Текст книги "Кольцо царя"

Нина на ощупь разожгла масляный светильник у двери и вскрикнула, оглядывая аптеку. Несколько ларцов валялись на полу перевернутые, травы рассыпаны, масла разлиты. Кувшин с вином разбит, горшочки с мазями, треснутые, под полками валяются.

Нина судорожно вдохнула смешанные ароматы масел, трав, красного вина, торопливо шагнула к столу. Сундучок, где она хранила заказы да мелкие деньги, пустой.

Нина в ужасе кинулась в подпол к кованому сундуку с ядовитыми растениями. Ведь если яды украли – с нее спросят! Найдя, подергала замок – заперт. Путаясь в ключах, лихорадочно открыла, сверила все кувшинчики и горшочки с записью. Вытерла лоб краем платка, выдохнула с облегчением. Сюда воры не добрались. Она вылезла из подпола, огляделась в отчаянии.

Спаситель собирал с пола разбросанные ларцы, составлял на стол. Остановил ее, чтобы на осколки глиняных горшков не наступила.

– Погоди, Нина. Ты в своих тонких сокках ноги порежешь. Дай соберу сперва. Ядовитых тут у тебя снадобий нету?

– Нету. Яды все в отдельном сундуке хранятся, его они не нашли. Господи, что же за напасть такая?! Сперва суму украли, теперь вот… – Она прижала пальцы к губам, стараясь не разрыдаться. – Они, видать, через задний двор прошли. Я к Гликерии кинулась да не проверила ни калитку, ни засов изнутри дома.

Борясь со слезами и проклиная разбойников, Нина взялась за веник, стараясь не поскользнуться на залитых маслами каменных плитах. Вскоре по аптеке хоть можно было пройти.

Нина распахнула дверь на двор, чтобы запахи немного выветрились. Она запретила себе думать сейчас о том, сколько времени теперь придется все заново собирать, покупать да сушить. Руки у нее дрожали от усталости и гнева.

Совладав с собой, Нина повернулась к спасителю, поклонилась:

– Спасибо тебе, почтенный, что не дал меня лихим людям в обиду. Чем я могу тебя отблагодарить?

Спаситель внимательно на нее посмотрел, но не произнес ни слова.

Нина смутилась, подумав, как он слова истолковать может:

– Ты, уважаемый, присядь. Вина тебе не предложу, сам видишь – разбили воры кувшин. Но настоя на яблоках с тмином налью – он у меня в подвале хранится. И про Винезио расскажу тебе, что знаю. Позволь мне только переодеться.

Кинувшись в комнатку, где сундуки с одеждой стояли, Нина быстро переодела столу, край которой был теперь покрыт бурыми пятнами от вина, настоев и масел. Сокки тоже сменила да растрепанные волосы перевязала. Спохватилась, проверила тайник в полу под кроватью. Не тронули. Не нашли, видать.

Нина вошла обратно в аптеку, уселась на другую скамью. Посмотрела на спасителя, наконец, без суеты. Возрастом он чуть постарше Нины, не высок, но строен. Красивый мужчина. Волосы черные вьются, почти до плеч достают. Одет небрежно, но дорого. Плащ сколот фибулой с католическим крестом на подвеске. Сказал, что с товаром приплыл, значит, купец. А руки мускулистые, крепкие, несколько небольших шрамов на ладони. Может, раньше воином был. А может, и вовсе в охране корабля служит.

Гость тем временем оглядывал аптеку, переводя взгляд с подвешенных к потолку трав к полкам с опустошенными теперь ларцами. Взгляд его упал на икону в правом углу. Он отвернулся.

Заметив, что Нина его разглядывает, спаситель посмотрел ей в лицо. Аптекарша отвела взгляд, разгладила столу на коленях. Спросила, как его зовут, за чье здравие ей теперь в храме молиться. Тот рассказал, что звать его Кристиано, но попросил в молитвах своих его не поминать. Нет никакого геройства в том, что он защитил несчастную женщину от оборванцев.

