Текст книги "Скрижали о Четырех. Руда. Падение"

Второй толчок был страшнее первого, он разрушил многие дома в Эминге. Пал белостенный центральный Храм (известие было отмечено громким стенанием духовенства), не устояла ратуша, а по земле прошла трещина, пробившая городские ворота и стены двух ярусов обороны. Кто-то, предусмотрительный сверх меры, расчищал войскам дорогу в город.

Полуполк Гонта уцелел практически весь. Те, кто был на ночном дежурстве, успели уйти из дворца с государем, ну а большая часть хоругви, расквартированная неподалеку, с разрешения полуполковника гуляла за стенами Эминги, самозабвенно напиваясь в ночных кабаках. Когда вокруг стали рушиться стены, и город затанцевал точно шут балаганный, пьянчуги протрезвели и, кто бегом, кто ползком и на карачках, добрались до пролома в воротах, привлеченные феррским сигналом.

– В чем заслуга военного гения господина полуполковника! – не выдержав, встрял затосковавший Викард.

Полковники сдержанно засмеялись, но Эрей гневно дернул бровью в сторону побратима, и смех тотчас умолк. Заткнулся, к вящей радости Гонта, и несносный варвар, с наигранной покорностью разведя руками.

– Военный гений здесь ни при чем, – скупо пояснил Дар Гонт. – Разгильдяйство и преступное попустительство, за которое я готов…

Нетерпеливым жестом Эрей приказал продолжать рассказ, а Истерро подумал, что в проступке юноши сквозила усмешка судьбы, давшая Раду еще один шанс. На что? Монах не рискнул гадать. Судьба, как не раз слышал он от придворных гвардейцев, дура-девка походная, а перед кем же ей задирать подол!

– Уже через час, – продолжил Даритель, – государь был за стенами Эминги, и встал лагерем в наспех укрепленной деревне, окруженный преданными войсками. Впрочем, Сельта, вопреки ожиданиям, и не думала нападать. Сельте стало вдруг не до старых бунтов.

О том, что на страну, помимо стихийных бедствий, обрушился неведомый неприятель, узнали часа через два. Пограничные заставы забили тревогу, а военные сигналы разносились по Сельте, точно птицы по небу. Загудели, заверещали знаменитые рожки, и из их протяжного воя выходило, что юциньскую границу атаковал развернутым флангом противник без опознавательных знаков, под знаменами серыми и безликими. Что Алер изменил привычному руслу, и передовые заставы сметены где самой рекой, где авангардом врага.

Наместник направил к государю старшего Даго-и-Нора, и Рад дал страшную клятву, что не причастен к вторжению. Ему поверили, и вместе с остальными, с маршалом и наместником, сам Рад I повел полуполк Гонта на защиту границ суверенной Сельты. Похоже, – доверительно снизив голос, сообщил совету Даритель, – государя увлекла возможность оборонять те земли, по которым прежде прошел с мечом, заливая кровью скудную почву.

Страну охватили хаос и паническое неприятие ситуации. Часть полков, расквартированных в городах и селениях, оказалась похоронена под завалами либо отрезана от основной армии. Слаженный, подогнанный за века механизм защиты границ разбился от удара стихии, и военные часы гордой Сельты встали вместе с часами столичной ратуши, отныне и навеки застывшими на пяти минутах четвертого, времени второго толчка.

И все же Сельту покорить было непросто.

Под знамена князя Элжана собрались остатки хваленого войска: дрогнувшие было селты приходили в себя, вспоминали, что живут ради смерти, и направляли коней к юциньской границе, вливаясь ручейками в копья, знамена, полки, в великую реку ратного похода. Знаменитая кавалерия уцелела, чему Даритель был рад: в своей жизни Дар Гонт повидал многое, но столь великолепная конница была еще разве в степях Юциня. Подобное богатство стоило беречь едва ли не превыше камней и руд! Так считал Гонт, и Император был с ним согласен. Жалели об отсутствии Эмберли Даго-и-Нора, тревожились за государыню, но поскольку с ней был отец, и сканваны, и подмастерья Школы, поскольку государыню охранял сам Викард, то, по мнению Императора, не было причин для волнений. Лишь когда гонцы принесли убийственную весть о появлении новой горной гряды, все поняли, что беспокоиться уже поздно. Государь две ночи и два дня молчал, почти не ел и не пил, но коня не повернул и на выручку жене не поехал, хотя до новых гор было рукой подать.

