти жизнь. Потому-то братишка, став паладином, сам подумывал когда-то о таком. Но нам всей семьей удалось отговорить Мика. Амулет давал немалые силы, но взамен мог потребовать и жизнь: не все выдерживали вживление. Поэтому шли на подобное или отчаявшиеся, которым нечего терять, или психи. Но обычно и те и другие были воинами Приграничья, смысл жизни которых был в сражении с тварями из дюн.

Украдкой глянула на рассветного: он не походил ни на неудержимого вояку, ни на безумца. Скорее наоборот: Хард был расчетливым и настолько холодным, что рядом с ним познабливало. Еще немного – и простуду можно подхватить. Значит, выходит, без вживления по какой-то причине ему нельзя было обойтись. Интересно, что это были за обстоятельства?

Увы, ответ на этот вопрос я навряд ли узнаю. А вот что удалось понять отчетливо сейчас, так это две вещи. Во-первых, мне несказанно повезло, что, когда я замахнулась на белобрысую макушку, страж сжал мне не шею, а запястье. С его-то возможностями мог и убить, не сильно-то и напрягаясь. А во-вторых, шансов сбежать у меня нет. От слова совсем. И дергаться не стоит даже.

– О деликатности мне говорит тот, кто даже штанов не носит? – ироничный голос Харда, обращенный к братцу, заставил вынырнуть меня из размышлений.

– Это удар ниже пояса, – возмущенно фыркнул братец.

– Всего лишь замечание, – парировал дознаватель.

– Пусть замечание! Но ниже пояса. К тому же я хомяк. Мне можно. А ты… завидуй молча моему достоинству. И вообще…

В таком духе эти двое препирались, пока мы осматривали один из станков. Ну как мы… Мик с Хардом осматривали, проверяя какой-то срез, а я бде-е-е-ела… клевала носом, но бдее-е-е…

В какой момент глаза мои окончательно закрылись – не помню. Я провалилась в сон. Глубокий и качественный, как у образцового покойника. Реальность закончилась. Хотя и пыталась о себе напомнить через дрему ощущениями покачивания, сильных рук, которые держали меня, и звуков тихой, но очень эмоциональной перебранки. Кажется, Мик пытался настоять на маршруте, а рассветный, тихо ругаясь сквозь зубы на непонятном мне языке, не соглашался с братцем.

«Вот, первый день, точнее, ночь на рабочем месте, а начальство уже носит меня на руках», – промелькнула то ли мысль, то ли бред, и я снова уснула.

А очнулась оттого, что кто-то дубасил по моему животу отбойным молотком. Ритмично и методично. И тихо пыхтел при этом: «Вста-вай! Вста-вай!»

Я попыталась увернуться от этой пакости, ощутила себя связанной по рукам и ногам, брыкнулась из последних сил и… упала! Ударилась лбом о пол. И хотя тот был деревянным, звук все равно вышел такой… С намеком на пустоту и ветер в одной неразумной головушке.

– Од, ты там живая? – участливо поинтересовался братец, материализовавшийся перед моим носом своей собственной пушистой персоной.

Я же, сфокусировав на хомячелло взгляд, наконец начала осознавать, что путы, связавшие меня, – это одеяло, в которое я сама же и закуклилась.

– Скажи лучше, что это было? – голос со сна оказался сиплым.

– Что конкретно из «было» ты имеешь в виду? – уточнил Мик.

– Только что, – отозвалась я. – Когда мне по животу лупили чем-то…

Дальше случилось то, чего я ожидать никак не могла. Вот вообще никоим разом! Совершенно! Мик на миг замер, потер лапами усы, возвел глаза к неб… к потолочной штукатурке, театрально вздохнул и произнес:

– Это был я!

Я нахмурилась, глянув сердито на братца.

– Кто же знал, что тебя будет убить легче, чем разбудить! Нам тикать отсюда надо, а ты дрыхнешь, – произнес хомячелло особым преподавательским тоном. Такой наставники обычно берегут для особых случаев. Например, когда нужно придать дополнительное ускорение телу адепта в пространственно-временном континууме сессии.

– Можно было бы и не будить, – ворчливо заметила я. – Меня вполне устраивало мое сонно-агрегатное состояние. А то от этих гонок на выживание и приключений у меня уже вся приключалка болит, – с этими словами я потерла ушибленный лоб.

На что братец не преминул заметить, что эта самая приключалка находится в другом месте и, если я не хочу огрести на нее еще интересностей, нам стоит убраться из комнаты Харда.

– Я что, у него спала? – спросила я очевидное. Голова соображала все еще не очень, зато зрение не подводило: комната была явно не моя.

Ни размерами, ни обстановкой она не походила на тот закуток, который мне вчера удалось получить. Сквозь высокое окно со стеклами, крепленными в частые крестообразные переплеты, в комнату проникал утренний свет. В углу стоял небольшой камин, увенчанный гербом академии. На массивной резной полке, что была рядом, лежало несколько томов, а также пергаменты и свитки. Чуть поодаль был внушительный платяной шкаф.