Поведал, что пришел он с торговым кораблем из Генуи. Винезио Ринальди ему еще ранней весной, незадолго до отплытия, рассказывал про Нину Кориари, говорил, что хочет назвать ее женой своей да привезти в родную Геную. Отец его согласия не дал. Винезио тогда через Рим плыть собирался, чтобы у самого Папы просить позволения жениться на Нине. Один из кардиналов – родственник Ринальди, и Винезио надеялся, что тот поможет уговорить отца.

А когда Винезио отплыл, приключилась в семье беда – отец сильно заболел. И просит своего старшего сына приехать домой и взять на себя торговые дела. Матушка и овдовевшая сестра опять же одни остаются. Совет города, может, и помог бы, да есть там одно семейство, что не в ладах с семьей Ринальди. Страшно сейчас им без твердой мужской руки остаться. Вот Кристиано и приехал, чтобы передать печальную весть да вернуть Винезио. Не отыскав друга на генуэзском подворье, Кристиано расспросил в ближайшей таверне, как найти дом Нины-аптекарши, и направился к ней. Он замолчал, ожидая теперь услышать ее рассказ.

Нина, опустив взгляд, поведала спасителю историю с раненым. Едва только начала говорить, как уже и не остановиться было. Перемежая речь слезами, поведала про страшного латинянина, который угрожал, что Винезио казнят, если она кольцо не отдаст. Лишь про Василия да Аристу Нина умолчала.

Кристиано задумался, глядя в пол. Когда он вскинул голову, Нина даже поежилась – такой взгляд у него был жесткий да колючий.

– Мы с Винезио побратались когда-то. Я не допущу, чтобы из-за побрякушки его в подземелье держали. Как выглядел тот латинянин, что к тебе приходил?

Нина описала, а как упомянула про скрюченную руку, собеседник резко встал и начал ходить по аптеке.

Нине стало страшно. Что это он так разволновался?

Кристиано наконец остановился напротив аптекарши и произнес:

– Про этого человека знают даже за пределами Рима. Это Феликс, он служит принцу Альбериху – сыну грязной куртизанки Марозии. Альберих объявил себя правителем Рима, действует супротив Папы, не дает власти Святой Церкви, грабит народ. Сухорукий Феликс очень жесток и коварен, его боится даже сам Альберих.

Нина, вспомнив, как сжимались пальцы сухорукого на ее горле, потерла шею.

– Этот латинянин меня едва не придушил! Откуда он взялся только на мою голову! – разозлившись, воскликнула Нина.

– Откуда? Я расскажу, и ты поймешь, что тебе повезло остаться в живых. Феликс происходит из знатной и богатой семьи. Но он всегда был черной овцой в собственном доме. Мать умерла при его рождении, и отец возненавидел за это сына. Его шпыняли и унижали старшие братья. И только сестра любила Феликса, стыдила Альфонсо и Лучано, старалась ограждать младшего брата от их жестоких шуток. Однажды братья закрыли его в старой винной бочке и спустили с холма. Слуги нашли Феликса только на следующее утро, еле живого. Сестра его выходила. Один старый вояка, служивший конюхом при дворе отца, пожалел тощего Феликса и научил его драться. Брать не столько силой, сколько хитростью и неожиданностью. Со временем Феликс окреп, вырос, выучился давать отпор братьям. Но не простил им годы унижения.

Однажды он подкараулил старшего брата, когда тот возвращался с праздника урожая. Альфонсо был навеселе, в темноте переходил узкую речушку, что текла, огибая холмы. Воды в жаркий августовский день там было едва по колено. Феликс столкнул его с шаткого мостика и ударил по голове тяжелым камнем. Он сидел на спине у брата, прижимая ко дну его голову, пока тот не перестал дышать. Отец тогда заболел от горя.

Наступила очередь второго брата. Феликс подвязал ветку у толстого вяза, что стоял на дороге к замку. И когда брат верхом на коне проезжал под деревом, перерубил бечевку. Лучано повезло – он успел наклониться к самой шее коня, ветка лишь хлестнула нижними прутьями по лицу, лишив его правого глаза. Лошадь понесла, но всадник, хоть и не сразу, сумел с ней справиться. Покалеченный и окровавленный, он вернулся в замок.

На следующий день сестра пришла к Феликсу, протянула ему деньги, оружие и теплую одежду. Сказала, что ему надо уйти и оставить семью в покое. Феликс, поняв, что и сестра предала его, покинул ненавистный дом.

