Текст книги "Дерзкая галичанка"

Глава 6

В течение следующих двух недель жизнь на Большой Морской представляла собой поток суматошных приготовлений. Лишь для Ганны надо было срочно изготовить несколько костюмов, которые она могла бы одевать до открытия Сезона. Услужливая мадам Лагайль работала день и ночь, стараясь сделать все, чтобы ее сиятельство выглядела бесподобно, принимая гостей или отправляясь на прогулки. Затем нужно было подумать о приеме Ганны во дворце (о том, чтобы организовать ее собственный бал пришлось оставить всякие помышления, ибо семья и без того перешла на рязанские припасы, а полдома пришлось не отапливать). Из-за позднего прибытия, представление царице решили отложить. Ганна уже наслаждалась обществом многочисленных визитеров. И при каждом удобном случае она, соблюдая приличия и осторожность, наводила справки о пани Звягловской. Пока ей не везло. Никто из новых знакомых не знал эту даму.

Елена Матвеевна могла лишь удивляться насмешкам своего сына над тем огромным успехом, который имела его кузина. Неужели Олег не понимает, что каждый новый посетитель – его потенциальный противник. И, вдобавок, он все больше времени проводил в Адмиралтействе. Визиты Софи Брундуковой и ее дочери стали ежедневными, как только они поняли, что дом Елены Матвеевны благодаря присутствию в нем Ганны, собирает большое количество молодых людей знатного происхождения. Дружественные отношения не уменьшили натянутости в их отношениях. Наоборот, Маланья Брундукова считала своим долгом без конца поучать Ганну.

«Не следует слишком фамильярничать с ухажерами, кузина, – предупреждала она. – Иначе мужчины постараются извлечь выгоду из теплого дружеского отношения к ним.» По ее хитрому виду можно было предположить, будто она сама страдала от такой участи. Это было настолько смешно и нелепо, что Ганна совершенно не обращала внимания на ее советы.

Платье для бала и приема у царицы грозило стать слишком дорогим. Когда Елена Матвеевна горестно намекнула, что не сможет оплатить такое количество счетов, Олег, главный финансист в семье, предложил взять на себя обязанности банкира. Получив чек за бальное платье, он счел благоразумным прочесть Ганне небольшую лекцию.

– Не забывай, кузина, это платье ты, скорей всего, никогда больше не оденешь. Оно слишком шикарно для обычных приемов.

– Но я должна выглядеть лучше всех, когда меня будут представлять императрице.

– Конечно, я понимаю. Однако, можно произвести впечатление и в платье дешевле трехсот целковых. Насколько я помню, наряд Мелани, в котором она предстала перед императрицей, стоил едва ли одну треть этой суммы.

– Хорошо, кузен, – покорилась Ганна, но ее хитрая улыбка говорила совсем другое. – Придет время, и станет ясно, стоило ли так тратиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Посмотрим, кто отхватит лучшего жениха. Ты не забыл, что мой папа ждет от меня замужества с очень состоятельным человеком?

– В таком случае, ты наверняка не станешь выбирать мужа из той толпы, которая заполняет нашу гостиную каждый вечер? Князь Поройцев, хотя и заинтересовался бессарабским хересом, здесь пока не появлялся.

– Тебе не стоит относится к этим людям с подобным пренебрежением. Это не я их приглашаю. Они же твои знакомые.

Он усмехнулся:

– Все они этого вполне заслуживают. Половина из них бонапартисты, другая половина – англоманы, патриотизма в них ни грана…

– Однако ты же им не отказываешь от дома.

– Конечно, поскольку полагаю, что только путем личного общения можно их в чем либо переубедить. Ведь это все же русские люди – просто они до некоторой степени забыли об этом.

– Я никак не пойму, чью же сторону в твоих глазах должен принять истинный русский патриот – Бонапарта или Пита? Только не говори, что он должен думать об интересах России, поскольку сегодня они с первым, а завтра со вторым.

Олег с охотой пустился в политическую дискуссию, доказывая, что в будущем противостоянии Бонапарта с Европой Россия должна проводить мудрую и взвешенную политику, не допуская перевеса ни одной стороны.

– То есть отдать Польшу полякам? – предположила Ганна. – Так вашего царя все будут там на руках носить, они об этом спят и сны видят.

