Текст книги "Зеленый луч. Собрать мозаику"

Глава 4

В один из дней, когда я проснулась после дневного сна, боль в пояснице не давала покоя. Руки и ноги были обездвижены и расставлены в стороны, я не могла самостоятельно дотронуться до зудящего места, помассировать его, облегчить состояние.

В палате, к моему удивлению и досаде, никого не оказалось. Боль становилась невыносимей и постепенно стала распространяться на все тело. В отчаянии я позвала сестру Таисию, но голос прозвучал глухо, никто меня не услышал.

Иногда казалось, что я и боль – одно целое, и никогда в моей жизни не было времени без боли: острой, тупой, поясничной, головной, плечевой… Я привыкла к ней, но временами терпеть становилось сложно. Как сейчас, например.

Я позвала охранников, но те не отозвались и не заглянули в палату. Чтобы хоть как-то отвлечься, я попыталась вспомнить и разложить по полочкам все, что узнала о себе за последние дни от атера Кирстана и сестры Таисии.

Итак, я – лера Лорианна Тубертон, подданная Тангрии. В девичестве – лера Стенфилд. Вероятно, вышла замуж за тангрийского аристократа Тубертона, судя по изменению в имени.

Три года я училась в Марилии в Столичной академии магии, где якобы познакомилась и подружилась с атером Кирстаном Стефановичем, подданным этой империи. Его дядя, как выяснилось недавно, целый военный министр Марилии.

Странно. Потому что тогда желание марилийца помочь выглядит вдвойне подозрительным.

Так, потом буду удивляться и разбираться.

Дальше…

В академии я училась на мага земли. Атер Кирстан старше, учился на мага огня. Между нашими империями возник политический конфликт, мне пришлось уехать в Тангрию.

Со времени отъезда с Кирстаном мы не виделись, потому что всякое сообщение между империями запретили. Через некоторое время началась война.

Я вступила в военную группу зарданской армии Тангрийской империи. Всех членов группы называли зелеными лучами.

В плен марилийцам я сдалась добровольно по требованию военного командования Марилии, в частности генерала Мирадовича. Чтобы спасти город-крепость Зардан и его жителей от смерти.

Зачем понадобилась именно я?

Непонятно.

Казалось, атер Кирстан и сестра Таисия что-то знают, но умалчивают. Военная тайна? Поэтому не имеют права рассказывать?

Может быть.

В плену солдаты Марилии, особенно капитан Бейкалич, от имени которого я до сих пор вздрагиваю и сжимаюсь, надо мной издевались и пытали. В результате я потеряла память и теперь ничего не помню.

В наказание за военные преступления перед Марилией мне выжгли магию земли. Это подтверждает клеймо на лопатке. Я его не видела, но об этом говорят сестра Таисия и целители.

Звучит пугающе. Последнее означает – я больше не магиня.

Что военные Марилии пытались узнать?

Зачем изуродовали меня?

Потому что я молчала?

Теперь меня лечат в госпитале для военнопленных, чтобы я смогла вспомнить прошлое, выдержать допрос военного министра, а затем отработать на рудниках империи Марилия, чтобы выплатить долг за свои так называемые военные преступления.

Пожалуй, все.

Это я знаю со слов других людей.

Хотя нет, это не все. Атер Стефанович сообщил, что со мной столкнулся случайно, когда пришел с плановой проверкой в военный госпиталь в Туроне, завоеванном Марилией тангрийском городе. В военном министерстве Марилии он курировал вопросы по военнопленным.

И это еще не все. Он же сообщил, что у меня были родители, по крайней мере до войны в Марилии я жила вместе с матерью – графиней Ванессой Стенфилд. Отец оставался в Тангрии и писал нам письма. Братьев и сестер у меня не было. Еще была родная тетя, мамина сестра, подданная Марилии, у которой мы жили, пока я училась в САМИМ. Тетя занимала в академии должность профессора.