И с того момента ничто не останавливало его. Феликс пристал к шайке разбойников и вскоре стал в ней предводителем. Его боялись – он убивал безоглядно, жестоко, чужие мучения доставляли ему удовольствие. Не щадил ни молодых девиц, ни стариков, ни младенцев.

Однажды разбойники напали на небольшое поселение в горах. Убили всех жителей, а детей и пару молодых парней связали, чтобы продать потом работорговцам по ту сторону гор. Уселись на бревнах вокруг костра, жарили зарезанных коз, пили кислое краденое вино. Внезапно один из разбойников кинулся в сторону и выволок из-за хлева ревущую от ужаса молодую девицу. Разбойники загоготали. Один из связанных парней рванулся к несчастной девушке, выкрикивая ее имя. Та бросилась к нему навстречу. Не вставая с бревна, Феликс ухватил ее за подол платья и разорвал тонкую ткань до самого пояса. Разбойники с вожделением засвистали. Их предводитель лениво поднялся, велел уложить девицу на землю, держать ей руки и ноги, да так, чтобы связанным было хорошо видно. Когда Феликс повернулся спиной к пленникам, парень, взревев, бросился на него и опрокинул в костер. Рука Феликса обгорела почти до кости. С тех пор он и стал сухоруким и обозлился на весь свет еще больше.

Нина слушала, с ужасом качая головой. Срывающимся голосом спросила:

– А что с ними-то стало – с парнем и девицей той?

– Феликс велел их сжечь живьем, – неохотно произнес Кристиано.

– Изверг какой! – ахнула Нина, уже не сдерживая слез. – Откуда ты все это знаешь, Кристиано?

Он помолчал, глядя в пол. С трудом, словно через силу, ответил:

– Я был среди его разбойников. Был тогда молод и глуп. Сам искал забвения после предательства любимой и смерти близкого друга. – Он вздохнул. – После того случая в деревне я ушел из шайки. Понял, что не могу больше такой жестокости терпеть. Отправился воевать с лангобардами, едва не погиб, один монах меня выходил. С тех пор моя душа исцелилась, и я всю жизнь пытаюсь искупить свои грехи, – голос его прервался.

Кристиано опустил голову, плечи его дрогнули.

Нина поднялась торопливо, бросила взгляд на разоренные полки, спустилась в погреб за успокоительным отваром. Налила немного в чашу, протянула собеседнику.

Он поднял глаза с удивлением:

– Что это?

– Отвар. Он душу успокаивает, сердце лечит. Выпей, тебе легче станет. – Нина с жалостью глядела на него.

– Что ты мне, как женщине слабой, отвары успокоительные предлагаешь? Я с душой справляюсь без снадобий, – усмехнулся Кристиано. – Ты лучше сама выпей, у тебя вон руки от моих рассказов дрожат.

Он вздохнул:

– Расстроил я тебя, Нина. Прости. Никому я еще этого не рассказывал. Забыть надеялся. А как ты сказала про Феликса, так незваные воспоминания и охватили.

– А как же Феликс из разбойников к принцу вашему попал? Отчего же его не казнили за такие злодеяния? – возмутилась Нина.

– Какой цезарь, таковы и слуги, – пожал плечами Кристиано. – Презренный Альберих со всего побережья созывал разбойников, платил щедро, обещал прощение и службу. Видать, тогда и пришел к нему Феликс сухорукий. И если Винезио сейчас в плену у принца, есть только один путь его спасти – обменять на кольцо. Отдай ему кольцо, Нина.

Нина подскочила.

– Да ты, видать, не слышал, что я сказала! Где ж я его возьму, кольцо это? Я уже устала клясться, что нету у меня его! – Слезы опять подступили. – Что делать, ума не приложу. Уже весь пол в аптеке обшарила, на улице смотрела. Видать, убийца кольцо и унес…

Спаситель вскинул руку, прерывая ее:

– Погоди, Нина. Неужто на раненом нигде кольца не было? Ты его хорошо осмотрела?

– На руках не было, и в тунике, и в сапогах тоже не было. Штаны я проверила – ни пояса, ни потайных швов. Я и подумать не могла, что кольцо это всем понадобится.

