Текст книги "Теплая компания (Те, с кем мы воюем). Сборник"

На большой высоте стоит в Венгрии народное творчество.

Душа венгерского народа, как в зеркалах, отражается в народных песнях и сказках.

Песни народные удивительно поэтичны и стоят на недосягаемой высоте по своей художественности.

Самой популярной народной песней в Венгрии надо считать:

 
«Ах, вы, свиньи, мои свиньи, свиньи жирные мои».
 

Исполняется это песня хором и на мотив нашей: «Ах, вы сени, сени новые мои».

Исполняется она так.

Девки и парни, выстроившись в ряды, становятся друг против друга.

Девки начинают петь:

 
"Ах, вы, свиньи, мои свиньи, свиньи жирные мои!
Свиньи хрючие, пахучие,
Невымытые"…
 

Парни отвечают:

 
"Ой, девица-кобылица!
Обними и пригорюнься".
 

Девки опять запевают:

 
"Смотрите здесь,
Смотрите там,
Нравится ли
Это вам?"
 

Парни начинают в экстазе:

 
"Уж, как я ль мою коровушку люблю!
Сытна пойла я коровушке налью".
 

При этих словах парни бросаются к девкам, хватают их за талию и поют:

 
"Ой, пойди, моя коровушка, домой!
Ой, пойди, моя буренушка, со мной".
 

Девки на это отвечают:

 
«Пупсик, мой милый пу-упсик!»
 

Тут песня прекращается, ибо рот без участия губ петь не может.

Губы же в конце песни очень заняты, и им не до пенья.

Тут песня прекращается…

Как мы уже имели случай сказать раньше, в жизни венгров шантан играет большую роль.

Венгерская девушка с пятнадцатилетнего возраста отправляется в европейские и даже азиатские центры для украшения кафешантанных эстрад.

В каждой венгерской деревне имеется школа шантанного искусства.

Каждая венгерская девушка, начиная с шестилетнего возраста, обязана посещать эту школу.

Под руководством опытных деятелей кафешантанной сцены, ученицы проходят курс шантанных наук.

Их учат поднимать ножку с таким расчетом, чтобы был виден ажурный чулок.

В высших классах учат, как надо стрелять глазками, а, главное – учат искусству присаживаться к столикам.

…с таким расчетом, чтобы был виден ажурный чулок.

В старшем педагогическом большое внимание обращается на мужчиноведение.

Ученицы находятся на пороге жизни. Нужно, чтобы, переступив через порог, они умели распознавать по наружному виду, какой мужчина пойдет на шампанское, какой на фрукты, какой на кофе с ликерами.

Понятно, что в народной поэзии шантан не прошел бесследно.

Венгерская женщина горько жалуется на свою долю в песне:

 
"Как в России я была,
Я шампанское пила.
А как замуж вышла,
Голодать приходится.
Марок триста я в Берлине
В месяц получала.
А теперь… Ем, пью на глине,
И постель мочала"!..
 

Песня нескладная, как всякая народная песня, но сколько в ней чувства! Сколько горя слышится в ней! Какая в ней звучит тоска по России, где пьют шампанское и едят икру!

По Берлину, где хорошая икрастая венгерка заработает в месяц "марок триста".

Кроме шантанных песен имеются также песни хозяйственные, проникнутые глубоким чувством.

Самая популярная из этих песен – "Лошадиная".

Ученицы проходят курс шантанных наук.

 
"У Мункачи был конь
При коне был жеребенок.
 
 
О! Венгрия! О! Венгрия!
Ты лошадиней всех.
 
 
Конь был прежде жеребенком,
Из жеребенка выйдет конь.
 
 
О, Венгрия! О, Венгрия!
Ты жеребячей всех!
 
 
У коня ноги четыре.
Столько ж ног у жеребенка.
 
 
О, Венгрия! О, Венгрия!
Ты многоножей всех!
 
 
У коня два уха были.
Уха два у жеребенка.
 
 
О, Венгрия! О, Венгрия!
Ушастее ты всех".
 

Песня эта бесконечна. После ушей воспевается язык коня, потом глаза, каждый зуб в отдельности и т. д.