В палату, наконец, вошла сестра Таисия. Женщина хмурилась, о чем-то размышляя и с раздражением рассматривая документы, которые сжимала тонкими пальцами.

– Сестра Таисия, – еле слышно позвала я и с облегчением заметила, что та услышала меня. – Не могу. Терплю из последних сил.

– Пресветлая Богиня! Держитесь, лера Тубертон! Я сейчас! – заволновалась сестра милосердия. – Эти бюрократы надолго задержали меня, дорогая! Простите, что оставила без помощи. Сейчас сделаю укол и полегчает, бедняжка моя, – сочувственно добавила она.

Точными, быстрыми движениями женщина подготовила необходимое лекарство, достала шприц, наполнила его и уколола меня.

Боль сразу притупилась, я с благодарностью посмотрела на сестру, которая уже убирала за собой: выкинула шприц, убрала в шкафчик лекарство. И снова хмурилась.

– Что-то случилось? – поинтересовалась я и, в ответ на недоуменный взгляд, добавила: – Вы хмурились, когда вошли в палату, хмуритесь сейчас.

– Хмурилась? – криво улыбнулась сестра. – Еще бы не хмурилась! Эти солдафоны выводят меня из себя нелепыми требованиями! – возмущенно прошептала она. – От меня требуют невозможного, лера Тубертон! А я даже не магиня! Обычная сестра милосердия!

Женщина беспокойно заходила по палате, нервно заламывая руки.

– У меня репутация сестры милосердия, которая поднимает на ноги тяжелых пациентов, лера, – с затаенной гордостью произнесла сестра Таисия. – Уже двадцать лет я работаю в Межземельном ордене Трилистника. Наш орден занимается оказанием немагической целительской помощи любому человеку, попавшему в беду. По всему миру Вериус. Мы вне политики, дорогая лера. Все земли магического мира Вериус признают и уважают нас. Нашему ордену уже пятьсот лет. Меня поэтому и приставили к вам по просьбе господина Йовича. Он надеялся, что я быстро подниму вас на ноги.

Сестра остановилась и порывисто повернулась:

– Но, к сожалению, не в этот раз. – Она недовольно передернула плечами, потом горько усмехнулась. – Эти странные военные, наверное, решили, что я сама Пресветлая Богиня и одним прикосновением излечу вас, дорогая. Они не понимают, что без магической целительской магии то, что вы вообще очнулись, само по себе чудо. Если к вам вернется память, вы сможете встать на ноги – это будет из области невероятного. Я же просто человек. Без магии. Пусть и целительница. Я делаю все возможное, но вы слишком сильно пострадали.

Я могу ничего не вспомнить? Могу остаться обездвиженной… навсегда?

Увидев мое бледное испуганное лицо, сестра подошла, присела на стул.

– Не переживайте, дорогая. Вы обязательно выздоровеете и все вспомните. Вы уже на пути к выздоровлению. Нужно просто чуть больше времени. Вот только… – Она осеклась, тонкие губы недовольно скривились, в глазах мелькнуло отчаянье.

– Вот только? – переспросила я.

– Времени не дают, лера, – вздохнула она тяжело. – И еще… – Сестра пронзительно посмотрела на меня голубыми глазами с белесыми короткими ресницами. – Иногда лучше не знать о том, что когда-то причинило горе и боль. Если ваш мозг так упорно противится тому, чтобы вы вспомнили, значит, время не пришло. А может быть, будет к лучшему, если вы ничего не вспомните.

– Вы знаете, какая им нужна информация? – устало спросила я.

– Нет, могу только догадываться, – покачала головой сестра.

Я не отводила вопросительного и обеспокоенного взгляда.

– Это связано с деятельностью зеленых лучей, – тихо проговорила женщина, опасливо обернувшись на дверь. – Но что именно хотят от вас узнать, я не знаю.

Женщина порывисто встала и отошла к столу.