Противник напал со стороны терпящей бедствие Олеты, до того умело и слаженно, что селты не удержали границы. Оба войска встретились у местечка Ван-Дорн, небольшого замка, разрушенного подземным толчком.

– Они оказались сильны, – глухо признал Даритель, опуская голову. – Очень сильны, сам Император не ожидал поначалу такого мастерства неведомого полководца. Неясно было, откуда пришли эти воины и кто их привел, они носили личины из мертвых руд и выворачивающий душу знак на щитах. – Даритель хотел нарисовать, но Эрей не позволил, и Истерро был благодарен юноше за внезапное послушание.

– Государь был гостем Сельты, он вел с собой лишь малый полк, и положение его было шатким, – снова вздохнул Даритель. – Увы, он мог дать совет, но слушали его редко. Элжан свято чтил военные традиции страны, отказывался рисковать и отступал, едва укрепив позиции, неся ненужные потери. Тот, кто вел со стороны Олеты серое воинство под вселяющей ужас руной, слишком хорошо знал все правила, по которым могла ответить Сельта. Он бил против правил, в обход правил, в насмешку над правилами, вероломно и грязно, и селты отступали, отступал Император, и не было с ними дерзкого Даго, готового выломать все традиции ради победы в бою.

– А вы? – кратко спросил Эрей, озвучив наконец вопрос, терзавший любопытного Истерро да и многих, собравшихся в шатре.

– Я солдат, – вскинул голову Даритель. – Я солдат Империи и дерусь там, где укажет клинок повелителя. Императору было угодно, чтобы я со своим полуполком составил резерв сельтской армии, и я составил этот резерв, будь он проклят! Мерзкие рогоносцы издевались у костров, мол, бережет государь феррских рыцарей, не пускает в рубку, но когда две трети моих людей полегло, прикрывая отход всего войска, когда Серебряная Рота уничтожила два отборных полка противника, а затем изрядно обгрызла края серой тучи, рвущейся вглубь страны, насмешники заткнулись и проглотили поганые языки.

– Две трети! – прошептал один из полковников, неизвестный Истерро худющий верзила в алом щегольском плаще. – Что же осталось у государя, Гонт?

– Половина Серебряной Роты, – скривился Даритель. – Личная гвардия, не принимавшая участия в битвах. И сомнительный статус гостя страны.

– Этого довольно, – оборвал их Эрей. – Дальше.

– А дальше, господин советник, – зло прищурился Дар Гонт, – оказалось, что серые идут не на Эмингу, что их интересует… Что бы вы думали, господин всеведущий маг?

– Новая горная гряда, приютившая государыню, – отрезал Эрей. – Дальше, господин полуполковник!

– Все так! – опешил Даритель, пропуская мимо ушей металл в голосе мага. – Так, будто в хрусталь глядите. И Император первым догадался о планах врага. Он заявил, что встанет здесь, у подножия гор, и если понадобится, умрет, защищая супругу и нерожденного сына. Он тронул коня и выехал вперед, обнажая клинок, отчего мир тотчас потускнел, и солнце скрылось за тучами, стало зябко и неуютно, а серое мышиное войско вдруг остановилось, точно в испуге. Даю слово чести, он выехал вперед не один! За ним двинулся я, и все ферры, единым существом, без команд и сигналов, и многие селты оставили Элжана, предпочитая смерть бесконечному отступлению. «Воины живут ради смерти!» – сказали они наместнику, и впервые мне не захотелось спорить с селтами.

Император поставил нас перед самыми отрогами, используя естественные преграды на пути врага, ибо молодые горы без названия дарили ему множество расщелин и холмов, требующих малых инженерных работ, скупых ударов резца для придания совершенной формы, и Рад I улыбался подарку Судьбы. Те, кто видел улыбку Императора, вытягивались в струнку и неслись выполнять приказы, окрыленные верой в вождя.