Нет, Ганна опять не так все поняла, поскольку Польша сейчас еще не готова получить самостоятельность…

– Тогда получается – отдать Польшу пруссакам? – предположила девушка. – Тогда пруссаки будут на вашей стороне, а поляки возненавидят еще больше…

Сложность была в том, что Ганна прекрасно знала положение дел изнутри, она совсем недавно пересекла Валахию, Моравию, Чехию и Польшу, и проблемы, гложущие эти страны были видны ей непосредственно.

– Чехи, мадьяры и моравы так же терпеть не могут своих австрияков и если Польша станет независимой, и они потребуют того же. Не говорю уж о трансильванцах, сербах и хорватах. Все они терпеть не могут своих хозяев, и значит станут на стороне Бонапарта.

Олег получал истинное удовольствие от таких tête-à-tête, когда он давал ей советы в тех областях, где его собственный опыт, каким бы незначительным он не был, все-таки превосходил ее познания. Ему нравилось быть с ней, и он мог позволить себе наслаждаться ее обществом, избегая при этом романтических ухаживаний. Ганна прилежно выслушивала его, демонстрируя больший интерес, чем тот, который испытывала в действительности. Она знала, что отношения «учитель – ученица» обычно льстят господам такого типа.

После очередного подобного урока Олег обычно позволял ей поступать так, как она желает. Когда она вскользь заметила, что поручик Вассерман, один из ее самых рьяных почитателей, предложил научить ее искусству править лошадьми, Олег решил сам дать ей несколько уроков.

– Позволить этому увальню обучать тебя? Да он знает о езде не больше, чем собака о монгольфьере.

– Я полагаю, ротмистр Сулержицкий – известная личность среди кавалергардов, – подначивала Ганна. – И он также упомянул, что хотел бы…

– Хотел бы, чтобы ты своим приданым оплатила его карточные долги. Ничего не поделаешь, придется мне самому обучать тебя.

Ганне сделала вид, что ей совершенно безразлично, кто будет ее учителем, пока она не научится править лошадьми.

– Ты очень добр, кузен, – нежно прощебетала она. – Сейчас очень модны открытые дрожки…

Перед Олегов выросла ужасная перспектива выложить трехмесячное жалованье за коляску. Но что уж тут поделаешь – назвался груздем…

* * *

В течение следующей недели они выезжали каждый день, начав обучение с загородных дорог, где редко кто ездил. И, по мере того, как Ганна добивалась определенных успехов, передвигались все ближе к городу. Целую неделю они прекрасно ладили друг с другом, лишь изредка пререкаясь по пустякам. Ганна восхищалась искусством Олега править лошадьми, а также его учительскими способностями. Он ни разу не допустил, чтобы она попала в опасное положение, но, с другой стороны, без причин не ограничивал ее. На Олега, в свою очередь, произвели впечатление смелость и рассудительность девушки.

– Ты не хочешь обогнать эту упряжку впереди? Она делает не больше пяти верст в час. Такая скорость может свести на нет все удовольствие от езды.

– Дорога не очень широкая, – заметила Ганна, прикидывая возможный маневр.

– Подстегни лошадей и направь их чуть в сторону. Этот тихоход подвинется, услышав нас сзади… Вот хороший прямой участок дороги. Можно попробовать здесь, поблизости никого нет. Готова?

Ее сердце бешено колотилось в груди, когда она подхлестнула лошадей, твердо направив их вперед. Другая карета, как и предполагал Олег, без промедлений пропустила их, и Ганна мгновенно обогнала ее.

– Прекрасно! – Олег остался доволен своей ученицей.

В конце недели Ганна настолько освоила искусство управления лошадьми, что могла обходиться без помощи Олега даже на улицах города.

Свой отказ от его услуг она обосновала довольно хитро.

– Я чувствую вину, отрывая тебя от важных дел в палате, кузен, – сказала она как-то после очередной поездки. – Очень мило с твоей стороны, что ты уделяешь мне так много времени, но не следует быть эгоисткой. Я вполне освоилась с лошадьми, и тебе нет нужды тратить свое драгоценное время, сопровождая меня.

Олег ощутил явное нежелание прекращать их совместные поездки.

– Но будет не совсем приличным раскатывать одной по городу.

– Хресна мати упомянула о кучере. Если он будет рядом, то нет причин заботиться о благопристойности.

– Кучер, конечно, хорошо, но лучше, если у тебя будет приличное сопровождение.

– Это не проблема. Сулержицкий с удовольствием присоединится ко мне, и граф Беклемишев тоже предлагал…

– Эти непутевые вертихвосты? Лучше уж вообще никого. У Беклемишева понятие о езде как у ребенка, играющего в салочки. Буквально на прошлой неделе он устроил гонки с бароном фон Штайном прямо на Невском.