Кто автор этой чисто народной и высоко лирической песни, трудно сказать.

Несомненно, что ее сам народ сочинил.

А может быть, она и сборная, как все великие произведения – Илиада, сочинения Шекспира и т. д.

Как бы то ни было, но эта песня почти служит гимном в Венгрии.

Ее поют и играют оркестры в самых торжественных случаях.

Нет сомнения, что ее исполняли бы в дни великих побед над врагами, если бы в истории Венгрии существовали победы.

В области народного творчества рядом с песней занимают почетное место и сказки.

Сказки в Венгрии, по большей части, героические.

В них рассказывается о людях смелых, ловких, не знающих страха.

Герои сказок совершают смелые подвиги, презирают опасность, ненавидят спокойную, лишенную приключений жизнь.

Герои сказок, главным образом, – конокрады.

Приводим некоторые из популярнейших в Венгрии сказок.

Сказка первая. Называется она:

…Жил-был крестьянин, которому в жизни не везло.

Была у него жена, такая некрасивая, что даже в России она успеха не имела.

А уж это известно, что в России всякая женщина, если она только иностранка, пользуется колоссальным успехом.

Несколько раз он строил себе дом, но каждый раз дом сгорал прежде, чем крестьянин успевал застраховать его.

Каждый год он пахал и сеял, но то град забивал его поле, то солнце сжигало его.

И надумал крестьянин:

– Пойду в другую деревню. Может быть, с переменой места переменится и счастье.

Так он и сделал.

– Не жалуйся на судьбу. Твое счастье близко.

Вышел крестьянин из родного села рано утром, но лишь только он вышел, как наступила полночь и пошел дождь.

Продрог крестьянин, промок до ниточки, а куда идти и где скрыться от дождя – не знает.

И возроптал он. Стал жаловаться на судьбу:

– Почему я такой несчастный? Лучше бы мне не родиться на свете, такому несчастному.

Лишь только он это сказал, как услышал голос:

– Не жалуйся на судьбу. Твое счастье близко.

Выглянул месяц, и при свете его крестьянин увидел седого старичка.

– Кто ты? – спросил крестьянин.

– Я добрый волшебник! – сказал старичок: – Жалко мне тебя стало, и я пришел помочь тебе.

…и вывел двух лучших графских жеребцов.

Старичок положил руку на плечо мужичка и сказал ему:

– Ступай прямо вперед. Отсчитай сто шагов и повернись налево. Сделай еще пятьдесят шагов и ты увидишь перед собой конюшню графа. Сторожа спят. Остальное зависит от тебя.

Сделал крестьянин так, как ему сказал добрый волшебник.

Сторожа, действительно, спали. Крестьянин без труда сломал замок и вывел двух лучших графских жеребцов.

Выручив за них деньги, он построил себе прочный дом, который бурь не боялся.

Кроме того, он прикупил землицу и взял работника.

Жене он накупил всяких женских вещей; она стала наряжаться, и стала казаться красивее.

Так справедливость в конце концов восторжествовала.

У Якова было очень доброе сердце.

За всех он болел душой. Бывало, увидит, как трудится в поле лошадь, и слезы у него сейчас появятся на глазах.

– Господи! – думал он, – мир так прекрасен, а все живущее на нем должно отравлять себе жизнь трудом.

За доброту все любили доброго Якова, но глядя на него все думали:

– Как это несправедливо! Яков всех добрее нас и всех беднее. Неужели такая добродетель, как доброта, ничем не должна быть награждена?

Но слепые люди ничего не видели. Они не знали, какое счастье ждет доброго Якова.

Однажды вечером добрый Яков возвращался с поля домой.

– Господи! – думал он, – мир так прекрасен…

Вдруг он заметил в стороне от дороги, под деревом, что-то черное.

Приблизившись, он увидел спящего путника. Последний, положив под голову кожаный мешок, крепко спал.

– Как сладко спит! – подумал добрый Яков, – хорошо человеку, когда он спит.

Невольно он подумал:

– Теперь он спит, и ему хорошо, а проснется… Сколько горя и неприятностей дает человеку жизнь. Сон – счастье. Жизнь – горе.