Первая победа далась великой кровью и великой мукой, но это была победа!

Заполучив под свои знамена малую ратную силу, Император наплевал на все правила, и пехота пошла в лоб на конницу серых, а хваленые латники Сельты, истомившись в резерве, атаковали в обход укреплений левый фланг неприятеля, чтобы, прорвавшись к обозам, смести катапульты и лавой обрушиться в тыл захватчикам, мстя за долгое отступление. Многие погибли в той сече, в жестокой рубке во славу Седой Девы, но те, что полегли, ушли с честью, смыв позор былых поражений.

К ночи от победившей армии Императора остались жалкие крохи, хоронившие собратьев по оружию.

А к полудню с новых гор спустился Викард сотоварищи, неся на закорках Эмберли Даго-и-Нора, и с появлением богатырей Инь-Чианя, подмастерьев легендарной Школы, в лагере Рада не осталось сомневавшихся в скорой победе.

В голосе Дарителя мелькнуло вдруг уважение, и всем стало ясно, что юношу потрясло прибытие сканванов, да и не только его. Истерро потихоньку коснулся его сознания, копнул всколыхнувшийся пласт памяти, податливо раскрывшийся перед монахом, и увидел, к удивлению и ужасу почти суеверному, как варвары спускались с вершин. Буднично и размеренно прыгая с уступа на уступ, точно с кочки на кочку, изредка затевая в воздухе потасовки, чтобы скрасить скучный денек, цепляясь за невидимые щели и зависая на пальцах рук, в то время как ноги старались посильнее пнуть пролетавшего мимо товарища. Товарищ отвечал охотно, они сражались, цепляясь за воздух, потом пальцы разжимались и начиналось падение, переходящее в полет, и казалось, что дети играют в парке, шалят и дерутся, и бегают по солнечным лучам, затопившим вершины. Дикий хохот разносился над горами, над армиями, над страной, заставляя поминать всуе демонов и великанов, осенять себя Единой чертой и благодарить Господа за союзников.

Эмберли первым склонился пред Императором, признавая его власть и его право, а варвары наполнили их сердца надеждой и радостью: государыня уцелела в катастрофе! Императрица Рандира жива, Господь Ушедший сохранил и ее, и плод, она под защитой отца и святого озера! Слезы бежали по щекам Императора, а он и не думал их прятать, смахивать с пыльных щек. Но никто даже не мыслил смеяться над невольной слабостью государя.

К затмению под рукой Радислава была вся армия Сельты, все уцелевшие воины, способные держать меч. Наместник Элжан лично кланялся государю, прося прощения и умоляя вести их к славе и смерти. Император простил и принял старинный маршальский жезл, добровольно отданный Даго-и-Нором.

– И зачем Раду моя помощь? – тихо спросил Эрей.

– Затем, что ворог ему попался затейливый, – еще тише ответил непривычно серьезный Викард.

Обители руд и камней

Вместилище магии. Кладезь Силы. Средоточие жизни Кару.

Длани Господни, Персты всеблагие.

Так называют горы в летописях и священных текстах.

И мы тоже склоняем колени, опускаем премудрые головы, описывая величие горных хребтов мира Кару. Да не дрогнет наше перо!

На ю-чиньской границе материка стоит, подпирая небо, великолепный Горхаррский кряж. Из сокрытых в Горхаррах подземных источников берет начало прекрасная Налва, одна из великих рек мира. Вместе же Горхаррские горы и Налва дают силу и власть королевству Ферро, мощнейшему среди прочих стран Хвиро, несмотря на окраинное положение. Ибо богат Горхаррский хребет камнями Второго и Третьего ряда и Сильной железной рудой, имеются в нем золотые жилы и даже толика серебра. Населяет горы гордый народ, древнее племя горх. Допущенные в земли горхов путники насчитали добрую сотню аулов в тихих плодородных долинах и десятки замков на склонах. Но увидели они лишь малую часть скрытых горами чудес.