– И все же я не могу больше пользоваться твоей добротой. Уверена, ты нужен Бурчилину в своем реформатском комитете. А как смотрят на работе на твои частые отлучки в комитет?

Между тем морской министр и в самом деле поощрял сотрудничество своего молодого сотрудника с комитетом по реформам, справедливо полагая, что одержат ли реформаторы верх или падут, ему всегда полезнее будет держать руку на пульсе политической борьбы. Между тем, несмотря на то, что его напрямую склоняли к переходу в комитет, Олега почти со страхом обнаружил, что ему нравится прежняя работа и он хорошо справляется с ней. Острым глазом он быстро отметил расхождения в цифрах и сводках, издаваемых правительством и проходящих внутри министерства. А позавчера он поймал Ленжевена на приписках и задал ему жару. Отец мог бы гордиться им.

– Возможно, ты права. Я несколько пренебрег своими обязанностями на основной работе. Кучер вполне подойдет в качестве эскорта. Я скажу Михалычу, чтобы поездил с тобой.

– Как скажешь, кузен, – согласилась Ганна. Михалычем легче будет управлять. Пожилые мужчины зачастую более послушны, чем молодежь.

Олег ушел, уступив ее планам и решив, что становится мастером в обращении с кузиной.

На следующий день, до того как прибыли Брундуковы, Ганна отправилась на Мойку. Насколько она помнила Ванду, госпожа Звягловская обожала ходить по магазинам и модным лавкам, и Ганна подумала, что модные лавки на Мойке – наиболее вероятное место их встречи. Так как езда была для нее еще делом не совсем привычным, то почти целиком поглощала ее внимание. Она не увидела пани Звягловскую, зато ее заметили Софи Брундукова и Мелани, которые на следующий день же появились в их доме ни свет ни заря. На Мелани была надета шляпка, предназначенная для прогулок в открытом экипаже.

– Кузина, мы видели тебя в карете, совсем одну, – сказала Мелани. – Это показалась нам так странно, что мама велела мне теперь повсюду сопровождать тебя.

– Как мило с ее стороны, – произнесла Ганна без всякого восторга.

Она поняла, что в дальнейшем следует перенести поездки на утро, но этот день ей придется провести в обществе кузины Мелани. Вскоре бдительная Мелани заметила, что Ганна обращает больше внимания на пешеходов, чем на управление лошадьми, причем внимание гостьи больше привлекали женщины, хотя в любое другое время ее отличал явный интерес к джентльменам.

– Ты кого-то ищешь, кузина? – с любопытством спросила Мелани.

– Нет, – через плечо бросила Ганна.

Случайно взгляд Мелани остановился на сумочке Ганны, лежавшей на сиденье между ними.

Она была приоткрыта – такая беспечность отличала Ганну, которая не обращала внимания на подобные мелочи. Во время предыдущих поездок она жаловалась, что потеряла перчатку и шелковый шарф.

Дождавшись, пока Ганна все свое внимание сосредочит на лошадях, Мелани сунула нос в сумочку. Между кошельком и щеткой для волос лежало какое-то письмо. Любовное послание?

Чуть позже, когда Ганна остановилась для обмена любезностями с ротмистром Сулержицким, Мелани незаметно вытянула письмо. Оно адресовалось не Ганне, но сильно потертый конверт предполагал, что какое-то время таинственное послание находилось у нее. На конверте значилось имя «Ванде», но фамилии не было. Значит, письмо следует передать из рук в руки. Оно не было запечатано. Письмо было написано по-польски. Как странно! Ганна не упоминала, что в городе у нее есть польские знакомые. Зачем делать из этого тайну? Что-то здесь не так. Может быть, Олег в курсе дела. Она быстро опустила письмо назад и сжала руку Ганны.

– Кузина, ты мешаешь движению.

Ганна оглянулась и удивленно заметила, что ближайший к ним экипаж находится чуть ли не за квартал отсюда. Не было никаких заторов.

– Можно мне заглянуть к вам сегодня вечером? – спросил в этот момент Сулержицкий.

– Конечно, нет, – кокетливо ответила Ганна. – Завтра нас представляют императрице, а вечером меня ждет первый бал! На подготовку к столь грандиозным событиям понадобится масса времени. Но я обещаю сохранить для вас танец на балу у княгини Апраксиной завтра вечером.