И так жалко стало путника бедному Якову, что он, не колеблясь, решил:

– Я избавлю этого человека от горя… Пусть не просыпается он никогда…

Тут добрый Яков вынул из кармана свой складной нож, открыл его и всадил его по рукоятку в горло путника.

Сделав это, добрый Яков открыл кожаный мешок и увидел, что он набит серебром.

Тут добрый Яков вынул из кармана свой складной нож…

Добрый Яков стал богаче всех на селе, и никто ему не завидовал. Все говорили:

– Он заслужил это. Ему это награда за доброту.

Подобных сказок много у венгров.

В зимние вечера старики рассказывают их молодежи, внимательно слушающей.

Эти сказки развивают в чуткой деревенской молодежи желание быть добродетельными и добрыми.

Каждому хочется быть таким, как герой в сказке.

В больших городах нищие, собирающие на улице милостыню, имеют каменные дома.

По большей части самый заурядный нищий богаче богача средней руки.

С каждого копеечка, а копеечка рубль бережет.

Когда говорят о венгерской литературе, о венгерском искусстве, невольно вспоминаются богатые нищие в больших городах.

Литература у венгров – самая богатая литература в мире.

У них есть Шекспир, Гете, Гейне, Вольтер, Золя, Пушкин, Сервантес.

У них все есть.

О венгерских великих поэтах, драматургах, романистах, новеллистах и т. д. мир мало осведомлен.

У каждого народа есть свой великий поэт.

У венгров нет.

Да зачем он им?

Венгры, как нищие, сидят на тротуаре и выпрашивают у каждого по грошику.

Каждый прохожий подаст. Нищему отчего не подать? Много ли нищему нужно?

А он по грошику, по грошику с каждого прохожего. Ан глядишь, и дом готов.

Лучшая литература именно у венгров.

У них Толстой, Шекспир, Гете, Мильтон, Диккенс, Пушкин, Вольтер.

Не важно, откуда кирпичики натасканы. Важен факт. Важно то, что существует дом.

Своих кирпичей в здании венгерской литературы у венгров нет.

То же самое в искусстве.

У венгров есть Рафаэль, Леонардо да Винчи, Рембрандт, Пракситель, Роден…

По грошику с каждого…

Венгерское искусство – богатейшее в мире.

Театр в Венгрии до сих пор стоит на недосягаемой высоте.

Самой гениальной пьесой до нынешнего дня в Венгрии считается (и вполне справедливо) "Цыганский барон".

Венгерского театра не коснулись новые веяния.

Рейнгартовщина, меерхольдизм и крэгизм прошли мимо него, не задев его ни капельки.

По старому, венгерский театр стоит незыблемо, и бессменно ставятся в нем "Цыганский барон", "Птички певчие" и "Корнвильские колокола".

По старому, театр является в Венгрии храмом чистого искусства.

Венгры любят везде чувствовать себя как дома, и в театр они приходят со всей семьей, с кофейником и с чашками для кофе.

Мужчины приносят в карманах бутылочку с хорошей венгерской настойкой.

Когда поет тенор, женщины пьют кофе.

Под баритона мужчины пьют настойку.

Под баса пьют венгерское.

Часто, к концу спектакля, мужчины по-семейному храпят, откинувшись на спинку кресла.

Верные жены охраняют их сон.

Венгрия дала театру огромное количество великих артистов, артисток, певцов и певиц.

Кому, например, не известны имена Дузе, Сарры Бернар, Савиной, Шаляпина, Мазини, Аделаиды Патти Баттистини и других.

Какие имена!

Какой еще народ дал сразу столько блестящих имен.

Ни один!

Теперь в Венгрии существует сильное течение поднять театр еще выше.

С этой целью выработан проект о перенесении всех театров в Венгрии на вершины Карпат.

Если этот проект будет осуществлен, то выше венгерского театра не будет ни один театр в мире.

В заключение несколько слов о венгерском климате.

Венгрия находится почти на одной широте с прекрасной Францией.

И много веков тому назад климат там был такой же мягкий и благодатный, как во Франции.