– Кому всем? – спросил Кристиано.

Нина запнулась, посмотрела на него растерянно. Побоялась упомянуть великого паракимомена. Буркнула, отводя взгляд:

– Ариста, что лупанарием заправляет, спрашивала. Вот ей зачем кольцо понадобилось – ума не приложу.

Кристиано хмыкнул, потер нос в задумчивости.

– А куда раненого унесли, кто его раздевал?

– Так сикофант и забрал. Видать, на дворе, где сикофанты служат, раздевали. Только он тоже кольца не нашел. Так и записать велел.

– Это он тебе сказал, что кольца не нашел? – удивился Кристиано.

– Ничего Никон мне не говорил. Видать, он и сам кольцо ищет. Пригрозил только, что если буду лезть в его дела, то отправит меня в подземелья. – Нина потерла руку, за которую давеча сикофант ее тянул по улице.

– Значит, надо выяснить, где он искать собирается. Да самим найти это кольцо раньше него.

– Я вот подумала, может, подкупить его? Я с женой его разговаривала, она жаловалась, что денег им на школу не хватает. – Нина вскинула голову. – Она про нож мне рассказала!

– Погоди, Нина. – Кристиано поднял голову. – Какой еще нож?

– Я к Никону идти побоялась, так к Евдокии пошла, жене его. Она мне рассказала, как слышала, что про кольцо он велел записать. И про нож, что они у моего крыльца нашли. Видать, убийца обронил. Лезвие в ладонь длиной, ручка костяная, а на ручке – письмена скифские. Я вот думаю, нож приметный, надо бы на скифском подворье поискать хозяина. И найти бы его раньше сикофанта. Тогда я то кольцо, может, выкупить смогу.

Кристиано задумался. Провел обеими руками по голове, приглаживая волосы:

– Давай-ка вместе подумаем, как кольцо найти.

После долгой и неспокойной беседы они сговорились завтра поутру встретиться в гавани и отправиться вместе на скифское подворье к монастырю Святого Маманта, что на другом берегу залива.

Глава 10

Помада

Растопить воска среднюю меру, добавить растертой адрагантовой камеди размером с нуммис. Влить четверть меры масла виноградного, на арнике настоянного. Как остынет и слегка затвердеет, растереть в ступе хорошенько для мягкости. Вмешать кошенильный порошок, растертый слой жемчужницы с ракушки и щепоть порошка из цветов арники. Растирать все, пока не станет помада ровной да гладкой.

Из аптекарских записей Нины Кориари

Сон снился Нине странный, тяжелый. Будто режет она ножом корни девясила, а они под руками в змей превращаются. Нож в ее руках растворяется, стекает на стол белесым змеиным ядом. А змеи уже весь стол заполнили, норовят в рукава туники забраться, холодными чешуями вдоль запястий скользят.

С колотящимся сердцем проснулась Нина, с беззвучным криком. Рассвет еще только занимался.

Красив град Константина поутру, когда солнце едва касается куполов церквей, а море играет розовыми бликами. Когда воздух еще прозрачен и тих и не желает расставаться с ночной прохладой, ускользающей из его объятий. Таким утром хорошо в горах собирать травы. Нет ни изнуряющей жары, ни холодных ветров.

Нина в горы ходить привыкла. Раньше по весне выбирались они вдвоем с Анастасом часто. И вербену собирали, и мирт, и горный шалфей. Много в горах трав и корений полезных. А воздух там чист – не надышаться. И тихо, покойно, что после большого города особенно заметно. Нога осторожно ступает по прохладным еще с ночи камням, сторонясь трещин и каменных россыпей, где любят прятаться змеи. Ходить по горам непросто. Тропинки извилистые круто вверх ведут. Где-то даже приходится хвататься за невысокие кусты и деревца, пробивающиеся сквозь каменистую землю.

«Так и человек, как бы трудно ни было, все же пробивается сквозь тяготы да болезни, к солнцу тянется», – думала Нина.

Прошлым летом в горы она не только за травами ходила. Там, в тени от огромного камня, похожего на голову коня, бывало, поджидал ее Винезио, чтобы скрыть их встречи от людских глаз и пересудов. После того как он уехал, Нина в горы и не выбиралась ни разу.