– Первый?

– Лучше второй. Прошу прощения, но первый, мне кажется, следует отдать Олегу.

– Ну хорошо, второй, – просто согласился ротмистр.

Он приподнял шляпу и продолжил свой путь. Маланья сильно расстроилась при случайном упоминании о первом танце Ганны с Олегом. Она сама рассчитывала оказать молодому человеку эту честь. И все-таки причин для полного уныния не было. Очевидно, Олег еще не приглашал Ганну.«…мне следует отдать Олегу», вот как она выразилась. Посмотрим, удастся ли ей это.»

В голове у Мелани постоянно вертелось имя «Ванда». Какое необычное имя. Она знала только одну Ванду. Мадемуазель Тышловскую, появившуюся в обществе этой весной. Полковник Тышловский, у которого пруссаки с попустительства французов оттяпали половину земель, а австияки – вторую, явился к царскому двору по весне и предложил возглавить повстанческую армию, которая освободит Польшу от немцев во-первых, от французов во вторых и склонит ее под знамена русского царя в-третьих. Александр осыпал его милостями, но ассигновать сей крестовый поход не спешил. Окольными путями Мелани направила беседу на предстоящий выход в свет, упоминая при этом различных дам.

– И конечно же, Ванда Тышловская, – сказала она. – Ты ее знаешь, кузина?

– А, мне ее показывали, очаровательная блондинка с лошадиной челюстью, за что все ее прозвали Кобылой… Нет, я не знаю ее. Она что, твоя близкая подруга?

– Не совсем. Давай свернем с этой слишком оживленной улицы, кузина. В парке тебе будет легче управляться с лошадьми.

* * *

Было около четырех часов, время, когда светские люди встречались у Летнего сада. Ганна направила лошадей к ограде. Ей встретились несколько знакомых, но пани Звягловскую она не обнаружила.

Из Летнего сада они направились прямиком домой, где Софи Брундукова ждала возвращения своей дочери. Олег в тот день рано вернулся из парламента. Точнее сказать, он ушел сразу же, как только узнал, что министра в этот день не будет, он вызван в Гатчину для доклада государю, чем и воспользовалась половина служащих департамента, чтобы заняться своими собственными делами. Олег же направился в комитет по реформам, где впустую убил три часа и в плохом расположении духа вернулся домой.

– Вас так долго не было, – встретила девушек Софи Брундукова. – Я уже боялась, что Ганна уронила тебя в канаву.

– Что вы, мадам, – несколько обиженно отозвалась Ганна. – Вы задеваете мои чувства, говоря так. Я становлюсь заправским кучером, не так ли, Мелани?

– Кузине Ганне каким-то чудом удается избегать канав, – признала Мелани. – Мы поболтали с ротмистром Сулержицким, потом поехали в парк.

– Сулержицкому следовало находиться в комитете в это время, – резко заметил Олег. – Ведь был объявлен его доклад об основных направлениях реформ в армии.

– Пей свой чай, Мелани, и мы поедем, – произнесла ее мать.

Ганна плеснула себе в бокал немного вина и присоединилась к старшим дамам, а Мелани, взяв чашку, подсела к Олегу.

– Боюсь, ты на плохом счету у Сулержицкого, Олег.

– А он у меня, не являясь на важные заседания. И тем не менее полагают, он станет секретарем Сперанского. А почему ты упомянула о нем?

– Мадемуазель Ганна хотела бы станцевать с ним менуэт, открывая бал у Апраксиных завтра вечером. Она так сокрушалась, что чувствует себя обязанной отдать этот танец тебе.

– Но я и не просил ее об этом одолжении, – сразу же заявил Олег. – Хотя, если рассудить здраво, мне самому следует, как хозяину дома, где гостит Ганна, пригласить ее.

Олега сильно задело за живое нежелание его гостьи танцевать с ним.

– Но раз уж они с Сулержицким настолько дружны, может быть, ты уступишь ему первенство? – невинным голоском предложила Мелани.

– Что ты имеешь в виду? Его постоянное увивание вокруг моей кузины, лишь утомляющее ее, вряд ли дает право ротмистру на особое обращение с ним. Экий нахал!

– Это просто мое предположение, – сразу же отступила Мелани. – Мадемуазель Ганне не нравится связывать себя какими-то приличиями. Ее печальное стремление позволять себе кое-какие вольности идет, скорей всего, от недостатков воспитания, так как она, вообще-то, очень добродушное существо. Ганна поспешила тронуться с места сразу же, как только я намекнула, что их беседа с ротмистром явно задерживает движение на Мойке.