Было это до пришествия венгров в нынешнюю Венгрию…

С пришествием венгров стало замечаться сильное ухудшение климата.

Венгры испортили климат.

Даже теперь, когда стали устанавливать везде канализацию, когда появились превосходные электрические вентиляторы, озонаторы и тому подобные воздухоочистительные средства, климат в Венгрии к лучшему не изменился.

Не даром говорится, что климат человека боится.

Арк. Аверченко
Турция[4]4
  Рис. А. Розанова


[Закрыть]

ТУРЦИЯ

Мы почти ничего не знаем о Турции. Нужно иметь мужество признать это. А так как мы, русские, в смысле искренности народ чрезвычайно мужественный, то мы охотно признаем, что о Турции ничего не знаем.

Есть, конечно, несколько русских ученых, которые с легким сердцем жонглируют таким загадочными словами, как вилайет, редиф, низам, Новобазарский (?!) Санджак (?), но и эти люди в тиши ночей, когда совесть остается глаз на глаз с человеком – проводят время, назначенное для сна, в терзаниях и сомнениях: правильно ли они употребили в своей статье слово «вилайет» – обозначив этим понятием свадебный обычай турецкого низама? Не ошиблись ли они, полагая, что Новобазарский Санджак – это род одежды, носимой городскими племенами восточного редифа.

А в какое положение ученых ставят такие слова, как «ливы», "казы" и "нагиры".

В чем тут дело?

Съедобны ли эти ливы и живут ли в этих «казах»? Покрываются ли нагирами или сморкаются в них?

Единственное турецкое слово, которое не возбуждает никаких сомнений, – это кофе; но легко ли по одному слову вывести заключение об этнографическом, политическом и административном устройстве современной Турции.

…с легким сердцем жонглируют таким загадочными словами, как вилайет, редиф, низам, Новобазарский (?!) Санджак…

Никому также доподлинно неизвестно – чем занимаются турки? Сидение в константинопольских кофейнях и игра в домино на чашку крепкого кофе – еще не есть занятие, приносящее деньги, потому что кроме оплаты выпитого кофе нужны средства на содержание жен, детей, евнухов[5]5
  Разновидность мужчины.


[Закрыть]) и, вообще, всего сложного турецкого хозяйства.

Судя по газетным телеграммам за последние несколько лет. – главное турецкое производство внутри страны – это резня армян, но и тут едва ли турки преследуют меркантильную цель. Вышеуказанное нужно рассматривать скорей как развлечение, чем – как труд.

…европейская дипломатия делала представление Турции.

Это соображение подкрепляется еще тем, что после каждой такой увеселительной резни. европейская дипломатия делала представление Турции.

Неопытные в дипломатических закорючках турки понимали слово «представление» в бытовом, театральном смысле, и не найдя в дипломатическом представлении элементов зрелища, разочарованные, снова обращали свой взор на армян.

И снова армяне умирали, как мухи, от этого взора, и снова европейская дипломатия делала "представление".

Это уже стало переходить в быт. Маятник турецкой жизни мирно покачивался от армянской резни к представлению и обратно, и неизвестно – долго ли бы еще продолжалось это мирное тиканье турецких часов, если бы в конце текущего года честный русский кулак не хватил изо всей силы по турецкому циферблату.

Что мы знаем о Турции?

Ничего.

Пишущему эти строки некий молодой человек однажды сказал:

– Почему все так восхищаются знаменитой «Джокондой»? Ничего в ней особенного.

– Да вы «Джоконду» когда-нибудь видели?

– Господи! – изумился молодой человек, – "Джоконду"-то? Сколько раз! Каждый день.

– Где?

– Да на папиросной же коробке. Я теперь только и курю папиросы «Джоконда». И не потому, чтобы мне картина нравилась – обыкновенная женская головка, – а просто табак легкий.

Конечно, есть в России миллионы людей, которые знакомятся с «Джокондой» только по папиросам 10 штук 6 коп., с упаковкой.

Но это еще пустое. «Джоконда» только картина, ничего более. И превратное о ней понятие никого огорчить или взбесить не может.

Но ведь мы, русские, с Турцией знакомы только по курительному делу.