Что это она поутру про горы вспомнила? Надо о том думать, как суженого спасти, а не предаваться глупым воспоминаниям.

Перекрестившись, прошептала молитву за здравие Кристиано. Если бы он не проходил мимо, неизвестно, жива ль она осталась бы.

Вспомнив про разгромленную аптеку, Нина застонала сквозь стиснутые зубы, помянула разбойников недобрым словом. Не время сейчас рассиживаться. Накинула столу, вышла во дворик – и самой ополоснуться, и огород с травами полить.

Войдя в аптеку, Нина вздохнула и принялась проверять ларцы. Записала все потери. Ох, немало урону ей нанесли ночные воры. Вот ведь и правда: беда за бедой, что волна за волной. Хорошо хоть до стеклянных флаконов не добрались да весы не попортили. Вот надо бы теперь Иосифу пожаловаться, мужу Гликерии. Он по кражам сыщик, пусть найдет воров да возьмет с них мзду за разбой в аптеке.

Нина ворчала себе под нос, но понимала, что не найдет Иосиф никого. Да и не пойдет она жаловаться. И так понятно, что кольцо искали. Хорошо, что тайник не нашли, где Нина деньги и украшения, от императрицы полученные, хранила.

Сегодня придут за заказом из дворца – до этого из дома Нине уйти никак нельзя. Каждую луну приходила служанка забирать притирания, помады, средства для волос и масла для тела и рук. И оставляла новый перечень. Хорошо, что товары для василиссы и ее дочерей Нина спустила в подпол накануне. Их и не тронули.

Аптекарша разложила притирания по крохотным горшочкам, расписанным узорами матерью Фоки-подмастерья. Достала ароматные масла в стеклянных и глиняных сосудах. В три тонких невысоких флакона, будто сплетенных из ажурного голубоватого стекла, положила помады для старших цесаревен.

За заказом вскоре пришла Хлоя – служанка из гинекея[31]31
  Гинекей – женская половина дворца или дома (примеч. авт.).


[Закрыть] дворца. Нина с ней была знакома – та часто приходила за заказами, всегда находила минутку поболтать с аптекаршей, дворцовые новости рассказать, о городских послушать. Пышная хохотушка да красавица, Хлоя была как солнышко. Куда ни придет, там сразу светлее и веселее становится. Но сегодня она, войдя, сразу дверь за собой прикрыла. Подсела к Нине поближе.

– У тебя, Нина, не найдется для меня средства… – Она замялась, продолжила шепотом: – Что девицы в лупанарии применяют?

Нина нахмурилась.

– Средство, чтобы ненароком в тяжести не оказаться? Самое верное средство есть – в кровать свою не пускать постояльцев.

Хлоя сердито встряхнулась:

– Ох, Нина, будто мне свободы много отказаться. Только не говори мне, что надо с жалобой императрице в ноги падать – она меня тут же из дворца и выкинет за такое.

– Да за какое? Ты-то чем виновата? Да и кто у вас нашелся такой – к служанкам василиссы приставать? В гинекее ведь сплошь все евнухи.

– Я тебе не скажу, а ты меня больше не спрашивай. Мне бы только не понести, а то будет история, как у Нофа. Знаешь, что с его матушкой случилось?

Нина знала лучше, чем кто-либо другой. Однажды поздним вечером в ее аптеку пришел посетитель, закутанный в простой плащ. И попросил рассказать о Доре, ее нянюшке. Нина знала, что нянюшка – бывшая рабыня императрицы. Знала, что отец Дору приютил после того, как ту выгнали из дворца. Но о том, что Дора – мать императорского бастарда, Нина не знала до того самого вечера, пока сам великий паракимомен Василий Ноф не переступил порог ее аптеки.

Поэтому Нина молча порылась в ларце, где хранила сборы трав и корений на такой случай. Достала холщовый мешочек, села к Хлое поближе, объяснила подробно, что да как делать.

– Да только не всегда это средство помогает. Поостерегись – в неделю еще после регул не допускай греха.

– А говорят, что есть снадобье, что и дитя выгнать из нутра может, ежели рано применить. Правду говорят? – Хлоя пытливо глянула на Нину.