И вовремя.

В палату заглянул охранник. Посмотрел на меня, на сестру, изучающе обвел комнату внимательным взглядом и удалился.

Иногда, несколько раз в день, охранники, которых выставили около палаты, заглядывали и изучали обстановку. Я уже привыкла к этому. С ними было намного спокойней после того, как я узнала о нескольких покушениях на мою жизнь. О них в довольно грубой форме рассказал главный целитель госпиталя, поинтересовавшись в тот раз, есть ли у меня какие-то соображения на этот счет.

Тогда я задумалась. Кирстан рассказал немного о военной группе зеленых лучей. Многого он и сам не знал, но эта группа немало крови попортила военным Марилии. Выходит, я обладаю важной для них информацией.

Но какой?

И если я нужна военным Марилии, то кто и зачем хочет меня убить?

Атер Кирстан Стефанович отсутствовал несколько дней. Сестра Таисия рассказала, что марилиец на несколько дней уехал домой к жене и детям.

На какое-то время меня оставили в покое, я просто спала и ела. Ну, ела, конечно, громко сказано. Как всегда, сестра Таисия кормила с ложечки чем-то совершенно безвкусным, я послушно глотала.

Когда вернулся атер, то первым делом спросил, не забыла ли я его.

Я поймала себя на том, что рада видеть этого пока непонятного мужчину, и сказала, что не забыла.

Атер обрадовался, похоже, совершенно искренне, и торжественно заявил:

– Это большой успех! А я вспомнил еще кое-что, Лори. Могу же я так вас называть? Без всяких «лера»? Может, это имя поможет вспомнить что-то из прошлого.

Я невольно затаила дыхание, мужчина посмотрел очень пристально.

– Джейсон! – мягко произнес атер Кирстан незнакомое имя. – Я долго не мог вспомнить, но все же выудил это имя из воспоминаний. Джейсон – парень, которого вы любили и из-за которого уехали в Марилию. Аристократ из Тангрии. Учился в вашей Столичной академии магии. Ваш друг детства. Но полного имени и титула не помню.

– Уехала к нему? – тихим голосом уточнила, немного растерявшись от этой новости. Я любила парня по имени Джейсон?

– Нет, наоборот, вы сбежали от него, – взволнованно сообщил атер Кирстан. – Вы рассказывали, что уехали в Марилию, чтобы спрятаться от Джейсона. Собрать по кусочкам разбитое сердце.

– Пафосно звучит, – с сомнением произнесла, с недоверием рассматривая марилийского атера.

Он улыбнулся мне, как маленькому ребенку, и на миг я залюбовалась им, настолько он стал привлекательней, но тут же одернула себя: что за странные эмоции?

– Вы были невинным и добрым ребенком, наивной и доверчивой девчонкой. Именно это меня очаровало, мы подружились. И именно из-за несчастной любви ваша мама увезла вас в Марилию к тетке.

Я несколько раз мысленно повторила незнакомое и пока чужое для меня имя «Джейсон», с усердием попыталась вспомнить парня, которого так звали.

– Вы рассказывали, что он отказался от помолвки, о которой вы мечтали с детства, – тихо добавил атер Кирстан.

Некоторое время я с недоумением смотрела на него, а он – с ожиданием на меня.

– Ну же, Лори, вспоминайте: Джейсон, помолвка, разбитое сердце, Марилия, – четко выговаривая каждое слово, медленно, но настойчиво проговорил атер.

Я закрыла глаза. Голова разболелась, я поморщилась, но мужчина не оставлял меня в покое.

– Джейсон разбил ваше сердце, Лорианна, – упрямо повторял он. – На родине вы чуть не умерли от нервной болезни, поэтому вас увезли в Марилию зализывать раны и приходить в себя. Разрешили учиться в САМИМ, чтобы отвлечься от той ситуации. В Тангрии женщинам неохотно позволяют учиться в Академии магии, но ваш отец дал согласие, несмотря на то что раньше был противником учебы для женщин.