В самом деле: 1) Есть табак – турецкий; 2) Есть табак под названием султанский; 3) Есть папиросы "Звезда гарема"; 4) Есть сигаретки "Одалиска".

По табачной коробке русский средний человек изучает Турцию: красками нарисован толстый человек с черными усами, в широких шальварах, сидящий на полосатом диване, с какой-то кишкой в зубах, другой конец которой прикреплен к замысловатому кувшинчику. Турок окружен несколькими пестро и бестолково одетыми женщинами, в шароварах и с босыми ногами, на кончике которых висят красные туфельки.

Вот и все. Тут тебе и этнография, тут тебе и семейный уклад, тут тебе и род занятий.

Долго рассматривает любознательный русский человек это произведение искусства и долго потом головой качает:

– Так вот она какая – Турция.

– А что?

– Да вон, видите, так всю жизнь и проводят на диванах за курением, около баб! За другим занятием его ни на одной коробке не увидишь. Одно слово – Новобазарский санджак.

– То есть?

– Да уж будьте покойны. Кишка-то изо рта торчит не зря. Все подличают.

– Именно?

– Ленивы они очень, сударь Видали, какой кувшинчик закрутили? Все шалтай-болтай, как говорится. А в голове – ничего. И одеться норовит, как почудней. Действительно, такому чучелу только на диване и сидеть. Нешто на улицу можно в энтаком виде показаться? Моментально вилайеты сцапают и, в наргиле предоставят – потому не безобразь.

– Вы думаете?

– И думать не желаю. Стану я над турком каким-нибудь голову ломать. Это уж известно, каждому свое; и пословица такая есть: турок курит трубку, курка клюет крупку. Вы уж со мной, сударь, о Турции не спорьте. Все это нам известно.

Вот и вся русская осведомленность…

По справедливости – целый сонм русских ученых не сделал для популярности Турции в России столько – сколько поработал на этом деле дядя Михей, вот уже сколько лет насаждающий этнографическо-турецко-табачную поэзию среди малых сих:

 
Вот курите табак турецкий,
Остальные табаки вкус имеют мерзкий.
 

Или:

 
Отворяйте окна, двери,
Сейчас закурю султанский табак «Пэри».
 

Юношество заучивало эти стихи наизусть и, таким об разом, в России незаметно прививался интерес к экзотичной Турции…

Но все же мало мы знаем Турцию.

И вот, поэтому я, пишущий эти строки, поставил себе задачей – благородной, возвышенной задачей! – ознакомить Россию с Турцией на основании строго проверенных научных данных…

Впервые выползли на свет Божий турки – из глубины центральной Азии.

Было это в средние века. А точнее – трудно определить гол и месяц турецкой авантюры.

Историков тогда не было, а если бы и были, то они от стыда за поступки своего народа и пера бы в руки не взяли…

Еще до Рождества Христова турки вступили в длительную борьбу с китайцами.

Китайцы называли турок пе-ти или гионг-ну.

Если наш благосклонный читатель не говорит по-китайски, то мы не советуем вообще вставлять этих двух слов в разговор где-нибудь на светской вечеринке и не шептать на ухе барышне после тура вальса:

– Вы танцуете, как гионг-ну! Ваши глазки – настоящие пе-ти!..

Этого не следует делать.

Ибо пе-ти означается западная собака, а гионг-ну – презренный раб.

(Автор в этом месте надеется, что его осведомленность вызовет изумление благосклонных читателей)…

Турки, впрочем, тоже мастера ругаться, и в отместку за китайские оскорбления называют всех европейцев гяурами.

Но европеец справедливо рассуждает, что от "слова не станется" и, поэтому, не обижаясь, постепенно захватывает турецкие концессии и таможенные льготы.

Впервые свою прыть турки показали, когда еще их называли не турками, а сельджуками.

Откуда произошло слово сельджук – неизвестно. Мы пробовали даже разбивать его на составные части, но кроме бессмысленной сельди и жука ничего не получалось.

Мы думаем, что это слово придумано турками в качестве псевдонима – лишь бы как-нибудь потихоньку пробраться в Европу.