– Правду. Да только ядовито это средство – порой и ребенка, и несчастную мать вместе с ним умертвить можно. Поэтому я такие средства не держу и тебе не дам. Но коли случится беда – приди ко мне, тогда и поговорим.

– Ну ладно, авось Господь не допустит, – перекрестилась Хлоя. – Да и снадобье твое поможет.

Нина головой покачала, а служанка уже на дворцовые сплетни переключилась. Легкий нрав у Хлои, она что птичка. Будто нет у нее никаких забот. Уже и корзинку взяла, и деньги отдала Нине, а все болтает. И весы-то похвалила, и новым кувшинчикам порадовалась.

Нина уже и не знала, как ее выставить. Раза четыре рот открывала, а та новую сказку заводит. Уже поднялась Нина, чтобы молча, но вежливо выпроводить гостью, как замерла, услышав, что Хлоя кольцо упомянула.

– Что с кольцом, Хлоя? Прослушала я что-то.

– Да кольцо, говорю, потеряла наша василисса. И видать, ценное какое-то – и Ноф приходил, и сам патриарх вроде о нем упоминал.

– Это что же за кольцо? Как выглядело? – Нина аж дышать перестала.

Неужто во дворце кольцо уже? Ей тогда его никак не раздобыть, не спасти Винезио.

– Вот как выглядело, не скажу. За императорскими украшениями у нас особый догляд, мне туда соваться не след. Да только давно я на императрице любимого ее кольца не видела. Золотого, с вязью и с камнем резным.

– С камнем? – с надеждой уточнила Нина.

– С камнем. Василисса наша без камней кольца не любит. Такие чаще ее зоста[32]32
  Зоста патрикия – «опоясанная» патрикия, главная в свите императрицы (примеч. авт.).


[Закрыть] Капитолина носит. Эта язва все любит гладенькое и тоненькое, – Хлоя ехидно усмехнулась.

– А у нее кольца новые не появлялись недавно?

– Вот не скажу, не смотрела я на нее-то. А тебе, Нина, зачем? Ты же вроде сама украшения не носишь, я думала, тебе и неинтересно вовсе про них слушать.

– Хлоя, ты не спеши – Нина повернулась к полкам. – У меня тут для тебя подарочек припасен. Вот – помада для цесаревен вся не поместилась в стеклянный-то сосуд, так я для тебя отложила толику в горшочек. Ты палочкой доставай, да на губы намазывай – мягкие будут и ароматные. Особенно в холода хорошо.

Хлоя глаза распахнула, протянула было руку за горшочком. Но, подумав, отдернула.

– Ты мне сразу скажи, Нина, что тебе надобно от меня. Одно дело сплетни дворцовые, другое, если ты что-то опасное вызнать хочешь.

– Да ничего опасного, Господь с тобой. Ты просто посмотри, да мне расскажи, коли новые кольца у Капитолины появятся или у императрицы. Сон мне снился, что ежели кольцо с древними письменами во дворце появится, то надо мне замуж выходить. Вот и стало мне интересно, когда ты про кольца заговорила. Видать, сон-то в руку? Как думаешь?

– Уф, – выдохнула Хлоя. – Чуть не напугала ты меня. А замуж, я тебе и так скажу, выходить надо.

Она придвинулась ближе к Нине, на ухо зашептала. Тут же расхохоталась, прикрыв рот рукой. Нина тоже фыркнула, покраснев. Хлоя так и ушла похихикивая. Пообещала прислать весточку насчет кольца.

Нина торопливо уложила в корзинку разные снадобья и травы на всякий случай, кувшинчик с ароматным маслом, да второй – с отваром для бодрости. Лучинки и кресало завернула в промасленную ткань, сунула на дно. Бросила в корзинку мешочек с засахаренными орехами, кусок хлеба, мелкие румяные яблоки. Накрыла все чистой холстиной да увязала поплотнее. Посетовала опять, что суму украли, надо бы новую сшить, а все недосуг. Ушла в свою комнатку, сменила столу, мафорий набросила неброский, гладкого шелка.

Фока прибежал, когда она уже собиралась аптеку закрывать.