Из других гор королевства Ферро стоит отметить Дошорский хребет, называемый также Стражем Пустыни. Дошорские горы небогаты рудой, но Сильны самоцветами Пятого ряда, однако добыча затруднена Пустыней Хвиро с одной стороны и текущей под самыми отрогами Налвой – с другой. А также недружественными племенами, не признающими власть королевства. И потому Дошорские горы служат скорее границей, своеобразной природной крепостью между Ферро и Альтавиной.

Если спускаться по ю-чиньскому берегу почти до самого юциньского моря, перебираясь из Ферро в Антанну, натыкаешься на невысокий хребет, схожий скорее с чередою холмов, столь плавны, приветливы горы Амата, давшие имя столице страны – небогатому городку Аматонну. Антанну природа обошла при раздаче, наказала безрудьем обиднее прочих, и многие в насмешку зовут Аматские горы мизинцем, столь бедны и малы они в сравнении с прочими «Пальцами Дланей». Зато Амата прекрасно подходит для выпаса коз и овец, на ровных веселых склонах хребта не растут леса, нет опасных обрывов, зато из-за близости моря постоянно зеленеет трава.

Сельте досталось два горных хребта, один из которых – Семира – дает начало Алеру. Горы в меру богатые, сложные, большей частью уже разработанные и опустошенные до самых корней. Как известно, сельтские княжества постоянно ищут новые жилы и устраивают набеги в Олету. Попытки же посягнуть на Мельты встречают столь жесткий отпор у варваров, что даже воинственная держава редко помышляет о добыче руды и камней в ю-чиньских отрогах. Мельтский хребет неприкосновенен и всецело принадлежит Инь-Чианю.

6. Жить со звоном

Дополнения и замечания к «Сути Вещей»

Муэдсинта Э’Фергорт О Ля Ласто

Современная география Кару. Глава о горных хребтах

– Возносились ли вы когда-нибудь к Небесам, други мои? В мыслях не в счет, так каждый дурак может. Но по-настоящему, всерьез, точно Божья длань приподняла вас над грешной твердью, а опустить забыла, оставила там, наверху, вместе с птицами и облаками, и занялась другими, более полезными для мира деяниями?

Что вы говорите? Господь наш Единый ушел давно? Вот и я глаголю: ушел, оставил в Небесах, как пешку из игры вашей клетчатой, ну, пусть не пешку, пусть лодью, пусть…

До звезд в Небесах – рукой подать, да что там подать, потрогать можно, протереть и на место пристроить, такие там звезды. Нигде красотищи эдакой не видал, даже за Мельтами… Все, братко, все, больше не отвлекаюсь!

Варвары и малый отряд провожатых с неотвязным Норичем спали вповалку вкруг шатра Рандиры, когда мир сделал первый скачок – небольшой, вполсилы, точно примерялся Господь Ушедший, подкидывал каплю мира в руке. Селты повскакали, тычась со сна друг в дружку и налетая на распорки шатров. Варваров, привычных к тряске тверди земной, поднял врожденный нюх на опасность. Чутье диких зверей, застигнутых бурей, заставило их похватать тюки, седельные сумки, оружие, Императрицу: та, как истая дочь Инь-Чианя, с младых ногтей по Мельтам гулявшая, сразу выбралась из шатра. Вопреки удирающим во все стороны лошадям, не доверяя им, понося последним словом шальную скотину… Веришь, братко? И дура моя крапчатая хвост распустила, за табунком ломанулась, только подковы сверкали, а подковы-то сам ей ковал, приколачивал… Все, ну сказал же: все! Не темни глазищами, и так свету мало. Продолжаю баять. Так вот, плюнув вслед глупой скотине, воины побежали к священному озеру, быстро побежали, как умеют только… ха! варвары, только варвары так мчат, рубя сплеча! Селты, хоть и воины, отстали, но их вздернули на плечи и дальше, только сердце у горла колотилось, дурное.

Добежали, успели до третьего толчка, а там отшельник руки в стороны раскинул, Круг, значит, держит. Нас впустил, а вот безумию, что следом шло, рушилось, в Круг пути-щелочки замажил. Внутренней Силой он бы, ясен пень, внешний ад не сдержал, но ему озерцо помогало, защищалось как могло, а могло оно по-всякому! Там на дне самоцветов и руд оказалось – за всю жизнь не прокутить даже правнукам Эттиввы-Разрушителя!