– Атер Стефанович, не давите на леру Тубертон, – вмешалась сестра Таисия. – Ей нельзя нервничать.

Я прокручивала в голове то, что услышала, и, когда уже хотела ответить, что ничего не могу вспомнить, смутное, еле уловимое воспоминание ожило в памяти.

Я замерла, боясь его вспугнуть. Раскрыла глаза и потрясенно посмотрела на застывшего напротив мужчину.

– Вы вспомнили? – тихо, будто боясь вспугнуть удачу, спросил он.

Я неуверенно кивнула, отводя взгляд, боясь сбиться с нужного настроя.

– Вы – молодец, Лорианна. У вас все получится, – услышала я ободряющее и взволнованное восклицание.

Я закрыла глаза, пытаясь ухватиться за оживающие, но все время ускользающие живые картинки прошлого. Атер Стефанович вышел из палаты, тихо прикрыв дверь.

Глава 5

Тангрия. Лето, 3196 год

Я совсем зеленая девчонка.

Бегу по лесу. На пределе возможностей. Ветер свистит в ушах, дыхание сбивается, в боку колет. Но я не останавливаюсь, не обращаю внимания на неудобные длинные юбки платья, на соскальзывающие туфельки. Перескакиваю через кочки, невысокие кусты, коряги. И чувствую себя счастливой.

Смех разносится по летнему лесу, вспугивает соек, которые взлетают вверх с пушистых ветвей деревьев и дальше сопровождают меня.

– Я люблю вас, птицы! – сумасшедший крик взрывает тишину леса. – Я люблю Джейсона!

Поднятые до бедер юбки открывают худые бледные ноги, их царапают колючие кусты ежевики, но мне все равно.

Я знаю этот лес. Все тропинки, кочки, веточки. Каждое дерево.

Могла одеться по-другому, тогда осталась бы неисцарапанной, но получила долгожданную записку от Джейсона. И бросилась на встречу в том, в чем была: в домашнем платье, в атласных туфельках, со сложной прической вместо обычной косы.

Даже без любимой лошади. О Молнии я вспомнила, когда пробежала четверть пути.

Последнее, конечно, было большой глупостью, но возвращаться я не захотела. Это же плохая примета. А плохие приметы мне не нужны. Только не сегодня.

Шпильки вылезли и упали, длинные волосы растрепались и развевались за спиной.

Что бы сказала мама, графиня Ванесса Стенфилд, увидев меня в таком виде?

Отбрасываю ненужные сейчас мысли и лечу навстречу счастью!

Наконец вылетаю из густых деревьев на поляну и вижу его. Он стоит спиной. У нашего озера. И пока не видит меня.

Солнце играет в светло-каштановых волнистых волосах. Джейсон Тубертон. Младший сын графа Тубертона.

Мой Джейсон.

Раньше друг детства.

Теперь… жених!

Наконец-то вернулся!

Несусь к нему. Сердце поет от счастья. Рада, что успела вовремя – к тому времени, которое указано в записке.

Джейсон начинает оборачиваться, но не успевает. Запрыгиваю на него, обнимаю руками и ногами, и он падает. Мы падаем. Кубарем катимся по траве прямо в озеро.

– Лори! – возмущенно вопит любимый.

Любимый?

Да! Друг. Любимый. Жених.

Мы выныриваем из ледяной воды, я смеюсь и отплевываюсь, потому что вода попала в рот, в нос, а Джейсон не смеется.

– Лори, ты рехнулась?!

Убираю мокрые волосы с лица, с улыбкой смотрю на перекошенное лицо Джейсона, который стоит по колено в воде.

– Здесь нет глухих! – щурюсь я.

– Зато есть ненормальные и несносные девчонки! – ворчит Джейсон. – Что ты творишь? Зачем на меня накинулась?

