Текст книги "Новогодние рассказы о чуде"

– Идиоты! Засранцы! Сволочи! Вот приедет мой сын в отпуск, он вам покажет, как мусором кидаться!

Сын к Степанычу не приезжал ни разу за то время, что Лина работала на этом участке, а это добрых лет пять, не меньше. А письма от него старик рвал, так же как и все остальное. Лина пропустила эту грустную мысль мимо себя и помчалась на почту, размахивая сумкой, как школьница.

Так просто все сразу стало, так понятно! Вот тебе и на – захотела, чтобы Степаныч на себе почувствовал, каково это, когда люди мусорят где попало, – и ему досталось! Ай да Лина, ай да ведьма! Ну, теперь пора со счастьем разобраться.

Лина сидела за столом, заполняла квитанции, но не различала ни адресов, ни цифр. Впервые за много лет она мечтала. Сидела и улыбалась, а в голове играли веселые новогодние колокольчики.

Она представляла, что у них будет садовый домик. Можно будет летом выходные проводить за городом, дышать свежим воздухом, пить на крылечке свежий чай со смородиновыми листьями и закусывать бубликами, есть малину с куста и закатывать по осени помидоры с травками. Лина представила себе жаркий летний день. Настя лежит в тенечке, штудирует учебник, готовится к экзамену. Лина в огороде, окучивает грядки, выпалывает сорняки. А Ирка со своим утенком приклеивают над входом плакат: «Тут живет идеальная теща» и прыгают вокруг дома в одних на двоих семейных трусах в горошек, чтобы желание исполнилось. Солнце палит нещадно, и спина болит, и ноги ноют, а грядка не кончается. Дергает Лина сорняки и думает, что на рынке все дешевле – и картошка, и огурцы. Тьфу ты! Улыбка сползла с лица Лины, но она почти сразу же расхохоталась. Вот ведь размечталась, Дурында Балбесовна!

Потом она подумала, что хорошо бы девчонок вывезти на море. Настя вечно носом шмыгает, а Ирка будет лучше выглядеть, если загорит. Да и самой ей не помешало бы ноги подлечить. Или ремонт дома сделать. Сантехнику купить красивую, блестящую, надежную, чтобы кран не срывало никогда в жизни. Девчонкам комнату сделать как из дорогого журнала, чтоб не стыдно было парней водить. И не разрешать Ирке портить квартиру! Хотя туалетному утенку и такая обстановка сойдет, он даже рад. А Насте рано замуж, пусть сперва доучится. А может, захотеть квартиру побольше? Чтобы у каждой из девчонок была своя комната? Или еще одну квартиру, хотя бы для одной из девчонок?

Шея затекла. Лина повертела головой и уставилась за окно. Мужик в дубленке с трудом волок по дороге огромную елку. Она вспомнила, как хорошо было раньше, когда девчонки были маленькие, их отец еще жил с ними и каждый год они вместе наряжали елку, а Лина запекала гуся и приклеивала ватой к потолку серебристый дождик. Вот если бы вернуться, хоть разочек, в то время! И вползло в нее приятное, нежное, словно теплая мягкая рука по голове гладит и шепчет кто-то: «Все будет хорошо». Колокольчики в голове зазвучали громче, а в ответ проснулась старая, советская мелодия: «Пять минут, пять минут…» и показалось, что запахло шампанским.

Лина решила, что загадает все три желания. И все три варианта – дача, поездка на море и евроремонт в квартире – вполне реальны и заслуженны, нет разве? Двадцать с лишним лет она работает на почте и не сделала ни одной ошибки. Сколько людей прочли письма, доставленные Линой? Двух дочерей воспитала. Не идеальных, конечно, не «Мисс мира» и не вундеркиндов, но двух нормальных девиц. Ну, или, по крайней мере, одну нормальную девицу и одну с маленьким, безобидным прибабахом. Так заслужила она счастье или нет? Конечно, заслужила! И ничего она не будет специально для этого делать – ни лотерейные билеты покупать, ни в розыгрышах участвовать. В конце концов, случай – на то он и случай. Пусть судьба сама решает, какого подарка Лина достойна.

И она торжественно приклеила к себе на грудь, к пиджаку, яркий красный носочек. Будь что будет. Не в силах отделаться от мечтательного настроения, Лина остаток дня отдала любимому тайному занятию. Она брала посмотреть кучку открыток и писем в специальной новогодней стопочке, куда откладывали детские (а то и взрослые) письма для Деда Мороза. Отбирала несколько штук. Как часто видела она последнее время похожую фразу в детских посланиях! «Дорогой дедушка, пришли мне то, на что у моей мамы не хватит денег…». «То, что слишком дорого для нас». «То, что мне папа купить не сможет». Лина копировала детские каракули на ксероксе, а сверху крупно приписывала от руки красным маркером: «Деда Мороза не существует?». Листки она доставляла по тем адресам, куда часто приходили посылки из магазинов на кругленькие суммы, или тем, кто выписывал дорогие журналы.

Дома ее ждал сюрприз.

– Еперный театр… – она как зашла в комнату, так и рухнула на диван, ноги сами подкосились. – Кажется, я сегодня переработала.

– Что с вами, Лина Анатольевна? Это же просто елка! – туалетный утенок крутился тут как тут.

– Просто елка? – прохрипела Лина. – Если это – просто елка, то я – Филипп Киркоров без штанов.

– Ну, это особенная елка, – сказала Ирка. – На ней висят желания, видишь? Ты можешь и свои повесить.

– А-а-а, ну да. Только я уже ничего не хочу. Разве что лечь и умереть.

– Мам, привет! У тебя опять этот красивый носочек! – в комнату вошла Настя. – Где ты их берешь? Можно я возьму?

– Нет! – завопила Лина. – Не дам!

– Мам, ты что, правда заболела? – забеспокоилась Ирка.

– Заболеешь тут…

Посреди комнаты красовалась настоящая зеленая и пушистая красавица, распространяя на всю квартиру новогодний смолистый запах. С елки свисали обычные шарики и свернутые в рулончики разноцветные бумажки на ниточках. Все бы ничего, если бы елка стояла в комнате. Но она не стояла, она висела на потолке вверх ногами. И напротив, в темном окне, висело ее отражение, подмигивая лампочками.

– Зато иголки удобно пылесосить, – сказал Игорь.

– Дети, а это чудо природы не упадет вашей маме на голову? – траурным голосом спросила Лина.

– Не волнуйтесь, мы ее очень хорошо прикрепили, – ответил за всех Игорь.

– А подарки вы тоже будете к потолку клеить?

– Мама! – с упреком в голосе сказала Ирка, а потом предложила: – А давайте сегодня в комнате поужинаем? Сегодня католическое Рождество, что-нибудь вкусненькое приготовим.

– Праздничные макароны по-флотски. Рождественскую гречку. Картошку без селедки. Вы хоть в холодильник заглядывали? – все тем же траурным голосом сказала Лина.

И в этот момент снаружи пару раз ухнуло и бабахнуло, а потом что-то тяжелое с грохотом приземлилось на балкон.

– Сколько раз я говорила, что надо застеклить балкон, – проворчала Лина. – И вечно нет на это денег.

– Сосулька? – сказала Ирка.

– Пойду посмотрю, – подскочила Настя. – Вдруг у кого-то кошка упала.

– Мяу, – подтвердил Ексель.

Настя вернулась, торжественно неся перед собой розовую тушку.

– Гусь, – ахнула Лина и потянулась к тушке носом. – Свежий и размороженный, хоть прямо сейчас его в духовку. Только малость побитый.

– Его, наверное, уронили откуда-то сверху? Какие-нибудь соседи потеряли и будут искать.

– Я схожу и спрошу, – заявила Настя.

– Ты только не спрашивай, у кого гусь упал! – предупредила Лина. – Они, подлюги, все скажут: у нас! Спрашивай: у вас ничего с балкона не падало?

– Мама, ну я же буду выглядеть полной идиоткой!

– Вот и не ходи никуда. Что упало, то пропало.

Они подождали двадцать минут, но никто не позвонил в дверь, и снаружи, под балконом, никто не копался в сугробах в поисках залетной птицы.

Потом все долго бродили по дому, принюхивались к аппетитным запахам из кухни и в нетерпении барабанили пальцами по столу. А потом был такой ужин, что думать невозможно было ни о чем, кроме хрустящей корочки и нежного, аппетитного мяса. Лина, кажется, перестала себя контролировать и слегка стонала от удовольствия.

Когда в нее больше не могло влезть ни одного гусиного кусочка и ни одной картошечки, она улеглась на диван перед телевизором и заявила, что сегодня больше не поднимется. И пусть они сами отмывают посуду от гусиного жира и наводят порядок.

Девчонки быстро убрали со стола, включили погромче предновогодний концерт по телевизору и принялись плясать и дурачиться. Игорь танцевал так, что даже туалетному утенку стало бы стыдно. Бывают такие мужики, что умеют только неловко топтаться на месте, и чем естественнее они при этом пытаются казаться, тем более придурковато выглядят.

Лине было чертовски хорошо. Она пьянела от еды, от того, что отпускала потихоньку недельная усталость, кружилась голова от перевернутой елки. Лина лежала, смотрела на ажурные красные трусы на люстре и гордилась Иркой. В конце концов, есть у нее смелость делать так, как она считает нужным, именно потому, что это ее дочь. Лина тоже никогда не оглядывалась на чужое мнение. Игорь этот, утенок туалетный, не такой уж и плохой парень, вон и кран наконец-то починил лучше сантехника. Ирка-то как смеется, расцвела прямо вся и порозовела, как герань на подоконнике! А что пылесосы продает, так ведь главное, чтобы не наркотики. Ну и в балете ему, конечно, не выступать. И Настя, солнце, снова принесла все пятерки за четверть, чего ж не радоваться-то.

Вроде и елка не елка, а чудо с ног на голову, и гусь – не то чтобы свой, запланированный, и девчонки уже взрослые, и парень в доме чужой, отчего ж так хорошо? Так хорошо, так уютно и тепло, и снова как будто по голове кто-то гладит. Динь-динь-динь, никак слышны опять новогодние колокольчики?

Когда все угомонились, Игорь ушел домой, а девчонки легли спать, Лина поднялась и заглянула в шкаф. В какой момент исчез носочек с пиджака? Когда гусь прилетел? Ее затопило странное, нежданное чувство. Словно кто-то очень строгий и сердитый неожиданно подобрел и разрешил: можно радоваться! Можно радоваться просто так! Без дач, путевок и миллионов! Можно, можно, можно! Как в детстве, если бы вдруг разрешили прыгать на кровати или съесть вместо обеда три куска торта. В детстве… С ней ли вообще это было, детство? Или она так и родилась взрослой теткой, с почтовой сумкой на плече и увесистым запасом ругательств в кармане? В груди заныло и закололо, на глаза навернулись слезы.

– Дурында Балбесовна, у тебя что, климакс начинается? – сказала она себе вслух, всхлипнула и принялась укладываться спать.

Когда Лина заснула, ей снились расфуфыренные, как модницы, сны. Она то вытаращивала во сне глаза, вглядываясь в яркие краски, то закрывала их и тонула в чем-то нежном, пушистом, пахнущем цветами. Утром, проснувшись, она чуть не подпрыгнула на постели, когда опять увидела на потолке елку. При дневном свете она смотрелась еще более дико. Да к этому невозможно привыкнуть!

В это последнее перед Новым годом воскресенье Лина поехала на рынок, закупить продуктов. Утром она на минуточку пожалела, что гуся съели вчера, а не приберегли на праздник, но потом вспомнила вчерашнее тепло, которое сразу же проснулось где-то в районе пяток и приятными мягкими мурашками побежало по ногам вверх, и жалость мигом исчезла, как не бывало. Неужели она наконец-то поняла, как работают эти счастливые случаи? Еще есть время до Нового года, она подумает и найдет что-то важное для всей семьи, что-то, на что снова откликнется это теплое, ставшее привычным чувство – как по голове погладили, – и тогда это «что-то» непременно сбудется, благодаря последнему красному носочку.

Ехать до рынка было всего ничего – четыре остановки. Можно было бы и пешком, но ноги привычно болели, а до праздников еще почти целую неделю работать. Лина забралась в полупустой автобус и села напротив мамочки с ребенком. Карапуз пускал слюни, надувал щеки и что-то лопотал на своем младенческом языке. Лина невольно залюбовалась и скорчила рожу малышу. Тот испугался и захныкал.

– Зачем вы пугаете ребенка? – возмутилась мать.

– Причем тут ваш ребенок?

– Ну как же, вы ведь ему рожу показали!

– Я живу в свободной стране. Какую хочу рожу, такую и стряпаю.

Едрена матрена, того и гляди и дома такой же появится. Похожий на туалетного утенка! Уф, только не это! Она даже подпрыгнула на месте от этой мысли. Или это не она подпрыгнула? Автобус мчался, взлетая на каждом ухабе.

– Водитель! Аккуратнее! Не дрова везете! – крикнула она в сторону кабины.

– Товарищи пассажиры! – заорал в ответ водитель. – Тормоза отказали, дорога скользкая и под уклон! Держитесь крепко! Все будет хорошо! Нам бы только до ровного места добраться, а там уж остановимся!

Сзади кто-то истерически завизжал, водитель перешел на отборный мат, мать крепко прижала к груди хнычущего ребенка, а Лина запустила руку в сумку, но никак не могла нащупать конверт. Как позарез нужен ей сейчас счастливый случай! Автобус судорожно бибикал, кто-то вызывал по мобильнику службу спасения, за окном проносились нахмуренные лица оборачивающихся прохожих, а Лина поспешно отрывала два носочка. Один синий, один красный. Она подняла голову – на нее смотрели распахнутые доверчивые глазенки. Малыш улыбнулся, а потом снова скуксился и захныкал. Ну, Дурында Балбесовна, чему быть, того не миновать! Синий – себе, красный – карапузу этому. Она протянула руку и быстро приклеила один носочек к ботиночку ребенка, а другой – к своему пуховику.

Дома за окном мелькают все быстрее и быстрее, откуда-то слышится протяжный вой скорой помощи, и уже близится конец квартала, а за ним будет ровный участок, и можно будет остановиться, и … Мысль Лина додумать не успела, потому что раздался страшный треск, она в ужасе зажмурилась и обеими руками схватилась за поручень у окна. Ее хорошенько дернуло, сумка упала на пол, автобус качнулся и накренился. Тогда она не выдержала, снова открыла глаза и уставилась на ребенка, на ботиночке у которого красовался синий носочек.

Синий! Как же она могла перепутать! Она скосила глаза на рукав – красный. Не может быть! Она же хотела карапузу – красный, счастливый. Да что же это такое! Лина протянула руку к носочку, но тут автобус подпрыгнул, и все вокруг завертелось, закувыркалось, слух заполнил резкий звон, автобус еще некоторое время двигался, а потом замер, и все стихло, только хныкал ребенок и стонал кто-то сзади. Когда Лина открыла глаза, то обнаружила, что лежит на окне и над головой у нее тоже окно, покрытое сеткой трещин, а в руки ей скатилась сумка. Когда сердце перестало бешено ухать, она сообразила, что автобус рухнул на бок.

– Что с ребенком? – спросила она и неловко попыталась подняться на ноги.

– Мишенька, родной мой, у тебя ничего не болит? – лицо мамочки заливали слезы, она целовала малыша в макушку и судорожно ощупывала.

– Так он в порядке или нет?

– Он не ударился совсем, он прямо на меня упал, сверху, мой хороший, маленький, не плачь, все уже хорошо, мама с тобой.

Лина помогла матери с ребенком подняться на ноги и обернулась. Из всего автобуса уцелело только окно напротив них. Заднюю часть засыпали осколки. Кто-то из пассажиров прикладывал платок к разбитому лицу и ссадинам на руках, кто-то стонал, не в силах подняться. Через окно спускались спасатели и врачи. Она попыталась ощупать себя – ноги болят, но это и раньше было, ноет ушибленный локоть, но это ерунда, синяк. А больше – ни одной царапины.

Она честно пошла в скорую и дала себя осмотреть. Но не для того, чтобы убедиться в своем здоровье, она хотела послушать, что врачи скажут про малыша.

– Да вы не переживайте, мамаша. Мальчик в порядке, но мы вас, конечно, отвезем в больницу, понаблюдаем и сделаем снимки. Вам вон как повезло – другие пассажиры разбились, у водителя – черепно-мозговая, кто ногу сломал, кто руку, у кого лицо в порезах, из всего автобуса только трое и не пострадали – вы и вон та женщина.

Лина смотрела на разбитый автобус, на осколки, следы крови и не верила себе. Как же так? Она точно видела в самый последний момент, что приклеила на ребенка синий носочек! Таинственный отправитель открытки обманул получателя? Неужели нет разницы между счастливым и несчастным носочками? И на самом деле они все были счастливыми, все десять, только Лина никогда не сможет этого проверить и будет всю жизнь жалеть, что неправильно ими воспользовалась?

Потом она посмотрела, как улыбается успокоенный малыш и тянет ручки к блестящему стетоскопу врача, и подумала – да гори оно синим пламенем! О чем тут жалеть? Но как же удачно все-таки она в тот день пролила чай на столе!

Вечером дома Лина еще раз достала конверт. Почему-то решила, что случится чудо и носочки отрастут заново, как хвост у ящерицы. Она потрясла конвертом – нет, не играют больше веселые новогодние колокольчики. Достала открытку – опустел красный шнурок над нарисованным камином. Закрыла и вздохнула – надо будет оставить, на память. Лина засунула открытку в конверт и обомлела – что это?

В строке «Кому» ясно проступили буквы – имя, фамилия и отчество. И адрес на месте – улица, дом, номер квартиры. Давно ли это можно прочитать? И что же делать теперь, вручить испорченную открытку и признаться, что прочитала чужое письмо?

В понедельник Лина пребывала в преотвратительном расположении духа. Сотрудницы почты боялись к ней приближаться. Напрочь забылся и неожиданный гусь, и малыш из автобуса, только стояли перед глазами ровные строчки с адресом. Под вечер к ней робко подошла Лизонька и спросила:

– Лина Анатольевна, как вы думаете, а в милиции всегда так хорошо извиняются перед теми, кого зря задержали?

– Не морочь мне голову, мышка. Иди-ка лучше помоги Наталье квитанции разложить.

– Ей молоденький милиционер вчера цветы принес и конфеты. А она, дурочка, думает, что он извиняется, – вставила Наталья.

– Ну почему сразу дурочка, – у Лизы на глазах заблестели слезы. – Сами вы дурочка, вы неправильно улицу пишете. Вот тут у вас лишняя буква «т»!

У Лины аж глаза на лоб полезли, а Наталья не нашлась что сказать. Вот тебе и мышь!

– Лиза, а в кино он тебя не звал, этот парень? – ехидно спросила Танька.

– Не ваше дело, – буркнула Лизонька.

«Если бы девочка хоть чуточку умела за себя постоять!», – вспомнила Лина собственную мысль. И тогда она решилась. Намотала вокруг шеи рваный шарфик и, не откладывая на потом, рванула с места.

– Куда ты, Лина? – спросила Наталья.

– Забыла один конверт опустить!

– Завтра опустишь, – донеслось ей вдогонку.

Чувство стыда Лину посещало редко. Даже сейчас, когда она шла по указанному на конверте адресу, готовая во всем честно признаться, как школьница, которая исправила двойку в журнале, ничего похожего на стыд она не чувствовала. И не боялась праведного гнева получателя письма. Только думала, что если расскажет ему про малыша и автобус, то вдруг он ее официально простит? И тогда снова можно будет гордиться своим шарфиком.

Она решительно нажала кнопку звонка рядом с красивой, дорогой дверью. Ей открыл серьезного вида мужчина в костюме. Его большие круглые глаза смотрели на Лину внимательно и заинтересованно. Лине стало не по себе. Обычно на незнакомых людей, звонящих в дверь, так не смотрят.

– Здравствуйте! Это вы Эмиль Евгеньевич?

Он молча кивнул.

– У меня для вас письмо, – бодро сообщила Лина.

– Давайте.

– Мне нужно вам кое-что объяснить. Можно я зайду?

– Конечно, – неожиданно легко согласился он. – Пожалуйста, заходите.

Эмиль Евгеньевич не стал приглашать Лину внутрь, но предложил ей табуретку в коридоре. Лина так разволновалась, что не разглядела обстановку внутри.

– Рассказывайте, я слушаю, – сказал он.

– Я пролила чай.

Он молчал.

– Я работаю на почте, и я пролила чай на ваше письмо.

Он ничего не ответил, только продолжал разглядывать ее своими глазищами, и Лина вдруг поняла, что он ее в самом деле слушает. Не просто терпеливо ждет, пока она все скажет, и не осуждает ее заранее, а весь превратился во внимание. На миг она почувствовала себя неловко, но рассказывать ему оказалось на удивление легко. Когда она дошла до носочков, дурацкой записки и случая в магазине, он не удивился и не покрутил пальцем у виска. Она замолчала и вопросительно посмотрела на него.

– Продолжайте. Это ведь не все, что вы хотели мне рассказать?

И она рассказала все. Про корыстолюбивую начальницу, бедолагу Лизочку, туалетного утенка, перевернутую елку, про малыша и автобус.

Ее собеседник не выказывал ровным счетом никаких эмоций.

– А потом, – сказала она, – я достала конверт и обнаружила, что музыка больше не играет, а на нем можно прочитать ваш адрес. Вы меня простите, пожалуйста. Я не должна была открывать чужое письмо.

– Я вас понимаю, – кивнул он.

У Лины прямо от сердца отлегло.

– Я рад, что вы так хорошо воспользовались этой открыткой. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте об этом.

– Еще бы, – хохотнула Лина. – Подумают, что у меня крыша совсем поехала.

– Хотите еще что-то мне сказать?

– Так вы меня простите?

– Я на вас не в обиде. Я бы даже сказал, что мне вас не за что прощать, но вы мне вряд ли поверите.

– Скажите, Эмиль Евгеньевич, – спросила Лина. – Правда… Правда, что в этой записке неправильно написано? Правда, что они все на самом деле были счастливые, эти случаи, и ни одного несчастного?

– Как вас зовут?

– Лина.

– Понимаете, Лина, случай происходит тогда, когда человек к нему готов. А любая открытка от v.s. скрапбукера – это катализатор, конкретно эта открытка – катализатор случая.

– Ничего не понимаю, – призналась Лина.

Он еще раз осмотрел ее с ног до головы. Лине стало неуютно. Съесть он ее, что ли, хочет? Уж всяко не изнасиловать.

– Лина… как ваше полное имя, Лина, в паспорте?

– Ангелина. Но меня никто так не зовет, – нахмурилась она.

– Все правильно, – он улыбнулся. – Лина, Ангелина, вестница… И шарфик, я сразу обратил на него внимание. Все, как она сказала.

– Кто она?

– Автор. Та, кто сделала открытку. Ведь это вы были ее настоящим адресатом, а открытка привела вас ко мне. Теперь вы понимаете, что мне не за что вас прощать? Скажите, вы когда-нибудь разговаривали с письмами?

Лина почувствовала себя дурно. Ей перестало хватать воздуха.

– Кто вы? – она сдвинула брови и поднялась с табурета. – Чего вы от меня хотите?

– Лина, вы хотите стать особенным почтальоном? Таким, кто доставляет особенные открытки? Сможете хорошо зарабатывать. Я искал человека вроде вас, кому можно доверять.

– Ексель-моксель… Вот это предложение! Хочу, – ответила она, неожиданно сама для себя, хотя собиралась только сказать, что подумает.

– Ну и отлично! Вот моя визитка, увидимся после праздников.

Он протянул Лине квадратную открытку. Золотые буквы на черном бархате складывались в его имя, а над буквами плыли пестрые облака из настоящих перьев, воздушных и чуть желтоватых.

– Просто подуйте на облака, и я назначу вам встречу.

Лина вскинула брови.

– Привыкайте, Лина, к чудесам. А я вам кое-что подарю.

Эмиль Евгеньевич вышел и вскоре вернулся с полосатым шарфиком, ярким, словно несколько радуг в ряд уложены. Лина обернула шарфик вокруг шеи и умиротворенно вздохнула. Как будто легли на плечи добрые, заботливые руки.

– И все-таки, кто вы такой? – спросила она с подозрением.

– Вы разве еще не догадались?

– Дед Мороз? – выпучила глаза Лина.

Он расхохотался.

– Такого комплимента мне еще никто не делал. Считайте, что я руководитель тех, то делает открытки подобно этой, с носочками. И кстати, автор этой открытки просила меня передать вам кое-что еще.

Лина вышла из подъезда, сжимая в руках картонный носочек в белой искристой опушке. Носочек был оранжевый, но это не имело ровным счетом никакого значения.

Она шла домой мимо подмигивающих лампочками витрин магазина, того самого, где она узнала, что открытка с носочками – не чья-то больная фантазия. В голове послышались знакомые новогодние колокольчики. Ах нет же, это гирлянда играет мелодию. Ей безотчетно захотелось зайти внутрь.

Лина снова перебирала новогодние подарки. Такие милые зайчишки на этих полотенцах, одно удовольствие смотреть! А тапки, огромные розовые кроличьи тапки, вот уж восторг для любой девчонки, особенно если дома вечно по полу дует. Кошелек ее был так же пуст, как и неделю назад, но держать вещи в руках все равно было приятно. Она подумала, что скоро, наверное, сможет позволить себе покупать и такое. А пока можно радоваться. Просто радоваться, потому что вокруг все красивое, яркое и праздничное. Лина улыбалась, перебирала новогодние игрушки, искала недорогого, но симпатичного зайчишку.

– Простите! Это вы разносите почту в нашем доме? – к ней обратилась очень красивая, элегантная женщина в модной кожаной дубленке и сапожках на тонюсеньких каблуках.

– Возможно, – ответила Лина.

– Это вы кладете в почтовый ящик копии открыток Деду Морозу?

Женщина сказала что-то еще, но Лина ее не расслышала. Весь ее слух заполнил мелодичный перезвон новогодних колокольчиков. Она подумала, что сейчас рухнет на пол, как та старушка.

– Вы меня слышите? – наконец разобрала Лина.

– Да, да, это я. А что? – нахмурилась она.

– Я купила подарок одному мальчику. Его родители были очень рады. Спасибо вам!

– Не за что, – пожала плечами Лина.

Наружу рвалась дурацкая улыбка, но она отчего-то сдерживала себя. Разве она верила, что кто-нибудь откликнется на ее жалкие листовки? Наверное, верила, раз тратила на это время.

– Вы что-нибудь выбрали? – спросила женщина. – Можно, я заплачу за ваши покупки? У вас, наверное, совсем небольшая зарплата, и…

Лина вскинулась и уперла руки в боки.

– Послушайте, – начала она.

– Нет-нет-нет! – поспешила остановить ее женщина. – Вы не так меня поняли! Это не подачка, ни в коем случае. Я хочу вас отблагодарить за ваш труд. В наше время так редко можно встретить человека, который с душой относится к работе. Я слышала, как вы разговариваете с письмами… Пожалуйста, не отказывайтесь, а то я обижусь.

Лина мучительно скривила брови. Едва ли не в первый раз в жизни ей стало неловко. С одной стороны, она не хотела брать никаких подарков от этой фифы. Ей что, деньги некуда девать? С другой стороны, девчонкам нужны подарки, а человек обидится.

– Ну хорошо, – согласилась она. – Подождете пять минут?

– Конечно, встретимся у кассы.

Она взяла розовые тапки-кролики для Насти, большое полотенце с зайцем для Ирки, самый дешевый брелок для туалетного утенка и блестящий елочный шар с веселыми зайчатами. В последний момент заскочила в отдел с бельем и прихватила еще коробочку.

Когда они стояли вместе на кассе, Лина морщила нос от терпкого аромата духов и пыталась отделаться от навязчиво играющих свою новогоднюю мелодию колокольчиков. Ексель-моксель, а что, если это опять носочек сработал? Она достала кошелек, заглянула внутрь – оранжевый носочек лежал, прижавшись к мятому полтиннику. В чем же здесь тогда фокус?

Кассирша тем временем пробивала тапочки. Лина представила себе, как Настя засовывает свои худенькие, вечно холодные ноги в гущу розового меха, и снова испытала знакомое – так тепло и хорошо, что больше ничего не нужно.

– Я взяла подарки дочкам. Спасибо вам, – искренне сказала она женщине. – С наступающим!

– Не за что, – та посмотрела на ее покупки и с грустью сказала: – Если бы моим детям можно было так легко угодить!

Лина пошатнулась и схватилась за ограждение кассы.

– Что с вами, все в порядке?

– Да-да, все хорошо.

Мир вокруг нее снова перевернулся. Как в тот раз, когда она пролила чай и внутри сломался невидимый пьедестал почета. Только сейчас все было совсем наоборот. Пять минут назад она тихо завидовала женщине, для которой четверть ее зарплаты – мелкие расходы, а теперь почувствовала себя так, словно выиграла миллион. Она может радоваться розовым тапкам. Она может то, чего эта фифа не может! Лина поправила радужный шарфик и улыбнулась.

– Сочувствую, – сказала она женщине. – Тяжело вам приходится.

– Тяжело? – та вскинула тонкие брови. – Почему?

– Ну как же, подарки выбирать. Всю голову сломаешь, небось.

– А, ну да.

Утихли в голове новогодние колокольчики. Пока женщина расплачивалась, Лина достала из кошелька оранжевый носочек и приклеила его к ее модной кожаной дубленке. Зачем ей теперь счастливые случаи? Она сама себе – счастливый случай.

Когда Лина вернулась домой, ее у порога встретили девчонки.

– Мама! – воскликнула Ирка. – Хочу тебе такую новость сказать!

– А я знаю, – ответила Лина. – Вы с этим туалетным утенком поженитесь и родите мне маленького утеночка, Настька поступит в институт на бесплатное отделение, а я разбогатею. И знаете почему? – она хитро оглядела дочерей.

– Почему? – удивились они хором.

– А вот почему!

Лина достала из коробочки красные трусы и прицелилась на люстру.

– Мам, ну ты что?! – возмутилась Ирка.

– А что? Я тоже хочу деньги привлекать.

– Так ведь они должны быть ношеные!

– Что-о-о-о? У нас на люстре уже месяц висят ношеные трусы?!

Лина гналась за Иркой вокруг перевернутой елки с трусами в руках, где-то далеко затейливо играли веселые новогодние колокольчики, а кто-то большой, родной и теплый нежно обнимал за плечи Лину, Ирку, Настю, елку, кота Екселя и даже туалетного утенка.