Кратче, не стерпел Господь, оскорбился, длань свою под пласт земли подкопал да и рванул вверх вместе с озером.

И еще раз спрошу: возносились ли вы когда-нибудь к Небесам, други?

Нет? Так вам повезло несказанно!

Не наша с вами это работа – в Небеса возноситься!

Плавненько эдак подняло, не растрясло, не раскидало, в пламени, в крушении основ, в вое и грохоте, – под самые звезды, аж макушками треснулись, чтоб им, острые, заразы, весь лоб в царапинах! Ох, братко, губишь ты во мне сказителя. Я, может, всю юность беспутную мечтал былины слагать! Вот не надо, не надо про родню до пятого колена, сам знаю: не было у нас сказителей, одни костоломы, чтоб ей, кровушке родимой. Да что ж, я обиду не таю, оставим Бабниково Бабнику и разойдемся миром!

Подняло нас, значит, вкруг хаос, жуть, тьма и разрушение. Или рождение? Я не разобрал до конца. Бабник, а как они, младенцы, на свет появляются? Вроде тоже что-то рвется, что-то продирается… орет благим матом и воет… Нет? Да? А, ты мне после расскажешь? Кратче, народились на том самом месте, где мы в Круге-Куполе с магом стояли, новые горы, богатые, юные: Сила прет из каждой щели. Нас поначалу закидало обломками, но Купол свод удержал, получилась пещера. Думали: все, помрем под завалом, так снова озеро расстаралось, отыскало себе путь среди камней, ну и мы по ручью выход нашли. Не понравилось озеру наверху, что ты с ним сделаешь, захотелось ему вниз, домой, вот и устремилось в пропасть водопадиком. Через круг совсем на землю грешную переберется, а пока чудо чудное: озеро под Небесами парит. А в озере том Императрица нагишом купается!

Ну вот не надо! Я не подглядывал! Ну если хорошенько разобрать, чего я там не видел, целитель горластый? Как бишь тебя… А, Ерема! Ну все же бабы одинаково устроены, скажи ему, Бабник, ты-то должен знать. Да ты что! Ты мне потом расскажешь, да? М-мать! Берегись, Бабник, посох!

Забери меня Эттивва, твердый у тебя посох, братко. Не скули, Ерема, мне сильней досталось, по-родственному, от щедрот. Смотри, как втянул, и не сломал же свою палку, будь она неладна!

В общем, жить под Небесами можно. Вода в избытке, жратва… э, не взыщите, провизия в тюках оставалась, да и баранов жертвенных переловили на мясо. Тощие в Сельте бараны, я вам скажу… Ничегошеньки я вам не скажу, потому как не можете отвлечь Эрея, живите непросвещенные.

Ну, а потом до меня докричался Бабник, и даже пивка подбросил, и так сказал: место твое, друг мой могучий, несравненный варвар, внизу, там сеча жестокая, война и кровь, и ратной славы поле непаханое! Бабник, я не цитирую, как ты бранишься, точно или там нет, я сказываю. Ну, ты прочувствовал разницу, да? И успокоился?

Созвал я подмастерьев, пивом угостил и глаголю: так, мол, и так, внизу без нас дерутся, а мы как дураки загораем. Те прониклись и давай из штанов драгоценный припас доставать. Зря ржете, не о том помыслили, охальники, мы ваших срамных обычаев знать не знаем, так что… Ну и гогочите, гуси, пока шеи не свернут. Забери меня Эттивва! Заткнулись все быстро!

Припас достали, говорю.

Кто мухомор сушеный в мешочке таскал, кто волчью ягодку в морошковых листьях, кто папоротниковый корень. Собрали по травинке малый сбор, на пиве замешали, со дна озера бирюзу святую растерли, добавили с припевками и поклонами. Славный отвар получился, так проняло – с гор спустились и не заметили. Да еще и Норича с собой прихватили, чтоб не смущал покой государыни, а занялся делом, для коего рожден.

Вовремя спустились, братко, сразу в сечу, сразу серым по шее, от истосковавшейся души, только…

Знаешь, Темный? Да ты ведь знаешь, Темный! После удара подмастерья редкая тварь протянет пару часов. А эти вставали.