– Соскучилась! Безумно! – не обращая внимания на недовольство любимого, встаю на носочки и обнимаю его за шею, запрокидываю голову и заглядываю в глаза.

Какое-то время Джейсон молча сверлит меня гневным взглядом. Потом выбирается из воды вместе со мной, висящей на нем.

– Джейс, не будь букой, – надуваю губы. – Я не видела тебя девять проклятых месяцев! От тоски чуть не сошла с ума!

Исподлобья смотрю на сердитое лицо, по которому так сильно скучала, неожиданно для хмурого Джейса широко улыбаюсь. Я знаю, он не может долго сердиться на меня.

И вот… черты смягчаются, золотисто-карие глаза улыбаются.

– Лорианна, ты все такая же безголовая. Малявка моя, – с кривой улыбкой произносит Джейсон, затем аккуратно подхватывает меня на руки, крепко прижимает к себе и выносит из озера.

Счастливо болтаю ногами, обнимаю его за шею и не отрываю жадного взгляда.

Джейсон осторожно ставит меня на землю. Мы рассматриваем друг друга с любопытством и улыбаемся. Я – счастливо, он – снисходительно.

Приходится хорошенько задирать голову, чтобы рассмотреть лицо любимого – он стал очень высоким! Выше меня на целую голову!

Как же он изменился! Стройный, широкоплечий, каштановые вьющиеся волосы от воды еще больше закрутились, но светло-карие глаза с длинными темными ресницами смотрят на меня со знакомым прищуром.

Я испугалась, что могу лопнуть от счастья.

– Я не малявка! Два месяца назад мне исполнилось шестнадцать! – с возмущением заявляю. – Это первый день рождения, про который ты забыл! – тихо, с упреком добавляю.

– Прости, Лори. – У Джейсона виноватое выражение лица. – В академии столько всего происходит, что я правда забыл.

Делаю вид, что обиделась, и отворачиваюсь, хотя обида давным-давно прошла. Конечно, в день рождения я рыдала в подушку, но спустя время простила Джейсона.

Выжимаю длинные мокрые волосы, краем глаза наблюдаю за другом, ни минуты не желая терять его из вида. В отличие от волос Джейса мои совсем не вьются, они прямые, светло-русые, еще и отливают рыжиной. В общем, не такие красивые.

– Прости, Светлячок, – Джейсон называет меня детским прозвищем. – Я привез подарок и надеюсь, он тебе понравится.

Больше не могу притворяться и заливисто смеюсь:

– Неужели думаешь, что я могу на тебя злиться?! Я так соскучилась и рада, что ты приехал, что готова простить все-все!

Протягиваю ладошку, Джейс с благодарной улыбкой прячет ее в своих больших прохладных ладонях и улыбается.

– Абсолютно не умеешь притворяться и говоришь все, что думаешь. Ты самая добрая и искренняя девочка, – Джейсон произносит эти слова с непонятным сожалением.

Девочка? Я вообще-то уже девушка! И невеста!

– Зачем притворяться, Джейс? – удивляюсь я. – Мы всегда говорим друг другу правду. Всю жизнь. Незачем что-то менять.

– Да, всегда. Давай сушиться, – тяжело вздыхает Джейсон, улыбка сходит с его лица. – Можем замерзнуть. А потом поговорим.

Почему он скис? Столько поводов для радости!

Джейсон выпускает мою ладошку и раздевается. Оставшись в плавательных шортах, развешивает вещи на ветках деревьев.

Я тоже снимаю платье, остаюсь в одной сорочке, плотно прилипшей к телу. Платье и нижнюю юбку развешиваю рядом с одеждой Джейсона.

Украдкой, из-под опущенных ресниц, поглядываю на парня и удивляюсь, как сдержанно он себя держит. Мне тоже нужно успокоиться, а то веду себя как малолетняя девчонка, а не невеста. Вот Джейсон и называет меня соответственно.