Нина сурово на него посмотрела:

– Думала, так и уйду, тебя не дождавшись. Что это ты так поздно сегодня?

Не дожидаясь ответа, дала ему поручения полы опять отмыть, травы разобрать – что истолочь, что оставить досушиваться. Запустила его в аптеку, дверь закрыла, велев уходить через двор и калитку, ежели не дождется ее возвращения.

Солнце играло всполохами на мелких волнах Золотого Рога[33]33
  Залив Золотой Рог – узкий изогнутый залив, впадающий в пролив Босфор в месте его соединения с Мраморным морем (примеч. авт.).


[Закрыть], оправдывая его название. Гавань, как обычно, была полна людей. Слышались громкие разговоры, ругань и покрикивания, грохот тяжелых тюков и бочек о деревянный настил, истеричные крики чаек. Мягкий шелест волн пропадал под этой лавиной шума.

Кристиано Нина отыскала не сразу. В стороне от суеты гавани и деревянных помостов он расхаживал по мягкому песку, обходя попадающиеся на пути крупные камни.

Увидев Нину, Кристиано остановился, руку подал, чтобы провести меж булыжников, спросил, как спалось. Нина от такой заботы смутилась. Попросила прощения, что так задержалась.

До скифского подворья путь неблизкий. Монастырь Святого Маманта, где разрешено было селиться приезжим скифским купцам, славянам, русам да прочим северным народам, стоял на другом берегу пролива.

Нина и Кристиано пробрались к лодочникам, что брали путешественников для перевоза. Нина держалась поближе к спутнику, помня свои недавние приключения в гавани. Здесь едко пахло рыбой и высохшими на солнце водорослями, соленый ветерок легко касался лица и выбившихся из-под мафория волос. Волны шелестели ласково, лениво.

Солнце уже стояло высоко, от ряби на воде отражались яркие блики. Пару раз волна все же ударила в бок лодки и окатила Нину крупными брызгами.

Чтобы отвлечься от беспокойных мыслей, Нина попросила Кристиано рассказать про свои земли, про Геную, про народ ее.

– О Генуе тебе Винезио лучше расскажет. Позволь, Нина, я поведаю тебе про город, где когда-то рождались великие воины, откуда расцвело христианство – про Рим.

И рассказал он про прекрасные соборы, что были возведены над местами упокоения святых апостолов Петра и Павла. Рассказал и про великий Тибр, несущий свои воды через город. Про замок Святого Ангела, стоящий на берегу Тибра, – грозный и неприступный. В этом замке хоронили древних императоров Рима.

– Это там, где Винезио в подземелье мучается? – ахнула Нина.

– Да. Пока что он в руках проклятого принца Альбериха, объявившего себя правителем Рима. Но мы освободим святой город, Нина.

– А ваш Папа тоже живет в замке?

– Его святейшество Агапит Второй живет и правит во дворце на Латеранском холме, рядом с Великой базиликой Святого Иоанна. Он совершает великие деяния во славу святой церкви, и скоро Рим преобразится и будет свободен от грязных стяжателей.

Оба помолчали, глядя в сторону приближающейся гавани.

Нина снова повернулась к Кристиано:

– А где в нашем городе сухорукий живет? Где он прячется?

– Откуда же мне знать? На подворье римском он жить не станет. Прячется, небось, в предместье. Шпионы жизнь ведут всегда тайную. Зачем тебе об этом знать? Если ты на него сикофанта своего нашлешь, так Винезио мы этим не поможем. Наоборот, лишь хуже будет.

Нина горестно вздохнула и отвернулась, скрывая слезы. И правда, куда они с Кристиано теперь денутся, подумалось Нине. Как ни крути, надо убийцу отыскать. Одна надежда, что кольцо выкупить удастся.

Нина незаметно пощупала под столой завязанные в поясе золотые номисмы[34]34
  Номисма (солид) – золотая монета, ок. 4,55 г золота (примеч. авт.).


[Закрыть].

В порту пришлось лодочке пробираться мимо скифских кораблей. Кристиано объяснял Нине, как эти корабли называются, чем они хуже генуэзских. Она слушала и вспоминала погибшего в кораблекрушении мужа. Как горевала и ненавидела потом море и ненадежные торговые корабли-хеландии.