Мы шли по ним, как молот по колосьям, они сгибались, роняли зерно, они хрустели, а потом – вставали.

Мы от силы сотни три их в землю закопали по горло, а они… Они, Темный, Сильвена Двужильного убили. Совсем убили, твари серые, и мы даже не поняли, как. Ты знаешь, Темный, что такое убить Сильвена? Почти мастера Сильвена Две Жилы? Врешь, не знаешь ты этого!

Но почему, побратим? Почему от моих ударов они тоже умирали совсем и не вставали? И когда рубил я, – они падали как чучела неживые? А когда с моим ножом Ратлик встал над мертвым Сильвеном, его одолеть не смогли? Потому ли, что я мракоборец? И оружие мое заговоренное, святым серебром окованное? Потому ли, что чудился мне над ними оскаленный олений череп с волчьими клыками, да, Темный?

– Да, – ответил Эрей. – И серебро, и череп, и заговоры, – против правил добавил он. – И Серебряная Рота совершила невозможное – потому. Да, побратим.

– Тогда плохи дела Радислава. Потому что хээн-гов по его душу голодная серая стая собралась. Их сотники, Темный, вместо плащей волчьи шкуры надели, и видно по меху, что волки сканванские, – голос подвел великана, дрогнул, заиграли желваки на скулах, кулаки сжались до хруста. – Молчишь, каменное сердце? Две стаи извели, не меньше! И на знаменах волчьи хвосты, покарай их Эттивва!

– Я понял, Викард.

Истерро посмотрел на мага и вздохнул. Варвар прав: сердце из мертвого камня, каменное лицо. Ни единой эмоции, а ведь даже монаху до слез жалко роскошных властителей инь-чианьских лесов, погибших ни за что, ради прихоти неведомого маршала.

– Я все понял и принял вызов.

Вызов? Истерро до того растерялся, что пропустил часть рассказа, пытаясь разобраться в ситуации. Хвосты на знаменах и плащи из шкур – вызов магу, стоявшему сейчас в шатре за сотни лиг от места битвы? Знаки хээн-га на щитах, атака на Императора и Рандиру. Тысячи загубленных жизней… И все для того, чтобы выманить из Столицы Эрея?

– Нет, – спокойно ответил маг, вклиниваясь во взвинченный рассказ побратима. – Не для этого. Не только.

– Что «не только»? – сбился великан. – И «не для этого» – что? Я говорю, они амулетами обвешаны, точно елки шишками, ну о чем ты думаешь, братко! Вызов он принял. Да и пню болотному ясно: тебя там серые дожидаются. Пышную встречу готовят, истосковались, измучались, а ты и едешь, молодец, опоздать боишься!

– Боюсь, – предельно серьезно подтвердил маг. – Опоздать – боюсь.

– Ну и дурак! – один лишь Викард мог буркнуть сквозь зубы подобное и выжить. – Можешь не торопиться: без тебя пирушка не праздник! Ты у них главное блюдо, Шарно.

– Не я. Где вы Дэйва подобрали?

Викард насупился и промолчал, изучая устройство полога и старательно делая вид, что не расслышал вопроса. Эрею внезапная глухота побратима не понравилась, он взялся за посох, но тут подал голос Даритель:

– Там и подобрали, а где еще. На границе Сельты, будь она неладна!

– Она и так неладна! – фыркнул Викард, не поворачивая головы. – Такого я, Даритель, и ворогу не пожелаю.

– Можно подумать, кого-то волнуют твои пожелания! Если позволите, советник, я продолжу доклад.

Маг кивнул, не сводя взгляда с Викарда.

Тот старательно сопел и отчаянно пытался уменьшиться в размерах.

Получалось плохо. Хуже некуда получалось, если честно, но в целом, как показалось Истерро, великан скорее забавлялся происходящим и издевался как мог над высоким собранием.