А, пробравшись, турки сразу сбросили с себя личину псевдонима, и, цинично захохотав, объявили:

– А мы вовсе турки, а не сельджуки… Что, взяли, голубчики? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!

И устроили ряд скандалов.

* * *

Поведение турок в Европе было ниже всякой критики – они завоевывали все, что подвертывалось под руку.

Первым и самым знаменитым их полководцем-победителем был Отман или Осман. Турки так обрадовались умному человеку, вынырнувшему среди них, что не знали даже, как его и называть – Отманом или Османом. Называли и так, и этак, – благо тот откликался.

Впоследствии, образуя свою империю (тоже хотели как у людей!) турки назвали ее Оттоманскою, а себя османлисами. Тут-то два имечка и пригодились!

Сына Отмана звали попросту Аркан.

Даже не каламбуря, можно сказать, что в то время вся новоиспеченная Оттоманская империя только Арканом и держалась. Все упования были на Аркана, и он оправдал их: сочинил войско – янычары.

Приготовление янычаров происходило по простому шаблону: выискивали семью христиан; матери и отцу перерезывали горло, а мальчишку-сына забирали в янычары. Не имея ни отца, ни матери, мальчишка получал отвратительное воспитание, что от янычара и требовалось.

Получив воспитание, такой отпетый мальчишка мог по приказанию начальника сделать что угодно, памятуя, что терять нечего – отец не высечет и мать не оставит без сладкого.

С этими безобразниками турки сделали много завоеваний, хотя янычар было всего 12.000–20.000 человек.

Пропустив незначительного Солимана, отметим его брата Амурата I, о котором историк Коллас говорит:

"Этот государь был мужественным, но в то же время невежественным до такой степени, что на государственных бумагах вместо подписи прикладывал свою руку, обмокнутую в чернила".

Облизывал ли он потом, подобно приготовишке, свою руку – историк не говорит, но что обмениваться с ним рукопожатием не было больших охотников – так это верно.

И подделать такую подпись ничего не стоило. Только безрукие не решались на это.

О преемнике Амурата, Баязете, историк говорит просто:

"Баязет начал с удушения своего брата, чем подал пример, которому преемники его следуют до наших дней".

Впрочем, Баязет нашел на себя палку: на него напал Тимур, взял его в плен, и по словам того же историка, "как утверждали одни – обращался с ним великодушно, а по словами других – возил его с собою заключенным в железную клетку".

Мы думаем, что здесь противоречие только кажущееся: просто первая категория историков была настолько неизбалованной, что и железная клетка казалась им верхом великодушия и комфорта.

Все 15-е столетие Оттоманы только и делали, что воевали с кем попало. Мирная жизнь была им несвойственна.

Баязет

Был, впрочем, султан Магомет II (1451–1481), который любил искусство, но любил он его как-то странно: когда итальянский художник Беллини писал картину «Усекновение главы Иоанна Крестителя», то Магомет II собственноручно отрезал голову одному невольнику, чтобы дать возможность художнику видеть конвульсивные сокращения мускулов. Магомет даже не обратил по своей недалекости внимания на то, что в данном случае интересы искусства и невольника резко разошлись…

Кроме искусства Магомет увлекался пинкертоновщиной и сыском, но тоже налагал на это занятие печать своеобразности: приказал однажды распороть животы 14 пажам, ради того лишь чтобы узнать, кто из них съел дыню. Очевидно, первые тринадцать оказались пустыми, невинными, и только четырнадцатый понес тяжкую кару за сластолюбие.

Тот же Магомет ненравившихся ему людей приказывал распиливать (?) надвое, будучи справедливо уверен, что эти люди, умножаясь в количестве, теряли в качестве.

Вообще, о таком негодяе автор больше не хочет писать. Необходимо только упомянуть, что это именно он отнял Константинополь у греков и устроил там такую резню, что "янычарам надоело резать не сопротивлявшееся население".

Можно вообразить, что это было, если даже трудолюбивым "янычарам надоело".

* * *

Родственник Магомета II Селим I, был юношей с богатыми задатками: чтобы облегчить себе вступление на престол, он «зарезал пятерых племянников и двух братьев». За это современники назвали его Непреклонным.