– Как удачно, что ты оказалась рядом. Я боялся, что произойдет какое-либо несчастье, если Ганна отправится в одиночку.

– Возможно, я слишком утрирую. Это всё вина Сулержицкого, он никак не мог прекратить свою болтовню.

Мелани заметила, что упоминание о Сулержицком вызывает у Олега приступы ревности, и оказалась достаточно находчивой, чтобы сообразить: наличие еще одного поклонника лишь поднимет Ганну в его глазах.

– Не думаю, что ее чувства серьезны, так как Ганна отказалась принять его сегодня вечером. Запрещение встречаться с ним, если ты попытаешься это сделать, лишь придаст этому бонвивану больше привлекательности. Лучше позволить им первый танец на балу у Апраксиных.

– Я и не собирался запрещать ей это, пожалуйста, пусть пляшет с кем угодно, хоть с самим Пфулем[34]34
  Пфуль, Карл Людвиг Август (барон Pfuel, 1757–1826) – известный генерал. Служил в прусском генеральном штабе, но после сражения при Йене оставил Пруссию и был принят на русскую службу, с чином генерал-майора. Приобрел доверие императора Александра I, поручившего ему составить план военных действий в 1812 г.


[Закрыть], если ей так нравятся военные!

– Да, но Ганне мешает чувство долга перед тобой, Олег. Если бы ты намекнул, что уже пригласил кого-то…

– Но она – моя кузина. И гостит в нашем доме.

– Но я – тоже твоя кузина. И я могу записать тебя на первый танец. Это решило бы все проблемы. – Мелани замерла в ожидании ответа.

Испытывая в эту минуту гнев к Ганне (своим «чувством долга» она как будто щелкнула его по носу), и к Сулержицкому, и к самому себе, а также благодарность к Мелани за предупреждение, он сказал:

– Очень мило с твоей стороны, Мелани. Не окажешь ли мне честь открыть со мной бал полонезом?

– С удовольствием, – радостно ответила Мелани и поставила на стол пустую чашку. – Мне пора ехать. Да, кстати, Олег, ты никогда не слышал от Ганны упоминания о какой-то Ванде?

Олег насторожился.

– Не могу припомнить. А в чем дело?

– Да так, простое любопытство. Это имя всплыло в разговоре, но, мне кажется, я пропустила мимо ушей, о чем шла речь. Она так безрассудно правит лошадьми! Насколько я помню, эта Ванда – некая этуаль, с которой она встречалась в своей провинции. Не имеет значения. Прошу тебя, не говори, что я упоминала это имя. Мне показалось, Ганна не хочет говорить на эту тему.

Мелани встала и подошла к матери. Вскоре они распрощались с хозяевами.

– Мне казалось, они никогда не уедут, – облегченно вздохнула Елена Матвеевна. – Ну, пора переодеваться к обеду. Да, принесли твое бальное платье. Я велела отнести коробку в твою комнату.

Елена Матвеевна поднялась наверх, а Олег задержался внизу с Ганной.

– Я слышал, вас встретил Сулержицкий во время прогулки, – сказал он.

– Да, мы перебросились парой слов на Мойке.

– Полагаю, он донимал тебя приглашениями на первый танец?

– Да, но я отделалась от него. Первый танец я приберегла для тебя, дорогой кузен, в благодарность за твою доброту.

– В этом не было необходимости, уверяю тебя, – сказал он, явно недовольный подобным снисхождением.

– О, но мне так хотелось!

Олег почувствовал, как его охватывает волна разочарования и крушения надежд.

– Я, вообще-то, пригласил Мелани на первый тур, – холодно произнес он.

Губы Ганны скривились в презрительной усмешке, причем она даже не заметила этого:

– Ясно. Ты абсолютно правильно поступил. Бедняжка в своих поисках так нуждается в заботе и утешении.

Ганна с удивлением поняла, что сердится. Она-то думала, что Олег сильно увлечен ею и готов выполнять все ее желания. Но этот чиновник, который, оказывается, крутит со всеми подряд, он оказался совершенно другим.

Олег заметил ее обиду и немного приободрился. Ей-Богу, Мелани была права насчет поверхностности ее чувств к Сулержицкому!

– Не пройтись ли нам во втором танце? – снисходительно спросил он.

Ганна резко повела плечами.

– Может быть. Но сейчас мне надо переодеться к обеду.