Но самое большое впечатление на меня произвела кровать. И даже не потому, что она была украшена резьбой и витиеватыми узорами. Нет. А потому, что она была одна! И я сильно сомневалась, что белобрысый был настолько благороден, чтобы уступить мне постель, а самому улечься на ковре у камина.

Но, как оказалось, о высоком и нравственном позаботился Мик. Братец, видимо, все поняв по моему взгляду, пояснил:

– Не переживай, сестренка, я берег твою честь почти в рыцарских традициях…

– Это как? – не поняла я.

– Ну, в давние времена, если ложе делили двое, не состоявших в браке, то между ними клали меч без ножен, чтобы соблюсти приличия, – начал хомячелло. – Вот только извини, Од, меча – даже завалящего аканака – у белобрысого не было. А свой кинжал этот страж отчего-то дать не захотел. Но не переживай, сестренка! Я нашел выход. Точнее – вилку! Она справилась с миссией не хуже двуручника! Я лично бдел.

После этих слов я, кажется, начала понимать, отчего так кололо у меня чуть ниже ребер. Это боком мне выходила братская забота о моей девичьей чести. Хотя той почти что и не осталось уже. И даже «почти» бы не было, если бы Коннел о’Релли не оказался таким говнюком. А я ведь в эту сволочь даже влюбилась!

Да и как устоять перед красавцем выпускником боевого факультета, который эффектно и очень настойчиво ухаживал. Вот только я для него оказалась всего лишь объектом мести: братец обошел Коннела на ежегодном турнире магов, и Коннел решил отомстить: соблазнить младшую сестру соперника и сделать эту сомнительную постельную историю всеобщим достоянием. Еще и тотализатор под это дело организовал среди парней.

Но я узнала о том, что на меня делают ставки, и поступила в лучших семейных традициях. Папа всегда считал, что месть – самое надежное правосудие. Хотя иногда он добавлял, что врагов можно и прощать… но после того, как их казнят на эшафоте.

Братец в тот месяц был в Приграничье на учениях, куда боевых магов-выпускников отправляли небольшими отрядами, и ни о чем не догадывался. А я решила, что смогу сама за себя постоять.

Вот только вызывать о’Релли на дуэль чести было бы, мягко говоря, неосмотрительно. Да и вообще, к чему прыгать с мечом по ристалищу, когда можно по болоту с сачком в руках! И поймать замечательную сенгинскую юппу – нежить третьего класса опасности.

Эта милая клыкастая ядовитая жабка была примечательна тем, что ее укус действовал на магов куда эффективнее любого приворотного зелья. Правда, эффект был кратковременный, зато, как выяснилось на практике, ошеломляющий.

Обычно юппа кусала за ногу какого-нибудь неосторожного чародея, и тот, под действием афродизиаков, сам шагал в топь, грезя о привидевшейся прелестнице. В академии топей не было, зато имелась приемная ректора с чудовищ… В смысле с чудеснейшей госпожой Виссой. Одна ее механическая рука чего только стоила! А взгляд, способный вморозить в глыбу льда, вообще был прекрасен.

Одним словом, о’Релли к секретарю без укуса юппи и на выстрел пульсара бы не подошел. А тут выломал дверь приемной, признался в любви, в порыве страсти скинул с себя всю одежду до подштанников, обещая ночь разврата…

Ветеран трех приграничных войн с демонами в первый момент даже растерялась. А потом… как не растерялась! И скрутила влюбленного боевика в удушающем захвате! А еще пригрозила, что как сейчас примет его предложение руки и перца и как согласится сыграть свадьбу… То ли угроза подействовала, то ли в этот момент действие яда юппи кончилось, но Коннел о’Релли замер, посмотрел на всех осознанным взглядом и в толпе любопытных адептов, которые с интересом наблюдали за бурной любовно-боевой сценой через выломанный дверной проем, увидел мило улыбавшуюся меня.

Коннел все понял и даже после пообещал отомстить. Я заверила, что с радостью приму вызов, но только через его труп. После чего меня назвали ведьмой. Ну как назвали… Фраза была куда забористее, многоэтажнее и анатомичнее, но смысл примерно такой. После нее я поняла, что в личном списке врагов о’Релли я таки потеснила братца с его первого места.

Ведь одно дело – благородно проиграть сопернику в турнире, другое – ославиться из-за какой-то девицы на всю академию до самых подштанников! Их-то, голубенькие в белый горох, припоминали еще долго. Даже байки среди адептов ходили… Одна из таких и дошла до Мика, когда братец вернулся с учений. И он, узнав все, подозрительно поинтересовался у меня, причастна ли я к этому как-нибудь. Я заверила, что нет! Ведь если не попался на горячем, значит, и отношения не имеешь! А я была девушкой расторопной.

Но только не сегодня. Потому что братец изворчался на меня, подгоняя: