Текст книги "Chanel No.5. История создателя легенды"

Внезапно поезд останавливается. Люди высовывают головы в окна. Движению помешала телега, нагруженная узлами. Лошадь уперлась, и ее никак не сдвинут с места. Мужчины спускаются на помощь, толкать телегу. Все со смехом комментируют происходящее, и в результате напряжение, царившее в вагоне, наконец уходит.

День начинает меркнуть. А надо еще добраться до Курска! Или его уже проехали?

Реки, леса и луга сменяют друг друга. Через несколько часов, когда поезд наконец прибывает на вок-зал Курска, уже темно. А с наступлением темноты у людей возрастает усталость и беспокойство. Одни бегут от войны, другие едут, чтобы присоединиться к своему полку. Что с ними будет?

Стоянка должна продлиться два часа, поэтому Ида спускается на перрон, где она присмотрела крестьянку, продававшую пирожки с мясом и капустой, чтобы купить их. Чуть поодаль на корточках сидит женщина в цветном платке, повязанном на голове, и предлагает персики и малину, их Ида тоже берет, говоря себе, что раз уж поезд преодолел за столь долгое время лишь треть пути, лучше запастись провизией. Эдуард в восторге от суеты, царящей на перроне. В облаке пыли при тусклом свете вокзальных фонарей над головами проносятся чемоданы, узлы, свертки, из окон протягивают руки, и кто-то с улицы тянет руки им навстречу. Мест в поезде больше нет, и люди, сидящие на перроне, терпеливо ждут следующего эшелона в надежде, что смогут в него сесть. Закончив с покупками, Ида возвращается, садится у окна и делится с сыном пирожками. Они затевают игры, и так коротают время до тех пор, пока поезд, наконец, не тронется с места.

Ребенок прижимается к Иде, и она уже собирается спать, когда вдруг чувствует, что за ней кто-то наблюдает. Она поворачивает голову и сквозь полу-опущенные веки пытается разглядеть, кто это. Напротив нее, в стороне, сидит мужчина, у него на плече спит десятилетний сын. Незнакомец, увидев ее открытые глаза, улыбается ей по-доброму, без подтекста. Она не отводит взгляд. В темноте ее лицо светится. Нежность материнских рук, твердое и непоколебимое плечо отца – оба охраняют сон своих детей. Их глаза сияют; они молча обмениваются эмоциональными взглядами, убедившись, что их чада спокойно спят. Как соскучилась Ида по такому плечу… как бы ей тоже хотелось ощутить его сегодня, успокоиться перед лицом грядущей войны. Их с мужем отношения так еще толком и не сложились, а он уже собирается воевать. В конце концов, она засыпает в тени этого умиротворяющего взгляда, этой понимающей улыбки, которая будто перекидывает ей через всю окружающую суету мостик надежды, придающей уверенности.

Утром, когда Ида открывает глаза, она снова чувствует взгляд незнакомца, который, кажется, наблюдает за ней. На этот раз она застенчиво улыбается ему в ответ. Теперь она может его разглядеть лучше, чем вечером накануне. Лицо у мужчины вытянутое, нос тонкий, волосы довольно короткие, зачесаны назад, лоб широкий. Руки длинные, изящные. На его коленях покоится голова спящего ребенка, он свернулся калачиком и свесил ноги. Мужчина выглядит высоким, пожалуй, выше ее. Он слушал, как она спит, и стал свидетелем ее снов, вернее, ее кошмаров, и вот ей кажется, что они уже так давно знакомы, хотя еще не обмолвились ни единым словом. Храп соседки окончательно развеивает сон. Ида садится, поворачивает голову к окну. Очередная остановка. Затекшие руки и ноющая спина дают о себе знать, женщина хочет встать и пройтись. Но Эдуард еще спит, а в коридоре толпятся люди, многие просто лежат на полу. У нее не хватает смелости вступить в борьбу с ними, и она капитулирует. Ида остается на своем месте в купе, с благодарностью осознавая свое привилегированное положение. В купе через ламели опущенной шторы все активнее пробивается дневной свет. Слышно только дыхание спящих с открытыми ртами пассажиров. В вагоне жарко и влажно. Струйка воздуха проникает через верхнюю часть окна и обдувает шею. Как благословенно это дыхание, ласкающее ее изнеможенную болью шею! Девушка вспоминает, что затянула волосы и закрепила их шляпной булавкой, так как ничего другого под рукой не нашлось. Прическа, должно быть, уже растрепалась, но зато шея открыта, и ей не так жарко. Свободной рукой Ида поправляет импровизированный пучок, который плавно съехал вниз, пока она спала. По молчаливому участию мужчины она чувствует, что он способен оценить ее изящный жест. Он и она – единственные в купе, кто не спит. Незнакомец успокаивает ее взглядом. «Нет, прическа не распустилась, и так вам очень даже идет», – как бы говорит он. Она отводит взгляд, гладит детскую ручку, поправляет свою одежду. В этот момент игрушка сына вдруг выскальзывает из его рук. Ида осторожно наклоняется, чтобы поднять маленького бурого медвежонка, который скатился ей под ноги, но чужая рука ловко хватает его и протягивает ей. Маленькая искра вспыхивает и легким пожаром расходится у нее внутри. Вручив ей игрушку, незнакомец слегка касается ее ладонями, так, как если бы он собирался сыграть на рояле, ненамеренно, почти извиняясь. Девушка кивает головой в знак благодарности. Он улыбается, слегка игриво и немного смущенно. Она запихивает игрушку между ребенком и своим животом и решительно отворачивается к окну. Сельская местность выныривает из утреннего тумана и проглядывает сквозь щели между ламелей. С деревьев вдоль дороги раздается птичий гомон.

«Я любил в тебе все, чего не было в других, моя сказочная принцесса, и как я мог ожидать, что ты сможешь ориентироваться в этом мире…»

Сколько они уже здесь стоят? Ида думает об Эрнесте, который ждет их, а ведь ему нужно отправляться на фронт. Тоска сжимает ее сердце. Какая судьба ждет его, что случится с ними? Муж будет так далеко… а его кипучая энергия, сможет ли она чувствовать ее огонь, когда он будет за тысячи километров? Та самая энергия, что очаровала ее с первой встречи, это непреодолимое обаяние, эта незаурядная воля и ум, этот способ задействовать все свое существо, чтобы произвести на девушку неизгладимое впечатление, полностью окутать ее своей силой, своим плотным взглядом… Ида глубоко вдыхает. А он, что останется у него в памяти о жене, когда ее не будет рядом? Этот взгляд, бледный, как озера Крайнего Севера, когда робкая ласка заходящего солнца словно задерживается, чтобы дождаться первых лучей едва восходящей зари? Почему талантливый человек, обладающий таким успехом, заинтересовался этой семнадцатилетней девушкой?

Ида помнит их первые объятия, это глубокое, интуитивное ощущение гармонии, которое они обрели, подстраиваясь друг под друга, мощное, как волна бушующего моря. Если ночи сближали их и открывали новые пути друг к другу, то дни, казалось, неумолимо их разлучали. Разногласия из-за самых незначительных мелочей, непонимание их разных ритмов, незнание пространства другого, досады, сухие реплики… Музыка оставалась единственным связующим звеном, нейтральной территорией, где каждый складывал оружие, чтобы наконец открыться другому. Но Ида не была светской женщиной, она не умела блистать. Ее не занимало остроумие, особенно если сказанное было обидным или насмешливым.

Ида оставалась отстраненной во время их совместных выходов в свет и, наконец, по негласному согласию, стала оставаться дома, а Эрнест уходил один. Когда муж возвращался домой, его злил царивший там беспорядок, тогда как жена наоборот, чувствовала себя в нем свободно, но раздражалась из-за того, что Эрнеста не было рядом.

В этой трещине, что образовалась между ними, воцарились тишина, которая больше не сближала, и ледяные взгляды. Ида даже, пожалуй, чувствовала что-то наподобие страха, но не знала, чего именно она опасалась. Появление на свет Эдуарда только усугубило или, вернее, оправдало отдаление супругов друг от друга. Когда сперва она была беременной, потом – молодой мамой, вокруг нее образовалась своего рода невидимая зона, пространство, куда не было доступа никому, кроме ее матери. Таким образом, каждый принял свой распорядок жизни. Отныне большая часть дня была заполнена занятиями, встречами, которые они больше не разделяли. Супруги иногда встречались только за завтраком или во время короткой беседы в конце дня. Тогда муж бегло целовал волосы жены вечером после работы перед и походом на балет или в оперу. К тому же Эрнест ничуть не попытался удержать Иду, когда кузены пригласили ее провести лето в Харькове. Конечно, он любил сына и брал его на руки, обнимал и пылко целовал, но затем без лишних слов опускал обратно, потому что разговоры с малышом казались ему излишними. Мать, напротив, проводила долгие часы с Вовой, как она ласково называла сына, играла с ним, ласкала и присматривала за ним, даже когда он спал. Няня тоже часто оставалась с ребенком, поэтому Ида могла сколько угодно гулять или играть на пианино. Но спать мальчика укладывала всегда только мать, напевая придуманные ею колыбельные на русском или немецком языках.

Итак, кто же будет ждать ее, когда она приедет в Москву? Муж, спешащий на фронт, который только увеличит ту пропасть, что уже разделяет их, или мужчина, внезапно осознавший, что за сокровище у них есть – их сын, – мужчина, жаждущий унести с собой то, что он осознал с самого первого взгляда, желающий снова пробудить и разделить с ней это притяжение, такое мощное, почти магнетическое, эту общность двух миров, которые стремятся слиться друг с другом, так друг друга и не узнав?

Тем временем пассажиры начинают просыпаться, звучат голоса, люди шевелятся, стряхивают с себя оцепенение мрачной тяжелой ночи. В купе каждый достает провизию, предлагает соседям. Из рук в руки переходят абрикосы, колбаса, хлеб. Незнакомец встает и уходит. Он возвращается через десять минут с чаем, предлагает его Иде. Она с благодарностью принимает. Теплая живительная волна напитка делает восприимчивее к окружающему. Девушка благодарит мужчину, предлагает ему фрукты и угощает его ребенка, сидящего напротив нее, пирожками. Незнакомец снова уходит и приносит чай для себя и сына. Пассажиры веселятся и говорят обо всем и ни о чем, как будто тревоги о ближайшем будущем на время улетели, отогнанные радостным весельем летнего утра. Широко открывают окна и поднимают шторы. Купе заливает солнечный свет, и прохладный ветерок распространяет по вагону аромат хвои. Все вздыхают и на мгновение замолкают, предаваясь этому приятному ощущению утра, втекающего в окно и проходящего по вагону.

Дошел слух, что поезд вот-вот тронется. Это внезапно напоминает людям о реальности, их взгляды встречаются. «Где именно мы сейчас? Мы должны быть в Орле во второй половине дня». Ида хмурится. Значит, до Москвы добираться в лучшем случае еще сутки… Итого, три дня пути. Где будет Эрнест в предотъездной суете? Сможет ли он дождаться их? Ида смотрит на мужчину с ребенком. Кажется, он глубоко задумался. Он выглядит немного старше Эрнеста, на вид ему лет сорок. В его чертах проявляется чувствительность, сдержанность, мягкость, все это вызывает у нее сочувствие. Его сын держит в руках маленькую книжку и спрашивает отца значение какого-то прочитанного слова. Тот с улыбкой наклоняется и отвечает, положив руку на плечо мальчика. Заботливый и нежный отец. Иде бы очень хотелось, чтобы Эрнест был таким же с Эдуардом. Может, это случится, когда ребенок вырастет?

Поезд неспешно идет по сельской местности. Каждый погружается в себя, задумывается и измеряет время и пространство, которые отделяют его от вихря, в который он окунется, как только окажется на вокзале в Москве. Пассажирам не терпится приехать, но вместе с тем они радуются промедлению, тому, что есть еще несколько часов, чтобы перевести дыхание, предаться воспоминаниям, в последний раз собраться с силами. В углу купе сидит очень молодой человек, он словно застыл в кресле. Смотрит неподвижно перед собой. Его руки, сложенные на коленях, не двигаются, застыв в безмолвной молитве. Он не боится, его разум устремлен к полю боя или к близким, которых он оставил позади. Он как будто противопоставляет движению поезда свою пассивность, это напряженное оцепенение. Словно с каждым мгновением он все глубже укореняется в зыбкой почве своей жизни, которая остается где-то там, под колесами поезда.

И вот наконец, после многочасовых монотонных пейзажей, поезд приходит в Орел. Здесь он будет стоять два часа. Ида подумывает о том, чтобы выйти из поезда, прогуляться и обновить запасы провизии. Мужчина – оказалось, его зовут Серж, – предлагает пойти всем вместе, взяв детей. Девушка с радостью принимает предложение, потому что зрелище перрона переполненного мужчинами и женщинами, сидящими или опирающимися друг на друга, действует на нее угнетающе. Море платков, пальто, узелков. Стоят только сотрудники вокзала, пытаясь организовать проход для пассажиров.

Когда поезд останавливается, Ида и Серж, не желая нырять в толпу, все-таки остаются в купе. Уличные торговцы уже подходят к окнам и предлагают огурцы, пирожки, пончики, груши, колбасу, хлеб… Берут все, что предлагают: остаток пути обещает быть неопределенным.

Вместе с окутывающей всех жарой в воздухе распространяются запахи пота, нет ни дуновения ветерка. Пассажиры хранят молчание, довольствуясь тем, что у каждого есть место в вагоне. Поезд тронулся, когда уже спустилась ночь, его отправление было встречено воодушевляющими возгласами пассажиров, начавших терять надежду. В дороге языки развязываются, и все начинают обсуждать новости, которые дошли до них на вокзале. Сведения нехорошие: в Австро-Венгрии прошла всеобщая мобилизация, австрийская артиллерия двумя днями ранее обстреляла Белград. И самое главное: Германия предъявила ультиматум Франции и России. Итак, вне всякого сомнения, это война!

Ида говорит себе, что всеобщая мобилизация во Франции, если она еще не состоялась, будет завтра. Внезапно она испытывает неистовое желание приехать в Москву, снова увидеть Эрнеста, обнять его. Она взывает к нему всей душой, умоляет его остаться еще немного, еще совсем немного… На ее лице, должно быть, застыло напряженное выражение. Серж повышает голос и, чтобы развлечь соседей, просит своего сына Митю рассказать об их последней охоте на грачей. Мальчик с радостью выполняет эту просьбу, делится чувством гордости, которое он испытывал, когда охотился вместе с отцом. Пока ребенок рассказывает, Серж заглядывает Иде в глаза. Он ничего о ней не знает, кроме того, что она едет к своему мужу-французу, который вот-вот уйдет на фронт, и что они живут в Москве. Его самого тоже скоро мобилизуют. Он везет сына к жене перед тем, как уехать. Горести Иды глубоко трогает его. Взглядом он дает ей понять, что даже в пучине бури она найдет в нем друга, и может положиться на него, как солдаты на фронте могут рассчитывать на своих товарищей. Исходящая от Сержа волна доброжелательности наполняет сердце Иды, шквал ее эмоций утихает, и она возвращается мыслями в это маленькое купе, теплое и влажное, наполненное тошнотворными запахами, но такое успокаивающее.

Девушка вполуха слушает Митю и пытается прийти в себя. Эдуард внимательно и, кажется, с удовольствием следит за рассказом. Желаемый эффект достигнут. Все комментируют, задают вопросы, и мальчик еще долгое время остается в центре внимания. Наконец, с полуулыбкой на губах, все укладываются спать, стараясь устроиться как можно удобнее. Ида благодарит своего попутчика, он отвечает ей, ее глаза вспыхивают янтарным блеском. Она закрывает их, ребенок рядом с ней уже спит.

На следующий день Ида узнает, что Серж – француз и, как и ее муж, родился в России. Она благодарит Господа за этого предусмотрительного соседа, чье присутствие так утешило ее.

В последний день пути на вокзале в Туле до пассажиров доходит весть о всеобщей мобилизации во Франции и Германии. Теперь, в конце этого долгого путешествия, каждый чувствует себя готовым ко встрече с реальностью.

Глава 3
Всеобщая мобилизация

Нестя

1 августа 1913

Эрнест вместе с няней Эдуарда спешит к вокзалу. К кассам дальнего следования не протолкнуться. Через огромное здание проходит непрекращающийся поток пассажиров, от него время от времени, волнами, отделяются группы людей по направлению к выходу в город. Эрнест приходит на платформу еще до прибытия поезда.

«Ну и денек!» Во Франции объявлена всеобщая мобилизация, он чувствует себя в состоянии такого возбуждения, которого раньше не испытывал. Все его чувства обострены; его разум методично организует то, что еще предстоит сделать до отъезда. Эрнест, конечно, не обязан идти на фронт, так как работает химиком и его навыки могут способствовать военным действиям и на заводе, но он ни на минуту не думает уклоняться: напротив, готов даже записаться в добровольцы, настолько сильно его желание служить своей стране. Романтический образ деда верхом на коне, каким он воображал его еще с самого раннего детства, атакующий, с обнаженной саблей, – это видение теперь наполняет Эрнеста энтузиазмом и страстью.

Эрнест уже побывал на заводе, чтобы передать должность технического директора своему помощнику, которому он полностью доверял, и распорядился, чтобы его жалованье впредь выплачивалось раненным на войне. В то время компания «Ралле» была самым крупным парфюмерным и мыльным бизнесом в мире. Наверняка ей удастся сохранить это положение.

Эрнест встретил своих друзей Эжена Эстрада и Поля Плено, которые тоже были мобилизованы. Все они через несколько дней отправятся в Одессу, там они должны будут сесть на «Мосул».

Поезд прибывает, и Эрнест ищет свою жену. Из дверей вагонов выливается поток пассажиров. Люди спускаются гроздьями, торопясь поскорее домой, еще бы, поезд так сильно задержался, в России уже три дня как объявлена мобилизация! Наконец он видит издалека Иду, она выходит из вагона с Эдуардом на руках, им помогает пассажир в сопровождении маленького мальчика. Эрнест энергично прокладывает путь через толпу, няня следует за ним по пятам, и вот он уже встречает жену. Отец подхватывает малыша, радостно целует его, передает няне и, поблагодарив незнакомца, берет Иду под руку. Им удается выбраться с вокзала и добраться до машины, припаркованной неподалеку. Они едут в Тихвинский переулок, дом 8. Наконец-то дома.

Оказавшись в машине, Эрнест гладит руку жены и расспрашивает ее о здоровье, о поездке. Он жадно смотрит на нее, его карие глаза блуждают по ее лицу, ее телу, отмечая небольшие изменения, произошедшие за месяц отсутствия. «Ой! На ней серьги, которые я подарил! Кожа немного забронзовела. Выглядит уставшей. Одежда помялась, ну конечно, после стольких часов сидения…» Малыш внимательно смотрит на отца. Эрнест наклоняется к нему и берет его руку, сильно сжимает ее, почти слишком сильно, как будто хочет запечатлеть ее форму в своей ладони. Ида ничего не говорит, но он видит, что она всем телом повернута к нему, улавливает каждый знак, слово, жест. Несмотря на волнение вокруг, они оба чувствуют себя одновременно сильными и умиротворенными. Супруги еще не думают о разлуке, которая их ждет. Они вместе, здесь и сейчас, и только это имеет значение.

Эрнест наклоняется, чтобы почувствовать аромат волос Иды. «Она всегда носит эту лавандовую воду, когда путешествует!» Он вздыхает, полный радости и нежности. «Она так тебе идет! Легкая, прекрасная, дикая, совсем как ты!» Он закрывает глаза, чтобы насладиться этим ароматом. Сегодня существует только его жена, и все его достижения перестают иметь значение. Она здесь, и он чувствует бесконечную связь с ней. А что будет потом? Ида останется в Москве, война закончится, и он вернется к ним с Эдуардом.

Придя домой, Ида с удовольствием принимает ванну и тщательно одевается к ужину. Она знает, что завтра Эрнест уедет, и она хочет прожить каждое мгновение этого последнего вечера, подаренного им, насыщенно, как если бы все можно было начать заново, на заре разлуки, продолжительности которой никто не знает. Женщина видит, как муж внимателен к ней, ее трогает то, как он отдается ей, и она тоже вкладывает в его объятья нечто драгоценное. Ида потрясена, увидев его таким уверенным, любящим, притягивающим ее к себе, как никогда раньше. Эрнест разглядывает жену, преисполненный удовлетворения. Кажется, что он видит ее в первый раз. Все его пробужденные чувства слушают, вкушают, созерцают молодую женщину, сидящую рядом с ним. Сегодня он знает, что любит ее и понимает, почему выбрал в жены именно ее. Он полон переживаний, оттого его движения становятся медленнее, он почти замирает, как будто ему нужно время, чтобы вызвать к жизни и запечатлеть в сознании, нанести на кожу его воспоминаний изысканный, неповторимый аромат души Иды и дать ему дышать. Она с удовольствием подпускает его ближе, открывается ему, и он ныряет в ее объятия, как в глубокую, бархатистую волну озера.

На следующий день настал черед Иды провождать Нестю на вокзал. Когда поезд трогается, непреодолимая пустота врывается в ее душу и заполняет ее целиком. Она знает, что никогда в ее жизни больше не будет такой неистовой нежности, как этой ночью, такой могучей страсти и такого изысканного способа вкушать каждую ласку, как если бы время было бесконечным и предлагало им для прогулок безбрежный пляж, где только они одни в объятиях друг друга, и не нужно никуда спешить. Женщина еще долго стоит на перроне, равнодушная к наплыву толпы, которая пытается вырвать ее из состояния неподвижного созерцания. Ида не смотрит вслед поезду – его уже давно не видно, – она поружена в свое прошлое, что в настоящий момент удаляется от нее вместе с мужем, грохочущей войной и опустошением революции, которая еще не наступила, но которую она уже смутно предчувствует. Она крестится и, наконец, поворачивается и уходит.

* * *

Эрнест уехал. Довольный этой последней ночью с Идой, он чувствует себя сильнее, чем когда-либо. Он запечатлел долгий поцелуй в лоб Эдуарда, такой долгий, что ребенок удивленно взглянул на отца, во взгляде его голубых глаз, таких же светлых и чистых, как у матери, читался вопрос: «Ты чего?». Отец и сын долго смотрели друг на друга, до тех пор, пока мальчик, впустив в свое сердце все, что Эрнест хотел в нем сохранить, не воздел к нему руки, чтобы крепко прижаться к отцу.

Эрнест закрывает глаза и снова предается радостному воспоминанию об этом объятии… Однако первая же остановка вырывает его из раздумий. На станции, как и на всех последующих, он видит молодых людей, покидающих свои горюющие семьи. Храбрые, гордые, они идут на фронт. Эрнест должен присоединиться к своему артиллерийскому полку в Ла-Фере. Когда он сможет там появиться? Сначала нужно добраться до Дарданелл, а уже оттуда выдвинуться во Францию…

Он думает о прощании с любимой сестрой Жанной. Какая умная, смелая женщина большой души! С каким гордым выражением лица она поцеловала его, полностью разделяя решение брата идти сражаться. Жанна долго, не говоря ни слова, обнимала его, вместив в эти объятия всю свою силу и всю бесконечную любовь к брату, которым она всегда так дорожила. Жанна была старше Эрнеста на семнадцать лет… Жанна в тринадцать лет начала работать в магазине роскошных тканей и французских товаров братьев Лазарус в Лионе. Девочка пошла туда самым простым подмастерьем, ее работа тогда заключалась в разогреве утюгов. Но девочка была интеллигентна, говорила на нескольких языках и быстро стала заведующей отделом этого дома, умея найти нужное слово для каждого клиента, в том числе и для семьи императора, часто посещавшей их заведение.

Эрнест вспоминает о воскресных вечерах у Беренсов и жмурится, как кот, свернувшийся клубком у теплой печки. В роскошной усадьбе напротив Пименовской церкви Жанна, ее сестра, Огюст Беренс и черный пудель Милорд встречали гостей. Актеры, музыканты, танцовщики из Большого, такие как Габович, режиссеры – весь театральный бомонд Москвы собирался здесь и обсуждал, придумывал, критиковал, завязывал и развязывал все художественные проекты 1900-х. Велись горячие споры вокруг «Летучей мыши» Балиева, гости обсуждали их миниатюры в сопровождении оригинальной музыки, читали стихи, играли и воспроизводили наиболее яркие, запомнившиеся сцены из их новых спектаклей…

«Как будто все, что я взял от Франции и России, обретало здесь смысл, оптимальным образом реализовывая себя»

С вечеров у Беренсов он сбегал в гостиную к Евсееву, в семейно-музыкальную атмосферу, где садился за рояль, чтобы аккомпанировать великому певцу Собинову. Его любимая племянница Валя Патриарка всякий раз разыскивала его там и настаивала на том, чтобы Эрнест рассказывал истории о временах Наполеона, о войне 1812 года, о происхождении его предков-красавцев. Какие радостные моменты, лето в Тарасовке! Но больше всего в гостиной у Евсеевых его манили два смеющихся карих глаза, которые так и приглашали его познакомиться поближе. Зина… его первая любовь. Как не очароваться ее игривым характером, этими ямочками юношеского озорства на щеках? Он улыбается, вспоминая о той фотографии, долгое время хранившейся у него в бумажнике. На ней он совсем еще молодой, в котелке, похожий на подростка, а рядом с ним – Зина, совсем уже женщина, ее красивые каштановые волосы собраны под элегантной шляпкой в пучок, и улыбка, эта улыбка уверенной молодой женщины. Она знала, что властвовала над сердцем своего поклонника. Но сколько он ни ухаживал за ней, Зина предпочла ему Николая Патриарка, за которого вышла замуж, оставив в сердце молодого человека рану первого любовного поражения. Эрнест приподнимает бровь. Все это случилось так давно. Его успех у женщин впоследствии сгладил разочарование, причиной которого стала Зина…

В то время работа на заводе полностью поглощала его. Наделенный обостренной чувствительностью, он умел сочетать различные виды искусства и придавал одинаковое значение разработке духов и мыла и придумыванию их флакона или коробки. Таким образом, Эрнесту удалось придать дому «Ралле» уникальный стиль при поддержке брата, который талантливо управлял заведением и поощрял его склонность к искусству. Для создания рекламных рисунков Эрнест обращался к известным художникам, таким как Билибин, автор плаката с «русскими боярами», имевшего особенный успех. Парфюмер даже сочинил вальс для своих новых духов и выбрал для этикетки последнего творения лицо хорошенькой балерины, которую часто посещал. Эрнест удачно увязывал рекламные лозунги, бывшие в моде на Западе, с живописным миром русского плаката. Так он навязал публике свой самобытный вкус и стал любимцем Москвы. Его духи были узнаваемы как своими новаторскими ароматами, так и уникальной презентацией.

Эрнест вспоминает рекламный плакат духов «Императрис», на котором был изображен черноглазый арабский паж, держащий поднос с ароматом перед красивой дамой, одетой в европейское платье… и этот флакон в ретрорусском стиле, формой напоминавший печь… Благодаря легкости и престижу своих ароматов и флаконов для них, которые он существенно модернизировал, Эрнест обеспечил триумф «Ралле» над всеми другими парфюмерными домами Москвы. Разнообразие, качество и фантазия. Флаконы появляются перед его взором, один за другим, и он приподнимается с места, как бы шутливо кивая, улыбаясь, невидимому собеседнику: «Да, я Наполеон духов!»

Ему вспоминается Александр Лемерсье. «Без этого мастера я бы не стал тем, кто я есть сегодня!» Эрнест снова видит прекрасную выдающуюся фигуру превосходного парфюмера и дизайнера, который воспитал в нем тонкий вкус и восприимчивость к музыке, живописи, а также прикладному и декоративному искусству и, конечно же, парфюмерии. Учитель и друг…

Именно Лемерсье привел Эрнеста в галереею, где в 1909 году прошла первая выставка русских и французских художников: Фаберже, Бенуа, Репин, Иванов, Матисс… Эрнест стал постоянным посетителем и галереи и художественного магазина «Аванцо». Посещения эти были источником вдохновения. Вместе с Лемерсье он развил лучшие традиции русской парфюмерии и «подхватил» ароматы, созданные Луи Буисом и Карлом Лемерсье, первыми парфюмерами при русском дворе. «Сбор ароматов», инновации, смелые союзы… В лаборатории, которую Лемерсье создал в 1898 году на Бутырке, у него было три студента, Эрнест был одним из них. В 1903 году Лемерсье открыл небольшую фабрику с сорока рабочими, филиал товарищества «Ралле», где у него было пространство для экспериментов. Эрнест присоединился к «Ралле» в 1898 году в качестве мастера по приготовлению мыла, но что касается создания ароматов, эту профессию он освоил под эгидой Лемерсье, тот открыл в нем талант парфюмера.

В 1907 году Эрнест выпустил свои первые духи. Вскоре последовали «Нильская лилия», «Признание», «Идеал», «Серебряный ландыш»… Его творения, успех которых увенчался «Букетом Наполеона», носили в Москве все слои общества – от самого простого купца до балерины и даже принцессы. Вместе с коробочкой с ароматом парфюмер дал им экзотическую мечту, утонченную, далекую, но одновременно доступную, потому что позаботился о том, чтобы внедрить в нее эту русскую ноту, способную покорить публику.

Тут вдруг Эрнест хмурится, тень омрачает его мысли. «Да, конечно, именно Лемерсье, как учителю и другу, но также и Эдуарду, моему брату, я обязан этими богатыми, радостными годами, наполненными творениями, свободой и личными достижениями». Эдуард был старше Эрнеста на девятнадцать лет, он был таким солнечным существом, и при этом так одарен в человеческих отношениях и бизнесе… Как же он скучает по нему! Эрнесту так хотелось разделить с братом день отъезда на войну, этот поворотный момент в своей жизни. Но, увы, Эдуарда больше нет. Прошло почти четыре года с тех пор, как он умер от грудной жабы, еще такой молодой – ему было всего сорок восемь лет. Между братьями рано установилась глубокая связь, старший быстро распознал чувствительность своего младшего брата, который, несмотря на свой юный возраст, интуитивно уже понимал, что он хочет творить, и Эдуард полностью разделял его художественные устремления. Он принял за привычку брать мальчика, сначала ребенком, потом подростком, на известные выставки, концерты… Эрнест был очарован старшим братом, и казалось, что он делился с ним всем и доверял так, как никому другому.

Эрнест помнит своего брата в мундире почетного генерального консула Румынии, с внушительными усами, светского человека, энергичного и задумчивого вида, слегка выпячивавшего торс, не из тщеславия, но ввиду положения, которое он занимал в обществе. Эдуард был мудрым бизнесменом, придерживавшимся принципа ограничения расходов, даже небольших, он основывал свой бизнес на честности, порядочности и строгой экономии, всегда проявляя реальную заботу об окружающих. Для Эдуарда коммерческий успех ничего не значил, если он не улучшал положение своих рабочих и сотрудников. Гордясь своим французским происхождением, при поддержке отца, который делал все возможное для укрепления франко-русской дружбы, Эдуард отличился всевозможными инициативами, как, например, организацией передвижной выставки, которая отправилась из Одессы вдоль берегов Черного моря, а затем и по Средиземноморью. Эдуард пошел по стопам своего отца Эдуарда-Ипполита и сделал замечательную карьеру.