– Сразу после битвы, вернее, сразу после погребального костра, затеянного варварами для своего товарища Сильвена Двойная Жила… Что? Две Жилы? Не вижу разницы. Но пусть Двужильный, мне едино. Так вот: после спаленного редкого в Сельте подлеска Император созвал совет. И на том совете сошлось, что дело он имеет с магическим войском, защищенным заклятьями от оружия и осененным пресловутым знаком хээн-га, – здесь Дара, не знакомого прежде с данной нежитью, передернуло, – с войском, жаждущим убивать все живое, как наспех пояснили местные монахи. И тогда Император принял решение: послать гонца за помощью к советнику Эрею Темному. Поехать вызвался не кто иной, как я, Дар Гонт, полуполковник.

– Врешь, я первый встал! – не выдержал могучий Викард.

– А я уже с утра говорил о такой возможности с государем! – холодно парировал Даритель.

– И что ж он тебя не отпустил? Няньку искал посимпатичнее?

Эрей приподнял над землей посох и случилось чудо: Дар Гонт оставил насмешку без ответа. Закашлялся только и продолжил как ни в чем не бывало:

– Подскочившему варвару, явно ужаленному оводом пониже поясницы, Император отказать не смог. Так и вышло, что в дорогу засобирались два гонца, и прозорливости государя я дивлюсь до сих пор: в одиночку мне было бы трудно, даже невозможно прорваться, а вдвоем мы совершили это невозможное.

Хоть вы не интересуетесь, как мы продвигались, расскажу для совета. Император лично соизволил вычертить маршрут, по которому нам надлежало форсировать Алер в районе порогов, добраться до пересохшего русла Налвы и, держась по возможности каньона, подниматься к Циню. Как рассудил великий Император, туда вряд ли успели дотянуться серые захватчики, и в Альтавине можно разжиться лошадьми и провиантом.

Я вижу, вы смеетесь при упоминании Альтавины, советник, ваша чертова маска дрогнула, пошла трещиной, и не весел ваш смех, точно знаете…

Ладно, я все-таки расскажу для совета.

По здравому размышлению мы не стали брать с собой воинов. Викард заявил, что он один стоит девятнадцати, что вместе со мной лично составляло уже изрядный отряд. Не смейтесь над шуткой, господа, ее здесь нет, ибо наш кошмарный варвар поскромничал: жрет и спит он за всех сорока, не меньше!

Господин советник, стукните его еще раз, я прошу. После первого довода он долго не кривлялся, и я поверил в чудеса Господни! Нет? Зря, но не мне судить.

Двоим легче было перебраться через Алер незамеченными, легче было раздобыть пищу и лошадей, и, хотя в целом мы были парой довольно приметной, государя впечатлил союз грубой силы и благородного разума. Господин настоятель центрального Храма, раз мне отказал темный маг, взываю к Свету: не могли бы вы наложить на проклятого варвара обет молчания? Не могли бы. Единый Бог, какая жалость! Ладно, продолжим.

Я, признаться, не слишком понял, как мы миновали Алер, но не хотел бы повторения, честно. Выпивший остатки зелья варвар закусил сушеными грибами подозрительного вида и, ведомый очевидным расстройством желудка, заметался по берегу в поисках кустов. Потом набил рот подорожником, схватил меня в охапку и прыгнул в поток. Очнулся я уже на том берегу, а потому плохо помню заплыв. Мы двигались быстро, нечеловечески быстро, но я успел нахлебаться по горло. В просвещенном Ю-Чине принято форсировать реки по наведенным мостам, но что ж… Теперь мне известен и варварский метод.

Мы немного подрожали на ветру, потому как варвар отказался разводить костер, о чем заявил, едва я открыл глаза. Я и сам не видел в том пользы, к тому же, как выяснилось при осмотре местности, дров на берегу не было.

Отсутствие хоть какого сушняка в столь жаркую погоду, после недавней катастрофы, заставившей Алер взбрыкнуть и изменить привычному руслу, настораживало, а потому я сориентировался на местности и определил направление маршброска.

Увы. Упрямый варвар уже увидел огонек невдалеке и пополз в ту сторону, точно змея в разнотравье, шипя, что это костер пастухов и там мы точно найдем лошадей.

– Можно подумать, я сильно ошибся, – опять не сдержался Викард. – Тоже мне, гений стратегии. Тьфу. Направление определил, песий хвост!