Мы уселись на коврик, который принес и расстелил Джейс.

– С прошедшим днем рождения, Светлячок! – Джейсон протягивает небольшую коробочку, перевязанную шикарным сиреневым бантом.

– Спасибо! Но, прошу, хватит называть меня детским прозвищем. Я уже и родителей попросила об этом.

– Оно тебе подходит, – с мягкой улыбкой возражает он.

Передергиваю плечами, с нетерпением развязываю бант и открываю коробочку. В ней аккуратно сложенная шаль из тонкого голубого шифона. Прозрачная, невесомая и очень красивая.

Довольная подарком, я оборачиваю шаль вокруг шеи и вскидываю глаза на дарителя. Джейсон насмешливо усмехается, наверное, снова подумав, что я веду себя как ребенок. Я вздыхаю: тяжело меняться.

И думаю о том, что Джейсон подарил мне взрослый подарок. Раньше он дарил что-нибудь сделанное своими руками: вырезанные из дерева свистульки, шкатулки, украшения. Те подарки мне больше нравились, потому что Джейсон вкладывал в них частичку себя, но я промолчала – пора взрослеть.

Смотрю, как Джейсон достает из корзины, которую я чудом не перевернула, хлеб, сыр, огурцы, помидоры, бутылку кваса. Он раскладывает продукты, разливает квас по стаканам и делает бутерброды. И все это в торжественном молчании. Изредка Джейсон исподтишка бросает на меня взгляды, я улыбаюсь в ответ.

Наблюдаю, как аккуратно он нарезает помидоры, огурцы и сыр, как потом все это красиво раскладывает на хлеб. На пикнике у озера, которое находится на границе наших поместий, всегда Джейс ухаживает за мной.

Он приносит эту корзину и сам делает бутерброды. Это наша давняя традиция.

Наконец, Джейсон торжественно передает бутерброд, а я, не выдерживая, довольно хихикаю:

– Ты такой серьезный, как будто накрываешь стол для императрицы.

– Не для императрицы, а для друга, по которому соскучился, – с теплой улыбкой произносит Джейс.

Нехорошо кольнуло сердце: друга? Просто друга? Но… Как же?

– Я тоже соскучился, Лори. Честно говоря, только увидев тебя, понял, как мне тебя не хватало все эти месяцы. Ты такая живая, искренняя, жизнерадостная.

Джейсон нежно накрывает своей рукой мою, в которую вложил приготовленный бутерброд, слегка пожал кисть и отпустил.

– Интересно, как ты будешь себя вести, когда мы станем женихом и невестой? – с любопытством спрашиваю, с удовольствием откусывая бутерброд.

Прищурившись, вскидываю взгляд на Джейсона, хочу сказать, как же вкусно… и давлюсь от его заледеневшего лица. Кусок застревает в горле, и я кашляю. Джейсон стучит меня по спине и цедит недовольно:

– Большей глупости наши родители не могли придумать.

– Глупости? – изумленно переспрашиваю сквозь кашель.

Джейс хмурится и смотрит на озеро. Молча откусывает от бутерброда, зло и очень тщательно пережевывает.

– Почему ты не остановила их, Лори? – его тон холоден. – Не сказала, какой это бред?

– Бред? – глупо повторяю за Джейсом. От кашля я раскраснелась, и он не заметил, что от возмущения я вспыхиваю. – Мы всегда хотели с тобой пожениться! Всю жизнь!

Я ничего не понимаю.

Что происходит?!

– Мне исполнилось шестнадцать. Родители, как и обещали, решили устроить помолвку!

– Мы хотели пожениться с четырех лет, – скептически смотрит на меня Джейс. – Потом, когда тебе было десять, мы даже сыграли свадьбу и всем говорили, что мы муж и жена. Обменялись деревянными брачными браслетами, – он хмыкает насмешливо и обидно.