Очевидно, мало было слов в арсенале современников, если они не могли подобрать словечка, более подходящего…

Селима сменил Солиман, который был столь воинственным, что даже во сне размахивал кулаками, задевая любимую жену.

Дрался он с кем только можно и, истощенный войнами, не мог дожить до нашего времени, что удалось нам – мирным, уравновешенным людям.

После этого Солимана пошли уже повторения, оттиски прежних могущественных оригиналов: Селим II, Амурат III, Амурат IV, Магомет IV, Солман II – все мелкота, ничем особым не выделившаяся. Пытались, конечно, тоже вести воинственный образ жизни, но это было уже не то. Как говорит простодушный историк того времени – «у них была кишка тонка».

Жили скучно, грязно, ели баранину вместо вилок руками, а руки потом вытирали взамен салфеток об голову, нося, так сказать, с собой на территории между руками и головой весь столовый прибор… Таким образов, со времен Амурата II турецкая рука претерпела эволюцию – от письменного до столового прибора.

Среди этих султанов, как оазис в пустыне, блеснул только один Ахмет III: вступив на престол, он приказал утопить 15000 янычар. Эта реформа доставила ему уважение многих.

Около того же времени в истории обрисовался силуэт одного короля, которого справедливо можно было охарактеризовать словами распространенной поговорки:

– Погиб, как швед под Полтавой.

Ни к кому другому, так как к нему – не была применима эта поговорка.

Этот человек был – Карл XII, разбитый Петром Великим под Полтавой и бежавший в Турцию.

Он имел сильное влияние на султана и заставил его даже объявить войну России, но из этого ничего не вышло. Петр счастливо ускользнул от превосходных турецких войск на берегу Прута.

Дальше – предоставляем слово источнику:

"Карл XII сильно упрекал визиря султана Балтажи Магомета за невзятие в плен Петра. "А кто же стал бы тогда управлять его государством?" – отвечал хладнокровно Балтажи: "не хорошо, если все короли будут жить не у себя дома" (Каллас).

Так как шведский король сам в это время болтался в Турции, вместо того, чтобы сидеть дома – то ядовитая стрела попала в цель.

Историк прибавляет: "Шведский король в бешенстве разорвал своими шпорами кафтан бесстрашного мусульманина".

«Шведский король в бешенстве разорвал своими шпорами кафтан бесстрашного мусульманина».

Мы лично считаем этого мусульманина одним из самых умных османлисов. Вот уж, действительно можно воскликнуть: Балтажи, а какой умный!

Со времени исторической фразы Балтажи началось падение Империи Османов – на нее набросилось столько народу, что от Османов только клочья летели.

Однако, клочья эти были такого размера, что автор настоящего исследования удовольствовался бы половиной любого клочка – как гонораром за свои исторические изыскания: Турция потеряла Белград, Тамашвар (есть и такой), Валахию до реки Алуты, и часть Сербии, Албанию и "кое-что около Персии".

Во внутренней турецкой жизни в эти годы сыграл большую роль какой-то Патрон-Халиль, торговец платьем. Он ни больше не меньше, как сместил султана и посадил на его место другого.

Времена были не нынешние: теперь даже самый большой торговый дом в Вене, одевающий венок и издающий собственный журнал "Венский шик" – если бы подумал сместить Франца-Иосифа и посадить на его место кого-нибудь поумнее – на такой торговый дом все посмотрели бы, как на сумасшедший дом.

А тогда Патрон-Халиль играл большую роль. Хотя весь его магазин был перекинут через левую руку, и все рекламное дело основывалось на устной публикации:

– Халат, халат!

Свергнув старого султана и явившись к новому, Патрон-Халиль сказал:

– Я знаю, что ожидает людей, берущихся низлагать падишахов, но смерти не боюсь, так как счастлив видеть тебя на троне.

Султан ответил:

– Клянусь тебе моими предками, что не посягну на твою жизнь. Напротив, проси у меня чего хочешь. Я награжу тебя.

Патрон-Халиль ограничился просьбой об отмене тяжелых налогов, отягощавших бедный класс.

Умиленный султан сделал даже больше просимого: он приказал заколоть Патрона-Халиля.