Даритель вспыхнул, но снова проигнорировал выпад:

– Не сумев удержать союзника, я пополз следом, надеясь немного согреться. Костер пастухов не сулил неприятностей, повторюсь, мы были в землях Альтавины, альтавские же кони, хоть и уступают сельтским, все же славятся выносливостью и ровным галопом. Притом, что нам предстояло провести седмицу с лишним, не покидая седла…

– Пастухи, я вам скажу, в той Альтавине… Забери меня Эттивва!

– Н-да. Пастухи в Альтавине оказались круты, не поспоришь. Пастухи в Альтавине носят жреческие мантии, советник. И жгут ритуальные костры на капище. Славное там было капище на берегу, тихое, мирное, ракитник и верба. Это потому, варвар болтливый, что в моих устах лирика звучит уместно, вот и дозволено. Хм, в самом деле, прошу прощения, господа офицеры. Я только подумал, что в таком вот месте мне мечтается упокоиться навеки, как возможность представилась. Потому что…

– Потому что там Дэйва мучили на алтаре, братко! – взревел, сжав кулачищи, Викард. – Потому что издыхал твой коняга в серебряных цепях, а жреческие твари пытались ему башку заклеймить известным тебе знаком. Я так понял, они его раненым сцапали, иначе ни в жизнь бы не взяли, псы подзаборные! Мы оленя с трудом одолели, а если б целькон?

– Всю дорогу варвар твердил про какого-то оленя, будь он неладен. Меня от голода мутит, а он про оленину, скот, про охоту! Я не знаю, при чем тут олень, господа, но полагал нашим долгом скрепить сердца и проползти мимо. Мы были тайными гонцами Императора, тайными! Творимый обряд позволял нам увести пасшихся невдалеке лошадей и запастись провизией. Но полагал я напрасно и говорил в пустоту, нашего милого великана в ракитнике уже не было: он посчитал возможным порезвиться у ночного костра. Дальше должен признаться, как в смертном грехе, что тоже не выдержал и кинулся в бой.

«Да они же оба стесняются! – с удивлением понял Истерро. – Стесняются и валят друг на друга заслугу, точно вину. С ума сойти: непреклонный в отношении нечисти Гонт и мракоборец Викард спасают темную тварь, целенского коня! Единый Боже! Чудны дела Твои. И тропы неисповедимы!»

– Ну не пропадать же такому коню, – смущенно пробасил великан, колупая пальцем по походной карте, отчего в ней образовалась солидная дырка. – Славная же скотинка, вот и в деле сгодилась!

– А то, что нас едва не убили за нее, пустяки! – вымученно улыбнулся и Даритель. – И то, что вокруг жрецов кольцо охраны нашлось, вообще не стоит упоминания.

– Ну, этих-то дурней я сразу раскидал, – слегка оживился инь-чианин. – Как птички полетели в Алер. Потом главному ихнему пинков надавал, тавром задницу припек, чтоб не мешался, цепи серебряные, поднатужившись, порвал, огрел ими, кто близко сунулся, кому-то башку проломил, а на кой со спины пихаться? Со спины – так я нервный становлюсь, лучше не лезь! Труп кровавый ближе к Дэйву подволок, чтоб… э… понял, дальше без драматизму, не надо падать, точно не знаете, чем цельконы питаются. Подволок, короче, к бедолаге, а тут в меня стрелой, твари подлые, ну и обозлился я в конец!

Викард замолчал, видимо, смакуя подробности схватки и щурясь так, что полковники сочли за благо отступить на пару шагов, не из страха, из разумной осторожности: вдруг непредсказуемый союзник решится показать пяток приемчиков! Даритель тоже не горел желанием продолжить описание боя. Для юнца драка с темными жрецами была событием почти обыденным, а повод сводил весь героизм к нулю. Единственное, что примиряло Дарителя с ситуацией, – скорость, с какой целькон доставил их к Столице.

– А тебе, парень, – неожиданно буркнул полуполковнику Викард, – я, пожалуй, спасибо скажу за помощь. И жреческий нож, тобой перехваченный, не забуду, припомню, когда срок придет.