– Когда мне было двенадцать, а тебе четырнадцать, мы сделали надрезы на запястьях и поклялись перед лицом Пресветлой Богини Матери друг другу в вечной любви, – шепчу я, сжимая рукой запястье со шрамом.

Боюсь вдохнуть глубоко. Не хватает дыхания – предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого охватывает меня.

– Это было давно, Лори. Столько времени прошло. Мы были детьми. А они подумали, что у нас всерьез, – бурчит Джейсон без улыбки. Раздраженно. Недовольно.

– Конечно всерьез! – запальчиво кричу. – Ты… – Перехватывает дыхание от ужасной догадки. – Ты не хочешь… – запинаюсь, – нашей помолвки? Не хочешь жениться на мне? – ошарашенно смотрю на Джейса.

– А ты хочешь? По-настоящему? – Он резко поворачивается, заглядывает в глаза. – Ты действительно хочешь, чтобы мы поженились не по всяким детским несуразным обрядам, а по-взрослому, с подписанием договора или в храме Зардана?

Смотрю в родные глаза и думаю, что схожу с ума или мне снится кошмар. Но, к сожалению, я не сплю.

Что он говорит?

Зачем?

Может, если это не сон, у меня солнечный удар, я лежу в обмороке и мне все кажется? И это серьезное нахмуренное лицо, и эти ужасные слова? Иначе чем еще объяснить эти вопросы?

Разве Джейсон мог разлюбить? Это же невозможно! Может, он проверяет меня? Проверяет, хочу ли замуж за него сейчас, когда выросла?

Юношеское, но уже мужественное лицо напряжено, густые каштановые волосы в беспорядке, губы крепко сжаты. Он ждет ответа на вопрос с затаенным страхом, и я чувствую облегчение. Конечно же, Джейс проверяет меня, ведь мы так давно не виделись.

Ласково поправляю его волосы, кладу ладонь на щеку. Она не нежная, с пушком, как раньше. Джейсон уже бреется. Чувствую под пальцами еле показавшуюся щетину. Это ощущение такое непривычное, что на миг теряюсь. Мы действительно становимся взрослыми людьми, и пора ко всему подходить более серьезно.

– Конечно, я хочу, чтобы мы поженились по-настоящему, – говорю твердо, заглядывая в любимые глаза. – Ведь я люблю тебя больше жизни. Можешь никогда не сомневаться в этом. Я никогда не разлюблю тебя! – торжественно обещаю и замираю, ожидая реакции Джейсона.

Вот сейчас мой любимый счастливо улыбнется и скажет, что просто разыграл меня, проверял серьезность моих намерений. И поцелует.

Настоящее время

Я смотрела прямо перед собой, обескураженная пришедшими воспоминаниями. Сестра Таисия сидела за столом и что-то писала, полностью поглощенная своим занятием.

Эти воспоминания поразили меня.

Та молоденькая восторженная девочка – это я? Такая непосредственная и искренняя. Такая влюбленная…

Джейсон, выходит, разлюбил ее? То есть меня?

Но сейчас я – лера Тубертон. А он – Джейсон Тубертон. Значит, мы тогда поженились, помолвка тоже была? Или это случилось позже?

Марилиец рассказал, что я уехала в Марилию из-за разбитого сердца. Значит, в тот год помолвка не состоялась.

«Пресветлая Богиня, как же сложно!» – рассердилась я.

Голова разболелась, я прикрыла глаза и хотела поспать, но перед мысленным взором встало серьезное и неожиданно родное лицо Джейсона Тубертона.

Сердце защемило от непонятной тоски.

Тангрия. Лето, 3196 год

Я призналась Джейсу, что люблю его и хочу за него замуж, и затаила дыхание. Какое-то время он молчит, удивленно смотрит, как будто то, что я сказала, стало для него новостью.

Счастливым он не выглядит. В панике понимаю, что Джейсон ждал другого ответа.