Таким образом принцип «патронов не жалеть» был впервые приведен в жизнь Махмудом I (1731).

* * *

Наблюдали ли вы когда-нибудь, читатель, что делается с куском сахара, опущенным в горячий чай? Сначала сахар пустит несколько пузырей – верный признак, что вода проникла во все его скважины. Проникнув, вода начинает откалывать мельчайшие частицы от граней сахарного куска. Отпадает кристалл за кристаллом, середина куска зловеще проваливается и, наконец, весь кусок распадается на мелкие бесформенные кристаллы…

То же самое произошло с Турцией… Лакомый кусочек, опущенный в горячую воду европейских государств, стал таять не по дням, а по часам: нынче отвалился кристалл – Албания, завтра кристалл – Крым, потом Сербия, Молдавия, Валахия – тает, тает турецкий сахар, до сих пор тает…

И до того дошло все это, что теперь осталось только чьей-нибудь энергичной рукой сунуть в горячий чай стальную ложку – да и размешать хорошенько оставшиеся кристаллы.

Когда я пишу эти строки, Россия, вызванная на драку с одряхлевшей, поглупевшей Турцией – уже делает вышеозначенную операцию.

В исходе ее сомневаться невозможно.

Элиас Реньо говорит о Турции сороковых годов:

"Турция представляла собою поле битвы, на котором великие державы вели войну между собою".

Представьте себе, что к некоему человеку пришли гости… Уселись за стол, стали пить-есть, но вот среди еды один из гостей начинает поглядывать на жену хозяина самым недвусмысленным образом.

– Послушайте, не смотрите на нее так, – замечает другой гость.

– Это еще почему?

– Она мне самому нравится.

– Наплевать, что она вам нравится. Вот буду смотреть и буду.

– Попробуй! Если еще раз взглянешь, разобью бутылкой эту лампу. Ах, так?! Бац!

– Послушайте, – робко замечает хозяин. – Зачем же вы разбили лампу?

– И разобью! Еще как разобью! Пусть он не заглядывается на твою жену! Я сам на нее хочу заглядываться.

Первый гость вскипает:

– Как, и ты к ней лапы протягиваешь? Так вот же тебе за это: разбиваю стулом буфет и выливаю суп в рояль!!

– Позвольте, господа, – стонет хозяин, бегая за разбушевавшимися гостями. – Зачем же вы обстановку портите?

– Не допущу я, чтобы он рояль супом поливал. Если он так, – так я этим подсвечником продырявливаю картину… Хлоп!

– Ты картины портишь? А я тебе за это на ковер керосин пролью и подожгу!

– Не смеешь! Если ты это сделаешь, граммофон в окно выброшу и вымажу вареньем диван!

– Господа, ради Бога…

Но увлеченные распрей гости уже не слышат стонов и уверений хозяина…

Все трещит, падает, лопается и разбивается… Уставший, охрипший хозяин уже сидит в уголке на поломанных стенных часах и молча наблюдает за состязанием гостей…

Вот что переживала Турция в эти годы.

Уставший, охрипший хозяин уже сидит в уголке на поломанных стенных часах…

Султаном был тогда Абдул-Азис, который ничем особенным не отличался, кроме коварства и жестокости. К концу своей жизни он сделал одно важное для себя открытие: открыл ножницами вены на своей руке.

Это открытие стоило ему жизни.

Ему последовал Мурад V. Царствовал он не долго и кончил тем, с чего многие турецкие султаны начинали – лишился рассудка.

Ему последовал – знаете кто?

Абдул-Гамид! ни более, ни менее.

Этот султан мог на свободе подсчитать, что принадлежало Турции и что уже не принадлежит!! Именно – Турция потеряла за истекший век: Грецию, Румынию, Сербию, Черногорию, Болгарию, Восточную Румелию, Кипр, Боснию и Герцеговину, Тунис, Триполи и часть Закавказья. Египет, Крит.

Собственно говоря, турецким султанам приходилось обращаться с географической картой своей родины, как с процентной бумагой – каждый год отстригать от нее купоны – Сербию, Черногорию, Триполи и т. д.