Я теряюсь. Затем злюсь. Поднимаю запястье с грубым шрамом в форме креста. Он смотрит и хмурится.

Его запястье оказывается рядом с моим. На нем точно такой же шрам. Джейсон задумчиво смотрит на наши руки. Осторожно гладит пальцем мой шрам, очень нежно. Я закусываю губу, не отрывая испуганных глаз от его задумчивого лица.

– Мы тогда чуть не умерли. От потери крови. Два глупых ребенка, – в голосе Джейсона щемящая тоска, что мне абсолютно не нравится.

– Мы поженились по правилам древнего обряда перед лицом Пресветлой Богини и поклялись любить друг друга всю жизнь, скрепив клятву кровью, – шепчу я и несмело улыбаюсь. – И не такими детьми мы были, даже поцеловались. Мне было двенадцать, тебе – четырнадцать.

Джейс не отвечает на улыбку.

– Мы были детьми, Лори, – его голос звучит строго. – Это были детские игры: свадьбы, браслеты, порезы, клятвы – все несерьезно! И должно остаться в прошлом.

– Это был древний обряд с клятвами, – хмуро и упрямо возражаю. – Теперь мы связаны на всю жизнь.

– Чушь, – недовольно цедит сквозь зубы Джейс.

Я раздраженно передергиваю плечами.

– Да что с тобой такое?! – вскакиваю на ноги, сжимаю ладошки в кулаки. – Когда ты уезжал в академию, ты не был ребенком, и ты поцеловал меня во второй раз! – прижимаю пальцы к губам, вспоминаю тот день. Как его губы нежно прикоснулись к моим, задержались, а я смущенно отпрянула. – Это был самый счастливый день в моей жизни. Я обещала ждать тебя, и я ждала. Каждый день, каждый час. – Снова стали накатывать отчаяние и паника.

С отчаянием заглядываю в хмурые глаза:

– Сначала ты часто писал. Почти каждую неделю. Рассказывал об академии, о преподавателях, о новых друзьях, – отрывисто произношу я. – И я представляла и академию, и твоих преподавателей, и друзей. Казалось, я рядом с тобой. Потом письма стали приходить реже. Затем совсем перестали приходить. Я ждала их каждый день, Джейс. Бегала через лес к твоим родителям. Спрашивала, нет ли весточки. Я приезжала в столицу. Несколько раз. С мамой. Но мы не могли застать тебя. Я ждала тебя на зимние каникулы, но ты не приехал. Написал мне, что уехал к другу. Алану Бродли. Я даже имя его запомнила. Я его возненавидела! Я ждала, что ты хотя бы в конце каникул приедешь на пару дней, чтобы увидеться…

Вспоминаю переживания и опять проживаю те ужасные дни.

– На день рождения я тоже ждала тебя. Или письмо. Хоть какое-то сообщение! Но не дождалась, Джейс! – Я не могу сдержать нескольких слезинок.

Джейсон подается ко мне, но усилием воли сдерживается и отстраняется. Почему?! Почему ты не успокаиваешь меня?!

– Когда родители решили сыграть помолвку, я была очень счастлива. – Мои руки безвольно упали вдоль тела. – Я решила, что ты не забыл меня, так же любишь и хочешь жениться, а все остальное я просто напридумывала себе. Я была уверена, что это ты захотел помолвки и напомнил родителям об их обещании, – последние слова я шепчу уже еле слышно.

Джейсон резко отворачивается и поднимается на ноги.

– Лори, помолвка – идея родителей. Они даже письмо не написали мне. Я узнал о ней сегодня, когда приехал на каникулы. Сразу отправил тебе записку, чтобы поговорить. Прости, что не писал. Я не думал, что ты так ждала эти письма.

Последние слова Джейсон произносит с плохо скрытым раздражением, которое отзывается болью в сердце.

– Лори, я люблю тебя. Но как подругу детства. Как сестру. Я не планирую на тебе жениться.